1. О том, как они пропали

Маленький белый самолет летел над океаном в районе Бермудского треугольника, одного из самых загадочных мест на Земле. Пилот и четверо пассажиров молча глядели на пустынные просторы воды, хранящие в себе тайны множества катастроф и исчезновений. Ничто не предвещало плохого, как выражаются в таких случаях, хотя ничто не предвещало и хорошего. Короче говоря, ничто ничего не предвещало, и было просто скучно. Самое экзотическое путешествие становится нудным, если несколько часов подряд видеть и слышать одно и то же, и неважно, что это – тайга и стук колес, пустыня и шорох песка или джунгли и пение многочисленных птиц.

К тому же у тех, кто летел в самолете, были и другие причины для уныния.

Одиннадцатилетний Николай, или Ник, как его звали старший брат и родители, забыл дома свой карманный компьютер. Спохватился еще в Шереметьево, страшно сожалел во время перелета на Багамы, переживал все три дня, пока они там были, и досадовал даже сейчас, когда отправились в развлекательных и познавательных целях на Бермудские острова (потому что ведь странно – оказаться в Бермудском треугольнике и не побывать на самих Бермудских островах!). Тем более обидно, что старший брат Вик свой КПК, конечно же, не забыл, сидит напротив и преспокойно играет, не обращая внимания на Ника.

Вик, или Виктор, мальчик или, точнее, подросток, двенадцати лет и восьми месяцев (то есть фактически почти тринадцати лет), на самом деле не играл, а читал заранее скопированные им из Интернета статьи про страшный треугольник, приходя постепенно к выводу, что ничего страшного в нем нет. Тут часто бывают смерчи, ураганы и бури, в том числе магнитные, это правда, но если посмотреть статистику, то приходишь к двум выводам. Первый: не пропадает людей в треугольнике гораздо больше, чем пропадает. Спокойно плавают и летают регулярными рейсами – и ничего. Второй вывод: на любом городском перекрестке несчастных случаев происходит столько, что отдыхают и Бермудский треугольник, и все другие жуткие места Земли вместе взятые. И никто не пишет в газетах, что виноваты какие-то там особые излучения, волны или летающие тарелки с инопланетянами. Дела больше нет инопланетянам (если они вообще существуют, в чем Вик весьма сомневался), кроме как цепляться за светофоры и путать на них сигналы или бросаться под колеса машин. Все упирается в теорию вероятности: если одно место пересекает больше людей, чем другое, то и всяких неприятностей в нем происходит больше, чем в том, которое никто не пересекает. И всё.

Отец Ника и Вика, человек еще молодой, поэтому можно называть его по имени – Олег, выглядел озабоченным. Его терзали неотвязные мысли об оставленной работе, о серьезных делах в области финансов. Когда любопытный Ник попробовал расспросить отца, как именно он занимается этими самыми финансами, Олег, усмехнувшись, ответил: управляю денежными потоками, чтобы они текли, куда надо. Ник тут же представил: по прозрачным трубам внутри огромных зданий несутся ручьи из купюр, вливаясь в реки и озера, полные разноцветных бумажек. А отец дает команды – какую трубу открыть, какую закрыть. Иногда сам приоткрывает небольшой люк, через который немного выливается и ему – за хорошую работу. Поэтому, когда Ник слышал по телевизору выражение «обвал на финансовом рынке», он ясно видел: одно из зданий на рынке (что такое рынок, он знал) рушится, из него водопадом сыплются кучи денег, спешат рабочие с лопатами и начинают сгребать все и запихивать обратно. Конечно, он понимал, что это не так, но ему нравилось именно так воображать. Смешнее получалось, а он любил, когда смешно.

Олег тревожился еще о том, как новая помощница Ольга справляется со своими задачами. Она молода, красива, умна, но это хорошо в обычной жизни, а при общении с сотрудниками может оказаться минусом. Да еще Настя, жена Олега, кажется, считает, что он взял Ольгу на работу не из-за деловых качеств, а каких-то других.

Настя, мама Ника и Вика, если честно, именно так и считала. Она, увы, ревновала Олега. В последнее время часто сердилась на него, твердила, что он пропадает на работе с утра до вечера и готов сидеть там по ночам, что ему пора отдохнуть и, хотя отец упорно отказывался и говорил про свое нежелание и неумение отдыхать, настояла взять путевку. Желательно куда подальше. Вот и взяли – дальше некуда, на Багамские острова. Отдохнув там несколько дней, решили слетать на Бермуды. Это немножко страшно, но в целом – весело. Правда, веселья что-то не получается: вон Ник надулся, Вик уткнулся в КПК, Олег весь ушел в свои мысли… Да и у Насти разболелась голова… А еще Настя, слыша в мерном гудении мотора неясную музыку (это часто бывает), вспоминала время, когда она была довольно популярной певицей. Могла стать звездой. Ее знала бы вся страна. Но она все бросила ради Олега и семьи…

Мануэль, смуглый пилот с седой головой, человек в возрасте, но еще крепкий, обернулся и что-то крикнул по-английски. Неразборчиво – его родной язык был испанский.

Но Олег понял его и перевел:

– Мы летим над самым опасным местом треугольника!

Ник закрыл глаза ладонями и, дурачась, закричал:

– Кошмар! Падаем! Спасите!

– Перестань! – рассердилась Настя.

Она посмотрела на спокойный океан, безоблачное небо и пожала плечами:

– Сроду не подумаешь…

– Так и бывает, – сказал Олег. – Самые тихие места – самые опасные. Небо ясное, никаких волн, никакого ветра. И вдруг – смерч, буран, вихрь. Пронесся, уничтожил все живое, и опять тишина, будто ничего и не было.

Он хотел развеселить Настю, но она даже не улыбнулась.

Олег, привыкший во всем добиваться своего, продолжил, подмигивая Вику и Нику:

– Другой вариант: нас схватят инопланетяне. По слухам, они тут как раз водятся, устраивают всякие катаклизмы. Возьмут нас на свою тарелку – и полетим куда-нибудь на Марс.

– На Марсе никакой жизни нет и не может быть, – тут же дал справку Вик.

– Конечно, кроме тебя, никто не помнит! – съехидничал Ник.

– Тогда на какую-нибудь Альфу Центавру, – предположил отец. – Короче, туда, где есть жизнь.

– Перестань, я прошу! – поморщилась Настя и прикоснулась пальцами к виску: голова болела все сильнее.

– Мам, ты маленькая, что ли? – упрекнул ее Ник. – Ерунда это все!

Он успокаивал ее, чтобы самому меньше бояться.

Мануэль оглянулся, увидел хмурую Настю, смеющегося Ника, улыбающегося Олега и хладнокровного Вика (тот всегда держал себя в руках) – и опять что-то прокричал.

– Бояться – правильно, не бояться – неправильно! – перевел Олег.

– Что это значит? – не поняла Настя.

Олег задал этот вопрос пилоту, выслушал ответ и пересказал его:

– Местные люди считают, что здесь пропадают только те, кто не боится пропасть. Некоторые даже хотят этого.

– Как это? – удивилась Настя. – Кто и зачем может захотеть пропасть?

