Глава 1

Женя не помнила, как она очутилась у этой дикой акации, пахнущей медом. У этой старой скамейки, на которой однажды сидели они с Димой и плюшевый тигренок. Тигренок сидел между ними и слушал их разговор. Кажется, у него был оторван нос. Одно ухо он обратил к Димке, а другое, повисшее, запачканное синим фломастером, положил ей на локоть.

На этой скамейке Дима сказал Жене такое, чего ей не говорил ни один парень в целом свете. Правда, сказал он это не ей, а тигренку, но все и так было понятно. У Жени задрожал подбородок, в груди сладко защемило, она ответила что-то невпопад и поцеловала его в ухо. Тигренка. А потом прибежала растрепанная девочка и унесла игрушку. И тогда двое влюбленных ближе придвинулись друг к другу...

Теперь на скамейке сидит мужичок в кепке. То ли спит, то ли ждет кого. Прямой как свечка, голова наклонена набок – кепка чудом не падает. В небе теперь светит не солнце, а созвездие Ориона, но тоже яркое и большое. Слева, у самой Женькиной пятки, поет сверчок, девушка боится его спугнуть и стоит тихо-тихо.

В доме напротив, в освещенном окне второго этажа, виден силуэт кота, его ушастая тень падает к ногам мужичка в кепке, а этажом выше, прямо над задумчивым котом, в узкой щели раздвинутого тюля – Дима.

Он в одной майке. Сидит за столом и читает книгу. Или готовится к экзамену. Женя сердито хмурится.

«Никогда не поверю, что можно что-то учить в двенадцать ночи! – говорит она про себя. – Хотя Димка может, он такой. Умный. Старательный. Необычный. Не такой, как все».

Свет от лампы падает на дорогое ей лицо, освещая строгий, но в то же время мягкий профиль.

«Я уже полчаса тебя гипнотизирую, – снова шепчет девушка. – Даже слезы на глазах выступили... Повернись, ну же! Посмотри на меня! А то... позвоню!»

Но она знает, что угрозы эти смешны. Ни за что на свете не станет она звонить. В такое позднее время к телефону первой подходит Инга Константиновна.

«И-н-г-а. Да еще К-о-н-с-т-а-н-т-и-н-о-в-н-а! Бывают же такие имена... Прямо мороз по коже!» – тихо злится девушка.

Поднять ей настроение не помогают даже сверчок и травинки, щекочущие ноги. «Вот ведь. Неужели он не знает, что его маленькая Женя стоит сейчас здесь, под его окном, и не может оторвать глаз от милого чуба, склонившегося над страницей? О чем он думает? – Но девушке почему-то не хочется, чтобы Дима сейчас, в эту минуту, думал именно о ней, о своей Женьке. – Неужели голова такого красивого, такого умного, такого замечательного человека должна быть занята непутевой и взбалмошной особой, как я...»

Все, терпение иссякло! Достав из кармана кофточки резинку с петельками на концах, Женя нацепила ее на средний и указательный пальцы, выудила из того же кармана пульку, сделанную из согнутого пополам кусочка проволоки, и зарядила свое «оружие». «Ну, теперь берегись, Инга Константиновна!»

Девушка направила рогатку на окно. Оттянув резинку, отпустила пульку. Ой! Резинка лопнула и обожгла палец... Пулька полетела не в окно, а куда-то в сторону. Краем глаза Женя заметила, как с дядьки слетела кепка. Брякнула об асфальт пустая бутылка и прокатилась по тени задумчивого кота, и тот даже мотнул головой, будто в самом деле почувствовал что-то.

– Ох, – сказал мужичок.

Женя выругалась про себя: «Черт! Не везет так не везет! Теперь вот еще палец опухнет. – Она посмотрела на окно, Димка даже не шелохнулся! Противный... Синусы эти гадкие зубрит. Ну ладно. Я все равно добьюсь своего. Если мне чего-то хочется, меня даже танки не остановят. Даже снежная лавина. Даже ракетный двигатель! Кстати, при чем тут ракетный двигатель?» Девушка тихо прыснула, саму себя рассмешив своими рассуждениями. Дядька на скамейке услышал, повернулся в ее сторону и начал вглядываться в темноту, но Женя стояла за деревом, и он ее не заметил.

А ей очень захотелось прижаться к Димке, уткнуться носом ему в грудь. Димина грудь пахнет молоком. Когда-то она сказала ему об этом, и он обиделся... Дурачок! А как приятно слышать над ухом его голос, хрипловатый от неловкости, бубнит что-то неразборчивое, а сердце стучит, стучит... Вот дурашка!

Окна любителей чтения перед сном гасли одно за другим. Люди откладывали свои детективы и начинали считать баранов. А у Жени чесались коленки. «И этот сверчок... Что он распелся, как на свадьбе?» Девушка присела на корточки, потянулась в сторону... Тарахтелка был где-то рядом – только руку протяни. Она и протянула, но сверчок тут же замолчал. Стало совсем тихо и грустно.

Вдруг Дима встал и подошел к окну. Сердце у Жени запрыгало от радости... Надо выйти на свет, чтобы он увидел, что она стоит рядом. Девушка сделала шаг к скамейке, но Дима только плотней задвинул тюль и вернулся на свое место. «Ах, так!..» – возмутилась Женя и решительно вышла из тени.

– Сидай, дивчынко, сидай! – пригласил мужичок. Ему было лет сорок. На удивление чисто выбритый подбородок, полусонный взгляд.

