– Подписала бумагу, чтобы уберечь сына от позорного разбирательства.

– Так может, оно и к лучшему? – успокаивающе произнёс я.

– Ты не понимаешь, – покачала головой Катя. – Своей подписью я фактически вывела Серёженьку за круг семейства Вяземских. И чёрт бы с ними, если бы не наследство.

– О каком наследстве ты говоришь? – переспросил я. – Ведь если я всё понял правильно, половина всё равно остаётся за вами?

– То Серёжино наследство, а то наследство Вяземских.

– Стоп! – моё сознание штормило. – Будь любезна, поясни, в чём тут прикол?

Екатерина посмотрела на меня, видимо тоже заметила приближение шторма и потому без лишних слов исполнила просьбу.

– Когда я говорю про Серёжино наследство, я имею в виду наследство, оставшееся после моего покойного мужа. Когда я говорю о наследстве Вяземских, я имею в виду банковскую ячейку, ключ от которой хранится в нотариальной конторе.

Катя замолчала. Похоже, мне предлагают поиграть в вопросы-ответы. Ладно, мы не гордые.

– А подробнее нельзя: что за ячейка и какое отношение к ней имел твой покойный муж?

И опять вздохи поперёд ответа. Спокойно, Ипполит, спокойно…

– Шкатулка, вернее небольшой ларец, принадлежала прадеду мужа и его полному тёзке Сергею Сергеевичу Вяземскому. Дворянин по рождению и офицер по призванию, прадед Сергея воевал против большевиков в составе «Каппелевского» корпуса. Участник Великого Сибирского Ледяного похода. После перезахоронения гроба Каппеля в Харбине осенью 1920 года эмигрировал в Америку и в конечном итоге обосновался в Рагвае. Перед смертью передал ларец своему старшему сыну, деду Сергея. Воля умирающего в отношении ларца была, мягко говоря, странной, но исполняется и по сей день. Ларец запрещено открывать до определённой даты. Хранителями ларца назначались прямые потомки прадеда моего мужа. При этом в случае отсутствия у хранителя сыновей ларец передавался старшей дочери, которая обязательно должна быть замужем за потомком русского офицера. Волей первого хозяина ларца, открыть его может только мужчина. Дед Сергея поместил ларец в банковскую ячейку, а ключ передал на хранение в нотариальную контору. При каждой смене хранителя ячейка открывалась, сохранность ларца подтверждалась, и ячейка вновь запиралась. Последний раз ячейка открывалась после гибели Сергея в моём присутствии.

– То есть, на данный момент хранительницей ларца являешься ты? – уточнил я.

– Да, – кивнула головой Катя.

Как-то само собой в разговоре возникла пауза. Я обнял Катю, она положила голову мне на плечо, и мы замерли, размышляя о плотском, но не о плоти. Сколько мы просидели в уютной для обеих позе, не скажу, но молчание точно прервал я.

– Чем не подошла кандидатура твоего сына на роль хранителя наследства Вяземских, я спрашивать не буду – ответ очевиден. А тебе-то во всём этом, какая печаль?

Катя легонько отстранилась. Видимо, говорить о великом в расслабленной позе считала неправильным.

– Мой сын имеет больше прав открыть ларец, нежели будущий муж Люсии!

Открыть? Так вот в чём дело! Если моя догадка верна – понятно, отчего все так всполошились.

– Грядёт дата, когда можно будет отворить ларец, верно?

– Верно, – подтвердила Катерина. – Десятое октября 2010 года.

– 10.10.10, – протянул я. – Прям, мистика какая-то. Однако странный был прадед у твоего мужа.

Катя неопределённо пожала плечами.

– Видимо, не без того. Но меня волнует не это.

– А что? – искренне удивился я. – Бумаги ты подписала, а значит, не только отказалась от части наследства, но и лишила сына возможности стать хранителем.

– Ты так считаешь?

То, как она произнесла эту фразу, настораживало, но ответ на неё уже вертелся на кончике языка, и я не смог его удержать.

