История одного кошмара

Сочетание двух терминов, левый и консерватор – может показаться парадоксальным с точки зрения кабинетной политологии, однако реальная политика преподносит разные сюрпризы, соединяя то, что порой выглядит несовместимым. Социальное и политическое развитие нашей страны после Октября 1917 года преподнесло один из таких сюрпризов.

Ленин, осуществляя «пролетарскую», как ему казалось, революцию, предполагал, что новое советское государство станет государством-коммуной, в котором все чиновники будут выборными, а вооружение – всеобщим. Однако реальность опровергла его утопические расчеты. Молодой республике пришлось решать уйму управленческих и военных вопросов, что потребовало создания сильнейшего профессионального аппарата, малозависимого от масс непрофессионалов. И поскольку вопросы перед государством в огромном количестве случаев ставились небывалые, определенные утопической марксистской идеологией, то и аппарат в Советской России достиг мощи небывалой. Более того, именно зацикленность на новой, небывалой идеологии потребовала сращивания государственного и партийного (идеократического) аппарата с переходом доминирования к последнему.

Это чуть не привело к гибели всей страны. Уже через несколько месяцев после Октябрьского переворота в недрах партаппарата вызрели самые чудовищные экстремистские силы, которые сделали попытку отстранить от власти советского премьера Ленина. Речь идет о политической группе Свердлова. На ее деятельности стоит остановиться, ибо без этого сложно понять всю мощь и всю опасность партийного аппарата.

Для того чтобы глубже вникнуть в политический смысл «большого террора» 1937–1938 годов, обратимся к событиям 1918 года, когда развернулся гораздо более масштабный и разрушительный красный террор. Он был инициирован Свердловым, который являлся убежденным сторонником сращивания государственного и партийного аппаратов. Есть основание предположить, что именно он в течение нескольких месяцев 1918 года обладал почти единоличной властью, оттеснив на вторые роли председателя Совнаркома (правительства) Ленина.

Свердлов в мае 1918 года занимал два важнейших поста – председателя ВЦИК и секретаря ЦК. Тогда этот пост приобрел огромное значение, и Свердлова можно с полным правом считать руководителем партийного аппарата. (Сам он считал себя лидером всей партии. Сохранились документы, под которыми Свердлов подписывается в качестве «председателя ЦК».) Изучение партийных документов наглядно демонстрирует стремительное его возвышение и соответственно резкое ослабление позиций Ленина. Приведем цитату из исследования Ю. Фельштинского «Вожди в законе»: «Именно Свердлов зачитывает вместо Ленина на Московской общегородской партийной конференции 13 мая «Тезисы ЦК о современном политическом положении». В протоколе заседания ЦК от 18 мая Свердлов в списке присутствующих стоит на первом месте. Заседание ЦК от 19 мая – полный триумф Свердлова. Ему поручают абсолютно все партийные дела… Ленину на этом заседании дали лишь одно поручение… Проследить дальнейший рост влияния Свердлова… по протоколам ЦК не представляется возможным, так как протоколы за период с 19 мая по 16 сентября 1918 года не обнаружены. Очевидно… потому, что в них в крайне невыгодном свете выглядела позиция Ленина. Об этом имеются лишь отрывочные сведения. Так, 26 июня ЦК обсуждал вопрос о подготовке проекта Конституции РСФСР для утверждения его на V съезде Советов. ЦК признал работу по подготовке проекта неудовлетворительной, и Ленин, поддержанный некоторыми другими членами ЦК, предложил «снять этот вопрос с порядка дня съезда». Но «Свердлов настоял на том, чтобы этот вопрос остался».