Евгения отмахнулась от него. Все ее внимание было приковано к пожарной лестнице, железные перекладины которой ржаво поблескивали в свете уличного фонаря. У нее появился план. Даже у полковника Генерального штаба не было плана лучше! Лестница проходила рядом с заветным окном. Стоило только подпрыгнуть, уцепиться за нижнюю перекладину и...

Женя подпрыгнула. Ну и цирк! Мужичок сзади крякнул – совсем как Палыч, их физрук. Палыч с таким же наслаждением крякал, когда Женя пыталась ухватиться за перекладину в спортзале. После пятой попытки, насладившись бесплатным зрелищем, он качал головой: «Эх, Евгения, Евгения... Святой ангелочек!» – и подсаживал ее.

– Я ключи потеряла, – объяснила девушка мужичку. И попросила жалобно: – Дяденька, подсадите, а?

Через минуту она уже болталась на нижней перекладине лестницы. Дядька стоял внизу и созерцал ее голые ноги, млея от счастья. Женя пяткой оттолкнулась от его лица и подтянулась выше. Да, видел бы это Палыч – он бы сейчас гордился ею! Наконец, встав ногами на перекладину, девушка облегченно вздохнула. Потом посмотрела вниз и показала язык своему помощничку.

– Дивчынко, а ты справди у власну квартыру лизэш? – пропыхтел дядька взволнованно.

Видимо, он жил на чердаке, потому что тоже стал подпрыгивать, но, потеряв равновесие, чуть не расшиб себе голову о стену. Махнув рукой, он ушел на скамейку досыпать. Теперь ему должен был присниться сладкий сон про девушку его мечты, упорхнувшую вверх по лестнице в небо.

Женя боялась самой себя: «Надо же! Забраться на такую высоту! Кот в окне увидел меня и шарахнулся в глубь комнаты. За всю жизнь не встречал он таких голубок! Значит, это уже второй этаж... Так... Еще немного...»

Лестница на ощупь была просто ужасна, холодная и шершавая, как напильник, Женя едва не ободрала руки до крови. На самое тихое движение лестница отзывалась глухим металлическим гулом где-то на крыше. От этих звуков челюсти сводило судорогой. Женька представила, как от каждого такого бум-трах Инга Константиновна просыпается, вылезает из постели и смотрит на окно своим фирменным строгим взглядом.

«Женька, не отвлекайся! – приструнила себя девушка. – Надо сосредоточиться. Третий этаж – не пятый. Подумаешь! По канату на физре было гораздо страшней взбираться, у него ведь нет ступенек...» Девушку мутило от одной мысли, что потом еще придется перекарабкиваться на Димкино окно, но пути к отступлению у нее уже не было.

Вот и третий этаж... Карнизы здесь были широкие – просто подарок для домушников в юбке. Казалось бы, вот он карниз, совсем близко, каких-то пять миллиметров, но душа так и прилипла к железу. Руки дрожат, ноги не держат. Сейчас только вниз посмотреть – и полетел... «Ух! – пронеслось у Женьки в голове. – И как это меня сюда занесло? Интересно, дядька еще смотрит или побежал ноль-один звонить? И где его кепка? Закатилась куда-то. Но я тут ни при чем. У самой вон палец опух...»

Она кое-как переборола страх, отцепилась одной рукой от лестницы и, повиснув на кончиках пальцев второй руки, дотянулась до карниза, вцепилась в него двумя руками, коротко выдохнула и, оттолкнувшись ногами, очутилась возле самого Диминого окна.

«Ну до чего противный характер, – удивилась самой себе Женя. – Ведь переборола себя! Карниз тоже ржавый. И голубями обсиженный... фу! Противно! Неужели это я? Это я сижу на карнизе третьего этажа в полпервого ночи?! А вот и мой любимый тюль в цветочек. Ага! Видно все в щелочку! Димуля так и сидит, учится, бедолага... Какой же он у меня умный, просто жуть. Сейчас постучусь... Вот смеху-то будет! – и она тихонько царапнула окошко. – Пусть думает, что это голубь...»

Она царапнула чуть громче и настойчивей. Дима повернулся и посмотрел в ее сторону. Вернее, на окно.

«Он ведь не знает, что я перепутала окно с дверью... Да он вообще ничего не знает. Он думает, что я сейчас сплю и вижу сон про ежика. Вот глупенький! Представляю, как он обрадуется, когда откроет окно и я свалюсь в его объятия! – мечтала Женя. – А когда свалюсь, уже ничего не смогу делать. Ноги как деревянные! Лягу на пол и буду лежать, дрожать и улыбаться Димульке. А он... он наклонится и лизнет меня в нос. Тогда я чуть-чуть приподнимусь и жадно поймаю его губы... Ай!» – замечтавшись, она и правда чуть не свалилась, но только в противоположную от окна сторону: колени-то дрожат, в такой неудобной позе трудно находиться долго.

Женя постучала еще раз – резко и требовательно. Если он сейчас не подбежит, она просто разобьет окно! Она приготовилась к этому. Еле балансируя на дрожащих коленках, поднялась, насколько это было возможно, и уперлась растопыренными пальцами в стекло. В этот-то момент Дима и отдернул занавеску.

Только тут Женя поняла, что натворила. Она увидела широко раскрытые Димкины глаза. Ей даже показалось, что у парня на голове поднялись волосы от увиденного кошмара... Слава богу, он узнал Евгению, быстро пришел в себя и распахнул рамы, иначе она свалилась бы не в его объятия, а к дядьке на скамейку.

– Женька! – пробормотал он в полной растерянности. – Это правда ты? Или мне чудится?

– Не знаю, – ответила она на выдохе. – Мне самой чудится!

