Глава 5

Быстро темнело. Андреич шёл, бормоча себе под нос рифмы по какой-то незнакомой улице. Интересно, куда же он забрёл?

– А ну стоять, терпила.

Сева сделал вид, что эти слова относятся не к нему. Почему-то не подействовало.

– Быстро подошёл, падла. Кому говорю?

Андреич закрутил головой, как бы ища, к кому относится данная просьба. Никого не нашёл и осторожно сделал шажок назад. Хмель безнадёжно выветрился из его головы и Сева утратил храбрость вместе с невероятной широтой взглядов, зато получил реальный шанс выжить. Даже неизвестно, что лучше.

– Да не бойся, друг, – приторным голосом заверил другой гопник, – дай закурить.

– Лучший друг – это книга, – наставительно заметил Всеволод, – денег не просит, сигареты не стреляет.

Говоря эти слова, он лихорадочно искал направление, куда ломануться, когда урелы от слов перейдут к делу.

– Что ты сказал, козлина, – загоношился самый меркантильный хулиган, – куртку снимай и ботинки, быстро.

– Может тебе ещё и завтрак в постель подать? – вежливо поинтересовался Сева, – хотя, хочешь завтрак в постель – спи на кухне, опоссум.

Выдав подобно древнему римлянину бессмертную фразу, он также решительно принялся улепётывать по переулку. Шпана, крутя ремнями над головой, устремилась за ним. Впрочем, грубияны быстро отстали, видимо по причине прокуренных лёгких и нерегулярного употребления витаминов группы Б. Однако Сева не спешил радоваться, он не знал этого района, а гопники знали. И дивный переулок мог в любой момент обернуться глухим тупиком и тогда ему предстоял неравный бой с отребьем, использующим ремни не по назначению. Обесточенный город освещала только кривая Луна, да зарево далёких пожарищ. Дома теснились с двух сторон, не спрятаться, не скрыться. И вдруг впереди показалось ярко освещённое здание – луч света в тёмном царстве беспредела и неограниченных возможностей. Поистине уникальных для всякого криминала. Сева нырнул в освещённое здание как в прорубь. У дверей, как ни странно, дежурил охранник.

– Пропуск, – грозно нахмурился он.

– Пропуск? – удивился Андреич, – а что, в Москве ещё есть места, где требуется пропуск?

– Без пропуска не пущу, – стоял на своём вахтёр.

– Да не больно-то и хотелось, – сменил тактику Сева, – сейчас позвоню корешку, сам спустится.

Сева достал давно молчащий мобильник и сделал вид, что набирает номер.

– Здорово, боярин, как сам? Что же ты не сказал, что в вашу контору пропуск нужен? Сам тогда спускайся. Что? Минут через двадцать? Хорошо. Я подожду.

Охранник кивнул, мол, всё в порядке, жди здесь, и уткнулся в газету. Казалось, его не удивил ни Севин звонок по телефону, ни третий час ночи на офисных часах. Наружная дверь приоткрылась и три уголовные рожи сунулись в проём. Странный охранник не спеша, отложил газету, снял очки и выудил из-под стола помповое ружьё. Рожи исчезли. Охранник вернулся к чтению, предварительно вернув очки и ружьё на свои законные места. На Андреича он вообще не обращал внимания. А Крылов, решив, что он лучше дождётся утра здесь, опять талдычил в глухонемую трубку:

– Боярин, ну ты скоро? Сколько можно? Что мне тут всю ночь торчать?

Сева уже начал задрёмывать на подоконнике, когда по лестнице спустился парень в серебристом дорогом костюме и с папкой в руке.

– Сисадмин?

– Ну, – не стал спорить Сева.

– Где вы шлындали, бездельник?

– Сисадминил, – попытался сострить Андреич. Насколько он знал, сисадмин – это мастер по наладке компьютеров.

– Сисадмин, вы умом не блещете, вы им рябите, – наехал парень в костюме.

– Зато у вас хороший склад ума, жаль пустой, – не остался в долгу Сева.

– Сисадмин, ваше дело не сверкать интеллектом, а быстро и качественно чинить зависшие компьютеры.

– В кривых руках и калькулятор зависает, – не мог успокоиться Крылов, следуя за борзым парнем.

Они вошли в огромное помещение, поделённое прозрачными перегородками на множество загончиков. В каждом отсеке сидел молодой человек или девушка, и судорожно стучали по клавиатуре. Глаза их не отрывались от мониторов и поэтому были красными и воспалёнными.

