По?здъ мчался. Въ т?сномъ задверномъ углу третьекласснаго вагона, съ промерзлымъ доб?ла окномъ, было холодно, тускло, сл?по. Фонарь безпокойно мигалъ оплывшею стеариновою св?чею, въ вентилятор? п?ла вьюга. Я лежалъ на жесткой скамь?, вытянувшись навзничь, руки за голову, въ дорожномъ отуп?ніи очень далеко и по скучному д?лу ?дущаго челов?ка, безъ мыслей, безъ вниманія. Бываетъ такое милое состояніе души и т?ла, когда не ты управляешь своими пятью чувствами, a они управляютъ тобою, и глядишь, и видишь ты передъ собою не потому, что есть воля и охота смотр?ть, a только потому, что глаза во лбу есть, зрительный аппаратъ работаетъ; слышишь не то, что интересъ велитъ слушать, но что само въ уши л?зетъ.

Въ вагон? было очень пусто. Купецъ въ лисьей шуб?, который, когда ввалился къ намъ на глухой, промежуточной станціи плюхнулся на скамью, всю ее покрывъ полами, и остолбен?лъ, какъ сидячій идолъ: спалъ ли онъ или просто застылъ въ торжественномъ сознаніи своего капиталистическаго величія, – кто его знаетъ? Приказчикъ при купц?, – тощій, задерганный малый, не спускавшій съ своего владыки безсонныхъ, собачьихъ глазъ. Захолустный протопопъ, возвращавшійся восвояси изъ д?ловой столичной побывки: онъ отъ самаго Петербурга какъ залегь, гора-горой, подъ м?ховую рясу, такъ и храп?лъ теперь вотъ ужъ дв?сти восемьдесятъ вторую версту. И, наконецъ, два жандарма, по даровымъ билетамъ, въ служебной командировк? изъ Питера въ Москву, съ казенными пакетами за обшлагами шинелей. Оба были бравые, здоровые молодцы, съ ярко-св?тлыми пуговицами, при шашкахъ, съ револьверами на поясномъ ремн?. Они занимали ближайшее ко мн? отд?леніе, и, изъ-за высокой деревянной спинки скамьи, внятно гуд?ли ихъ густые голоса – теноровый баритонъ и бассо-профундо. Р?чь шла о какомъ-то вахмистр?, какъ онъ «сталъ черезъ то въ своей жизни несчастенъ, что дочь въ гимназію отдалъ».