Девушка вцепилась в парня, боясь оглянуться на ту пропасть, из которой он ее вызволил. Дима ласково прижал ее к себе, и она почувствовала, как дрожат его руки. Потом он слегка отстранился, внимательно оглядел любимую и улыбнулся:

– Женечка, ну ты и чучело!

Он подвел девушку к зеркалу, и Женька охнула. Как добропорядочная поломойка, она вытерла всю ржавчину с лестницы и карниза и теперь выглядела, точно Джек-потрошитель после тяжелого рабочего дня. Пятна ржавчины, подмазанные птичьим пометом, здорово напоминали кровоподтеки.

– Какой ужас! – дрожащим голосом проговорила Женька.

– Раздевайся, – приказал Дима, и в его глазах блеснул огонек, какого Женя раньше не замечала.

Только на секунду девушка задумалась, нужно ли просить его отвернуться, как вдруг совершенно спокойно решила, что будет приятно предстать перед ним без платья. Она хотела этого. Она пришла за этим. И в его глазах она прочла то же самое желание. Со всей ясностью Женя поняла, что Дима не станет отворачиваться. Даже если она будет умолять его. И от этой мысли у нее разлилось приятное тепло внизу живота. По всему телу пробежала сладкая дрожь. Снова, как там, под акацией, мягко защекотало в коленях, незнакомое, но приятное ощущение поднялось от колен выше, к бедрам, затем еще выше – никогда раньше девушка не чувствовала ничего похожего.

– Задерни окно, – шепнула она быстро.

Дима задернул тюль, потом шторы, и в его маленькой комнате стало совсем уютно.

– Тсс! – сказал Димка. – Иди за мной.

Он взял ее за руку и провел в ванную. Там они закрылись, пустили воду и захихикали, уставившись друг на друга, как подпольщики, которые только что совершили свое черное дело.

Женя чувствовала себя счастливой идиоткой. У нее кружилась голова, и ни о чем не хотелось думать, только смотреть в ясные Димкины глаза и видеть в них отражение собственного счастья.

– Дима, – проговорила эта идиотка, – раздень меня. Я так долго висела на той гадкой лестнице, что у меня израс... израсходовались все силы...

– Пожарница ты моя... – жарко прошептал Дима.

Его зрачки потемнели. Он прижал девушку к себе, и она сразу поняла, как долго он ждал этого момента.

– Глупенький... ты же запачкаешься об меня...

– Я хочу запачкаться о каждый участочек твоего тела!

И вдруг он отстранился. Посмотрел строго.

– Никогда больше не делай так, слышишь? Ты могла разбиться!

Женя зажмурилась от сладкого восторга.

– Никогда-никогда не буду! – заверила она его. – Но ты ведь уедешь скоро. И мне не к кому будет лезть, даже если очень-очень этого захочется...

– Я уеду не скоро. Еще целых три месяца. Да и на экзаменах могу провалиться. Тогда мы снова будем рядом.

– Димочка, ты сдашь экзамены и уедешь от меня далеко-далеко, в этот чертов Краснодар, – зашептала она. Страшно было в эти минуты думать о предстоящей разлуке. – Ты будешь такой красивый в форме. На тебя там все девчонки будут заглядываться.

– Мне никто не нужен, только ты... Ты, Женечка...

Он начал расстегивать пуговицы на ее кофточке. Девушка задрожала, как от озноба. Пожалела, что не сняла дома все лишнее, сейчас ей вдруг захотелось, чтобы Дима, расстегнув кофточку, мог сразу увидеть ее обнаженную грудь. Женя вспомнила, как барахлит противная застежка у лифчика...

– Подожди! – чуть не вскрикнула она, когда кофточка упала на бедра. – Я сейчас!

Она быстро отстегнула лифчик, и он улетел под ванну.

Дима ласково поцеловал ее плечо. Губы у него были мягкими, а усики покалывали кожу. Девушка захихикала.

– Ты что?

– Щекотно... но очень-очень приятно!

Вода, бегущая в ванну, нагрела воздух, пар поднимался вверх, окутывая влюбленных белым туманом. В этот миг Жене почудилось, что Дима – всего лишь миф, фантазия, родившаяся в ее душе. Она не верила в происходящее, еще совсем недавно не могла и мечтать о подобном! Ей всегда казалось, что они с Димой – очень неуклюжая пара: он высокий, широкоплечий, красивый (сказочно красивый!), а она против него – настоящая пигалица, ростиком – метр с кепкой.

Девушка испугалась.

– Дима!

– Что? – Его ресницы захлопали по ее ресницам. – Что, любимая?

Он поцеловал ей глаз, потом нос и затем прильнул к губам.

«Его губы пахнут леденцами. Нет, такого не должно быть! Это опять моя фантазия. Разве могут губы мужчины пахнуть леденцами?» – промелькнуло у нее в голове.

Потом, вновь и вновь переживая тот поцелуй в ванной, она вспомнила, что перед лестницей съела барбариску. Дима вобрал в себя ее собственное дыхание, которое она и почувствовала.

Жене показалось, что она падает в обморок. Она повисла на Диминых руках, она вся была в его власти. Как очутилась ногами в теплой воде, она не заметила. Совершенно голая. Стояла и дрожала. Дима тоже разделся и залез к ней. Когда он перебирался через край ванны, она заметила что-то... Это она видела первый раз в жизни и нервно хихикнула, немножко испугавшись. А еще ей захотелось потрогать это руками.

– Такой... твердый... – Она провела пальцем по Димкиному достоинству и испуганно отдернула руку. – Дима! Почему ты выбрал меня?

