Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Приключения Эраста Фандорина (№2) - Турецкий гамбит

ModernLib.Net / Исторические детективы / Акунин Борис / Турецкий гамбит - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 2)
Автор: Акунин Борис
Жанр: Исторические детективы
Серия: Приключения Эраста Фандорина

 

 


Один, с острой бородой и огромным кривым носом, задрал фандоринской кобыле верхнюю губу, обнажив длинные гнилые зубы. Пренебрежительно сплюнул и сказал что-то, от чего остальные засмеялись. Потом хлестнул клячу нагайкой по крупу, и та испуганно метнулась в сторону, сразу перейдя на неровную рысь. Варя ударила осла каблуками в раздутые бока и затрусила следом, боясь поверить, что опасность миновала. Все так и плыло вокруг, кошмарная голова со страдальчески закрытыми глазами и запекшейся кровью в углах рта не давала Варе покоя. Головорезы – это те, кто режут головы, вертелась в голове нелепая, полуобморочная фраза.

– Пожалуйста, без обморока, – тихо сказал Фандорин. – Они могут вернуться.

И ведь накаркал. Минуту спустя сзади раздался приближающийся стук копыт.

Эраст Петрович оглянулся и шепнул:

– Не оборачивайтесь, в-вперед.

А Варя взяла и все-таки обернулась, только лучше бы она этого не делала. От башибузуков они успели отъехать шагов на двести, но один из всадников – тот самый, при отрезанной голове, – скакал обратно, быстро нагоняя, и страшный трофей весело колотился по крупу его коня.

Варя в отчаянии взглянула на своего спутника. Тот, похоже, утратил всегдашнее хладнокровие – запрокинув голову, нервно пил воду из большой медной фляги.

Проклятый ишак меланхолично перебирал ногами, никак не желая ускорить шаг. Еще через минуту стремительный всадник поравнялся с безоружными путниками и вздыбил горячащегося гнедого коня. Перегнувшись, башибузук сдернул с Вариной головы шапку и хищно расхохотался, когда рассыпались высвобожденные русые волосы.

– Гого! – крикнул он, сверкнув белыми зубами.

Мрачно-сосредоточенный Эраст Петрович быстрым движением левой руки сдернул с головы разбойника косматую папаху и с размаху ударил его тяжелой флягой по бритому затылку. Раздался тошнотворно-сочный звук, во фляге булькнуло, и башибузук свалился в пыль.

– Осла к черту! Дайте руку. В седло. Гоните во весь дух. Не оборачивайтесь, – рубленой скороговоркой отчеканил Фандорин, опять перестав заикаться.

Он помог онемевшей Варе сесть на гнедого, выдернул из седельного чехла ружье, и они понеслись вскачь.

Разбойничий конь сразу же вырвался вперед, и Варя втянула голову в плечи, боясь, что не удержится. В ушах свистело, левая нога некстати выскочила из слишком длинного стремени, сзади грохотали выстрелы, что-то тяжелое больно стукало по правому бедру.

Варя мельком посмотрела вниз, увидела пляшущую пятнистую голову и, сдавленно вскрикнув, выпустила поводья, чего делать ни в коем случае не следовало.

В следующий миг она вылетела из седла, описала в воздухе дугу, и ухнулась во что-то зеленое, мягкое, хрустящее – в придорожный куст.

Тут бы в самый раз лишиться сознания, но почему-то не получилось. Варя сидела на траве, держась за оцарапанную щеку, а вокруг качались обломанные ветки.

На дороге тем временем происходило вот что, Фандорин лупил прикладом несчастную клячу, которая старалась как могла, выбрасывая вперед мосластые ноги. До куста, где сидела оглушенная падением Варя, оставалось всего ничего, а сзади, в какой-нибудь сотне шагов, громыхая выстрелами, катилась свора преследователей – не меньше десятка. Внезапно сивая кобыла сбилась с аллюра, жалостно мотнула башкой, пошла бочком, бочком и плавно завалилась, придавив всаднику ногу. Варя ахнула. Фандорин кое-как вылез из-под силящейся встать лошади и выпрямился во весь рост. Оглянулся на Варю, вскинул ружье и стал целиться в башибузуков.

