Действующие лица:

Виктор Цой – лидер группы КИНО;

Рашид Нугманов – кинорежиссер, друг Виктора;

Марьяна Цой – жена Виктора;

Наташа Разлогова – подруга Виктора;

Юрий Каспарян – гитарист КИНО;

Георгий Гурьянов – барабанщик КИНО, художник;

Игорь Тихомиров – бас-гитарист КИНО;

Юрий Айзеншпис – директор КИНО;

Акико Ватанабе – японская журналистка;

Марина Влади – киноактриса;

Михаил Горбачев – Президент СССР;

Раиса Горбачева – жена Президента СССР и другие.

Перед прочтением данной книги рекомендуется прослушать следующие песни Виктора Цоя и группы КИНО: «Битник», «На кухне», «Электричка», «Последний герой», «Дальше действовать будем мы», «Звезда по имени Солнце», «Группа крови», «Перемен!», «Кукушка», «Кончится лето», «Муравейник», «Следи за собой», «Дерево», «Видели ночь», «Когда твоя девушка больна», «Пачка сигарет», «Алюминиевые огурцы», «Восьмиклассница» и др., посмотреть фильмы «Йя-хха», «Конец каникул», «Игла», «Асса», а также «Дикий Восток». Впрочем, это совсем необязательные рекомендации.

Тукумский район. 15 августа 1990 года. 12:28

Всякой собаке нравится такая погода. Солнечно, легкий ветерок. Можно валяться в траве и дремать до самого вечера, а вечером отправиться в поселок, где всегда чем-нибудь угостят. Ну а сейчас и солнца хватает.

Пес дремлет на пригорке возле пустого шоссе, которое в двух десятках метров делает крутой поворот направо. Неподалеку от собаки валяется газета – ее, видимо, выбросили те, кто проезжал мимо, кто вместо газеты мог выбросить и гораздо более полезные вещи, например, остатки обеда. Порывы ветра перелистывают страницы, словно невидимый читатель пытается найти в газете нечто важное для себя.

И вдруг собачья идиллия рассыпается вдребезги. Ветер все-таки отрывает газету от земли, и, покружив ею немного в воздухе, опускает прямо на собаку. Пес испуганно взвизгивает, отскакивает в сторону, к дороге. Газета раскрывается прямо перед ним. Если бы пес мог читать, он увидел бы заголовок с оборванным концом: «Две жизни Рудоль…» Под заголовком – черно-белый фотоснимок пилота в летном шлеме, смотрящего из кабины самолета. Пес глухо рычит; внутри него неожиданно просыпается ярость.

И, вторя его рыку, на шоссе появляется «Москвич» темно-синего цвета, в салоне которого можно разглядеть только силуэт водителя. Машина стремительно приближается – ее скорость перевалила за 130. Заметив собаку, водитель бьет по тормозам – жуткий визг разрезает воздух. «Москвич» выносит на обочину, она пересчитывает несколько столбиков ограждения, затем, словно оттолкнувшись от них, разворачивается и вылетает на встречную полосу. Именно в этот момент из-за поворота выползает туша рейсового «Икаруса». Удар настолько сильный, что собака от страха вжимается в землю.

Алма-Ата. 15 августа 1990 года (за семь часов до автокатастрофы)

Рашид Нугманов лежит с открытыми глазами на диване в своей собственной квартире. Спит он или нет – понять трудно. Но когда начинает звенеть будильник, Рашид сразу же нажимает на кнопку. Какое-то время он еще лежит на спине и смотрит в потолок. Потом встает, идет мимо комода, на котором стоят три разных телевизора – один большой, второй, рядом, поменьше, а третий, совсем миниатюрный, на корпусе большого. Все телевизоры работают. На экране большого – военная хроника, одинокий мотоциклист мчится мимо горы с заснеженной верхушкой, опять хроника. На экранах двух других рябь и картинка сетки. Из большого телевизора доносится приглушенный женский голос:

– Хочешь, я убью его?

Мужской голос удивленно спрашивает:

– Кого?

Женский голос отвечает:

– Мне за него больше десяти лет не дадут. Отсижу и вернусь…

Нугманов проходит на кухню, включает газ, ставит на плиту чайник со свистком. Затем идет принимать душ. Свист чайника заставляет его закрыть кран душа и вернуться на кухню. Он наливает чай, садится за стол. Но пить не спешит. То, что беспокоит Рашида, еще не обрело форму мысли, это пока лишь смутные предчувствия. Телевизоры продолжают свою независимую жизнь. Женский голос говорит шепотом по-японски:

– Я люблю тебя, Виктор.

