4. Командный состав должен быть из офицеров, которым вменяется право распределять между собою все командные должности.

5. Начальником гарнизона Усть-Хоперской станицы и прилежащих к ней хуторов (кроме Большого и Усть-Клинового) назначается войсковой старшина Голубинцев; начальником штаба гарнизона подпоручик Иванов и комендантом гарнизона прапорщик Щелконогов, которые пользуются правами согласно правил старого устава о военной службе.

6. Лица, уклоняющиеся по неуважительным причинам идти с восставшим населением на защиту интересов, а также за отлучку и побег после объявления мобилизации, подвергаются наказанию вплоть до смертной казни.

Подписал: Председатель Никуличев

Товарищ Председателя И. Багров

Секретарь Токарев».

Ответственное решение, таким образом, было вынесено и от слов необходимо было перейти к делу. Первое и самое важное, что было сделано в этом направлении, это то, что на местный телеграф был поставлен контроль, дабы оттуда не могли дать сведений в Усть-Медведицу о положении на местах. Сейчас же в здание станичного правления были приглашены офицеры, которые были ознакомлены с решением съезда советов и приглашены руководить народным движением. Тут же, часа через полтора-два, были сформированы конные разъезды из добровольцев и высланы по дорогам, ведущим к Усть-Медведице. Ознакомившись с положением дела, г.г. офицеры отправились на совещание, результатом которого явился приказ:

«Приказ

по гарнизону станицы Усть-Хоперской

25 апреля 1918 года

№ 1

1. Сего числа, согласно постановлению станичного схода, я принял на себя обязанности начальника гарнизона ст. Усть-Хоперской.

2. Приказываю подпоручику Иванову вступить в исполнение обязанностей начальника штаба гарнизона.

3. Поручику Пархоменко принять командование формируемой пешей сотней.

4. Прапорщик Русак назначается младшим офицером в пешую сотню.

5. Прапорщику Щелконогову вступить в исполнение обязанностей коменданта станицы Усть-Хоперской.

6. В состав гарнизона ст. Усть-Хоперской входят хутора Рыбный, Избушный, Бобровский и Зимовный, которым мобилизоваться сегодня в ст. Усть-Хоперской. Остальным хуторам станицы завтра, 26 апреля, к пяти часам вечера прибыть для мобилизации на хутор Большой Усть-Хоперской станицы.

7. Сотника Красноглазова назначаю командиром формируемой конной сотни.

8. Хорунжий Говорухин и прапорщик Наумов назначаются младшими офицерами в конную сотню.

9. Зауряд-прапорщика Красноглазова назначаю комендантом местной почтово-телеграфной конторы.

10. Зауряд-военному чиновнику Щеголакову состоять в распоряжении начальника штаба.

Начальник гарнизона

Войсковой старшина Голубинцев

Начальник штаба подпоручик Иванов».

Таким образом, народное движение получило первичную форму, первичный зародыш, из которого должна была развиться мощная, истинно народная организация, отстаивающая свои права, свою жизнь, свою свободу. Необходимо было дать полную возможность этому зародышу развиться, свободно работать вне опасности и вне влияния вредного элемента, зараженного духом преступно-безумного большевизма. Важно было, находясь под рукой противника, расположившегося в Усть-Медведице, наскоро создать прочную гарантию для успешного проведения мобилизации. Это было достигнуто. Временный контроль с почты был снят и заменен постоянной комендатурой. Начальник почтово-телеграфной конторы был арестован и отрешен от должности, которую занял почтово-телеграфный чиновник Гаврилов. По постановлению схода были арестованы вожаки местной «пролетарщины», среди которых был и почтальон. Между 4 и 5 часами уже были организованы конные разъезды и пешие посты, которые к этому времени исполняли возложенные на них задачи, и уже к вечеру результаты этой работы сказались в том, что в Усть-Хоперскую были доставлены перебежчики, несшие в противный лагерь донесения о событиях, происходящих в станице. Но пойманы были не все, некоторым из них, явно уличенным и уже открытым, Куликову Ефиму (лет 17–18) и Даниилу (по-житейски Долька) Романову (лет 19–20) удалось добраться до Усть-Медведицы и ударить челом всесильному в то время Миронову, офицеру с темным и преступным прошлым, беспринципному честолюбцу. Подобное паломничество было предпринято и еще кое-кем из местных жителей, среди которых были даже и женщины.

