Брент медленно встал, держа пистолет в одной руке, и поднял другую, подавая сигнал пулеметчикам.

— Прекратить огонь! Машина может быть загружена взрывчаткой.

Он подошел к водителю, лежавшему в луже крови лицом вниз, тихо постанывая. Приставив пистолет к голове мужчины, Брент ногой перевернул лежавшего. Он оказался не мужчиной. Это была Кэтрин Судзуки.

Кровь лилась из раны на груди и сочилась изо рта.

— Мы почти сделали это, — выдохнула она. — Двенадцать тонн… у нас было двенадцать тонн для «Йонаги».

Глядя на красивое лицо, сейчас искаженное болью, Брент слышал доносящиеся от ворот крики раненых охранников, валявшихся бесформенными зелеными мешками. Машина оставила свой кровавый след: разбитая проходная, завалившая дорогу, тела двух молодых связистов, засыпанные щепками и обломками мебели. Только оставшийся невредимым унтер-офицер, сжимая в руке пистолет, шел по направлению к Бренту.

Брент почувствовал, как в нем начинает возникать и расти ярость — первобытное чувство, заполняющее кровь горячим желанием убивать.

— Брент… — Кэтрин поперхнулась кашлем, который выплеснул из раны сгустки крови, похожие на кусочки порезанной печени. — Ты был самым лучшим для меня, Брент. Я полюбила тебя. Слишком плохо…

Позади себя энсин услышал крики и топот бегущих ног.

По окровавленному лицу женщины сбежала слеза.

— Я умираю, Брент?

— Разве не этого ты хочешь?

— Нет. Не здесь. Не так. Не сейчас, Брент. Я собиралась выпрыгнуть.

— Боюсь, что ты умираешь, Кэтрин.

Бровь Кэтрин недоуменно выгнулась.

— Ты не можешь быть уверен… откуда ты можешь знать?

— Потому что я собираюсь нажать на курок.

— Нет!

Брент нажал. Пистолет рявкнул, и между глаз женщины появилась маленькая темная дырочка. Последовали обычные непроизвольные дерганья рук и ног, и Кэтрин Судзуки затихла, лежа с открытыми глазами, глядевшими на Брента. Он засунул пистолет в кобуру, повернулся и пошел прочь.

Ярость покрыла лицо адмирала Фудзиты дополнительной паутиной морщин, и желтоватая кожа стала алой.

— Двое матросов-охранников убиты, двое ранены, погибли два связиста, двенадцать тонн взрывчатки. — Брент Росс, Марк Аллен, Ирвинг Бернштейн, капитан второго ранга Кавамото, лейтенант Хиронака, капитан третьего ранга Ацуми и докмастер капитан второго ранга Камакура со своих мест молча смотрели, как злость адмирала, словно волны цунами, накатывает на них.

Горящие глаза остановились на Бренте Россе, старик моряк продолжал говорить, но сердитый тембр его голоса сменился на уважительный, багровые пятна со щек исчезли.

— И именно Брент-сан спас нас. Его быстрые решения.

— Благодарю вас, сэр, — ответил Брент. — Но грузовик остановили старшина Мусимаро и механик Дзингоро со своим пулеметом.

— Вы командовали. Если бы они продолжали стрелять, произошел бы взрыв. Но вы думали быстро и хорошо сражались, в лучших традициях бусидо.

Бренту была приятна похвала, но он чувствовал себя неловко под взглядами Бернштейна и Аллена. Ему удалось выдавить:

— Благодарю вас, сэр. — И быстро добавил: — Я бы предложил установить несколько пулеметов, брустверов…

— Адмирал, — произнес Камакура, — я дополнительно прислал двести автоматчиков. Нет необходимости…

— Нет необходимости! — истошно завопил Фудзита. — Мы могли потерять корабль!

Капитан второго ранга прикусил губу.

Брент испугался, что Фудзиту хватит апоплексический удар.

