Пролог

Макка сделала шаг вперед и едва не упала, оступившись о мелкий, лежавший на тротуаре камешек. Она ойкнула и, невольно остановившись, повернула голову назад. Высадившая ее «Лада Калина» уже тронулась с места и, нарочито плавно набирая обороты, покатила в сторону перекрестка. Миновав его, она свернула направо и, все убыстряясь, помчалась дальше. А Макка осталась стоять, с необъяснимой тоской глядя вслед исчезающему за поворотом автомобилю.

Зеленый человечек светофора уже начал мигать, когда девушка наконец опомнилась и бегом бросилась через улицу.

– Дура! – невольно сорвалось с губ Расула, курившего на балконе девятиэтажного здания, фасадом выходившего на расстилающуюся внизу площадь.

А вздрогнувшая от пронзительного автомобильного гудка Макка пересекла проезжую часть и, оказавшись на площади, внезапно почувствовала навалившуюся на ноги каменную усталость.

«Медленно, не спеша», – твердила она, стараясь успокоить дыхание. Полиэтиленовый пакет в ее руке вдруг оказался неимоверно тяжелым. Его ручка жгла кожу ладони, но при этом кисть от запястья до кончиков пальцев полностью одеревенела. Стараясь держаться как можно естественнее, Макка вклинилась в людскую толпу, заполонившую площадь.

– Поаккуратнее! – недовольно буркнул высокий блондин, державший над головой плакат с портретом своего партийного лидера, но Макка не удостоила обиженного даже взглядом. Сердце стучало. Хотелось, чтобы все поскорее кончилось.

– Она в толпе, – не отрывая взгляда от продирающейся сквозь скопление митингующих фигурки, одетой в светло-голубую кофточку, сообщил Расул.

– Нет, не сейчас! – остановил его идущий из глубины помещения хриплый голос.

Сердце стучало все сильнее, никак не желая успокаиваться. Пакет мешал, и, чтобы у него не оторвались ручки, Макка прижала свою ношу к груди обеими руками. Сейчас ей хотелось как можно скорее вырваться из каши этого беспокойно шумящего, почти слившегося воедино живого организма.

«Перейди площадь… Войдя в парк, увидишь выкрашенную в зеленый цвет скамейку. Положишь пакет в правую урну. Обязательно в правую. Запомни, в правую!» – в звуках собравшейся на площади толпы Макке слышался голос проводившего инструктаж Расула.

«Это ведь так просто. И что ты так трусишь? – спрашивала у себя Макка. – Всего лишь положить пакет в указанное место и уйти. Тут же уйти. Те, кому он адресован, найдут пакет сами».

Если бы не этот так некстати собравшийся на площади митинг, она бы уже давно сделала свое дело и, сев в автобус, ехала по указанному все тем же Расулом адресу. Что именно лежало в пакете, она не знала, но подозревала, даже была уверена, что там героин, много героина, иначе почему лицо подвозившего ее мужчины было так серьезно и бледно? Любой наркотик – зло, она это знала, но не чувствовала за собой вины. Наркотик хоть и зло, но зло добровольное. Каждый волен выбирать свою судьбу и участь. Каждый волен…

Она оттеснила плечом наседавшую старуху, протиснулась между двумя о чем-то оживленно болтавшими мужчинами и оказалась на периферии митинга. Здесь народ стоял уже не так плотно, а в десяти шагах маячили камуфлированные фигурки полицейского оцепления.

«Наверное, я выгляжу ужасно растрепанной и нервной, на меня могут обратить внимание», – мелькнула паническая мысль, но Макка тут же успокоилась, сообразив, что именно такой и должна выглядеть девушка, случайно оказавшаяся в людском водовороте и вот теперь, наконец, из него вырвавшаяся. Машинально поправив челку, она уже уверенно шагнула к шеренге оцепления…

– Пора! – раздалась хриплая команда, и через долю секунды площадь огласилась грохотом взрыва.

Расул видел, как повалились на асфальт изломанные человеческие фигурки, и вслед за этим в девятиэтажке задребезжали и лопнули стекла. А еще через мгновение налетевший на площадь порыв ветра поднял и понес вдаль гаревое облако, в котором затерялись мелкие поднятые в небо взрывом обрывки прежде голубой, но теперь уже черно-багровой ткани.

– Смертница! – хрипло хихикнул в глубине комнат некто, так и оставшийся неизвестным. И тут же: – Уходишь следом, не задерживайся!

