Начало записи 12.05.2009, вторник 11.34

– Запись пошла?

– Да…

– Отлично! Итак, сегодня у нас… э-э… двенадцатое мая две тысячи девятого года. Мы находимся в кабинете гипнотерапии в отделении психиатрической патологии детского и подросткового возраста Московского Научно-исследовательского Института психиатрии Росздрава. В данном исследовании принимают участие… руководитель отделения, кандидат медицинских наук, профессор Лев Серафимович Исaков, то есть я. Прошу любить и жаловать. Ассистирует мне очаровательная Надюша… э-э… Надежда…

– Сергеевна.

– Надежда Сергеевна Богданова, младший научный сотрудник нашего замечательного отделения. Я попросил её последить за электроэнцефалографом во время сеанса.

– Лев Серафимыч, а ничего, что вы так… ну, неофициально?

– Ай, Надь, всё равно запись кроме меня никто скорее всего слушать не будет… Она вообще так, чисто для формальности пишется. Вроде для протокола всё сказал…

– Про пациента забыли.

– Ах, да! Спасибо, Надюш. Обследуем мы… Надь, передай, пожалуйста, его историю… слева на столе… да-да, вот эта! Угу. Значит, работаем мы сегодня с Даниилом Юрьевичем Милеевым, девяносто второго года рождения. Так, моя задача подтвердить или опровергнуть у него расстройство личности. Попал к нам этот паренек интереснейшим образом… Надя, слушаешь?

– Да, конечно.

– Из военкомата его направили, представляешь? Долго не могли решить – может он служить или не годен.

– Из-за психики?

– Не-а… А я тебе разве не говорил?! Он же альбинос.

– Кто-о?!!

– Ты не знаешь, кто такие альбиносы?

– Знаю, просто… я думала, только у животных такое бывает.

– Чем тебе человек не животное?

– И что, он действительно весь белый?

– Ну, насчёт «весь» или «не весь» не знаю… везде я у него не лазил. Шучу-шучу, не смущайся. Я сам его только мельком на обходе видел. Честно говоря, странноватое зрелище, будто человек из мела или гипса слеплен, как и не живой.

– А глаза красные?

– Блекло-серые вроде. У них же обычно только в детстве радужка отливает красным, а потом цвет приобретает… Сейчас сама увидишь.

– Стра-ашно…

– Хм-м… Привыкнешь. Смотрим его карточку дальше… Итак, кроме глазно-кожного альбинизма Даниил Юрьевич ничем с детства и по сей день не болел.

– В смысле, записей о болезнях нет?

– В том-то и дело, что есть всё – позавчера запрос из поликлиники по месту жительства пришёл – пустая бумажка: ни простуд, ни кори, ни даже поноса.

– Может быть, родители просто врачей не жаловали и сами лечили мальчика?

– Ничего подобного! У него мать чрезвычайно тревожно-мнительная особа. Со своим редким заболеванием он благодаря ей всё своё детство, считай, лишь по больницам и провёл – обследование за обследованием.

– Видимо, боялась за него сильно…

– Удивительно, как она вообще ребёнка не угробила с такой опекой!

– Лев Серафимович, а она сама нормальная? Я имею ввиду цвет кожи…

– Да самая обычная. Альбинизм же не по наследству передаётся, это какое-то генное нарушение. Чёрт его знает! Я уже отдал ткани Милеева в лабораторию на анализ, потом с Палычем, как результаты придут, по поводу всей этой мути переговорю. Пусть мне объясняет… Так вот, у нашего пациента на удивление великолепное здоровье. По идее, у него зрение должно быть отвратительным и постоянные ожоги от солнца – меланина же нет, чтоб ультрафиолету противостоять. В общем, Милеев какой-то неправильный альбинос. Но это ещё не все странности…

– Вот как?!

– Не знаю, что такого у военных Даниил учудил, чтоб аж тамошний психиатр обратил на него своё внимание – насколько военкомовский брат равнодушная ко всему скотина, а парня сюда направил. Короче, его отправили в психушку при нашем институте, с подозрением на возможные психические нарушения.

– А как он у вас оказался? Вы же, Лев Серафимович, обследованием призывников не занимаетесь.

– Слушай дальше. Значит, положили его для наблюдения в четвертое закрытое…

– К шизофреникам?

– Да. Не повезло мальчишке – зав отделением Головин других-то диагнозов, кроме как расстройство личности, не знает.

– Наслышана…

– Короче, начал он тестики-вопросики пареньку давать, а тот их как орешки щёлкает. Решили было, что Милеев у них по ошибке оказался. Конечно, странноватый парень – и внешность, и манера речи… Но это же не признак психических отклонений от нормы!

– Так что потом случилось?

– А вот что. Головин было уже собирался Милеева отпускать, когда тема разговора случайно физики коснулась. Тогда-то наш пациент и начал несуразицу нести – чистый шизофренический бред. Головин, говорят, чудом со стула не брякнулся, когда сообразил, что чуть больного Родину защищать не отправил.

– Но это же опять не причина чтобы к вам попасть – лечили бы у себя, а нашему отделению он зачем?

– Ты ж дослушай… Головин назначил парню препараты, стал психотерапию проводить, на которой решил с ним поработать гипнозом…

– Насколько мне известно, с острыми психическими нарушениями гипноз вроде как противопоказан?

– Надь, это спорный вопрос. Тем более Головин диссертацию готовит, вот на своих подопечных и экспериментирует, а Милеев как раз в его руках оказался.

– И?

– Странности начались во время первого же сеанса. Я всех подробностей пока не знаю, но насколько я понял, под гипнозом… – очень глубоким, попрошу заметить!.. – под гипнозом Даниил повторил те же самые небылицы, что нёс и в сознании. А то, ЧТО он говорил, правдой быть не может – лишь чушью и бредом.

– Так пациент, наверное, притворился, что вошёл в гипнотический транс. Может, это у него юмор такой?

– Вот для этого, Надюш, к нам его и направили. В четвёртом, где Головин заведует, естественно своего ЭЭГ нету, чтоб подключиться и понаблюдать за волнами мозга во время сеанса. А по-другому как проверишь – забавляется новоиспеченный шизик или просто от армии косит? Так или иначе, его для начала разоблачить надо.

– Может, он действительно под гипнозом правду говорит или это не вариант?

– Не вариант.

– Почему?

– А потому, Наденька… Если бы ты услышала эту чушь… Короче, этого быть не может, потому что не может быть! И точка!

– Не хотите говорить?

– Не-а… Ты у нас человек религиозный – баптистка, насколько мне известно…

– А причём тут моя вера?

– А при том, что мне твоя предвзятость к пациенту ни-к-че-му… Следи себе спокойненько за показаниями энцефалографа и сообщи, когда я в нужный момент спрошу об активности его мозга. Ты озвучишь показания аппарата, которые запишутся на плёнку, что и станет неоспоримым доказательством его притворства. Кода мы его припрем к стенке, от меня лишь потребуется выяснить мотивацию его действий – диагноз для военкомата ему нужен или это просто игры больного воображения. Таким образом, голубчик точно не отвертится.

– Лев Серафимович, а почему вы считаете…

Тук-тук!

– Да-да, входите!

– Здравствуйте. Милеев пришёл, впускать?

– Пять минуток в коридоре подождите. Я позову как надо…

– Надя, у нас всё готово?

– Да, конечно…

– Аппарат тоже настроила?

– Да.

– Хорошо.

– Будем начинать?

– Надя, не торопись. Мне для начала нужно с его биографией хоть немного ознакомиться, а то как же сеанс вести?

– Вы же Милеева разоблачать собирались, зачем вам его прошлое?

– Была когда-нибудь на сеансе гипнотерапии?

– Разумеется. Я же в лаборатории сна закреплена, мы там и трансовые состояния исследуем…

– Тогда ты должна знать, что когда пациент находится в состоянии гипнотического транса, он может вспомнить то, что давно забыл – любые тайны прошлого, аккуратно упакованные, хранятся на полочках памяти. Под гипнозом человек не может врать, рассуждения его логичны и последовательны, все пережитые события воспринимаются очень эмоционально и ощущаются так, будто происходят прямо сейчас…

– Это мне понятно.

– Так вот, чтобы уличить исследуемого в обмане, нужно коснуться вопроса раннего детства, так как никто из взрослых о нём почти ничего не помнит. Если будут нелогичности или несоответствие эмоциональных переживаний, то значит перед нами притвора. Этим способом пользуются гипнологи, если появляется подозрение на фиктивное погружение пациента в транс. Прижать к стене фактов и разоблачить – вот моя задумка.

– Но ведь пациент и дальше может притворяться, не признавая, что разоблачён – делай вид, что спишь, – и все дела.

– Вот для этого ты мне и нужна на подстраховке. Я сначала хочу сам попытаться разоблачить Милеева, а показания приборов использовать как доказательство… И кстати, нельзя исключать, что на этот раз нам может повезти, и Милеев поддастся гипнозу.

– Тогда получится выяснить причину его проблем из первых уст?

– Да, Надя! Страх армии или же дефект психики – вот в чём вопрос!

– А мне кажется, тут и причин искать незачем. Он же альбинос! Альбинос в стране, где на негров до сих пор смотрят как на пришельцев с Марса. Вся его жизнь наверняка проходила под пристальным вниманием окружающих. Попробуй тут не чёкнись! И в самом деле «белая ворона»…

– Каламбурить изволите? Ха, белая ворона – забавно!

– Я не это хотела ска…

– Да ладно тебе. Всё в порядке… Итак, переходим к биографии…

– А ничего, что нас в коридоре ждут?

