- Магистр! Вы? Какими судьбами?
      Да, передо мной стоял Магистр Рассеянных Наук собственной персоной. Все в том же свитере и коротких штанишках, на ногах гольфы и бутсы. Синий берет лихо сдвинут набок, рыжая борода от уха до уха, зато усов - никаких. И в руках плетеная корзина, покрытая клеенкой. Все, как год назад.
      Я провел дорогого гостя в комнату, - где он был тотчас же узнан и встречен бурным ликованием.
      Магистр очень смутился.
      - Простите, - сказал он, - я, кажется, не туда попал... Со мной это бывает. Впрочем, лицо ваше мне знакомо...
      - Еще бы! - воскликнул я. - Ведь вы у меня уже были. В то утро, когда отправились в путешествие.
      - Помню, помню! - обрадовался Магистр и крепко пожал мою руку. - Простите, я, вероятно, не вовремя. Вы о чем-то беседуете...
      - Мы обсуждаем последнюю главу вашей диссертации, - сказал я торжественно.
      - Моей диссертации?! Но у меня нет никакой диссертации. Я еще только собираюсь ее писать. Об этом я уже сообщил в один научный институт. Но мое письмо почему-то вернулось ко мне обратно.
      - Любопытно! - улыбнулся я. - Вы не писали никакой диссертации, между тем вот она, на столе. Видите?
      Магистр изумленно перелистал рукопись:
      - Послушайте, как это к вам попало?
      - ЭТО мне прислали из института на отзыв.
      - Странно. - Магистр потер лоб. - Я, помнится, отправил рукопись на свой домашний адрес. Как же она попала в институт? Наверное, на почте все перепутали! К тому же это вовсе не диссертация, а путевой дневник. И то лишь первая часть...
      - Ура! - закричал Сева. - Значит, есть и вторая!
      Магистр тяжело вздохнул:
      - Если есть первая, то должна быть и вторая, но... она утонула вместе с моим рюкзаком, когда мы пересекали пустыню Гоби.
      - Утонула в пустыне? - засмеялся Нулик. - Это ужасно!
      - Ничего смешного, - строго сказал Магистр. - Рюкзак уронила в воду Единичка.
      - Единичка?! - Ребята даже в ладоши захлопали от радости. - Значит, вы все-таки ее нашли?
      - А она никуда не пропадала, - ответил Магистр. - Просто во время карнавала произошел взрыв, и пыль попала мне в глаза. Вот я ничего и не видел. А Единичка была рядом...
      - А нашли вы наконец ее папу Минуса? - поинтересовалась Таня.
      - Что за вопрос! Кто ищет, тот всегда найдет. Оказывается, мы с этим папой все время гонялись друг за другом, но двигались в прямо противоположные стороны: я на запад, а он на восток. Но, как известно, Земля круглая, и в один прекрасный день мы неожиданно стукнулись лбами. Потрогайте, какая у меня на лбу шишка... Нет-нет, не эта. Сюда меня ударил плот, а чуть повыше - папа Минус... Он очень благодарил меня за заботу о Единичке. Ведь если бы не я... Но не будем об этом. Скажите лучше, что заинтересовало вас и ваших друзей в моей рукописи?
      - Прежде всего ваши обширные познания во всех областях, - сказал я, особенно в математике. Магистр так и вспыхнул от удовольствия:
      - Ах, не смущайте меня... Я это и сам знаю.
      - И все же, - продолжал я, - у нас есть к вам ряд серьезных вопросов. Может быть, вы на них ответите?
      - Разъяснять и уточнять - моя специальность! - поклонился Магистр. - Я вас слушаю.
      - Вот вы написали, что Тур Хейердал - знаменитый датский путешественник, запинаясь, сказала Таня.
      - Я? Я так написал? Не может быть! Всем известно, что Хейердал - швед.
      - А может быть, норвежец? - мягко поправил Олег.
      - Вот именно. Вы меня поняли с полуслова.
      - Но дальше... дальше вы написали, что знаменитый мореплаватель отправился на своем плоту в Полиномию. Не лучше ли было сказать - в Полинезию? улыбнулся Сева.