«Виктор!». Теперь Рашид знает, что делать. Телефон рядом, на столе. Нугманов снимает телефонную трубку, набирает сначала 8, потом длинный номер. На другом конце тянутся длинные гудки. Но Рашид ждет. Каспарян должен быть дома. Наконец заспанный мужской голос отвечает:

– Алло…

– Юрик, привет. Это Рашид. Где сейчас Витя?

Телефонный сигнал соединяет солнечную Алма-Ату с дождливым Ленинградом. Он проходит по подземным проводам на окраину в Купчино, в один из жилых домов, после движется вверх в квартиру Каспаряна, где в трубке становится голосом. Сам Каспарян в трусах стоит у телефона с закрытыми глазами и вяло отвечает:

– Витя с Наташей под Ригой… Раш, я только приехал оттуда час назад… Я спал.

– Прости, что разбудил. Мне нужно срочно с Витей поговорить. У него есть там телефон?

– Нет.

После небольшой паузы Рашид спрашивает:

– Адрес помнишь?

– Постой, сейчас посмотрю…

Каспарян берет записную книжку, листает, говорит адрес. Его слова становятся электрическим сигналом и летят в Алма-Ату. Рашид, получив адрес, быстро кладет трубку.

Тукумский район. 15 августа 1990 года. 12:05 (за 23 минуты до автокатастрофы)

В середине дня рыба клюет плохо, но зато вода теплая. Да дело и не в улове, а в процессе. Виктор Цой, голый, стоит по пояс в воде и в очередной раз забрасывает удочку. Размеры озера подстать улову – в ведерке на берегу плещется пара мелких рыбешек. Чуть подальше припаркован темно-синий «Москвич-4112».

Вдруг со стороны дороги появляется очаровательная шатенка – худенькая, коротко стриженая, невысокого роста, в узких джинсах и в футболке. Это Наташа Разлогова, подруга Виктора. Размахивая крохотным бумажным листом, она кричит:

– В-и-и-т-я-я!

Виктор оборачивается и улыбается: она появилась совершенно неожиданно, и ему это вдвойне приятно. Он говорит нарочито грозным голосом:

– Тише, ты! Всю рыбу мне распугаешь!

– Тебе срочная телеграмма, – Наташа снимает босоножки, закатывает джинсы и идет по воде к Виктору.

Цой в недоумении разворачивает бланк «Молнии», надрывает корешок, читает текст и начинает хохотать. Наташа непонимающе смотрит на него.

– У Раша от предстоящих съемок, по-моему, совсем крыша поехала! – говорит Цой и показывает Наташе текст: «СЛЕДИ ЗА СОБОЙ ТЧК БУДЬ ОСТОРОЖЕН ТЧК 15 СЕНТЯБРЯ НАЧАЛО СЪЕМОК НА МОСФИЛЬМЕ ТЧК РАШИД».

Тукумский район. 15 августа 1990 года. 12:28

Виктор ведет машину, Наташа на пассажирском сиденье. Дорога успела нагреться и воздух над асфальтом дрожит. Виктор вжимает педаль газа до упора.

– Витя, не гони… – просит Наташа.

Но Цой словно не слышит. Стрелка плавно переваливает за отметку 100 км/час и двигается дальше – 110, 120, 130… Машина начинает вибрировать. Наташа тревожно следит за стрелкой спидометра, потом, обидевшись, отворачивается. Она смотрит в окно и видит лежащую на пригорке собаку. Ветер несет ком газеты и бросает прямо на псину.

– Смотри, собака…

Собака вскакивает. Наташа вдруг чувствует, что должно произойти нечто непоправимое, ее взгляду на мгновение представляется лицо Виктора в зеркале заднего вида: оно распадается на части, на мелкие осколки, девушка вскрикивает, и реальность сжимается, начинает расплываться, вибрация охватывает весь мир.

Виктор быстро сбрасывает скорость и говорит примирительным тоном:

– Ладно, не бойся…

– Терпеть не могу, когда ты гоняешь.

В этот момент из-за поворота навстречу выезжает «Икарус». Виктор легко уводит машину в сторону, и «Москвич» с автобусом разъезжаются безо всякого столкновения. Через несколько минут машина Виктора поворачивает на проселок, но реальность уже стала другой. И далеко впереди возвышается гора Фудзияма, вершину которой покрывает снег.