– Сисадмина привёл, – оповестил всех борзый начальник.

Никто не откликнулся, все продолжали работать.

– Что за фигня? – обалдел Сева, – вы, наверное, не в курсе, что на улицах творится?

– Ничего там особенного не творится. Системного сбоя не произошло. Остальное – всего лишь мелкие сетевые помехи. Небольшая перезагрузка общества.

– Небольшая!? – вне себя заорал Сева

Старший менеджер ловко толкнул доктора и тот влетел в его загончик. Парень плотно закрыл дверь и опустил жалюзи, организовав тем самым пятачок приватного пространства.

– Что ты орёшь? Что ты панику разводишь?

– Да как не орать? На улицах варвары грабят третий Рим. Вандалы в городе, урелы наступают, а ты мне рот затыкаешь. Эти твои подчинённые, они, что не в курсах?

– Незачем.

– Что незачем?

– Незачем им знать, что творится на улицах. Я им сказал: получено срочное задание. Мы должны разработать схему логистики по очень важной проблеме. Кто откажется – может ковылять домой без выходного пособия. Кто согласится – получит тройное жалование плюс бонус. Все остались. Работаем день и ночь.

– И что же вы делаете? Если вся страна встала и празднует трёхсотлетие гранёного стакана.

– Я даю им задание, они выполняют. Я даю другое и так далее.

– И долго ты намерен так продержаться?

– Не знаю, – хлюпнул носом старший менеджер, – они наверняка уже обо всём догадались.

– Так распусти всех по домам.

– Нет, – утёр слезу парень, – я буду делать вид, что ничего не произошло. Мы, офисные работники подобно зверушкам в зоопарке. Стоит нас выпустить на волю, и мы тут же погибнем. Поэтому нам предстоит держаться за свой зоопарк до последнего. А ты иди, свободный человек, утро уже наступило.

Они вышли в общее пространство. Сотни глаз устремились на них.

– Дармоеды! – закричал старший менеджер, – всех уволю! Рыгалов, ты график построил!? Сисина, ты ВВП подсчитала!? Нет? Так что же вы на нас вылупились? Быстро по рабочим местам! Писюк, охламон, ну-ка пойдём ко мне в кабинет. Я те дам рабочее время разбазаривать.

Все дрыстнули по своим стойлам, а Писюк с поникшей головой побрёл в загончик начальника. Дверь захлопнулась, но и сквозь неё доносились распекающие крики.

– Начальник принимает у себя в кабинете, подчиненные, где нальют, – пошутил себе под нос Сева и отправился к выходу. Он не знал смеяться над этими людьми, жалеть их или уважать.

Глава 6

Из-за угла выскочил совершенно счастливый Ушанкин. Одной рукой он бережно прижимал к груди бутылку дорогого вина, другой поддерживал постоянно сползающие брюки. Модное кашемировое пальто волочилось по грязи, длинные рукава, казалось, навсегда утопят руки, и Витюша напоминал школьника в одежде, купленной на вырост.

– Сева, – осклабился бывший сосед, – как тебе мой прикид?

– А он тебе не великоват?

– Да, сука, банкир был переростком, одёжей все шкафы забиты, но всё велико. Ничего, Нюська укоротит. Пойдем, посмотришь, в каких хоромах я теперь живу.

– Надо вооружаться, не знаешь где можно рогатку и шокер надыбать? Некогда на твои хоромы смотреть.

– Да пойдём. Там потолки аж пять метров, джакузя и телек во всю стену. У Серафима-то поплоше будет. Одно слово для прислуги.

– Как же он тебе такое богатство уступил? На него не похоже.

– А мы на пальцах кидались. Всё по-честному. Завидно?

– Не-а.

– Врёшь, Сева, завидно.

– Витюша, такие хоромы не могут достаться пролетариату. Не могут по определению. Придёт какой-нибудь товарищ Серый и попрёт тебя оттуда поганой метлой. Так что ты за свою хрущёвку держись обеими руками, мало ли что.

– Не учи учёного. Хрущёвку я сдавать буду, а в особняке сам колобродить.