– Так считаю не я, так считают они, а я лишь констатирую факт. Или у тебя на этот случай припрятан туз в рукаве?

Катя рассмеялась весело и звонко, и я понял, что дуром угодил в десятку.

– Та-ак, а вот с этого места давай-ка поподробнее, – попросил я.

– Охотно, – куда из её голоса подевалась прежняя печаль? – тем более что это может напрямую коснуться тебя.

Меня? И каким же это, интересно, боком?

– Есть у меня в Рагвае близкая подруга…

– Вот это новость! А я-то считал, что там у тебя одни недруги.

– Преимущественно да, но есть и исключения. И первой в списке исключений стоит Светлана Фернандес. Мы с ней подруги и по счастью, и по несчастью. Обе из России. Обе оказались в Рагвае, выйдя замуж за иностранца. Обе были любимы мужьями и отвергнуты их роднёй. Обе овдовели, правда, в разное время, и это сблизило нас ещё больше.

– Прямо, двойняшки какие-то, – ухмыльнулся я.

– И ничего не двойняшки, – возразила Катя. – Я, если ты заметил, шатенка, а Светка, она чёрненькая.

Сегодня шатенка, завтра блондинка, послезавтра кикимора зеленоволосая… Видимо, мои крамольные мысли как-то сумели переползти на лицо, потому что Катерина спросила с вызовом:

– Ты что, сомневаешься, что это мой естественный цвет?

– Ни в коем разе, – поспешил заверить я, и чтобы слегка сбить её с толку, тут же добавил:

– Так что там Светка?

– Светка? – теряя опасное мне направление мысли, переспросила Катя, – Светка по отцу татарочка, а я русская. К тому же она бывшая чекистка.

– Даже так? – удивился я.

– Представь себе. До встречи с Филиппе Родригесом – так звали Светкиного мужа – она работала в спецслужбах, притом в этом самом городе, правда забавно?

– Забавнее некуда, – подтвердил я. – И кем же она служила?

– Служат собачки, – неожиданно обиделась за подругу Катерина.

– А также большинство из тех, кто носит погоны, – возразил я. – Она ведь носила погоны?

– Не знаю… – растерянно протянула Катя. Потом лицо её озарилось. – Точно! Она мне говорила, что была офицером.

– Вот видишь, – забил я гвоздь по самую шляпку, – была офицером, значит служила. Рассказывай дальше.

– А дальше, приставили Светку сопровождать иностранную делегацию, возглавлял которую как раз Филиппе Родригес Фернандес. И случилась меж ними большая любовь, и увёз он её с собой в качестве законной жены.

– А то, что она агент спецслужб, ему было известно? – поинтересовался я.

– Представь себе, да!

– И всё-таки и женился, и увёз… Да, действительно, большая любовь.

Катерина снова вздохнула.

– Было это в прошлом году, а три месяца назад Филиппе умер.

– Романтическая история с печальным концом, и действительно похожа чем-то на твою, – подвёл я черту под отступлением от основной темы Катиного рассказа. – Так что тебе твоя Светка посоветовала?

– С чего ты решил, что она мне что-то посоветовала? – удивилась Катерина.

Читать лекцию на тему отличия мужской логики от женской я посчитал несвоевременным, поэтому ограничился вопросом на вопрос:

– А разве нет?

– Да, – кивнула головой Катерина, – она посоветовала мне выйти замуж, притом раньше Люсии.

– Постой, постой, – заинтересовался я. – Это для того, чтобы твой новый муж имел преимущество пред мужем Люсии в праве на вскрытие ларца – так, что ли?

– Именно так! – торжествующе кивнула головой Катерина.

– Мудро, – восхитился я. – Ай да Светлана! – И тут в моей голове начало формироваться жуткое подозрение. – А когда День рождения у Люсии?

– Первого сентября.

– То есть совсем скоро… И чего ж ты тогда делаешь в России. Или… – Я вопросительно посмотрел на Катерину.

– Да какие там, в Рагвае, мужья, – уклонилась моя подруга от прямого ответа.

