6

И вот я снова дома, но аппетит так и не появился, и никто из моих знакомых тоже не собирался появляться в моём скромном жилище. Я никого не ждал, и никого не приглашал, но в моём мозгу сегодня случился большой кавардак, и я чувствовал, что без посторонней помощи мне с ним не справиться. Телевизор мог меня развлечь, но не мог разделить со мной мою ситуацию. И тогда я позвонил человеку, который мог делать и то, и другое.

– Привет, Серджио, старая обезьяна, – оскалился я в трубку. Интересно, сразу узнает, или угадывать будет.

– Ах, ты ж, подлый Пикассо, бездарный карикатурист, – гневный вопль показал, что мне не удалось сохранить инкогнито, – это кто ж из нас старая обезьяна, а? Я на два года тебя моложе.

– На два с половиной, – беззаботно ухмыльнулся я, – тебе ещё до меня расти и расти, балалайщик чёртов.

Привычный набор любезностей был исчерпан, и я перешёл к тому, ради чего, собственно, и звонил.

– А не желаешь ли ты отложить на вечер свою балалайку…

– Гитару!!!

… – свою старую убитую балалайку и навестить хорошего друга с целью борьбы с зелёным змием путём его поглощения?

– Соблазняешь, адский сатана? – пробурчал в трубку Серж, – но на этот раз у тебя ничего не получится. В твою обитель зла я и шагу не сделаю – жду важный звонок.

– И что ты предлагаешь? Мне самому пить это пиво?

– Предлагаю тебе меньше языком ворочать, а хватать под мышку свою дрянь и бежать ко мне что есть силы. Через сколько тебя ждать?

– Считай, что я уже у тебя, старая обезьяна, – пообещал я и выключил телефон.

… Дверь открыл сам хозяин квартиры, такой же, как и я – свободный холостяк, посвящающий время якобы искусству. Но если для меня искусством прежде всего считалось рисование, то Серж был отличный музыкант, в любой компании его очень любили слушать… до тех пор, пока он не начинал петь. Однажды он таки допелся – друзья придумали про него строчку: «У нашего Серджио проблемы с сольфеджио». На что сам герой однострочной поэмы ужасно обижался, возмущался, но петь не прекращал.

Вот и сейчас он сделал то, что обычно делал, встречая гостей – кивнул головой, приглашая войти, затем одной рукой закрыл двери, а другой нежно обнял гитару, явно готовясь использовать её по назначению. Но я не настроен был в этот вечер слушать музыку. Тем более Серёгину.

– Ты пиво принёс, яркий гений нашего времени? – спросил Серж. Я почувствовал – стоит мне ответить «нет», и мне несдобровать. К счастью, пиво я всё-таки принёс, как и обещал.

– Как и обещал, – сказал я, – а теперь признавайся – какой такой звонок ты ждёшь? Уж не от той ли красавицы, с которой я тебя видел в прошлый раз на Петровке?

– Увы, нет, – Серж, похоже, был искренне огорчён, – ты только представь себе – она совершенно не различает Металлику и Линкин Парк!!!

– Да, это серьёзно, – посочувствовал я, лихорадочно вспоминая, в чём разница между этими музыкальными коллективами, – но, впрочем, женщин нельзя строго судить. Подумай сам, ну зачем им тяжёлая музыка?

– За такие слова феминисточки тебя живьём на костре сожгут, – воскликнул Серж, и гитара в его руке задрожала, – что это за дискриминация такая?

– Вот те раз, приплыли, – воскликнул в ответ я, и всплеснул руками, – это где ж ты в моих словах дискриминацию узрел? Кажется, тебе срочно надо лечиться. И чем больше ты будешь выступать, тем быстрее нагреется твоё лекарство, которое я тебе притащил по доброте своей душевной.

– Прости, – сказал Сергей, – совсем забыл. Приглашаю тебя на балкон.