Есть множество оснований предполагать, что Свердлов был причастен к организации покушения на Ленина 30 августа 1918 года. Именно по его распоряжению Ленин был отправлен на завод Михельсона без охраны. И это после известия об убийстве в Петрограде председателя тамошней ЧК М.С. Урицкого. Свердлов приказал забрать Ф. Каплан, якобы стрелявшую в вождя, из тюрьмы ВЧК и поместить ее в личную тюрьму, которая находилась под его кремлевским кабинетом. Он же отдал приказ о ее расстреле, хотя прав на это никаких не имел. Кстати, обращает на себя внимание и та поспешность, с которой Каплан была казнена. Никакой экспертизы (судебно-медицинской и баллистической) проведено не было, свидетелей и потерпевших никто не допрашивал. Вызывает очень серьезное сомнение то, что в Ленина стреляла именно Каплан. Эта женщина была почти слепой (то есть не могла сделать точный выстрел), а Ленин после покушения спрашивал: «Поймали ли его?» Его, а не ее!

Кроме того, в покушении были замешаны два эсеровских боевика – Г. Семенов-Васильев и Л. Коноплева. В 1921 году на процессе, который проводился над эсерами, власти официально признали, что именно они готовили покушение на Ленина. И самое пикантное в том, что указанные личности с начала 1918 года работали в ВЧК. Благодаря их агентурной работе оказалась парализована вся работа боевой организации эсеров. Вывод напрашивается сам собой – теракт в отношении Ленина был организован руководством ВЧК.

Кстати, Ф. Дзержинский находился в очень доверительных и дружественных отношениях со Свердловым. Железный Феликс был готов выполнить практически любую просьбу Якова Михайловича. Когда последний попросил взять на работу его молодого родственника Г.Г. Ягоду (будущего председателя ОГПУ и наркома НКВД), Дзержинский не только сделал того сотрудником ВЧК, но сразу поручил новому работнику ответственное задание. Нужно было решить: отпускать или нет за границу некоего Лопухина, сыгравшего в свое время важную роль в разоблачении полицейского провокатора Азефа. Железный Феликс попросил новичка вынести решение по данному вопросу. Тот решил, что Лопухин может выехать за рубеж. Выехать он выехал, но там же и остался, несмотря на то что клятвенно обещал вернуться. Это был крупный прокол в первом же деле новоиспеченного чекиста. Однако его слегка пожурили, и Дзержинский как ни в чем не бывало продолжал давать родственнику друга важнейшие поручения с подписью «ваш Ф. Э. Д.». Этот самый Железный «Ф. Э. Д.» не удосужился даже провести проверку данных, которые Ягода сообщил о себе. А не мешало бы! Молодой выдвиженец самым нахальным образом наврал, приписав себе 10 лет партийного стажа. На самом же деле в партию большевиков Ягода вступил только в 1917 году, а до этого симпатизировал анархистам.

Тандем Свердлова и Дзержинского оттер раненого Ленина от власти, сделав все, чтобы как можно дольше не «тревожить Ильича». Вождь уверенно шел на поправку и уже 1 сентября принял участие в заседании ЦК. Это никак не входило в планы заговорщиков, и Свердлов добился создания загородной резиденции Ленина в поселке Горки. Туда его и перевезли, от власти подальше – «выздоравливать».

Захватив власть, Свердлов с Дзержинским стали проводить самую левацкую политику. Ленин, конечно, тоже не был ангелом, он ответствен за многие радикальные и нигилистические начинания. Однако «вождю пролетариата» был присущ и некоторый прагматизм, который делал его своеобразным центристом в ЦК и СНК. Ярчайший пример такого прагматизма – борьба за подписание Брестского мира, во время которой Ленин оказался в меньшинстве.

Весной 1918 года прагматизм подсказал Ленину, что пора прекращать «красногвардейскую атаку на капитал». В первые месяцы советской власти большевики попытались наладить на предприятиях рабочее самоуправление, столкнув рабочих и предпринимателей. Но время показало, что руководить рабочие не готовы, а промышленность все больше погружается в кризис. Тогда Ильич решился пойти с предпринимателями на компромисс. Начались переговоры с крупным бизнесменом Мещерским, которому предлагалось создать совместный с государством мощный металлургический трест. Велись переговоры и с промышленником Стахеевым, пробивавшим идею образования крупного хозяйственного объединения на паритетных с правительством началах. Кое-кого из предпринимателей стали привлекать для разработки тарифов зарплаты.