Стрелять он не спешил, целился как следует, и его поза выглядела столь внушительно, что никто из разбойников первым лезть под пулю не захотел, – отряд рассыпался с дороги по лугу, охватывая беглецов полукругом. Выстрелы стихли, и Варя догадалась: хотят взять живьем.

Фандорин пятился по дороге, наводя ружье то на одного всадника, то на другого. Расстояние понемногу сокращалось. Когда волонтер почти поравнялся с кустом, Варя крикнула:

– Стреляйте, что же вы!

Не оглядываясь, Эраст Петрович процедил:

– У этого партизана ружье не заряжено.

Варя посмотрела налево (там были башибузуки), направо (там тоже маячили конные в папахах), оглянулась назад – и сквозь негустые заросли увидела нечто примечательное.

По лугу галопом неслись всаднику; впереди, на мощном вороном жеребце, по-жокейски оттопырив локти, скакал, а точнее, летел по воздуху некто в широкополой американской шляпе; следом догонял иноходью белый мундир с золотыми плечами; потом дружной стаей поспешал на рысях десяток кубанских казаков, а позади всех, порядочно отстав, подпрыгивал в седле какой-то несусветный господин в котелке и длинном рединготе.

Варя смотрела на диковинную кавалькаду как завороженная, а казаки тем временем засвистали и заулюлюкали. Башибузуки тоже загалдели и сбились в кучку – к ним на выручку торопились остальные во главе с рыжебородым беком. Про Варю и Фандорина эти ужасные люди забыли, им теперь было не до них.

Назревала рубка. Варя вертела головой то туда, то сюда, забыв об опасности, – зрелище было страшным и красивым.

Но бой закончился, едва начавшись. Всадник в американской шляпе (он теперь был совсем близко, и Варя разглядела загорелое лицо, бородку a-la Louis-Napoleon[2] и подкрученные пшеничные усы) натянул поводья, замер на месте, и в руке у него откуда ни возьмись появился длинноствольный пистолет. Пистолет – дах! дах! – выплюнул два сердитых облачка, и бек в драном бешмете закачался в седле, словно пьяный, и стал валиться на сторону. Один из башибузуков подхватил его, перекинул через холку своего коня, и вся орава, не вступая в бой, стала уходить.

Мимо Вари и устало опирающегося на бесполезное ружье Фандорина вереницей пронеслись и волшебный стрелок, и всадник в белоснежном мундире (на плече блеснул золотом генеральский погон), и ощетинившиеся пиками казаки.

– Там пленный офицер! – крикнул им вслед волонтер.

Тем временем неспешно подъехал последний из чудесной кавалькады, цивильный господин, и остановился – погоня его, судя по всему, не привлекала.

Круглые светлые глаза поверх очков участливо воззрились на спасении.

– Чэтники? – Опросил цивильный с сильным английским акцентом.

– Ноу, сэр, – ответил Фандорин и добавил еще что-то на том же языке, но Варя не поняла, ибо в гимназии учила французский и немецкий.

Она нетерпеливо дернула волонтера за рукав, и тот виновато пояснил:

– Я г-говорю, что мы не четники, а русские и пробираемся к своим.

– Кто такие четники?

– Болгарские повстанцы.

– О-о, ви дама? – на мясистом добродушном лице англичанина отразилось изумление. – Однако какой мэскарад! Я не знал, что русские ползуют дженщин для эспианаж. Ви хироуиня, мэдам. Как вас зовут? Это будет отчен интэрэсно для моих тчитатэлэй.

Он извлек из походной сумки блокнот, и Варя только теперь разглядела у него на рукаве трехцветную повязку с номером 48 и надписью «корреспонденть».

– Я – Варвара Андреевна Суворова и ни в каком «эспианаже» не участвую. У меня в штабе жених, – с достоинством сказала она. – А это мой спутник, сербский волонтер Эраст Петрович Фандорин.