… Я и Серж – мы пили пиво, сидя на балконе, на котором не было лоджии, но из которого открывался чудесный вид на лес, озеро, маленькие уютные частные домики и уродливый гигант – очередная строящаяся многоэтажка. Скотина, такой вид портит! А скоро будет закат – его я любил больше всего из пейзажа на балконе Сержа. Когда Солнце ложится спать, оно ласково щекочет небо тонкими нежными лучиками, как заботливая мать, почти уложившая младенца спать: «Спи, мой хороший, я тебе песенку спела, сказочку рассказала, волосики причесала… а теперь я ухожу, чтобы не мешать тебе спать, мой милый. Но завтра я обязательно приду – ты же знаешь, я ведь каждый вечер только для того и ухожу, чтобы утром снова к тебе прийти». И в это момент очень трудно не любить Солнце – когда оно едва выглядывает из-за горизонта, словно ему самому интересно понаблюдать ту божественную игру красок на краю неба. Мне пришло в голову, что само слово «красота» произошло от слова «краска». Разве можно чёрно-белое назвать красивым?

– Дружище, а ты когда последний раз нормально спал? – голос Серджио вернул меня из полузабытья на его балкон. Всё тут же стало на свои места, вернулось ощущение реальности… и вернулся кавардак в моей голове и моей жизни.

– Вот об этом, кстати, я и собирался с тобой поговорить, – ответил я и отхлебнул большой глоток из стеклянной бутылки. Я чувствовал в себе готовность говорить, но абсолютно не знал, с чего начать. Неожиданно Серж пришёл мне на помощь:

– Одно из двух, Жека – либо ты плохо спишь, либо ты вообще не спишь. У тебя бессонница или же тебя что-то гнетёт? Давай, признавайся старому другу.

– Как насчёт того и другого, вместе взятого? – вздохнул я. И рассказал. Про садовника, про сны в маленьких синих коробочках, про движущиеся полоски на обоях, про то, как в супермаркете меня облапал несуществующий человек. Только про Анжелу я умолчал – уж слишком это личное, к тому же, до конца ещё не осознанное.

– Мне вот пришёл в голову один небольшой стишок, – Серж достал пачку «Честера» и вытащил из неё последнюю сигарету. Я вспомнил, что эта самая пачка к моменту моего прихода была наполнена более чем на половину. Долго же я рассказывал! Нет, я не умею быть кратким. Если краткость – сестра таланта, то мне никогда не стать его шурином.

– Серж, не думаю, что мой рассказ – отличная идея для твоей новой песни.

– Крыша хлопает в ладоши, – задумчиво произнёс Серж, – всем спасибо… план хороший!

– Да пошёл ты, – на один миг я всерьёз разозлился на этого парня, которого считал своим другом… чёрт, и сейчас считаю. Ибо я не увидел на его лице и тени насмешки.

– Смеяться, право, не грешно, над всем, что кажется смешно, – задумчивость не покидала Сержа, – но оставим в покое поэзию. Ты читал когда-нибудь Фрейда?

– Фрейда? Нет, Серж, до такого я ещё не опустился. Но я тебя уверяю, секс здесь абсолютно ни при чём. Конечно, у всех есть сексуальные фантазии, и я – не исключение, но садовник… это уж чересчур даже для меня!

– Тебя смущает его профессия? – улыбнулся Серж.

– Меня смущает его пол, старая ты обезьяна, – в гневе я мог дать Сержу сто очков форы, – так что Фрейд отпадает. Однозначно!

– Не спеши с выводами, Жека, – похоже, Сержу понравилось корчить задумчивые рожи. И куда только подевалась его импульсивность? – Фрейд писал не только про секс. Он ещё и про нечто другое писал.

– Про что, например? – во мне проснулся интерес. Пока я знал Фрейда только с одной стороны.

– Назови любое число, – внезапно Серж наклонился ко мне и прокричал практически в лицо, – быстро, ну? Любое!

– Семьдесят четыре, – ни на миг не раздумывая, прокричал в ответ я, – но какого чёрта, Серж…

– Тсс, – Серж приложил палец к губам, – спокойствие, только спокойствие. Давай рассуждать логически.