      - Ну, это уж мелочь! - поморщился Магистр. - Какая разница: ...номия... незия... Главное - поли. Кстати, Полиномия мне больше по душе. Ведь полином в математике означает многочлен. Почти архипелаг.
      - Ну что ж, - вежливо согласилась Таня, - называйте Полинезию Полиномией. В конце концов, о вкусах не спорят. Меня интересует другой вопрос: где же все-таки находится центр тяжести треугольника? Вы утверждаете, что он в точке пересечения биссектрис, а мы-то думали, что центр тяжести треугольника в точке пересечения его медиан.
      - Вы так думали? - переспросил Магистр. - Ну, тогда я не возражаю. И вообще дело не в названии, а в существе.
      - Но от этого "существа" вы существенно пострадали, - хихикнул Нулик. Треугольный плот ударил вас по голове.
      - К счастью, тупым углом, - успокоил его Магистр. - Впрочем, когда ударяешься головой об угол, тут уж некогда вычислять, сколько в этом угле градусов.
      - Конечно, конечно, - согласился Сева. - При этом и муссоны с саваннами не трудно спутать.
      Магистр возмущенно замахал руками:
      - Ну нет! Этого я ни при каких обстоятельствах не забуду! Муссоны - это лесостепи... в тропических странах...
      - Лесостепи - это как раз саванны, - возразил Сева.
      - А я что говорю? - удивился Магистр. - Саванны - это лесостепи, а муссоны - ветры, которые все время меняют направление.
      - Не все время, а только два раза в год, - уточнил Олег. - Летом муссоны дуют с океана, зимою - с суши.
      Магистр посмотрел на меня озадаченно:
      - Не кажется ли вам, что это несколько неудобно? Школьники поправляют Магистра!
      - Не только школьники, - сказал я, многозначительно улыбаясь, - но и школьницы. Я это к тому говорю, что вы, помнится, весьма недоверчиво относитесь к женщинам-математикам.
      - Ах, не вспоминайте об этом, - смутился Магистр. - То было какое-то непонятное заблуждение.
      - От имени женщин охотно прощаю вас, - сказала Таня. - Ведь вы так мило признаете свои ошибки!
      - Ах так? Вы меня прощаете? В таком случае, я признаюсь вам еще кое в чем. - Магистр понизил голос. - Только пусть это останется между нами. Видите ли, я так до сих пори не понял, кто были те женщины, с которыми я познакомился на карнавале.
      Мы не оставили Магистра в неведении, и очень скоро, благодаря нашим объединенным усилиям, он узнал, что первой в истории женщиной-математиком была Ипатия, дочь весьма известного математика Теона. Жила Ипатия в Александрии в IV-V веках нашей эры. То была очень красивая, обаятельная и широко образованная женщина. В школе неоплатоников (последователей философа Платона) Ипатия преподавала математику, астрономию и философию. Она была прекраснымлектором и славилась красноречием. Кроме того, Ипатия была талантливой писательницей и к тому же деятельно участвовала в общественной жизни своего государства. В обществе ученых мужей она держалась как равная, с большим достоинством. Удивительная женщина! И кто бы мог подумать, что ее ожидал такой ужасный конец! Дело в том, что Ипатия была язычницей, и это навлекло на нее гнев христиан. Однажды, когда она возвращалась домой, разъяренная толпа по наущению епископа Кирилла напала на нее. Ипатию вытащили из повозки и растерзали...
      При этом известии Магистр ужасно расстроился. У него даже слезы выступили на глазах, и я поспешно перевел разговор с Ипатии на Софи Жермен.
      Софи жила на четырнадцать веков позже Ипатии, во Франции. Уже в юные годы она заинтересовалась математикой. Чтобы изучить труды великого Ньютона, написанные на латинском языке, Софи в совершенстве изучила этот древний язык.
      - Ага! - воскликнул Магистр. - Так вот почему она приветствовала меня по-латыни!
      Наставниками Софи Жермен в математике были многие известные ученые того времени и в первую очередь - великий французский математик Жозеф Луи Лагранж.
      Софи Жермен интересовали самые разные вопросы, касающиеся и математики и механики. А прославилась она главным образом тем, что разработала теорию изгиба пластинок.
      - Надеюсь, не патефонных? - озабоченно спросил Магистр.
      Все расхохотались.
