Между прочим, эсеры достигли бы еще больших успехов в достижении своих революционных целей, если бы и их не поразила та же глупость, что и русских царей, начиная от Николая I, – эсеры создали собственную спецслужбу для борьбы с агентами Охранного отделения в своих рядах. А поскольку своим террором они запугали не только царских чиновников, но и буржуазию, то в деньгах они недостатка не испытывали. Поэтому спецслужба эсеров под руководством В. Бурцева купила нужных сотрудников Охранного отделения так же легко, как и американцы 80 лет спустя купили дрянь, типа Калугина, в КГБ. И хотя Азеф в охранке был тщательно засекречен, Бурцев его в конце-концов вскрыл. И нет бы это дело решить тихо и продолжать использовать для дела революции Охранное отделение, так Бурцев раскудахтался на весь свет о победе своей спецслужбы! В результате в 1908 г. Азеф вынужден был уйти из партии. И одновременно резко пошло на спад и революционное движение России. Сейчас это объясняют усталостью масс. Может быть, но, согласитесь, потеря такого союзника, как Охранное отделение, тоже ведь что-то значит.
      Спецслужба и ее агенты: кто кого?
      Практически во всей литературе о спецслужбах их работники предстают в виде этаких храбрых интеллектуалов, которые ведут и выигрывают «игру» с противостоящими им и совершенно не играющими преступниками. Это естественно, поскольку данные о тайных операциях поступают в открытую печать от спецслужб, и эти, данные рекламно препарированы. Однако если рассматривать даже наиболее известные операции без ангажированности, то далеко не всегда можно с уверенностью сказать, что спецслужбы переиграли преступников, чаще всего приходится констатировать все тот же обоюдный интерес, безусловно, грязный со стороны участвующей в деле спецслужбы.
      Возьмем, к примеру, убийство Кирова, одного из наиболее умных и энергичных государственных деятелей СССР. Этот теракт следует рассмотреть несколько подробнее, поскольку от Хрущева идет инсинуация, что это, дескать, Сталин приказал убить своего конкурента Кирова, чтобы, свалив на них вину, разгромить в Ленинградской парторганизации сторонников Зиновьева, своего политического оппонента. То есть, по этой версии НКВД якобы действовал не самостоятельно, а по приказу сверху.
      Историк Ю. Жуков достаточно подробно процитировал документы уголовного дела об убийстве С.М. Кирова, и надо сказать, что ни зиновьевцы в Ленинграде, ни НКВД не выглядят в этом деле невиновными.
      Во-первых, о зиновьевских кадрах в партии. Убийца Кирова Леонид Николаев, 1904 года рождения, еще до революции потерял отца, мелкого кустаря, и воспитывался матерью, уборщицей трамвайного парка. Работал мелким партийным функционером, переходя с работы на работу, сменил до 1934 года место службы 12 раз, апофеозом его карьеры на 1934 год была должность разъездного инструктора областного отдела истории партии, т. е. он проверял, как оформлены ленинские комнаты в учреждениях и избы-читальни в деревнях. В 1925 году он в городе Луге женился на Милде Драуле, девушке из крестьянской семьи, которая также работала мелким техническим работником в партийных органах, у них родилось двое детей.
      А здесь уместно упомянуть, что в 20-е годы коммунисты были, пожалуй, одним из наименее обеспеченных классов общества. Скажем, Л.П. Берия, в те годы фактически министр внутренних дел всех Закавказских республик, жил в Тбилиси в коммунальной квартире. Старый советский хозяйственник И.В. Парамонов вспоминал: «Во время восстановления народного хозяйства после Гражданской войны специальные, повышенные тарифные ставки существовали только для особо выедающихся специалистов. Для коммунистов был установлен предел зарплаты – партмаксимум, который не превышал сдельной зарплаты квалифицированного рабочего. Например, главный инженер Черембасстреста получал 400 руб., начальник технического отдела треста – 300 и остальной инженерно-технический персонал – от 100 до 250 руб. Управляющий же Черембасстрестом получал партмаксимум – только 144 руб. В «Ураласбесте» главный инженер получал 800 руб., а управляющий трестом партмаксимум – 192 руб. в месяц. Никаких премий за выполнение плана, за снижение себестоимости никому не выплачивалось. И все же мы работали с большим энтузиазмом и добивались крупных успехов. Так высоко был поднят моральный стимул» .
