Шерман Алекси
      Феникс, что в Аризоне
      
      Виктор потерял работу в Бюро по делам индейцев и почти одновременно узнал, что его отец умер от инфаркта в Фениксе, штат Аризона. Виктор последние несколько лет не виделся с отцом, только пару раз разговаривал по телефону, но все равно испытал генетическую боль, острую и реальную, как болит перелом. Денег у него не было. У кого они есть в резервации, кроме торговцев сигаретами и шутихами для фейерверка? После отца остался счет в банке, но чтобы предъявить права, надо было поехать из Спокана в Феникс. Мать Виктора была такая же неимущая, как и он, остальная родня с ним не зналась. Поэтому Виктор обратился в совет племени.
      - Вот что, - сказал Виктор, - у меня умер отец. Мне нужны деньги, чтобы съездить в Феникс и всем распорядиться.
      - Слушай, Виктор, - сказали в совете, - разве ты не знаешь, что у нас сейчас финансовые трудности?
      - Я думал, у совета есть специальный фонд для таких случаев.
      - Вот что, Виктор, мы действительно имеем кое-какие средства для доставки умерших членов племени на родину. Но едва ли мы сможем тебе выделить достаточно денег, чтобы привезти твоего отца из такой дали.
      - Да нет, это не обойдется особенно дорого, - сказал Виктор. - Его пришлось кремировать. Там все получилось довольно неладно. Он умер от инфаркта в своем трейлере, и его нашли только через неделю. А стояла жара. Так что сами понимаете.
      - Слушай, Виктор, мы сочувствуем твоей утрате при таких прискорбных обстоятельствах. Но мы можем дать тебе всего сто долларов.
      - Этого не хватит даже на авиабилет.
      - Что, если тебе поехать в Феникс своим ходом на машине?
      - У меня нет машины. К тому же на обратном пути я должен буду пригнать пикап отца.
      - Вот что, Виктор, - сказали в совете, - наверняка кто-нибудь сможет довезти тебя до Феникса. Или же найдется кто-то, кто одолжит тебе недостающую сумму.
      - А то вы не знаете, что среди наших ни у кого нет таких денег.
      - Нам очень жаль, Виктор, но это все, чем мы в состоянии тебе помочь.
      Виктор принял денежную помощь, предложенную советом племени. А что ему оставалось? Расписался где требуется, получил чек и пошел на факторию за наличными.
      Стоя в очереди к окошку кассы, Виктор увидел Томаса Разжег Костер, который возле журнальной стойки разговаривал сам с собой. Постоянное его занятие. Томас - рассказчик без слушателей. Все равно как зубной врач в городе, где у всех жителей искусственные челюсти.
      Виктор и Томас Разжег Костер - одногодки, вместе росли и играли на улице. Сколько Виктор себя помнит, у Томаса всегда было что сказать.
      Раз, например, когда им было по семь лет и отец Виктора еще жил дома, Томас закрыл глаза и рассказал Виктору вот что: "У твоего отца слабое сердце. Он боится своей семьи. Боится тебя. Поздно ночью он сидит в темноте и смотрит телевизор до тех пор, пока на экране не останется один только белый шум. Иногда он подумывает, не купить ли мотоцикл и не уехать ли далеко-далеко. Ему хочется убежать и спрятаться. Чтобы его не нашли".
      Томас Разжег Костер знал заранее, что отец Виктора от них уйдет, знал прежде всех. И теперь, стоя в очереди на фактории с чеком на сто долларов в руке, Виктор подумал: а интересно, знает ли Томас о смерти его отца, знает ли, что будет дальше?
      Только он это подумал, как Томас заметил его, улыбнулся и подошел.
      - Виктор, я очень сожалею о смерти твоего отца, - сказал Томас.
      - Откуда ты знаешь? - спросил Виктор.
      - Ветер принес. Птицы напели. Прозвучало в солнечном луче. Кроме того, тут приходила твоя мать, вся в слезах.
