Когда же надо было кинуть понты перед будущими партнерами, переговоры протекали в остромодных кабинетах башни, плавно перемещались в гигантский ресторан, а оттуда в бани и джакузи фитнес-клуба. Хуже, когда потенциальный партнер с течением времени превращался в осязаемого кредитора. Но и на это имелся отмаз. Бывшего партнера встречали на втором этаже цеха № 3 с похоронными минами на лицах: «Вот видите, до чего дожили, денег нет совсем, сидим в говне, башню сдали, еле-еле на коммуналку хватает». Большинство недоброжелателей, как ни странно, легко ловились на незамысловатый крючок.

Рабочий день начался традиционно: с чашки кофе и вялого сканирования просторов Интернета. Доллар упал, евро вырос, РТС в минусе, «Доу – Джонс» в плюсе. Кризис преодолен, но начинается новый. Медведев хочет на второй срок, а Путин хочет навечно. У Анны Семенович сдулись сиськи. Чтение новостей прервал телефонный звонок.

– Алексей Алексеевич, вы у себя? – спросила секретарша.

«Вот странный вопрос, – подумал Алик. – Если она звонит мне в кабинет, а я отвечаю, то где же я еще?»

Его подмывало ответить, что он не у себя, и посмотреть, что будет. Существовал риск, что секретарша зависнет, ее нейронные связи разрушатся, и она сгорит, как старый корейский пылесос. Секретарше было за пятьдесят, и ее было жалко. Поэтому пришлось ответить политкорректно:

– У себя.

– Леонид Михайлович просил вас зайти к нему.

– Спасибо, сейчас иду.

Кабинет шефа был выдержан в стиле ранних девяностых: зеленые кожаные диваны, турецкие серые обои под евро, полированная мебель, отсутствие компьютера на столе, тяжелые лиловые портьеры на окнах. Стены украшали фотографии хозяина кабинета с крупными чиновниками и богемой. Висели также многочисленные благодарности от ментов, попов, народных артистов и других высокопоставленных прохиндеев. Вид говорящего по телефону шефа завораживал. Леонид Михайлович размеренно качал головой, ритмично произнося междометия.

– Угу… угу… угу… – Голова шефа двигалась вправо.

– Угу… угу… угу… – Голова шефа двигалась влево.

– Да что ты говоришь! – Вправо.

– Вот суки. – Влево.

– Да, да, да, да. – Вправо.

– Угу… угу… угу… – Влево.

Руководитель компании напоминал медитирующего Будду. Волны тепла и спокойствия шли от него по всему кабинету.

«Поставщики звонят, денег просят, – догадался Алик. – Не даст, точно не даст».

– Угу… угу… угу… – Вправо.

– Ай-яй-яй. – Влево.

– Ну, ну, ну, ну. – Вправо.

– Так, так, так, так. – Влево.

Алик почувствовал, что еще немного – и он впадет в транс и будет загипнотизирован качающейся головой и выдаст под гипнозом все маленькие тайны, гешефты и заморочки своей нынешней, а может быть, даже и прошлой жизни. К счастью, разговор подходил к концу.

– Ну мы решим, решим, решим. – Голова двинулась вправо.

– Ты звони, звони, звони. – Влево.

– Пока, пока, пока, пока. – Вправо.

– Пока, – еще раз повторил шеф, и голова его застыла посередине. Он посмотрел на Алика.

Внешность шефа была благообразна и взрывоопасно-обаятельна, как у вождя мирового пролетариата товарища Ленина. Образ доброго дедушки Ильича позволял Леониду Михайловичу Карповичу творить чудеса, приватизировать заводы, участвовать в госпрограммах и очаровывать любого человека, родившегося в бывшем СССР. Леонид Михайлович был даже лучше Ленина. Несмотря на еврейское происхождение, у него не было ленинской картавости. А также отсутствовали суетливость и чрезмерная живость телодвижений. Иногда в шефе проступал другой Ильич – статный, красивый и солидный Л. И. Брежнев (в лучшие свои годы, конечно). Смесь получалась убойная. Ну а то, что шестидесятилетний дедушка Леонид Михайлович регулярно играл в теннис, качал бицепсы, красил волосы и трахал все, что движется в радиусе досягаемости, так это только привносило в образ необходимую толику современности и неизбежного прогресса.

