В коридоре прозвучал гонг. Джек открыл глаза и осторожно повернулся на спину, боясь побеспокоить ссадины по всему телу, которые были аккуратно заклеены огромными пластырями с мазью Яблонского.

У мази был резкий запах, напоминавший одновременно морскую рыбу и речной орех. Наверное, мухи о таком запахе могли только мечтать, но Джеку он не нравился, он вообще не мог нравиться ни одному человеку, за исключением, пожалуй, немолодой медсестры, которая ежедневно меняла Джеку пластыри и черпала мазь Яблонского из огромного пластикового ведра.

Впрочем, в палате, где лежал Джек, этой мазью мазали всех четырех пациентов, так что подобной вонью здесь никого нельзя было удивить. Все привыкли к ней и уже не замечали.

– Але, кавалерия! Вы на завтрак идете? – спросил один из пациентов – сержант Ветлок, попавший в отделение с ожогами, полученными при объемном взрыве. Ветлок был самым активным в палате и постоянно командовал и распоряжался.

– Я не пойду… – капризным голосом пожаловался капрал Лихарь. – Опять эту манную кашу давать будут – я ее жрать не могу, в ней пенки!

– И что, так и будешь без завтрака жить?

– Нет… Я попозже в буфет схожу, у меня еще деньги остались.

– А ты, Шарсан?

– Я иду без вопросов, – сказал давно не брившийся танкист, выпрастывая из-под одеяла забинтованные ноги. Ты идешь?

– Иду… – ответил Джек, привычно попадая ступнями в тапочки.

– Как шкура? – спросил сержант Ветлок.

– Ничего вроде. Сегодня нормально разогнулся и в толчок ночью ходил – сидел ровно, а не как раньше – врастяжку.

– Выздоравливаешь, стало быть. А как насчет манной каши?

– Да сколько угодно. Ее же с маслом дают, я не против.

– Вот, Лихарь, смотри, как Малой рассуждает – настоящий солдат, хотя и себя не помнит… Ладно, идем, кавалерия, только насмешки держать стойко и на провокации не отвечать, пока я не разрешу. Понятно?

– Понятно, – отозвался Джек и, придерживая полы байкового халата, потрусил следом за сержантом.

В коридоре пахло карболкой или еще каким-то дезинфицирующим средством. А еще потягивало сквозняком.

– Вы чего так медленно?! – строго спросила медсестра Агнета, плотная дама лет тридцати пяти и метр девяносто ростом.

– Извините, мадам, нездоровы еще… – пробормотал сержант Ветлок. Джек проскочил мимо дежурной сестры молча, а Шарсан улыбнулся так широко, что у него, наверное, заломило шею.

Пробежав по узкому коридору своего отделения, они оказались в большом фойе перед столовой, где накапливались все пациенты госпиталя перед тем, как войти под своды столовой – обеденного зала с высокими сводчатыми потолками.

Говорили, будто здание являлось историческим памятником и ему не одна сотня лет, но Джека это мало волновало, поскольку пациентов его отделения в столовой ожидали неприятные сюрпризы. Сами они к запаху мази Яблонского были невосприимчивы, зато все прочие жаловались на вонь, из-за которой якобы не могли есть.

«Эй, вонючки!» – кричали им все вокруг и бросались намоченным в компоте хлебом. Особенно усердствовали пациенты хирургического отделения – даже с загипсованными руками.

Лишь сидевшие за двумя самыми дальними столами оставались совершенно спокойными: это была элита госпиталя, они лечились от триппера.

Наконец они добрались до своего стола, и Джек сразу схватил кусок позавчерашней булки, чтобы размочить ее в блюдце с вареными фруктами – это здесь называли компотом.

Вскоре через голову разносившей тарелки санитарки прилетели два мокрых мякиша. Один угодил в ножку стола, другой в стену.

– Это Лысый Румфольд… – сразу догадался сержант Ветлок, хотя из-за санитарки не видел, кто бросал хлеб. – Малой, ты готов?

– Готов, – ответил Джек, заготавливая клейкие шарики.