Корреспондент сконфуженно сдернул котелок и перешел на французский:

– Прошу прощения, мадемуазель. Шеймас Маклафлин, сотрудник лондонской газеты «Дейли пост».

– Тот самый англичанин, который писал про турецкие зверства в Болгарии? – спросила Варя, снимая шапку и кое-как приводя в порядок волосы.

– Ирландец, – строго поправил Маклафлин. – Это совсем не одно и то же.

– А они кто? – Варя кивнула в ту сторону, где клубилось пыльное облако и гремели выстрелы. – В шляпе – кто?

– Этот несравненный ковбой – сам мсье д'Эвре, блестящее перо, любимец французских читателей и козырной туз газеты «Ревю паризьен».

– «Ревю паризьен»?

– Да, это парижская ежедневная газета. Тираж – сто пятьдесят тысяч, что для Франции невероятно много, – пренебрежительно пояснил корреспондент. – Но у моей «Дейли пост» ежедневно продается двести сорок тысяч номеров, так-то.

Варя помотала головой, чтоб волосы легли получше, и принялась рукавом стирать пыль с лица.

– Ах, сударь, вы подоспели как нельзя более кстати. Вас послало само провидение.

– Нас притащил сюда Мишель, – пожал плечами британец, а точнее, ирландец. – Он остался не у дел, приписан к штабу и бесится от безделья. Сегодня утром башибузуки немного пошалили в русском тылу, и Мишель лично кинулся в погоню. А я и д'Эвре при нем вроде болонок – куда он, туда и мы. Во-первых, мы старые приятели, еще с Туркестана, а во-вторых, где Мишель, там обязательно найдется хороший сюжет для статьи… А, вон они возвращаются, и, конечно, как говорят русские, ne solono khlebavshi.

– Почему «конечно»? – спросила Варя.

Корреспондент снисходительно улыбнулся и промолчал, за него ответил Фандорин, до сей поры участия в разговоре почти не принимавший:

– Вы же видели, мадемуазель, что у б-башибузуков кони свежие, а у преследователей заморенные.

– Absolutely so[3], – кивнул Маклафлин.

Варя недобро покосилась на обоих: ишь стакнулись, только бы выставить женщину дурой. Однако Фандорин тут же заслужил прощение – вынул из кармана на удивление чистый платок и приложил к Вариной щеке. Ох, а про царапину-то она и забыла!

Корреспондент ошибся, заявив, что преследователи возвращаются не солоно хлебавши – Варя с радостью увидела, что пленного офицера они все-таки отбили: двое казаков за руки и за ноги везли обмякшее тело в черном мундире. Или, не дай бог, убит?

Впереди на сей раз ехал франт, которого британец назвал Мишелем. Это был молодой генерал с веселыми синими глазами и особенной бородой – холеной, пушистой и расчесанной в стороны на манер крыльев.

– Ушли, мерзавцы! – издали крикнул он и присовокупил выражение, смысл которого Варя не вполне поняла.

– There's a lady here[4], – погрозил пальцем Маклафлин, сняв котелок и вытирая розовую лысину.

Генерал приосанился, взглянул на Варю, но тут же поскучнел, что было и понятно: немытые волосы, царапина, нелепый наряд.

– Свиты его императорского величества генерал-майор Соболев-второй, – представился Мишель и вопросительно взглянул на Фандорина.

Но раздосадованная Генераловым равнодушием Варя дерзко спросила:

– Второй? А кто же первый?

Соболев удивился:

– Как кто? Мой батюшка, генерал-лейтенант Дмитрий Иванович Соболев, командир Кавказской казачьей дивизии. Неужто не слыхали?

– Нет. Ни про него, ни про вас, – отрезала Варя и соврала, потому что про Соболева-второго, героя Туркестана, покорителя Хивы и Махрама, знала вся Россия.

Говорили про генерала разное. Одни превозносили его как несравненного храбреца, рыцаря без страха и упрека, называли будущим Суворовым и даже Бонапартом, другие ругали позером и честолюбцем. В газетах писали про то, как Соболев в одиночку отбился от целой орды текинцев, получил семь ран, но не отступил; как с маленьким отрядом пересек мертвую пустыню и разгромил вдесятеро превосходящее войско грозного Абдурахман-Бека, а кое-кто из Вариных знакомых пересказывал слухи совсем иного рода – про расстрел заложников и еще что-то такое про похищенную кокандскую казну.