– Потому что у тебя трезвая голова. Ты можешь размышлять даже тогда, когда у меня, например, одни чувства. – Он усмехнулся. – Шучу!

Женя стукнула Димку кулачком в грудь.

Его мыльные руки стали ласкать ей спину, груди, живот... Когда его пальцы нежно, но требовательно проникали во внутреннюю часть бедер, девушка замирала от счастья. Теплая вода омывала их обоих, они были одно целое, и ей хотелось, чтобы это продолжалось вечно.

– Женечка! – услышала она жаркий шепот в самом ухе. – Если мы сейчас не уйдем ко мне в комнату, я съем тебя прямо здесь! Ты такая красивая! Ты такая желанная! Ты такая... Ты такая...

Слаще этих слов ей никто никогда ничего не говорил. Женька вся дрожала, пока Дима вытирал ее полотенцем. Потом он накинул на нее халат, присел на корточки и внезапно поцеловал в таком скромном месте, что ей стало дурно.

– Дима...

Боже мой, она и не предполагала, что ЭТО может быть настолько приятным! Каждая ее клеточка раскрылась и устремилась навстречу этому чувству. Вот если в такой момент оборвать эту связь, человек может погибнуть – в тот миг она не сомневалась в этом! Это как убить лебедя в полете. Двух лебедей, летящих крыло к крылу.

Они на цыпочках вышли из ванной. Халат был такой длинный, что девушке приходилось приподнимать его полы, чтобы не запнуться.

– Ой, одежду мою захвати! – шепнула Женя.

В квартире было тихо. Они на минутку замерли перед дверью Димкиной комнаты, прислушиваясь, но, кроме мерного жужжания холодильника, ничего не услышали. Юркнув в его комнату, бесшумно прикрыли за собой дверь и прижались к ней, прислушиваясь, как два затравленных зверька. Их сердечки стучали так громко, что Женя испугалась, как бы Инга Константиновна не услыхала этот звук. Димка поманил девушку к дивану. Той все еще было страшно. Она вся дрожала, но теперь эта дрожь не казалась ей такой томительно-приятной, какой была там, в ванной.

– Идем же!

Димины руки заползли Жене под халат. Он все настойчивей тянул ее к себе, а ее страх все не проходил.

– Что с тобой, Женька? У тебя зубы стучат! Трусиха ты моя...

Они сели на диван. Дима начал медленно стягивать с нее халат, когда дверь в комнату распахнулась и вспыхнул свет. На пороге стояла Инга Константиновна. На пальце у нее висело что-то белое. Женя присмотрелась и ахнула: это был ее лифчик...

Дима торопливо задернул халат и замер, щеки его запылали.

– И что сие значит? – От ледяного тона Диминой матери по телу девушки поползли липкие, холодные мурашки. Женьке захотелось вновь очутиться на лестнице: уж лучше сорваться с третьего этажа, чем разговаривать с этой мегерой! Она посильнее запахнула халат и посмотрела на Диму, ища поддержки в его взгляде, но парень внимательно изучал рисунок на ковре.

Инга Константиновна перестала размахивать предметом нижнего белья и швырнула его девушке на колени.

– Ну, и долго мы намерены молчать?

– Мама, – Дима наконец поднял глаза.

– Помолчи, я не с тобой разговариваю! – оборвала его Инга Константиновна, словно это был не ее родной сын.

Женя не понимала, что женщина хочет от нее услышать. И не знала, что лучше – так и сидеть на диване или встать и пойти в ванную переодеться.

– Ну и как тебе мой халатик? Нравится? – с сарказмом спросила Инга Константиновна. – Мечтаешь, что когда-нибудь сможешь носить его на законных правах? Не получится! И не надейся!

Евгения вдруг осознала, что Инга Константиновна стоит перед ними в таком же халате, как и тот, что был на ней самой. Только расцветка у них разная, на Жене – бирюзовый, а на ней – бутылочного цвета. И Инге Константиновне халат как раз по размеру.

– Мама, – вновь попытался что-то сказать Дима, но та опять оборвала его:

– Никогда не думала, что мой сын станет водить в дом кого ни попадя!

Женя подозревала, что Инга Константиновна ее не любит, но ей и в голову не приходило, что в этой женщине может таиться столько ненависти.

– Мама, не смей обижать... – начал Дима, но мать топнула ногой, и он вжал голову в плечи.

– Молчать!

Евгения вдруг подумала, что эта вот фурия должна стать ее свекровью. У девушки закружилась голова, и она словно сквозь вату услышала, как Дима пытается объяснить матери, почему Женя оказалась в их квартире. Он говорил о том, что она шла мимо их дома, поскользнулась, упала и разодрала ладошку. «Почему он не скажет, что просто любит меня? Почему он оправдывается перед матерью?!» – как в тумане подумала Женя.

Инга Константиновна отделилась от дверного косяка и подошла к девушке.

– Послушай меня, пигалица. Если ты умудришься забеременеть, то знай – я сама, лично и за руку, отведу тебя на аборт! А сейчас забирай свои шмотки и выметайся из моей квартиры. Жи-во! – последнее слово она выкрикнула так громко, что зазвенели хрустальные висюльки на люстре.

– Вы не понимаете, – проговорила Женя тихо. – Я ничего плохого не делала. А вы... вы не любите вашего родного сына! Иначе бы не говорили так!

Она сползла с дивана и, путаясь в полах халата, стала торопливо надевать белье. Больше всего ей хотелось, чтобы Димка выпроводил мать из комнаты. Но он стоял и молчал. Наконец Женя сбросила с себя халат и, схватив кофточку и юбку, выбежала из комнаты.