– Вон он, рожа лысая… Делает вид, что занят пудингом… Огонь!

Джек прикинул расстояние, посмотрел на старшую санитарку, следившую за порядком в столовой, и, метнув мякиш, попал Румфольду прямо в макушку.

От удара мякиш разлетелся в стороны, угодив в тарелки других пациентов. Румфольд с компанией погрозили «вонючкам» кулаками. Зато сержант Ветлок счастливо рассмеялся, но, поймав на себе взгляд старшей санитарки, тотчас уткнулся в тарелку, продолжая хихикать и подмигивать товарищам.

– Вот сразу видно, Малой, что ты человек артиллерийский. И недели не прошло, как ты тут образовался, а уже второе попадание по Лысому. Ты артиллерист – стопудово!

– Не факт, – покачал головой Шарсан, – он вполне мог в танке сидеть, как офицер наведения…

– Ну какой офицер, Шарсан? Ты посмотри на него – ему же лет мало! – возразил сержант.

– А чего молодой? Это что – диагноз? Видал я молодых, справлялись не хуже старых.

Со стороны терапевтического отделения прилетел вялый мякиш, но упал он на пол и развалился.

«Недомочили…» – сделал вывод Джек, смакуя рисовую кашу, которую в их военном городке подавали редко. Вот пшенной было завались, гречневую тоже подавали, правда, чуть реже. Ячневую – тоже случалось, но рисовой было мало. Он даже ходил к главному по тыловому обеспечению сержанту, интересовался, почему рисовую дают редко, а тот оторвался от журнала с девками и все свалил на мышей, дескать, они рис расхищают. На том расстались.

Новый мякиш прилетел от хирургического отделения. Он ударил сержанта Ветлока в спину, однако тот не подал виду, чтобы не доставлять противнику радости. Мало ли что там летает?

– Ты сегодня ничего нового не вспомнил, Малой? – спросил сержант.

– Нет. Но мне снилось дерево.

– Какое дерево?

– Огромное. С него сыпались листья и взлетали снегири…

– Снегири? А что это такое?

– Это такие птицы, я про них раньше где-то читал.

– Танкист он, – сказал Шарсан через какое-то время, переходя от каши к фруктовому витаминизированному пудингу.

– С какого бодуна? – не сдавался артиллерист Ветлок.

– По нему видно. Технического человека сразу видно, хоть в воду его брось, хоть в сортире утопи.

– Спасибо, не надо, – усмехнулся Джек.

– Ну это я фигурально. А ты попробуй представить электронный триплекс перед мордой и бронебойный снаряд в семьдесят миллиметров – шершавый такой, с коэффициентом аэродинамики два-и-четыре. Может, это твое?

– Танки мне понятны, – согласился Джек, переходя к пудингу.

– Да что там понятного, Малой? Броня крепка и все такое? Я же вижу, что у тебя артиллерийское мышление!

– Не напирай, сержант, – возразил Шарсан.

– Я не напираю. Я просто представляю человеку всю широту выбора. А то ты заладил – танкист да танкист. А он, может, вообще из ремонтного подразделения, так что ни нашим, ни вашим…

– Может, и так, – подумав, согласился Шарсан.

В зале появился заместитель главврача – майор медицинской службы Броуч. Он подошел к столу «вонючек» и, слегка наклонившись, сказал:

– Молодой человек, после завтрака зайдите в режимный отдел, с вами хотят побеседовать.

– Хорошо, сэр, – кивнул Джек, привставая.

– Сидите-сидите, я же сказал – после завтрака.

Майор ушел, за столами соседей притихли, ожидая реакции Малого, но тот лишь пожал плечами и перешел к чаю и булочке с маслом.

– Ты, Малой, не дрейфь, это дело обычное, – сказал Шарсан. – Ты ведь только неделю здесь, можешь сразу послать его подальше.

