Современная электронная библиотека ModernLib.Net

E-mail: белая@одинокая

ModernLib.Net / Современная проза / Адамс Джессика / E-mail: белая@одинокая - Чтение (стр. 6)
Автор: Адамс Джессика
Жанр: Современная проза

 

 


— Дэн, я не вынесу...

— Чего именно? — спросил он.

— Ревности. То есть нет. Оскорбления. Меня будто сбросили с конвейера. Ты мог так легко и просто переключиться на нее?

— У тебя слишком завышенные требования к морали.

— Но должны же быть какие-то правила. И они есть.

Он покачал головой.

— Нет. Никаких правил нет.

— Ты любишь ее?

Он улыбнулся и ничего не ответил.

— Я люблю тебя, Дэн.

Придурок-официант болтался вокруг со здоровенной треснутой мельницей для перца — это к моему сандвичу. Дэн спровадил его, а я вытерла пальцем потекшую черную тушь.

— Ладно, пойдем.

Он взял меня под локоть, повел к стойке, и вот, миновав группу японских туристов, спотыкаясь об огромные пластиковые сумки, мы очутились на улице и нырнули в его машину. Сам вид этой машины оказался для меня очередным ударом. «Ровер» с вмятиной спереди, с футбольными наклейками, налепленными на заднее стекло, — частичка нашей прежней жизни, именно в этом драндулете мы смеялись, вопили, слушали музыку, занимались сексом.

Очутившись на переднем сиденье, я снова вспомнила Татуированную Адвокатиху и опять расплакалась. А Дэн уже говорил по мобильнику — с ней. По имени он ее не называл, но я же знала, что это она. Разговаривал Дэн подчеркнуто деловым тоном, так, будто они обсуждали своего клиента, но я поняла, что адвокатиха догадалась, в чем дело. И разумеется, отнеслась к этому здраво и мудро. Такая сдержанная. Взрослая. Убила бы!

— У вас, значит, мобильники.

— Ага. Это онанизм такой.

— Можно о ней кое-что сказать?

Он вздохнул. Такой глубокий вздох...

— Мне просто интересно — это что, был выпад в мой адрес?

— Мы с Эрикой давние друзья, — возразил Дэн.

— Эрика. Хоть теперь запомню.

— Она мало чем отличается от твоих подружек, — заметил он.

— Каких еще подружек?

— Ну, вроде Джоди твоей. Вовсе это не выпад в твой адрес.

— Не могу представить ее на футболе, — процедила я.

— Ну что ты. Наша дружба — это совсем иное.

— А-а, — протянула я. — Так это у вас дружба.

— Да.

— В жизни большей брехни не слышала.

— Ну что же. Тем не менее так оно и есть.

Я вскипела.

— Вы друг с другом спите и называете это дружбой?!

— Вик, ты знаешь, я не выношу такого тона.

— Скажи мне правду!

— Мы не спим.

— Но будете спать. Никакая это не дружба. Верно?

Он отрицательно помотал головой.

— Значит, ты не выносишь такого тона, — услышала я свой собственный голос. — Ну так позволь мне кое-что сказать. А я не выношу, когда ты весь раздуваешься от самодовольства!

И он даже не счел нужным ответить.

— Ты у нас всегда прав, а я никогда не права, и ты у нас — такой умный, а я — дура набитая!

— Я не говорил ничего подобного. Просто твой тон... Знаешь, очень трудно разговаривать, когда ты...

— ВОТ КАК, ДА?! — заорала я, заорала так, что если в проезжающих автомобилях стекла были опущены, то там меня, конечно, услышали.

Мы ехали молча. Где-то в глубине души мне хотелось очутиться в одной из параллельных вселенных — в той, где мы с Хилари встали и, прошествовав мимо столика Дэна, удалились из кафе. Будь неладна эта его доброта, это его благодушие! Так может вести себя человек, уже отправивший меня в мусорную корзину — со штемпелем «славная старушка Виктория», и я ненавижу, ненавижу, ненавижу! Ненавижу, когда не остается надежд. Когда мы подъехали к стоянке у моего дома, оттуда чуть ли не боком выруливал Билл.