— Довольно! Мой штаб позаботится о мерах безопасности. А вы занимайтесь ремонтом корабля! Поняли?

Лицо толстяка побагровело, и он сел, бормоча сквозь сжатые губы:

— Хорошо понял.

Фудзита встал и, глядя на докмастера, показал на план порта Йокосука, разложенный на столе.

— Мои люди полностью перекроют здесь движение. — Палец адмирала уткнулся в точку в километре от разрушенной проходной. — Поставим там восемь пулеметных гнезд. — Рука Фудзиты скользнула вдоль линии ограждения. — И еще восемь здесь. А тут, — палец обрисовал кривую на некотором расстоянии от забортного трапа. — Тут лабиринтом разместим грузовики. — Адмирал ткнул пальцем в дорогу, ведущую к воротам, и пристально посмотрел на Камакуру. — Чтобы муха не пролетела!

— Адмирал, — подал голос Кавамото. — Найден старшина Симада. — У Бернта по спине побежали мурашки. — Мы нашли его с перерезанным горлом у склада. — Раздался ропот злости и ужаса.

— Возле какого склада? — вдруг спросил Камакура.

— Седьмого.

Пухлый кулачок докмастера ударил по столу.

— Черт! Мы сдали в аренду часть складов. Этот — нефтяной компании. Э-э… полагаю Объединенной нефтяной…

— Объединенной нефтеразведочной корпорации? — спросил Брент.

— Да. Ей самой.

Взгляд Фудзиты вернулся к энсину.

— Компания Кэтрин Судзуки?

— Да, сэр.

— Она управляла грузовиком?

— Да, сэр.

— И вы убили ее?

Брент оскалился в невеселой улыбке.

— Возможно, слишком поспешно, сэр. — Мужчины долго смотрели друг на друга после произнесенных Россом слов.

— Да, — наконец прошелестел Фудзита. — Она заслужила кое-чего более долгого и более изобретательного. — Старик вернулся к плану и, бросая холодный, как лед, взгляд на Камакуру, заметил: — В таком случае на седьмом складе хранилась взрывчатка. Они перехватили грузовик, убили старшину, загрузились взрывчаткой и атаковали нас. — Докмастер кивнул. — Но почему не произошло взрыва? Ведь грузовик снес проходную, задел стену склада и врезался в мешки с рисом.

— Я могу ответить на этот вопрос, — сказал капитан третьего ранга Ацуми. Брент знал, что Ацуми как командиру БЧ оружия было поручено осмотреть грузовик. В общем, Мусимаро как наиболее квалифицированный специалист забрался в машину сразу же после того, как она остановилась. — Все было продумано умно, адмирал. Они, когда шли на пролом заграждения, предвидели, что грузовик ударится в ворота и что, возможно, бампер встретит препятствия на дороге, ведь требовалось ехать на большой скорости. Поэтому использовалось новое, очень неустойчивое бризантное взрывчатое вещество, вне всякого сомнения, снабженное контактными или ударными взрывателями, которые могли отойти, когда грузовик врезался в проходную. Но у них имелся взрыватель контактного действия, находившийся сразу же за радиатором.

— Грузовик должен был взорваться!

— Нет, адмирал. Взрыватель активировался электрически, но цепь в кабине оказалась перебита. Чтобы бомба сработала, водитель должен был замкнуть цепь переключателем на приборной доске.

— Очень грамотно!

— Сэр, — внезапно вклинился в разговор адмирал Аллен, его голос звучал напряженно, на высокой ноте. — Я обращался в штаб ВМС по поводу торпед «Марк-48». — Все выжидающе замерли. Брент предвидел очередную порцию плохих новостей. И Аллен не замедлил с ними. Глядя на стол, адмирал порылся в бумагах, потом поднял глаза. — Торпед не будет.

Раздались гневные выкрики, а японские офицеры повскакали с мест.