– Ну да, «подальше»! Ты ему насоветуешь, господин танкист, – покачал головой Ветлок. – Напротив, Малой, больше слушай и меньше говори, если ничего не вспоминается, а то ведь они тебя запросто в тардионы запишут – у них это быстро. Не нужно ничего выдумывать, что помнишь – говори, а не помнишь – разводи руками.

На стене постукивали часы с большим красным циферблатом, длинная стрелка, отсчитывая секунды, перепрыгивала с деления на деление, но делала это как-то неуверенно, нервно подрагивая перед каждым прыжком.

Сидевший за столом офицер поднял на Джека глаза и удивленно вскинул брови, как будто только сейчас заметил вошедшего и тот не стоял у двери уже целую минуту.

– Кто таков? – спросил офицер и потер выбритый до синевы подбородок.

– Я из сто двадцать второй палаты, сэр. Меня здесь зовут Малой.

– Что значит Малой?

– Просто так назвали, наверное, из-за моего возраста.

– Ну а зовут-то тебя как? Имя у тебя есть? Вот меня зовут капитан Блинт Лупареску.

– А меня – пациент Малой, сэр, – ответил Джек в том же тоне.

– Так! – произнес Лупареску, вышел из-за стола и приблизился к стеклянному шкафу с множеством пробирок, бутылочек и пузырьков с надписями по-латыни.

Этот кабинет использовался им нечасто, и больничная администрация размещала здесь часть своих запасов.

– Ты латынь знаешь? – спросил капитан, бегая глазами по этикеткам пробирок.

– Не думаю, сэр.

– Вот и я не знаю. А как бы нам это сейчас пригодилось…

Капитан отошел от манящей витрины, вернулся за стол и снова посмотрел на стоявшего перед ним пациента.

– Итак – ваша фамилия, имя и место рождения, – произнес он и взялся за карандаш, готовясь записывать.

– Пациент Малой, сэр, – повторил Джек.

– Так!

Капитан положил карандаш и сложил руки на столе.

– Значит, ничего нового не вспомнил?

– Нет, сэр, если бы вспомнил, обязательно бы сказал. Можно я сяду, а то бок жжет…

– Садись, только стул отодвинь подальше, очень уж от тебя воняет…

– Это из-за мази Яблонского, сэр. Но она очень помогает.

Джек взял от стены стул, поставил на середину комнаты и сел.

– Итак, пациент Малой… М-м-м… – Капитан вдруг замотал головой, словно хлебнул слишком горячего чая.

– Что такое, сэр?

– Не нравится мне такое название. Давай как-то тебя поименуем, скажем ну… Отто Тирбах!

– А почему именно так?

– Ну, придумай свой вариант временного имени…

– Пусть будет это, сэр, вполне себе нормальное имя. Только как мы покажем, что оно временное?

– Очень просто, парень, я вот тут напишу: «так называемый Отто Тирбах». И дело в шляпе. В официальных документах ты будешь «так называемый», а в беседе просто Отто Тирбах. Годится?

– Да, сэр, большое спасибо.

– Не за что, – усмехнулся Лупареску. У него на это имя были собственные планы по улучшению эффективности своей работы. Пока же ему этой эффективности как раз и не хватало, сам полковник Кнутс сказал ему об этом два дня назад в ресторане «Гоферштейн». Полковник был сильно пьян, но излагал очень четко. Он сказал: «Блинт, ты отличный парень и можешь выпить какую угодно дрянь, даже не поморщившись, но в работе ты полный конь, в том смысле, что ты совершенно не валяешься…»

А Блинт возьми да и спроси: «Так что же делать, сэр? Как спасти положение?» На что полковник ответил: «…повысь эффективность, Блинт, а не то тебя отправят гайки крутить, ведь ты же инженер-механик…»

Блинт еще хотел что-то уточнить, но полковник Кнутс упал на пыльный ковер и не подавал признаков жизни до самого утра, и это было досадно.

Впрочем, наплевать на этого Кнутса, у Блинта Лупареску теперь был собственный план, и он собирался ему следовать.

– Ладно, Отто, зачитаю тебе обстоятельства твоего здесь появления. Не боишься?