Алма-Ата. Ноябрь 1982 года

Рашид Нугманов работает в «Обществе охраны памятников истории и культуры КазССР». Ему 28 лет. Общество расположено в многоэтажном здании в центре Алма-Аты. Фасад здания украшен огромными часами. Сейчас они показывают без одной минуты шесть. Когда большая стрелка добирается до отметки 12, в здании сразу же раздается звонок, сообщающий об окончании рабочего дня.

Из здания выходят сотрудники общества, среди них Рашид. Его можно сразу заметить по пышным усам. Он никуда не торопится, рассеянно смотрит по сторонам, закуривает сигарету. К нему обращается девушка-казашка:

– Рашид Мусаевич!

– Да, Ажар… В чем дело?

– Вы помните, что завтра в девять утра совещание в министерстве?

– Помню.

– За вами заедет домой директорская машина в восемь двадцать.

– Хорошо.

– До свидания, Рашид Мусаевич!

– До свидания, Ажар!

Нугманов смотрит сквозь сигаретный дым на проезжающие мимо машины. «Так ли я живу, то ли я делаю?»

После окончания Архитектурного института в 1977 году он несколько лет проработал по специальности. Сначала в одной конторе, потом в другой… И здесь на него возлагают большие надежды, ему светит повышение…

Рашид голосует на дороге, пытаясь поймать такси и еще не знает, что уже начал кардинально менять свою жизнь. Что через восемь месяцев мечта стать режиссером воплотится в реальность, и он поступит во ВГИК. А пока он останавливает такси, садится в машину. Говорит таксисту:

– Вы можете проехать по Кирова мимо ТЮЗа?

– Прокатить по Броду? Нет проблем, командир, – отвечает таксист, разворачивает машину и едет в сторону Брода. Так народ называет улицу Кирова. На фасадах домов мелькают гигантские лозунги «Слава КПСС!» и портреты членов Политбюро.

Такси останавливается у дома. Рашид расплачивается с шофером.

Рашид открывает дверь, входит в подъезд. Далее – лифт: первый этаж, второй, третий… На уровне четвертого этажа он останавливается. Рашид покидает лифт и входит в квартиру, которая начинается с длинного коридора. Далее идет гостиная, старинную обстановку которой – шкаф с большим зеркалом, камин, письменный стол (примерно того же возраста, что и шкаф) и комод – дополняют вполне современные предметы: бобинный магнитофон, электронные часы, два телевизора, стоящие на комоде рядом друг с другом. Нугманов включает оба: на одном появляется заставка программы «Время», которая сменятся лицом диктора: «Здравствуйте, товарищи!»; на другом – трансляция хоккейного матча. Рашид не смотрит, идет на кухню, открывает холодильник, достает початую бутылку кефира. Пьет из нее. Берет с корпуса холодильника миниатюрный переносной телевизор и ставит на большой, на тот, который продолжает показывать хоккей.

На другом – диктора сменил видеоряд: бегущий по платформе метро человек, крупный план рук, шкурящих поверхность лепнины на потолке…

Рашид включает маленький телевизор в сеть. На экране появляется рябь. На экране большого телевизора внезапно обрывается трансляция хоккея, появляется картинка с симфоническим оркестром. Звучит вступление к «Патетической симфонии» Чайковского.

– Что за чертовщина, – бурчит Рашид, переключает на другую программу, – там показывают военную хронику.

Рашид убирает звук телевизора и включает бобинный магнитофон. Бобины с пленкой начинают медленно крутиться, сквозь треск и шип пробиваются звуки гитары. Это запись подпольного концерта одной из рок-групп.

На гитаре пока не играют, ее настраивают.

– Какая струна не строит? – спрашивает гитарист у зала.

– Четвертая, – подсказывают из зала.

– А четвертой здесь и нету, – весело отвечает гитарист.

Ответ вызывает смех в зале и улыбку у Рашида. Затем, уже более серьезно, тот же голос объявляет:

– Для вас играют Виктор Цой – гитара, вокал – и Алексей Рыбин – гитара, вокал. Группа ГАРИН И ГИПЕРБОЛОИДЫ.