Расул молча кивнул и, войдя в комнату, принялся собирать вещи. Они уезжали. Впрочем, из вещей у него была лишь сумка, а у второго и вовсе с собой ничего не было.

– И наведи порядок! – человек с хриплым голосом поднялся с табуретки и двинулся к выходу.

– Будет сделано! – заверил его Расул, но мысленно фыркнул: брать в руки тряпку и вытирать пыль – занятие, не достойное настоящего мужчины! Своих отпечатков он благоразумно не оставлял, работал в перчатках, хриплый свои перчатки снимал, только когда сидел. Впрочем, если они что и оставили, то через полчаса появятся жильцы, а после их появления какие уж отпечатки…

Дверь за ушедшим хлопнула едва слышно, но Расул вздрогнул. Появилось желание поскорее покинуть квартиру, но он сдержался, не поддался внезапной слабости, выждал какое-то, пусть самое минимальное, время, после чего закинул сумку на плечо и поспешил на выход. Оставаться здесь и дальше не следовало. Закрыв дверь, Расул степенно начал спускаться вниз по лестнице. Лица он не прятал. В оставленной квартире уже несколько месяцев жили его соплеменники, и в то, что кто-то из прочих жильцов сможет с уверенностью запомнить именно его черты, он не верил.

«Для них мы все на одно лицо», – вспомнил Расул фразу, сказанную как-то давно его другом-китайцем. Вспомнив китайца, он улыбнулся. И почти тотчас мысли вернулись к оставленной квартире. Никто из живших в ней не был посвящен в сегодняшнее дело, никто не видел и не знал его лично. Ключ от квартиры, полученный от проверенного человека, сейчас лежал в кармане куртки и вскоре должен был последовать в урну, как и все прочее, имевшее отношение к акту устрашения… Расул не любил слова «теракт», он предпочитал именовать подобное «актом устрашения» или еще проще – «акцией». Очередная, но первая по значимости акция прошла успешно.

«Трупов будет много. – Он усмехнулся. – А мистер Икс (так Расул про себя называл хриплого) не дурак, да, не дурак! Очень даже не дурак».

Он знал хриплого несколько месяцев, и за это время многое успел у него перенять. А сегодня Расул впервые воочию наблюдал последствия взрыва, производимого в гуще народа, и убедился в справедливости слов, постоянно повторяемых мистером Икс:

«Это только кажется, что чем плотнее толпа, чем ближе она к месту взрыва, тем лучше, но это ошибка. Я, конечно, не имею в виду тот случай, когда у вас есть стокилограммовая бомба или автомобиль, начиненный взрывчаткой. Речь идет о двух-трех килограммах тротила и обрезках гвоздей. Гвозди лучше всего брать стопятидесятки, распиливать на семимиллиметровые отрезки… Впрочем, я не о том. Итак, когда взрыв производится в глубине толпы, ближайшие принимают на себя все – и осколки, и взрывную волну, они глушат ее своими телами. А если произвести подрыв там, где люди рассредоточены, то радиус поражения увеличится, и все прелести разлетающейся начинки достаются гораздо большему их числу».

«Мудр!» – уважительно подумалось Расулу. Он быстро миновал парк, пройдя мимо новостроек, подошел к мусорным бакам и, вытащив из сумки пакет, бросил его в урну. Пакет был облезлый и местами порванный, именно такой, чтобы не заинтересовать ни одного бомжа. На дне его лежал только что использованный пульт дистанционного управления. Протянув руку к лежавшему в кармане ключу от дверного замка, Расул задумался: только что покинутая квартира располагалась слишком удачно, чтобы просто так взять и навсегда от нее отмахнуться.

«Время стирает все», – решил Расул и, пребывая в задумчивости, огляделся по сторонам. Поблизости никого не было. На месте взрыва скоро поставят памятник, но пройдет год-другой – все забудется, на площади снова соберутся митингующие, и он сможет вновь подняться на нужный ему этаж. Вспомнив, как валились на мостовую люди, Расул сладко прищурился. Ему понравилось видеть, как они корчатся и умирают. Сегодня он впервые по-настоящему почувствовал себя богом. Да, видеть свершаемое – это совсем не то, что наблюдать издалека лишь облако поднимающегося вверх взрыва, а то и вовсе слышать лишь его отзвук. Расул твердо сжал в кулаке ключ. Да, он проделает это еще раз, на этой самой площади, стоя на балконе и чувствуя себя если и не богом, то уж черным ангелом точно! Он разжал пальцы, ключ опустился на дно кармана, а сам Расул круто развернулся и поспешил прочь. Он проскочил в арку, прошел через двор и, выбравшись на центральную улицу, подошел к остановке. Что ж, дело было сделано, теперь можно было добраться до снимаемой квартиры и как следует выспаться.