– Я! – закричал Ник. – Мне надоело лететь! И вообще, я хочу домой!

– Помолчи! – приказала ему Настя.

Не в шутку приказала, серьезно. Она не суеверна, но – мало ли. Если местные люди в это верят, значит, есть какие-то основания.

Ник примолк. Он знал по своему опыту, что ее лучше не дразнить.

Все смотрели в иллюминаторы и размышляли о словах Мануэля.

Ник в самом деле был не прочь – нет, не пропасть, а прилететь домой. Хорошо бы вместо этих Бермудских островов оказалось родное Шереметьево. Приземлиться и тут же поехать домой, сесть за компьютер и играть целый день до вечера, пока не загонят спать… Ник вспомнил, как здорово нажимать на мышку и клавиши, ловко управляясь со сложной игрой, и у него даже пальцы зачесались.

Или Вик бы пропал, глянул Ник на брата. Это было бы смешно. Раз – и нет человека. (Ну, как-нибудь временно, конечно.) Родители в ужасе, а Ник удивляется и спрашивает:

– Вы кого-то потеряли?

– Как кого? Вика!

– Не было никакого Вика! Я у вас вообще один, вы что, забыли?

Они, конечно, сойдут с ума:

– Как это не было, мы его еще раньше тебя родили!

– Неужели? Куда же он делся? – и Ник начнет заглядывать под кресла. А потом скажет: – Хватит разыгрывать! Я бы такого большого заметил! Нет, если я вам не нравлюсь, можете от меня избавиться, пожалуйста! Я тоже исчезну!

И тут они бросятся его уговаривать, скажут, что никакого Вика и в самом деле не было!

Ник, развеселившись, посмотрел в сторону Вика и представил, что на его месте пустота. И компьютер лежит.

Но тут же зевнул и отвернулся. Он не умел долго думать – даже если ему свои мысли нравились. Мало ли что нравится. Мороженое тоже нравится, а килограмм не съешь.

Фантазии его были, конечно, шуточными, зато последствия оказались самыми серьезными, и вы очень скоро в этом убедитесь.

По странному совпадению и Вик подумал почти о том же. Если уж кому не мешало бы пропасть на часок, так это Нику, размышлял он. Все равно ничего не делает, болтает ногами и то и дело жадно смотрит на Виков компьютер. Читать не любит – родители не приучили. Пусть бы погулял где-нибудь в параллельном пространстве Бермудии, а как прилетим на острова – милости просим обратно к нам!

С другой стороны, Вик и сам бы прогулялся в параллельном пространстве. Конечно, все это ерунда: захотеть пропасть – и пропасть. Так не бывает. Нет, возможно, в треугольнике все-таки есть какое-нибудь искривление пространства. Было бы интересно оказаться в нем, разобраться и преподнести людям простое решение загадки. Но вряд ли это возможно, как в сказке, по щучьему велению, по моему хотению. Однако, рассуждал Вик, привыкший мыслить логично, возможности человеческой психики еще не до конца изучены. Не исключено (хотя и не доказано), что, если посылать сильные импульсы воли, то желаемое может сбыться. И Вик, прикрыв глаза, стал посылать эти самые импульсы. Просто так – ради эксперимента. Уверенный в его отрицательном результате.

А Олег мечтал: хорошо бы не просто исчезнуть, а существовать сразу в двух измерениях. В одном остаться тут, с женой и детьми. В другом – оказаться на работе. Наладить там все, дать понять Ольге, что он ценит ее как работницу, а не как-нибудь иначе, и вернуться. Если бы в Бермудском треугольнике творились такие чудеса, мысленно усмехнулся Олег, тут было бы полным-полно народа! Огромная очередь людей, желающих раздвоиться. Или растроиться. Олег знал некоторых, кто и распятериться не отказался бы и даже раздесятериться. Да он и сам не прочь. Но жизнь одна и человек один, отсюда все сложности…

А Насте уже не хотелось ни на какие Бермуды. Ей хотелось выспаться, чтобы прошла голова. А потом откровенно поговорить с Олегом. Начистоту. И сказать, что она еще молода и полна сил. Так что – будь свободен, если хочешь! Дети почти выросли, она может возобновить карьеру – публика ее помнит, а продюсерам только свистни, тут же выстроятся в очередь… Настя закрыла глаза и представила, как сходит с трапа самолета и ее встречает огромная толпа почитателей с цветами… Она знаменитая, смелая, сильная! Она тут же забудет Олега и начнет новую жизнь! Запросто!

А пилот Мануэль вспоминал свою невесту Лауру, которая исчезла в этих местах двадцать лет назад.

Двадцать лет назад, во время короткой, но ожесточенной гражданской войны Мануэль был предводителем небольшого отряда. Однажды, когда они возвращались после победоносного сражения, Мануэль увидел юную красавицу, качавшуюся в гамаке возле своего дома, остановил отряд и спросил ее:

– Хочешь стать женой командира?

Лаура рассмеялась:

– А кто тут командир?

Мануэль обиделся и скомандовал отряду идти дальше.

После другого сражения, весь израненный, он пришел на рынок, где Лаура торговала цветами, и сказал:

– Неужели ты не понимаешь, что я могу погибнуть и ничего не успею? Выходи за меня замуж.

Лаура рассмеялась:

– Если бы ты действительно погиб и стал героем, я бы еще подумала, а так – ступай в лазарет лечить свои болячки!

Мануэль пошел в лазарет, думая по пути о странных словах красавицы: как она могла бы выйти за него замуж, если бы он погиб?

И понял: она имела в виду, что полюбила бы его!

И он, не долечившись, отправился биться с врагами, чтобы погибнуть и заслужить любовь Лауры.

Ему не повезло, он остался жив.

Война кончилась без победителей и побежденных, каждый остался при своих интересах. Так часто бывает.

Мануэль переключился на мирную жизнь, очень много работал, купил шхуну, уплыл куда-то и через месяц вернулся.

Весь прибрежный городок гудел, как улей, люди с удивленными криками бежали к берегу. Пошла туда и Лаура. Ей показалось, что в воде плывет огромная клумба.

Это была шхуна Мануэля с цветами.

Он пригласил Лауру подняться на нее.

Палуба была усыпана розами, тюльпанами, георгинами, пионами, астрами и другими цветами, названия которых Лаура не знала.

– Лаура, – сказал Мануэль. – Я люблю тебя. Выходи за меня замуж!

Все смотрели и ждали, что скажет Лаура.

Лаура заглянула в трюм и сказала:

– Ха! Цветы только на палубе! Сверху! Значит, и любовь твоя такая. Поверхностная!

Люди ахнули, пораженные капризами своенравной девушки.

Лаура спрыгнула со шхуны на песок и побежала к лодке своего отца, старой лодке с драным парусом и кривыми веслами.

И отплыла от берега.

А Мануэль посмотрел вслед очень странным взглядом.

Лауры не было день, два, три.

На четвертый день все, у кого были хоть какие-то плавательные средства, вышли в океан.

Искали долго.

А лодка прибилась к берегу сама – пустая. Весла были целы, парус остался таким же, как и был. На корме – фляга с водой, вяленая рыба. Пестрый платок Лауры, аккуратно сложенный, лежал тут же, прижатый якорем, чтобы не сдуло. Все было на месте – кроме Лауры.