      Но если крупный руководитель получал не больше рабочего, то сколько же могли получать два мелких партийных клерка?
      Тем не менее, мать Николаева на допросе показала: «…В материальном положении семья моего сына Леонида Николаева не испытывала никаких затруднений. Они занимали отдельную квартиру из трех комнат в кооперативном доме, полученную в порядке выплаты кооперативного пая. Дети были также полностью обеспечены всем необходимым, включая молоко, масло, яйца, одежду и обувь. Последние 3-4 месяца Леонид был безработным, что несколько ухудшило обеспеченность его семьи, однако даже тогда они не испытывали особой нужды» .
      И у меня вопрос, а откуда у 30-летнего Николаева взялись деньги, чтобы выплатить стоимость постройки трехкомнатной квартиры и после этого жить безбедно? Мне уже приходилось писать, что оппозиция Сталину в партии вербовалась деньгами: вступавшие в ряды зиновьевцев или троцкистов поощрялись, в основном, тем, что им разрешалось запускать руку в казну СССР . Так что тем, кто уверяет, что Николаев оговорил себя, когда сообщил, что действовал по заданию заговорщиков, надо объяснить, откуда у Николаева взялись очень крупные деньги для очень безбедной жизни?
      Весной 1934 года Николаева как коммуниста направили на работу в железнодорожный политотдел. Он отказался, и первичная партийная организация поступила логично: она исключила его из партии. Это беспартийный может работать там, где захочет, а коммунист должен работать там, куда пошлют. Вот, скажем, уже упомянутый И.В. Парамонов жалуется: «В прошлом не всегда считались с мнением и склонностью работника при его назначении. Я был назначен управляющим трестом «Челябуголь» не только без моего согласия, но даже без моего ведома. Управляющим трестом «Карагандашахстрой» меня также назначили против моего желания». .
      Само собой, что после исключения из партии Николаева уволили и с работы в партийном аппарате. Новую работу Николаев искать не стал и до убийства Кирова был безработным. Но он подал апелляцию в райком – зиновьевским кадрам – и те его в партии восстановили. Чем руководствовалась первичная партийная организация – понятно, но вот чем руководствовался райком, восстанавливая в партии коммуниста, отказавшегося выполнять партийное задание и имеющего непонятные источники дохода, – это историков не интересует. А ведь остается одна единственная версия: без партбилета Николаев не смог бы пройти в Смольный – в здание, в котором работал Киров, и Николаева лишили бы права по ношение оружия. А такое право в те годы каждый коммунист имел автоматически.