Между тем формирование сотен происходило ускоренным темпом и указанные выше перебежчики дали Миронову сведения о численности уже сформированных к этому времени частей. Из перехваченной телеграммы видно, что противник имел сравнительно точные сведения о численности нашего отряда:

«У аппарата товарищ Горячих и член окружного Исполнительного комитета Блинов».

«Сегодня из Усть-Хоперской прибегли два беженца, которые передали следующее: подполковник Голубинцев мобилизует от 17 до 50 лет, кто не желает, тех заставляет силою оружия, даже и крестьян, пехоту и конницу. Пехоты в первый день уже набрали 150 человек и конницы 100 коней, но пока что оружия у них очень мало. В Вешинскую они послали делегацию за пушками. Есть сведения, что у них в Вешинской… орудий, посты их высланы в 12 верстах от Усть-Медведицкой и кроме этих постов заняты хутора Большой, Царица и хутор Каледин, где арестовали двух делегатов Чернышевской волости, которые везли двадцать…»

Для ограждения мобилизации от всяких случайностей и для более планомерной организации отдельных боевых частей по юрту станицы Усть-Хоперской были назначены два главных сборных пункта: один из них станица Усть-Хоперская, к которой отнесены были хутора Рыбинский, Избушный, Бобровский и Зимовной; другой – хутор Большой, куда должны были отойти остальные хутора станицы. В первый же день стали поступать и донесения от разъездов со сведениями о противнике. Первое донесение поступило от прапорщика Наумова, начальника разъезда № 2, направленного в сторону Усть-Медведицы:

«Разъезд № 2. 9 час. 25 мин. вечера. Хут. Кузнечиков. Начальнику гарнизона ст. Усть-Хоперской.

Доношу, что разъезд № 2 прибыл благополучно на хут. Кузнечиков. Переправа находится на хут. Шемякином, куда послано за ней 7 человек привести сюда. Хуторской председатель хут. Рыбного распорядился выслать 8 человек для охраны берега и 8 на дорогу. Мне донесено, что этим разъездом задержаны подозрительные лица, стремившиеся переправиться на лодке через Дон. По частным сведениям, партии большевиков переправляются обратно из Усть-Медведицы. Кроме того, сообщено, что какой-то Степка Рябой, видимо Степан Федоров Андреев (Буза), отправился на Усть-Медведицу. Желательно узнать, дома ли он.

Начальник разъезда прапорщик Наумов».

Самое живейшее участие в организации отрядов принял хутор Рыбный, жители которого без разговоров, как один человек, примкнули к народному движению.

Хутор Избушный несколько медлил под влиянием агитации подхорунжего Кривова, отдавшего дань большевизму.

Организация отрядов в хуторе Бобровском тормозилась разложившейся частью населения под непосредственным руководством матроса Анфиногенова, у которого на хуторе было очень много родственников из иногороднего и казачьего сословия; но как бы то ни было сильное чувство, бодрый дух и сознание правоты своего дела со стороны здорового элемента взяли верх и упрямое до бессмысленности тяготение к большевизму в первый же день было сломлено, инертное отношение многих к происходившим и происходящим событиям разрушено и еле заметное раньше чувство великой и неотвратимой необходимости стало получать все более и более реальные формы. Чувствовалось беспомощное бессилие одних, преимущественно разделяющих платформу советской власти, их жалкая, недоумевающая растерянность, раскаяние прозревших «блудных сынов», возвратившихся с фронта, лихорадочность действий ставших у аппарата налаживания организации и яркое, красочное спокойствие стариков, озаренное светлой, яркой и радостной надеждой на успех в предпринятом деле.