Мануэль отправился к гадалке.

Та раскинула карты, но они не сообщили ей ничего точного.

– Карты молчат – и я не буду врать! – отрезала гадалка. – Одно скажу тебе, Мануэль: в этих местах пропадает только тот, кто хочет пропасть.

– Значит, она утонула?

– Кто сказал – утонула? Пропала. Понимаешь разницу?

Мануэль не очень понял, однако начал ежедневно выходить на своей шхуне в океан, он обшарил все острова и атоллы в радиусе не меньше, чем триста миль.

Мануэль искал Лауру не для того, чтобы сделать еще одно предложение. Она убежала от него на глазах у всех, она его смертельно обидела и унизила, поэтому Мануэль знал, что сделает, когда наконец найдет ее. Он отомстит. Он убьет Лауру и смоет ее кровью тот позор, которым она покрыла его.

Когда поиски на шхуне не дали результатов, он купил подержанный самолет. С самолета увидеть можно больше, особенно с помощью бинокля.

Для того, чтобы подзаработать, он брал иногда пассажиров.

Так прошло двадцать лет.

И все чаще приходила ему в голову странная мысль, что Лаура не прячется на каком-то острове, а просто плещется, как русалка, где-то в этих водах – и смеется оттуда над ним, глядя, как он бесплодно кружит над океаном.

Посматривая на пассажиров из далекой северной страны, говорящих на непонятном языке, Мануэль привычно думал о том, как хотел бы он оказаться в том месте, где Лаура. Он все спланировал. Он даже не будет ее ни о чем спрашивать. Нож-наваха всегда за коротким голенищем его сапога. Нагнуться, выхватить, раскрыть, сделать выпад… – и уйти от нее по песку в море. Не оглядываясь. С ножом в руке. Ее кровь впитается в песок, а его кровь растворится в море. Даже после смерти он не хочет соединяться с нею.

Вот так и получилось, что все пятеро человек, летевшие в маленьком белом самолете в районе Бермудского треугольника, одновременно подумали о том, что не хотят быть здесь. Хотят исчезнуть, пропасть.

И они пропали.

2. Ник оказывается в Шереметьево, которое оказывается не совсем Шереметьево

Ник попал в аэропорт Шереметьево.

Он очень обрадовался, поэтому сначала даже не сообразил, что как-то уж слишком быстро здесь оказался. Но огляделся и озадачился: а где папа с мамой, где Вик? Делись куда-то… А потом, известное дело, его же будут обвинять, что он потерялся.

Тут Нику почудилось, что в дальнем конце аэропорта мелькнула бейсболка Вика – желтая с черными полосами. Дурацкая бейсболка. Зато приметная. Ник побежал туда. На бегу увидел нечто такое, чего в аэропорту быть не должно: по залу медленно и важно шел слон. Причем белый. Откуда он тут? На самолете привезли? Но в какой самолет он влезет? А может, это просто какая-нибудь рекламная акция? Рекламщики как только не исхитряются… Ник не зевака и не имеет привычки останавливаться, когда что-то рассматривает, он отлично умеет это делать на ходу. Поэтому, глядя на слона, он продолжал бежать. И слишком поздно заметил, что сейчас столкнется с толстым человеком, везущим на тележке целую гору чемоданов. Ник хотел, не снижая скорости, обогнуть его, но споткнулся, упал и заскользил по гладкому полу. И чуть не закричал от ужаса: он пролетел сквозь тележку и толстого человека. А на него наезжала уже другая тележка. Увертываясь от нее, Ник откатился в сторону – а там еще одна тележка. Прямо ему на ноги. Ник не успел убрать ноги, колеса тележки прокатились по ним, и Ник взвыл от боли. Правда, боли он не почувствовал. Но приготовился почувствовать. Поэтому почти почувствовал и все-таки взвыл. Но тут же понял, что ошибся. Тележка проехала сквозь него. И человек, который шел за тележкой, тоже прошел сквозь него. Ник встал. Он глядел на людей, которые казались вполне живыми, двигались, говорили, но при этом что-то было в них не то. Очень быстро Ник понял: они были не настоящие. Как тени. Нет, скорее как голографические изображения. Одни более четкие, другие размытые. Они легко проходили сквозь друг друга и, само собой, сквозь Ника. Он нарочно остался на месте, и за несколько минут через него прошли десятки людей.

Это было, конечно, страшновато.

Но Ник подумал, что это, наверное, сон. А раз сон, то ничего.

А если все-таки не сон?

Надо проверить не только людей, но и предметы.

Ник подошел к стене, поднял руку, осторожно приблизил пальцы. Прикоснуться было боязно, но он все-таки прикоснулся. Пальцы проткнули пустоту. И остались видны, только чуть мутновато. Ник просунул руку по локоть. А потом и сам решил пройти сквозь стену.

И прошел, не ощутив ничего особенного. Стало чуть-чуть сумрачнее, но тут же опять – все нормально.

И он уже с внешней стороны здания аэропорта.

Ника это развеселило.

Он прошел сквозь стену туда и обратно в нескольких местах.

Направился к двери, где охрана проверяла багаж, где все проходили через специальную раму, издающую резкие сигналы, если на человеке оставалось что-то металлическое. На Нике металлического было много: клепки на карманах, ремень с пряжкой, брелок с маленьким ножичком.

Сигнала не было.

И вообще никто не посмотрел в сторону Ника.

Интересно, подумал он, что получается? Я для них не существую – или они для меня не существуют? С одной стороны, они все – как призраки, я через них свободно могу ходить. С другой, и они через меня ходят, значит, я для них призрак?

Ник брел, размышляя, мимо кафе и захотел пить.

Но как ты попьешь, если все можно увидеть, а ничего нельзя потрогать? Вот стоит баночка в витрине-холодильнике, даже немного запотела… Ник сглотнул слюну. Вспомнил, что у него в кармане есть немного денег. Он достал их, протянул продавщице и сказал:

– Пожалуйста, дайте вон ту банку воды!

Но продавщица – ноль внимания.

Она меня не видит и не слышит, понял Ник. И зачем я вообще спрашиваю, можно же ведь просто зайти туда и взять банку.

Однако взять-то и не получится – банку видно, но ее нет!

А если все-таки попробовать?

Очень уж она по-настоящему выглядит!

Ник обогнул кафе, вошел через заднюю дверь, направился сквозь продавщицу к холодильнику, протянул руку, заранее огорчаясь – сейчас рука ухватит пустоту.

И тут руку так обожгло, что он отдернул ее.

Посмотрел: рука влажная. Да, ее обожгло, но – холодом! Настоящая холодная банка!

Ник схватил ее, открыл и жадно стал глотать напиток.

– Эх, хорошо! – сказал он сам себе (другие ведь все равно не слышат).

Может, попробовать взять и бутерброд?

Ник взял. Настоящий, нормальный бутерброд. С сыром. Еще один не помешает – про запас.

Ник завернул второй бутерброд в салфетку и сунул в карман.