Глава 1

Назначение

– Дядь Сань! – Лешка, он же старший лейтенант Юдин, командир группы специального назначения, служивший в разведывательной бригаде специального назначения ГРУ ГШ, трижды ударил в дверь соседней квартиры, той, что на лестничной площадке располагалась справа. Звонок давно не работал, и дядя Саня, как его звал Лешка, не собирался его чинить.

– Только деньги тратить! – отмахивался он, а на предложение Лешки сделать звонок на общественных началах хмурился. – Что, у меня самого рук нет, что ли? – обиженно ворчал он и, потрясая плохо гнущейся левой рукой, добавлял: – Раз нет денег с пенсии, чтобы купить новый, пусть и этот не работает!

Лешка в душе посмеивался над причудами старика, но одновременно понимал, что в чем-то сосед прав. Пенсия инвалида второй группы, получаемая дядей Саней, была столь мизерной, что Лешка порой удивлялся, как тому вообще удается сводить концы с концами. Сам же Юдин едва умудрялся укладываться в офицерское жалованье. Несмотря на свою излишнюю ворчливость, в целом дядя Саша Лешке нравился, а уж уважение, которое Лешка к нему испытывал, было на грани почитания. Дядя Саша, он же Александр Александрович Рыбкин, воевал в Афганистане, был ранен, получил инвалидность. С тех пор и жил на свою мизерную пенсию, но не спился, не опустился на дно жизни, не стоял на рынке, прося милостыню, а по мере сил подрабатывал, ремонтируя старую радиоаппаратуру; зарабатывал на этом, как видно, немного, но за квартиру платил регулярно и никогда не просил, как соседи слева, взаймы.

Родных у Сан Саныча не было, а может, он просто не желал их видеть. Во всяком случае, здесь они никогда не появлялись. Иногда Сан Саныч уезжал на несколько дней, как он объяснял – к своему старинному другу. О своем же боевом прошлом он вспоминать не любил, да и о том, что в свое время служил в спецназе, да еще в Афганистане, обмолвился как-то вскользь, это было в первые дни их знакомства, почти год назад. Лешка, по такому случаю сказавший ему о своем месте службы, был рад иметь в знакомых человека с таким боевым прошлым и охотно поговорил бы о войне, послушал бывалого человека, но тот почему-то замкнулся и эту тему старался больше не поднимать. Видимо, прошлое всерьез держало его и никак не хотело отпускать.

– Дядь Сань! – Лешка вновь бухнул кулаком в дверь. На этот раз за стеной послышались тяжелые шаркающие шаги, загремел отпираемый засов, и дверь слегка приоткрылась.

– Ты, Алексей, чего это с утра пораньше? – глаза пенсионера прошли сквозь стоявшего перед дверью Юдина и зыркнули за спину.

– Так воскресенье, я на рынок бегу; может, вам что-нибудь взять нужно?

– На рынок? – Казалось, Сан Саныч задумался. – А что ж, пожалуй, и возьми, коль не тяжело.

Его взгляд снова скользнул куда-то мимо Юдина, он отступил в глубину своей квартиры. Дверь, хлопнув, снова закрылась. А Лешка, пожимая плечами, остался стоять, ожидая, когда дядя Саня вернется. Вот такой он был весь: встреть его на улице в хорошую погоду, так не уйдешь, заведет разговором, увлечет побасенками, а дома… словно другой – нелюдимый какой-то, и в квартире у него Лешка никогда не был. Впрочем, Сан Саныч как-то все объяснил:

– Давно я один живу, уже и как порядок наводить позабыл. Не прибрано, сам-то ничего, а гостей водить стыдно.

– Да я и сам нечасто тряпку и пылесос в руки беру… – попробовал было Лешка проломить брешь чужой обороны, но Сан Саныч только рассмеялся.

– Пы-ле-сос… слово-то какое. – Он усмехнулся. – Я и про метелку дворовую забывать стал.

На этом тот разговор и закончился. К себе Рыбкин не пускал. А вот в гости к Алексею ходил охотно. Но никогда с пустыми руками. Сам он почти не пил, ссылаясь на больную печень, но водку брал хорошую, бутылку, а то и две. Лешка тоже считал себя почти непьющим, но иногда, когда снедала тоска одиночества и приходил сосед, он позволял себе расслабиться.