Они подошли к парадному входу особняка. Лестница напоминала гимназистку, учившуюся в закрытом заведении, а потом отданную в солдатский бордель. На мраморных ступенях виднелись следы рвоты. Половина медных шишечек была отвинчена, а ковровая дорожка валялась скомканная у входных дверей, залитая то ли кровью, то ли вином. Ушанкин важно открыл дверь замысловатым ключом. Почему-то откашлялся и робко шагнул внутрь, видно ещё не привык к свалившемуся богатству. Коридор был огромен и светел. Несколько бра выгодно оттеняли наборный паркет. Ниши в стенах украшали причудливые вазы.

– Виндал-миндал. Снимай ботинки. Я тут даже в тапках не хожу, боюсь паркет поцарапать, только в носках.

Носки у Витюхи остались от прежней жизни, были в дырках и плохо гармонировали с его дорогим костюмом.

– А теперь пойдём в залу.

В «зале» размещался стеклянный шкаф, набитый всякими диковинками, музыкальный центр с колонками, огромная плазменная панель на стене и белый кожаный диван посередине. А больше в комнате ничего не было и от этого свободного пространства на душе делалось легко и приятно. Витек, не сдержав нахлынувших чувств, пошёл вприсядку.

– Вот, блин, жалко кассетника здесь нет. А то бы я сейчас «барыню» грянул. У меня кассет до фига, а здесь всё под диски заточено.

– Витюша, весь цивилизованный мир давно уже перешёл на цифру. Найди пару дисков и отплясывай.

Тут в комнату как мелкий бес ворвался внук Витюхи и с криком: «Смотри, деда, как я умею»! с разбега прыгнул на диван ногами. Пока внучек скакал на диване, Сева думал, что дедушку, хватит удар. Тот побагровел и беззвучно шевелил губами, вероятно отсчитывая меру своего терпения. Мера оказалась недолгой, и Витёк завопил голосом недорезанного буржуя: «слезай, засранец, сейчас же, не тобой куплено»! Сорванец в слезах убежал, а Витюша заскорузлой ладонью стал вытирать следы малолетнего преступника с кожаной обивки.

– Только всё портют, только свои грабли повсюду суют, – горько сетовал он на бестолковую родню.

– Я, пожалуй, пойду, – стал прощаться Сева, как всегда, удивляясь человеческим метаморфозам.

– А я думал, бутылочку разопьём, – не очень уверенно начал хозяин.

– Нет, я уж воздержусь.

– А что так?

– В такое опасное время лучше не расслабляться.

– Ну, и я не буду. Мне и так всё зашибись, а бормота, она жизнь укорачивает.

– Вообще то, Витёк, это не бормота. Это одно из лучших испанских вин «Рьоха».

– Всё равно апельсиновый сок полезней, – отрезал борец за здоровый образ жизни.

– Да кто бы спорил, – согласился Сева.

Только Андреич наладился выходить из особняка – глядь, навстречу Серафим в кожаной шляпе с широкими полями.

– Сева, пойдем, покажу как я тут обустроился.

Троекуров оккупировал мансарду. Развалясь в кресле-качалке и листая Playboy, предложил Севе сигару.

– Я уже 12 лет как бросил.

Серафим затянулся, закашлялся и со слезами на глазах спросил:

– С помощью своего метода бросил?

– Ну да.

– А я, как думаешь, брошу?

– Конечно. Чем лучше человек живёт, тем дольше хочет прожить. И, наоборот, чем хуже жизнь, тем скорее включаются механизм саморазрушения. Кто из богатых будет пить палёную водку и одеколон? Только в России в годы революций, войн и переходных периодов принято говорить на похоронах: «отмучился, раб Божий. Слава Богу, отмучился». Не плохо, что умер, а хорошо, что ласты склеил. А если хорошо живёшь, зачем себе жизнь укорачивать?

Серафим сразу затушил сигару и предложил свежевыжатого апельсинового сока. Сева делал маленькие глотки из хрустального фужера и потихоньку ждал развязки. Он загадал: разобьёт Серафим бокал после сока или нет? Троекуров допил сок и осторожно поставил фужер на стол, впервые на Севиной памяти.

– А что же ты посуду не бьёшь как раньше? – поинтересовался гость, – так не интересно, братец, теряешь аристократизм.

– Чтобы жизнь была полной чашей, нужно пореже чокаться и уж точно не бить посуду, – сформулировал своё новое кредо ещё один буржуй, – а знаешь, Сева, за что я тебя особенно уважаю?

– ?