Глядя в ясные глаза красавца-генерала, Варя поняла: про семь ран и Абдурахман-бека – чистая правда, а про заложников и ханскую казну – ерунда и наветы завистников.

Тем более что и Соболев вновь стал приглядываться к Варе и, кажется, на сей раз усмотрел в ней нечто интересное.

– Но какими судьбами, сударыня, вы здесь, где льется кровь? И в этом костюме! Я заинтригован.

Варя назвалась и коротко рассказала о своих приключениях, чувствуя безошибочным инстинктом, что Соболев ее не выдаст и в Букарешт под конвоем не отправит.

– Завидую вашему жениху, Варвара Андреевна, – молвил генерал, лаская Варю взглядом. – Вы незаурядная девица. Однако позвольте представить моих товарищей. С мистером Маклафлином вы, по-моему, уже познакомились, а это мой ординарец Сережа Верещагин, брат того самого Верещагина, художника. (Варе смущенно поклонился худенький миловидный юноша в казачьей черкеске.) Между прочим, и сам отличный рисовальщик. На Дунае во время разведки так турецкие позиции изобразил – просто заглядение. А где д'Эвре? Эй, Эвре, давайте-ка сюда, я представлю вас интересной даме.

Варя с Любопытством смотрела на француза, который подъехал последним. Француз (на рукаве повязка «Корреспондентъ No 32») был чудо как хорош, в своем роде не хуже Соболева: тонкий, с горбинкой, нос, подкрученные светлые усы с маленькой рыжеватой эспаньолкой, умные серые глаза. Глаза, впрочем, смотрели сердито.

– Эти негодяи – позор турецкой армии! – горячо воскликнул журналист по-французски. – Только мирных жителей резать хороши, а чуть бой – сразу в кусты. На месте Керим-паши я бы их всех разоружил и перевешал!

– Успокойтесь, храбрый шевалье, здесь дама, – насмешливо прервал его Маклафлин. – Вам повезло – вы предстали перед ней романтическим героем, так не теряйтесь. Вон как она на вас смотрит.

Варя вспыхнула и метнула на ирландца сердитый взгляд, но Маклафлин лишь добродушно расхохотался. Зато Д'Эвре повел себя, как подобает истинному французу, – спешился и поклонился.

– Шарль д'Эвре, к вашим услугам, мадемуазель.

– Варвара Суворова, – приветливо сказала она. – Рада с вами познакомиться. И спасибо всем вам, господа. Вы появились вовремя.

– А позвольте узнать ваше имя – спросил д'Эвре, с любопытством взглянув на Фандорина.

– Эраст Фандорин, – ответил волонтер, впрочем, смотря не на француза, а на Соболева. – Воевал в Сербии, а теперь направляюсь в г-главный штаб с важным сообщением.

Генерал оглядел Фандорина с головы до ног. Уважительно поинтересовался:

– Поди, хлебнули горя? Чем занимались до Сербии?

Поколебавшись, Эраст Петрович сказал:

– Числился по министерству иностранных дел. Титулярный советник.

Это было неожиданно. Дипломат? По правде говоря, новые впечатления несколько ослабили изрядный (что уж скрывать) эффект, произведенный на Варю ее немногословным спутником, однако теперь она вновь им залюбовалась. Дипломат, отправившийся добровольцем на войну, – это, согласитесь, нечасто бывает. Нет, определенно, все трое были замечательно хороши, каждый по-своему: и Фандорин, и Соболев, и д'Эвре.

– Что за сообщение? – нахмурился Соболев.

Фандорин замялся, явно не желая говорить.

– Да бросьте разводить тайны Мадридского двора, – прикрикнул на него генерал. – Это в конце концов невежливо по отношению к вашим спасителям.

Волонтер все же понизил голос, и корреспонденты навострили уши.