Бродя по залу, он увидел табличку с силуэтами женщины и мужчины. Туалеты. Зашел в туалет и сделал то, что давно хотел. Обратил при этом внимание, что унитаз, которым он пользовался, спустив после этого воду, как воспитанный человек, оказался вполне нормальным, осязаемым. Струя не пролилась куда-то сквозь него, вода тоже смылась обыкновенным образом.

После этого Ник набрел на зал с игральными автоматами. Там сидели несколько мальчишек. Ник для проверки хлопнул одного по плечу – рука прошла сквозь воздух.

Ясно. Всё не настоящее.

Но тут он вспомнил про банку с водой. Как получилось? Он захотел пить, прикоснулся – банка оказалась реальной. В туалете то же самое: захотел воспользоваться унитазом – он получился настоящим. Может, и тут так выйдет? Надо захотеть и попробовать.

Он подсел к свободному автомату. Уже то, что удалось сесть, обрадовало: сиденье нормальное!

Взялся за руль, нажал на кнопку. На экране появился автомобиль. Эта игра ему известна – сначала простая гонка, потом тебе позволяют апгрейдить автомобиль, потом можешь купить новый. Есть руль, педаль газа и даже переключатель скоростей. Все как в настоящей машине.

Ник с легкостью выиграл первую гонку, оснастил машину улучшенным двигателем и помчался дальше.

Прошел час, второй.

Ник мчался на «Ламборджини Диабло» последней модели, пытаясь обогнать лидера, который ехал на «Порше», он кренился вместе с поворотом руля, что-то бормотал, стал красным и взъерошенным, хотя никто его не ерошил: волосы у него в такие моменты вставали дыбом сами по себе.

Он забыл обо всем на свете.

Наконец гонка кончилась, он победил и перешел к другому автомату. Этих секунд ему хватило, чтобы немного прийти в себя.

А где все-таки родители? – подумал он.

И где Вик?

И тут ему стало холодно и страшно.

Ник вспомнил о своих мыслях в самолете. Ведь он хотел пропасть! И что же – пропал? Они там, летят, а он тут? И, может, даже и не заметили! Думают, что спрятался за кресло и сидит! Нет, они должны его искать! Не могут не искать!

А вот благоразумный Вик, наверно, не пропал!.. – мимолетно подумал Ник.

Он побежал к внутреннему выходу из аэропорта, к аэродрому.

Там, на взлетной полосе, он увидел только один самолет, огромный – и он уже поднимался, причем беззвучно.

И небо какое-то серое, хмурое.

Облачность, нелетная погода, решил Ник и обратился к служителю в форме:

– А скажите, когда опять будут летать самолеты?

Служитель, не ответив, прошел сквозь него.

…Устав бродить, Ник сел на стул. И увидел перед собой опять игровой автомат. С самолетами. Что ж, раз уж нет настоящих, поиграем в компьютерные!

И он опять увлекся, и даже не обратил внимания на то, что сзади появились два человека в сине-зеленых халатах – один в зеленой шапочке, другой в синей. Они, не прикасаясь к Нику, обставили его сенсорными датчиками и всякими приборами. Несколько минут наблюдали за показаниями, потом собрали свою аппаратуру и удалились так же бесшумно, как и пришли.

3. Вик попадает неизвестно куда и знакомится с Ричардом Ричардом, который хочет ему помочь, но не желает этого

Вик обнаружил себя в белом пустом пространстве.

Ему это не понравилось, но он усилием воли заставил себя быть хладнокровным.

Ты захотел сюда попасть и попал, подумал он. Значит, это бывает. Надо теперь разобраться, что тут к чему.

Но попробуй разберись, если этого ЧТО – нет. К ЧЕМУ – тоже нет.

Полная пустота.

И даже стоишь неизвестно на чем.

Вик согнулся, чтобы ощупать ладонью поверхность внизу.

Но никакой поверхности не было. Ладонь шарила ниже подошв, а потом ощупала и сами подошвы.

Но ни на чем стоять нельзя, это противоречит законам физики!

Такое бывает, только если находишься в невесомости.

Или падаешь.

Но когда падаешь, чувствуешь движение ветра.

Движения ветра нет.

Значит – невесомость. Значит, если подпрыгнуть и взмахнуть руками, можно зависнуть и повернуться.

Вик так и сделал: подпрыгнул и взмахнул руками.

И немедленно упал на…

Непонятно на что, но довольно ощутимо. Даже ушиб локоть.

Хоть бы что-нибудь было, подумал Вик. Хоть какая-нибудь зацепка. Иначе получается как в задаче со всеми неизвестными. Что выйдет, если что-то, непонятно что, прибавить к чему-то, непонятно чему? А ничего и не выйдет.

Тут Вик увидел какой-то предмет.

Он пошел к нему и вскоре оказался перед висящим в воздухе крюком. Такие крюки бывают на строительных кранах.

Почему крюк? – стал гадать Вик.

И догадался. Он подумал о зацепке – вот и появилась зацепка, то, чем зацепляют. Крюк. Значит, надо подумать о чем-то другом.

О выходе.

Выход – это дверь. И Вик увидел дверь – обычную дверь, деревянную со стеклами, как у них дома. Вик подошел, открыл ее. И оказался на улице. Она была битком забита людьми и автомобилями. Казалось, тут шагу негде ступить. Люди самые разные: высокие, маленькие, белые, черные, смуглые. Одеты как попало – и в костюмах, и в каких-то балахонах, и в шубах, и совсем почти голые. А машины такие, будто здесь решили устроить выставку автомобилей, начиная с первого, кончая самым современным. А еще экипажи с лошадьми и конники. А вон кто-то на санях, а вон вообще оленья упряжка. А вон два слона идут. Причем оба белые. С ума сойдешь. При этом всё движется сквозь друг друга, но без аварий и столкновений.

И дома были такие, какие только можно вообразить – многоэтажные небоскребы из бетона и стекла, деревянные избушки, древние замки с башнями, чумы, сакли, вигвамы, коттеджи, фанзы, иглу (начитанный Вик знал, как называются традиционные дома разных народов). В общем, страшная мешанина. Пожалуй, немного похоже на Москву – там тоже каких только домов не увидишь на одной и той же улице.

Одна из машин вдруг резко свернула и поехала по тротуару.

Вик посторонился и наткнулся на что-то.

Услышал вскрик, обернулся.

Перед ним стоял человек в очень странном наряде: высокие армейские ботинки, зеленые штаны с наколенниками, как у роллера, руки в перчатках, куртка, под которой, похоже, бронежилет. А на голове шлем, как у средневекового рыцаря, с прорезью для глаз и забралом.

– Ты живой? – спросил человек.

– Живой, – ответил Вик.

– Давно здесь?

– Только что.

– Новенький?!

Человек в шлеме отпрыгнул в сторону, постучал себя куда-то в область виска и прокричал:

– Вызываю СС! Вызываю СС! Срочно!

Вику это не понравилась, но он даже не успел испугаться: тут же подкатила сине-зеленая (или зелено-синяя) машина, оттуда вышли два человека в халатах, с чемоданчиками, один в зеленой шапочке, другой в синей.

– Не кричите, мы уже здесь, – сказали они человеку в шлеме. И представились Вику: – СС, Санитарная Служба. Мы должны вас обследовать.