— Господи, ну и дерьмовый же водила! — вырвалось у Дэна. И он поймал меня врасплох — я рассмеялась. Тут Билл углядел меня через стекло и тотчас смущенно отвернулся — из чего я сделала вывод, что вид у меня тот еще.

Билл помахал рукой и укатил.

— Помнишь его? — Голос мой звучал почти нормально. — Он въехал в квартиру наверху. Умник Билл. Помогает мне с компьютером.

— Ему бы кто с этой дрянью на лице помог.

— Обычный пластырь, просто некому сдирать. Я тут все пытаюсь свести их с Хилари, только ничего не получается...

Слова так и сыпались из меня, перемежаемые короткими смешками. И Дэн воспользовался моментом — лишь бы не дать мне опять заплакать. Я и забыла, что он не выносит, когда я плачу.

— Ну так что, покупаешь ты свой первый порше?

Это была наша старая, очень старая шутка, и, если честно, даже не совсем смешная. Давным-давно у меня был какой-то допотопный драндулет, на котором я врезалась в столб; драндулет после этого двигаться уже не мог, так что я его там и оставила, и меня оштрафовали. Когда мы с Дэном встретились в первый раз, я рассказала ему эту историю и зачем-то глупо прибавила, что подумываю купить порше. Вот так. Наша старая шутка. Вот чем Дэн решил меня — ха-ха-ха — рассмешить.

Ну что же. Мне еще предстояла вечером эксклюзивная пытка — думать о татуированной руке Эрики и гадать, где еще у нее татуировки. И я хотела, чтобы Дэн почувствовал мою боль, целиком и полностью — здесь и сейчас. Я знала, что он по-своему боится меня, но не собиралась жертвовать собой только ради того, чтобы ему полегчало.

Мы поднялись наверх, и я отперла дверь, чувствуя на себе его взгляд и желая всей душой, чтобы он потянулся ко мне... но он не сделал этого. Закон расставаний номер два: как бы ты ни хотела, чтобы он позвонил, он этого ни за что не сделает. Как бы ты ни хотела, чтобы он сгреб тебя в объятия, — не дождешься.

Мы вошли. Через приоткрытую дверь была видна моя разобранная постель — господи, все бы отдала, чтобы там сейчас развалился среди подушек блондин. Но блондина в комнате не было — только мой обычный кавардак и пачка тампонов на полу.

— Ну, обед с Эрикой я отменил, — сказал Дэн.

— И?..

— И мы можем поговорить. Обо всем. Может, ты как-нибудь с ней встретишься и поймешь, что она такой же человек, как и ты.

Я фыркнула.

— Яппи, которая что-то там из себя корчит.

Он пропустил это мимо ушей. Я почувствовала себя разобиженной шестилеткой, а из Дэна, видимо, получилось что-то шестидесятилетнее. Он — мудрец, а я — чокнутая. Интересно, во что превратился бы наш роман, примись я за роль, которую разыгрывает Дэн? Стал бы он рвать на себе волосы и впадать в бешенство?

— Только не уверяй, будто раньше ты никогда ни с кем не расставалась, — сказал наконец Дэн.

Что бы там ни говорила ясновидящая, я могла думать только об Эрике и Дэне. У них будет все то, что для меня невозможно. Они развесят по стенам дорогие картины. Они будут устраивать званые обеды. Однажды она найдет мои старые письма — и махнет на них рукой.

Забавно, но достаточно всего нескольких деталей, чтобы мысленно составить портрет человека. Факты, которые я знаю о ней, можно перечислить по пальцам одной руки. Адвокатиха. На предплечье татуировка. Зовут Эрика. Отпускает шуточки про кокаин, на пикник надевает ситцевые шортики. И считает, что обладает чувством социальной справедливости.

Я оставила Дэна на диване, а сама скрылась в ванной, продолжая размышлять об Эрике. Наверное, за ней половина судейской коллегии волочится. А в шестнадцать лет наверняка сбежала из дому, чтобы побродить по Берлину, — не то что я, у меня-то в таком возрасте самой грандиозной авантюрой была поездка в Долину Охотников вместе с тетушкой Бет. Я представляла, как она блистает на обеде с Дэном, разглагольствуя о легализации героина. А где-нибудь в Нью-Йорке у нее припрятан еще один любовник. Думаю, половину своего жалованья она жертвует «Черным пантерам»[7].