      - А-а, - сказал Виктор и огляделся. Остальные индейцы в здании фактории вытаращились от удивления, что он разговаривает с Томасом. С ним уже никто не разговаривал - осточертело слушать, как он рассказывает все одно и то же. Виктору стало неловко, но он подумал, что Томас мог бы ему помочь. Он вдруг вспомнил про старинные обычаи.
      - Я могу одолжить тебе недостающую сумму, - неожиданно сказал Томас. - Но ты должен будешь взять меня с собой.
      - Как же я приму от тебя деньги, - сказал Виктор, - ведь я с тобой последние годы почти не разговаривал? Мы давно уже с тобой не дружим.
      - А я и не говорю, что дружим. Я говорю, что ты должен взять меня с собой.
      - Я подумаю.
      Виктор вернулся домой со своей сотней долларов и сел за стол в кухне. Зажав голову ладонями, он сидел и думал про Томаса Разжег Костер, припоминал разные мелочи, слезы и царапины, велосипед, которым они одно лето владели сообща, Томасовы бессчетные рассказы.
      Томас Разжег Костер, оседлав велосипед, ждал Виктора во дворе. Тощий десятилетний мальчишка, в волосах сор по случаю Четвертого июля.
      - Виктор! - звал Томас. - Скорее собирайся, прозеваем фейерверк.
      Минуты через две Виктор выбежал из дома, с разгона перелетел через перила крыльца и лихо приземлился на дорожке.
      Томас отдал ему велосипед, и они отправились туда, где уже начинался фейерверк.
      - Знаешь, - сказал Томас, - как-то это странно, что мы, индейцы, празднуем Четвертое июля. Не за нашу ведь свободу воевали.
      - Слишком ты много думаешь, - сказал ему на это Виктор. - Просто люди веселятся, и все. Может, Младший Брат там будет.
      - Какой еще младший брат? Тут, в резервации, все - младшие братья.
      Фейерверк оказался жиденький - несколько бутылочных ракет и фонтан с подсветкой. Но двум индейским мальчишкам довольно было и того. Позже, годы спустя, им уже требовалось гораздо больше.
      После фейерверка, шлепая в темноте комаров, Виктор сказал Томасу Разжег Костер:
      - Слушай, расскажи-ка что-нибудь.
      Томас закрыл глаза и стал рассказывать.
      - Жили-были двое индейских ребят, и они хотели стать воинами. Но было уже поздно становиться воинами на старинный лад. Не осталось лошадей. И тогда эти индейские ребята угнали автомобиль и приехали в город. Угнанный автомобиль они оставили у входа в полицейский участок, а сами пешком и на попутках возвратились в резервацию. Дома их встретили приветствиями, в глазах их родителей сияла гордость. "Какие же вы молодцы! - хвалили их все.
      - Ну настоящие молодцы!"
      - Здорово, - вздохнул Виктор. - Хороший рассказ. Хотелось бы мне стать воином...
      - И мне тоже, - сказал Томас.
      Виктор сидел за кухонным столом. Он считал и пересчитывал свои сто долларов. Чтобы съездить в Феникс и вернуться назад, этого было мало. Так что без Томаса Разжег Костер ему не обойтись. Виктор засунул сто долларов в бумажник и открыл наружную дверь - на крыльце сидел Томас.
      - Здорово, Виктор, - сказал Томас. - Я знал, что ты меня позовешь.
      Томас вошел в комнату и уселся в Викторово любимое кресло.
      - Я поднакопил немного денег, - сказал Томас. - Хватит нам двоим добраться до места. А обратная дорога - на тебе.
      - У меня вот сто долларов. И после отца остался счет в сберегательном банке, можно будет получить.
      - А много там на счете твоего отца?
      - Хватит. Несколько сотен.
      - Порядок. Когда едем?
      В пятнадцать лет, когда они давно уже перестали дружить, между ними однажды произошла драка. Вернее, дрался Виктор, он напился и стал избивать Томаса ни за что ни про что. Остальные индейские ребята столпились вокруг и смотрели. Там был Младший Брат, были Лестер и Сеймур и много кто еще.