Но все благие начинания закончились в июне 1918 года, когда большевики приняли решение о национализации крупных предприятий. Результаты такого шага были ужасны – в конце года закрылись сотни национализированных предприятий, в стране работали лишь оборонные заводы. Обращаю внимание – национализация началась в июне, когда на первые роли вышел уже Свердлов. Он стал фактическим руководителем Советской России еще в мае, когда, кстати сказать, была установлена продовольственная диктатура. В деревню были посланы продотряды, которые изымали хлеб у крестьян, причем без какой-либо установленной нормы. В июне же, когда руководство приступило к национализации, оно «осчастливило» крестьян новым подарочком – в деревне были созданы комитеты бедноты. Члены комбедов приступили к грабежу своих более зажиточных соседей. Они отняли у богатых крестьян свыше 50 миллионов десятин земли.

Но все это были еще цветочки. Ягодки пошли в сентябре, когда покушение на Ленина было использовано для организация массовых политических репрессий, вошедших в историю под названием «красный террор». Эти репрессии ни в какое сравнение не шли со сталинскими. Сегодня даже трудно назвать точную цифру их жертв, поскольку никакого учета и контроля не было, расправа осуществлялась в соответствии с принципом «революционного правосознания». Уничтожались представители целых социальных слоев – священников, дворян, предпринимателей, чиновников, офицеров.

Жестокость свердловского руководства потрясала даже самых радикальных коммунистов, ранее не замеченных ни в какой сентиментальности. Так, Троцкий был крайне удивлен, когда, вернувшись с фронта, узнал от Свердлова о расстреле царской семьи. «Как, всех?» – воскликнул Троцкий. «Да… – ответил Свердлов. – А что?» Показательно, что важнейшее решение о казни царя и его семьи было принято без ведома такой важной фигуры, как Лев Давидович. Очевидно, что группа Свердлова имела более чем крепкие позиции.

Бросается в глаза и такое немаловажное обстоятельство. До революции Свердлов был руководителем уральского куста боевой организации РСДРП(б). Формально он подчинялся Боевому центру при ЦК партии, однако на деле был абсолютно независим от кого бы то ни было. По сути, Свердлов создал партию в партии. Историк О. Платонов, изучавший архивные материалы, связанные с деятельностью куста, так описывает специфику этой организации: «Как в классической мафии или масонских орденах, были созданы несколько уровней посвящения в тайну организации. Полной информацией обладал только тот, кто находился на верху пирамиды, он согласовывал свои действия с боевым центром. На уровень ниже сидело тайное оперативное руководство и инструкторы боевой организации, на следующем, тоже тайном, уровне – исполнители различных грязных дел, они получали задания с предыдущего уровня и следовали точным инструкциям; в самом низу – массовка, рядовые члены, которые привлекались к работе, но ничего не знали о характере деятельности высших уровней посвящения».

Свердлов сочетал незаурядный организаторский талант, жестокость и кругозор регионального сепаратиста. Дорвавшись до власти, он превратил ее в личную лавочку. И продержись Яков Михайлович еще немного, вся партия и вся соввласть распались бы на множество таких вот лавочек.

Но Ленин, несмотря на ранение, все же шел на поправку. Ильич был крайне обеспокоен амбициями своего ретивого коллеги, а кроме того, боялся, что его левацкие эксперименты и совсем уже отвязанный террор нанесут непоправимый ущерб большевикам. Опираясь на других недовольных, возможно, даже на Троцкого, Ленин начал подчищать за уральским мафиози. В ноябре 1918 года решением VI Всероссийского съезда Советов были упразднены ненавистные большинству крестьян комбеды. Был отменен «чрезвычайный революционный налог». А в январе следующего года ввели продразверстку. Она, конечно, тоже была грабежом, но теперь хоть стали определять какой-то потолок государственных требований. Ранее же не было никаких норм, продотряды могли отнимать хоть весь хлеб.