– Ничего, подождут. Читаю… так… угу… записано со слов матери… бла-бла-бла… двадцать четвёртого ноль седьмого девяносто первого года рождения… в городе Москве… так. Отец – Юрий Олегович… мент… ушёл из семьи, когда мальчику было полтора… ага. Мать – Елена Валентиновна, шестьдесят шестого года рождения… учитель начальных классов… так… Роды-роды… угроза выкидыша… Рождён на три недели раньше… с глазно-кожным альбинизмом «А-один»… в результате мутации гена тирозинозы на хромосоме одиннадцать… Так, это мне непонятно, потом пускай Палыч объяснит, когда анализ закончит… Кожа белая, волосы белые, радужка глаз очень светлая, голубоватого оттенка… при ярком освещении становится красной.

– Представлю, аж жутко становится…

– И не говори. Дальше описано общее развитие. Ходить начал в восемь месяцев, читать в два с половиной…

– Во сколько?!

– В два с половиной года. Головин, кажется, упоминал, что парень с книгами не расстаётся – ему только и успевают их подносить. А чего ты удивляешься?! Высокий интеллект не гарантирует здоровую психику, скорее наоборот. Знаешь, какие в НИИ выдающиеся умы лежали?

– Я понимаю, но в два с половиной читать…

– Согласен, впечатляет. Поехали дальше… Пошёл в детский сад в четыре… мать боялась, что у него начнутся проблемы с адаптацией среди детей и мальчик начнёт болеть…

– И как, оказалась права?

– Удивительно, но нет! Простудные, инфекционные и другие само собой разумеющиеся болезни обошли его стороной.

– А дети его нормально приняли?

– Им маленького альбиносика вообще не пришлось принимать… То есть, если я правильно понял из записей, они «белого» мальчика игнорировали.

– Боялись?

– Нет же. Скорее не обращали внимание. Будто перед ними самый обычный ребёнок. Потом следует уточнение, что окружающие о нём постоянно «забывали»… словно на Даниле надета шапка невидимка… Другие детки играют спокойно, а он сидит себе тихонечко в сторонке, книжки читает.

– Получается, что никто над ним не издевался?

– Абсолютно! Словно и нет его вовсе! Но ладно дети… оказывается, и воспитатели, собираясь на прогулку, могли взять всех, а его забыть.

– Лев Серафимович, странно это… казалось бы, он наоборот должен глаза мозолить, а тут такое.

– В школе всё повторилось… Мать рассказывает, что когда учительница вызывала Милеева к доске, одноклассникам будто каждый раз заново приходилось вспоминать о его существовании. Причём бьюсь об заклад, если не список учеников, сама бы хрен вспомнила ученика Даниила Милеева.

– А с учёбой у него как?

– Судя по вопросу, ты уже сама обо всём догадалась?

– Просто предположила.

– Даниил отвечал всегда безукоризненно, идеально, точно… Любые знания ему давались необычайно легко, особенно точные науки. Но наибольший интерес он всегда проявлял к гуманитарным: психология, философия, история религий, литература, искусство, теория музыки, иностранные языки – их он изучал особенно рьяно.

– Откуда в школе философия и история религий?

– А он с третьего класса на домашнем обучении.

– Что-то случилось?

– Написано, что просто пришёл однажды из школы, сказав, что хочет учиться дома.

– И всё?! А мать?

– А что мать? Ей только в радость, что сын будет сидеть дома – волнений меньше. Вот она и добилась того, о чём он просил.

– Так Милеев что, дома постоянно сидел?

– Постой… так… здесь об этом ничего не говорится. Дальше следует описание, какой он хороший и добрый мальчик…

– А институт? А профессия?

– Не-а! Видимо, Даниил для матери вроде домашнего питомца… Как раз в самом конце она просит не брать его в ряды российской армии… Говорит, что ему туда нельзя. Всё, теперь понятно – десять к одному, что парень притворяется чтобы откосить. Обычный маменькин сыночек.

– Только я не понимаю, как он вообще до комиссии с альбинизмом добрался?

– Я же уже говорил, что обычных для больных ГКА проблем у парня нет – зрение в норме, здоровье отменное… что ещё для армии надо? Поэтому-то на призывной комиссии и не могли сообразить, годен он или нет… Ну ладно, давай приступим. Надь, позови, пожалуйста, Милеева из коридора.

– Здравствуйте, Даниил Юрьевич.

– Здравствуйте.

– Меня зовут Лев Серафимович Исаков. Сегодня мы немножечко с вами поговорим, хорошо?

– Да, пожалуйста.

– Вот и славно. Только если вы не против, пока будем беседовать, заодно и работу вашего мозга исследуем… Нет-нет, не пугайтесь! Просто на вас будет надета специальная, вполне модная, с электродами шапочка. Пока будем разговор разговаривать, Надежда Сергеевна… вон, мышкой в углу притаилась…

– Здравствуйте.

– Здравствуйте. Давайте я помогу шапку надеть… ага… провода сюда… Готово!

– Надежда Сергеевна будет следить за показаниями приборов. Это необходимо, чтобы ваше здоровье лучше изучить.

– Напрасное занятие.

– Хм-м… и почему же?

– Потому что у меня со здоровьем всё в порядке.

– Да-а?! А в военкомате по-другому считают. Кстати, не скажете, уважаемый Даниил Юрьевич, что это вы в столь равнодушном к страстям месте, как военный комиссариат, учудили, если вас к нам аж на обследование отправили, а?

– Рассказал о том, что было давно…

– О своём прошлом? Интересно-интересно… Хотя сейчас не об этом! Лучше я у вас вот что спрошу. Как вы считаете, о чём мы будем вести с вами беседу?

– Лев Серафимович, я не совсем понимаю, зачем вы кружите вокруг да около, словно какую-то лазейку ищете – с какой стороны ко мне подобраться не знаете. Мне в принципе всё равно, как с вами общаться, но вот вы явно перенапрягаетесь. Я бы предпочёл прямой разговор – без лишних, на мой взгляд, зигзагов и смыслов. Но если так вас больше устраивает… то я отвечу на вопрос. Судя по надписи на двери «Кабинет гипнотерапии», вы хотите повторить со мной сеанс гипноза подобно тому, что я проходил у доктора Головина. Судя по присутствию здесь Надежды Сергеевны и шапки электроэнцефалографа на моей голове, будет отслеживаться активность мозговых волн в состоянии бодрствования и под гипнозом для дальнейшего сравнения и анализа. Вероятнее всего, подобные меры были вызваны сеансом с доктором Головиным. Видимо, находясь в состоянии транса, я что-то такое говорил, из-за чего доктор решил, что я имитирую состояние гипнотического транса. Он мне это напрямую не сообщал, но всё и так было понятно по выражению его лица. Таким образом, так как ЭЭГ обмануть невозможно, сегодня вы хотите отследить, на самом ли деле я нахожусь под гипнозом или же притворяюсь. Думаю, именно об этом мы и будем вести беседу.

– Кхе-кхе… э-эм-м… Исчерпывающий ответ… кхм. А что вы такого доктору Головину рассказали, что он неладное заподозрил?

– Не знаю. Я же находился под гипнозом.

– Н-да, действительно… Ладно, если уж вы хотите, Даниил Юрьевич, общаться открыто, тогда незачем тянуть резину и уже можно приступать к сеансу. Как считаете?

– Я согласен.

– Надежда Сергеевна, показаний ЭЭГ на первом этапе достаточно?

– А? Да-да… вполне.

– Хм-м… Надежда Сергеевна немного растеряна, потому что побаивается вашей безукоризненной белизны.

– Я думаю, Надежда Сергеевна сама сказала бы об этом, если бы посчитала нужным. А вы, Лев Серафимович, разве не побаиваетесь? Давайте уже начинать…

– Делай три глубоких вдоха… вот так… споко-о-ойно… Сядь поудобнее… буквально слейся с поверхностью кресла… утони в его мягкости… дыши неспешно, размеренно… хорошо… вот та-а-ак… некуда спешить… нет забот и дел… можно полностью сконцентрироваться на своём дыхании… слушать его… ощущать своё тело… не о чем беспокоиться… ты в безопасности… по телу растекается спокойствие… размеренность… волнами – от макушки… от темени расходится расслабление… захватывает плечи… руки… тело… до самых ног… волнами расходится тепло… плечи… руки… Тяжесть наполняет шею… глаза… веки становятся неподъемными… неподвластными… руки наливаются тяжестью… неподъёмной тяжестью… ноги становятся тяжёлыми… тело перестаёт слушаться… мысли исчезают… остаётся лишь голос… мой голос…

Попробуй поднять руку… у тебя это не получится… ты не способен оторвать тяжёлую, неподъемную руку от поверхности кушетки… Не получается… ты не способен себя контролировать… ты лишь слушаешь и идёшь вслед за моим голосом… ты ведомый…

Ты стоишь в пустом классе, перед школьной доской… в твоей руке мел… На доске ты начинаешь выводить буквы… по порядку… неспешно… большие буквы… А-а-а… и твоё тело ещё больше тяжелеет… Бэ-э-э… ты всё глубже погружаешься в сон… Вэ-э-э… сознание освобождается от всего лишнего… а мел продолжает вычерчивать буквы… Гэ-э-э… Дэ-э-э… Тело начинает растворяться в воздухе… Е-э-э…

…

Юу-у-у… ты лишён своего тела… нет тела… лишь свобода… ты – наблюдатель… Яа-а-а… на доске мелом рисуешь дверь… ручку… Открывай её… Внутри комната… Заходи… Абсолютно белая комната… идеально белая… пустая комната… Обустрой её по своему усмотрению… расставь мебель… Присмотрись… Что это за место?