Лупареску исподлобья взглянул на «Отто», ожидая заметить в его глазах испуг или смятение, но тот выглядел спокойным.

– Буду очень рад, сэр. От санитарок я никаких объяснений получить не смог…

– Ну тогда слушай…

Капитан Лупареску открыл папку и стал читать:

– «…во время «санитарного получаса», объявленного обеими сторонами конфликта, означенный раненый был найден бесчувственным, в обмундировании с утерянными знаками различия, которые, видимо, были сорваны взрывной волной. Поскольку в месте нахождения означенного раненого потерянной техники противника найдено не было, раненый был признан военнослужащим Аркона и доставлен на место сбора с дальнейшим препровождением в означенные пункты госпитализации…»

Капитан взглянул на Джека – тот слушал его очень внимательно, однако без излишнего волнения.

– Ты все понял, Отто?

– Да, сэр.

– Тогда вот тебе бланк – подпишись в нем своим новым именем. Я только впишу своей рукой «так называемый», а ты все остальное…

– А что это за бланк, сэр, и за что я распишусь?

– Тут написано, что ты ознакомлен со своей историей – как попал сюда и все такое. Давай подходи, пока я зажал нос…

Джек встал, приблизился к капитану и, взяв из стаканчика свободное перо, подписался: «Отто Тирбах». И даже закорючку добавил, придумав ее тут же – на лету.

– Отлично… – прогундосил капитан и, поскольку у него уже кончался воздух, махнул рукой, чтобы Джек отошел.

– Ну что же, Отто, – произнес Лупареску, отдышавшись и моргнув заслезившимися глазами. – На первый раз достаточно. Ступай к себе в камеру… Прошу прощения – в палату. И лечись.

Оставшись один, капитан Лупареску взял подписанный пациентом бланк и, приблизив его к глазам, стал наблюдать за тем, как испарялись спецчернила, убирая дописку «так называемый» и оставляя только «Отто Тирбах».

– Есть! Получилось! – воскликнул он и, бросив бланк на стол, прихлопнул ладонью. Теперь у него имелся вполне конкретный Отто Тирбах, а не какой-то иллюзорный, то ли объявленный в розыск, то ли результат ошибки при регистрации.

На этого виртуального Тирбаха имелся кое-какой материальчик. Но если глянуть навскидку – пустая болтовня. Какой-то парень утащил с воинского склада несколько тюков рваных штанов, которые дожидались случая, чтобы попасть на фабрику по переработке тряпья. Всем на эти тряпки было наплевать, кроме этого умельца. Он договорился с транспортом, загрузил тряпье и вывез, чтобы заработать на выпивку, но в городе был остановлен полицейским патрулем.

Начались выяснения, и этот делец признался, что утащил тряпье с армейского склада. Тогда городская полиция перебросила это арконским органам – в рваных штанах копаться желающих не было, но и экономический отдел контрразведки не горел желанием погрузиться в эту тему, и постепенно дело окончательно угасло, осев в тонкой, никому не нужной папке.

И вот теперь майор Лупареску давал этим материалам новую жизнь.

В ткани, из которой шили военное обмундирование, имелся дюпоновский пластик, который использовался также для производства взрывчатых веществ, и Лупареску решил, что сможет выжать из этих тряпок капельку нектара лично для себя. Одно дело – сырье для вторичной переработки, и совсем другое – компоненты взрывчатых веществ.

В этом случае все менялось кардинально, стоило лишь добавить немного ретуши.

Фигурировавшее в документах имя злоумышленника Отто Тирбаха, конечно же, было выдуманным. Пойманный полицией делец ляпнул первое, что пришло в голову, и, если бы дело расследовали надлежащим образом, настоящее имя было бы установлено, но, поскольку тряпки никого не интересовали, в документах по-прежнему фигурировал никому не ведомый «Отто». Так бы он и оставался плодом воображения пойманного жулика, если бы не подходящий для Лупареску случай – в госпитале оказался пациент, потерявший память, и теперь дело оставалось за малым – переделать его в «Отто Тирбаха», а потом подать начальству на блюдечке.