      - Что вы, Магистр! - воскликнул я. - Ведь при Софи Жермен о патефонах и речи не было! Однако и патефонные пластинки можно рассчитывать на прочность по формулам Софи Жермен. И всякий, познакомившись с этими формулами, сразу поймет, что садиться на пластинки очень рискованно... Кстати, за труд о пластинках Софи Жермен получила премию Французской Академии наук.
      - Замечательная женщина! - умилился Магистр.
      - Совершенно с вами согласен, - поклонился я. - Учтите, что она была не только талантливым ученым, но и превосходным, отзывчивым человеком. Когда друг ее, знаменитый немецкий математик Карл Фридрих Гаусс, очутился в затруднительном материальном положении, Софи Жермен собрала нужную сумму денег и спасла его от разорения.
      - А я даже не поблагодарил ее за это! - огорчился Магистр. - Ведь великий Гаусс - мой коллега... Однако что же было дальше?
      - Дальше? Дальше вы очутились в гостях у нашей прославленной соотечественницы Софьи Васильевны Ковалевской. Как известно, Софья Васильевна родилась в Москве, но детство провела в имении отца, генерала Корвина-Круковского, в селе Палибино, Витебской губернии.
      - Несчастный генерал, - вздохнул Магистр. - Нуждался, вероятно, бедняга!
      - Почему вы так думаете? - удивился я.
      - Как "почему"? Ведь у него даже не было денег, чтобы оклеить детскую комнату обоями! Иначе, зачем бы он пустил вход учебник математики?
      - Уверяю вас, бедность здесь ни при чем, - возразила Таня. - А математические обои сыграли огромную роль в жизни маленькой Софьи.
      - Читая ежедневно свою "стенгазету", она изучила высшую математику, добавил Олег. - Ведь это были лекции крупнейшего русского математика профессора Остроградского.
      - Скажите какая одаренная девочка! Сама разобралась в лекциях Остроградского! - сказал Магистр, растроганно покачивая головой.
      - И все же, несмотря на всю свою одаренность, поступить в университет Ковалевская не смогла, - продолжал я. - Ведь в царской России женщины туда не допускались. И вот девятнадцатилетняя девушка покидает родину. Она едет учиться за границу, к замечательному математику Карлу Теодору Вильгельму Вейерштрассу.
      Вейерштрасс принял ее недоверчиво. (При этих словах Магистр смущенно заерзал на стуле. "Что делать, - успокоил я его, - ведь и великим людям свойственно ошибаться!") Желая отделаться от Ковалевской, знаменитый ученый предложил ей решить несколько труднейших математических задач, которые и законченным-то математикам не всегда под силу.
      - И она с ними справилась? - спросил с надеждой Магистр.
      - Блестяще справилась! Тогда Вейерштрасс согласился стать ее учителем, и ему не пришлось в этом раскаиваться. Софья Васильевна стала известным профессором математики. Правда, не в России, а на чужбине - в столице Швеции, Стокгольме.
      - Ковалевская, как и Софи Жермен, тоже была удостоена премии Французской Академии наук, - напомнил мне Олег.
      - Да, да, и, ввиду большой ценности представленной ею работы, премия даже была увеличена. А через год Ковалевская получила еще одну премию, на этот раз Шведской Академии наук... А вы говорите, женщины и математика - две вещи несовместные...
      - Конечно, это было безответственное утверждение! - признался Магистр. Но согласитесь сами, разве нестранно, когда солидная женщина все время вертит над головой какой-то шарик на ниточке?
      - Но в этом шарике все дело! - воскликнул я. - Софья Васильевна как раз за то и получила обе премии, что исследовала вращение твердого тела вокруг неподвижной точки! Магистр задумался.
      - Так, так, так... Допустим... Ну, а роман? Роман, который она мне подарила с такой трогательной надписью? Разве солидный математик станет писать романы?
      - Но что же в этом плохого? - спросил Сева. - Ковалевская была разносторонним человеком. Помимо математических трактатов она писала повести, романы, пьесы...
      - Хорошо, хорошо! - замахал руками Магистр. - Вы меня убедили: я познакомился с тремя замечательными женщинами-математиками. Но четвертая... как ее...Гортензия. Она-то уж наверняка никакого отношения к математике не имеет!