Они обставили его приборами, присоединили к нему какие-то проводки, стали осматривать его и наблюдать за показаниями приборов. Через несколько минут диагноз был готов:

– Все нормально!

– Совсем все нормально? – недоверчиво спросил человек в шлеме.

– Абсолютно.

Врачи собрали оборудование и уехали, человек снял шлем и оказался совершенно лысым. По лицу его струился пот, человек, щурясь и моргая, достал платок и вытер лицо.

– Фу, как ты меня напугал! – сказал он, обмахиваясь платком.

Но вдруг рука его застыла, он уставился на Вика так, словно только сейчас его разглядел. Скорее всего, так и было: что увидишь в узкую прорезь, да еще когда пот заливает глаза? А разглядев, он, похоже, напугался еще больше, что подтвердили его слова:

– Какой ужас!

Что во мне такого ужасного? – подумал Вик. На себя бы посмотрел в зеркало, увидел бы настоящий ужас.

– Это ты? – спросил человек дрожащим голосом.

Вик хмыкнул. Интересная форма вопроса.

– Я, – ответил он.

– Значит, ты не утонул?

– Я и не тонул.

– Ты разве не плыл на корабле сорок два года назад?

– Я летел на самолете. Только что. Кстати, можно узнать, куда я попал?

Человек, с облегчением фыркнув, опять вытерся.

– Как похож! Как похож! Просто копия! Это точно не ты?

– Я это я, но не тот, про кого вы спрашиваете.

– Жарко! – пожаловался человек. – Не хочется надевать шлем.

– А вы и не надевайте.

– Ну да! Откуда я знаю, вдруг ты захочешь кинуть в меня камнем?

– С какой стати?

– Да ни с какой. Просто подумаешь – и…

Чудак какой-то, решил Вик. Или просто псих. Только псих может подумать, что ему захочется кинуть…

И тут в воздухе что-то мелькнуло, человек присел и выставил перед собой шлем, о который ударился камень.

– Ты же обещал! – закричал он.

– Не кидал я в вас! – Вик вытянул руки. – Вот, пожалуйста, никаких камней!

И сейчас же в шлем ударил еще один камень.

– А это что такое? – спросил человек. – Или ты не знаешь, что можно швыряться камнями мысленно? Даже когда не хочешь, а только представляешь?

– Нет.

– Ну да, ну да, ты же только что прибыл… Я сам виноват, не надо было наводить тебя на эти мысли.

– Может, все-таки объясните, что происходит? Я ничего не понимаю, – сказал Вик.

– Тебе все в свое время объяснят, – неохотно ответил человек. – Я, знаешь ли, живу сам по себе. Будь здоров! Нет, но как жарко! Надо переместиться.

И, как только он это сказал, дома, машины и люди исчезли, вдалеке появилось море, откуда потянул прохладный ветер. А вокруг возвысились горы, покрытые снегом.

Человек удивленно посмотрел на Вика:

– Ты тоже здесь? Странно, я не хотел тебя брать с собой. Мне это не нравится. Тем не менее – счастливо оставаться!

Человек надел на голову шлем и начал спускаться по горной тропинке, опираясь на альпеншток, который появился в его руках.

Что ж, Вик не привык никому навязываться. Он повернулся и пошел в другую сторону.

Но через минуту послышались шаги: человек догонял его.

– Все, я пропал! Я пропал теперь! Так я и думал, что этим кончится! – горестно приговаривал он. – Слишком ты на него похож! Ты похож на мальчика, который утонул, – объяснил он Вику.

Это объяснение Вику ничего не объяснило.

– Присядем, – сказал человек.

Появилась скамейка, на которую он сел, устало вытянув ноги. Вик сел рядом.

Человек откинул забрало шлема, осмотрел еще раз Вика:

– Да, копия. Просто копия. Я пропал!

– Если вы скажете, чья я копия и почему вы из-за этого пропали, я попробую вам помочь, – предложил Вик.

– Ты не поможешь. Мне теперь никто не поможет. Как тебя зовут?

– Виктор. Вик.

– А меня Ричард Ричард.

– Я вообще-то хорошо слышу.

– Это имя и фамилия. Папа так назвал. Папа был ученым и хотел, чтобы я пошел по его стопам. И я пошел. Я стал заниматься микробиологией. И заболел. Нозофобия это называется.

– Не слышал.

– Страх болезни. Я заболел страхом болезни, я стал бояться заразиться чем-то и умереть. Я перестал общаться с людьми, заперся в лаборатории. Я искал способы не болеть и жить как можно дольше. В идеале вечно. Как Фауст. Ну, ты про него не слышал.

– Почему? Немецкий ученый. Легенда такая есть. Про человека, который хотел вечной молодости.

– Ты начитанный мальчик. Да. Я тоже хотел вечной молодости. И боялся болезней. Но бесконечно болел. Потому что микробы не только в других людях, они и во мне, и они размножаются. Я был в отчаянии. Общаться с людьми – заболеешь. Жить в одиночку – тоже начинаешь болеть. Один врач по телефону посоветовал мне отправиться в морское путешествие. Относительно чистый воздух, ограниченное количество пассажиров… Я купил билет на небольшой прогулочный корабль. Но и там сидел в каюте, все вокруг протирал спиртом, а выходил на палубу только по ночам, когда никого не было. И однажды ночью… – Ричард Ричард тяжко вздохнул и продолжил. – Однажды ночью вышел мальчик со своей старшей сестрой. Я хотел уйти, но не успел. Мальчику вздумалось показать сестре, какой он храбрый. Он вскочил на борт, тут подул ветер, и он упал в море. Сестра страшно закричала. А я… Я проклинал себя: зачем я оказался здесь? Сидел бы в каюте – и ничего бы не было! Но… Пришлось прыгать. К тому же, эта сестра была красивой девушкой.

– А если бы некрасивая, то не прыгнули бы?

– Почему? Просто это дополнительный фактор… Не перебивай! – рассердился Ричард Ричард. – Я прыгнул, но… Было темно… Я не достал, не успел… Я хотел его спасти! Хотел! – настойчиво повторил Ричард Ричард, будто спорил с кем-то. – Но ведь ночь! Темно. И волны… Через несколько минут мне бросили спасательный круг с веревкой. Вытащили. Потом спустили катер, искали его. Не нашли. И сестра так смотрела на меня… Как будто я был виноват. Но я ведь не виноват, правда? Я хотел его спасти! Честное слово, хотел!

– Да я верю, – сказал Вик.

– А она не поверила!

– Она так сказала?

– Нет. Просто смотрела. И я понял – она не верит. Она думает, что я не стал нырять слишком глубоко, что я испугался…

– Мало ли кто что подумает, – рассудительно сказал Вик. – Вы сами ведь знаете, что это не так?

– А если так? – резко повернулся к нему Ричард. – Если я именно испугался? Если я действительно побоялся нырнуть поглубже? Еще бы, я ведь всегда боялся за свою жизнь! Я хотел жить вечно! И вдруг погибнуть из-за какого-то мальчишки!.. В общем, она смотрела так, что я желал провалиться сквозь землю, то есть сквозь палубу. Испариться, исчезнуть. И исчез. И оказался здесь. В Бермудии. Я оказался здесь с теми желаниями, которые были: жить вечно и найти мальчика. Чтобы спасти его. Первое желание оказалось легко исполнимым.

