О! дар небес благословенный,

Источник всех великих дел,

О вольность, вольность, дар бесценный,

Позволь, чтоб раб тебя воспел.

Исполни сердце твоим жаром,

В нем сильных мышц твоих ударом

Во свет рабства тьму претвори,

Да Брут и Телль еще проснутся,

Седяй во власти да смятутся

От гласа твоего цари.

Я в свет исшел, и ты со мною;

На мышцах нет твоих заклеп;

Свободною могу рукою

Прияти данный в пищу хлеб.

Стопы несу, где мне приятно;

Тому внимаю, что понятно;

Вещаю то, что мыслю я;

Любить могу и быть любимым;

Творю добро, могу быть чтимым;

Закон мой – воля есть моя.

Но что ж претит моей свободе?

Желаньям зрю везде предел;

Возникла обща власть в народе,

Соборный всех властей удел.

Ей общество во всем послушно,

Повсюду с ней единодушно;

Для пользы общей нет препон;

Во власти всех своей зрю долю,

Свою творю, творя всех волю, —

Вот что есть в обществе закон.

В средине злачныя долины,

Среди тягченных жатвой нив,

Где нежны процветают крины,

Средь мирных под сеньми олив,

Паросска мармора белее,

Яснейша дня лучей светлее,

Стоит прозрачный всюду храм;

Там жертва лжива не курится,

Там надпись пламенная зрится:

«Конец невинности бедам».

Оливной ветвию венчанно,

На твердом камени седяй,

Безжалостно и хладнонравно,

Глухое божество судяй.

Белее снега во хламиде,

И в неизменном всегда виде,

Зерцало, меч, весы пред ним.

Тут истина стрежет десную,

Тут правосудие ошую, —

Се храм Закона ясно зрим.

Возводит строгие зеницы,

Льет радость, трепет вкруг себя,

Равно на все взирает лицы,

Ни ненавидя, ни любя.

Он лести чужд, лицеприятства,