Конечно, начальство у Лупареску было не таким уж глупым, чтобы сожрать все, как оно есть, но ему тоже хотелось показаться с хорошей стороны перед своим начальством. Поэтому, чуть приправив это «блюдо», оно передаст его наверх, и так далее.

Выйдет из этого что-то дельное или найдется умник, который швырнет эту писанину в измельчитель для бумаг, будет уже неважно. Главное, что везде, где нужно, будет отмечено, что капитан Лупареску проявил активность. Активность! А значит, на какое-то время страшная тень аттестационной комиссии будет отодвинута.

Погруженный в анализ своей хитроумной схемы, капитан машинально перекладывал бумажки, когда дверь кабинета открылась и вошел его коллега – лейтенант Боцак.

– Привет, Блинт, – сказал он, садясь на свободный стул.

– А как насчет постучаться в кабинет старшего по званию? – со значением произнес Лупареску.

– А как насчет отдать долг в две тысячи ливров младшему по званию? – парировал Боцак с издевательской усмешкой.

– Это некорректное замечание, лейтенант.

– Зато это правда, капитан.

– Ладно, проехали, – сдался Лупареску. Денег у него с собой не было, а если бы и были, отдавать их было жалко.

Впрочем, он мог выгнать лейтенанта вон, невзирая на финансовую задолженность, однако ему очень хотелось похвастать своей находчивостью.

– Ну и что там у вас в плановом отделе? – начал он издалека, зная, что лейтенант начнет жаловаться на бесперспективность службы в планировочном отделе.

– А что у нас, Блинт? Кажется, отработали план наступления – уже хорошо. А мне доверили рассчитать два средних этапа, представляешь?

– Круто. Надеюсь, генералы поняли хотя бы несколько твоих формул? Не зря же мама носила тебе на кафедру обеды?

– Я в этой конторе давно уже ничему не удивляюсь, Блинт. У тебя нет чего-нибудь выпить?

– Конечно, есть, – ответил капитан Лупареску и пробежался глазами по полкам прозрачных шкафов. Признаться в отсутствии спиртного он не мог, это было бы несолидно, но что находилось на полках, Лупареску тоже не знал, хотя некоторые из бутылочек выглядели весьма перспективно.

– Дай чего-нибудь, а то с самого утра как-то не заладилось…

И лейтенант Боцак покачал головой, демонстрируя свое состояние.

– Сейчас что-нибудь придумаем, – сказал Лупареску, поднялся со стула и, подойдя к одному из шкафов, оценивающим взглядом принялся сравнивать две бутылочки. В одной жидкость была нежно-оранжевой окраски, в другой – зеленовато-желтой.

Решительно открыв стеклянную дверцу, Лупареску взял одну из бутылочек и, вынув пробку, осторожно понюхал содержимое.

Запах был приятный, чем-то напоминал ваниль. Во второй бутылке он был порезче, но тоже ничего – напоминал лимон и слегка ромашку.

На этикетках обеих склянок значилось – «спиртовой раствор чего-то там», но основным, конечно, было слово «спиртовой».

– Есть выбор, Боцак… Ты будешь пить это или это?

Лупареску с видом хлебосольного хозяина продемонстрировал гостю обе бутылочки, и тот ткнул пальцем в лимонно-ромашковую.

– Вот эту хочу. Это что вообще?

– Это… Это то, что надо, приятель.

Лупареску взял со стола пластиковый стакан и, плеснув туда жидкость, какое-то время наблюдал, не начнется ли реакция с пластиком, однако обошлось.

– Вот, Вилли, держи свою долю…

– А ты? – спросил лейтенант, принимая стакан.

– А я… – Капитан сделал паузу, думая о том, что ему тоже следует выпить. Пусть еще слишком рано, пусть жидкость непроверенная, но ведь Боцак выпьет первым, а там, по результатам испытания, может выпить и он. А почему нет? Ведь он такую аферу прокрутил, полковник Кнутс будет счастлив.

– Я выпью следом за тобой, Вилли. Только закусона, извини, нет. Не положен он нам по штатному расписанию.