Я окинула взглядом свою ванную. Средство для мытья унитазов, розовая пластмассовая щетка, косметика, раскиданная по полке, и занавеска для душа, расписанная дурацкими улитками. Воображаю, как выглядит ванная у нее. Джакузи. Экологически чистое масло «Аюрведа». Черное кимоно из натурального шелка. И правда, как я могу обвинять в чем-то Дэна? Он оказался бы последним кретином, откажись от такого. Но я все равно на него злилась.

А когда я вернулась в комнату, он забился в самый дальний угол дивана — чтобы мы не очутились слишком близко друг к другу. Вот и начинали мы так же — на разных концах моего дивана. Но тогда между нами искры проскакивали, а теперь разделял вакуум.

— Виктория, — заговорил Дэн. — Ты мне по-прежнему нравишься. И ты для меня многое значишь. Да.

— Ну-ка, еще раз. Я тебе по-прежнему нравлюсь? — Он кивнул. — Так, значит, я тебе нравлюсь. Я только тобой и жила, а получила вот что — НРАВЛЮСЬ! Так нравлюсь, что ты снова хочешь меня видеть?

— Ты же знаешь, что ничего у нас не получится.

— Значит, нравлюсь до смерти, но у нас ничего не получится. И долго ты эту мудрость постигал?

Дэн встал, и несколько кошмарных мгновений я думала, что он уйдет, — но он только принес стакан воды, один стакан.

— Я лишь хотела, чтобы ты не рвал наши отношения в мой день рождения. Вот и все.

— Когда-то же это должно было случиться.

— Почему?

— Потому что... И зачем ты все время возвращаешься к этому? Ты не совсем подходишь мне. Я не совсем подхожу тебе. Тогда какой смысл?

— Ты-то мне как раз подходишь.

— Да, и ты выкидываешь свои таблетки и стараешься забеременеть. — Дэн покачал головой, машинально разглядывая красное пятно от вина на ковре — его оставила Хилари еще в прошлом году. — Я с тобой об этом никогда не говорил, — произнес он. — А надо было.

— Помогло бы?

— Да, помогло бы покончить со всем этим. Но ничего бы не изменило. Так что выброси из головы. Наши отношения рухнули вовсе не потому, что тебя осенила гениальная мысль тайком забеременеть.

— А почему же тогда?

— Подумай сама. Да, в конце концов ты так и не забеременела, ну а если бы удалось — что тогда?

— Ну, говори.

— Чего ты ожидала?

— Не знаю.

Последние недели собственная квартира казалась мне такой одинокой, в ней было так тихо, когда я возвращалась с работы, и так серо, мрачно и пусто, когда просыпалась среди ночи. Но никогда я не радовалась, что живу одна, больше, чем в тот раз. Это был самый безнадежно личный разговор, какой только происходил в моей жизни.

— Я хотела от тебя ребенка.

Дэн не ответил ни слова — просто встал и принес мне салфетки из спальни — из спальни, где нет блондинов, а есть только кавардак и его фотография на дверце гардероба, фотография, снять которую у меня не поднялась рука.

— Вот, вытри нос.

Нос я вытерла, но заодно размазала зеленоватый корректор из парфюмерного магазина. И внезапно поняла, как смотрюсь со стороны. Непривычно рыжие волосы, торчащие мокрыми перьями, красные глаза, багрово-зеленая физиономия.

— Договаривай. Что, если бы я забеременела?

— Ты не забеременела. Так что и говорить не о чем.

— Нет, все-таки, — упорствовала я.

— Тогда — по твоему усмотрению.

— Но ты бы согласился?

— Без вопросов, — ответил Дэн. — Только вот что я тебе скажу. То, что я не пылал прежней страстью, — это же было ясно! А ты и считаться не стала. Ты что же, думаешь — ребенок — это так, вроде улицы с односторонним движением?