Трясущимися руками она закрылась в ванной, кое-как натянула на себя кофточку и юбку и чуть не сломала щеколду, которая никак не хотела открываться. Слезы капали из глаз, как она ни старалась их сдерживать.

Когда Женя пыталась открыть квартирный замок, Дима схватил ее за руку.

– Пусти меня, я не хочу больше оставаться в этом доме!

– Женя, успокойся! Подожди, я оденусь и провожу тебя. Ведь ночь на улице.

– Не надо! Я сама!

– Дмитрий! – услышала девушка ненавистный голос. – Никто не украдет твою пигалицу. Сама дошла досюда, сама и обратную дорогу найдет!

Женя выскочила в темноту подъезда, не желая больше слышать голоса ни Диминой матери, ни его самого. Уже сбегая по ступенькам, она поняла, что оставила кроссовки в комнате. Ногам было холодно, но она бежала и бежала, зная, что ни за что на свете не вернется больше в эту квартиру.

Девушка подбежала к акации, обняла дерево и, прижавшись щекой к шершавой коре, горько разрыдалась, уже не сдерживая себя.

После неудачного восхождения на пожарную лестницу прошло девять дней, и Женя более-менее успокоилась. Ей нужно было усиленно готовиться к сдаче экзаменов по математике, потом по физике и по химии, и обиды притупились. Она за это время даже простила Диму, только не знала, как можно с ним помириться. Боялась, что отпугнула его навсегда. Несколько раз пыталась позвонить ему, а когда слышала его голос, у нее не хватало смелости сказать хотя бы слово, и она нажимала на рычаг. Один раз к аппарату подошла Инга Константиновна, наверное, была дома в обеденный перерыв. Девушке стоило больших усилий не нагрубить ей, поэтому она, не искушая судьбу, поскорее бросила трубку.

Женя чувствовала себя никому не нужной, одинокой и брошенной и потому с радостью согласилась на предложение лучшей подруги Эльвиры устроить собственный маленький праздник по поводу прощания с детством. Элька планировала пригласить на праздник «чужих» мальчиков – ее знакомых по ансамблю.

– Женька, мы должны накормить их от пуза, – учила ее Элька. – Чтобы у них из ушей полезло! Мужчины любят поесть. Запомни это.

– А почему ты не хочешь наших пригласить? – спросила Женя.

– Вот еще! – засмеялась Элька. – Для наших мы – прежние школьные дурочки. Это детство может продолжаться вечно. Пора с этим кончать, пойми ты.

– А разве твои танцоры не считают тебя девочкой?

– Нет, конечно, – пожала плечами Эльвира. – Они не могут считать ребенком девушку, которую пять раз в неделю видят в неглиже. К тому же я никогда не говорила, сколько мне лет. Да и они сами давно не сопливые мальчики. Максим уже год как работает на заводе и учится на заочном. А Антон даже на два года его старше. Ой, Женька, я тебя с ними познакомлю! Это такие классные мужчины!

«Ну да, – подумала Женя, – знаем мы твоих мужчин».

Эльвира влюблена в Максима, сама рассказывала. Женя припомнила, что даже видела его мельком, когда за чем-то забегала к подруге. И сейчас у нее возникли серьезные подозрения, что Эля хочет свести закадычную подружку с этим Антоном. Судя по Элиным словам, он был почти на четыре года старше их. Четыре года – это же такая пропасть!

Сначала Женя решительно отказалась от предложения подруги. Элька на нее дулась, грозила, что позовет других девчонок, что любая из их класса будет рада познакомиться с Антоном, что Женька полная дура и ничего не понимает в жизни. Но потом Женю вдруг разобрало любопытство. Абсолютно уверенная, что никого никогда не полюбит так, как любила Диму, девушка все же хотела вкусить горького плода измены. «Пусть Димочка на себе прочувствует, что это такое – отогнать от себя почти законную жену...»

– Он правда красивый, этот твой Антон? – спросила она.

– Не то слово! – пискнула Элька, обрадованная, что подруга пошла на компромисс. – Это не мужчина, а клад! Солист. Баритон. И просто очень обходительный и галантный мужчина. Сейчас таких нигде не дают, я тебе честно скажу!

– Что ж ты сама его не прибрала? – усмехнулась Женя.

Подруга картинно закатила глаза:

– Мое сердце уже отдано другому.

– Максиму?

– Ой, Жень, ну какая же ты дура! Разве об этом спрашивают? И вообще... сейчас надо не об этом думать. Чем мы украсим стол – вот о чем надо думать!

В предвкушении праздника подруги развили кипучую деятельность. Перво-наперво они запаслись всевозможными рецептами. Эля выудила из шкафа древнюю кулинарную книгу издания шестидесятых годов с забавными фотографиями, а Женя «раскулачила» свою маму, заполучив от нее ветхую тетрадь с очень обнадеживающим названием «Кремлевские башни». В наполеоновские планы устроителей праздника входило изготовление не менее дюжины тортов и кучи заварных пирожных, а потом – испытание всех этих яств на родственниках. Столь грандиозные намерения потребовали от девушек полной отдачи, поэтому они договорились встретиться с самого утра, чтобы все успеть. Тем более что торты они собирались печь впервые в жизни.

Элька еще спала, когда Женя пришла к ней с тяжеленной сумкой.

– Ты знаешь, – сонно сказала Эля, встречая подругу в дверях, – я слышала будильник, но сейчас мне кажется, что это был не будильник, а твой звонок... Ты сколько раз звонила?

– Да я узвонилась вся, пока ты мне открыла! – возмутилась Женя.