– Я пробираюсь из Видина, г-господин генерал. Осман-паша три дня назад выступил с корпусом по направлению к П-плевне.

– Что за Осман? Что за Плевна?

– Осман Нури-паша – лучший полководец турецкой армии, победитель сербов. Ему всего сорок пять, а он уже м-мушир, то есть фельдмаршал. И солдаты у него – не чета тем, что стояли на Дунае. А Плевна – маленький городок в т-тридцати верстах к западу отсюда. Нужно опередить пашу и занять этот стратегически важный п-пункт. Он прикрывает дорогу на Софию.

Соболев хлопнул ладонью по колену – его конь нервно переступил с ноги на ногу.

– Эх, мне бы хоть полк! Но я, Фандорин, не у дел. Вам надо в штаб, к главнокомандующему. Я должен закончить рекогносцировку, а вам выделю конвой до Царевиц. Вечером милости прошу в гости, Варвара Андреевна. В шатре у господ корреспондентов бывает весело.

– С удовольствием, – сказала Варя и боязливо посмотрела в сторону – туда, где положили на траву пленного офицера. Двое казаков присели рядом на корточках и что-то с ним делали.

– Тот офицер мертвый, да? – шепотом спросила Варя.

– Живехонек, – ответил генерал. – Повезло чертяке, теперь сто лет проживет. Когда мы башибузукам на хвост сели, они ему пулю в голову, и наутек. А пуля – она, как известно, дура. Прошла по касательной, только лоскут кожи сорвала. Ну что, братцы, перевязали капитана? – громко крикнул он казакам.

Те помогли офицеру подняться. Он покачнулся, но устоял на ногах, а казаков, хотевших поддержать за локти, упрямо оттолкнул. Сделал несколько дерганых шагов на неверных, того и гляди подломятся, ногах и, вытянув руки по швам, прохрипел:

– Ге… генерального штаба капитан Еремей Перепелкин, ваше превосходительство. Следовал из Зимницы к месту службы, в штаб Западного отряда. Назначен в оперативный отдел к генерал-лейтенанту Криденеру. По дороге был атакован отрядом вражеской иррегулярной кавалерии и захвачен в плен. Виноват… Никак не ожидал в нашем тылу… Даже пистолета при себе не было, одна шашка.

Теперь Варя рассмотрела страдальца получше. Он был невысок ростом, жилист, каштановые растрепавшиеся волосы, узкий, почти безгубый рот, строгие карие глаза. Вернее, один глаз, потому что второго по-прежнему было не видно, но зато во взгляде капитана уже не было ни смертной тоски, ни отчаяния.

– Живы – и славно, – благодушно сказал Соболев. – А без пистолета офицеру нельзя, даже штабному. Это все равно что даме на улицу без шляпки выйти – за гулящую сочтут. – Он хохотнул, но, поймав сердитый Варин взгляд, поперхнулся. – Пардон, мадемуазель.

К генералу подошел лихой урядник и ткнул пальцем куда-то в сторону.

– Ваше превосходительство, кажись, Семенов!

Варя обернулась, и ее замутило: у куста невесть откуда появился бандитский гнедой, на котором давеча она так неудачно скакала. Гнедой как ни в чем не бывало щипал травку, а на боку у него по-прежнему покачивалась тошнотворная подвеска.

Соболев спрыгнул наземь, приблизился к коню, скептически прищурившись, повертел кошмарный шар и так и этак.

– Разве ж это Семенов? – усомнился он. – Врешь, Нечитайло. У Семенова лицо совсем другое.

– Да как же, Михал Дмитрич, – загорячился урядник. – Вон и ухо рваное, и вот, гляньте. – Он раздвинул мертвой голове фиолетовые губы. – И зуба переднего опять же нет. Точно Семенов!

– Пожалуй, – задумчиво кивнул генерал. – Эк его перекорежило. Это, Варвара Андреевна, казак из второй сотни, которого нынче утром похитили месхетинцы Дауд-бека, – пояснил он, оборачиваясь к Варе.

Но Варя не слышала – земля и небо совершили кульбит, поменявшись местами, и д'Эвре с Фандориным едва успели подхватить обмякшую барышню.

