Глава VIII

^{Вид внутри крепости Старой Ладоги. Современная фотография}

Люди, не оставившие после себя никаких письменных памятников или описаний истории своей жизни, называются первобытными или доисторическими. О жизни таких доисторических людей можно судить по разным вещественным остаткам их жизни. Первым и главным средством для существования их была охота. Неудобные природные условия или неудачные столкновения с врагами заставляли доисторических людей часто менять место, перекочевывать. На местах остановок или стоянок оставались после них всякие отбросы – то, что остается и теперь на месте жилья всякого рода людей. В этих остатках или отбросах можно найти кости животных, употребляемых в пищу людьми, жившими здесь, черепки их посуды, обломки разной домашней утвари, орудий, оружия. Заброшенные стоянки покрываются землей, зарастают травой или деревьями или заметаются песками. Вследствие разных изменений, происходящих на земле, образуются наслоения, пласты земли, которые изучают исследователи земли – геологи. При раскапывании земли находят остатки жилья первобытных людей, определяя приблизительное количество лет со времени их жизни здесь по слоям земли, определяют степень их культуры, т. е. степень их развития, умения, познаний. Люди, изучающие культуру доисторических людей или древних исторических по разным остаткам и памятникам их жизни, называются археологами.

При прорытии соединительных каналов около Ладожского озера, особенно нового Сясьского канала, обнаружились слои земли, которые заинтересовали и геологов, и археологов. В восьмидесятых годах XIX столетия профессор А. Иностранцев делал раскопки около этих каналов на южном побережье Ладожского озера и, по слоям земли и найденным отбросам и остаткам, дал вероятную картину растительности, какая могла быть здесь несколько тысяч лет назад, породы животных, живших здесь, и степени культуры людей, оставивших здесь следы своей жизни.

^{А.Н. Воронихин. Вид Старой Ладоги. 1794 г.}

По его словам, южное побережье Ладожского озера несколько тысяч лет назад было покрыто дремучими, преимущественно лиственными лесами и изобиловало болотами. В лесах было много крупных и мелких диких зверей и птиц, доставлявших жившему здесь человеку пищу и одежду. Но, судя по громадному количеству рыбных костей и чешуи, можно думать, что доисторический человек здешних мест, благодаря близости и обилию воды, был более рыболов, чем охотник. Можно предположить, что более мелкую рыбу люди ловили тогда при помощи оглушения, когда она скоплялась подо льдом зимой, или при помощи морд, сделанных из ивовых прутьев; но среди находок встречаются также и какие-то изделия из кости, напоминающие крючки удочек. Найден тяжелый, почерневший дубовый челнок, грубо выдолбленный из целого дерева. Но на таком челноке едва ли возможно было отплывать далеко от берега, потому рыба, вероятно, ловилась вблизи него. На охоту доисторический человек шел, вооруженный каменным или роговым топором, заостренным в виде копья и плотно насаженным на деревянную рукоятку, и навесив на себя точила, ножи и разные другие мелкие каменные или костяные принадлежности, тоже найденные на местах стоянок. При помощи такого вооружения он мог бить крупного зверя – быка, лося, оленя, кабана или медведя. С гарпуном он охотился на тюленей, о чем можно судить по найденному каменному предмету, очень похожему на гарпун, и по множеству костей тюленя. Охота на соболей, куниц, бобров и выдр требовала исключительной ловкости и осторожности. Надо думать, что этих мелких зверей приладожский житель убивал каменными стрелами и дротиками, которые тоже найдены среди остатков. Может быть, употреблялись и силки или капканы, но утверждать этого нельзя, за неимением доказательств в виде находок. Среди отбросов часто встречаются остатки зайцев, кости диких уток, гусей и т. п.

Во всяком случае по найденным отбросам разного съестного материала можно судить, что доисторический житель этой местности не голодал. Вероятно, он не знал хлеба, потому что земледелием начинают заниматься люди, стоящие на более высокой степени культуры. В описываемых здесь местах не было найдено никаких орудий или приспособлений, указывающих на земледелие. Но в мясе всякого рода местный житель того времени не имел недостатка. В виде лакомства он употреблял, вероятно, ягоды – малину, ежевику, костянику и морошку, а также и орехи – всего этого было здесь, по всем видимостям, много. Посуда, из которой ел человек этого времени, была сделана из глины, но очень неискусно, насколько можно судить по черепкам. Она не выдерживала сильного огня, из чего можно заключить, что пища пеклась как-нибудь на кострах или в земле, а, может быть, часть ели и сырой. Признаки огня замечаются на костях, на глиняной посуде и на некоторых частях лодки, – следовательно, люди того времени были уж знакомы с употреблением огня. Как добывали они огонь – неизвестно. Может быть, они высекали его из кремня, который был найден, хотя и в небольшом количестве. Трудно судить также, употребляли ли они соль в пище, так как ее нигде не найдено в этой местности. Они должны были получать ее из других мест, если имели какие-нибудь сношения с жителями других мест. Не найдено также и никаких остатков одежды, но, так как климат здесь должен был быть суровый, а зверей в окрестных лесах было много, то надо полагать, что жители носили теплые меховые шкуры, сшитые при помощи шил и игл из камня и кости. Найдены также и скребки для выскребывания шкур или заглаживания швов. Может быть, обыкновенной одеждой женщин и детей, живших в эти отдаленные от нас времена на побережье Ладожского озера, были меха, которые так ценятся нашими современными модницами. Соболи, куницы, бобры в изобилии водились в дремучих лесах, от которых теперь не осталось почти следа. Из домашних животных люди этой местности и этого времени пользовались, по-видимому, только собакой.