– Здравствуйте, Леонид Михайлович, – после затянувшейся паузы наконец сказал Алик.

– Вот суки, звонят, денег просят, – не совсем по теме ответил шеф. – Деньги им нужны, всем деньги нужны, мне тоже нужны и тебе нужны. Всем… но нам они нужны больше, правда, Лешенька?

– Воистину так, Леонид Михайлович.

– Отдам я им деньги, но позже, как там Березовский говорил? Деньги были, деньги будут, сейчас денег нет.

Леонид Михайлович не был жадным человеком, скорее наоборот. Тем не менее ни с одной суммой, даже с самой микроскопической, он не мог расстаться сразу. Долги он отдавал всегда, но в два-три приема. Причем от физического наличия денег в карманах или на счетах ЛМ (так за глаза называли шефа сотрудники) это не зависело никак. Он как бы долго прощался с деньгами, смотрел им вслед печальными, все понимающими еврейскими глазами, проявлял уважение. Деньги отвечали Леониду Михайловичу взаимностью.

– Кстати, о деньгах… – продолжил шеф. – Тут такое дело… звонили эти придурки из Минсвязи, не рассчитали они там что-то, как всегда… осталось у них много на конец года… надо бы того… освоить… помочь дебилам.

– А много, это сколько?

– Ну не то чтобы много, но и не мало… два с половиной миллиарда.

Сердце у Алика забилось быстро-быстро. Конец года обещал быть трудным, но плодотворным. «Видимо, придется поднимать планочку-то», – подумал он, весело поглядел на шефа и, протяжно гнусавя, сказал:

– Ну-у-уууу, барин, тут помооощники нужны.

– Чего? – не понял Шеф.

– Это из «Формулы любви» Захарова. Когда у Калиостро сломалась карета, молодой барин спрашивает у кузнеца: «За день починишь?» – «Починю». – «А за два?» – «Починю». – «А за неделю?» – «Ну-у-уууу, барин, тут помооощники нужны».

ЛМ засмеялся, да так искренне громко и заразительно, что Алику на секунду показалось, что они с шефом и не они вовсе, а два веселых и отважных мушкетера, Арамис с Портосом, например. И друг за друга горой. И все они понимают про этот хитро выдуманный мир, и покоцают его тем не менее в клочья, потому что дружба превыше всего.

– Чур меня, чур меня, – испугался он видения. – Проклятое обаяние буржуазии, чур, чур. Не поддамся.

– Смешно, – отхохотав, печально произнес шеф, – а главное – жизненно.

– Если серьезно, Леонид Михайлович, задачка-то непростая. Мы же не резиновые, бюджеты уже все сверстаны, до конца года полтора месяца.

– Ты это, Леш, не прибедняйся, по глазам вижу, что уже все придумал. А что до помощников, тут вон полный офис придурков ходит. Запрягай кого хочешь, но чтобы завтра решение было.

– Денег будет стоить… за срочность.

– Кошмар, дожили, уже деньги денег стоят, а те деньги, которые стоят денег, тоже стоят денег, и так без конца… Да-а-а, доведет финансовый капитализм мир до цугундера, точно доведет. Ну а пока не довел, на накладные расходы не скупись, в пределах разумного, конечно.

– Хорошо, завтра, надеюсь, решение будет.

– Ну вот и отлично, иди, Лешенька, работай.

Алик встал и направился к двери. На пороге он замялся, обернулся к шефу и неожиданно спросил:

– Леонид Михайлович, давно хотел узнать, а почему у вас нет компьютера на столе?

– А зачем мне компьютер? – ответил шеф и хитро, с ленинским прищуром, посмотрел на него. – У меня есть калькулятор… для предварительных расчетов.

«Старая школа, – уважительно подумал Алик. – Класс!»

И вышел из кабинета.