Лейтенант выпил без закусона, встряхнул головой и провел ладонью по волосам.

– Понравилось? – спросил Лупареску.

– Нектар, так его разэдак. Это что, «угандийский розарий»?

– Ну, типа того.

– Хороша штука, – похвалил лейтенант. – А ты сейчас над чем работаешь?

– Я?

Капитан вернулся к столу и, плеснув во второй стакан, убрал бутылочки обратно в шкаф.

– Я, приятель, развожу одного хитрюгу – по всем статьям тардионского шпиона, который был заслан к нам неким извращенным способом.

– О как! Это каким же? – спросил лейтенант и, достав из кармана жевательную резинку, не снимая обертки, забросил в рот.

– Щас расскажу…

Капитан выпил свою часть микстуры и зажмурился – вкус у нее был ужасный, совсем не то, что запах. Приоткрыв один глаз, он посмотрел на лейтенанта, тот держался молодцом.

– Ну, тебе, работающему… в отделе планирования, это может показаться не таким уж интересным…

– Давай, Блинт, не задерживай.

– Ну, короче, его переодели в какую-то невнятную одежонку, по которой нельзя понять – аркон это или тардион.

– И все?

– Не перебивай… Потом его ударили по башке дубиной, чтобы он окончательно потерял связь с действительностью, и вот пожалуйста – этого негодяя подобрали наши санитары и притащили в наш госпиталь, чтобы он тут собирал ценную информацию.

– А зачем его били по голове? Не проще оставить его в полном здравии, чтобы он лучше соображал?

– Конечно, лучше, – согласился Лупареску. – Но мы бы тогда сразу догадались, правильно? Поэтому они, на всякий случай, дали ему дубиной по голове и тем самым спутали все наши карты.

– А ты его данные в штаб фронта отослал?

– Кто? Я? – переспросил Лупареску и только сейчас понял, что так увлекся построением западни, что забыл о самом основном и простом действии – пересылке фотографии неизвестного субъекта и его истории в бюро контрразведки фронта, ведь там на него может храниться досье, тогда все решится за какие-то минуты или даже секунды.

Правда, при этом не будут учтены интересы самого Блинта Лупареску.

– Фотография у тебя есть?

– Конечно, есть, ты смеешься, что ли?

Капитан даже хохотнул, но не сразу вспомнил – есть ли у него фотография «Отто Тирбаха».

– Все документы в комплекте, просто я отрабатывал кое-какие версии.

– Ну и как, отработал?

– Отработал. Теперь можно и в штаб фронта обратиться.

– Слушай, налей из другой бутылки, а то я даже не понял, чего выпил, – ты мне яду, что ли, налил?

– Ага, яду. И для верности сам выпил, – усмехнулся капитан, заметив, что от стеклянного шкафа к двери пробежала мышь. – Ладно, хочешь другого яду – не вопрос. Давай свой стакан.

Забрав у лейтенанта посуду, Лупареску открыл шкаф и влил гостю полуторную порцию оранжевой жидкости, а себе налил поменьше – ему еще сегодня предстояло работать.

Оранжевая жидкость на вкус оказалась ненамного лучше той – первой. Лейтенант поморщился и занюхал своим кепи, а Лупареску – рукавом. Они были люди военные.

– Отправляй запрос, Блинт, пока соображаешь, а то эта дрянь, похоже, забористая… – заметил лейтенант.

– Позабористей видели, – усмехнулся Лупареску, делая вид, что ему все нипочем. – Сейчас отправлю, а ты пока вон мышек посчитай.

Капитан включил терминал и стал искать папку с документами на «Отто Тирбаха». Он намеренно собирался запустить досье с этим выдуманным именем, чтобы там наверху подольше поискали и не лезли к нему со своими советами.

– Совсем они этот госпиталь запустили… Двадцать семь мышей насчитал и двух кузнечиков. Откуда здесь кузнечики, Блинт?

– Кузнечики, они обычно… – Блинт на мгновение замолчал, отправляя данные запроса, потом снова посмотрел на лейтенанта и засмеялся.