Везде и всюду витала эта надежда, эта радость начала воскресения, и только она одна окрыляла восставший народ и заставляла почти совершенно безоружной части совершить великий подвиг изгнания торгующих совестью из пределов родных полей.

А недостаток вооружения был поразительный: существовали сотни, в которых к моменту выступления насчитывалось по 12 винтовок; пешие же части были совершенно безоружны. О средствах же, необходимых для приобретения довольствия и фуража, и думать было нечего.

Эта надежда, эта тихая радость и тут совершила чудо, после которого положение стало совершенно определенным.

Начальником гарнизона станицы Усть-Хоперской было выпущено следующее:

«Воззвание к Вольным хуторам и станицам Тихого Дона

Ударил час. Загудел призывный колокол, и Тихий Дон, защищая свою волю и благосостояние, поднялся как один человек против обманщиков, угнетателей, грабителей мирного населения.

Отцы и братья казаки, в тяжелое время, в грозный час жизни ушедшие на защиту Ваших интересов, да не будут оставлены Вами!

Ваш долг и Ваша прямая обязанность накормить бойцов, сражающихся за Ваши и народные интересы, охраняющих тяжелым трудом добытое Вами добро.

Не пожалейте капли хлеба и провианта, дабы не отдать потом моря Вашего добра, ибо придет хам, а он уже близок, и от цветущих хуторов и станиц останется один пепел.

Стоя на страже сражающихся за Вас, приказываю каждому хутору, каждому поселению, впредь до особого распоряжения, наладить на первый случай своими средствами, на своих подводах подвоз и доставку провианта и фуража к частям, мобилизованным из этих поселений.

Помните – спорить не время. Каждая минута дорога. Дружно все, как один.

За Тихий Дон!

За Казачью Волю!

Начальник гарнизона ст. Усть-Хоперской

Войсковой старшина Голубинцев

Начальник штаба подпоручик Иванов».

Это воззвание среди населения встретило в высшей степени теплый прием. Помогали все, кто чем мог и как мог.

26 апреля, в 6 часов утра на имя начальника гарнизона станицы Усть-Хоперской было получено в штабе следующее донесение:

«Разъезд № 2. 4 часа 35 минут утра, х. Кузнечики

Н-ку гарнизона ст. Усть-Хоперской

Доношу, что ночь прошла благополучно. Паром доставлен сюда на хутор. При высылке разъезда № 1 желательно снабжать казаков сеном, т. к. приходится быть в чистом поле. Настроение жителей к нам сочувственное, и, по словам хуторского председателя, хуторской сбор выразил вчера готовность защищать казачество.

Начальник разъезда прапорщик Наумов».

Вскоре была сформирована и конная сотня, командир которой, сотник Красноглазов, получил уже предписание выступить на хутор Рыбный, отправив разъезды дальше в сторону Усть-Медведицы. Одновременно с этим по хуторам ст. Усть-Хоперской и некоторым хуторам ст. Усть-Медведицкой были разосланы воззвания, копии которых приводятся ниже:

«Воззвание

Отцы и братья казаки!

Пришел час решить судьбу Тихого Дона! Ваше счастье в Ваших руках. Казачья доблесть требует от Вас только одного призыва, одного клича:

“К оружию!”

Не дожидайтесь особых приглашений. Поднимайтесь все, как один человек, в единой воле, в едином желании победить или умереть!

Ибо теперь наша жизнь – наша победа!

Наши Мироновы – наша смерть!

Пусть погибнет один предатель с кучкой своих подлых приверженцев, дав право на жизнь и на лучшее будущее сотням тысяч лучших людей!

Казаки, помните о Миронове!

Помните о человеке, за чечевичную похлебку продавшим Дон и наводнившим его разнузданными бандами красногвардейцев.

Казаки, помните Чистяковку, помните оружие, посылаемое для подкрепления ее в тыл Вам!