Все орудия, инструменты, оружие и простые украшения, найденные на местах стоянок этих людей, сделаны из камня, кости или дерева. Очевидно, жители описываемой местности в то время еще не знали металлов, т. е. принадлежали к тому раннему периоду человеческой культуры, который в науке принято называть «каменным веком».

Какого племени были доисторические люди ладожского побережья и откуда они пришли – совершенно теряется в отдаленности тысячелетий. Но уже в первом веке христианского летосчисления Тацит описывает диких жителей этих мест, которых он называет финнами. Он указывает на то, что у них еще не было железа, а стрелы и копья их были сделаны из заостренных камней или кости.

Жители южного побережья Ладожского озера, оставившие после себя многочисленные курганы – могилы, разбросанные по берегам рек, впадающих в озеро, относятся уж к гораздо более позднему времени, чем только что описанные люди каменного века. При исследовании этих курганов, относимых учеными к векам IX, X и XI, найдены уже изделия из железа, бронзы и других металлов. Найдены также признаки разных домашних животных, как лошади, свиньи, барана, собаки, курицы.

Археолог Н. Бранденбург исследовал эти курганы южного побережья Ладожского озера, занимающего уезд Новоладожский и часть Шлиссельбургского. В восточной части это побережье орошается реками Сясью, Воронегой, Пашей и Оятью. Некогда оно составляло часть Обонежской пятины Великого Новгорода. Здесь, по словам Бранденбурга, сохранились в разных местах следы древнего языческого населения, жившего между Волховом и рекой Оятью. До археологических раскопок местные жители считали курганы «военными батареями». Когда-то у реки Воронеги происходила битва ладожских жителей со шведами, предание о ней сохранилось в памяти жителей, и они назвали военными батареями прибрежные курганы. Но при раскопках в курганах оказались могилы, в которых, кроме человеческих костей, были обнаружены разные предметы жизненного обихода и оружие.

По внутренности одних курганов можно вывести заключение, что трупы сжигались при погребении, по внутренности других – что их зарывали прямо в землю. Отчего приблизительно в одно и то же время и в одной и той же местности происходила такая разница в погребении – объяснить невозможно. Нередко в могилах находят очаги с такими предметами и остатками, по которым можно предполагать, что здесь совершалась тризна или поминки. Глиняные горшки, железные котлы, сковороды и сковородники находят размещенными в каком-нибудь определенном порядке. Бывали случаи нахождения горшков, накрытых сковородами. В одном кургане на реке Паше найден, между прочим, котел так, как будто он висел над очагом; на нем была цепь и найден он был поверх возвышения из углей. В другом кургане был найден в таком же виде бронзовый котелок: здесь же находились кости животных. В могилах, где видно трупосожжение, находятся обыкновенно предметы вооружения, конского снаряжения, домашней утвари и разные украшения, очевидно также бывшие в пламени погребального костра. Бранденбург набрасывает такую вероятную картину погребения на основании содержания исследованных им курганов: «Вероятно, где-нибудь поблизости места, выбранного для возведения кургана, устраивался погребальный костер, на котором помещали труп покойника в полном вооружении и убранстве, с разными предметами его обстановки при жизни. Вместе с трупом помещались жертвенные животные или части их, по всей вероятности совершались и человеческие жертвоприношения. После сожжения все остатки тщательно собирались и переносились на место погребения. Здесь площадь, предназначенная для насыпки кургана, предварительно выжигалась или усыпалась пеплом от погребального костра, и на ней складывались кости; рядом с ними раскладывались разные предметы обихода и прикрывались берестой, или же кости помещались в глиняные сосуды. Затем совершалась тризна, для чего в середине будущей насыпи устраивался небольшой костер, под которым земля усыпалась крупным песком, и производилось приготовление пищи на железных сковородах, в котлах или горшках. По окончании тризны приступали к сооружению кургана. В заключение, вероятно, вся насыпь покрывалась свеженарезанным дерном».