И вот теперь настал его черед вытирать глаза. Честно скажу: за все то время, что я знала Дэниэла Хоукера, такое я видела впервые.

Как-то я видела мамашу с сыном в женском туалете. Он был еще в том возрасте, когда мать может захватить его в чисто дамское заведение. Мальчик обливался слезами, а мамаша отрывала все новые и новые куски туалетной бумаги и вытирала ему лицо. Сначала она твердила: «Ну, не плачь», потом: «Натан, успокойся!» и наконец: «А ну прекрати, ты уже большой!» Если бы она его ударила, я бы что-нибудь сказала, но она ничего такого не сделала, так что я просто высушила руки и вышла оттуда с ощущением, что постигла кое-что новое.

«Парни не плачут», — пел Роберт Смит на моих старых записях «Кью». Но сейчас я видела доказательство обратного.

— Извини, Дэн.

— Все в порядке. Тебе просто нужен мужчина, который захочет завести с тобой ребенка.

— И это не ты, — услышала я свой собственный голос.

— И это не я.

Наши души, наверное, сейчас напоминали лаву. И так же клокотали. Так мы и сидели по-дурацки целую вечность — не касаясь друг друга, даже не обмениваясь взглядами, — просто смотрели на стены, на подушки, книги на полках (некоторые из них он и подарил).

— Ладно... — Он улыбнулся. Опять эта добрая улыбка. Эта треклятая симпатия, означающая, что на любви раз и навсегда поставлен крест.

Я поднялась и пошла ставить чайник.

— Я не буду.

На кухне Дэн подошел ко мне и крепко прижал к себе. Потом поцеловал в макушку, сказал «счастливо», и... и все. Ничто не кончено, пока не кончено, спасибо, Ленни Кравиц, — а сейчас именно это и произошло.

Он сел в машину, и я вслушивалась в знакомое, раскатистое рычание «ровера», пока оно не смолкло навсегда. Ну, не то чтобы совсем навсегда — мы же и в 2020 году останемся друзьями, и Татуированная Адвокатиха к тому времени выйдет замуж за судью, а сам он обзаведется женушкой-перчиком. Я все это знаю. Знаю. Но сейчас мне хотелось дать волю отчаянию. Самое время.

Глава одиннадцатая

Кто-то мне рассказывал, что когда акула откусывает тебе ногу, ты ничего не чувствуешь. Разве что рывок — а вовсе не боль, — когда акульи зубы впиваются в твою плоть. Кажется, так проявляется доброта природы. Потому мне и понадобилось всего два дня, чтобы прийти в себя после разговора с Дэном.

Сначала был Жестокий Сон. Ну вы знаете. Голова покоится на его плече, тебе тепло, и ты влюблена, и вот ты просыпаешься и понимаешь, что все это бред, а потом смотришься в зеркало и обнаруживаешь мешки под глазами и понимаешь — ты все так же одинока.

А потом свершилось чудо. Поначалу я пребывала в каком-то оцепенении, но когда проснулась в пятницу утром, Дэн уже не был для меня проблемой. Умыться — вот это была проблема. Отсутствие чистых и мало-мальски пригодных черных колготок — вот проблема, а Дэн — нет.

Как утопающие, у которых начинаются галлюцинации, или жертвы акул, чувствующие только слабый рывок, я избежала худшего. Я даже не стала глотать прозак. Все, о чем я могла думать, выковыривая пару колготок из корзины для белья, — это секс с Лаймом. Бесцельный, ни к чему не обязывающий секс. Всего лишь способ убить время. Как трогательно — а я еще просила не торопиться. Неделю назад я утверждала, что ничего подобного не хочу.

Я даже попыталась мысленно раздеть Лайма, хотя никогда не понимала, как это делается. Ну, знаете, «он раздевал ее глазами». В общем, у меня не получилось. Я добралась до Лаймовой макушки, бачков (вот что в нем особенно нравится Кайли) и замшевой куртки, и на этом дело застопорилось. Мужчины — это такая загадка. Волосатая у него грудь или нет? А ноги? Ну и, понятно, центральная часть. Неизведанные далекие края, как выражается Хилари. Как прикажете быть с этим? Разве я могу угадать, как там все выглядит? Нет, лучше и не пытаться.