      Он так бы, наверное, и забил Томаса насмерть, если бы его не остановила проезжавшая мимо Норма Много Коней.
      - Эй, ребята! - заорала она и выскочила из машины. - Оставьте его немедленно!
      Будь это кто другой, даже и мужчина, индейские ребята наплевали бы на такую попытку вмешательства. Однако Норма - другое дело. Норма - воительница. На ее стороне сила. Она могла схватить любых двоих парней и стукнуть головами так, что черепушки вдрызг. И хуже того - она бы отволокла их всех в какой-нибудь первобытный вигвам слушать россказни какого-нибудь занюханного старого вождя.
      Индейские ребята разбежались, и Норма подошла к Томасу и подняла его с земли.
      - Эй, юнец, ты как, в порядке? - спросила она.
      Томас показал большим пальцем, что да.
      - Чего они всегда к тебе пристают?
      Томас потряс головой, закрыл глаза, но ничего к нему не пришло - ни музыка, ни слова. Хотелось только домой, тянуло лечь в постель, и пусть сны нашептывают ему свои рассказы.
      В самолете в туристическом классе Томас Разжег Костер и Виктор сидели бок о бок. Третьей, у окошка, была маленькая белая женщина. Она сидела не просто так, а все время изгибалась, кланялась и сворачивала руки-ноги кренделем. Такая вся гибкая.
      - Я должен спросить, - сказал Томас, и Виктор сразу закрыл глаза от неловкости.
      - Не надо, - попросил он.
      - Извините, мисс, - заговорил Томас. - Вы, наверное, гимнастка или наподобие того?
      - Никаких "наподобие", - ответила она. - Я была первой запасной в Олимпийской сборной 1980 года.
      - Правда? - сказал Томас.
      - Правда.
      - То есть вы были спортсменкой мирового класса?
      - И была, и есть, так, во всяком случае, считает мой муж.
      Томас Разжег Костер улыбнулся. Она и в разговоре вон какая ловкая. Гимнастика подняла вверх вытянутую ногу и прижала к туловищу - только что не поцеловала себе коленную чашечку.
      - Ух ты, - сказал Томас. - Мне бы так.
      Виктор готов был от смущения выпрыгнуть из самолета. Томас, этот полоумный индейский враль, со своими рассказами, крысиными косицами и щербатым ртом, клеил олимпийскую гимнастку ослепительной красоты.
      Да в резервации никто бы не поверил!
      - А что? - говорила она. - Это просто. Попробуйте.
      Томас ухватил свою ногу и попытался притянуть ее к груди, как она.
      Какое там. Виктор и гимнастка рассмеялись.
      - Вы ведь индейцы? - спросила она.
      - Чистокровные, - кивнул Виктор.
      - Я - нет, - сказал Томас. - Я наполовину колдун, по материнской линии, а на другую, по отцу, - клоун.
      Рассмеялись все трое.
      - Вас как звать? - спросила гимнастка.
      - Виктор и Томас.
      - А меня Кэти. Очень приятно познакомиться.
      Они проболтали весь рейс. Гимнастка Кэти ругала правительство - надо же было устроить Олимпийской сборной такую подлянку дурацким своим бойкотом.
      - Я гляжу, у вас, спортсменов, много общего с индейцами, - сказал Томас.
      Никто не засмеялся.
      Когда приземлились в Фениксе и дотопали до зала прилета, гимнастика Кэти улыбнулась им на прощание и помахала рукой.
      - Симпатичная она, - сказал Томас.
      - Да, но в самолетах все друг с другом разговаривают, - возразил Виктор.
      - Ты мне всегда говорил, что я слишком много думаю, - сказал Томас. А теперь, похоже, это ты думаешь слишком много.
      - От тебя заразился.
      - Точно.
      Томас и Виктор на такси отправились к тому месту, где стоял трейлер, в котором умер отец Виктора.
      - Слушай, - сказал Виктор, когда они подъехали к трейлеру, - я перед тобой до сих пор не извинился за то, что тогда избил тебя.
      - Да ладно. Мы были мальчишки, и ты напился.