^{Облик Георгиевской церкви в конце ХVII в. Реконструкция С.В. Лалазарова}

^{Георгиевская церковь. Фотография 1970-х гг.}

При обыкновенном погребении, кроме сожжения трупа, все обряды, вероятно, были такие же, как и при трупосожжении. Около скелетов также находят предметы обихода, оружие и разные украшения, остатки очага и тризны – котлы, сковороды, горшки, кости животных и часто железные лопаты. Все предметы, найденные в приладожских курганах, сделаны почти исключительно из железа и бронзы.

Остатков одежды находят мало, в редких случаях попадаются на скелетах обрывки из грубой или более тонкой материи. Остатков обуви не попадается никаких. Посреди разных инструментов попадается иногда железный кочедык – инструмент для плетения лаптей. Вместе с топорами, копьями, стрелами и разным другим оружием находятся украшения в виде бус, браслетов, подвесок, пряжек, застежек, пуговок, шейных гривен, колец ручных и височных, серег, разных видов привесок и других металлических украшений.

В виде привесок встречаются иногда игольники, ключи, уховертки и ложечки. Затем в большом количестве находятся бусы. В могилах с трупосожжением находят много рассыпанных бус, а в могилах с обыкновенным погребением находят целые ожерелья на скелетах. Бусы эти самой разнообразной формы и весьма разнообразного материала. Предметы обиходной жизни, находимые в могилах, тоже очень разнообразны; там встречаются: ножи, точильные бруски, огнива, замки, весы, гребни, ножницы и разные хозяйственные или рабочие инструменты. Древние язычники верили в загробную жизнь и снабжали уходившего туда всеми необходимыми для жизни предметами.

Бранденбург указывает на то, что все вещи, найденные в приладожских курганах, встречаются в описании быта древних финнов, которое мы находим в их рунах или преданиях, изложенных в виде поэмы, носящей название «Калевала».

В мифе (предании) о происхождении ехидны говорится, что пасть ее происходила из застежки, данной богиней Сюойятер. В другом мифе заяц, принеся известие о гибели девы Айно, говорит, что красавица исчезла вместе с бывшей на ней серебряной застежкой; в мифе о происхождении железа к последнему обращается кователь Ильмаринен со словами: «Станешь ты мечом для мужа и застежками для женщин»[3]. Также много можно встретить в «Калевале» указаний на пряжки, браслеты и разные другие украшения. Среди подвесок и украшений встречаются небольшие металлические изображения утки или гуся, которые, вероятно, имели значение талисманов. По финским преданиям, собранным в «Калевале», утке приписывается происхождение вселенной, так как из яйца утки вышли земля, небо, звезды и тучи. Слова «уточка», «курочка» служат у финнов ласкательными названиями. Один из героев «Калевалы», Ламмикейнен, похитив невесту на одном острове, прощаясь с последним, говорит:

Хозяйка севера, Лоухи, отдавая дочь кователю Ильмаринену, говорит:

Подвесок в виде конской головки также имел значение по финским преданиям. В одном месте «Калевалы» злобная Лоухи, похитив с неба солнце и месяц, говорит, что они не освободятся, пока она не выпустит их вместе с девятью конями. Кони изображались на гробницах и как бы означали душу усопшего и победу над смертью. Изображение конской головки считалось талисманом против всякого зла. Подвески в виде бронзовых ключей тоже имели значение талисманов. По преданию древних финнов, ключами обладал бог неба Укко. Все предметы домашней утвари и все оружие, найденные в курганах, встречаются в описаниях жизни финнов в «Калевале».

Переходя к курганам Волхова, Бранденбург отмечает различие их от курганов Приладожья. Здесь замечается, прежде всего, некоторая разница в похоронных обрядах. Трупы, очевидно, также сжигались, но остатки их складывались в особые сосуды – урны. Затем в насыпях замечается везде присутствие каменных груд или кладок, чего совершенно не встречается в курганах Приладожья. Подобные курганы исследовались археологами возле Новгорода, на реке Ловати, около Чернигова и в других местах, где исстари селились славяне. Волховские курганы Бранденбург считает тоже славянскими.

