Каждый день у моря в Аркадии собирались посидеть на пляже пенсионеры и безработные. Одетые в черное и серое, они смотрели на море, вглядываясь в горизонт, и казалось, что они ждут чего – то неизбежного, что обязательно должно прийти оттуда, из места, где небо и море становятся одной стихией.

Вокруг, на проданных городскими властями пляжных территориях, велись шумные строительные работы: ошалевшие от чувства обладания престижной площадью бизнесмены готовились к лету. Одесса ждала туристов, иностранных моряков, – всех тех, для кого этот город запомнится нескончаемым праздником.

Еще не было тепло, конец апреля не радовал солнечными днями, но некоторые осмеливались купаться в прибрежных волнах.

Каждый раз, когда я приходил посидеть у моря, она проходила мимо меня. Проходила, не замечая. Наверное, ей было все равно, кто на нее смотрит. Я не знал, кто она. Иногда появляясь на пляже в обществе подруг, она звонко смеялась, и в ее каштановых волосах играли лучи солнца. Иногда я видел, как она идет по улице, погруженная в себя и в то же время похожая на единственное цветное изображение на черно – белом фото. Однажды я увидел ее в Городском Саду. Она сидела перед художником, который рисовал ее портрет. Тогда, остановившись, я смотрел на нее почти час, наблюдая, как тонкие черты юного лица проступают на белом листе ватмана. Против моей воли получалось, что я встречал ее почти каждый день.

Одесса – маленький город, где все знают друг друга. Поэтому встреча с одними и теми же людьми – вовсе не редкость. Но к ней я испытывал непреодолимое и глупое влечение, она стала моей навязчивой мыслью, моими снами и грезами, которым я предавался, сидя под своими любимыми деревьями около дома.

Впрочем, пора сказать, кто я такой, чтобы было понятно, почему это влечение выглядело глупо. Я парализованный пятидесятилетний вдовец. Моя семья погибла в автокатастрофе, а я сел в инвалидную коляску, которая умеет спускаться по ступеням. В моих словах нет горечи. Так случилось. Может быть, это карма, я не знаю. Уже девять лет прошло с тех пор.

В отличие от других стариков – инвалидов, я более – менее обеспеченный человек. Свои двести долларов в месяц я зарабатываю переводами и преподаванием нескольких языков. Сначала ноги были парализованы полностью. Благодаря непрерывным тренировкам, последние три года я чувствую их от паха до колен и уже полгода могу двигать бедрами.

Многочасовые занятия йогой, тэнсёгрити и омнио – тренингом позволяли надеяться, что когда – нибудь я встану с инвалидного кресла. Врачи говорили о невозможности полного выздоровления. Но слово «врач» всё – таки произошло от «врать», поэтому я не особенно верю им.

Девочка с каштановыми волосами и звонким смехом, цвет глаз которой я никогда не мог определить, казалось, несла в себе всю волшебную силу жизни. И мне не хотелось думать, что она выйдет замуж по расчету или начнет стирать мужу носки. Я искренне хотел ей лучшей судьбы. Но я мог только желать ей счастья, будучи не в силах ничего сделать для нее.

Общества опустившихся стариков я избегал. Оно было мне омерзительно. Все эти бесконечные шахматные партии, приносящие мелочное удовлетворение победителю, или шумное домино с запахами дешевого табака и пота… Это было пустым ожиданием смерти.

Мне нравилось слушать море и думать о ней без малейшей надежды когда – нибудь поговорить или взять за руку. Разве она посмотрит на немощного инвалида в коляске, когда вокруг столько бодрых, жизнерадостных молодых самцов? Но тем не менее, внутренне смеясь над собой, я стал следить за своей одеждой и прической, и даже купил себе роскошные солнечные очки за пятьдесят долларов.

И день чудес настал. Это был мой день рождения, пятое мая. Пятьдесят лет, которые я не хотел отмечать, чтобы не чувствовать себя совсем уж старым. Наверное, никто из моих сегодняшних знакомых даже и не знал о юбилее. Утром я в течение двух часов дышал, делал упражнения и медитировал, затем, приняв душ, поехал в центр города, прогуляться по Горсаду и Дерибасовской. Свою «Тойоту» я оставил на Греческой, недалеко от магазина «Самсунг», и поехал в кресле по Красному Переулку.