      - Верно. Но все-таки я хочу извиниться.
      - Хорошо. Проехало.
      Виктор заплатил за такси, и они оказались на улице под раскаленным солнцем Феникса. От трейлера шел запах.
      - Там мало приятного будет внутри, - сказал Виктор. - Ты можешь не входить.
      - Тебе понадобится помощь.
      Виктор подошел и открыл переднюю дверцу. Клубом выкатилась тошнотворная вонь. Отец Виктора неделю пролежал в этом трейлере при 100 по Фаренгейту. И нашли его там как раз по запаху. Для установления личности потребовалась карта из зубоврачебного кабинета. Так сказали у коронера.
      - Вот черт, - сказал Виктор. - Кажется, я не смогу.
      - Ну и не лезь.
      - А вдруг там еще есть что-то ценное.
      - Я думал, у него деньги в банке.
      - Да. Но могли остаться письма, фотографии, в таком смысле.
      - А-а, - сказал Томас и, зажав нос, полез следом за Виктором.
      Когда Виктору было двенадцать, он один раз наступил на подземное осиное гнездо. Нога провалилась в дыру и никак не вытаскивалась, сколько он ни дергал. Осы зажалили бы его до смерти, и так бы он и погиб, если бы мимо не проходил Томас Разжег Костер.
      - Беги! - крикнул Томас, освободив ногу Виктора.
      И они помчались во весь дух, быстрее, чем когда-нибудь в жизни, быстрее, чем Билли Милс и Джим Торп, быстрее, чем способны лететь осы.
      Виктор и Томас бежали, пока совсем не задохнулись, а кругом настала темная, холодная ночь, и они потерялись и долго-долго искали дорогу домой. Бредя обратно, Виктор пересчитывал осиные укусы у себя на теле.
      - Семь, - сосчитал Виктор. - Мое счастливое число.
      Из трейлера Виктор не взял почти ничего. Только фотоальбом и стерео. Все остальное пропиталось этой жуткой вонью и вообще было никому не нужно.
      - Вот и все, пожалуй, - сказал Виктор. - Не сказать чтоб много.
      - Лучше, чем ничего, - сказал Томас.
      - Ага. И еще пикап.
      - Пикап в порядке.
      - Отец имел подход к машинам.
      - Я помню твоего отца.
      - Да? - удивился Виктор. - Что же ты о нем помнишь?
      Томас Разжег Костер закрыл глаза и стал рассказывать:
      - Я помню, мне один раз приснилось во сне, чтобы я отправился в Спокан, встал в центре города у водопада и ждал знака. Было ясно, что надо ехать, но не на чем, у меня не было машины, не было прав. Мне только исполнилось тринадцать. Ну, и я пошел пешком. Шел целый день и пришел к водопаду. Стою там долго-долго, может, час, жду. Проезжает твой отец. "Какого черта ты тут делаешь?" - спросил он меня. "Жду, пока мне будет видение". Тогда твой отец сказал: "Дождешься только, что тебя поколотят и оберут на улице". Он посадил меня к себе в машину, отвез в кафе "Дэнни", накормил обедом, а потом привез домой в резервацию. Я долго не мог успокоиться, получалось, что сон меня обманул. Но он не обманул. Твой отец - это и было мое видение. "Заботьтесь друг о друге, - вот что сказал мне мой сон. - Заботьтесь друг о друге".
      Виктор долго молчал. Он рылся в памяти, выбирая, что там было об отце, попадались хорошие воспоминания, попадались и плохие, но хороших в итоге оказалось больше, и он наконец улыбнулся.
      - Мой отец не рассказывал, что встретил тебя в Спокане, - сказал Виктор.
      - Он обещал, что никому не скажет, чтобы у меня не было неприятностей. Но я зато должен присматривать за тобой, такой был уговор.
      - Правда?
      - Правда. Твой отец сказал, что тебе понадобится помощь. И оказался прав.
      - Так вот, значит, почему ты поехал со мной? - сказал Виктор.
      - Я поехал из-за твоего отца.