Бизнес у Леонида Михайловича Карповича был такой же гениальный, как и он сам. Начиналось, впрочем, все довольно банально: с поставок компьютеров в начале девяностых. Время было лихое, и бизнес был такой же. Никакому наркобарону, никакому Пабло Эскобару в самом радужном сне не могла присниться рентабельность в десять, двадцать, тридцать тысяч процентов, которую ЛМ делал на тривиальных двухсотвосьмидесятишестых айбиэмках. Эх, не ту страну назвали Гондурасом, и Эквадором назвали не ту страну, и Колумбией не ту. И вообще на свете есть только одна, великая и ужасная, богатая и загадочная страна, страна далеко не равных, но зато охренительных возможностей, непобедимая и легендарная Раша. Только здесь и только тогда, в то лихое, но веселое время, за полгода легко сколачивался приличный первоначальный капиталец. И для этого не нужно было рубить оптом старух процентщиц или торговать по подворотням кокаином из собственного заднего прохода, достаточно было просто задвинуть наивным посткоммунистическим туземцам пару фур продвинутых арифмометров.

Халява, однако, быстро закончилась. За самыми шустрыми компьютеры начали завозить просто быстрые, а затем и не очень быстрые жулики. Через некоторое время любой тормоз с завалявшейся десяткой в кармане стал волочь на просторы постсоветского Рашаленда свои восемь компьютеров. Рентабельность падала катастрофически. Но ЛМ был не просто гением, он был очень упорным гением. Он додумался собирать компьютеры прямо в Раше. Это давало большую экономию на таможне и других издержках. Рентабельность снова выросла, но ненадолго. Повторилось все в точности до деталей. За шустрыми – быстрые, за быстрыми – небыстрые, потом – тормоза… Рентабельность упала. Пригорюнился тогда добрый молодец Леонид Михайлович и где-то даже разочаровался в идеалах свободного рынка.

«Это что же, – думал он, – так всю жизнь и бегать наперегонки? Ну, один раз первый, второй… а потом ведь все равно догонят, да еще и наваляют ненароком за то, что был чемпионом. Страна у нас такая, не любят здесь чемпионов. Можно, конечно, начать печатать платы для компьютеров, а потом собирать и продавать. Но ведь схема «шустрые – быстрые – небыстрые – тормоза – рентабельность упала» очевидна уже всем. И что тогда? Песок кварцевый добывать для транзисторов? Этак и до расщепления атома добраться можно. Нет… это не вариант».

Вариант, впрочем, подвернулся довольно быстро. Царство расейское, совершив очередную крутую загогулину, к началу двухтысячных стремительно возвращалось к своим традиционным, в стиле Салтыкова-Щедрина, духовным скрепам. ЛМ смекнул фишку одним из первых. Не денег он попросил у чиновников, а заказа государственного. За огромный заказ обещал не просто отгрузку продукции и откаты чиновникам, что по тем временам было делом обычным. Он обещал завод компьютерный построить, и не хуже, чем в Силиконовой долине. И долькой с государством поделиться. И все это без единой копейки государственного финансирования. Только заказ, заказ дайте! Дали. Невиданная инновация принесла невиданный же и успех. В общем, остались Леонид Михайлович и Россия крайне довольными друг другом. И стали они с тех пор жить-поживать да добра наживать. Царство расейское нажило 20 % в новом заводе, да налоги в казну государеву, да компьютер русский исконный, без единого гвоздя сколоченный, да чувство гордости национальное, которое в деньгах не меряется. А добрый молодец Леонид Михайлович нажил остальные 80 %. Пожизненный государев заказ, оборудование дорогущее, недвижимость московскую и заморскую, яхту океаническую, счета заграничные и гражданство басурманское на случай непредвиденный. Много воды утекло с времени того легендарного. И назвали потом книгочеи заумные историю эту сказочную частно-государственным партнерством с элементами инноваций, модернизации и боевого патриотизма.

Краткая история успеха шефа пронеслась у Алика в голове, пока он закрывал дверь начальственного кабинета. Восхищение ловким пройдохой и предчувствие большого куша распирали легкие.

«Все-таки ЛМ гений, – думал Алик, шагая по извилистым коридорам конторы. – Вытряхивает из этого гребаного государства деньги, как мелочь из свиньи-копилки. Два с половиной миллиарда, два с половиной! И они будут ему еще и благодарны. Потому что не тырит тупо, как другие, не рвет бабки государевы в офшор при первом же шухере. Дело делает. Показать есть что, да еще и долю малую откатывает. Спокойно с ним, безопасно, весело, а главное, надежно.