– За то, что ты вытащил меня из гнусной конторы, где я убивался за копейки и лез к богатству на четвереньках, да только всё понапрасну. Вся прибыль достаётся хозяину, а мы как ступеньки для его победоносного восшествия наверх. Сидишь в этом долбаном офисе по двенадцать часов, чего-то корпишь, корпишь. Становишься мелочным, завистливым, выгадываешь копеечные интересы и вымаливаешь тобой же заработанные деньги. Смотришь на солнце сквозь щель в жалюзи и чувствуешь себя последней шестерёнкой в страшном молохе наживы. А хозяин ещё кочевряжится, а все прихвостни его поддакивают, твари. А ты смотришь, смотришь на это, и в тебе закипает праведный гнев. Хочешь, стихи почитаю?

– Давай.

– Или вот ещё. Он больше всего ребятам нравится:

– Но потом ты вспоминаешь, что тебе нужно платить проценты по кредиту или делать ремонт в квартире. А в другом месте, может, ещё хуже? И ты дальше тупо тянешь лямку, пока не сдохнешь, или тебя не выкинут на помойку за ненадобностью. И при этом денег хватает только впритык, и работу ненавидишь как школьник младших классов предстоящий диктант. И деться некуда: надо как ослик вечно бежать за морковкой. И вдруг, о, чудо! В один миг из офисного мышонка превращаешься в наследника банкира, из младшего менеджера в козырные тузы. Мне нравится.

– Ну, я рад за тебя, Серафим. И за Витюшу тоже. Приятно в наше нелёгкое время встретить успешных людей.

– Сева, а хочешь, я тебе галстук подарю? Новый, ненадёванный.

– Спасибо, Серафим, подари лучше валенки. В годы революций зимы, почему-то самые лютые.

Глава 7

Через два дня перед домом Сева встретил спотыкающегося Игорька. Сосед находился в той стадии подпития, когда уже пора рвануть на груди рубаху и закричать с надрывом: «Православные, бей в набат. В душу плюнули и сапогом растёрли». Вместо этого Игоряха упал доктору на грудь и оросил её обильными пьяными слезами. Потом заплетающимся языком поведал о том, чем жизнь отличается от члена, а, именно тем, что гораздо жёстче. Его жена более связно поведала о произошедшем. В пять утра в особняк ворвался товарищ Серый с командой полуматросов и взашей погнал всю нищую братию, возомнившую себя наследниками банкира. Витюша сражался как лев, защищая своё право на красивую жизнь. В результате ему выбили прокуренный клык и спустили с лестницы кубарем. Троекуров как истинный аристократ по лестнице сошёл сам, но напоследок получил такого пендаля, что вкушает винище, лёжа на боку.

– Забухали? – охнул Сева.

– Не то слово, теперь до белой горячки допьются. Витюша вообще не в себе. Рвётся назад, в особняк. Отговори его, а то ведь убьют, не ровен час.

В песочнице царило похоронное настроение. Причём непьющие жёны киряли наравне с мужиками. Происходил мучительный процесс расставания с шикарной жизнью. Серафим валялся на боку прямо в снежной жиже. Его кожаная испанская шляпа потеряла в боях форму, и складывалось впечатление, что Троекуров – незадачливый тореадор и его шляпу долго жевал рассерженный бык. Видно было, что в душе все уже примирились с уплывшей сладкой жизнью. И только Ушанкин хмуро смотрел в одну точку, прижимая к груди уведённый пульт от чудо телевизора. Судя по настрою, без боя Витюха сдаваться, не собирался и вынашивал планы вторичного самозахвата апартаментов банкира.

Глава 8

Только Сева стал засыпать, в дверь застучали. Настырно так, с оттягом. Чертыхаясь и ища впотьмах рогатку, спросил:

– Кто там?

– Открывай, хорёк. Сейчас узнаешь, – зашумели на лестнице нетрезвые голоса.

– А вот не открою, – упёрся Сева, – кто стучится в дверь моя, видишь дома нет никто.

– Открывай, говорим, у нас мандат.

– Говорите, говорите, я всегда зеваю, когда мне интересно.

– Мы по приказу товарища Серого. С нами шутки плохи. Мы сейчас дверь выломаем, – стали угрожать гости снаружи.

– Давайте, давайте, лбы у вас крепкие, может, и выломаете, – стал хихикать жилец внутри.

Голоса, посовещавшись, удалились вверх по лестничной клетке. Сева прислушался. Сверху раздались удары в дверь, затем детский плач и женские крики. Потом состоялось торжественное выведение жильцов мужского пола на улицу. Самое странное заключалось в том, что соседи безропотно открывали двери и шли как коровы на убой покорно и с ощущением собственной вины. Спускаясь по лестнице, конвоиры ещё пару раз врезали по его двери.