– Держи, – дверь снова открылась, и Сан Саныч протянул Юдину несколько денежных купюр, – на все мясца.

– Да тут много… – зная финансовые проблемы пенсионера, засомневался Алексей.

Сан Саныч вроде сперва стушевался, затем заговорщицки подмигнул:

– Я тут шабашку хорошую нашел, теперь заживу!

– Ну, если так…

Взяв деньги, Лешка улыбнулся пенсионеру и, развернувшись, начал спускаться вниз по лестнице, на ходу просчитывая кратчайший путь к центральному рынку. День был солнечный, теплый, ехать в автобусе в такую погоду не хотелось. Он вышел из подъезда и зашагал в направлении центральной улицы. Играя в своеобразную игру, свой маршрут он продумал до мельчайших деталей, и теперь двигался, в точности руководствуясь выстроенным в голове планом. Выйдя на центральную улицу, Алексей пересек ее наискосок в районе памятника павшим в Великой Отечественной войне, оставив его слева, дошел до автомобильной стоянки, повернул налево, взглянул на часы. В график намеченного маршрута он укладывался с точностью хронометра…

Все-таки на рынок он пришел на три минуты позже, чем рассчитывал, но нисколько не огорчился – заданный темп был выдержан, и как ни подмывало Алексея ускорить шаг и таким образом уложиться в «построенный» график, он этого не сделал. Донельзя довольный собой, Юдин закупил все, что хотел, купил Сан Санычу свежего мяса, затем, вспомнив, что забыл взять себе сыра, вернулся к молочному ряду.

– …Говорят, куча народу пострадала… – Две продавщицы-молочницы, не обращая внимания на снующих туда-сюда покупателей, вели неспешный разговор. Произнесшая эту фразу раскрасневшаяся тетка сокрушенно качнула головой. А стоявший неподалеку от них Алексей невольно навострил уши.

– Семнадцать человек только убитыми! – выдала точную цифру ее собеседница, и Юдин утратил интерес к этой беседе. Произошедший в соседнем городе теракт особо не афишировался, но все о нем знали. Увы, выбирая нужный сыр, он вынужден был слушать их разговор и дальше.

– Жалко-то как! – вздохнула первая продавщица, вторая хмыкнула, скептически оценивая жалостливость своей собеседницы.

– Радуйся, что у нас пока тихо! – Она потянулась к лежавшей под прилавком пачке сигарет и словно только тут обратила внимание на стоявшего Алексея. – Вам молочка? Сырку?

Лешка отрицательно качнул головой – брать сыр ему почему-то расхотелось. Развернувшись, он пошел к выходу из крытого рынка.

– Всех бы этих, – первая продавщица кивнула в направлении торца здания – там за его стеной стояли многочисленные скупщики золота, – повыгнать… Приперлись, скоро их будет больше, чем нас!

– Будет, – подтвердила вторая, но сделала это как-то просто, буднично, будто говорила не о возможном будущем, а об уже свершившемся факте.

– Вот и взрывают. Место чистят.

– Самих бы их всех взорвать, – буркнула вторая, но ушедший далеко Юдин этого уже не слышал.

Хорошее настроение Алексея было подпорчено. Теракты по стране продолжали греметь, хотя власти все чаще списывали их на бытовые причины. Странным образом, но в том, что они продолжались, он чувствовал и свою вину. Хотя спроси Юдина, в чем его вина, он не смог бы ответить. А оно и действительно, разве была его вина в том, что он, служа в спецназе уже второй год, еще ни разу не ездил в специальную командировку? Разве была его вина в том, что в уезжающем в Чечню отряде и в этот раз ему не нашлось места? В чем была его вина? В том, что ему так фатально не везло?

Иногда Лешка представлял себя на месте уже побывавших на войне, анализировал сделанное ими, и ему казалось, что он почти всегда мог бы сделать лучше и любой выход у него был бы результативней. Пределом мечтаний Алексея была звезда Героя.

«Только бы мне выпал шанс, – думал Алексей, – я бы его не упустил!» Впрочем, мечтал он не слишком часто. На мечты в суете службы не оставалось времени.

– Дядь Сань! – Держа в руках пакеты, полные продуктов, Юдин на этот раз бухнул по двери носком ботинка. – Дядь Саня! – позвал он, размахиваясь для второго удара.