(ещё сигарета. Интересно, сколько мы за вечер их скурили?)

… – Так вот, семьдесят четыре – это семь и четыре. А теперь смотри – ты принёс семь бутылок своего любимого пива, и четыре из них мы уже выпили. Ну, как?

Я с умилением посмотрел на Серджио. У него был такой сияющий вид, будто он нашёл надпись на одной из крышек нашего пива, гласившую, что этим летом он едет в Германию поддерживать Блохина и его команду.

– Какое отношение? – вопрос напрашивался сам собой, – какое грёбаное отношение имеет садовник и движущие полоски по моей стене к пиву и пустым бутылкам, которые мы выпили???!!!

– Да не кипятись же ж ты так, ну, Господи, видел бы ты себя – ты же похож на ту сковороду, у которой кружок на днище становится красным!

– Я не знаю, на кого я буду похож через неделю, – произнёс я. Получилось жалобно, – я хочу спать… что тут плохого, скажи мне, пожалуйста. Но я НЕ МОГУ!!!

– А Фрейд здесь вот при чём, – Серж продолжил свои толкования, – суть в том, что всё, что проявляется вокруг тебя, является следствием твоих мыслей. Скажи мне, Евгениус, ты уже когда-то думал о чём-то подобном, и оно сохранилось в твоём депо?

– Каком депо? – Серджио любил поговорить. Беда в том, что его загадки нормальным людям ни за что не разгадать.

(а ТЫ нормальный? – хихикнула мерзкая тварь)

— Департамент подсознания. Вот так я это называю. Некая инстанция в твоей голове. Её основная задача – хранить в архиве ту информацию, которую ты на данный момент не используешь. Вот скажи мне, ты можешь думать одновременно обо всём?

– Нет, – честно признался я, – и я думаю, что никто не может.

– Ты прав, – продолжил Серджио, – никто не может, и это никому и не нужно. Ведь в нашем маленьком депо пыхтят, не покладая рук, маленькие работнички. И у них есть своя иерархия. На нижних ступенях трудятся чернорабочие – им, бедолагам, приходится хуже всех. Они сортируют мгновенную информацию – ты посмотрел на кирпичную стену и прошёл себе мимо, а работнички уже знают количество кирпичей в этой стене, длину стены, ширину и прочую фигню в этом роде…

7

Серджио закурил. Я последовал его примеру, сопровождая первую тягу глотком пива.

– Ребята, попавшие на одну ступень выше, работают уже по полной программе, – продолжал Серж, – даю гарантию, что ты сейчас и не думал о номере твоей квартиры. Но видишь ты его каждый день, и наши ребята эти привычные для тебя данные поместили в базу «Самая востребованная информация». Ну, а на самых высоких ступенях – офисный персонал. Им достаётся самая непыльная, и одновременно самая ответственная работёнка. Когда тебе нужна информация, они тебе моментально её предоставляют.

Ещё одна сигарета. Я слушал Сержа, и боялся пропустить хотя бы одно слово.

– Так вот, получается следующее, – Серж скорчил умную рожицу, но на этот раз он говорил действительно разумные вещи. – В обычной, дневной жизни, ты похож на этакого злого босса, который только и делает, что гоняет «белых воротничков» по офису. Ты постоянно общаешься, думаешь, решаешь кроссворды, что-то читаешь, что-то пишешь, что-то слышишь. И по твоему «офису», комфортно разместившемуся в твоей черепушке, только и слышно пыхтение – туда-сюда, туда-сюда снуют несчастные сотрудники. Ты вот выходишь на перекур – ты думаешь, это у тебя перекур? Это у них перекур.

Чирк зажигалка – гори, сигарета. Я курил уже машинально – всё моё внимание было поглощено речами Серджио.

– И вот наконец наступает ночь. – продолжал Серж, – и весь твой офис падает с ног, и храпит не по-детски, и хрен ты его трактором подымешь. Именно в этот момент и появляются наши «чернорабочие» с нижних ступеней. Да-да, обитатели нашего подсознания, те самые бедолаги, что запоминают всякую ерунду.