Глава третья,

почти целиком посвященная восточному коварству

«Ревю паризьен» (Париж),
15(3) июля 1877 г.

«Герб Российской империи, двуглавый орел, превосходным образом отражает всю систему управления в этой стране, где всякое мало-мальски важное дело поручается не одной, а по меньшей мере двум инстанциям, которые мешают друг другу и ни за что не отвечают. То же происходит и в действующей армии. Формально главнокомандующим является великий князь Николай Николаевич, в настоящее время находящийся в деревне Царевицы, однако в непосредственной близости от его штаба, в городке Бела, расквартирована ставка императора Александра II, при котором находятся канцлер, военный министр, шеф жандармов и прочие высшие сановники. Если учесть, что союзная румынская армия подчиняется собственному командующему в лице князя Карла Гогенцоллерна-Зигмарингена, на ум приходит уже не двуглавый царь пернатых, а остроумная русская басня про лебедя, рака и щуку, опрометчиво запряженных в один экипаж…»

– Так все-таки как к вам обращаться, «мадам» или «мадемуазель»? – неприятно скривив губы, спросил черный, как жук, жандармский подполковник. – Мы с вами не на балу, а в штабе армии, и я не комплименты вам говорю, а провожу допрос, так что извольте не финтить.

Звали подполковника Иван Харитонович Казанзаки, в Варино положение входить он решительно не желал, и дело явно шло к принудительной высылке в Россию.

Вчера до Царевиц добрались только к ночи. Фандорин немедленно отправился в штаб, а Варя, хоть и валилась с ног от усталости, занялась необходимым. Милосердные сестры из санитарного отряда баронессы Врейской дали ей одежду, согрели воды, и Варя сначала привела себя в порядок, а уже потом рухнула на лазаретную койку – благо раненых в госпитальных палатках почти не было. Встреча с Петей была отложена на завтра, ибо во время предстоящего важного объяснения следовало быть во всеоружии.

Однако утром выспаться Варе не дали. Явились два жандарма в касках, при карабинах, и препроводили «именующую себя девицей Суворовой» прямиком в особую часть Западного отряда, даже не дав как следует причесаться.

И вот уже который час она пыталась объяснить бритому, бровастому мучителю в синем мундире, какого рода отношения связывают ее с шифровальщиком Петром Яблоновым.

– Господи, да вызовите Петра Афанасьевича, и он вам все подтвердит, – повторяла Варя, а подполковник снова на это отвечал:

– Всему свое время.

Особенно интересовали жандарма подробности ее встречи с «лицом, именующим себя титулярным советником Фандориным». Казанзаки записал и про видинского Юсуф-пашу, и про кофей с французским языком, и про выигранное в нарды освобождение. Больше всего подполковник оживился, когда узнал, что волонтер разговаривал с башибузуками по-турецки, и непременно хотел знать, как именно он говорил – с запинкой или без. На одно выяснение ерунды с запинкой ушло, наверное, не меньше получаса.

А когда Варя уже была на грани сухой, бесслезной истерики, дверь глинобитной хатенки, где располагалась особая часть, внезапно распахнулась, и вошел, даже, скорее, вбежал, очень важный генерал, с начальственно выпученными глазами и пышными подусниками.

– Генерал-адъютант Мизинов, – зычно объявил он с порога, строго взглянув на подполковника. – Казанзаки?

Застигнутый врасплох жандарм вытянулся в струнку и зашлепал губами, а Варя во все глаза уставилась на главного сатрапа и палача свободы, каковым слыл у передовой молодежи начальник Третьего отделения и шеф жандармского корпуса Лаврентий Аркадьевич Мизинов.

– Так точно, ваше высокопревосходительство, – засипел Варин обидчик. – Жандармского корпуса подполковник Казанзаки. Ранее служил по Кишиневскому управлению, ныне назначен заведовать особой частью при штабе Западного отряда. Провожу допрос задержанной.

– Кто такая? – поднял бровь генерал и неодобрительно взглянул на Варю.