Свердлов тем не менее продолжал «чудить». В противовес ленинским мерам им принимается печально известная директива Оргбюро от 14 января 1919 года. Она предписывала «провести массовый террор против богатых казаков, истребив их поголовно; провести беспощадный массовый террор по отношению ко всем казакам, принимавшим какое-либо прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью». Так началось расказачивание, стоившее десятки тысяч жизней.

До казачьих жизней Ленину, может, и не было особого дела, но свердловские безумства привели к тому, что казачество перешло на сторону контрреволюции. Свердлов становился все более опасен. И так уж получилось, что до очередного, VIII съезда партии он не дожил.

По официальной версии, «пламенный революционер» умер от испанки, то есть от гриппа. Злые языки потом стали утверждать, что на самом деле Свердлова до смерти избили рабочие на одном из митингов. Однако в пользу этой версии не существует никаких документальных подтверждений. Приходится все же признать официальную версию, внеся в нее, правда, одну «маленькую» поправочку. Свердлова доконала не столько болезнь, сколько лечение. Исследование его истории болезни убеждает в том, что оно осуществлялось совершенно неправильно. Кто стоял за такой «нетрадиционной» медициной, можно только догадываться.

На партийном съезде, открывшемся без Свердлова, Ленин очень талантливо изображал скорбь и огорчение. Но досада на покойного все же прорвалась. Отдав дань талантам Якова Михайловича, Владимир Ильич поведал делегатам, что тот взвалил на себя слишком уж много партийных и государственных забот.

Положение поправили. Ленин резко снизил значение Секретариата, поставив во главе его второстепенную фигуру – Е.Д. Стасову, бывшую помощницей Свердлова. Стасова была довольно жестко подчинена Политбюро. Одновременно Ленин, очевидно, еще не оправившись от испуга и оберегая свой Совнарком от возможной конкуренции, посадил в кресло председателя ВЦИК простоватого тверского мужичка М.И. Калинина. Тем самым был нанесен еще один удар, значительно ослабивший значение Советов.

Время шло, а поток организационной работы нарастал. Это усиливало вес «опального» Секретариата. Вскоре количество секретарей ЦК выросло до трех человек. В их узком кругу неминуемо должна была возникнуть некая иерархия. И она возникла. В апреле 1922 года был введен пост генерального секретаря, который занял Сталин.

Многим показалось, что Свердлов и его времена вернулись – в умеренном, естественно, варианте. Казалось, бюрократия обретает своего аппаратного «царя». Однако у Сталина были совершенно другие планы.

Блеск и нищета олигархии

Но как бы то ни было, а в стране возникла многочисленная и влиятельнейшая партийная номенклатура, не желающая делить свою власть ни с народом, ни с вождями. По сути, она стала олигархией. Как известно, важнейшим признаком олигархии является сращивание какой-либо социальной группы с политической властью. А здесь социальная группа – бюрократия – вообще соединилась с массовой правящей партией, вооруженной утопической идеологией.

Для любой олигархии характерен социальный эгоизм, который и является причиной сращивания с государством (это ведь дает такие выгоды!). А эгоист думает о себе слишком уж много, ему очень хочется сосредоточить в своих руках как можно больше богатства и власти – в ущерб целому, общим интересам. Олигархи сколачивают группы по интересам, которые разрывают общее одеяло на лоскуты. Любопытно, что при этом они против своей воли действуют и против своих же интересов. Без целого ведь нет и части, поэтому олигархия всегда рискует уничтожить собственную среду обитания, растащив защитные механизмы по своим медвежьим углам. Подобным образом собственное государство разрушила польская шляхта, намеренно создавшая у себя слабую власть, покорную ее олигархии, но неспособную защитить страну от геополитических конкурентов – мощных монархий – России, Австрии, Пруссии.