– Ты чего?

– На твоих погонах как раз сидят два кузнечика.

– Значит, их тут больше, Блинт…

Лейтенант попытался смахнуть с себя насекомых, но у него не получалось. Кузнечиков на нем становилось все больше, а мыши выпрыгивали из стеклянных шкафов, занимая весь пол.

– Вот ведь канальи! – воскликнул капитан, поджимая ноги. Теперь он понимал тех, кто боялся этих тварей.

– Держи их тут, лейтенант, а мне нужно отлучиться по делам!

– Я буду бить их веслом! – крикнул лейтенант, запрыгивая в лодку.

– Это может продлиться долго! – предупредил Лупареску, затем выскочил в коридор, захлопнул дверь и какое-то время придерживал ее всем телом, прислушиваясь к шуму неравной борьбы, которую вел лейтенант Боцак.

Несмотря на все предосторожности, несколько мышей все же проскользнули в коридор и удивительным образом стали стремительно размножаться.

– Да пропадите вы все! – крикнул он и понесся по пустынному коридору. Уже на втором повороте капитан сумел оторваться от преследования и, заскочив в какую-то палату, захлопнул дверь, а мыши прошли косяком дальше – к кабинету физиотерапии.

Было слышно, как они переворачивали тренажеры и вгрызались в стены. Это было ужасно.

Капитан перевел дух и, повернувшись, увидел четыре каменных стола, на которых в позе лотоса восседали четыре мудреца.

«Ну что сегодня за день, а?» – подумал капитан и смахнул с лица пот.

– Здравствуй, путник, мы рады видеть тебя в пещере познания. Зачем ты пришел к нам, какая нужда заставила тебя проделать этот путь? – спросил один из мудрецов.

Лупареску низко поклонился мудрецу и уже собрался ответить тем же витиеватым слогом, когда вдруг обнаружил, что перед ним не мудрец в позе лотоса, а тот самый Отто Тирбах, которого Лупареску сам же так и назвал.

– Отто? – удивился он.

– Да, сэр, это я… – ответил Отто, садясь ровнее и надевая растоптанные шлепанцы.

– А я тебя, между прочим, уже сдал и продал! – воскликнул Лупареску. Другие мудрецы в пещере удивленно на него уставились.

– Как это, сэр? – удивился Отто.

– Я тебя подставил, недоносок! Твоя подпись была главной твоей ошибкой, придурок! Спецчернила испарились – и что осталось на бумаге?

– Что там осталось, сэр?

– Там осталась твоя подпись, придурок! Ты теперь похититель старых штанов, блин!

– Каких штанов, сэр?

– Таких штанов. Взрывоопасных. Поймал я тебя, тардионский шпион, поймал. Зачем штаны на взрывчатку переделывал, а? Взорвать нас хотел? Распылить на молекулы объединенные силы Аркона? Никогда! Слышишь?! Ни-ког-да!

Капитан так замотал головой, что услышал треск собственных позвонков.

– Никогда тебе не удастся сделать это, пока…

Внезапно вдохновение оставило Лупареску, и он замолчал, переводя взгляд с одного пациента палаты на другого.

– Так… заминка вышла, – признался капитан. – Я скоро вернусь, ждите…

С этими словами он выскочил в коридор, а в палате воцарилась тишина.

– Ну ничего себе особист допился, – первым произнес капрал Лихарь, возвращаясь к баночке со сметаной, которую принес из буфета.

– Да не просто допился, а нажрался какой-то дряни, – предположил сержант Ветлок. – Ты чего-нибудь понял, Малой, из того, что он здесь орал? Что за «Отто»?

– Это он предложил мне взять такое имя – Отто Тирбах. Я даже подписался под документом «так называемый Отто Тирбах».

– А что он про какие-то штаны плел?