Затем начинается песня:

Рашид садится за старинный письменный стол, достает тетрадь, начинает писать. Сначала заголовок крупно и размашисто: «Король Брода»; под ним – текст-вступление: «Мурик, 16-летний юноша с грустными и честными глазами, который был королем Брода целых два года…»

Он пишет не отрываясь, не глядя в телевизор.

Из динамиков магнитофона доносится другая песня Цоя («На кухне»):

К ночи Нугманов незаметно для себя засыпает. Телевизоры вместо передач начинают показывать рябь. Магнитофон продолжает работать на холостом ходу, хвостик пленочного рекорда монотонно стучит о крышку. Рашид спит за столом, положив голову на исписанные листы тетради. Вполне возможно, что ему снится Цой. Ведь Рашид уже знает о его существовании, но Цою пока еще ничего неизвестно о Рашиде. Однако их встреча уже предопределена…

Электронные часы с зелеными цифрами показывают время: 01:59.

Ленинград. Ноябрь 1982 года

Раннее утро. Пустое шоссе у подножия горы Фудзи. Из предрассветной мглы с ревом выскакивает мотоцикл и стремительно проносится мимо. Рычание мотоцикла слышится еще несколько секунд, а затем, окончательно затихнув, его сменяет звук идущих часов.

Цой видит это во сне, однако часы тикают одновременно и по эту, и по ту сторону Витиного сна.

Они показывают без одной минуты шесть утра. Часы стоят на стуле возле кровати, где под одеялом лежат двое – Виктор и Марьяна, его жена. Марьяна не спит. Она с нежностью смотрит на мужа.

Через минуту, предупреждая звон будильника, Марьяна нажимает на кнопку. Та щелкает. Виктор спит чутко и сразу открывает глаза.

– Доброе утро, герой, – шепчет Марьяна, улыбаясь Виктору.

– Доброе утро, Марьяша, – отвечает Виктор, – представляешь, мне приснилась гора Фудзи…

– Что, хочется в Японию?

– Очень!

Через час Виктор едет в метро. Ему уже изрядно осточертел этот почти каждодневный путь. Сначала до Пушкинской, затем бегом по эскалатору, через вокзал, на платформу, к электричке, которая вот-вот готова тронуться, но он все же успевает и впрыгивает в последний вагон.

А затем уже по поезду, под скороговорку машиниста: «Доброе утро, товарищи. Наш поезд проследует со всеми остановками до станции Пушкин. Просьба в вагонах соблюдать чистоту и порядок», – идет через полупустые вагоны к голове электрички. Там, наконец, можно встать в тамбуре и спокойно покурить, поглядывая сквозь замызганное окно на то, как с шумом, пылая огнями освещенных окон, проскакивают встречные поезда, полные людей; стоять и слушать, как стучат колеса поезда.

Виктор криво ухмыляется, подсмеиваясь над самим собой. Наконец, станция Пушкин. Цой выходит на платформу, спускается к городу. Только-только начинает светать.

До Екатерининского дворца двадцать минут быстрым шагом. И когда Виктор подходит, вокруг дворца плывет еще утренняя полумгла, и великолепие архитектуры оценить по достоинству невозможно.

Цой работает лепщиком. Его дело – потолки, точнее, реставрация фризов в огромном зале. Он стоит на высоких козлах под потолком и зашкуривает поверхность лепнины. На нем спецодежда, голову обхватывает бандана, все его лицо, включая ресницы, в белой пыли. В дверях зала появляется мужчина в такой же спецодежде, как у Цоя, только чистой. Это мастер, он пришел с проверкой. Виктор видит его краем глаза, но никак не реагирует.

– Цой, – говорит мастер начальственным тоном, – ты опять сегодня опоздал.

Виктор продолжает работать, будто ничего не слыша. Пыль словно снег садится на его лицо. Только в отличие от снега, она не тает. Мастеру нужны извинения или хоть какая-нибудь реакция.

– Как всегда играешь в молчанку, – говорит он раздраженно, – посмотрим, что ты скажешь, когда я лишу тебя премиальных…

Мастер, так и не получив ответа, поворачивает к выходу. Цой показывает ему «fuck» и бурчит себе под нос:

– Лучше б я пошел к врачу…

В дверях мастера чуть не сбивает мужик в грязном комбинезоне, явно с похмелья. Мастер чертыхается, а мужик, не давая ему опомниться, говорит:

– Михалыч, помираю… дай рупь до завтра…

Мастер, оглядываясь на Цоя, увлекает за собой подчиненного и выходит из зала. До Виктора доносятся лишь обрывки разговора:

– Михалыч, а ты не в курсе, почему вчера вместо хоккея балет по телеку показывали?