Тем не менее эти два с половиной миллиарда надо было еще освоить. Двести лет назад люди осваивали Америку и Сибирь, а на долю Алика выпало осваивать денежные потоки. Освоить два с половиной миллиарда за месяц до конца года – это тоже своего рода подвиг, по крайней мере интеллектуальный.

Алик зашел в кабинет, попросил у секретарши кофе, закурил сигарету и принялся размышлять: «Итак, что мы имеем? С одной стороны, два с половиной миллиарда, выделенных в виде субсидии на модернизацию, инновации и еще черт знает что. Это, безусловно, плюс. С другой стороны, за них надо отчитываться, и отчитываться быстро, через месяц почти. Это минус. Наклепать компьютеров, микросхем и т. п. – не успеем чисто физически. Да и кому они нужны, много на них не спилишь, а откаты в таких делах подразумеваются немаленькие. Не вариант… Купить оборудование? Лучше. Хрен его знает, сколько это оборудование стоит, цену можно завысить существенно. Одна беда – ну не нужно уже никакого оборудования, цеха уже скоро от него лопнут. Не вариант. А что, если учредить что-нибудь грандиозное, какую-нибудь фигню такую по поддержке инноваций, модернизации, научных разработок и т. д. – такой некоммерческий фондище, за все хорошее и против всего плохого. Да и запульнуть туда два с половиной миллиарда. Теплее… теплее… Но не пойдет. Уж больно липой пахнет, обосрутся чиновники под такую тему бабло выделять. Даже за долю обосрутся. Что же делать? Неужели нельзя ничего придумать? Да нет, это невозможно. Вот они, бабки, нагнись и возьми. Только надо голову включить. Ну же… ну же… Это же я, я, Алик всемогущий, интеллектуальный терминатор, крупнейший специалист по хитрожопым схемам, прогонам, отгонам и выгонам. Ну же… ну… давай. Если не придумаю, на помойку меня надо, в мелкие чиновники, в лизоблюды корпоративные, в «Единую Россию», нет, хуже, в «Справедливую». Оборудование – нет, фонд – нет, компьютеры – нет. Что? Что еще? Что?..»

Алик сидел, обхватив голову руками. Лицо его покраснело, в пепельнице дымились полузатушенные бычки. Во взгляде сквозило безумие. Неожиданно зазвонил мобильный. Погруженный в себя, Алик не сразу услышал звонок, а когда услышал, коротко взглянул на надрывающийся телефон. На экране всплыла странная аббревиатура, Андребан звонит. В голове у Алика мелькнула какая-то мысль. Мысль явно была связана с миллиардами и загадочным Андребаном. Поймать мысль он не успел и совсем уже было собрался выключить мешающий телефон, даже потянулся пальцем к красной кнопке… но в последний момент передумал и нажал на зеленую. Андребан означало: Андрей – банкир.

– Привет героям пилы и хай-тека. Как жизнь, Алик?

– А почему пилы?

– Потому что пилите.

– Не, мы не пилим, мы рубим.

– Капусту?

– Хорош подкалывать, банкиров мы рубим, которые работать мешают.

– Ну, тогда я коротко: деньги есть?

– А чего, совсем фигово, банкротиться собираетесь?

– Да ты что! Тьфу, тьфу, тьфу. Банкротство у нас по бизнес-плану через год после продажи иностранному инвестору, то есть года через три. А сейчас, сам понимаешь, конец года, физики кредиты гребут мешками, баланс красивый делать надо. Капитал уже на пределе, увеличивать собираемся. Короче, возьму дорого, отдам в феврале. Я знаю, вы же бюджетники практически, вам в декабре Дед Мороз столько мешков с баблом накидает, не будете знать, куда девать…

Андрей говорил еще какие-то слова, хохмил, уговаривал, источал непоколебимую уверенность в завтрашнем дне, но Алик его не слушал. Что-то он такое важное сказал. Очень важное. Что-то, связанное с освоением миллиардов. Что-то… И тут его осенило.