Не забывайте “Иуд Искариотских”, предавших Вас на разграбление. Оплевавших и опоганивших Тихий Дон. С первых же дней революции положивших на Вас пятно изменников. Связавших Вас по рукам и по ногам. Обезоруживших Ваших сыновей и братьев для более легкой расправы с Вами.

Казаки, помните о Мироновцах.

Воскресите былую доблесть Донцов.

Начальник гарнизона ст. Усть-Хоперской

Войсковой старшина Голубинцев

Начальник штаба подпоручик Иванов».

Второе воззвание всем хуторам, советам и казакам хуторов гласило:

«Казаки, в трудное время недорода на ваших полях каждый день дает нашему округу все новые и новые шайки пьяных разнузданных красногвардейцев, проедающих ваши народные деньги, ваши трудовые гроши.

Ваших сыновей и братьев обезоружили и устранили от охраны Родного края, родных очагов, чтобы дать смертоносное оружие пришлым бандам хищников, призванных для установления порядка и уклада жизни у нас на Дону.

Помните, ответственное решение принято. Все как один человек сплотимся в едином порыве, в едином желании добыть похищенную у нас волю и право распоряжаться самим собою.

Боритесь за идеал свободы своей всеми средствами, какие найдутся в вашем распоряжении. Ни одного фунта хлеба, мяса, пшена грабителям красногвардейцам. Ни одной капли провианта для красногвардейских банд, ни одного сведения, ни одного слова доноса в вражеский стан.

Дружно и с Богом вперед!

Казаки, прошлая доблесть зовет Вас исполнить свой долг до конца.

С нами рука об руку идут Верхне-Донской, Первый и Второй Донские, Черкасский, Сальский и все низовье Дона.

Начальник отряда ст. Усть-Хоперской

Войсковой старшина Голубинцев

Начальник штаба подпоручик Иванов».

26 апреля начали поступать различные донесения, просьбы и постановления хуторских обществ, которые показывали, что и на хуторах началась лихорадочная работа по организации движения.

Председатель хутора Бобровского просил начальника гарнизона ст. Усть-Хоперской о разрешении выставить охрану вверенного ему хутора из переписей старого возраста, мобилизованных в хуторе. Охрана должна состоять из людей честных и стойко охраняющих интересы казачества, причем все подозрительное должно быть отставлено и отстранено от несения этой ответственной службы.

Хуторское общество хутора Девяткина прислало следующее постановление, которое отчасти показалось странноватым ввиду того обстоятельства, что смысл его походил несколько на занимательное постановление присяжных заседателей, сводящееся к форме: «не виновен, но не заслуживает снисхождения».

Девяткинцы оказались в этом постановлении отчаянными службистами и исполнителями постановления съезда советов в ст. Усть-Хоперской: они звонко забряцали мобилизационным оружием, угрожая «грабительским бандам» отказом в снисхождении, но все же отдали известную дань и некоторым образом «делегации». Привожу копию этого постановления:

«Постановление

Мы, казаки хутора Девяткина, на общем собрании 8 сего мая, выслушав доклад председателя нашего хутора Анфима Герасимова Милашева и постановление станичного сбора от сего числа № 144 о немедленной мобилизации всех казаков и лиц иногороднего ведомства от 17 до 50 лет для защиты казачьих интересов, постановили: согласно постановлению приступить к мобилизации, но так как много получено особенно тревожных сведений о нападении каких-то грабительских партий на окрестные населения наших казачьих хуторов, а в особенности о событиях в хуторе Шемякином и Чистяковской волости, послать делегатов в названный хутор и не выступать впредь до тех пор, пока не возвратятся делегаты и не осветят нас подробно о предстоящих опасностях.

Председатель собрания Милашев».

По-видимому, пресловутые делегации не вышли еще из моды на хуторе Девяткином, и, вероятно, всякие, хотя бы и спешные, дела и вопросы разрешались словами: «так что, нельзя ли делегацию», аргументом которому в числе многих других за время «великих свобод» научились фронтовики.