– Ну, Рокотов, ты святой человек, – Брежнев умер.

Виктор, не прислушиваясь, продолжает монотонно шкурить лепнину.

Внезапно он неосторожным движением руки сбивает кожу с одной из костяшек правой руки. На ней выступает кровь. Виктор прикладывает ее к губам. И эхом десятилетней давности в его сознании звучит стишок:

Виктор вспоминает изостудию Ленинградского Дворца пионеров. Ему тогда было десять лет. Он, как и другие дети, сидел в большой комнате и рисовал. Тогда Витя рисовал собаку, большого черного пуделя. Он даже не заметил, как пришла его мама и начала о чем-то говорить с преподавателем. Но когда Витя ее увидел, сорвал рисунок с мольберта и, подняв над головой, побежал ей показывать.

Мама улыбнулась и подала Вите знак: мол, тише, чуть позже, сейчас я разговариваю… Витя хорошо расслышал фразу учителя: «Если захочет, мальчик рисует очень хорошо. А если нет, то заставлять его нельзя…»

Ленинград. Сентябрь 1973 года

Детская художественная школа, где занимается Витя, находится в центре города, на канале Грибоедова, в доме напротив Львиного мостика.

Цой рисует вместе с другими учениками натюрморты. На столе преподавателя стоит ваза с фруктами – белый виноград, персики, яблоки. Волосы Виктора, выгоревшие от солнца, почти рыжие – он недавно вернулся домой из Кзыл-Орды, где гостил у дедушки.

Между рядами ходит преподаватель, делая замечания. Он останавливается напротив Цоя и говорит:

– Молодец, Витя… вот здесь добавь темный тон. Пока в лидерах Цой, думаю, что ему достанутся на десерт фрукты.

Сосед Вити, хулиганистый мальчишка-ровесник, сидящий впереди Цоя, поворачивается к нему лицом и зло шипит:

– Зря стараешься, Джапан! Все равно все самые известные художники – русские!

Витя не обращает на него ровно никакого внимания, продолжая рисовать. Такому внутреннему самообладанию можно позавидовать – к нему мальчика приучила частая смена школ в начальных классах.

Сосед грозит Вите кулаком.

Ленинград. Ноябрь 1982 года

Отвлекшись от воспоминаний, Виктор смотрит на свои руки. Его ладони в трещинах и порезах.

Обратный путь также проходит в полутьме, уже вечерней. На вокзале висят траурные флаги. В полумгле красное кажется совсем черным и сливается с черной каймой. В поезде Виктор занимает место у окна: вагон почти пуст. Он раскрывает блокнот. В его голове крутится утренняя фраза Марьяны «Доброе утро, герой». Размышления прерывает шум: навстречу полупустому поезду, в котором едет Виктор, проносится забитая до отказа людьми электричка.

Вечером, уже в квартире, взяв в руки гитару, Виктор продолжает работать над песней. Он сидит на кухне и поет с героическим пафосом, выпятив вперед челюсть. На столе лежит блокнот с текстом. Текст правленый, почерк различим, только буквы местами написаны вкось и вкривь. Внизу страницы черновые рисунки.

Виктор берет последний аккорд, замечает Марьяну, застывшую в дверях.

– Ну, как? – спрашивает он жену.

– Класс! – с восторгом отвечает она.

Москва. Октябрь 1985 года

В 1984 году Рашид поступил во ВГИК на режиссерское отделение. Первый год он безвылазно просидел в стенах института, делая бесчисленные спектакли, этюды, постановки – просто набивал себе руку. Москва изменила Рашида и внешне – он сбрил усы и от этого стал чуть моложе, подстать большинству своих однокурсников.

Рашид неторопливо идет по коридору института и не замечает, что за ним по пятам, словно тень следует парень, по виду настоящий хиппи – патлы до плеч, весь в джинсе. Это студент операторского отделения ВГИКа Леша Михайлов.

Рашид останавливается под табличкой «Место для курения», прислонившись спиной к стене, и закуривает. Леша Михайлов стоит неподалеку, нервно пускает дым и время от времени посматривает на Рашида. Он, хотя и учится на старшем курсе, значительно моложе Нугманова и стесняется первым начать разговор.