– Это моя комната…

– Ты живёшь с мамой?

– Да…

– Сколько тебе лет?

– Двенадцать с половиной…

– Чем ты занят?

– Я сижу на полу и читаю…

– Читаешь? Ты любишь читать?

– Я люблю учиться… Чтение наилучший из способов получения информации…

– Ты много учишься? Зачем тебе это?

– Когда я учусь… когда наполняю себя знаниями, то перестаю ощущать пустоту внутри…

– Пустота? Тебе плохо?

– Нет… просто внутри меня ничего нет… Я прозрачен… а когда учусь, то перестаю ощущать это внутри…

– Что ты читаешь?

– Евангелие от Иоанна…

– Ты молишься?

– Я учусь… учу латынь, читая библию…

– Ты изучаешь языки?

– Этот будет двадцать четвёртым…

– Ого! Зачем тебе столько?

– Чтобы быть свободным в выборе познаний…

– А что ты станешь делать сейчас, когда закончишь читать библию?

– Возьму другую книгу…

– А потом?

– Возможно, мама позовёт меня обедать…

– А потом?

– Я вновь примусь за чтение…

– Разве ты не пойдёшь гулять?

– Нет… я не хожу гулять…

– Тебя не пускает мама?

– Пускает…

– Почему же ты тогда не идёшь?

– Не вижу смысла… я хочу учиться…

– Э-э… А другие дети? Ты с ними общаешься?

– Нет…

– Почему? Не можешь найти общего языка? Или они тебя обижают?

– Они меня не видят…

– Ты имеешь в виду, игнорируют? Боятся?

– Они меня не видят… потому что я – пустой… У меня нет пути, который пересекался бы с другими… Я не оставляю след после себя… Меня не видят… а те, кто видят – быстро забывают…

– Ладно… поехали дальше… И так, ты в своей комнате… она начинает вновь меняться… Где ты сейчас находишься?

– Доска… дети… парты… Я вновь в школе… урок математики…

– Сколько тебе лет?

– Семь и два месяца…

– Ты учишься?

– Нет… я просто сижу… я наблюдаю за тем, что происходит за окном…

– Тебе скучно?

– Нет… я наблюдая за миром из окна…

– А на уроке скучно?

– Учитель слишком медленно всё рассказывает… слишком долго… часто отвлекается на отношения с другими детьми… К тому же то, о чём она рассказывает, мне уже известно… Поэтому я смотрю в окно…

– Ты хочешь уйти?

– Да… Я хочу домой к книгам…

– Ты чувствуешь себя одиноко?

– Я просто хочу узнавать Мир…

– Теперь обрати внимание на сам класс… Ты замечаешь, как он начинает меняться… Ты погружаешься назад в прошлое… так глубоко, как можешь вспомнить… Где ты находишься?

– Я падаю… лечу вниз, чтобы родиться…

– Вот это уже интересно… ха-ха… рассказывай!

– Я лечу вниз… это удивительное ощущение… Мне хорошо… хотя я знаю, что полёт продлится лишь мгновение… и я стараюсь успеть насладиться падением…

– И откуда же вы, молодой человек, падаете?

– С неба…

– А откуда именно?

– Граница воздуха и пустоты… я падаю оттуда…

– А что там?

– Там я ждал своей очереди…

– Чего-о ты ждал? Какая ещё очередь?!

– Очередь таких же, как и я, «пустышек»… пустых энергетических оболочек… новых душ… Ждал, пока мне не достанется Его Слово… Его Семя…

– Так, хватит! Прекращай чушь нести! Ты не сможешь на этот раз отнекаться, что притворяе…

– Лев Серафимович…

– Что?!

– Он всё ещё в трансе.

– Что-о?!

– Энцефалограф показывает активность мозга характерную для трансового состояния.

– Так, к чёрту! Закругляемся, а там разбираться будем… На счёт десять ты просыпаешься. Открыв глаза будешь чувствовать себя отдохнувшим и свежим… Один! Тяжесть уходит… Два! Ощущается прилив сил…

Приложение 1

Запись: гипноз Д.Ю.Милеева, 1991 г.р.

Сеанс: д-р А.Ф. Головин, 4 отд.

Дата: 08.05.2010 пятница

«…Ветер обволакивает меня тёплой пеленой. Я словно пёрышко, подхваченное невидимым потоком, несусь в неизвестность. Меня швыряет из стороны в сторону, угрожая переломить бестелесную оболочку, порвать её на мелкие частицы, развеять прахом.

Восхищению внутри нет предела. Я захлёбываюсь им. Давлюсь. Задыхаюсь…

Сейчас от меня ничего не зависит и я ничего не могу решать – в первый и последний раз… От сего момента и вовеки веков каждый мой выбор, каждое слово или мысль будут менять направление, вектор моего движения. Любая энергия, вышедшая из меня и слившаяся с Миром, обернётся ветром перемен и станет дуть, толкая меня в заданном направлении. Только сейчас, лишь в это самое мгновение я могу не отвечать и не ощущать последствий… Это Абсолютная Свобода, данная нам, молодым душам, специально, чтобы падая мы могли почувствовать всё её великолепие и запомнить навсегда… именно к ней мы и будем стремиться все свои бесчисленные жизни… чтобы приблизиться, ощутить хотя бы ещё раз Блаженство Истинной Свободы.

Земля – мой новый дом, моё пристанище – всё ближе и ближе. Теперь кроме облаков я могу видеть расчерченные клетками поля, длинные витиеватые реки и изгибы дорог. А прямо подо мной огромный Город… Я вижу сияние, исходящее от него, – миллионы цветов соединены в этом куполе света, превращаясь в сплошную серую мешанину. Город спрятан за серым куполом… Именно его хрупкую вуаль мне предстоит сейчас прорвать…

Я падаю, а не лечу… Меня швыряет, я кручусь, совершенно не ощущая направления, кроме как низ и верх.

Два длинных отростка, выходящих из меня, обессиленно трепыхаются, не способные хоть сколько-нибудь помочь мне. Они созданы, чтобы душа могла приземлиться в предназначенном ей месте рождения. Но у меня его нет – мне не отведено место, где я должен родиться, у меня нет судьбы, поэтому крылья ничем не могут мне помочь, совершенно не зная, куда меня направлять… Они просто болтаются на ветру… страдающие от своего бессилия. Но им всё равно лучше, чем мне, – когда я прибуду, они перевоплотятся, а я останусь тем, кем являюсь.

Но пока что мы вместе – свободные, падаем в неизвестность…

Я замечаю, что небо усыпано такими же, как и я, комочками света. Они недоумённо взирают на моё падение, не понимая, почему я не могу лететь на крыльях, как они.

Мне немного страшно, а им нет. Они спускаются к своим будущим телам, уверенные в своём рождении… а я не уверен. Я ни в чём не могу быть уверен, потому что сейчас всё зависит от Случая. В Мире не бывает случайностей, но… всегда бывают исключения. Создавая Мир, Бог оставил место для «но». Поэтому я могу попасть в утробу, в которой развивается пригодная для жизни оболочка, но… могу и сразу же встретить смерть, не сделав даже глотка воздуха. Ведь, так или иначе, все оболочки, которые должны родиться, уже предопределены для каждой из душ. Лишь у меня нет оболочки… моей оболочки. Мне остаётся лишь подобрать ту, которой предначертано выйти из утробы без души, родиться мёртвой. И если Случай будет в хорошем настроении, то мне попадётся функциональное тело, а значит, я смогу двигаться, чувствовать, жить! Нет большего испытания, чем быть закованным в собственную оболочку.

Земля совсем близко! Удар!!!

Мне повезло… Как я и хотел, я оказался внутри утробы на сороковой день развития моей оболочки. Я опутываю своими бесполезными крыльями, словно бинтами, моё будущее тело, но не соединяюсь с ним, потому что это чревато гибелью – если тело ещё не готово к жизни, с ним нельзя сливаться.

Своим сиянием я охраняю мою физическую оболочку. Я и она всё слышим, всё чувствуем… За время моего присутствия рядом с телом мы должны привыкнуть друг к другу. Привыкать к телу нужно дольше, чем отвыкать – чтобы привыкнуть, необходимо около двадцати четырёх недель, а чтобы отвыкнуть после смерти – достаточно и сорока дней…

Мне нужно беречь всеми силами мою оболочку. Я боюсь, что не смогу сохранить её. Я слышу, как мать говорит и мечтает о рождении моего тела, но по кровеносным сосудам, питающим мою оболочку, просачивается её неуверенность и страх… Эта информация сообщает мне, что моё рождение будет лишним в жизни матери. Чтобы у неё появился предначертанный ребёнок, она должна избавиться от некоторых лишних частей себя, научиться не бояться и не тревожиться… Только тогда она сможет родить тело с душой – живого ребёнка.

Но ничего не поделаешь, я уже здесь, а значит, нужно идти до конца. Мне придётся сопротивляться страху и неуверенности матери… по крайней мере, пока они не победят и не прикажут чреву избавиться от «лишнего в её жизни плода», от обузы. Чувствую, что страх матери одержит победу и избавится от меня на тридцать третьей неделе.

…

Моя оболочка привыкла ко мне, а я привык к ней. Мы готовы принять друг друга. Мы оба чувствуем, что скоро должно произойти, и готовы справиться…

Наконец, спустя тридцать две недели и пять дней от зачатия оболочки, страхи матери выталкивают нас наружу. Начинается новый этап – до этого моё тело питалось соками матери, а сам я – её потоками. Теперь мы станем почти самостоятельными… почти…

Когда мы покидаем тёплую колыбель, мы всё ещё разделены с моей оболочкой. Лишь когда моя оболочка отделиться от тела матери – разъединят пуповину – лишь в этот самый момент я сольюсь с моим телом… Лишь тогда в Материальной Вселенной появлюсь Я!