– И ты решила найти мужа в России… – Я не столько спросил, сколько закончил за неё ответ.

– Да, – Катя слегка зарделась и отвела взгляд.

– И выбор пал на меня… – Я был беспощаден к кому-то одному из нас двоих, а может, к обоим сразу.

– Дело в том, – осторожно начала Катя, – что мне нужен фиктивный брак. О таком я могу попросить только мужчину, которому могу безраздельно доверять. Ты кажешься мне именно таким.

Вот тут она угадала. Именно таким я и был. Отказать симпатичному человеку было противно моему естеству, правда, с одной оговоркой: просьба должна быть мне по силам. В том, что Катя мне симпатична, я не сомневался. Оставалось понять: по плечу ли мне предлагаемая ноша?

– Ну, допустим… – дипломатично начал я, но Катя тут же поломала весь протокол. Её лицо озарилось неподдельной радостью, которую она не преминула прокомментировать:

– Спасибо! Я так боялась, что ты откажешься. Прямо гора с плеч!

Сказала – как печать поставила. Вот только моей подписи под бумагой ещё не было. Я почувствовал, как гора переползает с её плеч на мои, и попытался увернуться.

– Стопаньки, не так быстро, когда это я успел сказать «да»?

Радость на Катином лице тут же сменилась недоумением.

– А разве ты сказал «нет»?

Я в который раз восхитился женской логикой. Умеют ведь, когда им надо, исключать полутона: раз не сказано «нет», то, значит, сказано «да». Отодвинувшись от горы – пусть себе постоит пока между мной и Катериной – я принялся посвящать подругу в секреты логики мужской:

– Видишь ли, Катя. Открою тебе страшную тайну: между «да» и «нет» существует расстояние, порой очень значительное. Да, да, представь себе, существует. В настоящий момент я нахожусь примерно на полпути между крайними точками. И только от тебя зависит, к какой из них я направлюсь в следующую минуту.

Катя посмотрела на меня с сожалением, однако усилием воли проглотила все те слова, которые хотела сказать сама, и произнесла те, которые хотел услышать я:

– И что же я должна сделать?

– Ничего особенного. Просто доходчиво объясни мне, во что я вляпаюсь… – Катя резко дёрнулась, и я поспешил поправиться: – Извини, «вляпаюсь» неправильное слово. Что я должен буду делать, помимо того, что поставлю подпись под брачным договором?

– Да ничего особенного, – пожала плечами моя подруга. – По правде говоря, во все детали я хотела посвятить тебя после того, как…

… – Нет, солнышко, – перебил я её, – только «до», иначе никакого «после» не будет.

Катя, было, снова дёрнулась, но я уже исчерпал запас извинений, и она сдалась.

– Полностью план выглядит следующим образом. Я под предлогом навестить родню улетаю с Серёжей в Россию…

– Так твой сын здесь? – удивился я.

– Да, не перебивай. Оставляю Серёжу в надёжном месте и ищу нормального мужика для фиктивного брака. Так я обеспечиваю безопасность для сына и получаю козырь в той борьбе, которую собираюсь вести по возвращению в Рагвай. Муж нужен мне исключительно для того, чтобы присматривал за Серёжей и прикрывал мой тыл, остальное я сделаю сама.

– А что ты собираешься делать – про то мне знать не обязательно? – уточнил я после того, как в разговоре возникла очередная пауза.

– Исключительно для твоей же пользы.

С этим я готов согласиться. Крепкий сон здоровью не помеха.

– Само собой, я беру на себя решение всех финансовых вопросов.

Теперь, пожалуй, мне ясно всё.

– Цифры озвучить сейчас?

Как только речь зашла о деньгах, в голосе Кати появились хозяйские нотки. Начинаю испытывать дискомфорт. Я хоть и не богатый, но гордый.

– С цифрами можно подождать до после того, как я скажу «да».

Иностранца такая фраза сразу бы поставила в тупик. Но Катя была своя, и лишь слегка повела бровью.