– Стоп, – приглушенным от волнения голосом сказал он. – Ты где сейчас?

– В лавке сижу, баблом жонглирую, где ж мне еще быть-то.

– Денег, значит, хочешь?

– Хочу, конечно.

– Тогда сиди на месте, жди. Буду минут через сорок. Поговорим.

Офис Магаданпромбанка находился, как ни странно, не в центре солнечного Магадана, а посреди серых арбатских переулков в Москве. С другой стороны, ничего удивительного, схема известная. Купят лихие московские банкиры мелкий региональный банчок, вся ценность которого и состоит лишь в лицензии, откроют представительство в Москве, соберут с зажравшихся столичных жителей миллиардов дцать рублей, запульнут их в какой-нибудь лучезарный офшор. Попутно обналичат и выгонят за кордон пяток-другой миллиардов долларов и тихо отойдут в мир иной: иногда в фигуральном (сладкая заграничная жизнь в теплых странах), а иногда и в буквальном (кладбище, крематорий, Бутырская тюрьма) смысле слова. Это смотря кому и сколько заносили, ну и от везения, конечно, зависит сильно.

Магаданпромбанк как будто бы укладывался в эту схему. И купили его лихие банкиры за три копейки, и денег со столичных жителей собрали немало. Но тут неожиданно в государстве случилась потребительская вакханалия на почве растущих нефтяных котировок. И стали людишки брать кредиты задорого и, что самое удивительное, отдавать их тоже стали. Короче, поперла фишка. И превратились бывшие лихие банкиры в просто банкиров, уважаемых и полезных членов общества, честно зашибающих свою ростовщическую копейку.

Главаря уважаемых банкиров звали Андрей Маратович Куличик. Рослый, чуть рыхловатый молодой человек лет 35, голубоглазый блондин, под два метра ростом, с лицом, в котором парадоксальным образом совмещались черты и древних викингов, и еще более древних евреев. Взгляд у него был пиратский, а улыбка детская. Женщины его любили, мужчины хотели с ним дружить. Андрей Маратович встретил Алика как дорогого гостя и уважаемого клиента в приемной, проводил в кабинет, организовал кофе и начал расспрашивать о жизни:

– Здравствуй, здравствуй, дорогой Алексей Алексеевич. Как жизнь молодая бюджетная? Все жируете на модернизации? Как вам новые веяния в Министерстве связи?

– Веяния новые, а связи старые, так что живем помаленьку. Вы тоже, я смотрю, не тужите.

– Мы не тужим, мы тужимся, из последних сил тужимся детишкам на молочишко копеечку заработать. Пашем с утра до ночи, света белого не видим. Ты же знаешь, мы банкиры рыночные, розничные, а розница – это тяжелый кусок хлеба. Это не…

– Ага, я прям ща расплачусь… – притворно всхлипнув, сказал Алик. – Любите ли вы розницу? Любите ли вы розницу так, как люблю ее я? Люди, львы, орлы, куропатки – все берут потребительские кредиты. Вы любите себя в рознице или розницу в себе? И вообще, любите ли вы в розницу или в розницу любят вас?

Он патетически продекламировал эту бредовую компиляцию из русско-советской классики, не выдержал и заржал. Смеялся и Андрей. Ритуальный танец банкира с клиентом подошел к концу. Пора было переходить к делу.

– Ты что-то говорил о деньгах? – отсмеявшись, как бы между прочим спросил банкир. Процесс торговли начался, уступать нельзя было даже в малом.

– Я? – удивился Алик. – Я – о деньгах? Да нет вроде бы. Это ты о деньгах говоришь постоянно, профессия у тебя такая. Ну, вспоминай, час назад ты мне позвонил, спросил, есть ли деньги, да вот у меня и на мобильнике твой звонок есть. Показать?

– Вот нудный ты, Алик. Ну хорошо, я говорил о деньгах. Чего к словам-то цепляться?

– Я не цепляюсь. Я за точность формулировок. Говорил и говорил. Говори.

– Чего говорить-то?

– Не знаю. Чего хотел.

– А, ну да. Так вот, о деньгах. Деньги нужны до февраля.