– Что? Нос грязный? – с усмешкой спрашивает Лешу Рашид.

– Да нет, – смущается Леша, – просто хотел выразить свое уважение. Восхищен твоими постановками!

– А-а-а, ну, спасибо… Какие проблемы?

– Понимаешь, я должен снимать курсовую работу, этюд по освещению, мне нужен режиссер. Мне хочется сделать фильм… о роке. У меня есть черно-белая пленка, камера, есть архивные кадры американского рок-фестиваля в Вудстоке…

– Вудсток, откуда? – удивился Рашид.

– Долгая история… Потом как-нибудь расскажу. Короче говоря, мне нужен режиссер. Возьмешься за дело?

– Да ты что, старик! Я же еще второкурсник, мне не положено снимать самостоятельно.

– Ерунда все это. Было б желание! Я помогу! У меня лапа в деканате.

– Желание снимать, конечно, есть.. Только вот о чем снимать… У нас же есть свое тут под боком! В Ленинграде такие классные группы!

– АКВАРИУМ?

– Не только АКВАРИУМ. АЛИСА, ЗООПАРК, а еще КИНО. Слышал про таких?

– Честно говоря, нет.

– КИНО – абсолютно честные ребята! Это действительно актуальная музыка! Давай сделаем фильм полностью о питерском роке – он того достоин.

Они ударяют по рукам. Рашид спрашивает:

– Тебя как звать-то?

– Михайлов. Леша Михайлов.

– А меня…

– Тебя – Рашид, я знаю.

Ленинград. Апрель 1986 года

Встречу с человеком, который впервые снимет на пленку эпизод из истории группы КИНО, Цой назначил в вестибюле метро «Владимирская». Музыканты, Виктор Цой и Юрий Каспарян поднимаются по эскалатору. Оба лохматые, с длинными волосами. Оба в длинных черных пальто. Каспарян в солнцезащитных очках. Он спрашивает Цоя:

– А что за режиссер-то?

– Нугманов, Рашид… Кинчев сказал, что он приятный мужик, со своими, правда, фишками… Хочет снимать фильм о ленинградском роке.

Они сходят с эскалатора.

– Ну, и где наш мэтр? – спрашивает Каспарян.

Цой, показывает на Рашида:

– А вон, стоит у стенки, видишь? Тоже весь в черном, наш человек.

Затем они, уже втроем, идут через проходные дворы к ленинградскому Рок-клубу. Рашид рассказывает:

– Я сейчас пишу сценарий. Он называется «Король Брода». Это центральная улица в Алма-Ате – улица Кирова, там в начале шестидесятых стали собираться первые стиляги. Тогда она и стала «Бродом». Я все это хорошо знаю, потому что таскался туда за старшим братом Муратом… Первые магнитофоны, первые записи, первые рок-н-роллы – все это мое детство. Мне кажется, Витя, ты запросто мог бы сыграть главного героя будущего фильма… – Виктор от такого неожиданного поворота хмыкает. – Да-да, не удивляйся, ты тот человек, который мне нужен. А твоя песня про папу-битника – идеальная музыкальная иллюстрация к будущему фильму. Впрочем, – Рашид грустно вздыхает, – …«Король Брода» – это полнометражное кино. И пока я не закончу ВГИКа, о нем речи быть не может. Мне просто не разрешат снимать большое кино. Но студенческую короткометражку можно снять уже сегодня. Это будет импровизированный фильм о ленинградском роке. Полный эксперимент!

– А в чем эксперимент-то? – спрашивает Цой.

– Это фильм без сценария… – продолжает увлеченно Рашид, – без декораций… без репетиций… без профессиональных актеров… Это будет «жизнь врасплох», как называл такое кино Дзига Вертов. Смотрели его фильм «Человек с киноаппаратом»?

Цой и Каспарян переглядываются и в недоумении пожимают плечами.

– Ну, это неважно, – еще больше возбуждаясь, говорит Рашид, – важно другое – что наш фильм станет пощечиной всему папиному кино. – Глаза у Рашида загораются, словно новогодние лампочки. – Кинчев и Гребенщиков уже согласились сниматься. Майк, думаю, тоже подпишется, – я сегодня с ним по этому поводу встречаюсь. А вы как настроены?

Цой смотрит на Каспаряна и шутливо его спрашивает:

– Юрик, ты хочешь нанести пощечину папиному кино?

– Да, – простодушно отвечает Каспарян.