— Пожалуйста! Пожалуйста! — успокаивал их Марк Аллен, поднимая руку. — У арабов тоже не будет русских «пятьсот тридцать третьих». — Японцы вернулись на свои места.

— Не понимаю, — прошипел Фудзита, с трудом контролируя свой голос.

— Торговый козырь, сэр, — продолжал американский адмирал.

— Мы не можем стрелять торговыми козырями из торпедных аппаратов.

— В известной степени можем, сэр. И СССР, и США озабочены тем, что остальные страны мира имеют на вооружении их последние разработки. Оба государства годами обсуждали данный вопрос на переговорах в Женеве. В самом начале было подписано соглашение насчет запрещения продажи их ADMG—30, шестиствольной тридцатимиллиметровой зенитной установки, против нашей шестиствольной двадцатимиллиметровой «Марк-15 Фаланкс». Русские не будут поставлять арабам свои новые семидесятишестимиллиметровые универсальные орудия, если США не будут снабжать «Йонагу» и силы самообороны своими пятидюймовыми пятьдесят четвертого калибра полностью автоматическими системами «Марк-45».

— А теперь торпеды?

— Да, адмирал. Хотя по-прежнему остаются поставки торпед «Марк-14».

— Но арабы использовали против нас «пятьсот тридцать третьи».

— Больше не будут. Ими были вооружены только две подлодки, а их мы потопили. Русские перестанут поставлять арабам такие торпеды.

— Что мы можем получить взамен?

Аллен посмотрел другой лист.

— Модель «шестнадцать», похожа на лучшую немецкую торпеду, применявшуюся во вторую мировую войну, с теми же характеристиками хода. Двадцать один дюйм в диаметре, двадцать три фута длиной, может делать до сорока семи узлов на короткой дистанции. Снабжена двухсотпятидесятикилограммовой боеголовкой кумулятивного действия.

— Хорошо, — на удивление быстро согласился Фудзита. — Мне не нравятся ваши автоматические системы, которые устраивают дуэль между собой без участия людей, и компьютеры, которые принимают решения вместо воинов. Лучшая система управления ведением огня — это самурайский глаз на мушке или за линзами прицела. У Цусимы я лично посылал двенадцатидюймовые снаряды в русские линкоры. Какое удовольствие от этого может получить компьютер? — Никто не ответил на этот риторический вопрос. Адмирал продолжал: — Да, на войне можно встретить смерть и боль. Но мужскую честь и самые геройские подвиги воин может найти только на поле брани. Гибель в бою — лучшая слава. — Глаза Фудзиты скользнули по неподвижным лицам. — Какая слава от смерти в госпитале с трубками, торчащими изо всех отверстий? — Присутствующие смущенно заерзали на стульях. — И как может умереть компьютер? Испуская дыхание и разбрасывая схемы и транзисторы по палубе? — Послышались смешки.

Заговорил Бернштейн:

— Но, сэр, компьютеры нужны нам для шифровки и дешифровки.

— Знаю, полковник.

— И с вашего разрешения, сэр, я съезжу в посольство забрать новое шифровальное устройство.

Адмирал побарабанил пальцами по столу.

— Возьмите дюжину матросов-охранников.

— Адмирал, — заметил Кавамото. — При шестнадцати пулеметных точках, двухстах матросах для охраны, пятистах человек, занятых на ремонте поврежденных отсеков и трехстах в увольнении.

— Только триста?

— Да, адмирал, остальные четыреста, отказались сходить на берег. — Фудзита улыбнулся, Кавамото продолжил: — У нас нет свободных людей.

— Адмирал, — сказал Мацухара. — Я могу охранять полковника. Лейтенант Тецу Такамура и военный летчик первого класса Кодзима отлично справятся с задачей отбора летчиков в Токийском аэропорту и в Касумигауре.

— Воздушный патруль?

— Я свободен до понедельника, сэр.