Вообще-то, когда я думала о сексе с Лаймом, мысли мои больше напоминали плохо смонтированный фильм. Я воображала его руки, блуждающие там и тут, представляла, что он мог бы говорить при этом, и мне даже смутно рисовались его красные боксерские трусы — и все. Я представляла его глаза, напоминающие начинку «Марса», и улыбку — губительную! — но дальше дело не двигалось.

Но, как бы там ни было, в случае необходимости это плохо срежиссированное кино позволит мне продержаться следующие несколько месяцев. Если жизнь покажется слишком унылой, я всегда смогу прокрутить его.

Забавно, как женщины запасаются к одинокой жизни. Примерно так же запасались провизией исследователи в викторианскую эпоху. Если мне удастся развить эту фантазию с Лаймом, она будет выручать меня всю неделю. А на выходные можно запастись фантазией пограндиознее. А если и это не поможет, сбегу на Аляску — кто-то мне говорил, что там на каждую одинокую женщину приходится восемнадцать мужчин.

Обо всем этом я думала, пока сушила феном колготки. И мыслей этих оказалось достаточно, чтобы я принялась подпевать Элвису Костелло, которого опять крутил Билл наверху. В конце концов, все обстояло не так уж плохо. Воображаемый секс с Лаймом. Ноль эмоций по поводу Дэна и Татуированной. «Верна моя цель», — разливался наверху Элвис Костелло. И я действительно чувствовала себя легко и беззаботно.

А потом заглянула в почтовый ящик и чуть не умерла на месте.


От кого: liam@ozemail.com.au

Кому: shep@mpx.com.au

Тема: Развратные выходные

Дорогая Виктория. Да или нет (пожалуйста, обведи кружочком).

Лайм.


Секс с Лаймом! Да! II est un miracle![8] Теперь я понимала, что чувствовал рехнувшийся на бейсболе Джейми Стритон, когда выигрывала его команда. Я вскидывала кулаки. Кажется, даже гикала. Потом натянула еще мокрые колготки, и они поехали до самого колена, а затем и вовсе разорвались.

Кому нужны фантазии, спрашиваете? Мне! Лайм, которого, казалось, я отпугнула навсегда, завет меня, Викторию Ходячий Крах Любовных Отношений, провести выходные вместе! И вот вам, пожалуйста, тридцать пять новых поводов для головной боли. Начиная с:

1) нет чистых и целых черных колготок;

2) подмышки не выбриты;

3) нет опыта по части орального секса.

И заканчивая:

35) презерватив рвется.

Потом я уселась с чашкой чая и стала ждать, когда ко мне вернется здравый смысл. Вернулся. Ну, я, вообще-то, знала, что так и будет. Развратные выходные? Я вновь в стране оргий и трахов и прочих словечек, которые используют мужчины, потому что любовь им не по зубам. И снова вырываются на волю все те инстинкты, которые крепко спали неделю назад, когда я откровенничала перед Лаймом и ибисом.

Я же по существу выставлена на торги. И если соглашусь на это, нет мне прощения.

Потом я выпила еще одну чашку чая, надеясь, что сумею образумиться, прежде чем прибуду на работу, но ничего, понятное дело, не вышло. Меня снедало сильное искушение рассказать обо всем Кайли — так, в знак своего превосходства тридцатилетней женщины, но я вовремя спохватилась.

Когда же я наконец взялась за работу — в грязных колготках, выуженных из корзины, — мне подсунули фирму, занимающуюся садовым ландшафтом. Я подозревала, что толку от меня не будет, — так оно и оказалось. Клиент хотел, чтобы я рассказала, какие у них огромные садовые гномы, а голова моя была забита одним только сексом.

В обеденный перерыв я не выдержала и позвонила Хилари и Джоди — созвала их на экстренное совещание. Мы отправились в наше излюбленное местечко — достаточно недорогое для Хилари, достаточно вегетарианское для Джоди, ну а для меня достаточно близкое к офису. Висевшие на стене часы-солнце показывали, что время близится к двум, но мне было все равно. Хилари заказала пиццу, а Джоди — салат без бекона, анчоусов и майонеза.