^{Церковь Святого Георгия. Подкупольная часть с росписями}

^{Лик ангела. Фреска Георгиевской церкви}

Разные иностранные монеты VI, VII и VIII веков, преимущественно восточные, найденные в курганах близ Старой Ладоги, подтверждают свидетельства о торговле, происходившей здесь еще в первые века христианства. Славяне и руссы, которые вели торговлю с восточными народами, были известны им с давних времен. Арабский писатель X века Ибн-Фодлан ездил в Болгарское царство, находившееся при впадении реки Камы в Волгу, встречался там с русскими купцами и описывал потом их обычаи. Обстановка, найденная при раскопках славянских курганов, согласуется с описанием обряда погребения у руссов, которое дал этот писатель. Трупосожжение было в обычае при погребении, но разные обряды, сопровождавшие сожжение, были в зависимости от общественного или материального положения покойника. Иначе хоронили бедного, чем богатого, иначе князя или начальника, чем простого смертного. «Бедному человеку делают у них небольшое судно, кладут туда труп и сжигают. Имущество богатого они собирают и разделяют на три части: треть дают семье, за треть кроят покойнику одежду и за треть покупают горячий напиток, который пьют, когда убивает себя одна из рабынь покойного и сжигается вместе со своим хозяином». Дальше Фодлан рассказывает подробно о погребении знатного русса, на котором он присутствовал. «Они опустили покойника в могилу на десять дней, закрыли могилу крышкой, а сами шили пока для него одежду. Затем семья покойного спросила его молодых рабынь и рабов, кто из них пожелает умереть вместе с ним. Согласившуюся рабыню поручили двум девушкам, которые должны были стеречь ее, всюду ходить за ней, всячески служить ей и даже мыть ей ноги. Родные в это время шили одежду и приготовляли все нужное. Девушка каждый день пила, пела, была весела и довольна. Когда настал день сожжения умершего и девушки, все отправились на реку, где стояло большое судно. Оно было уже вытащено на берег и стояло между четырьмя столбами, вбитыми в землю, а кругом столбов были расставлены фигуры, похожие на людей. Люди ходили взад и вперед и говорили слова, которых я не понял, а мертвец лежал вдали, в своей могиле, откуда его еще не вынимали. Потом принесли ложе, поставили его на ладью и покрыли ватными стеганными одеялами, греческой золотой паволокой и положили на нее подушку из той же материи. Все это расстилала старуха, которую руссы называют ангелом смерти. Она же распоряжалась шитьем платья и всеми приготовлениями, она же должна была убить рабыню. Когда пришли к могиле, то сняли землю с деревянной крыши, отняли прочь крышу и вынули покойника, завернутого в холстину, в которой он умер. От холода он весь почернел. Крепкий напиток, плоды и музыкальные инструменты, положенные с ним в могилу, теперь вынули. Мертвеца одели в штаны, сапоги, камзол и кафтан из золотой паволоки с золотыми пуговицами, надели на него шапку из золотой материи, опушенную соболем. Затем понесли в шатер, разбитый над ладьей, посадили на одеяло, подперли подушками, принесли крепкий напиток, плоды, пахучие травы и положили возле него. Здесь же положили хлеб, лук и мясо. Потом принесли собаку, разрубили ее на две части и бросили в ладью. Все оружие покойника разложили возле него. Привели двух лошадей и гоняли их до тех пор, пока они не измучились, тогда разрубили их своими мечами и куски бросили в ладью. Потом привели двух быков, которых также изрубили и бросили в ладью. Принесли еще курицу и петуха, зарезали их и бросили туда же. Было в пяток после обеда… Подняли девушку в ладью, но не пустили пока в раскинутый над покойником шатер. Пришли мужчины со щитами и палицами и поднесли ей чашу крепкого напитка. Она взяла чашу, запела над нею и потом выпила. «Этим, – сказал мне переводчик, – она прощается со своими ближними». Подали ей другую чашу; она взяла, держала ее и пела длинную песню. Но старуха торопила ее скорее выпить чашу и войти в шатер, где лежал ее господин. Девушка со страхом и нерешительно подошла к шатру. Но едва успела она просунуть туда голову, как старуха быстро втащила ее в шатер и сама вошла туда же. В ту же минуту мужчины начали бить палицами в щиты, чтобы не было слышно криков девушки и чтобы другие рабыни не испугались и не стали бы отказываться умирать со своими господами. Потом вошли в шатер шесть мужчин, положили девушку возле господина, двое из них схватили ее за руки, двое за ноги, а старуха, называемая ангелом смерти, обвила ей вокруг шеи веревку, конец которой дала мужчинам, чтобы они затягивали. Сама же она взяла большой ширококлинный кинжал и несколько раз вонзила его между ребер девушки, а мужчины тянули веревку, пока не задушили ее. Затем подошел ближайший родственник умершего, взял кусок дерева, зажег его и им поджег дрова, положенные под ладьей. Потом подошли все остальные люди, каждый подкладывал дрова и поджигал их. Наконец огонь охватил дрова, затем судно, палатку с мужчиной, девушкой и всеми находящимися в ней вещами. Подул ветер, пламя разгорелось и распространилось. Не прошло и часа, как судно, дрова и трупы превратились в пепел. После этого руссы сделали на месте, где стояло судно, что-то в роде круглого холма, вставили в середину дерево, на котором начертали имя усопшего, и удалились».