Совсем иной характер носило постановление, вынесенное хуторским обществом хутора Тюковного. Освободительное движение, начавшееся в станице Усть-Хоперской, было единодушно поддержано тюковновцами. Они писали:

«Постановление

Общее собрание хутора Тюковновского под председательством хуторского атамана Иллариона Крючкова постановило:

1. Сейчас же мобилизовать всех казаков и иногородних лиц от 20 до 50 лет для защиты казачьих интересов и родного края от вторжения в пределы области Красной армии и гвардии, которая уничтожает и истребляет жилища и хозяйство казаков.

2. Завтра же, 26 апреля, выступить на сборный пункт в х. Большой в распоряжение начальника гарнизона, войскового старшины Голубинцева.

3. Все казаки, имеющие собственных лошадей, должны явиться на сборный пункт конными, в полном обмундировании, снаряжении и вооружении, у кого таковое имеется, как холодное, так и огнестрельное.

4. Пешие также должны явиться в тот же сборный пункт в полном обмундировании и вооружении.

5. Причем все казаки должны иметь провиант на три дня.

6. Хутор должен выслать при выступающем отряде три повозки, причем при них должно находиться по одному казаку.

7. Все подлежащие мобилизации казаки и иногородние должны без всякого сопротивления вступить в ряды. Лица же, не подчиняющиеся настоящему постановлению, должны быть объявлены изменниками и предателями и немедленно изгнаны из пределов Донской области.

8. В случае же появления дезертиров из нашего хуторского отряда подобные должны быть немедленно убиты как предатели.

Настоящее постановление утверждаем нашими подписями

Тюковновский хуторской атаман Крючков

Граждане хутора – следуют подписи».

Постановление общества хутора Еланского носило не такой страстный характер. Оно отличалось наиболее спокойным, деловитым и даже хозяйственным отпечатком в вопросе проведения мобилизации для защиты своих интересов. Не забыт был даже пастух Плешаков, которого общество освободило от призыва по мобилизации. Еланцы писали:

«Общее собрание граждан хутора Еланского, в своем полном собрании от 26 апреля 1918 года, обсудив тяжелое положение родного края и согласуясь с постановлением хут. Горбатова, решило постановить следующее:

1. По обнаружившейся уже опасности решило немедленно принять меры к пресечению этой опасности в корне.

2. Немедленно же мобилизовать всех годных носить оружие с 17-летнего возраста до 55 лет. Причем постановили: а) уклоняющиеся от мобилизации подлежат смертной казни; б) за утайку оружия и вообще боевых припасов подлежат штрафу в 500 рублей и 50 розгам.

3. Командование нашей армией подлежит чисто офицерскому составу.

4. Собрание порешило оставить при хуторе пастуха Сергея Михайловича Плешакова.

Настоящее постановление общества хутора Еланского единогласно принято.

Председатель хут. совета Растегаев

Секретарь Василий Дубровин».

В то же самое время и Усть-Медведицкий совет не оставлял Усть-Хоперской станицы без своего благосклонного внимания. Как бы невзначай и между прочим, в станице было получено высшей степени красноречивое предупреждение. Привожу его здесь, не меняя орфографии:

«Предупреждение

Я Командующий 1-ой Донской Революционной Армией, прибывши в Усть-Медведицу с целью разогнать контрреволюционные банды, в виду того что эти банды ушли в сторону, временно уезжая на ст. Себряково для регистрации оружия.

Предупреждаю всех граждан что если за время моего отсутствия будут прибывать Агитаторы белой гвардии и население будет их поддерживать, а не предавать советской власти, представляя такими действиями возможность контрреволюции поднять голову, то я двину всю свою 120 000 армию и не оставлю здесь камня на камне.

Командующий

1-й Донской Революционной Армией Горячих.

Адъютант Иван Барицков.

1918 года, мая 8 дня н. с.

Усть-Медведица

№ 1415».