– Вы серьезно? – спросил Вик.

– Абсолютно. В Бермудии живут вечно. Но можно заболеть и умереть. Можно погибнуть. В этом проблема. Поэтому я держусь подальше от людей. А мальчика не нашел. Скорее всего, он погиб. Но желание-то осталось! Потому что желания, с которыми сюда попадаешь, остаются навсегда! И вот ты – на мою голову. Теперь я буду хотеть тебя спасти. Уже хочу.

– Меня не надо спасать.

– Это пока не надо. Мало ли что может случиться. Кстати, – огляделся Ричард Ричард горные кручи и обрывы. – Здесь довольно опасное место!

И тут же они оказались у берега моря, на траве под тенистым деревом. Ричард Ричард снял шлем.

– А как вы это делаете? – спросил Вик.

– Что?

– Перемещаетесь?

– Все зависит от силы воображения и желания. Мы это называем одним словом – воображелание. Где захочешь себя представить, там и будешь. Вот ты – куда бы хотел?

– Не знаю… Ну – в Москву.

– Москва? Знаю, знаю. Ну, попробуй. Вообрази Москву.

Вик попробовал.

И тут же увидел себя и Ричарда Ричарда на Красной площади.

Правда, все было немного смазано, как на плохой фотографии. Но разглядеть можно: храм Василия Блаженного, кремлевская стена, мавзолей, Исторический музей, ГУМ…

– Ты не очень хорошо это представляешь, – сказал Ричард Ричард. – Наверно, редко видел или у тебя плохая зрительная память. Но все-таки для начинающего – неплохо.

– Тут можно видеть только то, что вообразишь? – спросил Вик. – Ничего настоящего нет?

– Настоящее – то, что связано с пропавшими. Ну, и сами пропавшие, – сказал Ричард Ричард. – Так их называют, я предпочитаю слово – попавшие. Не так безнадежно звучит. А все остальное – наша фантазия, но фантазия рождает только то, что есть на самом деле. Чего не существует, ты увидеть не можешь. С другой стороны, есть еще то, чего не хочешь видеть ты, но хотят видеть другие. Подозреваю, что тут есть и то, чего никто не хочет видеть, но оно было на земле и отразилось тут. И осталось навсегда. Записано, понимаешь?

– Да, – кивнул Вик, окончательно запутавшийся.

– В любом случае то, что кто-то хочет видеть, может стать настоящим и даже осязаемым. Все зависит от воображелания. К примеру, ты хочешь увидеть Москву, а я хочу увидеть опять берег моря. Что получится?

Получился берег моря.

– А чего-нибудь попить нельзя представить? – спросил Вик.

– Вообще-то стакан воды воображелать труднее, чем целый город, – ответил Ричард Ричард. – Но у меня седьмой уровень по двенадцатиуровневой шкале. Мне это доступно.

И в его руке появился стакан с водой. Он понюхал воду, потом плеснул себе на ладонь, лизнул, задумчиво пошлепал губами, пробуя. И определил:

– Химический состав удовлетворительный.

И передал стакан Вику, который жадно выпил воду – у него давно уже пересохло в горле. После этого он спросил:

– Значит, сюда попадают те, кто хочет пропасть, исчезнуть?

– Ты неплохо держишь мысль! – похвалил Ричард Ричард. – Именно так. Надо оказаться в Бермудском треугольнике и надо захотеть исчезнуть. Не обязательно именно в Бермудии, да и кто о ней знает, просто захотеть оказаться где-нибудь в другом месте. И все, и попадаешь сюда. С теми желаниями, которые на момент пропадания у тебя имелись. Ты желал что-нибудь?

– Вообще-то я думал, что неплохо бы разгадать тайну треугольника…

– Все ясно! У тебя будет для этого и время и возможность! А еще?

– Больше ничего… – неуверенно ответил Вик.

Он вспомнил, что на самом деле у него было мимолетное желание… Вернее, не желание, а так, просто мысль… Неужели это исполнилось?

Ричард Ричард пытливо смотрел на Вика.

И он признался:

– Еще я подумал… Случайно… Не всерьез. У меня есть брат… Мы летели… Мы были не то что в ссоре. То есть я совсем не был с ним в ссоре, но он…

– Ты захотел от него избавиться?

– Нет! Просто случайно подумал! Что ему неплохо бы на время попасть в параллельное пространство… Неужели он тоже исчез?

– Если это совпало с его желанием куда-нибудь переместиться – запросто!

– Но значит – он тут? А где мама и папа?

– Возможно, летят себе дальше.

Вик старался сохранять спокойствие, но ему стало не по себе.

– А как вернуться? – спросил он.

– Никак. Это еще никому не удавалось. Да и зачем? Здесь можно жить вечно – тебе это не нравится?

– Нет, но… А мама, папа, Ник?.. И вообще, вся жизнь – там…

– Забудь про нее, – посоветовал Ричард Ричард. – Поверь мне, я сорок два года здесь живу, и хотя многое мне тут не нравится, но если бы я остался там, – Ричард Ричард неопределенно махнул рукой в сторону, – то мне было бы уже семьдесят семь лет! Я, может быть, уже умер бы! Или стал бы дряхлым стариком!

Ричард Ричард развеселился, представив себя дряхлым стариком. Перед ним появилось зеркало, в которое он с удовольствием заглянул, радуясь, что он остался молодым и бодрым. Потом зеркало исчезло, и тут же Ричард Ричард опять загрустил:

– С тобой вот только что делать? Если ты попал сюда с желанием разгадать тайну, то есть найти выход, ты будешь его искать. Я должен тебе помочь – но я-то не собираюсь искать выход. Как быть?

– Не помогайте, – хмуро сказал Вик.

– Ты ничего не понял! – воскликнул Ричард Ричард. – Я живу тут с желанием спасти того мальчика! То есть помочь ему. Ты на него похож. И во мне это желание обострилось, оно перенеслось на тебя! Думаешь, я хочу тебе помогать? Да ничуть, если честно! Но – желаю!

– Не хочу, но желаю… Не очень ясно, – пробормотал Вик.

И тут в воздухе появилась линейка. Обыкновенная ученическая линейка. Она возникла перед лбом Вика, изогнулась – и щелкнула его по лбу. Вик ойкнул и схватился за лоб:

– Это вы меня стукнули?

– Совершенно верно, – подтвердил Ричард Ричард. – Я вспомнил одного из своих учителей. Когда он злился на тех, кто чего-то не понимает, он бил линейкой по лбу. И, как только я это вспомнил, ты тут же и получил. Причем я не хотел этого сознательно, а пожелал мимолетно. Представил. Теперь ясно?

Вик не успел ответить: перед лицом Ричарда Ричарда тоже появилась линейка, тоже изогнулась… Но Ричард Ричард схватил ее, сломал и, ничуть не обидевшись, кивнул:

– Теперь я вижу – ясно. Но все-таки, будь добр, старайся контролировать себя.

У Вика в голове понемногу все стало проясняться.