– Ты собираешься сказать «да»?

– Собираюсь, только немного подумаю.

– Как долго?

– Уже подумал. Да!

Всю жизнь знаю, что настроение женщины переменчиво, как питерская погода, и никак не могу к этому привыкнуть. Катя прильнула ко мне, уткнулась лицом в грудь и разрыдалась. Одной рукой я придерживал её спину, другой гладил волосы и смиренно ждал окончания паводка. Наконец всхлипывания утихли. Катя осторожно высвободилась из моих объятий, поднялась со скамьи, отошла в сторонку, повернулась спиной и стала приводить себя в порядок. Спросите, откуда у неё в руках появились все эти штучки – не отвечу, но я ещё не встречал ни одной женщины, у которой бы их при себе не было.

Вот уже неделю я топчу родной московский асфальт. Если бы я знал заранее, какое хлопотное дело брак с иностранкой, может, с моих уст и не сорвалось бы то злополучное «да», подхваченное и унесённое свежим морским ветром. Самым сложным оказалось оправдаться перед детьми и бывшей женой. Боюсь, что желаемого результата я так и не достиг. Ну, да чего уж теперь. Дело сделано, и сегодня мы с Катей идём за документами. Во что всё это выразилось в денежном эквиваленте, не знаю и знать не желаю. Это Катина головная боль, от которой она к тому же и не страдает. Вон какая нарядная и счастливая – и впрямь невеста.

После ЗАГСа был праздничный обед в ресторане, где заранее был заказан столик на двоих. Ужин нам подали в номер для молодожёнов, который Катя сняла в одной из лучших гостиниц Москвы. Никогда не был снобом, но в этот вечер я чувствовал себя на одной ноге с аристократами. Когда пришло время отходить ко сну, Катя лукаво спросила:

– Что твой троян?

– Молчит.

– Ну, и ты помолчи.

А я что? Я промолчал…

Праздник никогда не бывает долгим, если он не совсем настоящий. Мне подарили ночь, я подарок принял, и, собственно, всё. Если завтрак ещё можно было считать продолжением банкета, то обед был уже сугубо деловым. Перед началом трапезы Катя передала мне конверт и пояснила:

– Здесь реквизиты счёта, открытого на твоё имя, и пластиковая карта. Сейчас на счету сто пятьдесят тысяч евро. Это часть твоей доли за участие в проекте. Если всё пройдёт удачно, эта сумма увеличится вдвое, если нет, то на значительно большую сумму.

– Ты меня пугаешь.

– Сама боюсь, – призналась Катя.

Я накрыл своей ладонью её ладошку.

– Ты уверена, что не хочешь посвятить меня в свои планы?

Катя благодарно улыбнулась.

– Уверена. Я и так уже втянула тебя в свою войну, дальше, надеюсь, не придётся.

Мне было жаль мою нечаянную жену, но себя было жаль чуточку больше, и я промолчал.

Катя высвободила ладошку и предложила:

– Давай приступим к еде, и уже по ходу я буду посвящать тебя в детали.

Так мы и поступили. Я больше ел, она больше говорила.

– Серёженьку я поместила в закрытый пансионат. Есть такой в Подмосковье, но ты про него вряд ли слышал, его особо не афишируют. Завтра мы туда съездим, и я познакомлю тебя с сыном. Руководству пансионата я тебя представлю, как своё доверенное лицо с самыми широкими полномочиями.

Катя протянула мне ещё один довольно пухлый конверт.

– Здесь все бумаги по пансионату, документы Серёжи – пусть они хранятся пока у тебя – и небольшая сума в валюте и рублях на непредвиденные расходы. У тебя есть машина?

Странно, что она не поинтересовалась этим раньше.

– Машины в настоящий момент нет, но есть права.

– Отлично. Купи себе машину, – у тебя ведь теперь есть деньги? – желательно сегодня.

Я кивнул в знак понимания:

– В пансионат мы поедем на моей машине.

Катя улыбнулась.

– Люблю понятливых мужчин.