Усть-хоперцы остались очень довольны вышеприведенным предупреждением, тем более что последнее ясно говорило как о целях посещения товарищем Горячих Усть-Медведицкого округа, так и о причинах его поспешного отъезда в Себряково. Как ни горяч был товарищ Горячих, все же в раскаленном воздухе юрта ст. Усть-Хоперской он не мог надолго акклиматизироваться, хотя на известную часть нашего населения и сумел навести известное настроение.

Пошли толки о том, что в Усть-Медведицу переправилось более 500 человек социальной пехоты, вооруженной от пят до зубов, что уже к переправе подошли части двух кавалерийских полков, движущихся в подкрепление пешим красногвардейцам, что уже на Березках установлены пушки, готовые привести в чувство опьяневших стариков и контрреволюционеров станицы Усть-Хоперской. Охали, вздыхали, что дело уже пропало, что все мы погибли и т. д. и т. д.

Между тем Усть-Медведицкий Исполнительный комитет во главе с социал-гражданином из мордобойц Мироновым, введенный в курс событий, совершающихся в Усть-Хопре, подкрепил предупреждение товарища Горячих обещанием порадовать усть-хоперцев присылкой в станицу карательного отряда 26 апреля к 9 часам вечера. Это любезное обещание было передано по телеграфу в форме разговора гражданина Миронова с председателем совета Ф. Никуличевым.

Милую беседу привожу ниже. Вызванный к аппарату Никуличев говорит Усть-Медведице:

– Председатель Никуличев.

– Я военный комиссар Миронов. Я приехать не мог, ибо получил вашу записку вчера в 2 часа дня. Нет ли чего интересного и неприятного у вас в станице или хуторах?

Никуличев: Все спокойно, интересного неприятного пока нет.

Миронов: Что делает в вашей станице полковник Голубинцев?

Никуличев: На съезде советов его съезд просил организовать самозащиту от хулиганов, идущих под флагом Красной армии.

Миронов: С которой стороны и откуда они ждут этих хулиганов?

Никуличев: С верховьев Дона.

Миронов: За что арестованы четыре человека?

Никуличев: По случаю недоверия населения.

Миронов: Кто именно арестован?

Никуличев: Я сейчас сведения не могу дать. Когда узнаю фамилии, тогда сообщу.

Миронов: Чем заслужили эти люди недоверие у населения?

Никуличев: Арестованы они для спасения их жизни.

Миронов: Сейчас у нас есть беглецы из проходивших через вашу станицу и говорят другое – то, что у вас есть сейчас. Большинство членов Окружного совета у аппарата, предлагаем арестованных выслать сюда и вместе с ними выслать делегацию от станицы и от сформированного Голубинцевым отряда для переговоров к девяти часам вечера сегодня. Если это не будет исполнено, все последствия ложатся на товарища Никуличева и его соучастников.

Никуличев: Арестованы они народом и без разрешения съезда выслать их не могу.

Миронов: Без разговоров выслать арестованных и делегацию. За спину народа не прятаться, так делает сволочь в кавычках, о которой вы не писали.

Никуличев: Я за спину народа не прячусь, а исполняю его волю.

Миронов: Мы, члены Окружного совета, по воле того же народа просим исполнить нашу просьбу, чтобы не пролить крови того же народа.

Никуличев: Мы крови проливать не думаем.

Миронов: Категорически предлагаю исполнить, что сказано, в противном случае силою оружия заставлю исполнить. Просим не прикрываться флагом красноармейцев, пронося свой партизанский.

Никуличев: Посягательств на советскую власть нет и партизан никаких нет. Я состою председателем, и все члены на местах.

Миронов: Так требования исполнить к девяти часам. С появлением карательного отряда в Усть-Хоперской оружие сдать без выстрела. Если это будет сделано, то совет поверит вам. Помните, что вся ответственность ложится на вас. До свиданья…

В момент ведения переговоров станица Усть-Хоперская располагала следующими силами: двумя пешими сотнями, сбитыми наспех из людей самого разнокалиберного состава, и одной конной сотней.