— А вы, энсин Росс?

— Буду рад быть охранником, адмирал. — Брент ощутил прилив радости от предстоящей встречи с Сарой Арансон. Ему удалось выглядеть бесстрастным, хотя он заметил усмешку Бернштейна.

Фудзита посмотрел на часы.

— Джентльмены, Сын Неба ожидает меня в шестнадцать ноль-ноль.

— Банзай! Банзай!

— Я должен подготовиться. — Опершись о стол, старик поднялся. — Можете вернуться к своим обязанностям.

Брент почувствовал волнение, когда адмирал покинул «Йонагу». Стоя по стойке «смирно» между Марком Алленом и Ирвингом Бернштейном перед рядами офицеров и матросов в синей форме, он с гордостью смотрел, как маленький адмирал чопорно проходит мимо. Лишь однажды, в декабре прошлого года, когда Фудзита наносил свой первый визит императору Хирохито (единственный раз за сорок лет он покинул палубу авианосца), Брент видел старика одетым в парадную форму. Фудзита блистал великолепием в однобортном синем кителе с воротником-стойкой и прорезными карманами, застегнутом на все пуговицы. Роскошные черные галуны украшали верхнюю и переднюю кромку воротника, карманы, борт и низ кителя. Тяжелые черные нашивки на манжетах обозначали адмиральский чин. Об адмиральском звании также свидетельствовали погоны с четырьмя цветками вишни и еще четырьмя на обшитой золотом остроконечной фуражке. Слева свешивался меч, и крошечная ручка Фудзиты твердо прижимала его к бедру под точным «парадным» углом, когда адмирал чеканил шаг.

— Тысяча девятьсот сороковой, — прошептал Аллен в ухо Бренту. — Форма образца сорокового года.

Адмирал подошел к трапу, и двести каблуков щелкнули одновременно, матросы-охранники в синих форменках и бескозырках протянули руки. К чирикающим и пронзительным трелям боцманских свистков и гулкой дроби двух барабанщиков, выбивающих раскаты отдаленного грома, присоединился туш квартета трубачей, чьи инструменты так заревели Бренту в ухо, что он поежился.

Перед тем как ступить на трап, адмирал обменялся приветствиями с вахтенным офицером и отсалютовал флагу. Затем в окружении четырех матросов-охранников старик адмирал медленно и напряженно, но без чьей-либо помощи спустился по трапу к ожидавшему его лимузину с императорскими гербами на дверцах.

Лимузин тронулся, впереди и позади него двигались полицейские машины с красно-янтарными мигалками. Но до того как кортеж проехал разрушенную проходную, к нему, спереди и сзади, присоединились два джипа с пулеметами «Намбу» и четырьмя матросами в каждом.

На «Йонаге» прогремел гром, когда тысячи ботинок ударили по палубе и к крику приветствия облаченных в парадную форму матросов присоединились сотни работавших в доке и артиллеристы зенитных установок, размахивавшие касками. «Банзай, Фудзита!» неслось со всех сторон. Лимузин исчез в лабиринте складов и зданий, возбужденные возгласы стихли, и строй сломался.

— Брент, — сказал Марк Аллен. — Я бы хотел поговорить с вами.

— Есть, сэр. — Энсин последовал за адмиралом.

Соответствующая положению адмирала каюта была немного больше, чем у Росса: в ней находились огромный дубовый стол, широкая койка с настоящим американским матрацем, а не с плоской подкладкой, два незадрапированных кресла, два телефона, карты Тихого и Индийского океанов на одной переборке, молодой Хирохито на традиционной белой лошади — на другой и неизбежное переплетение труб и кабелей над головой.

Марк Аллен сел за стол и, поигрывая карандашом, начал разговор.

— Я поеду забирать шифровальное устройство в понедельник. Вы ведь знаете, у нас возникли трудности с расшифровкой нового арабского шифра.