Слившись с телом, мои два крыла должны превратиться в нити – соединяющую меня с энергией Земли нижнюю нить и верхнюю, соединяющую с породившей меня Звездой… Так должно быть! Но я – пустой, и поэтому лишь одно крыло превратилось в нижнюю нить, питающей меня энергией Ядра Земли… а второе всё также бесполезно обвисло, обессиленно болтается на темени.

Но что поделать, приходится принимать всё как есть – буду расти и развиваться без Его поддержки.

…

Сейчас я нахожусь в странном месте, где удивительным образом соединено много радости и горя. Это большое здание, я ощущаю, как его стены пропитаны смесью чувств. Мне здесь не нравится. Хочется уйти отсюда.

Меня постоянно трогают какие-то люди, протыкают тело иглами, отщипывают кусочки плоти. Они пытаются понять, почему я другой – не такой как они. Я не понимаю их слов, но чувствую, что в тех словах, которыми они меня называют, люди отделяют меня от себя, называют другим, не хотят быть похожими, жалеют. «Белый… белый… альбинос…» – называют они меня. Может быть, это моё имя?

Они то смеются над моим телом, то потирают задумчиво лбы. Они пытаются понять причину ненормальности моего тела, терзая его, вместо того чтобы посмотреть на меня-душу и увидеть, что я – пустой. Тогда бы они всё поняли…

Но главное, я счастлив, что смог выжить. У меня хотя бы получилось соединиться с телом. А по соседству лежат оболочки, рождённые без души… Они дышат и сердца их бьются – странные механизмы помогают им в этом. Люди зачем-то хотят сохранить жизнь там, где её нет. В некоторых оболочках по соседству есть души, которые плохо соединились с ними и теперь не могут двигаться или видеть… Со мной Случай был благосклонен. Я – есть!

…

Я всё ещё зависим от матери, но уже не так, как раньше. Она всё ещё помогает мне выжить – питает моё тело своей грудью, а душу – через невидимую пуповину. Из-за этой пуповины мы будем долго соединены, я буду зависим от её эмоций и состояния, от её энергии.

Я не хочу быть зависим, хочу быть свободен. Я стремлюсь к тому мгновению Истинной Свободы, которое ощутил во время падения. Поэтому и хочу избавиться от пуповины как можно раньше.

К Свободе… сейчас и во веки веков».

13.05.2010 среда

– Даниил, здравствуйте.

– Здравствуйте, Надежда Сергеевна.

– Зовите меня просто Надей… если никого из персонала поблизости нет.

– Хорошо, Надя.

– Я присяду? А что вы читаете? Можно глянуть? Людмила Улицкая, «Казус Кукоцкого»… хм-м…

– Ваши эмоции выражают удивление. Вам, видимо, непонятен мой выбор литературы?

– Честно говоря, да. Мне почему-то казалось, что вы, Даниил, должны читать что-то очень сложное и специфическое… но никак не Улицкую.

– Сложное и специфическое?

– Ну… что-то вроде трудов Юнга или трактаты по философии на древнегреческом…

– Я не знаю древнегреческого.

– Это я так, к слову. Хотела сказать, что вы, Даниил, показались слишком… э-э… за пределами нормального человека… понимаете?

– Именно поэтому я и нахожусь в НИИ психиатрии.

– Нет-нет, что вы… я не имела в виду, что вы сумасшедший… я просто… хотела… Блин! Опять не то говорю…

– Вы слишком контролируете свою речь. Желая высказаться как можно точнее, вы делаете только хуже. Перестаньте подбирать слова и не бойтесь сказать «не то». Увидите, сразу станет проще.

– Вы правы, Даниил. Вечно я боюсь, что меня не так поймут. Хочу как лучше, а получается как всегда… Не то, что у вас.

– А что у меня?

– Как «что»?! Даже Лев Серафимович подметил. После вчерашнего сеанса, сразу как вы ушли, он просто рвал и метал от гнева… Хотя вы о нём плохо не думайте! Он всегда улыбается, всегда тактичный… Я его вчера впервые таким… таким расстроенным видела.

– За его «улыбкой и тактичностью» прячется страх.

– Вот! Вот именно на такую вашу манеру речи он вчера и злился. Спрашивал меня: «Надюш, слыхала, как этот пацан говорит, а?! Спокойно так, уравновешенно, без каких-либо чувств – будто отвечает на мои вопросы лишь потому, что природа дала ему речевой аппарат. При этом не унижаясь и не высокомерно… Каков наглец! Так говорит, словно является носителем абсолютной истины, которую даже не собирается доказывать. Наглец, каков наглец!»…

– Но вас же, Надя, не злит то, как я говорю?

– Нет-нет, наоборот, восхищает.

– Его задело что-то другое, а моя манера речи лишь повод.

– И что же, по-вашему, Даниил, так задело Льва Серафимовича?

– Нетрудно догадаться, что могло задеть врача, желающего подтвердить или опровергнуть мою болезнь– диагностический тупик… А значит, и шаткое состояние мифа о своём профессиональном всемогуществе, за который люди часто держатся. Думаю, на вчерашнем сеансе произошло почти то же, что и с доктором Головиным.

– А точнее?

– Лев Серафимович наверняка привык к самым разнообразным бредням больного разума – пришельцы, покойники, великие или даже животные. Чтобы сбежать от проблем реального мира, человек погружается глубоко внутрь себя, где может оказаться тем, кем захочет. Но… чтобы там больной не говорил в состоянии бодрствования, под гипнозом сущность трагедии раскрывается. В состоянии транса мозг сам возвращается к «непереваренным» ситуациям, заставившим человека сбежать в сумасшествие – регулярные избиения, холодность матери или жестокость отца. Причём под гипнозом все люди нормальны – от бредовых идей не остаётся и следа… Судя по всему, Лев Серафимович искал в моей истории трагедии, но не нашёл их… а значит, и причин для того, чтобы я сошёл с ума. А если к этому прибавить, что я, скорее всего, мог повторить под гипнозом ту же историю, что рассказываю, находясь «в трезвом сознании и здравом уме»…

– Так вы и сейчас всё можете повторить?

– О том, что было до рождения? Да, конечно… Я всё прекрасно помню.

– Так вы, Даниил, именно из-за этой истории сюда и попали?

– На обследовании в военкомате я сказал, что не имею возможности служить в армии. Когда меня спросили, почему, я объяснил, что это неугодно Вселенной. Меня попросили подождать, а сами позвали психиатра, который меня к тому времени уже осмотрел и дал добро. Когда пришёл врач, а с ним ещё несколько военных, женщина в форме попросила продолжать. Я им стал объяснять, почему не считаю нужным отдавать свой «долг» Родине. Когда я закончил говорить, психиатр сказал, что нужно меня направить на дополнительное обследование сюда, а один из военных начал спорить, желая доказать, что я всего лишь очередной «халявщик». Они долго ругались, после чего всё же решили отправить меня «провериться», на что тот военный окончательно вспылил, пообещав лично следить за моим «диагнозом».

– А с диагнозом, как оказалось, не всё так просто…

– Судя по Льву Серафимовичу, совсем непросто. К сожалению, после вчерашнего сеанса он не сможет быть ко мне объективным.

– Почему вы так думаете?

– Потому что он вряд ли позволит зыбкой почве под ногами пошатнуться, допустив правдивость моего рассказа.

– Рассказа?

– Я имею ввиду записанный на диктофон сеанс, который проводил со мной доктор Головин. Там все мои воспоминания, которые они, конечно же, считают бредом. Лев Серафимович навряд ли признает, что слова на плёнке на самом деле могут быть реальными воспоминаниями… В его практике наверняка не было случаев, когда пациент повторял свою чушь как в сознании, так и под гипнозом. Если допустить реальность моих «фантазий», ему легче уличить меня в мошенничестве или «открыть» новый вид душевной болезни.

– Но как же?! Ведь энцефалограф показывал состояние транса, а его обмануть невозможно!

– А это уже не имеет значение. Так уж устроен человек, что когда перед ним появляется опасность выпасть за переделы зоны своего комфорта, он сделает что угодно, лишь бы не разрушить свой мирок. Так что теперь для доктора Исакова жизненно необходимо понять, каким образом мне удалось обмануть компьютер, и как можно скорее поставить мне диагноз, чтобы можно было и дальше продолжать «жить-не тужить».

– Да уж… Лев Серафимович не тот, кто верит на слово… в отличие от меня.

– Вы мне поверили, Надя?

– Как сказать… если учитывать, что мы находимся сейчас в институте психиатрии… Да и к тому же я почти ничего не поняла из сказанного вами на сеансе… Но по крайней мере я верю в показания компьютера и верю, что существуют вещи, выходящие за рамки человеческого понимания. Господь наш, например. И к тому же…

– Надежда Сергеевна, где вы пропадаете?! Вас куратор давно ищет!

– Уже иду! Даниил, потом договорим, хорошо? Я побежала…

– Медсестра сказала, что вы меня ждёте.

– Вы, Даниил, заходите, присаживайтесь… У нас с вами есть часик, после чего я вас отпущу обратно в палату, а сам пойду домой. Вы не против со мной пообщаться?

– Нет, не против, доктор.

– Вот и славненько… кхм… Смотрю я вот на… тебя, Даниил, и мне аж глазам больно… Знаешь, такое бывает, когда зимой на улицу выйдешь, а от снежной белизны глаза раскрыть невозможно. Ты такой белый-белый… кожа, волосы, брови, и вдобавок ко всему больничная пижама… И ни тебе ни шрамика, ни родинки… Уму непостижимо, как ты умудряешься к себе внимание не привлекать.