– Так вот почему вы ходите в такой одежде! – догадался он. – Боитесь заразиться и боитесь, что кто-то чем-то может в вас кинуть?

– И даже выстрелить. Невольно, случайно, не желая мне зла. Но мне от этого легче не будет. Такова Бермудия – здесь исполняются все желания, в том числе те, которые возникают помимо нашего желания!

– И можно вообразить что хочешь?

– При известной силе воображелания.

– Значит, я могу увидеть папу, маму, брата?

– На здоровье!

И Вик, зажмурившись, представил Олега, Настю и Ника.

Он долго так сидел, а когда наконец открыл глаза – увидел их. Отец смотрел деловито, как всегда, мама улыбалась, а Ник смотрел с вечной своей усмешкой, словно говоря: «Ну, я тут – и что дальше?»

Вик бросился к ним… – и проскочил насквозь.

И остановился, растерянный.

– А осязаемыми их нельзя сделать?

– Можно. Но они тоже будут не совсем настоящими. Вернее, совсем не настоящими. Я много раз воображелал себе утонувшего мальчика. Мы оказывались на корабле, он падал, я прыгал и спасал его… Становилось легче – но ненадолго. А ты кто вообще? – вдруг спросил Ричард Ричард.

– То есть?

– Ну, может, ты хулиган, бездельник, вредный человек? – с надеждой спросил Ричард Ричард.

Вик понял его мысль, усмехнулся и ответил одной из любимых фраз отца:

– Не могу вас порадовать.

– Да уж вижу, – с досадой сказал Ричард Ричард. – Ты и не дурак, к тому же с тобой интересно. Мне давно ни с кем не было интересно. Вот я попал так попал! – сокрушенно покачал он головой.

И вдруг застыл, словно прислушиваясь к чему-то в себе.

– Я мысленно рассуждаю, – пояснил он Вику. – С одной стороны – да, у меня есть желание тебе помочь. Но ты хочешь найти выход, а это противоречит моим желаниям. К тому же помогать в таком деле – опасно для жизни. А я не хочу подвергать свою жизнь опасности. Ты знаешь, Вик, а ведь баланс не в твою пользу! Прости, но я ухожу. Ничего, не пропадешь, здесь много добрых людей!

И Ричард Ричард стал растворяться в воздухе.

– Погодите! – крикнул Вик.

– Может, еще встретимся! – послышался далекий голос.

И Вик остался один на пустынном берегу моря.

– Попал так попал! – сердито повторил он слова Ричарда Ричарда. – Это я попал так попал!

Кстати, а на каком языке мы с ним говорили? – подумал он.

И не нашел ответа.

4. Настя становится знаменитой, а Олегов становится два

Настя стояла на трапе самолета и думала, что проспала и не заметила, как прилетели.

Внизу была толпа народа – несколько тысяч.

Все махали руками, флажками, кричали, визжали от восторга.

Тут Настя расслышала, что именно кричит толпа. Сначала вразнобой, а потом хором:

– Нас-тя! Нас-тя! Нас-тя! Нас-тя!

Настя растерянно улыбалась.

– Как тебя встречают! – послышался сзади голос.

Настя обернулась. Какой-то незнакомый мужчина. Высокий, симпатичный, темноволосый. Интересно, кто это?

– Нас-тя! Нас-тя! Нас-тя! Нас-тя! – скандировала толпа.

Насте уже слышалось:

– Тя-нас! Тя-нас! Тя-нас!

А потом:

– Стя-на! Стя-на! Стя-на!

Настя пожала плечами и стала спускаться.

Со всех сторон тянулись руки, светились улыбками умиленные лица. Кто-то даже плакал от восторга. Это было вообще-то приятно. Настя кивала, улыбалась, посылала воздушные поцелуи.

У трапа стоял роскошный белый лимузин.

Несколько крепких мужчин, оттесняя толпу, освободили Насте дорогу.

Но чьи-то руки умудрялись просунуться – с листками, блокнотами, календариками. И ручками, чтобы Настя сама не искала ручку, а сразу же поставила бы автограф. И Настя стала всё подписывать. При этом один календарик и один диск она не успела вернуть. На них было ее лицо – самая лучшая ее фотография. И надпись «Nastya Gold Disc».

Оказавшись в просторной машине (телевизор, зеркала, ящички, дверки, а сзади – ванна!), она поставила диск в проигрыватель и услышала свой голос. Этот голос в замечательном музыкальном сопровождении пел песню, которую Настя когда-то пела, будучи начинающей исполнительницей, восходящей звездой… Которая так и не взошла. Или, значит, все-таки взошла? Может, она не в самолете спала, а несколько лет проспала и не заметила, как пришло время ее славы?

Проигрывающее устройство транслировало звук и наружу. Толпа фанатов взорвалась восторженными воплями и подхватила песню, она зазвучала на тысячи голосов, которые, однако, не заглушали самый лучший голос – Настин. Лица поклонников заглядывали в машину, но тщетно: стекла были тонированы, получалось – «я вас вижу, а вы меня нет».

Лимузин через несколько минут подкатил к отелю.

Настю проводили в огромный холл. Несколько человек бросились к Насте, чтобы помочь, услужить.

– У меня нет багажа, – сказала Настя, но увидела, что откуда-то несут чемоданы – множество больших чемоданов, а также свертки, пакеты, коробки…

Ее провели в лифт. Лифт был необычным: диваны, кресла, небольшой фонтан, дверца с золотыми буквами WC; Настя полюбопытствовала, открыла, увидела ослепительно белое пространство туалета. Сколько же он едет, если тут сделали туалет? – подумала Настя.

Но лифт поднимался вверх не больше минуты.

Настя оказалась в пентхаусе очень высокого здания – соседние дома были далеко внизу.

Проводив ее в номер, вся прислуга тотчас же вышла.

Остался (неизвестно откуда появившись) мужчина, которого она видела у самолета.

– Вот ты у меня какая! – сказал он.

И подошел к ней, и обнял ее.

Настя оттолкнула его обеими руками:

– Что это значит? Почему – у меня?

– А у кого?

– Слушайте, я не переношу хамства! Выйдите отсюда!

Мужчина посмотрел на нее с тревогой:

– Настя, ты что?

– Ничего! Выйдите!

– Настя, я Олег!

– Какой еще Олег? Мне что, вызвать прислугу, чтобы вас вывели?

– Я понимаю, ты сердишься, – с грустью сказал мужчина. – Ты считаешь, что я взял на работу эту дурочку…

– Какая еще дурочка? Выйдите!

Уж не сошла ли она с ума? – подумал Олег.

Потому что это был все-таки Олег. Но ведь Настя в самолете перед тем, как пропасть, опрометчиво пообещала себе, что забудет его, вот и забыла. И, конечно, сама не понимала этого.

Да еще голова у нее болела все сильнее.

– Выйдите, я вас прошу! – на этот раз мягче сказала Настя.

Олег пожал плечами и вышел.

Надо все обдумать и понять – что произошло с Настей, да и с ним самим тоже.

Куда они попали?

Что здесь за люди?

Тут же появились и люди, похожие на врачей. Один в зеленой шапочке, другой в синей.