— Кажется, это получится просто латук, — заметила официантка.

— Ты уверена, что это подходящий момент? — спросила Джоди, откидываясь на спинку высокого железного стула.

— Главный вопрос: ты уже ответила? — поинтересовалась Хилари.

— Нет конечно. Я же не знаю, как быть.

Хилари закатила глаза.

— Ну так давай. Пусть он будет твоим переходным мужчиной.

— А я не думаю, что это стоящая затея, — вмешалась Джоди. — Слишком уж все быстро.

Вообще-то мне требовалось лишь подтверждение. Хотела услышать, что все будет распрекрасно и выходные станут началом новой, фантастической жизни. Для себя я уже решила, что скажу «да».

— Я ничего не имею против обычного развлечения, — не слишком убедительно сказала я.

— Так ты не любви ищешь? — удивилась Джоди.

— Бред! — отрезала Хилари.

— Нет, мне кажется, это как раз то, что нужно. Просто развлечение. Я же и хочу только развлечься. Что, неожиданно закон, запрещающий развлекаться, приняли?

— Хорошо хоть, он на тебя организационную часть не сваливает, — недовольным тоном заметила Хилари.

— Решать можешь только ты! — объявила Джоди.

Тут появилась официантка с листьями латука, прикрытыми огромной чашкой.

— Пармезан нужен?

* * *

Вернувшись на работу (два часа двадцать восемь минут, не так уж плохо!), я закрыла файл с ландшафтами и открыла новый файл, который, чтобы отвести глаза Кайли, назвала «Сухие завтра-ки-2». Затем шрифтом «гельветика» набрала все доводы «за» и «против». Доводы «за» я старательно растягивала на целую страницу. Затем изменила шрифт на стилизованную готику. Чтобы смотрелось поофициальнее.

Причина трахаться с Лаймом

ЗА


1. Дэн ведь с кем-то еще это делает, так почему мне нельзя?

2. А если он увидит нас с Лаймом, то вполне может на коленях приползти обратно.

3. Лайм — это секс-божество, и я не должна противиться природе.

4. Мне срочно надо развлечься.

5. В гороскопе сказано, что у меня все будет в ажуре.

6. Может быть, Лайм — мой последний шанс на несколько следующих лет, если не считать Армии сорокалетних разведенцев.

7. Мне не нужны серьезные отношения, мне нужен Переходный Мужчина.

8. Все равно делать нечего в эти выходные.

9. Если поженимся, он бесплатно разрисует наши свадебные приглашения.

10. Кара говорила, что спутника жизни я найду через компьютер.


ПРОТИВ


1. Что, если у него была женщина, которой оказалось по карману увеличение груди?

2. Лайм может оказаться ВИЧ-инфицированным или сексуальным извращенцем — вдруг он любит обнюхивать сиденья велосипедов молоденьких девушек.

3. Если влюблюсь в него, это будет полной катастрофой, потому что по всем приметам он не из тех, кто перезванивает.

4. Нас может увидеть кто-нибудь с работы.

5. Если это плохо кончится, ни у кого из друзей не останется ко мне ни малейшего сочувствия.


Целый час я разглядывала все это на экране. И вот наконец Кайли отправилась за чашкой чая, а я взялась за ответное письмо. Сделав несколько черновых вариантов, я в конце концов написала следующее:


Кому: liam@ozemail.com.au

От кого: shep@mpx.com.au

Тема: Развратные выходные

Прошу заметить: я обвела кружочком «да». Что дальше? Виктория.


И тут, к своему несказанному ужасу, я увидела Кайли и Лайма: они направлялись в мою сторону с кружками в руках. Она смеялась, а он притворялся, будто смеется.

— Привет, — беззаботно сказал Лайм, совсем как парень из рекламы джинсов.

— Привет, — отозвалась я.

Лицо Кайли подозрительно напоминало горгулью.

— Знаете, я наверное, тоже за чаем схожу, — бестолково брякнула я и сбежала на кухню.