Таксист доставил Катю к гостинице, а потом отвёз меня в автосалон. Раньше я о такой «тачке» даже не мечтал. По дороге домой я сделал ксерокопии переданных мне Катей документов, потом заехал в банк и арендовал ячейку.

– Дядя Страх…

Если я к чему-то подобному был готов, то мою фиктивную жену чуть не переклинило.

– Господи, Серёженька, что ты говоришь? Не дядя Страх, а дядя Старх.

– Погоди, – остановил я её. – Сергей, если для тебя непривычно произносить «дядя Старх», можешь называть меня «дядя Аристарх» или «Аристарх Игоревич». Тебе как удобнее?

– Я буду называть вас дядя Аристарх, – подумав, ответил мальчик.

– Будем считать, что это мы решили. Теперь говори: о чём ты хотел меня спросить?

– Я хотел спросить, дядя Аристарх, почему у вас наша фамилия. Вы наш родственник?

А парень вроде ничего: фигура спортивная, лицо симпатичное, да и умом, кажись, не обижен, вопрос задал по существу.

– Нет, дружок, мы не родственники. Это у вас в Рагвае фамилия Вяземский редкость, а в России помимо меня у тебя сыщется ещё немало однофамильцев. Ясно?

Серёжа кивнул.

– Вот и хорошо. Скажи, дружок, у тебя есть здесь любимое место?

– Да, возле озера, но одному мне туда нельзя.

– Но с нами-то, наверное, можно, как ты думаешь?

– Думаю, что можно, – поразмыслив, ответил мальчик.

Я от души рассмеялся такой рассудительности.

– Тогда вперёд?

Катя хотела взять сына за руку, но тот выдернул ладошку. Катя беспомощно посмотрела на меня, но я лишь укоризненно покачал головой. Взрослого мужика, за руку, при посторонних?

В Подмосковье есть немало прелестных уголков. Пансионат, в который Катя определила сына, располагался как раз в одном из таких мест. От шоссе к нему вела ухоженная асфальтированная дорога, при въезде на которую установили щит с надписью, рекомендующей не пользоваться дорогой без уважительной на то причины. Перед въездом в посёлок обустроили самый настоящий КПП со шлагбаумом и караульным помещением.

Посёлок обрамлял пансионат по периметру и служил дополнительной преградой от злонамеренных проникновений. Это нам объяснили чуть позже, уже на территории самого пансионата. Мудрость его устроителей – а это было частное заведение – впечатлила ещё до попадания на территорию. Я имею в виду ограду, которая была выполнена в виде крепостной стены с башенками и воротами. Крепость выглядела скорее игрушечной, чем настоящей, наверное, для того, чтобы не походила на тюрьму.

Машину нам пришлось оставить перед воротами и топать в крепость ножками. Комната для посетителей была уставлена творениями местных Самоделкиных и увешена картинами юных художников. Пока мы осматривали экспонаты, в комнате появился молодой человек, представившийся воспитателем Сергея. Он мягко пожурил нас за несвоевременный приезд. Теперь нам придётся подождать, пока у воспитанников не наступит свободное время. А пока молодой человек готов с радостью ответить на все наши вопросы, касающиеся пансионата, и, будь на то наша воля, стать гидом в небольшой экскурсии по местным достопримечательностям. Мы любезно приняли оба предложения, но только после приёма у ректора.

Ректор производил правильное для такого заведения впечатление: этакий полупрофессор-полуминистр. Я был представлен как поверенный госпожи Вяземской в делах, касающихся пребывания в пансионате её сына, после чего скоренько покинул кабинет, оставив Катю и ректора наедине с их общими проблемами. Присев рядом с маявшимся в приёмной воспитателем, я учинил ему допрос касательно пребывания Сергея в пансионате.