– Много?

– Чем больше, тем лучше, от миллиарда до трех.

– А зачем?

– Ну ты же видишь, как мы растем. ЦБ лютует, капитал опять наращивать надо, а бабки все в деле крутятся, и то надо объяснять, откуда они у нас взялись. Вот сейчас на заемные и нарастим до десятки, а в феврале кредиты вернутся, так своими и заменим.

– А чего инвестора не привлекаете? Продайте дольку процентов в двадцать, и будет вам счастье. Я слышал, к вам очередь из фондов стоит.

– Да потому и стоит, что хитрожопые они очень. Знают, что вырастем за год в два раза, вот и хотят деньжат по-легкому срубить. Ну их в задницу, жопокрутов.

«Если слово «жопа» стало так часто употребляться, значит, Андрей не на шутку возбудился, о деньгах переживает, бедолага, жадничает, – подумал Алик. – Клиент созрел, пора было наносить удар». Пора? Пора!

– А что, если наша контора станет вашим акционером, миллиарда на два с половиной?

– Алик, – банкир улыбнулся пушистой улыбкой Абрамовича и бросил на собеседника стальной взгляд викинга, – я же сказал, инвесторы не нужны. А кредиторы welcome! – Улыбка у Андрея стала совсем уж плюшевой, зато взгляд резал как бритва.

– Да ты не понял: как бы станем акционерами – до февраля или дольше, может, даже навсегда, но в любом случае – виртуальными. Вир-ту-аль-ны-ми. Understand? – по слогам, с издевкой, пародируя банкира, произнес Алик.

Все, немая сцена. «Ревизор». Гоголь нервно курит и грызет ноготочки. В голубых глазах предводителя уважаемых банкиров скакала чертиком вброшенная Аликом мыслишка. Там были деньги, строчки балансов, номера счетов, проводки. Там было главное – понимание. Жадность и уважение к Алику там тоже были.

– Понимаю, понимаю, а деньги, значит, в офшор хотите, чтобы мы вам отбросили, и долю в капитале нам же в управление отдадите навечно, так?

– Ну где-то так. Плюс, минус…

– Не-е, геморройно это как-то все. Сложно, неоднозначно, – с нарочитым равнодушием, растягивая слова, сказал Андрей.

«Все, поздняк метаться, дурашка, увидел я уже все в твоих глазах. Расслабься и получай удовольствие», – подумал Алик.

– Ну как хочешь, колхоз – дело добровольное, – вроде бы согласился он с банкиром и тут же пригрозил: – К Петьке пойду в Уренгойхэппибанк, у него такое же говно с капиталом. Давно жаловался.

– А впрочем… – как бы не слыша Алика, продолжил банкир, – можно и попробовать, за деньги отчего же не сделать? Вы же нам заплатите за услугу процентов несколько. Да?

Алик молчал.

– Да? – с нажимом повторил Андрей. – Да?

Молчание Алика становилось неприличным.

– Нет, – коротко сказал Алик и улыбнулся. – Ну ты же серьезный, Андрей, человек, в костюме вон дорогом ходишь, денег у тебя много. Какая, к черту, услуга, это мы вам услугу делаем, деньги обеляем, капитал наращиваем. И за услугу эту – вы нам заплатите.

– Ага, а вы как будто деньги бюджетные не пилите? Два с половиной миллиарда! В попе не слипнется?

Андрей поплыл. Куда-то делся лощеный уважаемый банкир, и наружу вылез нервный, на измене, меняла, который еще не так давно таскал клетчатые челночные баулы с наличностью от кукольных вьетнамцев к брутальным рыночным азерботам.

– Но-но, – строго сказал Алик. – Ты это… терминами не бросайся, разрешение на вхождение в капитал вашего банка подпишет лично товарищ министр с целью дальнейшего углубления, расширения и кредитования вашим банком, супер-пупер охренеть какой модернизационной отрасли народного хозяйства. А в попе у нас не слипнется, потому что жопа у нас в соответствии с последними постановлениями партии и правительства и не жопа вовсе, а свет в конце тоннеля. Это, конечно, если изнутри смотреть. А мы и смотрим, Андрюша, изнутри. Потому что…

– Заканчивай мораль читать, сам все знаю. Короче, сколько?