– Я просто пу…

– Да знаю я, знаю! Ты – пустой, поэтому твоя судьба не пересекается с другими судьбами… бла-бла-бла… Я, вообще-то, присутствовал на вчерашнем сеансе… с позволения сказать, гипноза. А если быть ещё точнее, то даже проводил его. И откровенно говоря, хочу признаться, что просто восхищаюсь такой великолепной фикцией… Но даже если ты и в самом деле находился в гипнотическом трансе, то это ещё лучше – для НИИ психиатрии новое открытие на вес золота, знаешь ли… Ты только представь, бредовые идеи прослеживаются даже под гипнозом. Ну разве не прелесть?! Это же сколько докторских? Сколько кандидатских на тебе написать можно?! Но мы сейчас не об этом… Ты мне всё же про шапку-невидимку лучше поведай.

– Про шапку-невидимку?

– Да, Данил… Расскажи, где ты её прячешь? А как выглядит – больше на ушанку похожа или на беретик, или каску?

– Лев Серафимович, я вас не понимаю.

– Ладно тебе притворяться, Милеев. Я просто уверен, что у тебя есть такая шапка… А иначе как объяснить, что тебя словно никто и не замечает? Ну посуди сам. Однажды у нас в отделении экстренной психиатрии лежала женщина с тяжелейшим психозом, у которой было три соска вместо двух. Так на неё со всего НИИ сбежались! Или мужик в полтонны лечился – тоже возле палаты пришлось санитаров выставлять, чтоб любопытных отгоняли. А тут настоящий альбинос, такое событие! Идёшь по коридору, а тебе даже вслед не смотрят… Вот я и решил, что у тебя шапка-невидимка есть. Любят у нас в России уродства… Но ты другое дело – тебя словно бы и нет вовсе…

– Вы, видимо, так злитесь, Лев Серафимович, так как моё объяснение вас не устраивает, а своего, логичного и понятного разуму, подобрать не може…

– Дай договорю! Итак… это ещё не все странности с тобой. Я вчера вечером хорошенько по Интернету полазил и вот что обнаружил. Оказывается, людей, болеющих альбинизмом, не так уж и мало, как я думал. Нет, конечно это не каждый третий, а всего лишь каждый двадцатитысячный, но всё же есть целые сайты, объединения и общества альбиносов-беляков… Вчера я просмотрел сотни, если не тысячи фотографий «мраморных людей» (как вас иногда называют) и всё равно ты, несомненно, отличаешься от остальных… урод среди уродов…

– И чем же я отличаюсь?

– Чёрт! Ты даже спрашиваешь так, будто уже знаешь ответ и задаёшь вопрос лишь из вежливости! Терпеть не могу, когда так делают! Видишь… к только что сказанному прибавился ещё один талант – ты способен вывести меня из себя, что почти никому не удавалось… особенно пациенту с подозрением на шизофрению.

– Так чем же я отличаюсь от других альбиносов? Вы так и не сказали…

– Понимаешь ли, другие хоть и белые, как снег, но они более менее на людей похожи – такие разные, эмоциональные… А у тебя лицо… идеально правильное – миллиметрик к миллиметрику, ни единого изъяна. Ты больше на бездушную куклу, сделанную на заводе, походишь, чем на живого человека. Словно только что с конвейера да ко мне в кабинет… Безликий ты, вот…

– Я так понимаю, что вы, Лев Серафимович, своей грубостью и сравнениями хотите вызвать у меня какую-нибудь эмоциональную реакцию, чтобы я нарушил присущее мне спокойствие, которое вы наверняка считаете защитным механизмом психики…

– Эмоциональное отупение! Ты опять чертовски прав и оч-ч-чень рассудителен, но вновь ни грамма эмоций. Я действительно думаю, что у тебя эмоциональное отупение, зачастую сопутствующее многим душевным недугам. Ты совершенно не позволяешь себе чувствовать и быть «живым» человеком, а не логичной машиной. Но, увы, ты слишком предусмотрителен и начитан до гениальности… поэтому у меня не получилось добраться до твоих чувств…

– И не получится.

– Почему же?

– Потому что вы, доктор, меряете меня стандартными, то есть привычными для вас мерками. Скажите, вы попытаетесь лечить змею так же, как и человека, только лишь потому, что она дышит и умеет двигаться? И вообще, «вылечить» её, то есть сделать человеком?

– Конечно же нет – так как это невозможно! Но при чём тут…

– Так почему же вы со мной пытаетесь сделать «невозможное»? Вы хотите вылечить меня от того, чем я и являюсь… Хотите, чтоб я, вместо того чтобы ползать, начал ходить, когда у меня даже ног нет… То, что вы, доктор, называете «эмоциональным отупением» и считаете «защитным механизмом моей психики», всего лишь отсутствие внутри меня того, чему можно причинить боль… Ведь эмоции и появляются тогда, когда человеку грозит мнимая опасность…

– Данил, я тебе об этом и говорю! Ты стараешься таким образом защитить себя от мира, делая вид, что в тебе нечему страдать! Но страх есть внутри каждого человека – и это нормально! Только вот кто-то учится с ним справляться, а кто-то нет…

– Вот видите, доктор, вы опять пытаетесь убедить змею, что она должна научиться ходить… Когда вы спросили меня о моей способности быть «невидимым для других» и о моей странной внешности, сами того не подозревая, вы очень близко подошли к разгадке моей «болезни». Но так как вы пока что, по каким-то своим причинам, не хотите раскрыться и допустить хотя бы малюсенькую возможность того, что мои бредни на самом деле могут оказаться правдой, то вряд ли найдёте разгадку…

– И в чём же разгадка, Данил?

– Я уже говорил… Внешность и направленность судьбы каждого человека формируются, когда в душу закладывается Его Слово, Его Идея… а так как я остался без них, то и внешность моя та…

– Так! Стоп! Данил, так дело не пойдет. Думал, у нас нормальный разговор получится, а ты опять начал… Данил, послушай… если и дальше так будет продолжаться, то ты никогда не выберешься отсюда. Допустим, я уже верю, что ты не от армии косишь, а действительно у тебя в голове настоящий кавардак – ты не смог бы так симулировать. Поэтому буду говорить с тобой немного по-другому… За многолетний опыт работы я понял одно: врач никаким образом не способствует выздоровлению больного… Только сам человек решает, быть сумасшедшим или нормальным, а я лишь могу подтолкнуть к этому пониманию. Именно ты должен сделать этот выбор. Знаешь, чем отличается выздоравливающий пациент от того, кто останется здесь навсегда (а таких здесь большинство)? Просто нормальные люди постоянно, на протяжении всей жизни, из раза в раз, выбирают перебарывать свои страхи и действовать. В отличие от психов, которые раболепствуют, пресмыкаются перед страхом испытать боль, а значит, остаются на месте. Твой мозг создал миф, чтобы спастись в стенах фантазий от жестокого на его взгляд мира, навоображал чёрт знает что, лишь бы не испытывать боль. Твоя задача впустить в свою жизнь другой выбор – рискнув преодолеть страх поражения, испытать боль, чтобы увидеть результаты другого выбора, то есть новые возможности, которые обязательно откроются благодаря этому. Допусти мысль, что твои истории – это порождение твоего страха… и тогда ты удивишься тому, как мир преобразится!

– Извините, доктор, но не вам говорить мне об этом.

– Почему?

– Потому что вы сами не «впускаете в свою жизнь другой выбор – рискнув преодолеть страх допустить мысль, что мои истории не поражение моего страха и не бред сумасшедшего», а истина. Вы боитесь предположить, что Мир совсем другой, нежели вы себе представляете. Боитесь увидеть другое мироустройство, разрушить старую, но привычную реальность и впустить новую… Когда вы это сделаете, тогда и я сделаю, как вы просите… договорились? «И тогда вы увидите, как ваш Мир преобразится»… Час прошел, и вам пора домой, а мне в палату. До свидания, Лев Серафимович…

– И тебе, Данил.

Хлоп…

– Сучёныш…

Приложение 1

Запись: гипноз Д.Ю. Милеева, 1991 г.р.

Сеанс: д-р А.Ф. Головин, 4 отд.

Дата: 08.05.2010 пятница

«…Я нахожусь в огромной очереди… Очередь таких же, как и я, пустышек – пустых энергетических оболочек. Там, куда мне предстоит отправиться, нас называют душами. Я – новая, только что созданная душа, совершенно чистая, пустая, неприкаянная. Но я уже многое знаю об устройстве Мира, потому что, словно клубок, состою из огромного количества необычайно маленьких, вибрирующих нитей… Некоторые из нитей выходят за мои рамки и сплетаются с окружающим пространством, с другими душами, с пустотой, внутри который мы и находимся… Всё это вибрирует, даже пустота…

Мы парим в пустоте, каждый занимая своё место, сплетаясь друг с другом в единый поток. Здесь много таких вот потоков – ожидающих своей очереди душ. Все мы движемся к центру огромного ослепительно яркого шара. Со всех сторон мы облепляем его миллиардами очередей. Так как вибрации каждой энергетической оболочки светятся, все мы издали, стремящиеся к центру, похожи на туманность – разноцветную, яркую… Я любуюсь нашей красотой.