Но олигархии часто хватает ума понять всю губительность абсолютной власти. Так, буржуазная западная олигархия хоть и контролирует политику, но все же предоставляет право заниматься ей именно профессионалам – политикам, которые могут осознать интересы государственного целого. Им предоставляется некая автономия, и порой они используют ее, чтобы несколько потеснить олигархов, умерить их эгоистические аппетиты. Например, проведя частичную национализацию с целью улучшения работы отдельных отраслей, с которыми буржуазия не всегда может справиться.

Подобное благоразумие возможно потому, что в буржуазной среде сильный эгоизм сочетается с недюжинной деловой сметкой. Скрипя зубами, буржуа понимают, что им же самим невыгодно грести под себя слишком уж много. А в бюрократической среде такой сметливости нет и быть не может. Ведь бюрократ – исполнитель, его главное достоинство в том, чтобы точно и быстро выполнить указание какого-то внешнего источника власти – народа, буржуазии, вождя, монарха. Излишний ум даже вредит бюрократу.

А как уже было сказано выше, в России политика и политическая власть теснейшим образом сплелись с бюрократий. Ее олигархия грозила стать абсолютной, всепоглощающей. Особенно сильны были региональные организации партийной номенклатуры, возглавляемые секретарями партийных комитетов. В конце 20-х годов они даже пролоббировали административную реформу, в результате которой были ликвидированы прежние губернии. Взамен возникли гигантские края. В одной РСФСР их было 14, и каждый из них был сопоставим по значению с союзной национальной республикой. Руководители областных парторганизаций и компартий нацреспублик вкупе с подконтрольными им руководителями региональных советских и иных властных организаций представляли мощную политическую силу, чья идеологическая платформа сочетала элементы и консерватизма, и левачества.

Ниже идейная позиция группы будет рассмотрена подробно. Пока же стоит назвать ее участников. Возглавлял «левых консерваторов» С. Косиор, глава мощнейшей Компартии Украины. В руководстве страны вообще были крайне сильны украинские регионалы – В. Чубарь, П. Постышев и Г. Петровский. Сильные позиции занимали региональные лидеры РСФСР, первые секретари краевых комитетов: И. Варейкис, М. Хатаевич, Р. Эйхе, П. Шеболдаев, К. Бауман.

Молчание Кирова

Возникает большое искушение причислить к данной весьма влиятельной группе С.М. Кирова, руководившего одной из важнейших парторганизаций – Ленинградской. Именно Кирова региональные бароны (Косиор, Варейкис, Шеболдаев, Эйхе и др.) пытались сделать лидером партии вместо Сталина на XVII съезде. Однако осторожный Мироныч от такого подарка отказался, сообщив об этом Сталину. Кто-то оценивает это как проявление лояльности вождю, кто-то склонен считать, что Киров сделал ставку на постепенное оттеснение Сталина от власти. Последнее предположение кажется надуманным. Киров не имел никаких политических амбиций общепартийного и всесоюзного масштабов. Партийная документация свидетельствует о том, что он очень редко посещал заседания Политбюро и высказывался лишь по вопросам, связанным с Ленинградом. Его волновали только нужды города – новые капиталовложения, ресурсы, утечка местных кадров в столицу, открытие новых торговых точек. Хрущев сообщает в своих воспоминаниях: «В принципе Киров был очень неразговорчивый человек. Сам я не имел с ним непосредственных контактов, но потом расспрашивал Микояна о Кирове… Микоян хорошо его знал. Он рассказывал мне: «Ну как тебе ответить? На заседаниях он ни разу ни по какому вопросу не выступал. Молчит, и все. Не знаю я даже, что это значит». Действительно, очень странно. Все-таки Киров был важнейшей политической фигурой хотя бы уже в силу того, что возглавлял «вторую столицу». Говорят, что в тихом омуте черти водятся, и весьма возможно, это в полной мере относится к Кирову. Уж не представлял ли он собой законченного регионального сепаратиста, мечтавшего о полной самостоятельности Ленинграда, но очень тщательно свои вожделения скрывающего (даже от самих регионалов)?