      Вынужден вам возразить, - сказал я. - Гортензия Леппо была первоклассным вычислителем. Ее имя навсегда связано с кометой Галлея.
      Магистр расхохотался:
      - А я-то думал, что в приветствие вкралась опечатка и что телеграмма не от Галлея, а от Галилея.
      - Никакой опечатки! - заверил я. - Эдмунд Галлей, близкий друг Ньютона, вычислил орбиту кометы, которая появилась в 1682 году. И комета эта справедливо названа его именем. Оказалось, что это та самая комета, которую астрономы наблюдали еще в 240 году до нашей эры. Вскоре после Галлея французскому астроному и математику Алексису Клоду Клеро удалось вычислить период обращения этой кометы. Оказалось, что она должна возвращаться к нам через каждые 76 лет...
      - Все это очень интересно, но при чем здесь Гортензия? - упорствовал Магистр.
      - Она-то и принимала самое горячее участие в этих вычислениях. И труды ее не пропали даром. В 1759 году, как и было вычислено, комета Галлея снова появилась на небе, таща за собой огромный газовый хвост. А в 1910 году я видел комету Галлея сам. Теперь ее следует ожидать в 1986 году.
      Магистр всплеснул руками:
      - Так вот что означали огненные цифры 1986! Благодарю, тысячу девятьсот восемьдесят шесть раз благодарю вас! Теперь мне все ясно.
      - Простите, Магистр, - вмешалась Таня, - но ясно вам еще не все. Вы решили, что Гортензии дали имя цветка, а было наоборот. Через некоторое время после того как на небе появилась комета Галлея, из Японии в Париж привезли невиданной красоты безымянный цветок. И ученые Парижа решили назвать его гортензией в честь вычислительницы.
      - Вот теперь действительно все, - закончил я.
      - Спасибо, спасибо вам, дорогой коллега, за исчерпывающие разъяснения.
      Магистр низко поклонился. Я протестующе поднял руку и указал на ребят:
      - В первую очередь поблагодарите ваших юных оппонентов.
      - Само собой разумеется! - поспешно согласился Магистр. - Дорогие друзья, приношу вам мою самую глубокую признательность. Я знаю, как дорога школьникам каждая минута, а вы все же нашли время для изучения моей рукописи... - Тут он взглянул на часы и заторопился: - Боже мой! Мои часы снова остановились. И я, вероятно, опаздываю.
      - Куда, если не секрет? - спросила Таня (как всякая девочка, она любопытна).
      - От друзей у меня секретов нет. Видите ли, мы отправляемся в новое необыкновенное путешествие. Не буду сейчас уточнять маршрут, но обещаю присылать с дороги самые подробные письма.
      - Постойте, постойте! - закричал Нулик. - Вы сказали "мы отправляемся". Значит, вы едете не один?
      - Ну конечно же, с Единичкой! Мы так привязались друг к другу! И папа Минус тоже очень рад, что его дочь будет под моим присмотром. Да! Чуть не забыл. Надеюсь, на этот раз вы не откажетесь взять на себя временные заботы о моем котенке? Чудный котенок! Подумайте, он уже говорит "мяу". Вот, прошу вас, Мяу в этой корзине.
      Нулик приподнял клеенку, покрывавшую корзину, и засмеялся:
      - Но это же щенок!
      - Не может быть! Тогда я мигом сбегаю за котенком. Впрочем, какая вам разница? Возьмите щенка! Берете?
      - Берем, берем! - закричали ребята хором и тотчас же завладели корзиной и ее содержимым.
      Магистр просиял:
      - Ну и отлично! А сейчас я должен спешить. Счастливого пути! То есть, я хочу сказать, счастливо оставаться! Ждите моих писем. Даю вам слово Магистра, что теперь я буду чрезвычайно внимателен. С добрым утром, друзья! То есть спокойной ночи!
      Мы проводили Магистра до двери, помахали ему на прощание платками. А потом возвратились в комнату и долго молчали...
      - Ничего не поделаешь, - сказал наконец президент. - Последнее заседание КРМ объявляю закрытым.
      - Не последнее, а очередное, - поправил Олег. А он редко ошибается...
      Москва, 1967