      Поведение спецслужбы – НКВД – тоже более чем странное, если игнорировать версию, что это НКВД планировал и осуществил убийство Кирова. Ю. Жуков обращает внимание на такой факт в этом деле. Николаев и его жена Драуле жили под своими фамилиями, т. е. сразу же определить, что Драуле это жена Николаева, было нельзя. Николаев выстрелил в Кирова в Смольном 1 декабря 1934 года в 16—30 и был в шоке (частью симулируя его) более шести часов. (В это время врачи горячими ваннами и холодным душем выводили его из шока). Начать допрос Николаева смогли только около 23.00. У убийцы изъяли партбилет, чтобы идентифицировать его личность, но ведь он мог быть украден у Николаева, поэтому сотрудникам охраны Смольного потребовалось время, чтобы найти в Смольном людей, которые знали Николаева и смогли подтвердить, что это он. В первые минуты все занимались попытками спасения Кирова, и всем было не до Николаева, кроме этого, прямых очевидцев убийства не было, да и допрашивать свидетелей начали только через час. Следовательно, мы вправе допустить, что работники НКВД, если они действительно были не в курсе готовившегося теракта, могли придти к мысли, что задержанный – это Николаев, и что Николаев и есть убийца, и что у Николаева тут, в Смольном работает жена по фамилии Драуле, тоже вряд ли раньше, чем через час. Тем не менее, как пишет Ю. Жуков, «ровно через 15 минут после рокового выстрела, в 16.45, в здании управления НКВД по Ленинграду и области (Литейный проспект, дом 4) заместитель начальника 4-го отделения секретно-политического отдела УНКВД Л. Коган уже начал допрос… Милды Драуле, жены Николаева. Четверть часа – это ровно столько времени, сколько требуется для того, чтобы спуститься с 3-го или 2-го этажа Смольного, сесть в машину и проехать практически по прямой, по улице Воинова до здания УНКВД, подняться на два или три этажа» . А ведь этот факт не просто свидетельствует, а кричит о том, что НКВД заранее знал, кто будет убийцей, и готовил мотив убийства, по которому Николаев убивает Кирова вроде бы из ревности, так как Киров якобы ухаживал за его женой Драуле. При этом Николаев, видимо, обещал застрелиться, но не сумел, чем сильно подпортил заговорщикам все дело.
      Еще момент. Один из тех, кто расследовал убийство Кирова, начальник экономического отдела УНКВД Ленинграда А.Л. Молочников в объяснительной записке от 9 декабря невольно проговорился: «Первого декабря сего года, будучи в кабинете т. Медведя, около 4 часов 30 минут позвонил телефон. Тов. Медведь положил трубку, распорядился вызвать машину, так как его вызвал т. Киров. Через 3-5 секунд раздался второй телефонный звонок. Тов. Медведь с первых же слов, бросив трубку, крикнул: «В Кирова стреляли!» – и тут же сорвался с места и вместе с вбежавшим т. Фоминым, которому, очевидно, тоже позвонили, убежал. По аппарату никаких распоряжений не было. Поскольку большое количество сотрудников управления имело билеты на актив, я тут же по своему отделу дал распоряжение всем быть на месте. То же я предложил сделать Лобанову по ОО (особому отделу – Ю.М). Минут через 20 я получил распоряжение выслать 30 сотрудников в Смольный, что было тут же выполнено. Вместе с сотрудниками в Смольный поехал и я» .
      Начальник Управления наркомата внутренних дел (УНКВД) Ленинграда Медведь соврал Молочникову: Киров не дошел до своего кабинета, следовательно, не мог позвонить Медведю и вызвать его, не мог и поручить это сделать помощнику, а мобильных телефонов тогда не было. Следовательно, Медведю позвонил кто-то и сообщил о подробностях убийства Кирова раньше, чем это сделал оперативный дежурный по УНКВД, причем Медведь не хотел, чтобы случайно оказавшийся у него в кабинете Молочников знал, кто именно позвонил, и Медведь вынужден экспромтом придумать легенду о якобы вызове к Кирову. Поведение Медведя явно свидетельствует о том, что это подлец, которому было что скрывать.