— «Ятаган Три»? — спросил Брент со своего места в торце стола.

Аллен кивнул.

— Да. Чертова задачка.

— Но, сэр, ребята из Вашингтона на своем «Микроваке-1400» могут разжевать ее. У наших СВС—16 просто не хватает емкости памяти.

— На завтра с тринадцати до восемнадцати я получил разрешение на доступ к «Микроваку» по новому каналу передачи данных оптико-волоконной связи.

— Я вам нужен?

— Нет, Брент. Лучше поезжай с Бернштейном. Со мной два шифровальщика, Пирсон и Херера. Они достаточно квалифицированны. У семи нянек дитя без глазу. — Аллен постучал карандашом по столу. — У Пирсона есть неплохие идеи относительно порядка кодирования и ключах кода, которые он выудил из обрывков ясного текста. Теперь мы можем избавиться от мусора и использовать нашу старую программу для «Ятагана Три», загрузить переменные ряды…

— Но, сэр, у вас только пять часов.

— Знаю, но думаю, что «тысяча четырехсотый» переварит все за отведенное время. — Аллен отбросил карандаш. На лице и в глазах пожилого человека Брент заметил какую-то тяжесть, он догадался, что она вызвана не только проблемой с шифром. — Брент, — наконец сказал Аллен, поднимая глаза. — У адмирала Фудзиты сильное влияние на всех нас.

— Разумеется, сэр, он наш командир.

— Некоторыми из нас, Брент, он управляет не только через приказы.

— Что вы хотите этим сказать?

Аллен снова взял карандаш и начал постукивать по столу ластиком на конце.

— У него есть хитрый способ понимать человека и управлять им, такого я не встречал раньше. Он Свенгали[16] — я ощутил это. И ты видел матросов, когда он уезжал. Это больше чем лояльность, больше, чем любовь, это было почитание божества.

— То же самое они испытывают по отношению к императору.

— Да. Японцы называют это кокутай.

— Отец говорил мне о кокутай, адмирал. Император и Япония — неразрывны. В общем, японцы считают, что государственную сущность воплощает Хирохито, так?

— Верно, Брент. Но матросы к этому сочетанию добавляют Фудзиту.

Молодой человек кивнул, его мысли опередили адмиральские.

— И вы полагаете, что я мог бы принять подобную систему мышления?

Откровенное утверждение удивило адмирала. Он быстро раскрыл свои карты.

— Вы обезглавили человека.

— Да.

— Я проклинаю себя, что не пришел.

— Это не имело бы значения.

— Почему вы это сделали?

— Так было правильно.

— Не в Канзас-Сити.

— Мы не в Канзас-Сити, адмирал.

— Нет, но он в нас.

Брент постучал кулаком по лбу и понял, что вспотел.

— Я не могу понять своих действий. Могу лишь сказать, что в тот момент мне казалось это правильным.

— Вами командовали?

Брент ударил кулаком по подлокотнику.

— Адмирал! Прошу вас. Это не третья степень.

— Отвечайте на мой вопрос, энсин.

Молодой человек тяжело выдохнул:

— Да. Адмирал Фудзита. Но вы должны понимать, Коноэ просил меня, молил. Он был уверен, что я являюсь единственным инструментом, который может восстановить его потерянное лицо — нанести решающий удар, что, как он считал, я и должен был сделать на ангарной палубе.

— Да, Брент, я могу понять самурайское мышление. Вы ведь знаете, я вырос в Японии.

— Да, сэр.

— Но я беспокоюсь о вас, Брент. Вы не можете вернуться домой с их моральными ценностями.

— Я и не собираюсь этого делать, сэр.

— Вы убили женщину.

— Да.

— Вы почувствовали сожаление?

— Нет.

— Ликование?

— Нет.

— Это меня и беспокоит.

Брент выпрямился.

— Сэр, я убил двух членов «Саббаха»: одного голыми руками, другого застрелил из пистолета. Тогда вы не волновались.