– Значит, так оно и есть, это был не будильник, – улыбнулась Элька, с трудом открывая второй глаз. – Я сейчас...

Она ушла в туалет, а Евгения стала выкладывать из сумки принесенные продукты. По просьбе подруги она принесла тяжелую чугунную сковороду, в которой пекутся манники, двухкилограммовый пакет муки, килограмм черешен, клубнику и яблоки и еще всякие мелочи, которые, как Женя решила, должны были пригодиться в освоении кулинарного искусства.

– Ты уже завтракала? Давай перекусим вместе, – предложила Элька, – мама вчера оладушек напекла. Я люблю их с малиновым вареньем.

За оладушками девушки просидели ровно час. Опять зашел разговор о танцорах из ансамбля, а это у Эльки была самая любимая тема. Она мечтала стать эстрадной певицей, крутить попой на экране телевизора, правда, она и в «какой-нибудь институт» тоже собиралась поступить, говорила, что диплом в жизни любому пригодится.

Как поняла Женя, Эля действительно очень хотела познакомить ее с Антоном, теперь она не скрывала этого, а говорила открытым текстом:

– Дался тебе Димка! Ну, красивый. Ну, высокий. А Антон, между прочим, на физфаке учится. Твой Димка ему и в подметки не годится. А какой у него голос! Ты только услышишь его бархатный баритон – тут же влюбишься по самые уши. И кто знает, может, он в Москву поедет, в консерваторию поступать. И ты с ним. Круто, правда? Жаль, мой Максим не поет, танцует только, но зато как танцует! По этой линии тоже можно до Москвы добраться...

Женя сделала вид, что соглашается с мнением подруги. А Эльке нравилось чувствовать себя вершителем чужих судеб, она начала рисовать просто обалденные картины будущего:

– Мужчина он хоть куда. Мечта любой женщины. К тому же я уверена – в Москве он не пропадет, он очень талантливый и, что еще важней, – настойчивый. И папа ему поможет, он у него знаешь кто?..

– А любовь? – наивно спросила Женя, перебив подругу. Про папу Антона ей было совсем не интересно слушать.

– И любовь придет, – заверила ее подружка. – Ты что же, думаешь, любовь зарождается только в этих детских соплях? Ах, ах! Поцеловались и зарделись... Знаешь, как я полюбила своего Максима?

– Как? – спросила Женя жадно.

– Он мне врезал в глаз, и я влюбилась.

Женька присвистнула:

– Врешь! Так не бывает.

– Бывает, бывает, еще как бывает! У меня был такой синячище! – Элька захохотала, глядя на ошарашенную физиономию подруги. – Я давно хотела рассказать тебе эту историю. В общем, дело было так. Мы пели уже полгода, не обращая друг на друга никакого внимания. Правда, он мне потом сознался, что начал присматриваться ко мне с первого дня, как я появилась в ансамбле, но я в это не верю. В общем, пели мы, танцевали, а одним прекрасным днем он ка-а-ак врежет мне локтем в глаз! Нечаянно, конечно... Ой, как я ревела тогда, ты бы видела. Но не от боли, а от обиды, что все вокруг смотрят и смеются. А еще мне как-то неловко было, ведь Макс не хотел меня стукнуть, я сама подлезла под руку. Ну, это не важно... В общем, там возня была, мы делили коробку немецких конфет... Кому-то из Берлина привезли... Ну, ты знаешь, как это бывает. Смех, шутки, руки мальчиков вроде нечаянно трогают тебя в разных местах... Конфет на всех девчонок не хватало, а мне очень хотелось попробовать, и я подлезла. Ну, тут мне и попало.

– Это совсем другое дело, – выдохнула Женя облегченно. – Он же не специально тебе в глаз заехал.

– Ну да, это существенный момент, – согласилась Элька. – Но еще существенней было то, что последовало после этого. Максим подхватил меня. Мне даже показалось, что он обнял меня. Нежно так. Совсем нежно. Я до этого ничего подобного никогда не испытывала, и какая-то волна поднялась в груди. Ну, тебе не понять... А он поцеловал мой мокрый глаз и просто извинился. И тут все загалдели, довольные этим представлением, а одна из девчонок – я до сих пор это помню – прошептала с завистью: «Очччень галантное извинение!»

Женя вздохнула:

– Ты его по-настоящему любишь?

– Конечно.

– Тогда поймешь, почему я не хочу променять Диму на Антона.

Элька замерла. Оладушка так и осталась у нее в руке, неукушенная.

– Ладно, – сказала она наконец, – не будем об этом. Посидим, повеселимся. Ты присмотришься. Сердцу ведь не прикажешь. Может, ты сама забудешь своего Димку, а может, и нет. Но я вот что тебе скажу. Мой Максим ни разу не поступал со мной так, как с тобой Димка.

– А как Димка? – В голосе Жени появился вызов.

– Ну как. Я же вижу, не слепая. Встречались, встречались, и вдруг – как чужие. Раньше тебя дома нельзя было застать, а сейчас сидишь, как медведица в берлоге. Скучаешь. Лица нет.

Женя подумала, что подруга права. Горе от посторонних глаз не скроешь. Вот и мама тоже все спрашивает: «А что ты не гуляешь, все учишься, учишься... На тебя не похоже, дочка». А она и не учится вовсе. Больше в окно смотрит или непонятных зверей рисует.

Чтобы закончить этот неприятный разговор, Женя отодвинула вазочку с вареньем и встала из-за стола.

– Так мы с тобой ничего не успеем. Вечером придут твои родители и вытурят нас из кухни. И потом, не забывай, троллейбусы рано прекращают ходить, я могу опоздать.