– Наподобие кирпичей в стене, – подсказал я.

– Вот-вот, оно самое., – кивнул в ответ Серега. – И теперь уже перекур начинается у них. Они вспоминают всё то, что видели за день. А для тебя всё это проявляется в виде сна. Вот так вот.

– Стоп, стоп, стоп, тормози лошадь, – я прервал рассуждения Серджа. – Люди, вообще-то, не всегда видят во сне то, с чем сталкивались днём. Я, например, летал во сне. Я ж наяву не летал, верно? Ну, разве что когда-то с третьего курса чуть не вылетел. Так почему же мне снится полёт?

– А почему ты так уверен, что летал именно ты? – подмигнул Серж, – то, что ты видел своими глазами, ничего ещё не значит. Вообще, тебя во сне нет. Ты всё видишь глазами своих «работничков» с нижнего яруса – а это они и летают, и скачут, и сражаются. Ты ж не знаешь, где они днём бывают, верно? Пока ты бодрствуешь, они бродят Бог знает где, и такое видят! А потом во сне тебе показывают. Вот ты видишь город, в котором ты сроду никогда не был. А ты там и не был, это были они, ребята из ДеПо. Или ты видишь город, вроде бы свой, но какой-то немного не такой. Так это твои ребята побывали там в прошлом. Или в будущем. Или вообще в какой-то долбанной параллельной реальности. Неважно, где, главное, что побывали. – То есть ты хочешь сказать, – спрашиваю, – что когда я сплю и вижу сны, то я, это типа, и не я?

– А посмотри на своё отражение в зеркале как-нибудь во сне, – вскричала старая обезьяна, – и кого ты там увидишь? Себя, ясен пень, но это будешь ВРОДЕ БЫ ТЫ, НО КАК БУДТО НЕ ТЫ.

– Ок, я тебя понял, – сказал я. – Хотя немного диковатая теория, надо заметить. Но всё же – причём тут Фрейд?

– По его теории, а может, не по его, может, спёр у кого… так вот, по его теории подсознание произвольно выдаёт числа, буквы, оговорки из своего депо. То есть, тебя просят назвать число, а работнички его не придумывают – просто берут из подвала то, что ты когда-то положил. Вот спроси меня любое число.

– Скажи любое число, – произнёс я.

– 27, – ответил Серж, – и вот кто его знает, что это число означает? Понятия не имею. Но это и не важно, как пойму, потом сообщу. Суть в том, дорогой Евгенидзе, что твой садовник, и твои полоски на стене – они не просто так появились, понимаешь?

– Понимаю, – кивнул я, – садовник – это кореш моих работничков из депо, и дедушка Фрейд сказал, что садовник не случайно появился, а так как вместе с ним появились полоски, то я маньяк без сна и без совести, и плачет по мне психушечка да на улице Фрунзе. Я всё правильно понял?

– Да иди ты, – Серж надулся, как индюк. Я рассмеялся и хлопнул его по плечу.

– Да не бери в голову, дай хоть посмеяться, а то я уже давно этого не делал. На самом деле, твоя теория мне чрезвычайно понравилась. Я с удовольствием продолжу дискуссию с тобой, но сейчас мне надо выйти.

– Знаю я, куда тебе надо, – пробурчал Серж, – только попробуй мне там снова ручку оторвать – я тебе за это ножку оторву, а заодно и головушку.

– Не отрывай, не отрывай, ты подожди ещё чуть-чуть, – запел я на мотив Маршала, и скрылся где-то между залом и кухней.

Минуты три спустя мы снова были с Серджем на балконе. Я смотрел на озеро, раскинувшееся прямо под окнами моего друга. В голове потихоньку мутилось, и я ни с того, ни с сего вспомнил прошлогоднюю рыбалку.

– А то, что, Серджио, – громко объявил я, – пойдём на выходных на твоё озеро, порыбачим?

– Это не просто озеро, – воскликнул Сергей. От возмущения он на секунду потерял дар речи, но тут же успокоился. – Когда-то, в далёкие буйные времена, здесь стоял сказочный город. Тебе известно, что в каждой стране есть своя культурная столица?