Лицо у меня пылало так, что его вполне можно было засунуть в холодильник, причем с нулевым результатом. Мне тридцать лет, а веду себя как школьница! Аховая ситуация, говорили у нас в классе. Трижды аховая.

И нет никакого выхода. Я твердо решила, что просижу здесь до тех пор, пока Лайм не уйдет, но если Кайли не прекратит болтать о вчерашней серии «Друзей», то на это понадобится несколько дней.

Проблема разрешилась, когда Лайм внезапно просунул голову в дверь. С минуту я просто стояла и смотрела на него, будто опоссум в свете автомобильных фар.

— Мое письмо получила? — спросил он, глядя на меня как-то странно.

— Э... Да.

— Ответ, как я понимаю, «нет»?

А вы, наверное, подумали, что пятнадцатилетний опыт научил меня хоть как-то ориентироваться в отношениях между мужчиной и женщиной? Как же. Я беспомощна точно так же, как и на той дискотеке в 1984 году, когда Тревор Макви лез ко мне со своим языком под песенку «Кью», а я прикинулась, будто у меня нарыв в зубе.

Ну почему я не могу быть, как те секси-суки в телевизоре? Почему у меня нет тяжелых век?

И почему я не могу говорить?

— Нет, я согласна.

— Согласна?

— Я только что послала тебе письмо. Я согласна.

Наступила пауза; несколько мгновений Лайм молча смотрел на меня, словно пытаясь прочесть мои мысли. Наконец он поставил чашку в мойку и направился к двери.

— Тогда потом поговорим, — произнес он. И ушел.

Когда я вернулась к своему столу, Кайли яростно барабанила по клавиатуре. Я с первого взгляда узнала «Худей с улыбкой». Бедная Кайли. Где-то в глубине души я испытывала нечто вроде самодовольства. Но еще я очень хорошо помнила, каково это — быть одинокой в двадцать два года. Порой мне кажется, что это почти так же невыносимо, как быть одинокой в тридцать три.

Я дала Богу обет, что если из моих развратных выходных что-нибудь выгорит, я найду Кайли того, кого она полюбит. Может, Умник Билл ею заинтересуется. Или кто-нибудь из ныряльщиков, приятелей Энтони Андерсона, — я то и дело сталкиваюсь то с одним, то с другим из них. Или отправлю ее на сайт «Найди друга», запущу под буквой "М" — Микро-мини-юбочка.

* * *

Когда твои низменные инстинкты удовлетворены, начинаешь чувствовать себя Санта-Клаусом. Хочется дарить друзьям подарки, закатывать пирушки, сводить друг с другом одиноких и пристраивать пушистых бездомных зверушек. Чудо свершилось, и я не собираюсь всю долгую одинокую зиму спасаться воображаемым Лаймом — теперь у меня есть настоящий. И этим вечером он мне позвонит.

Я могу протащить телефонный шнур из столовой в спальню — и буду лежать среди подушек и болтать, болтать всякую игривую чушь, пока не засну.

В кухне его глаза с начинкой из «Марса» чуть блузку на мне не расплавили. И я знаю, что это чистейшая похоть, знаю, что очки не в мою пользу, что у меня все это идет так, рикошетом, — я прекрасно все это знаю. И тем не менее. Лайм — художник-график, а я — рекламный копирайтер. Он одинок, и я одинока. И кто поручится, что я, Виктория Шепуорт, год спустя не куплю белые замшевые туфельки и не запишусь на грандиозную навороченную прическу в парикмахерской?

Когда Лайм позвонил мне где-то около половины двенадцатого, я дала ему три шанса передумать — так, чтобы уравнять ситуацию. Я поинтересовалась, не слишком ли он занят, не слишком ли устал и так ли уж уверен, что в гостинице будут места; при этом я наматывала телефонный шнур на палец и всей душой желала, чтобы он не пошел на попятный. Но голос у Лайма звучал совершенно уверенно.

— Почему мне кажется, что ты такое уже устраивал?

— Я не устраивал.

— Но ты хорошо знаешь, что нужно делать.

— Беру в пример фильмы семидесятых. Ну, знаешь: «О да-а, давай зарегистрируемся как мистер и миссис Смит».