…

Мы приближаемся к шару очень медленно… но никого из нас это не беспокоит. Потому что у нас ещё нет мыслей, а значит, нет и времени, поэтому мы наслаждаемся тем, что происходит сейчас. Пока что у меня нет ни прошлого, которое нужно хранить, ни будущего, которое нужно хотеть – пока нет ума, которому всё это нужно, я могу спокойно наслаждаться созерцанием материи и пустоты. Я есть… и этого достаточно. Поэтому я плыву в потоке, спокойно дожидаясь момента, когда окажусь внутри шара. Я знаю, что тогда должно произойти – это знание плавает в пространстве вокруг меня.

Когда я окажусь внутри огромной сферы, я сольюсь с ней… наши нити переплетутся. Когда это случится, я почувствую, что мою сущность, мою пустоту, моё бессмыслие что-то наполняет, словно внутрь проникает драгоценное семя – это Идея, доверенная мне… Идея, которую я должен буду реализовать, воплотить в материю… Миссия, которую я должен выполнить. Всю мою сущность пронзит Смысл, произнесённый Им. Я почувствую, как ОН ГОВОРИТ СЛОВА, которые теперь будут ХРАНИТЬСЯ ВНУТРИ МЕНЯ. Эти Слова будут встречаться мне везде на протяжении всех жизней до тех пор, пока я их полностью не воплощу… пока не выполню Миссию… не осуществлю Идею.

В тот самый момент, как во мне появится Его Слово, я почувствую радость, любовь и глубокое спокойствие – каждая из душ несёт внутри себя эти дары – Его благодарность за мою Жизнь. Отныне мои нити будут слиты с Ним воедино, и я смогу чувствовать Его. Отныне и во веки веков Идея станет вести меня, направлять… я стану неотделим от неё.

Когда его Слова окончательно сольются со мной, я почувствую, как разряд невообразимой мощи пронизывает меня, словно удар. Я стану тяжелее – больше я не пустая душа, я – Хранитель Его Слов. Всё моё естество обретёт форму. Теперь каждый раз, рождаясь, моя внешность, мои родители, окружающая обстановка, проблемы, подарки и здоровье будут соответствовать той Миссии, для которой я был рождён… чтобы я мог развиваться, а моё сознание эволюционировать и наконец воплотить хранящуюся внутри Идею. Для этого мне будет дано всё необходимое – таланты и способности, интересы и интуиция, следуя за которыми, я смогу осознать смысл своего пребывания в Материальном Мире. Мне будет дано всё, что необходимо, чтобы в пределах одной физической жизни воплотить Его Слово.

Но всё это произойдет, лишь когда я окажусь внутри шара… А пока что я абсолютно пустой – просто капсула без Цели, без Идеи, без Формы и Содержания. Я жду своей очереди, наслаждаясь красотой вокруг.

…

В окружающей меня пустоте вдалеке я замечаю сияние… будто мерцающая звезда. Раньше я не замечал этого странного света. Он словно бы приближается. Мне интересно, что это там светится. Остальные души тоже с интересом наблюдают за источником сияния.

Сам не знаю каким образом, мои нити тянуться к этому свету, и вдруг я выпадаю из потока! Быстрее скорости света я начинаю нестись в пространстве, лететь неизвестно куда…

Неожиданно замедлившись, я выныриваю там, где воздух граничит с пустотой. Мой полёт закончен, начинается падение.

Я с ужасом осознаю, что нахожусь в Мире Материи! Но как же?! Пустой! Без Идеи внутри! Без Цели! Без Миссии! А значит, без внешности, без интересов и страхов, без проблем и без дороги, которую должен пройти… и самое ужасное – без физической оболочки, предназначенной для меня!

Некоторые нити, из которых я состою, выдвигаются назад, переплетаются, образуя два луча – своеобразные «крылья». Моё падение немного замедляется…

Ветер обволакивает меня тёплой пеленой. Я словно пёрышко, подхваченное невидимым потоком, несусь в неизвестность. Меня швыряет из стороны в сторону, угрожая переломить бестелесную оболочку, порвать её на мелкие частицы, развеять прахом…»

14.05.2009 четверг

– Палыч, привет!

– О, Лёва, заходи! Как раз о тебе вспоминал.

– Матом?

– С чего бы? Скорее добрым словом… Тот материал, что ты мне на анализ прислал… короче, оч-чень любопытный экземпляр. Это одного из твоих психов?

– А что такое?

– Да вот, хотел бы лично на него взглянуть…

– Палыч, что за дурацкая просьба?! Ты же генетик, нахрена тебе воочию объект исследования?! Смотри в свой микроскоп… или как ты там работаешь?!

– Лёва, ты чего на взводе?

– Да вот этот самый «объект исследования» по фамилии Милеев загадками своими уже достал – тут непонятно, там странно… Вот ещё и у тебя очередной сюрприз… Ты тока не смейся, Палыч, но он мне уже сниться… из головы его выбросить не могу!

– Ты серьёзно?! А сон расскажешь?

– А ну к чёрту!

– Лёва, рассказывай… Я тебе пока чайку заварю – с бергамотом, как ты любишь. Мне же тоже интересно, какие сны психиатрам снятся.

– Очень смешно, обхохочешься… Две сахара.

– Да знаю я… Держи…

– Угу… спасибо.

– А теперь рассказывай давай. Не томи.

– В общем, всех подробностей не помню. Помню какой-то большой такой, длинный ангар, что-то вроде завода… на протяжении которого расположены такие… м-м… что-то вроде конвейеров, только подвесные – метрах в трёх-четырёх над землёй, к «г-образным» балкам канат прикреплён… от которого вниз отходят тысячи небольших четырёхпалых зажимов, в каждом из которых накрепко зажата голова марионетки в человеческий рост… Только представь, десятки таких длинных рядов, заполненные висящими куклами…

– Жуть!

– Вот… И куклы эти совершенно безликие – просто обработанные в форме человека деревяхи. Локтевые сгибы, колени, туловище, шея – всё это есть, и каждый раз, когда конвейер начинает двигаться, чтобы в следующий миг вновь остановиться, они дёргаются, словно висельники на ветру… тела их болтаются, подвешенные за голову к щупам… Я стою, завороженно глядя на этот страшный завод, и вдруг понимаю, что все они живые!

– Живые?!

– Да, просто неподвижно ждут…

– Чего?

– Палыч, ну подумай сам! Конечно же, своей очереди! Ждут, когда придёт их очередь оказаться внутри здоровенной чёрной коробки, возвышающейся в самом центре ангара. Ведь именно туда и направлены все эти ряды марионеток.

– А что внутри той коробки ты, конечно же, не помнишь?

– Очень даже помню… Помню, как приближаюсь к ней, а в стене дверь, словно созданная специально для меня, чтоб я войти мог. На двери золотая табличка с надписью «Специальная Канцелярия Господа Бога»… сокращённо СпецКГБ…

– Ты серьёзно?

– Сам ведь просил рассказать!

– Всё-всё… извини. Ты заходишь в дверь и-и-и…

– И вижу такую картину. В полу огромная дыра, похожая на колодец… а надо мной торчат концы сотен конвейеров, с марионетками. Из потолка торчат щупальца, как роботы на заводах… которые ввинчивают в кукольную грудную клетку золотые шурупы…

– Щика-а-арно…

– Да… и я прямо во сне понимаю, что эти шурупы что-то вроде флэш-карты – носитель информации. Получается, что марионетки – это безликие роботы, а в золотом гвозде находится жизненно важная информация, что-то вроде программного обеспечения: внешние данные, рост, вес, характер… И у всех эти параметры разные, ни в одном золотом гвозде нет повторяющихся данных… так как и задания у роботов разные.

– А что потом?

– Когда шуруп вкручен в грудь, конвейерные держатели, сжимающие голову, раздвигаются, и марионетки падают в ту самую огромную дыру в земле…

– Ого!

– Это ещё не всё… Я решил глянуть в колодец – ведь интересно же, что там происходит. И оказывается, внизу на разных уровнях из стены колодца выходят парапеты, на которых стоят яркие люди, огромные такие… настоящие гиганты…

– Ангелы что ли?

– Ну, что-то вроде ангелов. Я их насчитал шестнадцать. Так вот, они ловят одной рукой падающих кукол, а другой, свободной, со всей дури наотмашь бьют по лицу… В этот самый момент удара, словно бы программа с золотого гвоздя загружается, и безликая марионетка приобретает конкретные очертания – появляются глаза, нос, рот… Короче, пустое тело становится похожим на живого человека, а не на куклу. Они сразу шевелиться начинают, дышать, моргать… Тогда ангелы разжимают ладони, и уже живой полноценный человек продолжает своё падение в кромешную тьму…

– И всё?!

– Нет… Затем я покидаю СпецКГБ и выхожу обратно в цех. Я хочу рассмотреть кукол поближе. Когда приближаюсь к одному из конвейеров, вдруг понимаю, что хотя у кукол и нет глаз, но они все до единой уставились на меня. Но я продолжаю приближаться, а одна из кукол… представляешь!.. поднимает руки и начинает их ко мне тянуть! В этот самый момент четырёхпалый держатель разжимается и кукла падает…

– И?!

– И теперь всё… Дальше какая-то белиберда началась, которую не помню…

– Да уж, нехилые сны!

– И не говори, Палыч. Врагу не пожелаешь.

– Надо было мне не в биологию подаваться, а в психиатрию… И на телевизор тогда можно не разоряться.

– Шутишь?

– Шучу… хе-хе… Тока, Лёва, я не совсем понял, при чём тут твой пациент?

– А при том, что во сне я был уверен – та марионетка, проявившая ко мне особый интерес, именно он. Ну это так, между прочим… Теперь-ка, Палыч, ты мне лучше расскажи, что у тебя за странности с материалом Милеева?