– Ну вот, значит, мы будем сниматься в этом фильме, – говорит, улыбаясь, Цой.

– Отлично! – Рашид и Виктор бьют по рукам.

– А как фильм-то будет называться? – спрашивает Каспарян.

Рашид, театрально подняв правую руку вверх, взмахивает ею, словно кучер хлыстом, и смешно щелкнув языком, на всю улицу громко кричит:

– Й-й-я-х-х-а-а!

Все смеются. В этот момент они как раз подходят к подворотне дома, табличка над которой гласит: «улица Рубинштейна, 13».

Ленинград–Москва. Май 1986 года

«Йя-хха» – жизнь врасплох. Поэтому реальность фильма и жизнь музыкантов, как и самой съемочной группы в эти дни становится единой. Сплошное кино.

Платформа Московского вокзала. Из вагона только что прибывшего поезда «Москва-Ленинград» выходят заспанные Рашид и Леша. На плече у Леши громоздкая кинокамера с треногой. Платформа быстро заполняется людьми.

Площадь Восстания с высоты птичьего полета – она заполнена транспортом и людьми, Рашид и Леша с камерой пересекают в человеческом потоке Невский проспект; проходят по Владимирскому проспекту мимо кафе «Сайгон».

Рок-клуб на Рубинштейна, 13. Поющий на концерте Кинчев с воздетыми руками. Беснующаяся толпа, среди которой – Рашид и Леша с камерой.

Майк Науменко бьет ногой в дверь подъезда заброшенного дома. Дверь без петель, как могильная плита валится наземь, поднимая столб пыли. Надпись на щите «Стой! Опасная зона!». Майк поднимается по лестнице вверх.

Раннее утро. Пустой Невский проспект. Рашид и Леша с камерой проходят мимо светофора, мигающего желтым цветом.

Дискотека «Невские звезды». Сквозь толпу к сцене пробивается группа ЗООПАРК. Общая куча-мала. В руках Майка резиновая гитара, которая гнется в разные стороны, когда он, дурачась, играет на ней.

Майк бредет по развалинам. Рашид и Леша с камерой идут вдоль канала у Михайловского парка.

Они покупают билеты в Москву, проходят мимо бюста Ленина к платформе. Следующим утром они снова идут мимо бюста-близнеца Ленина, стоящего на Ленинградском вокзале в Москве.

Нугманов держит в руках проявленную пленку: профиль Майка на фоне кирпичной стены, пускающий в камеру дым Цой, просто смотрящий в камеру Гребенщиков. Нугманов стоит возле полки с кинопленками, на них надписи: «Майк», «Цой», «Гребенщиков».

Баширов и Гребенщиков в профиль смотрят друг на друга. Баширов и Гребенщиков стоят у стены и по-хулигански мочатся на нее.

Ленинградский вокзал, поезд, Московский вокзал, Ленины, стоящие лицом друг к другу, Рашид и Леша с камерой идут через Львиный мостик. Музыканты группы КИНО направляются к «Волге»; стоят у автомобиля; Цой, улыбаясь, пускает дым в камеру; поезд мчится в сторону Москвы; Георгий Гурьянов грозит кулаком в камеру; поезд мчится в сторону Ленинграда – на монтажном столе проматывается кинопленка, и в зрачках Рашида мелькают кадры из будущего фильма.

Цой и Каспарян у стены дома. Майк смотрит в зеркало. Кинчев на сцене с воздетыми руками. Цой бросает в топку печи уголь. Гребенщиков облизывает губы. Поезд мчится в сторону Москвы…

Рашид и Леша с кинокамерой идут по двору кочегарки, заваленному горой угля. Из трубы кочегарки валит черный дым. Скорость движения пленки нарастает. Рашид стоит напротив полки с пленками; берет с полки одну из коробок.

Совковая лопата, стоящая у стены. На черенке лопаты – перчатки. Рука в перчатках берет лопату. Цой идет по коридору кочегарки с лопатой в руке. На нем футболка с надписью «SPIN». Цой бросает уголь в топку. Из трубы кочегарки валит дым. Поезд мчится в сторону Ленинграда. Перематывается кинопленка. Рашид за монтажным столом режет ее ножницами… Поезд мчится в сторону Москвы. Цой в кочегарке поет под гитару немногочисленной тусовке; пускает дым в камеру. Майк разбивает зеркало. Группа КИНО исполняет песню «Дальше действовать будем мы».