      Виктор и Томас забрались в пикап, съездили в банк и получили триста долларов, лежавшие на сберегательном счете.
      Томас Разжег Костер умел летать.
      Однажды он прыгнул с крыши школьного здания в резервации, часто-часто взмахивая руками, точно полоумный орел. И полетел. Завис в воздухе и продержался секунду над всеми остальными индейскими ребятами, которые были не так глупы или не так бесстрашны, чтобы тоже прыгнуть по его примеру.
      - Летит! - заорал Младший Брат, а Сеймур попытался доказать, что здесь какой-то фокус с проволокой или зеркалами. Но все было по правде. Все было настоящее, как земля, на которую Томас, не удержавшись в вышине, в конце концов рухнул.
      И сломал руку в двух местах.
      - Перебил крыло, перебил крыло, перебил крыло! - кричали все индейские ребята и махали руками, разбегаясь, им тоже хотелось полететь. Они не могли простить Томасу его отвагу, его краткий миг птичьего торжества.
      Все грезят о полетах. А Томас полетел.
      Одно его видение на секунду стало реальностью - только-только чтобы успеть осуществиться.
      Отец Виктора, в виде пепла, заполнил собой деревянный ящик, и еще немного, что не вошло, насыпали в картонку.
      - Он и был крупный мужчина, - сказал Томас.
      Виктор снес большую часть отца в пикап, а Томас прихватил остальное. Они бережно опустили его позади сидений. На крышку деревянного ящика положили ковбойскую шляпу, на картонку - спортивную кепку.
      Все как следует.
      - Ты готов в обратный путь? - спросил Виктор.
      - Тут езды порядком.
      - Ага, наверно, два дня уйдет.
      - Можно будет меняться, - сказал Томас.
      - Давай, - согласился Виктор. Но они не менялись. Виктор шестнадцать часов кряду просидел за рулем, держа строго на север, к дому, и уже проехал половину Невады, когда наконец съехал на обочину и встал.
      - Эй, Томас, - сказал Виктор, - поведи немного ты.
      - Ладно.
      Томас Разжег Костер пролез на водительское место и двинулся по шоссе. До сих пор, проезжая по Неваде, Виктор и Томас все время дивились отсутствию жизни вокруг, не было ни воды, ни живности.
      - Куда же все подевалось? - много раз спрашивал Виктор.
      И вот теперь, когда машину наконец повел Томас, показалось первое живое существо, может быть, единственное на всю Неваду, - длинноухий заяц.
      - Смотри-ка! - закричал Виктор. - Живой!
      Томас и Виктор радовались своей находке, а заяц вдруг метнулся на проезжую часть и прямо под колеса пикапа.
      - Тормози, черт! - заорал Виктор, и Томас остановил машину и подал назад, туда, где лежал заяц.
      - Ох, господи, он мертвый, - сказал Виктор, разглядывая раздавленного зверька.
      - Да, правда мертвый.
      - Единственное живое существо во всем штате, и мы его убили.
      - Не знаю, - сказал Томас. - По-моему, это самоубийство.
      Виктор обвел глазами пустынный горизонт, понюхал воздух, ощутил безжизненность и тоску и кивнул.
      - Да, - сказал он. - Должно быть, самоубийство.
      - Не могу поверить, - сказал Томас. - Ты проехал тысячу миль, и даже ни одно насекомое не разбилось о лобовое стекло. Я сажусь за руль и через десять секунд убиваю единственное живое существо во всей Неваде.
      - Ага, - сказал Виктор. - Лучше, наверно, чтобы я вел машину.
      - Наверно.
      Томас Разжег Костер шел один по коридору школы в резервации. С ним никого не было, потому что кому охота оказаться рядом, когда он вдруг примется рассказывать свои бессчетные рассказы один за другим. Томас закрыл глаза, и на него накатило:
      - Каждому дается одна мерка и одна цель, чтобы мерить и направлять свою жизнь. У меня это рассказы, которые могут или не могут изменить мир - неважно, лишь бы я не переставал рассказывать. Мой отец погиб на Окинаве во второй мировой войне, погиб за страну, которая столько лет старалась его изничтожить . Моя мать умерла родами, давая мне жизнь, умерла, когда я еще был внутри нее, она вытолкнула меня в мир с последним вздохом. У меня нет братьев и сестер. А есть только мои рассказы, они пришли ко мне, когда я еще не знал слов, которыми их рассказывать. Я знал тысячу рассказов, еще не сделав в жизни тысячи шагов. Они - все, что у меня есть. Все, что я умею.