– О-о… мой друг! Странности не хуже твоего сна. Когда я рассматривал и пристально изучал ДНК-код этого самого твоего Милеева, у меня глаза чуть на лоб не вылезли…

– Впервые ДНК альбиноса увидел… хе-хе… Как там, мутация гена такого-то на хромосоме одиннадцать?

– Да не в этом же дело! По сравнению с остальным его альбинизм – просто ерунда!

– Палыч, ты будешь нормально говорить или мне опять из тебя по слову вытаскивать?!

– Блин, Лёва, как бы тебе объяснить подоступней… Ты вообще представляешь, как выглядит генная цепочка человека?

– Я хоть и психиатр, но не совсем идиёт… даже школьный курс биологии вспомнить могу.

– Кстати, эта длинная полимерная молекула – и есть главная причина, из-за которой я поступил на биофак. Представь только, в этой спирали находится вся наша сущность – цвет глаз, волос, рост, болезни, характер и вкусы… Ты осознаёшь всё её величие? Понимаешь ли ты, что в этой переплетающейся цепочке закодированы МЫ? Если человек разгадает все гены, то проникнет в святая святых и даже сможет познать свою истинную, глубинную сущность…

– Палыч, ты увлёкся… Как это к пациенту относится?

– А напрямую! Я впервые встретил настолько… пустое ДНК человека!

– Что это значит?

– А это значит, дорогой Лёва, что у твоего Милеева активны лишь гены, отвечающие за формирование тела, внутренних и внешних органов, систем – и всё!!! Нет, ты не можешь этого понять! То есть на молекулярном уровне у него не записана информация ни о внешности, как таковой… ни генов агрессии или уравновешенности, то есть характера у него тоже словно бы и нет… Ни особых склонностей и талантов – тоже пусто! Генов противостояния болезням – ни-хре-на! Понимаешь?! Всё, что мог, я перерыл – его цепочка почти пуста! Я вообще удивлён, как он ещё живёт… Или он «растение», а? Ну, признайся, к кровати прикован?

– Ходит и разговаривает.

– Вот! Вот именно поэтому я и хочу посмотреть на этого урода лично… Из-за него несколько раз приходилось кодировку переделывать – думал, аппарат накрылся.

– Слушай, Палыч… у него в истории написан «Глазно-кожный альбинизм А-один, вызванный мутацией гена»…

– Тирозиназы на хромосоме одиннадцать.

– Вот-вот… А мутация – это изменение, разве нет?

– Мутация – это случайное изменение последовательности нуклеотидов в цепи ДНК…

– Па-алыч!

– Эх ты, дилетант… Это в традиционном понимании альбинизм вызван данным изменением гена, но не в случае Милеева… Мне когда его образцы ткани принесли, то предупредили, что это альбинос… Я и стал искать мутации, которых там не оказалось… Там вообще ничего нет!

– То есть его бесцветная кожа и волосы – это не следствие генетической… болезни?

– В традиционном понимании болезни – никакая это не болезнь и даже не отклонение от нормы, а вообще чёрт знает что! Если объяснить образно, то его гены как бы заготовка для того, чтобы создать обычного человека. То есть они готовы принять и хранить информацию, но информации в них нет. Словно пустые диски, на которых должны быть записаны и цвет глаз, и кожи, и всё остальное… но по какой-то причине он пуст.

– А это возможно?

– Ты мне сам лучше ответь, может ли родится человек без отца и матери, без истории предшествующего рода, записанного в ДНК? Без внешности? Как те марионетки из твоего сна…

– Теоретически не может…

– Именно! Словно с неба упал человек, а не родился.

– Ты не поверишь, Палыч, но этот Милеев утверждает приблизительно то же самое… Потому-то он и в психушке.

– Ой, не знаю, Лёва… Ты как хочешь, а я, глядя на расшифрованное ДНК, готов ему поверить…

– Ты серьёзно?!

– Вполне. Потому что, даже разбери мы его по частям, всё равно не сможем понять, как мог родиться человек, существование которого попросту невозможно. Именно поэтому я хочу увидеть его воочию – пока не увижу Милеева своими глазами, никогда не поверю в то, что он есть… и буду считать результаты исследования злым розыгрышем. Так что веди меня, Лёва, к этому, с позволения сказать, альбиносу…

– Палыч, давай только не сейчас… И так голова пухнет!

– Надюш, можно тебя отвлечь на секунду?

– Слушаю вас, Лев Серафимович.

– Ты сейчас свободна?

– Немного занята, но если потребуется, могу освободиться…

– Очень тебя прошу. Поговорить нужно.

– Сейчас… Оль, если Пацева будет спрашивать, я в патологии. Скажешь, Исаков забрал, хорошо? Всё, пойдёмте, Лев Серафимович.

– Заходи, располагайся… Чувствуй себя как дома.

– Хм-м… У вас это несложно.

– Нравится мой кабинет? Как в американских фильмах. Кучу времени и средств вбухал сюда… Знаешь, скольких трудов стоило этот стол у начмеда перехватить… целые бои из-за него устраивали!

– Так о чём вы со мной поговорить хотели?

– Не торопись, Надежда Сергеевна… Для начала кофэ и печенъки. Так будет лучше.

– Не стоит так беспокоиться, Лев Сера…

– Время обеда, Надя, время обеда… Я и тебя угощу, и сам заодно немного перекушу. А то я с самого утра в бегах. К тому же, судя по всему, разговор у нас предстоит до-олгий…

– Лев Серафимович, не пугайте меня так.

– Нет-нет, всё в порядке и без лишнего садизма… Просто кое-что у тебя разузнать надобно. Воды сколько наливать?

– Я скажу когда… ещё чуть… ага, хватит! Спасибо.

– Итак… Мне с тобой надо посоветоваться, как с человеком хорошо осведомлённым в области… м-м… веры…

– Извините, конечно, Лев Серафимович, но я совершенно не понимаю, как вас могут касаться мои религиозные взгляды!

– Надя, окстись! Мне не нужны твои «религиозные взгляды», я позвал тебя, чтобы получить необходимую мне информацию, но никак не колупаться в твоей личной жизни. Просто ты, как мне известно, каждое воскресенье ходишь в церковь и регулярно читаешь библию, слушаешь проповеди пастыря… вот я и подумал, что ты, как никто другой, сможешь просветить меня в некоторых вопросах. Хорошо?

– Хорошо… Просто надо мной часто подшучивают и говорят неприятные вещи из-за моей религиозности… вот я и подумала…

– Всё в порядке. Пей кофе… Я верно сказал, что ты по воскресеньям ходишь в церковь?

– Ещё в четверг вечером…

– И где она находится?

– На Войковской.

– А-а, знаю-знаю… Бывший склад? Я-то думал, что там такое красивое соорудили. Оказывается церковь.

– Я всё-таки не понимаю…

– Извини, Надюш. Я в разговоре часто отвлекаюсь и в сторону ухожу. Собственно, я хотел у тебя о душе разузнать…

– О душе?

– Да. О той самой, что находится, как утверждают религии, внутри нас. Расскажи, прошу…

– Ну, вы меня этим вопросом в тупик загнали. Честно говоря, я даже не уверена, что знаю об этом больше, чем вы…

– Надь, я закостенелый атеист и материалист, а ты в церковь два раза в неделю ходишь. Есть разница? Так что давай, рассказывай.

– Душа бессмертна.

– Та-ак, хорошо.

– Душа одухотворяет тело и управляет им… подобно тому, как Бог наполняет Вселенную, но остается невидим, так и душа наполняет тело человека, сама оставаясь невидима. Мы и есть души, заключённые в земном облике…

– А зачем? Зачем души заключаются в земной облик?

– Чтобы прийти к Христу… Искупить свои грехи верой и чистыми поступками… Но ведь это вам и так наверняка известно?

– Я – психиатр, лекарь душевных недугов, который к душе никаким боком отношения не имеет. К тому же иудей. Так что ты говорила, «искупить грехи чистыми намерениями»?

– Да… Беззлобностью, отсутствием зависти и ненависти… Жить с любовью ко всем…

– Оч-чень любопытно… То есть получается, что мы, люди, приходим в этот мир с грязными душонками, чтобы очистить их верой в Иисуса? Так, а где мы ещё до рождения успеваем так замараться? В прошлых жизнях?

– В прошлые жизни верят буддисты и кришнаиты…

– В иудаизме тоже грешные души после смерти должны снова и снова проходить круг перерождения, пока не достигнут совершенства.

– Да? А я и не знала… Но в христианстве реинкарнации нет, после суда Всевышнего грешники обречены на вечные муки Ада, а верующие праведники на райское блаженство.

– То есть если я не верую и грешу… Если я плохой мальчик, не говоря уже о принадлежности к другой конфессии, то поджариваться мне в кипящем масле оч-ч-чень долго?! «Исаков во фритюре – на десятый столик. Кто заказывал?» Забавно-забавно…

– Вы сами просили рассказать.

– Да не обижайся ты! Просто я тут собираюсь с Милеевым поговорить, так хотел более-менее подготовиться. Думаю, тема души так или иначе всплывёт.

– Я так и думала, что вы из-за него со мной столь странную тему завели!

– Думала?

– Просто два дня назад, на том сеансе, он вас сильно ошарашил, и с тех пор вы явно себе места не находите… Всё понять пытаетесь, как это он так и вас, и технику вокруг пальца обвёл. Всё обман разоблачить хотите.

– А ты? Разве тебя он не ошарашил? Разве тебе не хотелось бы разгадать его странности?!

– У меня, в отличие от вас, Лев Серафимович, есть большое преимущество.

– Что ты имеешь ввиду?