– Как вы себя чувствуете? – первым делом спросили они.

– Прекрасно, – ответил Олег. – Скажите…

– Откройте рот…

И начались процедуры обследования.

Проведя их с привычной быстротой, врачи сказали:

– В пределах нормы!

И прошли в апартаменты Насти.

Настя обрадовалась им. Пока они обставляли ее приборами и датчиками, она пожаловалась:

– Голова очень болит!

– Сейчас?

– Да нет, уже давно. В самолете болела.

– Примем меры, – обнадеживающе улыбнулся зеленый врач.

– Только они не помогут, – мрачно добавил синий.

– Коллега, высказывать отношение в присутствии новоприбывших запрещено! – напомнил зеленый.

– Я не высказываю, а ставлю диагноз. Голова у вас будет болеть всегда! – приговорил Настю синий. – Извините!

И с этими словами вышел.

– Не все так плохо! – успокоил Настю зеленый.

И тоже вышел.

– Ничего не понимаю, – тихо сказала Настя. – Почему всегда?

Она легла на постель, приложила руки к голове.

Стало немного легче. Сами закрылись глаза.

А где Ник и Вик? – сквозь дрему подумала она, и тут на нее навалился крепкий сон.

А Олег слонялся по коридору, чувствуя себя в дурацком положении.

В коридоре, кстати, не было дверей.

Только окно в дальнем конце.

Он подошел к нему и увидел дом с ярко освещенными окнами. Одно было прямо напротив.

И Олег увидел в нем женщину, похожую на Ольгу.

К ней вошел мужчина.

Олегу стало неловко – будто он подглядывает.

Но пригляделся и мысленно ахнул: этим мужчиной был он сам!

5. Ричард Ричард возвращается и снова исчезает

Вик продолжал размышлять, сидя на берегу моря.

Ему захотелось есть.

Он представил котлету на тарелке – и воздух перед ним задрожал, начал проявляться контур тарелки. Такие у них дома – белые, с волнистыми краями. А где котлета?

Постепенно проявлялась и котлета. От нее шел пар. Правда, не было вилки, но сейчас не до приличий. Вик взял из воздуха тарелку, схватил котлету, надкусил… И тут же выплюнул. Это была какая-то горячая, но безвкусная масса с явным химическим привкусом. И даже рот прополоскать нечем. Если бы тут был Ричард Ричард…

И Ричард Ричард возник.

– Очень мне это надо! – сказал он, протягивая Вику стакан с водой.

– Спасибо!

Вода оказалась пресной и теплой. Вик спросил:

– Извините, а нельзя чего-нибудь… Какую-нибудь шипучку?

– Все эти шипучки – отрава! – заявил Ричард Ричард. – Есть хочешь?

– Да.

– Только никаких котлет! Это вредно! Вот – тушеные овощи!

И Ричард Ричард неведомо откуда взял тарелку с тушеными овощами. И вилка была, и кусок хлеба.

И все это оказалось довольно вкусно.

Ричард Ричард смотрел, как ест Вик, с гримасой недовольства и даже чуть ли не отвращения.

– Я могу остаться и один, – сказал Вик.

– Ага, конечно! А разве не ты пожелал, чтобы я появился здесь?

– То есть надо только пожелать – и вы появитесь?

– Ни в коем случае! Я тебе не джинн какой-нибудь! Необходимо взаимное желание!

– Значит, вы тоже пожелали меня видеть?

– Нет! То есть… Ну да, пожелал, – неохотно признался Ричард Ричард. – Я просто о тебе подумал. Что ты сидишь тут, голодный, и злишься на меня. А я не люблю, когда на меня злятся. Это неприятно, это расстраивает нервную систему, а состояние нервной системы может спровоцировать дисбаланс в организме, болезнетворные бактерии активизируются, и можно запросто схватить какую-нибудь внутреннюю инфекцию! – скороговоркой проговорил Ричард Ричард – как профессор, который сотый раз читает студентам одну и ту же лекцию.

Он был без шлема, лысина его блестела на солнце. Вик, занятый едой, посматривал на нее – и вдруг над гладкой поверхностью повис фломастер, и написал быстро, четко, крупно: «Дурак».

Ричард Ричард завел глаза наверх, прислушиваясь к ощущениям, и спросил Вика:

– Что-то написал?

– Я не…

– Там написано что-нибудь?

– Слово.

– «Дурак»?

– Да. Извините.

– Обычное дело, – вздохнул Ричард Ричард, вытирая голову платком. – Удивительно однообразные у людей фантазии! Каждый, кто видит лысину, хочет на ней написать. И обязательно – «дурак». Как будто других слов нет.

Вик подумал, что некоторые другие слова еще похуже «дурака».

И немедленно на голове Ричарда Ричарда появилась черта, потом другая.

Нет! – мысленно приказал себе Вик. У меня что, совсем нет силы воли?

И две черточки исчезли.

– Лучше вообще об этом не думай, – посоветовал Ричард Ричард. – Переключись на что-нибудь. Хотя навязчивые желания, они как икота. Закон белых слонов. Слышал, наверно? Шутка такая: «Стань в угол и не думай о белых слонах». Ну и, конечно, сразу же именно о белых слонах начинаешь думать. Давай сменим тему, а то так и будешь мучиться.

– Давайте, – охотно согласился Вик, потому что фломастер вновь завис над головой Ричарда Ричарда. – А как узнать, где мои родители и где брат?

– Я связывался с управлением, они сказали: все тут. И даже пилот вашего самолета. Довольно редкий случай. Наверное, вы все пожелали исчезнуть.

– То есть я смогу их увидеть?

– Пока нет. Существует закон: недельный карантин для прибывших, если это целая группа. Потому что были случаи: они собирались вместе и, думая, что здесь страна монстров, начинали нападать на кого попало. Неделя дается, чтобы человек сам разобрался, что к чему. Н у, и выясняется состояние здоровья, уровень воображелания. Ориентация. То есть будущая партийность.

– Как-то это сложно. Спасибо, – сказал Вик, возвращая Ричарду Ричарду чистую тарелку. Тот кинул ее в сторону, и она пропала.

– Ничего сложного. Все бермудяне делятся на две партии: ПТКХО, то есть Партия Тех, Кто Хочет Остаться, они же зеленые, но не те, которые Гринпис, и ПТКХВ, то есть Партия Тех, Кто Хочет Вернуться, синие. Есть еще одна маленькая – ПТКСЧВПСС, Партия Тех, Кто Считает, Что Все Произойдет Само Собой, но ее члены не признаются, что в ней состоят. Поэтому можно считать, что ее нет. Большинство, конечно, зеленые. Но у нас демократия, поэтому в День летнего равноденствия, двадцать второго июня, все голосуют, вернуться или остаться. И, конечно, все остаются. Кто добровольно откажется от вечной жизни?

– Смотря какая жизнь! – заметил Вик.

Эти слова почему-то вывели из себя Ричарда Ричарда.

– Ну ты, умник! Здесь замечательная жизнь! Здесь такая жизнь, что ты даже не можешь себе представить! А я больше не хочу тебя видеть! И не увижу – даже если ты очень захочешь!

И Ричард Ричард мгновенно растворился.