Пешие сотни были совершенно безоружны, одна из них, сотня прапорщика Русака, была даже отпущена на дом, в хутора Бобровский и Зимовновский. О вооружении конной сотни также долго говорить не приходится. Словом, если бы карательному отряду действительно вздумалось оказать честь станице Усть-Хоперской своим посещением, то винтовкам, бомбам и пулеметам красногвардейцев станица могла бы противопоставить около сотни шашек, пять-шесть пик и 20–30 винтовок, среди которых видное место занимали обыкновенные охотничьи ружья. При таком положении дел перспектива борьбы с красными не могла обещать каких-либо положительных результатов, тем более что скомплектованные сотни в большом количестве были составлены из элемента, склонного к ведению войны митингами и делегациями.

Ни один час 26 апреля не обходился без митинга, ни одно приказание не исполнялось без долгих разговоров, особенно пешими сотнями. Временами казалось, что игру в освобождение от советской власти, затеянную 25 апреля, ожидает судьба мыльного пузыря, который под влиянием известных причин быстро принимает определенную форму, сохраняющуюся до известного предела… Как скоро наступит предел, за которым могла разразиться катастрофа, никто предугадать не мог. Но с каждым часом настроение делалось все более и более тревожным, элемент, социализирующий до большевизма, все выше и выше поднимал голову, становился все более и более задорным, но все же до решительных действий с этой стороны было еще далеко и усть-хоперские большевики пока еще держались более или менее прилично, так как вчерашний подъем заставлял их работать за углами и не выступать открыто. Росту тревожного настроения способствовал факт задержания усть-медведицких мясников, которые приехали в Усть-Хоперскую для заготовки мяса.

Мясники говорили, что на 27 апреля им заказано доставить мяса на 1000 человек. Местное население нервничало, и эта нервность передавалась штабу, который решил, в случае невозможности задержать противника перед Усть-Хоперской, отступать с отрядом по дороге на хутор Большой, где шло формирование отрядов двадцати пяти хуторов ст. Усть-Хоперской.

Мелкий упорный дождь, похожий на осенний, еще усиливал тревожность настроения. Пришлось пережить несколько тревожных часов. Осведомленный о положении станицы войсковой старшина Голубинцев в 6 часов 20 минут вечера писал подпоручику Иванову:

«Завтра утром прибываю с хорошо вооруженным конным отрядом. Получил сведения, что у Миронова 46 человек конницы, пехота вся ушла. Миронов врет, примите меры на всякий случай. Отряд формирую из отборных людей – не беспокойтесь.

Делегаций никаких не принимайте. Переговоры будем вести тогда, когда ни одной красной сволочи не будет в Усть-Медведице. Население поголовно восстало. Прибыли отряды (подъесаула Шурупова) из-под Чистяковки. Отбито оружие и 400 голов скота. Арестованных ни в коем случае не выпускать. Казаки горят желанием идти на Усть-Медведицу.

Войсковой старшина Голубинцев.

Казаки, прибывшие из-за Дона, говорят, что красная гвардия бежит, бросая оружие. Делегаций не посылать».

После вышеприведенного сообщения командиры конной и пешей сотен были осведомлены о положении Усть-Медведицы и получили предписание держаться до последней возможности.

Часов в 10 вечера штаб станицы Усть-Хоперской читал следующее:

«Часа через 2–3 прибудет в Усть-Хоперскую 1-я конная сотня. Озаботьтесь квартирами. Фураж пусть сегодня дадут жители. К утру сено прибудет отсюда. Через 2–3 часа после 1-й сотни прибывает 2-я конная сотня, хорошо вооруженная. Послано за пулеметами. Завтра еще прибудут подкрепления. Общий подъем.

Войсковой старшина Голубинцев».

Одновременно с этим было получено и распоряжение о высылке арестованных Ломова, Капустина и почтальона Перфильева с сыном. Арестованные в ночь были отправлены на хутор Большой. Настроение штаба улучшилось. Явилась бодрость и уверенность в успехе.