Я кивнул. Разумеется, мне было известно, но ещё более мне был интересен его рассказ.

– В России это Санкт-Петербург, – с упоением продолжал Серджио, – у нас, пожалуй, можно назвать Львов, Харьков, Киев, разумеется. А в этом древнем государстве именно он был культурной столицей. Днём он блистал своей чистотой и ухоженностью, множество приезжих, наслышанных о его великолепии, жаждали хоть одним глазком взглянуть на этот город – интеллектуальную утопию. Здесь писали стихи и слагали легенды, райская музыка лилась из окон его домов, а сами дома поражали своей изысканной архитектурой.

– Ты так говоришь, будто ты там лично побывал, – с иронией заметил я. Конечно, мне было известно, какой Серджио импульсивный парень, однако награждать эпитетами город, которого никто никогда в упор не видел… нет, пожалуй, это уже слишком.

– Я хотел бы там побывать, – вздохнул Сергей. Затаённая печаль скрывалась в его голосе, и мне на секунду показалось, что это чуть ли не цель его жизни, – и остаться там. Знаешь, некоторым везло, и они оставались там навсегда. Они тоже могли создавать чудо, и лучшие продолжали творить славу этому городу.

– Ты знаешь, с тех пор мало что изменилось, – моя ирония всё никак не желала успокаиваться, – город, в котором мы живём сейчас, точно так же восторженно принимает одних и отторгает других.

– В принципе, верно, – кивнул Серджио. – Вот только наш современник более добр, и не так жестко отторгает тех других. Они живут, и пытаются чего-то добиться, выполняя огромный объём работы за смешные деньги. И только потому, что у них на родине они получали ещё более смешные. Так и живут. Точнее, думают, что живут. На самом деле жизнь – это метро. Мимо тебя едет один вагон, и ты его пропускаешь. Куда спешить? Ведь следом за ним появляется следующий. Однако и в этот вагон ты тоже не садишься, а однажды, в один трижды распрекрасный момент обнаруживаешь, что все поезда уже в депо, и тебя вежливо просят покинуть платформу…

Сергей затих. Даже его ораторская энергия всё же имеет какие-то рамки.

Мы стояли и молчали, и молчали долго. Дым моей очередной сигареты поплыл вверх. В этот раз он получился сильно густой, и что-то нарушилось в окружающей сфере. Я ещё раз подумал про древний неведомый город.

– А ты ничего не путаешь? – смутные сомнения терзали мою душу. – Откуда могли появиться такие данные? Как вообще сохранилась информация о том, что было ДО потопа?

– Путаешь как раз ты! – Серджио вновь начал горячиться, – если ты знаешь про Атлантиду, то почему бы тебе и не знать про Раночи?

– Раночи? – переспросил я, – а это что такое?

– Это с какого-то древнеславянского наречия, переводится как «Ночное солнце». Ведь днём этот город был культурной столицей, а вечером превращался в увеселительную. Здесь от всей своей широкой души предавались веселью представители древней культуры, древнего искусства, древнего купечества, древнего воеводства и древнейшей профессии. Нигде, говорил один странник, нигде нет такого блаженства, как в славных Раночах. Просто рай какой-то!

И снова воцарилась пауза. На этот раз она была более короткой. Надо было прощаться – на небе отчётливо просматривалась молодая Луна, а наши запасы пива почти уже исчерпались. Тот факт, что нам обоим утром необходимо было идти на работу, не прибавлял желания остаться на этом балконе подольше.

– С днём рождения, Луна! – пробормотал я себя под нос. Серджио, как ни странно, услышал.

– С каким это днём, если Луна родилась ночью, – последовала немедленная реакция Сержа. – И не Луна это вовсе…

– А что тогда? – задумчиво произнёс я, – Солнце?

– Да, – ответил Серджио. Он протянул руку, и наши бокалы зазвенели в городской тишине, – это Солнце. Ночное Солнце.