Банкир юмора не оценил. Предстояла ожесточенная торговля. Алик вздохнул и закинул пробный шар.

– В Америке за легализацию двадцать процентов берут…

– Ага, и двадцать лет дают. Обалдел? Мы что, в Америке? Где ты тут Америку увидал?.. Три процента.

– Согласен, – обаятельно улыбнулся Алик, сделал паузу и, увидев радость на лице контрагента, издевательски добавил: – Пятнадцать.

– Четыре, – уперся рогом банкир.

– Двенадцать, – проявил дружелюбие Алик.

– Пять. Учти, это максимум, – сделал шаг навстречу Андрей.

– Учел. Восемь, – бросился ему в объятия Алик.

– Пять с половиной, и договорились, – вяло уклонился от объятий банкир.

– Семь с половиной и отгон в офшор по себестоимости, – как пылкий любовник, надавил Алик.

– Шесть, и отгоню все в феврале.

Банкир почти сдался. В воздухе запахло консенсусом и любовью.

– Все то же самое, но в декабре. На подарки заинтересованным лицам. Сам понимаешь, Новый год скоро и все такое…

– И договорились?

– И договорились.

– По рукам?

– По ним, по лапам нашим загребущим.

– Ну, Алик, ты и жук. Чтобы так меня развести… да так талантливо.

– Тебе, Андрюша, только милостыню просить осталось. Попробуй, у тебя получится. Обул меня, как сироту казанскую. На четыре процента обул. Сам знаешь, что такая услуга десять стоит. Ладно, чего уж там о грустном, скажи своим, чтобы документы готовили. Через три дня юристов пришлю смотреть.

– Скажу обязательно, а кто кого обул, время покажет. Может, выпьем на дорожку за достигнутые договоренности?

– С удовольствием, но не могу, на службе я, при исполнении.

– И чего же ты исполняешь?

– Джигу, Андрюша, великую рыночную джигу.

Алик вел взятый на время в офисе «Мерседес» по улицам столицы, и ему казалось, что он король этого города.

«Да-а-а, мастерство-то не пропьешь, рановато еще на помойку, повоюем еще, всех сделаем, – думал он с довольным видом. – Варит еще котелок, да еще как варит! Такой навар ожидается – пальчики оближешь. Это же надо, получается увести два с половиной миллиарда бюджетных денег на офшорные счета стоит – внимание, барабанная дробь – плюс шесть процентов! Не минус, прошу заметить, а плюс. Да еще как увести! Вчистую, через взнос в капитал крупного банка. И соус какой замечательный: кредитование инновационной отрасли экономики. Подпишут чиновники разрешение, никуда не денутся, еще и счастливы будут, что деньги бюджетные так грамотно распихали под конец года. Круто! Гениально! Волшебно!»

Он буквально наслаждался такими моментами. Вот именно такими – когда деньги возникали буквально из ничего. Из одного только его умственного усилия. Из его фантазий, наглости расчета и еще чего-то такого, названия чему не подобрать. В такие моменты он ощущал себя творцом. Иногда вечерами, потягивая стаканчик «Macallan» и вспоминая эти чудесные мгновения, Алик приходил к выводу, что, возможно, и вся наша вселенная возникла похожим образом. Из фантазии, наглости и умственного усилия, какого-то лихого, похожего на него пацана. Big Bang Business – называл про себя такие сделки Алик. И если есть на свете счастье, то в такие моменты он был счастлив. За фазой острого эстетического удовольствия обычно приходила чуть менее, но все же приятная фаза подсчета материальной выгоды.