– Да он и про носки мог наплести в таком-то состоянии! – подал голос Шарсан. – Говорил я тебе, Малой, назовись танкистом и поедешь к нам служить. А если потом вспомнишь чего – ну переедешь или там документы переправишь, а то ведь эти пройдохи тебя тут заклюют – вон уже какого-то Отто пристраивают. Оно тебе нужно, этот Отто?

Достав из упаковки последнюю чистящую салфетку, Марсель огорченно вздохнул – она оказалось абсолютно сухой, а экран его монитора выглядел таким грязным, что работать за ним не было никакой возможности. Вот лейтенант Карчер, тот мог работать, даже развалившись в вонючей луже, он и брился-то, когда совсем припрет, то есть после окрика капитан Форта.

Есть окрик начальника – Карчер идет бриться, потому что второго предупреждения Форт не делал и давал пинка ботинком сорок шестого размера.

Сам Марсель этого не видел, но ему рассказывали, что в тот раз лейтенант пролетел через весь коридорчик и сломал старую тумбочку из архива. Вспомнив это, Марсель улыбнулся – лейтенант Карчер ему не нравился, хотя тот же капитан Форт считал лейтенанта «полезным субъектом» и часто давал ответственные поручения, а Марселя почти не замечал, и это было плохо, ведь приближался срок окончания стажировки и Форт должен был дать ему какие-то рекомендации.

– Марсель, маленький ты говнюк, чего уставился на эту промокашку? Старик прихватил меня за яйца, и через час я должен принести ему бочонок меда! Где данные по четвертому потоку?

Это был Карчер собственной персоной. Он появился словно из ниоткуда, оттолкнул Марселя от его монитора и застучал по клавиатуре своими сальными пальцами.

– Так-так-так… Что это за хреновина, практикант? Ты порнушку, что ли, смотришь?

– Это музей Ордуэла, сэр. Классика второго периода, школа Шпандельфини…

– Танки-стулья-деньги-бабы… Да ты извращенец, практикант! Порнуха из каменных тел!

– Это бронза, сэр!

– Бронза?

Карчер посмотрел на Марселя так, будто тот только что сожрал сороконожку.

– Парень, да твои дела еще прискорбнее, чем я думал! Бронза, блин!

И, не ожидая ответа, Карчер принялся разрабатывать свою ветку, хотя у него имелся собственный терминал.

Марсель откатился на своем стуле на колесиках и стал набираться решимости, чтобы высказать лейтенанту свои претензии. В конце концов, у него оставалось не так много времени, чтобы привлечь внимание капитана Форта, а если еще этот монстр будет забирать драгоценное время, о каких-либо рекомендациях можно окончательно забыть.

– Сэр, а почему бы вам не пойти на свой терминал?!

– Чего? – не прекращая стучать по клавишам, спросил лейтенант.

– Это мое рабочее место, сэр, почему бы вам…

– Эй, практикант, а чего ты эту салфетку держишь? Сожрать, что ли, хочешь?

– Я… – Марсель растерялся, слишком неожиданной была эта атака. – Вообще-то я хотел протереть монитор, его как будто мухи засидели…

– Ну так протирай, в чем проблема?

– Салфетка высохла, сэр, кто-то забыл закрыть упаковку…

– Давай сюда!

Лейтенант Карчер выхватил у Марселя сухую салфетку и, плюнув на нее, быстро протер монитор. Затем вернул салфетку Марселю и как ни в чем не бывало принялся снова колотить по клавишам.

– Сэр! Но почему бы вам не вернуться за свой терминал?! – в отчаянии воскликнул Марсель, чувствуя, что его начинает подташнивать.

– Ты чего такой нудный, практикант? У меня клавиатура глючит, а ты, один хрен, без толку тут место занимаешь, бронзу, блин, рассматриваешь!

– Но у меня тоже работа, сэр!

– Какая у тебя работа?

– Я… – Марсель на мгновение растерялся, у него действительно было мало работы. В основном только проверка запросов, но они приходили очень редко, так что большую часть времени он бездельничал или кому-то помогал.

– Я собираюсь проверить запросы, сэр. А вы можете работать на терминале своего соседа – лейтенанта Блаймена, все равно его до конца недели не будет.