… – Спасибо за вечер, давно уж мы так душевно не общались, – говорил Сердж, выпроваживая меня из своего жилища. Я долго не мог понять, почему так стало трудно обувать правый ботинок. И только-только родилась версия, что обувь уменьшилась, пока мы квасили на балконе, как тут же Сердж её безжалостно убил. Всё оказалось намного проще – правый ботинок я одевал на левую ногу.

– Кстати, если хочешь, можешь взять почитать, – Серджио, старая обезьяна с Академгородка протянул мне видавшую виды книжку. Буквы заглавия тут же пустились в пляс, но мне удалось прочитать «З. Фрейд. Психология бессознательного».

– Эта та самая макулатура, по которой ты меня просвещал? – спросил я.

Серж развел руками и кивнул. Я тут же вцепился в книгу и начал активно её листать. Полистал до последней страницы. И, подняв книгу, словно Кубок Чемпионов, над головой, торжественно вскрикнул:

– Вот оно!

– Что оно? – не понял Сергей Андреевич Бахвальский.

– Двадцать семь. Долбанное число двадцать семь, которое ты загадал. Это цена книги. На Петровке всё время на последнем листе цены пишут. Я тебя спросил: «Загадай любое число», и ты загадал двадцать семь. А ещё мне через год будет двадцать семь. И цена твоей книги…

– Тоже двадцать семь, – кивнул Серж.

– Ага. Тоже.

8

Дело было вечером, делать уже было нечего, оставалось только по пути домой зайти в супермаркет и что-нибудь купить на сегодник. Ага, я говорю, сегодник, не завтрак. Какой же это, позвольте, ЗАВТРАк, если маленькая стрелка показывала «12». «Два остолопа, – говорила стрелка, – выпили один ящик пива на двоих, и досидели до один и двух часов ночи». Вот что мне поведали часы.

На этот раз знакомый интерьер супермаркета ничуть меня не удивил. Разве не логично, думал я, что мне приснилось именно то место, которое я столь часто посещаю? Да этот огромный магазинище мне каждую ночь должен сниться с повторами наиболее интересных моментов! Вот только синих коробочек в магазине уже не было! Исчезли, как и не бывало. И только мерзкая тварь по этому поводу упрямо хранила молчание, что не могло не радовать.

А вот длинные очереди к кассам не радовали абсолютно. Когда-нибудь я всё-таки найду время и поблагодарю менеджера супермаркета за блестящую идею: разогнать почти всех кассиров в час наплыва покупателей. Пусть даже сейчас и ночь, но из двадцати касс работало от силы пять, а вот людей было больше, чем пять. Гораздо больше. Хуже всего то, что один из этих людей – я.

«В очередь, сукины дети» – это я вспомнил цитату из Булгакова. Вот странно – такая хорошая книга, а запомнилась именно эта идиотская фраза. К счастью, психов вроде меня, шатающихся в двенадцать часов ночи по городу, не так уж и много в этом мире.

– Карточка есть, пакетик нужен – сразу сказал я, подойдя к кассе, во избежание стандартных и знакомых вопросов. Карточка сэкономила мне целый процент от суммы покупки, а пакетик вместил мою скромную будущую трапезу.

Во всяком случае, было что перекусить. С Сержем мы явно засиделись, хотя беседа наша мне понравилась. И не просто понравилось – что-то шевельнулось в моей душе во время рассказа о прекрасном (ну, так Серж говорит) городе. Словно я встретил человека, чье лицо мне чрезвычайно знакомо, но хоть убей, не помню, где я его видел. А я ведь не мог быть в Раночах. Глупо даже предполагать такое. И он, этот город, никогда мне не снился. Или?

Или что? Почему во время рассказа Серджио, этой старой говорящей обезьяны и по совместительству моего лучшего друга, на какоё-то мгновение в моей голове мелькнул образ. То ли это был дом, то ли не дом, может, храм, утопающий в цветении сада? Мелькнул, и исчез, словно мимолётная галлюцинация. Впрочем, после садовника и бегущих полос, мне ли рассуждать о галлюцинациях?