– Никого нет дома! – заорал в ответ Андреич.

Выглянув в щель между подушками, обнаружил, что под фонарём стоит «воронок». Настоящий. Тридцатых годов. У полуматросов в руках сверкали винтовки со штыками времён Октябрьской революции, а товарищ Серый был в кожанке с деревянной кобурой на боку. Время от времени он воинственно потрясал маузером и напоминал товарища Троцкого, потерявшего по-пьяни пенсне. Мужиков начали заталкивать в «воронок», норовя уколоть штыками, а женщины и дети подняли такой вой, что могли разжалобить и крокодила. Но полуматросы только лихо смолили цигарки и отгоняли провожающих от машины. Женщины выли и причитали, несмотря на верхнее образование и умение пользоваться ноутбуком. Все сравнялись в этом плаче: жёны бизнесменов и мусорщиков одинаково пытались ухватиться за одежду забранных мужей, а мужчины, улыбаясь резиновыми улыбками, кричали в равнодушную ночь:

– Это ошибка. Ничего, там разберутся. Безвинных у нас не сажают.

«Воронок» укатил, а женщины всё стояли, кутаясь в кофты, второпях наброшенные на поникшие плечи, всё переминались озябшими ногами в домашних тапочках, всё рыдали и обсуждали случившееся. Наконец, решили утром идти и упасть в ножки товарищу Серому.

Сева запалил лучину и призадумался. Весь реквизит товарища Серого отдавал такой профанацией и самодеятельностью, что с души воротило. Наверняка музей Революции гробанул, недоумок хренов. Даже при слабом свете фонаря было видно, что винтовки в руках рассыпаются, а маузером только орехи колоть. То, что грузчик, он же биндюжник по кличке Серый неадекватен Севе как специалисту было видно за версту. Работник ящика и тележки годами копил злобу на богатых и успешных, а когда началась смута, его психика не выдержала и дала сбой. Теперь он бредит семнадцатым годом и пытается выстроить сценарий по всем канонам Красного Октября. Как будто можно в одну воду войти дважды и отреставрировать военный коммунизм одной левой. Ладно, товарищ Серый – городской сумасшедший, но соседи-то люди здравомыслящие. Почему они так легко повелись на этот театр? Генетическая память, врожденная покорность, затяжная отставленная психогения, вызванная резкой ломкой привычного стереотипа, беспрецедентная для жизненного опыта? Так, потянуло ставить диагнозы. Не надо. У товарища Серого шизофрения, однозначно. А соседи просто напуганы и сбиты с толку. Стоит им открыть глаза на закидоны красного командира с точки зрения психиатра и проблема разрешится сама собой. С этой мыслью Сева и уснул.

Глава 9

Утром Андреич пошёл к злополучному особняку. Перед автоматическими воротами маячил шибко нетрезвый часовой. Штык он уже где-то потерял, очередь была за винтовкой. Сева козырнул и сухо бросил:

– У себя?

Часовой икнул. Глядя вытаращенными глазами на Андреича и пытаясь собраться, нечленораздельно прогавкал:

– Га-авуся.

– Очень приятно. Крылов, – представился Сева.

– Га-авуся, – помотал головой боец.

– Главный у себя? – переспросил Андреич.

– Га-авуся, – затрясся всем телом часовой.

– Вы хотите сказать: главный у себя?

– Ка-авуся, – сделал страшные глаза охранник, пеняя на крайнюю бестолковость собеседника, – кла-авуся.

– Клавуся, – наконец перевёл Крылов, – Клава, что ли?

– У-у-у-у, – утвердительно закивал в дымину пьяный часовой, – Кавусю люлю.

– Любишь Клаву? – обрадовался за бойца Сева, – вот молодец. Возьми с полки пирожок.

Внутри особняк представлял удручающее зрелище. Двери, сорванные с петель, валялись вперемежку с сорванными картинами. На полотнах отпечатались следы многочисленных подошв. Посредине холла стоял бильярдный стол, поднятый из подвала. Вокруг него сгрудились пьяные в стельку полуматросы. У каждого в руке сверкал и искрился гранёный стакан.

– Медведь пришёл, – заорал один из мужиков.