Малый держался молодцом. О воспитаннике отзывался исключительно положительно. И только когда я его уж очень сильно допёк, обмолвился, что проблемы есть у всех, но таких, которые бы не поддавались решению, у воспитанника Вяземского, к счастью, нет. Я снова открыл было рот, но тут же его затворил: из кабинета вышла Екатерина. Слегка увядший от общения со мной воспитатель вновь расцвёл и немедленно продекламировал Кате хвалебную оду её изумительному ребёнку. В отличие от меня, Катя осталась весьма довольна услышанным – спасибо, в ладоши не захлопала. Бросив на меня победный взгляд, воспитатель предложил перейти к экскурсии. И начал её с извинений. Хождение по территории родственников воспитанников во все дни, за исключением второй половины дня субботы, не приветствуется. Исключение делается лишь для зоны отдыха, куда мы с Серёжей в дальнейшем и проследуем. Но не стоит огорчаться. Не имея возможности походить по городку, мы можем осмотреть его сверху. Для этого на вышке, торчащей («торчащей» это моё слово) над административным корпусом, оборудована смотровая площадка.

О лестнице, похожей на ту, что ведёт на вершину маяка, я мечтал зря. Если таковая и была, то не для дорогих гостей – лифт доставил нас на площадку. Небольшенькая, но симпатичная стекляшка. Не так уж и высоко над землёй, зато панорамный обзор. А гид уже просит обратить внимание. Что там у него на первое? Жилая зона. Симпатичные двухэтажные коттеджи. А чуть подальше что – казарма? Для кадетов? Каких ещё кадетов? Вон оно что… После седьмого класса воспитанники продолжают обучение на выбор: кадетский корпус или один из двух колледжей с гуманитарным либо техническим уклоном. Учебная зона с прекрасно оборудованными классами и кабинетами. Ну-ну… поверим на слово. Куда это гид потащил Катю? Подводит к телескопу – на площадке и телескоп есть! Предлагает найти сына среди вышедших на перемену школьников. А ведь нашла, и радуется, как ребёнок. Спортгородок впечатляет. Крытые и закрытые площадки, корты и манежи. Говоришь, бассейны? Странно, если бы их не было. И каток крытый? Это уже роскошь. Что, и манеж? А лошади откуда? Конюшня в посёлке… понятно: ездить на лошадях можно, а навоз нюхать… Что? Утрирую? Ну, извините – увлёкся. В наказание небольшая лекция о правилах общения воспитанников и обслуживающего персонала. Контакт воспитанников с техническим персоналом и охраной минимизирован. Даже кухня вынесена за территорию. Общение только с преподавателями. А что – разумно. Породистых щенков полагается выращивать в особых условиях. Господи, Вяземский, откуда столько цинизма? Самому в детстве такое не выпало? И что – обзавидовался? Ну вот, пропустил часть рассказа. Там зона отдыха – понятно…

За разговорами и смотринами время пролетело незаметно, и мать, наконец, смогла обнять сына. Теперь мы спускались к озеру, которое на поверку оказалось вовсе не озером. Средних размеров пруд абсолютно не мешал окружающей природе.

Мы присели на скамью. Катя ворковала с сыном, а я с удовольствием дышал свежим воздухом, изредка принимая участие в разговоре. Потом было прощание, конечно, не без женских слёз и, подозреваю, не без детских тоже. Впрочем, слёз Серёжи я не видел, поэтому утверждать не берусь.

На следующий день я стоял на открытой террасе аэропорта, обращённой в сторону лётного поля, и смотрел, как лайнер отрывается от земли и уносит в неведомую даль мою нечаянную жену.

Известие о моём уходе на пенсию распространялось со скоростью телефонного разговора.

– Какая пенсия? – удивлялся мой шеф и вроде как даже друг Коля Прялкин. – Тебе лет-то сколько?

– Пенсию я, Николай Маркович, заслужил ещё в прошлом году в благодарность за непосильный и тяжкий труд.

– Это как, досрочно что ли? Так бы и говорил. Что-то я не припомню, чтобы ты про это рассказывал.

– А я не припомню, чтобы ты про это спрашивал.

Шеф поморщился.

– Тебя хрен переговоришь. Ладно. Почему сразу не вышел, чего год тянул?