      Томас Разжег Костер рассказывал их всем, кто готов был остановиться и послушать. Рассказывал даже тогда, когда все уже давно перестали слушать.
      Виктор и Томас приехали в резервацию на восходе солнца. На земле начинался новый день, но в резервации было все то же.
      - Доброе утро, - сказал Томас.
      - Доброе утро.
      Племя просыпалось, готовилось возобновить работу, завтракало, читало газеты
      - как все люди. Виллина Лебрет вышла в палисадник в банном халате. Она помахала, когда Томас и Виктор проезжали мимо.
      - Полоумные индейцы все-таки съездили и вернулись, - сказала она себе и снова занялась своими розами.
      Виктор остановил пикап возле стандартного дома, в котором жил Томас Разжег Костер. Они оба зевнули, потянулись, стряхнули пыль.
      - Устал я, - сказал Виктор.
      - От всего, - добавил Томас.
      Оба подыскивали слова для завершения поездки.
      Виктору надо было поблагодарить Томаса за помощь и деньги и договориться об их возврате.
      - Не беспокойся насчет денег, - сказал Томас. - Все равно они ничего не меняют.
      - Да, как бы не так.
      - Не меняют.
      Виктор знал, что Томас все равно так и останется полоумным вралем, который разговаривает с собаками и автомобилями и слушает ветер и сосны.
      Виктор знал, что все равно не будет дружить с Томасом, даже после всего, что было. Жестоко, но это реальность, как реален пепел его отца в коробках позади сидений.
      - Я знаю, - сказал Томас, - ты все равно будешь со мной обходиться не лучше, чем прежде. Я знаю, что иначе твои дружки подняли бы тебя на смех.
      Виктор устыдился. Что сталось с племенными узами, с чувством общности? Единственная общность у него с другими - это бутылка и порушенные сны. Он в долгу перед Томасом, надо его чем-то отблагодарить.
      - Слушай, - сказал Виктор и передал Томасу картонку, в которой была половина его отца. - Возьми от меня вот это.
      Томас принял пепел и улыбнулся. Он закрыл глаза и рассказал вот что:
      - Я отправлюсь в последний раз на водопад в Спокан и высыплю пепел твоего отца в воду. И твой отец взмоет вверх, как лосось, перепрыгнет через мост, перепрыгнет через меня и найдет дорогу домой. Это будет прекрасно. Его зубы будут блестеть, как серебро, как радуга. Он восстанет, Виктор, он воздвигнется.
      Виктор улыбнулся.
      - Я думал так же поступить со своей половиной, - сказал Виктор. - но мне не пришло в голову, что мой отец будет похож на лосося. Мне это представлялось вроде расчистки чердака, когда расстаешься с тем, от чего больше нет прока.
      - Так не бывает, - сказал Томас. - Прок остается.
      Томас Разжег Костер вылез из пикапа и пошел к своему дому. Виктор включил мотор и развернулся, чтобы ехать к себе.
      - Постой! - вдруг крикнул Томас с крыльца. - Я хочу у тебя кое-что попросить.
      Виктор остановил пикап, высунулся и крикнул:
      - Чего тебе?
      - Почему бы тебе как-нибудь один раз, когда я буду рассказывать, не остановиться да послушать?
      - Только один раз?
      - Только один раз.
      Виктор вскинул руки в знак того, что уговор заключен. Все по-честному. Ведь Томасу ничего другого и не нужно от жизни. И Виктор спокойно поехал домой в отцовском пикапе, а Томас зашел в свой дом, закрыл за собой дверь, и потом ему в тишине явился новый рассказ.