Логика подсказывает: оппозиция никогда бы не предпочла Кирова Сталину, если бы видела в нем человека, полностью лояльного вождю. Какая-то кошка между Сталиным и Кировым пробежала. И некоторые свидетельства позволяют нам отнести Кирова к одним из самых ярых противников генсека. Очень любопытные данные сообщил француз Жан ван Ейженорт, бывший секретарем и телохранителем Троцкого в 1932–1939 годах. Согласно ему, Киров пытался наладить контакты с «демоном революции», когда последний проживал в Париже. Мироныч послал своего доверенного человека в столицу Франции, но там Троцкого не оказалось, и вместо него посланец общался со Львом Седовым. Сообщение Ейженорта кажется фантастическим, особенно в свете сказанного выше. И тем не менее полностью отмахнуться от него нельзя – слишком уж важный источник информации. Весьма возможно, что какие-то контакты с троцкистами Киров все же имел, хотя бы и через бывшие зиновьевские кадры. Весьма возможно, что он все же решил включиться в политическую игру – в самый последний момент. Есть ведь и еще одно свидетельство иностранной, так сказать, стороны. Деятель Французской компартии М. Боди, со слов кремлевского врача Л. Левина, рассказывал о «тайных мыслях» Кирова, которые сводились к тому, чтобы отказаться от колхозов, вернуться к НЭПу и дать свободу всем оппозиционным течениям, в том числе и троцкистам.

В любом случае Киров устраивал оппозицию своим сугубо региональным складом ума. В свое время она обожглась на Сталине, который хоть и был аппаратчиком, но оказался способен мыслить в общенациональных масштабах. А Киров был типичным вотчинником. Вот показательный случай: летом 1934 года Киров без разрешения Москвы использовал неприкосновенные продовольственные запасы Ленинградского военного округа. Великолепный образчик отношения к оборонным нуждам всей страны! Такими мерами Киров пытался завоевать дешевую популярность «питерского пролетариата».

Преследуя эту задачу, Мироныч не останавливался и перед жесткими репрессивными мерами. Так, он весьма лихо решил жилищную проблему в Ленинграде, которая там была весьма острой. Кирову советовали соорудить около города два кирпичных завода и на базе выпускаемой ими продукции начать строительство упрощенных пятиэтажных домов (по сто квартир в каждом). Это должно было решить проблему, хотя и не сразу. Но Кирову ведь нужно было поддерживать свое реноме сверхэнергичного руководителя! И он принял решение выселить из Ленинграда полторы тысячи семей «непролетарского происхождения». В течение одного (!) дня из Северной столицы выслали в более северные края десятки тысяч «бывших» (чиновников, священников, дворян и их потомков), музыкантов, врачей, инженеров, юристов, искусствоведов. Среди них было огромное количество детей, стариков, женщин. Многие из высланных погибли в дороге…

Ко всему прочему Киров устраивал регионалов тем, что сам не претендовал на весомую роль в «коллективном», олигархическом руководстве. Идеальный боярский «царь». Такой мог бы стать лидером только для того, чтобы передать власть регионалам. А власти у Кирова в 1934 году оказалось очень много, особенно если учесть его «тихое» и «скромное» поведение. Он был участником сразу трех руководящих партийных органов – Политбюро, Оргбюро и Секретариата ЦК.

Впрочем, вряд ли можно утверждать на все сто, что именно Сталин приложил руку к убийству Кирова. Не меньше оснований для его убийства было у той же самой оппозиции. Взять хотя бы мотив мести, ведь Киров не только не поддержал их, но выдал тайные планы вождю. Такое не прощают.