– Чепуха, – ответила Элька, – мама будет только рада не появляться на кухне. Надо только папика накормить вкусно, и проблема будет решена. Я думаю, от «Трухлявого пенька» он не откажется. Знаешь, какой он сладкоежка! Мужчины все сладкоежки, только прикидываются, что не любят сладкого. Еще как любят! А если не успеем, ты можешь заночевать у нас. Не маленькая уже. Только маме позвони.

– Это идея! – обрадовалась Женя, мысль переночевать у подружки ей очень понравилась. – А у тебя есть где спать?

– Вместе будем спать. У меня кровать знаешь какая широкая!

– Но...

– Никаких «но» не принимается! Ты же не хочешь заставить меня спать на полу?

– Я сама могу на полу...

– Не принимается. Половая жизнь до добра не доводит!

Элька захохотала, довольная своей шуткой. Евгения подхватила этот смех, и ее грусть окончательно развеялась.

– Тогда приступаем к великим делам? – спросила она весело.

– Приступаем! Ты пока иди звони, а я начну заводить тесто.

Тот день был для Жени днем интереснейших открытий. Она узнала, что тесто хорошо приклеивается к столу и плохо отлипает; что вкусное варенье в духовке иногда превращается в коричневую пригоревшую гадость; что муки иногда бывает недостаточно, а иногда – непоправимо много, и разница между этими двумя иногдами – одно неловкое движение. Но самым важным для Женьки было то, что она неожиданно узнала свою подругу с другой стороны. Элька, свистушка Элька, и вилки в доме никогда не помывшая, упоенно стряпала и казалась совершенно счастливым человеком; и это ее преображение было на сто процентов связано с Максимом. Раньше Женя думала, что не бывает счастливых пар. Ведь даже ее отношения с Димой, которые она считала идеальными, со стороны не казались такими уж безупречными. А Элька... Она просто светилась вся! Открыв подруге свой секрет, она уже не таилась и рассказывала все в самых мельчайших подробностях, ничего не стесняясь. В ходе этих трогательных бесед они сожгли пару коржей и усыпали сахаром весь пол.

На дюжину тортов, конечно, девушек не хватило. Они испекли только один, имевший более-менее аппетитный вид, – «Трухлявый пенек», а всех уродцев съели тут же, вместе с остатками черешни, чтобы никто из посторонних не увидел их позора. Пирожные сделать тоже не успели. Решили наверстать это в следующий раз. Торт забрал все их силы. Элькиным родителям пришлось долго ждать ужина, но зато, когда дочь выставила на стол кулинарный шедевр, сколько восторженных отзывов услышали девушки!

Подруги хоть и валились с ног от усталости, но были так возбуждены, что долго не могли уснуть, шепчась о своих тайнах. Тогда-то Женя и рассказала Эльке про пожарную лестницу и про скандал, устроенный Ингой Константиновной. Элька только охала и ахала, а потом сочувственно сказала, что не хотела бы иметь такую свекровь. Мать Максима, по Элькиным словам, была не такой. Она была доброй и бескорыстной и очень любила Эльку. И это еще раз подтверждало Женькину мысль о людях, идеально подходящих друг другу.

– Завидую я тебе, – сказала Евгения. – Ты такая счастливая.

– У тебя тоже все будет, – заверила подруга. – Слушай, Женька, а ведь ты эту ночь спишь на новом месте! Знаешь, есть такое гадание – «ложусь на новом месте, приснись, жених, невесте». А вдруг тебе в эту ночь приснится Антон?

– Ты с ума сошла! – испугалась Женя. – Как он может мне присниться, если я его никогда не видела?

– Вот во сне и увидишь... – хихикнула Эля.

Женя уснула незаметно для самой себя. Ей и правда приснился сон – будто лежит она на колокольчиковой поляне, вокруг ни души, только птицы поют, и так хорошо, что хочется провести там всю оставшуюся жизнь. Но вдруг в небе блеснула молния, девушка села, огляделась вокруг – лес исчез, и колокольчиков на том месте, где она сидит, уже нет, вместо них небольшой пятачок вокруг нее покрывают подорожники, свечки которых утыканы колючками, как у кактусов, а дальше, насколько хватает глаз, расстилается каменистая пустыня. И вдруг Женя замечает неясную фигуру в красном, которая плывет к ней. Женя закричала – и проснулась.

Эльвира тоже подскочила и испуганно посмотрела на нее:

– Ты чего орешь?

– Мне приснился странный сон.

Подруга вздохнула:

– Интересно, который час?

Девушки одновременно глянули в окно – край солнца только-только показался над горизонтом. Было еще очень рано.

– Может, дальше спать будем? – предложила Женя.

– Уже не хочется, – поморщилась Эльвира. – Расскажи, что тебе приснилось.

Женя, зябко ежась, пересказала ей сон, но о красной фигуре все же умолчала. В детстве ее часто мучили кошмары, в которых всегда присутствовал человек в красной одежде, и сейчас ей не хотелось лишний раз вспоминать об этом.

Элька покачала головой:

– Знать бы точно, что это может обозначать... Знаешь, Жень, мне кажется, сон предвещает тебе несчастливую жизнь с Димкой.

– Да при чем тут Димка? – вспыхнула Женя. – Димка мне не снился.

И неожиданно расплакалась.