      А скрывать действительно было что. Телохранитель Кирова Паузер 1 декабря сообщил: «На подъезде Смольного стояли т. Борисов – оперативный комиссар, и помощник коменданта Смольного т. Погудалов. Все мы, то есть я, Лазюков, Аузен, Бальковский, Борисов и Погудалов, вошли в вестибюль, довели т. Кирова до дверей, ведущих к лестнице на верхние этажи. Я, т. Лазюков, т. Погудалов остались у дверей, а т. Борисов, т. Аузен и т. Бальковский отправились по лестнице за т. Кировым…»
      А Николаев показал: «…По истечении часа вновь зашел в Смольный; вошел в уборную. Выйдя оттуда, увидел Кирова, направлявшегося в свой кабинет. Это было на третьем этаже здания, было примерно 4 часа 30 минут вечера… Выйдя из уборной, я увидел, что навстречу мне, по правой стороне коридора, идет С.М. Киров на расстоянии от меня 15—20 шагов. Я остановился и отвернулся к нему задом, так что когда он прошел мимо меня, я смотрел ему вслед в спину. Пропустив Кирова от себя шагов на 10—15, я заметил, что на большом расстоянии от нас никого нет. Тогда я пошел за Кировым вслед, постепенно нагоняя его. Киров завернул за угол налево к своему кабинету, расположение которого мне было хорошо известно, вся половина коридора была пуста – я побежал, шагов за пять, вынув наган на бегу из кармана, навел дуло на голову Кирова и сделал один выстрел в затылок. Киров мгновенно упал лицом вниз. Я повернул назад, чтобы предотвратить нападение на себя сзади, взвел курок и сделал выстрел, имея намерение попасть себе в висок. В момент взвода курка из кабинета напротив вышел человек в форме ГПУ, и я поторопился выстрелить в себя. Я почувствовал удар в голову и свалился…»
      Итак, телохранители сдали Кирова под охрану сразу трем работникам НКВД, обязанным охранять Кирова в самом Смольном, а в результате Киров в длиннющем коридоре остался один на один с убийцей. Но до дверей кабинета Кирова обязан был в любом случае не оставлять один работник НКВД – Борисов. Тот на допросе показал: «…Добравшись до коридора, я шел по коридору от него (Кирова – Ю.М.) на расстоянии 20 шагов. Не доходя двух шагов до поворота в левый коридор, я услыхал выстрел. Пока я вытащил револьвер из кобуры и взвел курок, я услыхал второй выстрел. Выбежав на левый коридор, я увидел двух лежащих у дверей приемной т. Чудова. Лежали они на расстоянии 3-4 метра друг от друга. В стороне от них лежал наган. В том же коридоре, я видел, находился монтер областного комитета Платоч. Тут же выбежали из дверей работники областного комитета. Их фамилии я не помню…»
      Мы видим, что Борисов явно лжет – если бы он действительно шел за Кировым даже в 20 шагах, то обязательно увидел бы Николаева, а тому врать было ни к чему и он твердо заявил, что Киров был один (Николаев, как вы видели, боялся, что сзади может кто-то идти).
      Узнав об убийстве Кирова, в Ленинград немедленно выехал Сталин, чтобы лично провести расследование. Разумеется, он сразу же увидел ложь в показаниях Борисова и 2 декабря потребовал привезти Борисова к себе на допрос. УНКВД Ленинграда повезло Борисова к Сталину, но не довезло – по дороге Борисов погиб в автокатастрофе.
      Есть еще вопрос. А может быть, Борисов действительно убил Кирова из ревности? Может быть, Киров действительно крутил шашни с его женой? В первое можно поверить – Николаева могли «информировать» об этом. А вот то, что Киров действительно был любовником Драуле, нужно исключить. Это версия, которой НКВД хотело прикрыть убийство Кирова, и только. Если бы было так, то тогда бы охрана знала бы об их отношениях и обязана была бы с особым вниманием отслеживать Николаева – мало ли что может случиться – может, он подбежит и даст Кирову пощечину, обматерит или устроит истерику. Но Николаев почти два месяца ошивался с револьвером в кармане у мест, в которых мог появиться Киров, а УНКВД Ленинграда пальцем не шевелило. 14 октября Николаева, слонявшегося с оружием у дома, в котором жил Киров, как подозрительную личность задержали оперативники и доставили в УНКВД. Однако по распоряжению начальника оперативного отдела А. Губина его отпустили, вернув оружие. Как вы прочли, он и 1 декабря в Смольном и возле Смольного ошивался более двух часов, и при этом никто из охраны даже не попытался проверить его карманы и спросить, зачем ему нужен в Смольном наган. Нет, так с ревнивым мужем охрана себя не ведет – случись что, и у охранников бы не было никакого оправдания.