– Варвара Суворова. Утверждает, что прибыла частным порядком для встречи с женихом, шифровальщиком оперативного отдела Яблоновым.

– Суворова? – заинтересовался Мизинов. – Мы с вами не родственники? Мой прадед по материнской линии – Александр Васильевич Суворов-Рымникский.

– Надеюсь, что не родственники, – отрезала Варя.

Сатрап понимающе усмехнулся и больше на задержанную внимания не обращал.

– Вы, Казанзаки, мне всякой чушью голову не морочьте. Где Фандорин? В донесении сказано, что он у вас.

– Так точно, содержится под стражей, – молодцевато отрапортовал подполковник и, понизив голос, добавил. – Имею основания полагать, что он-то и есть наш долгожданный гость Анвар-эфенди. Все один к одному, ваше высокопревосходительство. Про Осман-пашу и Плевну – явная дезинформация. И ведь как ловко завернул…

– Болван! – рявкнул Мизинов, да так грозно, что у подполковника голова уехала в плечи. – Немедленно доставить его сюда! Живо!

Казанзаки опрометью кинулся вон, а Варя вжалась в спинку стула, но взволнованный генерал про нее забыл. Он шумно пыхтел и нервно барабанил пальцами по столу до того самого мгновения, пока подполковник не вернулся с Фандориным.

Вид у волонтера был изможденный, под глазами залегли темные круги – видимо, спать минувшей ночью ему не довелось.

– 3-здравствуйте, Лаврентий Аркадьевич, – вяло сказал он, а Варе слегка поклонился.

– Боже, Фандорин, вы ли это? – ахнул сатрап. – Да вас просто не узнать. Постарели лет на десять! Садитесь, голубчик, я очень рад вас видеть.

Он усадил Эраста Петровича и сел сам, причем Варя оказалась у генерала за спиной, а Казанзаки так и замер у порога, вытянувшись по стойке «смирно».

– В каком вы теперь состоянии? – спросил Мизинов. – Я хотел бы принести вам свои глубочайшие…

– Не стоит об этом, ваше высокопревосходительство, – вежливо, но решительно перебил Фандорин. – Я теперь в совершенном п-порядке. Лучше скажите, передал ли вам этот г-господин (он небрежно кивнул на подполковника) про Плевну. Ведь каждый час дорог.

– Да-да. У меня с собой приказ главнокомандующего, но я прежде желал убедиться, что это действительно вы. Вот, слушайте. – Он достал из кармана листок, вставил в глаз монокль и прочел. – «Начальнику Западного отряда генерал-лейтенанту барону Криденеру. Приказываю занять Плевну и укрепиться там силами не менее дивизии. Николай».

Фандорин кивнул.

– Подполковник, немедленно зашифровать и отправить Криденеру по телеграфу, – приказал Мизинов.

Казанзаки почтительно взял листок и, звеня шпорами, побежал исполнять.

– Так стало быть, можете служить? – спросил генерал.

Эраст Петрович поморщился:

– Лаврентий Аркадьевич, ведь я, кажется, д-долг исполнил, про турецкий фланговый маневр сообщил. А воевать с бедной Турцией, которая и без наших доблестных усилий благополучно развалилась бы, – увольте.

– Не уволю, милостивым государь, не уволю! – засердился Мизинов. – Если для вас патриотизм – пустой звук, то позволю себе напомнить, что вы, господин титулярный советник, не в отставке, а всего лишь в бессрочном отпуску, и, хоть числитесь по дипломатическому ведомству, служите по-прежнему у меня, в Третьем отделении!

Варя слабо ахнула. Фандорин, которого она считала порядочным человеком, – полицейский агент? А еще Печорина из себя разыгрывает! Интересная бледность, томный взор, благородная седина. Вот и доверяй после этого людям.

– Ваше в-высокопревосходительство, – тихо сказал Эраст Петрович, видно, и не подозревая, что безвозвратно погиб в Вариных глазах, – я служу не вам, а России. И в войне, которая для России бесполезна и даже губительна, участвовать не желаю.

– А насчет войны не вам решать и не мне. Решает государь император, – отрезал Мизинов.