– Веру… Я связана с наукой, но живу с верой в Бога, стараюсь жить по Его законам и поэтому допускаю чудеса…

– На-де-жда! О каких чудесах ты говоришь?! О каком ещё Боге?! Ты в НИИ психиатрии работаешь или в пуэрториканском приюте?! Ты учёный или кто?! О каком чуде может быть речь – о чуде шизофрении? Не хватало ещё, чтоб ты свою чушь в науку вплетала! У Милеева генные изменения и мозги от этого набекрень, а ты его чуть ли не в святые заделываешь! Опомнись, дитя!

– Для меня ваш тон, Лев Серафимович, не имеет никакого значения. Вы просто заблудились и…

– Господи, Надя! Не неси этот бред в кабинете психиатра. Мне на тебя смотреть больно! Со стороны глянешь – не человек, а золото: добрая, всегда на просьбу откликнешься, исполнитель великолепный… Но стоит только этой самой темы коснуться, превращаешься в кроткую овцу! Я же неоднократно сам видел, как от тебя чуть ли не ноги вытирают, а ты лишь мило улыбаешься и в пол смотришь… Вот, прям как сейчас! Может, ну её чёрту, твою веру, и научиться за себя постоять, а?!

– Настоящий христианин не может злиться и ругаться.

– Ну, хорошо… Мы ведь с тобой оба умные люди… давай говорить серьёзно! Получается, что в церкви вас учат перестать чувствовать гнев, так?

– Нас учат прощать и любить.

– Ты не можешь любить, Надя!!!

– Откуда вам это знать?! Я умею любить людей искренне, чисто… и поэтому прощаю за зло, причинённое мне… без прощения нет любви…

– Без ненависти нет любви! Ты просто научилась закрывать глаза на гнев и злость. В моменты, когда они бурлят вулканами внутри, готовые вырваться наружу, ты неосознанно уговариваешь себя, что их в тебе нет. Но никто… слышишь!.. никто не в силах заранее решать, какие испытывать чувства, а какие – нет. Они просто появляются сами по себе, и всё… Злость, когда тебя злят! Агрессия, когда угрожают! И от этого некуда не деться! Ты не Бог, а, как сама считаешь, лишь душа – ты не создавала саму себя, а значит, из всего спектра врождённых чувств не способна избавиться ни от одного! Это всё равно что договориться с самой собой, что красного цвета не существует… Но он ведь от этого никуда не денется. Ты просто начинаешь каждый раз игнорировать «плохой» цвет… но беда в том, что отказавшись от «плохого», ты не сможешь и почувствовать многое из хорошего!

Если продолжить аналогию с цветами, то выкинув из своей жизни красный, ты не сможешь видеть фиолетовый, пурпурный, оранжевый, розовый и все другие оттенки, где присутствует «красный-гнев». Если ты боишься чувствовать злость и ненависть, то в итоге теряешь способность любить. Чем жёстче ты своей силой воли будешь контролировать негатив, тем меньше в тебе останется сердечности, исчезнет способность к глубоким чувствам… Страсть, желание, восхищение – всё то, ради чего и стоит жить!

Я бы может и рад с тобой согласиться, но у каждого своя вера… Моя – учебник психиатрии, который явно противоречит тому, чему вас учат в церкви.

Хочешь увидеть результат? Вон, посмотри на своё чудо – Милеева. Он же на безжизненного робота похож. Ни эмоции на лице – ни радости, ни боли… Чем он живёт? Хочешь стать такой же, как он – всё удовольствие сидя поглощать книгу за книгой в четырёх стенах или пялить отмороженным взглядом на пробегающих мимо полных жизни людей? Ну ладно он, у него проблемы с генами, он родился таким… А ты?! Знаешь, как в глаза бросается, когда над тобой кто-то из коллег подшучивает или заставляет делать лишнюю работу? Видно невооружённым глазом, как ты проглатываешь злобу и, натянув улыбку, поступаешь в разрез со своими чувствами…

Получается, что ты готова свою реальную жизнь превратить в Ад ради билета в мифический посмертный Рай?! Если хочешь, и дальше спасай свою душу в ущерб жизни.

– Я не злюсь на вас, Лев Серафимович… Я вас понимаю. Этими словами вы защищаетесь от боли. Когда ваша семья…

– Да при чём тут вообще моя семья?!! Надя, не тупи! Я тебе совершенно о другом говорю…

– Я пойду.

– Надя!

– До свидания…

Хлоп!

– Уф-ф… Ну вот, хорошего человека обидел из-за ерунды… Покой нам только снится…

– Позволь быть с тобой откровенным, Даниил… Или ты больше предпочитаешь, чтобы тебя называли Данил? Или вместе с отчеством?

– Мне всё равно. Имя не имеет значения… Как вам удобно, так меня и называйте.

– Могу даже Сергеем или Таней?.. Хе-хе.

– Для меня неважно, каким именем меня обозначают.

– Ты серьёзно?

– Да… Ведь имя не имеет значения. Оно является лишь обозначением меня, но не мной.

– Ну да, ну да… Итак, Данил, хочу с тобой быть максимально открытым. Насколько, конечно, возможно быть открытым психиатру с пациентом. Для начала хочу признаться, что мне достаточно тяжело с тобой работать. Ведь ты… как бы это лучше выразиться… ты – немного нестандартный случай.

– Ведь именно поэтому я и нахожусь здесь. Нетрудно догадаться, что НИИ психиатрии «стандартные» случаи не интересны.

– Согласен, но всё же… Я впервые за всю свою многолетнюю практику по-настоящему выбит из колеи. Сегодня утром я встретился с нашим генетиком, от которого узнал, что ты даже на уровне ДНК ни в какие рамки не лезешь, и в какой-то степени твои рассказы даже гены подтверждают. Ещё немного – и я сам стану верить в твои воспоминания. Хе-хе…

– Ваше дело – верить или нет. Для меня это не имеет значения.

– Зато для меня имеет! И ещё какое! Если так и дальше пойдёт, то мы точно в ближайшем будущем станем соседями по палате! Если я не пойму, что происходит, то у меня точно крыша поедет! Сегодня почти не спал… на Надежде Сергеевне отыгрался… Будь другом, Данил, дай мне понять, хотя бы намекни, как ты это с ЭЭГ провернул?

– Я вам уже всё рассказывал, Лев Серафимович.

– Да слушал я уже твои бредни, которые ты Головину на плёнку наговорил… Но даже не это страшно! Страшно то, что я лазейку найти не могу, а только всё больше в дебри углубляюсь и, кажется, схожу с ума! Ведь твои рассказы получают всё больше подтверждений – гипноз под энцефалографом, ДНК… и даже Надя уже на твоей стороне!

– Можно вам дать совет?

– Ну попробуй…

– Вы, Лев Серафимович, перестаньте стараться меня разоблачить, не ищите изъян.

– Но ведь именно для этого тебя и направили сюда из военкомата. Ты как себе представляешь мой им ответ?! «Вы знаете… Милеев совершенно здоров… он действительно прекрасно помнит то, что с ним происходило до рождения… С психикой всё о’кей! Берите его служить…» Не это ли абсурд и сумасшествие?!

– Если хотите, то можете просто поставить мне любой диагноз. Для меня это не имеет особого значения.

– Ты хоть соображаешь, что говоришь?! Вот так возьми и поставь… А последствия для себя?! О них ты подумал, умник?! Или тебе наплевать, что с тобой-шизофреником станет?!

– Лев Серафимович, перестаньте. Ведь сейчас разговор совершенно не о моём будущем. Главным образом дело касается вашего отношения ко мне. Разве нет? В данный момент вам поверить моим словам значит во многом полностью пересмотреть свои взгляды на многие, совсем немаловажные части жизни… впустить в ваше материалистическое представление Вселенной капельку Божественной природы… Я могу лишь догадываться, насколько это может быть тяжёлым для вас шагом.

– Сильно сомневаюсь!

– Не бойтесь, ваш мир останется при вас. Вы можете даже не озвучивать своё решение. Естественно, я имею в виду не диагноз. Как я уже говорил, меня он особо не волнует – если меня назовут сумасшедшим, это не сделает меня таковым… также как и с именем, назовите меня Таней, но я ведь не стану от этого девушкой. Ваше решение – верить мне или нет – вот настоящий выбор. Но опять же, поверить мне не так уж и сложно, как могло показаться вначале. Ведь я не единственный в своём роде, а лишь повторяю то, что было уже давно сказано…

– В смысле?

– Посмотрите, сколько книг, статей, картин и фильмов подтверждают мои слова…

– Данил, но одно дело читать в жёлтой газетёнке о свидетелях загробной жизни, а совсем другое, когда напротив сидит человек и на полном серьёзе рассказывает о своих «душевных» путешествиях. «Когда я был маленький, я был душой, которая упала с неба»…

– Лев Серафимович, это не более чем вопрос веры. Тысячелетиями одни люди говорили то же, что говорю я сейчас, и тысячелетиями другие люди сомневались в существовании того, что невозможно потрогать руками. Иисус, Будда, Мухаммед и бесчисленные пророки древности, помнящие себя «до» того, как появилась жизнь во плоти – все они говорили о существовании души.

– Да как ты не поймёшь, что не было ни у кого задачи поставить диагноз Иисусу!

– Это как сказать… Понтий Пилат, возможно, был когда-то в точно таком же затруднительном положении, в каком сейчас вы. Я думаю, вам известно какой «диагноз» он решил поставить Иисусу? Но опять же, важен не приговор Христа, а во что поверил или не поверил Пилат.

– Ну вот, докатились… Теперь ты себя с пророками сравниваешь…

– Это вы меня с ними сравниваете. А я чётко понимаю, что не могу быть Пророком.