Тут я снова вспомнила, что одна из причин, по которым Лайм так мне нравится, — это то, что с ним всегда весело. Может, дело в том, что смех и секс в чем-то схожи.

— Так какой у нас план? — осведомилась я, поднимая ноги повыше, чтобы проверить степень волосатости. Слава тебе господи, видеотелефон еще не в ходу.

— Заеду за тобой после завтрака, — сказал Лайм. — На машине доберемся туда к обеду.

— А где это? — полюбопытствовала я.

— В горах.

— Что взять с собой?

— Кольца для сосков и огнеупорные одеяла.

В конце концов я упаковала все, что было в ванной, — ну, может, кроме щетки для унитаза и затычки для ванны. Флакон «Этернити», флакон «Пуазон», где и осталось-то всего на донышке, лосьон для искусственного загара — все. Еще я захватила ночную рубашку с зайчиками — на случай, если с Лаймом будет так уютно, что я решусь надеть это на ночь. И еще белое кружевное боди, которое держится на мне, как подпорка, если не втянуть живот. Плюс кое-что верное и черное, очень сексуальное и нейлоновое, которое я купила еще в годы Энтони Андерсона, и еще суперлифчик, который Джоди одалживала у меня в прошлом году на Марди Гра[9] и облепила блестками. Хорошо, что я заставила ее эти блестки отцепить. А вот надену ли я хоть что-нибудь из этого? Если бы. Как обычно, это будут штаны на полу и рубашка, закинутая на другой конец комнаты. Трогательно.

Когда Лайм постучал во входную дверь, я чувствовала себя примерно как Анна Франк, когда к ней ворвались фашисты. Мне хотелось спрятаться в тайном убежище — только у меня его не было.

Единственное, от чего мне стало легче, — это мысль, что Лайму, наверное, еще хуже. Хотя он этого и не показывал.

За пару дней у него отросла щетина. От него пахло травяным шампунем. Не скажу точно, кто из нас прыгнул первым, кажется, все-таки я, и внезапно мы уже целовались возле стены, и в спину мне врезалась книжная полка.

Лайм вблизи — это нечто такое, чего я не могла вообразить, несмотря на все свои жалкие старания. В его глаза действительно можно смотреть и чувствовать, будто тебя затягивает в гипнотизирующий круговорот, — вроде как в «Бэтмене». Я не желала отводить взгляд. И я не желала отпускать Лайма.

Он — не Дэн, и мне это все равно. И это уже изрядный прогресс. И эта совсем недэновская аура делает его еще восхитительнее — если уж говорить начистоту. От него пахнет Лаймом — резкий запах лосьона, — и небритое лицо так жестко трется о мое лицо, так сексуально, ненасытно. И каждый раз, когда я пытаюсь отстраниться, потому что в спину мне вонзается полка, он снова притягивает меня к себе, но уже как-нибудь иначе. Да, он явно знает, что делает. И что мне оставалось, кроме как благодарно сдаться?

Наконец, после того как моя спина проехалась по всем книгам Джилли Купер, какие только были у меня на полке, мы отправились в путь.

— Нелегко мне будет сосредоточиться, — заметил Лайм, когда мы залезли в его машину (новый на вид «Эм Джи», так-то тебе, Дэн, и плевать, если я легкомысленная дрянь).

— Можно кое-что сказать? — спросила я, удобно устраиваясь на сиденье.

Он не возражал.

— Спасибо, спасибо, спасибо, спаси...

Целуйте радость на лету, как сказал кто-то из поэтов. Со всеми мимолетными страстями в моей жизни я уж могла бы этому научиться. Но почему же тогда, стоит мне очутиться возле мужчины или постели (в порядке уменьшения значимости), я в первую очередь думаю о постоянстве? Это похоже на манию.

Наверное, это, как и многое другое, началось еще в школе. Если ты одолжила Тревору Макви угольник, из этого неизбежно следовал вывод: «Ты любишь Тревора Макви». А если через несколько лет кто-нибудь дарил тебе колечко, то это обязательно знаменовало помолвку. Боже ты мой, я ведь одно время на полном серьезе думала, что выйду замуж за Филипа Зебраски.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18