— Вы разозлились.

— И испугался, адмирал.

— Но в случае с Кэтрин Судзуки не было ни того, ни другого.

Молодой человек откинул голову назад и посмотрел на трубы над головой.

— Я почувствовал злость и страх, когда грузовик несся на нас, адмирал.

Ластик прошелся по крышке стола, оставляя след в виде буквы «икс».

— Но когда вы приставили ей ко лбу свой пистолет, когда вы взвели курок, что вы почувствовали?

Большие бездонно голубые глаза опустились на адмирала, и двое мужчин некоторое время молча смотрели друг на друга.

— Почувствовал то же самое, что я чувствую, когда наступаю на таракана.

Когда адмирал Фудзита вернулся на авианосец, ожидаемое штабом совещание не состоялось. И поэтому Брент лежал на своей койке, заложив руки за голову, дивясь разговору, происшедшему между ним и адмиралом Алленом, и странным, иногда невероятным вещам, которые происходили с ним за последние полгода. Он вспомнил, как давным-давно впервые встретился с адмиралом Фудзитой, как адмирал говорил ему, насколько высоко ценил он его отца Пороха Росса. Как погиб Порох Росс. Что он умер, как самурай.

Брент поежился. Может, в каждом из солдат в той или иной степени живет самурай? Может, бусидо четко определило все чувства и управляет всеми людьми, надевшими форму и взявшими в руки оружие? Конечно, если бы его спросили, он с уверенностью ответил бы, что адмирал Фудзита имеет подобное право. Да, самурай всецело предан воинским обязанностям, действует в рамках понятий о чести самурая и готов умереть с улыбкой на устах. В Аннаполисе этому его не учили.

Брент ударил кулаком по тонкому матрацу. И он думал об этом, попав в самурайскую среду в тот день в храме Вечного Блаженства, когда лейтенант Коноэ обнажил свою шею. Брент помнил момент удара. Помнил, как Фудзита прокричал команду. И чувство счастья, завершенности и безмерной пустоты своей жизни, которая внезапно заполнилась. Заполнилась чем?

Выругавшись, Брент сел, вдруг услышав по динамику голос Фудзиты, в котором, несмотря на его металлическую неестественность, чувствовалась властность.

— Команда «Йонаги»! Я встретился с Сыном Неба. Он доволен «Йонагой».

Поскольку Фудзита с презрением относился к силам самообороны, считал парламент сборищем человекообразных обезьян, он отвечал только перед императором и подчинялся только его приказам. Фудзита, несомненно, был доволен тем, что услышал в императорских покоях.

— Его Величество сказал, что только «Йонага» стоит между Японией и ее врагами. Он приказал нам делать то, что мы хорошо умеем, — встретить наших врагов, собирающихся на другом конце земного шара, и уничтожить их. С поддержкой богов, чьим посланником является микадо, мы не можем потерпеть неудачу. — Последовала пауза, а затем голос запел: — Трупы плывут в морских пучинах…

Брент узнал старый японский гимн «Кимигайо»[17], который команда пела перед боем в Средиземном море. К адмиралу присоединились тысячи голосов, проникавших повсюду: через вентиляционные отверстия, двери, сталь. Энсин пел вместе со всеми, проговаривая те слова и фразы, которые он знал:

«…в морских пучинах, трупы гниют на горных лугах. Мы умрем, мы умрем за императора. Умрем без оглядки.» Динамик захрипел от криков «банзай» и топота ног. Наступило молчание.

Брент снова лег, заложив руки за голову.

— Явно не «Встали на якоря», — сказал он сам себе и рассмеялся. Он смеялся и смеялся. И не мог остановиться. А когда наконец ему это удалось, он почувствовал себя ослабевшим, по его щекам текли слезы. Брент перевернулся на бок с широко открытыми глазами и уставился на переборку, на которой висел меч Коноэ.