– Не хотел, – совершенно искренне ответил я.

– А теперь чего, захотел? Ты же ещё молодой, на тебе пахать можно.

– В обед расскажу.

– Чего? – не понял начальник.

– В обеденный перерыв, говорю, расскажу, а вернее, покажу.

– Ладно, интриган, до обеда я потерплю, иди, работай.

Как только стрелки на часах достигли определённого положения, оба враз, я и мой заинтригованный начальник, покинули здание и прошли на служебную стоянку. При виде автомобиля, который откликнулся на мой призыв, Николай вначале открыл рот, потом закрыл и надолго. Лишь за обедом, которым я угостил его в дорогом ресторане, Коля немного разговорился, но отвечал в основном односложно и невпопад. Уже выйдя из машины по возвращении на службу, шеф задал вполне осмысленный вопрос:

– Это всерьёз и надолго?

Я только кивнул.

– Тогда, конечно… – Николай повернулся ко мне спиной и, не оборачиваясь, направился к входу в здание.

В этот миг я испытал чувство глубокого удовлетворения. Мой час, хоть и с запозданием, но пришёл.

Я никогда не любил толкотни ни в житейском смысле, ни в плане карьеры. Наступать одной ногой на пятки впереди идущему, а второй лягать под коленку идущего сзади было не в моих правилах. В бытность молодым специалистом я наивно полагал, что карьера зависит исключительно от знаний и навыков. Тем более что поначалу так оно и было. Наивность с годами прошла, а принципы остались. Издавать сигнал «я свой» я так и не научился. Потому и проработал много лет в вечных замах. А началось всё с того, что под моим первым шефом зашаталось кресло. Сверху намекнули: подтолкни товарища и сядешь на его место. Куда там! Не только не подтолкнул, но даже поддержал. Коллектив мною гордился. А что проку? Начальника всё одно сняли, а на его место посадили не меня. Новый шеф, который обскакал меня по служебной лестнице, даже извинялся передо мной тет-а-тет, мол, если бы я поступил так же, как ты, то нашли бы ещё кого-нибудь.

Года три назад шеф пошёл на повышение, и на его место поставили Николая. Коля пришёл к нам с институтской скамьи и вырос на моих глазах в приличного специалиста. Сразу после назначения он вызвал меня в кабинет. Разговор получился прямым, неприятным, и начался со слов Николая:

– Я прекрасно понимаю, что ты лучшая кандидатура на этот пост, чем я. Скажу честно: я отказывался, но мне прямо сказали, что тебе начальником не быть при любом раскладе. Ещё мне посоветовали от тебя избавиться. Я не хочу этого делать, потому что ты мне нужен как специалист и как друг. Ответь мне, но только честно: могу я на тебя рассчитывать? – После этих слов Николай посмотрел на меня в упор. Я не отвёл глаз и грустно усмехнувшись, произнёс:

– Начальники по-своему правы, да и поезд мой ушёл. Поэтому можешь на меня положиться.

Так началась наша странная дружба. Мы и далеко не разбегались и близко не сходились. И радовался я сегодня вовсе не тому, что как-то отомстил Николаю, но тому, что он признал: я его всё-таки обошёл.