Король Тяжпрома

К вождям регионального масштаба примыкали и многие видные управленцы союзного масштаба. Особенно здесь выделяется колоритная фигура наркома тяжелой промышленности С. Орджоникидзе. Это уже был ведомственный магнат-хозяйственник, ревниво охраняющий свою вотчину – крупнейший и важнейший наркомат, где он считал себя полным хозяином. А за ним стояли руководители различных промышленных ведомств.

Орджоникидзе занимал активную политическую позицию. Его, как и Кирова, часто считают фигурой, совершенно лояльной по отношению к Сталину. Якобы лишь в конце своей жизни, но в начале массовых репрессий прекраснодушный Серго понял, каким тираном является его старый друг Коба. На самом же деле Орджоникидзе интриговал против Сталина начиная с 20-х годов. Так, еще при жизни Ленина, в 1923 году, он принимал, вместе с Зиновьевым, Фрунзе и др., участие в неофициальном совещании близ Кисловодска. Там, собравшись в пещере, как заговорщики из романов, крупные коммунистические бонзы решили ослабить позиции Сталина в аппарате. Ими было принято решение о вводе в состав контролируемого Сталиным Оргбюро Троцкого, Зиновьева и Каменева.

Во время борьбы с объединенной левой оппозицией (Троцкий, Зиновьев, Каменев) Орджоникидзе был главным инициатором примирения с ней, которое чуть не состоялось в октябре 1926 года. Тогда лидеры оппозиции, шокированные отсутствием широкой поддержки в партийных массах, дали, что называется, задний ход и сделали официальное заявление, в котором отказались от фракционной борьбы. Доброхоты во главе с Орджоникидзе немедленно простили левых и проявили трогательную заботу об возвращении «блудных сыновей» в объятия «отцов партии». Вот как об этом говорил он сам: «Нам приходилось с некоторыми товарищами по три дня возиться, чтобы уговорить остаться в партии… Таким порядком мы восстановили в партии почти 90 процентов всех исключенных».

И что же? Оппозиционеры вполне справедливо усмотрели в позиции ЦК признак слабости, обусловленный противоречиями в его руководящей группе. Они возобновили оппозиционную деятельность.

Не где-нибудь, а на квартире Орджоникидзе регионалы вынашивали планы смещения вождя. Там же часто собирались многие недоброжелатели Сталина, с которыми Серго вел дружбу. Одним из таких недоброжелателей был Виссарион (Бесо) Ломинадзе, некогда занимавший пост первого секретаря Закавказского крайкома. В 1930 году он вместе с председателем Совнаркома РСФСР создал фракционную группу, состоявшую из леваков и «правых оппортунистов», объединенных ненавистью к Сталину. Группу довольно быстро разгромили, а ее участников вычистили из руководящих органов партии. Тем не менее Орджоникидзе не оставил в беде своего друга Бесо. Он добился, чтобы бывшего оппозиционера наградили орденом Ленина и назначили на ответственный пост секретаря Магнитогорского горкома. После убийства Кирова Ломинадзе застрелился. Его объявили врагом. Так вот, уже после этого объявления Орджоникидзе выбил его вдове и сыну солиднейшее денежное вспомоществование со стороны государства. Вещь небывалая…

Еще при жизни Бесо написал Орджоникидзе письмо, в котором содержались резкие выпады против Сталина. Хитроумный Серго пришел с этим письмом к вождю и, сообщив о самой его направленности, отказался дать прочесть текст и показать его членам Политбюро. Тем самым Орджоникидзе поставил Сталина в глупейшее положение. Он продемонстрировал свою лояльность, но лишил генсека любой возможности хоть как-то сослаться на текст письма и принять меры к его автору. Все это лишний раз характеризует Серго как опытного и прожженного интригана.