      По-своему интересен и Борисов, который должен был охранять Кирова в здании Смольного. Ему на тот момент было всего 53 года, до 43 лет он работал сторожем, потом перешел на работу в спецслужбы. Да, лучшие кадры отрядил УНКВД Ленинграда для охраны личного друга товарища Сталина…
      И при этом сегодня толпы «историков» с пеной у рта доказывают, что нарком НКВД Г. Ягода себя оклеветал, когда признался на суде в 1938 году, что это он с Медведем организовали убийство Кирова, но разве могут быть в этом сомнения после рассмотрения в деле об убийстве Кирова цепи этих «случайностей»? Даже такой никчемный разведчик как Суворов, в девичестве Резун, и тот учит, что случайность бывает только один раз, остальные разы – это уже не случайность. (Когда разведчиков учат отрываться от слежки, то поясняют, что замеченный ими в толпе человек, может попасться им на глаза еще один раз и это можно считать случайностью. Но если вы его увидели в третий раз, то сомнений быть не должно – это уже не случайность, это слежка.) То есть, в деле Кирова спецслужба подвела потенциального убийцу к намеченной ею жертве и в целом тут можно сказать, что спецслужба переиграла Николаева. Но как это сказать, если Николаев действительно ревновал и сам хотел убить Кирова? Кто тут «переиграл»? Здесь интерес преступника совпал с интересом спецслужбы, но интерес спецслужбы был грязным – антигосударственным.
      Аналогичный случай – убийство премьер-министра Израиля Рабина. По версии, поступившей, естественно, от израильских спецслужб, они выявили фанатика, замыслившего убить Рабина. Чтобы взять его с поличным, они через своего агента передали фанатику пистолет с якобы негодными патронами и подвели фанатика к премьеру. Однако ушлый террорист заподозрил подвох, сам заменил патроны на боевые, и Рабина похоронили . В такой интерпретации событий кажется, что фанатик оказался умнее и «переиграл» спецслужбы. Может быть. Смущает только одно: насколько искренне спецслужбы хотели защитить Рабина? Не было ли у них самих желания от него избавиться? А этот вопрос лейтмотивом возникает при рассмотрении буквально всех подобных случаев.
      Возьмем убийство в 1911 г. премьер-министра России П. Столыпина. Как бы к Столыпину не относиться, но это был человек идеи – тот, кто шел в должность не во имя славы или денег, а для осуществления комплекса своих идей. А такие люди весьма требовательны и к подчиненным, и к окружающим – такие люди требуют ото всех работы, результатов, а не имитирования полезной деятельности. Соответственно, те, кто по лени и тупости результата дать был не способен, имели все основания Столыпина опасаться и не любить.
      В случае убийства Столыпина подробности тоже вопиют. У начальника киевского охранного отделения подполковника Кулябко был агент в среде революционеров, киевский адвокат Богров. В конце августа 1911 года на освящение памятников Александру II и княгине Ольге в Киев приехал царь и весь Совет министров России, председателем которого был П.А. Столыпин. Богров якобы сообщил Кулябко, что к нему приходил некий революционер «Николай Яковлевич» и сообщил о подготавливаемом покушении на Столыпина. Кулябко дает Богрову билет в Купеческий сад, в котором царь встречается с высшим обществом. По легенде охранного отделения, Богров должен проследить, не появится ли в саду «Николай Яковлевич», но Столыпин в саду не появился. В два часа ночи на 1 сентября Богров приносит в охранное отделение записку, в которой сообщает, что «Николай Яковлевич» с двумя браунингами поселился у него дома, и у него есть некая сообщница «Нина Александровна» с бомбами, и с этой сообщницей «Николай Яковлевич» должен днем встретиться. Охранное отделение окружило дом Богрова, но террориста не арестовывало, что в общем-то правильно – его лучше было брать во время встречи с сообщницей, поскольку Богров ее в лицо не знал. Но далее в версии охранного отделения концы с концами не сходятся.
Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.