Пока оформлялась пенсия, жизнь моя не спеша перетекала в новое русло. И начал я с того, что восстановил нормальные отношения с родными людьми. Список ненароком обиженных мною родственников возглавляла Ирина – моя бывшая жена и нынешняя любовница. Когда-то мы сошлись на почве внутренней неустроенности: отчаявшийся девственник и брошенная жена с ребёнком на руках. Это был брак по расчёту и взаимной симпатии. Я расстался с девственностью и обзавёлся семьёй. Ирина восстановила статус замужней женщины. Вместе мы прожили шестнадцать лет. Начали с того, что скоренько обзавелись дочерью, чем увеличили семью до четырёх человек. До поры до времени совместная жизнь катилась по относительно гладкой дороге. Потом асфальт кончился, начались ямы да ухабы. Закончилось всё в канаве, откуда выбирались уже порознь. Оглядывая с нынешней колокольни то недалёкое, в общем-то, прошлое, я думаю, что наш брак был, скорее, случаен, чем закономерен. Он был сшит обоюдной тревогой перед начавшейся тогда эпохой перемен. Пройти в одной связке лихие перестроечные и постперестроечные годы оказалось легче для обоих. Я мотался по командировкам, зарабатывал деньги. С женой виделся нечасто. Мы просто не успевали примелькаться друг другу, что зачастую лишь укрепляет семейные узы. Постепенно жизнь в стране вошла в новое русло. Я осел в конторе. Денег стало чуть меньше, зато я постоянно был дома. Ирина, наоборот, обрела крылья. В ней открылся коммерческий дар. Она быстро упорхнула за облака, откуда стала неодобрительно поглядывать на подпрыгивающего над землёй мужа-лузера. Узелок, которым мы когда-то связали общую верёвочку, развязался, а завязать новый мы так и не удосужились. Но вот что интересно: семейные узы оказались намного прочнее брачных. И приёмный сын, и родная дочь категорически отказались разрывать со мной отношения. Ирина, встретив такое мощное сопротивление, была вынуждена уступить, и семья осталась в целости, хотя и разбрелась по разным квартирам. А потом пришёл черёд воссоединиться и нам с Ириной, теперь уже на иной почве. Как сговорившись, мы так и не обзавелись новыми сексуальными партнёрами. Стоит ли удивляться, что вскоре, исключительно здоровья для, мы вновь оказались в одной постели, уже в качестве любовников. Теперь я нарушил негласное соглашение, что и заставило близких сурово насупить брови.

Каков должен быть первый шаг для восстановления отношений с близким человеком? Надо его уговорить тебя выслушать. Как уговорить выслушать тебя женщину, если она бизнес-вумен? Надо сделать ей предложение, от которого она не сможет отказаться. Предпринимателя средней руки Ирину Вяземскую – не стала менять фамилию, звучная фамилия! – я, не от своего, разумеется, имени, пригласил в ресторан обсудить за обедом очень выгодное для её бизнеса предложение…

Столик на двоих накрыт по высшему разряду. Я до поры затаился в сторонке. Вот она вошла в зал. Всё ещё чертовски привлекательна! Метрдотель ведёт её к столику. Садится. В некотором недоумении оглядывает стол. Замечает перед собой коробочку. Колеблется. Ну же, давай, открывай! Не устояла, заглянула одним глазком и замерла. Время! Подхожу и сажусь напротив. Быстро захлопывает коробочку и поднимает взор.

– Ты?!

Сейчас главное, чтобы не встала и не ушла. Быстро произношу:

– Я. И у меня действительно есть для тебя деловое предложение.

В этой фразе ключевое слово «деловое». На бизнесменов действует безотказно. Колеблется. Надо усилить.

– В конце концов, ты ничего не потеряешь, если меня выслушаешь.

Здесь ключевым является слово «терять». Бизнесмен не любит терять. Остаётся. Но всё ещё на взводе.

– Слушаю тебя.

Сказала, как курок взвела – сухо и по-деловому. Начинаю торопливо, но без суеты излагать историю моей фиктивной женитьбы, опуская наиболее интимные места. По мере исповеди настроение моей визави меняется в благоприятном для меня направлении. Всё, рассказ окончен. Уходить не собирается, но всё ещё сердится.

– Мог бы известить заранее, до того как согласился.

Ну, всё понятно. Часто обижает не сам факт, а то, как нас перед ним ставят. Пробую оправдаться.

– И как ты себе это представляешь? Решать надо было там, на месте. И что я мог сделать, сообщить тебе всю эту байду по телефону?

– Ну, хотя бы.

Прекрасно понимает, что говорит ерунду, но надо ведь последнее слово оставить за собой. Разумнее ей в этом уступить. Оценила, улыбнулась и расслабилась. Стучит ногтем по коробочке.

– Это что?