«Значит, так, – думал он, – на рынке смыть более-менее чисто бюджетные бабки стоит процентов пятнадцать. И вот именно более-менее… Здесь же чистота полнейшая, кристальная, можно сказать, чистота, могут и двадцать запросить, и двадцать пять. Но я же не сволочь, у меня же есть совесть, по крайней мере в современном корпоративном понимании этого слова. Я же честный московский фраер, а не какой-нибудь гопстопер из села Кукуева. Поэтому скажу шефу, что банк берет с нас десять. Шеф будет счастлив, еще, глядишь, и премию мне выпишет на радостях, тысяч сорок рублей… Ну да бог с ним. Он будет счастлив по-своему, а я по-своему, а чиновники по-своему. Все, короче, будут счастливы. Все будут веселиться, хлопать в ладоши, скакать зайчиками и покупать женам и любовницам бриллианты от Тиффани на Новый год. А жены и любовницы вообще будут писать кипятком и ласкать примутся своих мужиков с утроенной энергией. И мужики, глядишь, подобреют от их усилий, и мягче станут, и спокойнее, и мир, возможно, улучшится, и у кого-то наверняка родятся детки. А все потому что я, Алик Наихитрейший, добыл им это трудное счастье и не пожадничал, и поделился, и откатил кому сколько полагается. О себе, однако, забывать тоже не стоит. Итак, десять процентов, которые я скажу шефу, плюс шесть процентов, которые платит банк, итого шестнадцать процентов мне. С Андрюшей договорюсь без проблем, ему по фигу, куда платить. Да и договариваться не надо: просто дам ему два адреса для платежей, столько туда, а шестнадцать процентов сюда. И знать никто ничего не будет. И главное, и не захотят знать, потому что многие знания – многие печали. И от печалей же тяга к знаниям и происходит. А вокруг все будут счастливы и довольны. Кстати, а сколько это, шестнадцать процентов от двух с половиной миллиардов? Это будет… это будет… это же будет… Четыреста миллионов рублей! Около тринадцати миллионов долларов! Ни хрена себе поработал!.. С учетом того, что есть сейчас, получается выше Планки… и намного выше… Все, к черту, проворачиваю эту махинацию и ухожу на покой, в пампасы, на острова, встречать восходы, провожать закаты, душу чистить да деток воспитывать. Книжку, может, напишу, ну не напишу, так прочту хотя бы (не читал уже лет десять). Мир посмотрю, воздухом чистым подышу. Много ли мне надо? Хороший дом (на Багамах, семь спален, бассейн, кинозал, вид на океан, прислуга из местных, участок в полгектара, до Штатов недалеко, гольф-поле за забором). Хорошая семья (трое детей есть, еще двоих можно родить, жена любимая, родная, все еще красивая, пара любовниц-мулаток не старше двадцати трех и еще одна полька под тридцать, но горячая, как исландский вулкан, чтобы не обижать европейцев) – это все, что нужно человеку, чтобы спокойно встретить старость».

Алик ехал по московским улицам. И казалась ему, что весь мир стал нежно-розовым, как багамские закаты. А может быть, просто какой-то добрый друг незаметно поменял стекла в машине и он смотрит на серую ноябрьскую Москву сквозь розовую тонировку. Не хотелось ему сейчас в этом разбираться. Жизнь была прекрасна, а будущее кокосово-воздушным, как ветерок с океана на островах. От полноты ощущений и близости такой еще недавно далекой мечты Алик запел любимую песню «ДДТ».

Вдруг его лицо помрачнело.

«Нет, не все, – подумал он. – А вдруг Андрей кинет, вот возьмет бабки в капитал, а на офшор не отгонит. Тогда не на острова, тогда на Северный полюс бежать надо будет. И то не поможет. Разыщут. Да нет, зачем ему это нужно? – возразил он сам себе. – А репутация, а солидный бизнес, из-за каких-то двух с половиной миллиардов? Ни хрена себе каких-то! Да в этом славном городе сама мать Тереза за сумму на порядок меньшую зароет свою репутацию на ближайшей помойке. Да и репутация не пострадает, говорил я с ним один на один, доля в капитале в управлении у него навечно, скажет всем, что так и было задумано, а мне потом бегать всю жизнь. Не best. Нет, конечно, можно дробить суммы, брать расписки, заставлять клясться на коровьих черепах, только поможет все это мало. Хотя, с другой стороны, Париж стоит мессы, игра свечей, а Багамы – риска. Да и Андрюша вроде жулик правильный, с понятиями. Столько лет друг друга знаем, не один миллион вместе заработали. Ладно, на такие шансы надо играть, придумаю что-нибудь потом», – успокоился он.