Каждый быстро опрокинул в себя стаканище и поспешил укрыться под столом. Места там было недостаточно, поэтому под бильярдом некоторое время наблюдалась возня. Все стремились занять и отвоевать свой аршин пространства. Наконец, все устроились. Прошла минута.

– Медведь ушёл, – раздался тот же голос.

Все быстро выскреблись из-под стола и ухватились за стаканы. Бутылка пропутешествовала по всем стаканам и отлетела в сторону как отстрелянная гильза. В дело пошла вторая. Только посуда наполнилась, как опять прозвучал неумолимый голос:

– Медведь пришёл.

Все шарахнули по двести грамм и спешно полезли под стол. Издалека они даже напоминали неразумных детей, любящих прятаться под столом.

– Ну, как нравится?

Сева обернулся. Товарищ Серый стоял за его спиной и с отвращением смотрел на люмпенов.

– Не очень, – осторожно высказался Андреич.

– Да говори смелей, что полное разложение. И это революционный авангард. Смотреть противно. Игра называется «Медведь пришёл». Знаешь, что будет дальше?

– ?

– Они так и будут лезть под стол, и вылезать оттуда, пока кто-нибудь там не уснёт. Таких будет всё больше и больше. Наконец, останется самый испытанный боец, который один сможет выбраться наружу. Он и считается победителем и получит в награду ящик водки. Вчерашний победитель с трофеем вышел на улицу и потащился к дому. Через пятьдесят метров его забили насмерть обрезками труб какие-то хулиганы, а ящик, соответственно, присвоили. Сейчас мы видим вторую серию этого увлекательного сериала. Так зачем вы к нам пожаловали, Всеволод Андреевич?

– Да я по поводу своих невинно севших соседей.

– Знаете, как говорил Феликс Эдмундович Дзержинский: «Если на вас ещё не завели дело – это не ваша заслуга, это – наша недоработка».

– Но они же социально близкие, такой термин, кажется, бытовал в те пламенные годы. Не махровая контра, а стопроцентные пролетарии.

– Да знаю я их. И тебя знаю. Уже целых семь лет.

– Откуда? – глупо спросил Сева.

– Я в этом доме семь лет живу. В соседнем подъезде, а ты меня даже не помнишь. Троекурова и Ушанкина все знали. Тебя хоть некоторые, а меня никто. Ты понимаешь, никто. Я и имя себе такое взял «товарищ Серый», что был абсолютно незаметен как человек-невидимка. Ну, ничего, зато теперь вы хорошо меня запомните. Ну-ка, воскреси меня до революционных перемен?

Сева сделал вид, что углубился в прошлое. Нахмурил лоб, почесал кончик носа и вдруг действительно вспомнил, как мужичонка с пегой бородёнкой учил пацанов игре в чижик и грозился раскулачить всех богатеев. Однако с той поры он значительно заматерел.

– Ты ребятам показывал, как лаптой бить по чижику и гольф критиковал, а потом на пластиковые окна наезжал.

– Не на окна, а на хозяев. Ты лучше скажи, почему дверь не открывал?

– Не люблю быть покорной коровой. Тем более что забирают всегда или самых безропотных, или самых резвых. Они по первому требованию идут сдаваться. Их загребают и делают план. А когда план выполнен, и камеры и казармы битком набиты, до таких как я просто руки не доходят. Мы никому уже просто не нужны.

– Понятно. Знаешь, почему я тебя сразу выделил?

– ?

– Во-первых, ты мне пригодишься. Я собираюсь стать главою международного правительства. А ты мне сделаешь специальную Программу, чтобы повелевать миром…

Сева отключил слух. Этому учили ещё в ординатуре. Главное, не попасть в структуру бреда такого больного. Шутки шутками, а собственную психику надобно беречь. Психически нездоровые люди иногда бывают крайне убедительны. И только психиатрам видно, что генсек-то того, с прибабахом. Недаром академик Бехтерев вышел от Сталина со словами: «сухорукий параноик». Правда, это стоило академику жизни. Товарищ Серый размахивал руками и внимательно заглядывал Андреичу в глаза. Тот согласно кивал. Будущий правитель мира надул щёки и стал усиленно дуть, как будто надувал детский шарик. Сева кивал. Почти мировой диктатор, зачем-то присел на корточки, потянул за собой доктора и стал рисовать пальцем на грязном полу какие-то диаграммы. Сева кивал. Когда жестикуляция Серого пошла на убыль, Крылов включился и одобрил грандиозные планы.