Женя пыталась готовиться к экзамену по литературе. Экзамен был простой – сочинение, да еще учительница облегчила им задачу, сказав «по секрету», что будет тема по «Тихому Дону» Шолохова; но все это не помогало девушке сосредоточиться. «Надо прочитать хотя бы пару готовых сочинений, потому что такую толстую книжку я за эти дни не прочитаю, – полагала Женя. – Я смотрела фильм, и этого достаточно. Кажется, там главный герой Григорий Мелехов. Он сражался с коммунистами. Ох... И зачем сейчас задают такие темы? Те времена уже давно прошли, война отгремела, в России победил капитализм...»

В общем, читать девушке не хотелось. Женя смотрела в окно и думала о Диме: «Вот бы взять и забыть, что восемнадцатого июня у него день рождения! Как было бы хорошо! Интересно, он будет отмечать день рождения сразу после экзамена или отложит на субботу? Вряд ли отложит. Дома – Инга Константиновна со своими нравоучениями. Скорее всего, они пойдут в кафе. Пригласит ли? Вспомнит ли?» – Женя тряхнула головой, волосы рассыпались по плечам.

В эту секунду звякнул дверной звонок. Девушка подскочила как ужаленная. Услышала, как мама заворчала на кухне – ей не хотелось идти открывать. Но мама все равно пойдет, потому что «доча должна заниматься и ни на что не отвлекаться». Вот ее тапки зашлепали в коридорчике от кухни к прихожей. Вдруг Женькино сердце заколотилось радостно и облегченно. Это Дима! Так – робко, одиночным – звонил только он!

Девушка оказалась у двери быстрее матери.

– Женечка, – сказала та недовольно, – я открою. Ты занимайся.

– Мама!

Женя не сумела скрыть счастливой улыбки. Надежда Петровна удивилась:

– Ты договорилась о встрече сегодня?

Дочь замотала головой, потом подтянулась на цыпочках и заглянула в дверной глазок. Там за дверью было что-то непонятное, какой-то мрак с красными пятнами. На лице у девушки отразился испуг, и Надежда Петровна спросила:

– Кто это? – Потом, уже громче, в дверь: – Кто там?

С той стороны кашлянули. То ли дедушка какой, то ли шутник просто... Женькино сердце забилось еще сильней, и она распахнула дверь...

Розы! Огромная охапка роз – сто штук, тысяча, миллион! – медленно вплыла в квартиру. Потом из-за этого куста выглянула хитрая Димина физиономия.

– Осторожно, они колючие... – сказал Дима и вежливо поздоровался с Надеждой Петровной.

– Ты ненормальный, ты мешаешь моей дочери готовиться к экзамену. Ах, какие розы! Просто обалденные розы!.. Но они же стоят больших денег... – немного осуждающе произнесла мать. – Ну ладно, я сейчас поставлю чайник.

Женя смотрела в Димины глаза и не могла от них оторваться. «Любимый мой Димочка! Он пришел! Он не забыл меня!»

– Ты сердишься на меня? – спросил Дима. – Понимаешь, моей маме очень трудно возражать...

– Ты сошел с ума! Это сколько ж денег ты выложил? – прошептала Женя, повторяя мамину мысль и прижимаясь к нему всем телом.

– Я не считал... Женька моя... Сладкая... Ты не обижаешься...

Розы выпали из его рук.

Надежда Петровна вышла из кухни и, многозначительно кашлянув, сообщила, что сходит в булочную за тортом. Она накинула на голову платок, взяла сумку и, пройдя на цыпочках усыпанный цветами пол, быстро юркнула за дверь.

– Я все это время думал о тебе, Женя... – Дима обнял девушку еще крепче.

Его руки жадно гладили ее тело, и Женя так же жадно прижималась к Диме.

– Какой ты хороший! – шептала девушка. – Какой ты хороший!

– Мы больше никогда не будем ссориться, – пообещал Дима.

– Никогда!

Вскоре вернулась Надежда Петровна и заставила влюбленных собрать цветы. Ваза в доме была всего одна, в нее и поставили самые крупные розы. А остальные пришлось расставить по бутылкам, даже одну трехлитровую банку задействовали. Когда вся эта красота оказалась расставленной по разным столам и углам, квартира превратилась в благоухающий сад.

– Все же красиво! – цокнула языком Надежда Петровна. – Хоть и дорого. Ну ладно, Женечка, уже вечер, не занимайся сегодня, отдохни. Пойдемте чай пить с тортом. Сейчас и отец подойдет. Я видела его. Он за сигаретами пошел.

– Мама, а давай поставим стол в комнате, – предложила Женя. Кухня у них, как и в любой «хрущевке», была крошечная, и девушка не представляла, как все там разместятся.

Стол выдвинули на середину комнаты и застелили его белой скатертью. В центре стола поставили огромный букет с розами.

– Прям как свадьбу играем... – сказала Надежда Петровна, усмехнувшись.

Женя взглянула на Димку, который весело подмигнул девушке.

Когда расставили чашки и разлили чай, пришел отец.

– У-у, как у вас тут уютно! – воскликнул он удивленно. – Можно к вам? А по какому поводу праздник, можно узнать?

– Дима к нам пришел, – объяснила Женя просто.

Николай Васильевич с пониманием улыбнулся. Он поздоровался с Димой за руку и сел за стол.

– Значит, скоро выпускаетесь, голуби? – спросил он, прищурившись. – Куда думаешь направить свои силы? – Этот вопрос был адресован Диме.

– Военным хочу стать, – ответил Дима. – В училище буду поступать. На связиста.

– А почему на связиста? – удивился Николай Васильевич. – Электроникой увлекаешься?

– Да нет... – Дима задумался. – Мне нравится военная форма, но убивать... это как-то не по мне. А связисты, они ведь не стреляют. Поэтому, наверно...

– Ну-ну, – сказал Николай Васильевич.