Повисла неловкая пауза. Когда шеф жандармов снова заговорил, голос его звучал уже совсем по-другому.

– Эраст Петрович, голубчик, – проникновенно начал он. – Ведь сотни тысяч русских людей жизнью рискуют, страна под военной тяжестью в три погибели согнулась… У меня дурное предчувствие. Что-то уж больно все гладко идет. Боюсь, добром не кончится…

Когда ответа не последовало, генерал устало потер глаза и признался:

– Трудно мне, Фандорин, очень трудно. Кругом бестолковщина, бордель. Работников не хватает, особенно дельных. Я ведь не рутину на вас навесить хочу. Есть у меня задачка не из простых, в самый раз для вас.

Тут Эраст Петрович вопросительно наклонил голову, и генерал вкрадчиво произнес:

– Анвара-эфенди помните? Секретарь султана Абдул-Гамида. Ну, тот, что слегка промелькнул в деле «Азазеля»?

Эраст Петрович едва заметно вздрогнул, но промолчал. Мизинов хмыкнул:

– Ведь этот идиот Казанзаки вас за него принял, ей-богу. Имеем сведения, что сей интересный турок лично возглавляет секретную операцию против наших войск. Господин отчаянный, с авантюрной жилкой. Вполне может собственной персоной в нашем расположении объявиться, с него станется. Как, любопытно?

– Я вас с-слушаю, Лаврентий Аркадьевич, – покосившись на Варю, сказал Фандорин.

– Ну вот и отлично, – обрадовался Мизинов и крикнул. – Новгородцев! Папку!

Тихо ступая, вошел немолодой майор с адъютантскими аксельбантами, протянул генералу красный коленкоровый бювар и тут же удалился. Варя увидела в проеме потную физиономию подполковника Казанзаки и скорчила ему презрительно-насмешливую гримасу – так тебе и надо, садист, помаринуйся за дверью.

– Итак, вот то, чем мы располагаем об Анваре, – зашелестел страницами генерал. – Не угодно ли записать?

– Я запомню, – ответил Эраст Петрович.

– О раннем периоде данные крайне скудны. Родился примерно тридцать пять лет назад. По некоторым сведениям, в боснийском мусульманском городишке Хевраис. Родители неизвестны. Воспитывался где-то в Европе, в одном из знаменитых учебных заведений леди Эстер, которую вы, разумеется, помните по истории с «Азазелем».

Второй раз Варя слышала это странное название, и второй раз Фандорин отреагировал странно – дернул подбородком так, словно ему вдруг стал тесен воротник.

– На поверхность Анвар-эфенди выплыл лет десять назад, когда в Европе впервые заговорили о великом турецком реформаторе Мидхат-паше. Наш Анвар, тогда еще никакой не эфенди, служил у него секретарем. Вот послушайте-ка, каков послужной список Мидхата. – Мизинов вынул отдельный лист и откашлялся. – В ту пору он был генерал-губернатором Дунайского вилайета. Под его покровительством Анвар открыл в этих краях дилижансное сообщение, построил железные дороги, а также учредил сеть «ислаххане» – благотворительных учебных заведений для детей-сирот как мусульманского, так и христианского вероисповедания.

– В с-самом деле? – заинтересовался Фандорин.

– Да. Похвальная инициатива, не правда ли? Вообще Мидхат-паша с Анваром наделали здесь таких дел, что возникла серьезная угроза выхода Болгарии из зоны русского влияния. Наш посол в Константинополе Николай Павлович Гнатьев использовал все свое влияние на султана Абдул-Азиса и добился-таки, чтобы не в меру ретивого губернатора отозвали. Далее Мидхат сделался председателем Государственного Совета и провел закон о всеобщем народном образовании – замечательный закон, которого у нас в России, между прочим, до сих пор нет. Угадайте, кто разрабатывал закон? Правильно, Анвар-эфенди. Все это было бы очень трогательно, но кроме просветительства наш оппонент уже тогда вовсю участвовал в придворных интригах, благо врагов у его покровителя было предостаточно.


  • Страницы:
    1, 2, 3