– Да иду я, иду! Нетерпеливый какой… – ворчливо отозвались из-за двери, затем послышались шаги и загремели открываемые засовы.

Лешка поморщился, тяжелые пакеты оттягивали руки, но поставить их на давно не мытый пол лестничной площадки было равносильно признанию своей слабости.

– Принес? – Сан Саныч привычно высунул нос и зыркнул по сторонам.

Алексей кивнул и, вымученно улыбнувшись (все же носить тяжеленный рюкзак было для него привычней, чем таскать в руках сумки), протянул желтый, наполненный свежей свининой пакет в щель приоткрытой двери.

– Одиннадцать кило, – сообщил он, – на все.

– Вот и спасибо, вот и молодец! – поблагодарил Сан Саныч, с удивительной легкостью подхватывая принесенное.

– Дядь Сань, вы ко мне вечерком не заглянете?

У Лешки неожиданно нарисовалось два выходных подряд, и он мог себе позволить слегка расслабиться. С сослуживцами делать этого не стоило, им с утра предстояло отправляться на службу, а женское общество Алексей уже долгое время игнорировал. Ведь, несмотря на то что после развода с Соней прошел почти год, он все еще не мог ее забыть. Может, в душе надеялся, что она вернется?.. Одним словом, подходящих товарищей на этот вечер, кроме дяди Сани, у него не предвиделось.

– Загляну, чего ж не заглянуть, – благодушно отозвался Сан Саныч. – Шабашки у меня на сегодня нет, так что я совершенно свободен. К семи подойду. Идет?

– В самый раз!

– До семи, – улыбнулся Сан Саныч.

Алексей согласно кивнул и двинулся к двери в свою квартиру. За спиной хлопнуло, и сразу же зазвенели многочисленные цепочки и запорчики.

А Лешка невольно усмехнулся. Кто мог покуситься на хоромы Сан Саныча, оставалось загадкой. В том, что воровать там нечего, Алексей был совершенно уверен, и потому считал, что этот бзик инвалида – тоже наследие афганского прошлого. Страх перед обстоятельствами, перед внезапностью. Что же так напугало молодого Сан Саныча? И как все-таки он получил свое увечье? Лешку грызло любопытство, но лезть в чужую душу с расспросами он не хотел, не чувствовал за собой такого права.

В дверь пару раз стукнули.

«Дядя Саня», – сообразил Лешка. Только Сан Саныч барабанил в двери соседей вместо того, чтобы нажать кнопку звонка. На заданный когда-то Юдиным вопрос: «Зачем вы это делаете?» – он ответил с улыбкой:

– Но вы же все в мою дверь барабаните!

– Так ведь у вас… – Лешка хотел было сказать «звонка нет», но был остановлен ехидным взглядом смеющегося инвалида:

– Так ведь стучите же!

Теперь Алексей попенял ему:

– Дядь Сань, да что вы стучите? Заходите, дверь-то открыта.

– А вдруг у тебя дама? – посмеиваясь, заявил Сан Саныч.

– Да какая дама! – отмахнулся Лешка и вдруг понял, что дядя Саня съехидничал, намекая, что молодому офицеру пора браться за ум и перестать тосковать по покинувшей жене.

– И вы туда же! – Алексей с досады махнул рукой. Его мать – Тамара Павловна Юдина, известный в Москве адвокат, едва ли не каждый день звонила и интересовалась «не завел ли он себе девочку». А он не завел и не собирался. «И вообще, – думал Алексей, – мне сейчас хорошо – благодать, нервы никто не треплет…»

И действительно, пару месяцев спустя после развода в его душе наступило нечто отдаленно похожее на умиротворение, а полгода назад старший лейтенант даже снял квартиру, хотя раньше, когда его зарплата шла на обеспечение двоих, позволить себе этого не мог. Собственно, их общежитский быт и стал основной причиной развода. Хотя, возможно, это была лишь ее отговорка, надуманная причина. Во всяком случае, с тех пор, как бывшая уехала, она ни разу ему не позвонила, а ее старый номер оказался заблокирован.

– Конечно, я туда же! – Сан Саныч продолжал усмехаться. – Это ведь ненормально, когда молодой красивый офицер не имеет подруги!

– Хватит, дядь Сань, с одной уже пожил. – Лешка начал злиться.

– Так я же не говорю – жить! – Сан Саныч закрыл за собой дверь. – Иметь женщину и жить с ней – разные вещи. Эх, мне б мои семнадцать лет! – мечтательно пропел он.

– Да ну вас! – Юдин снова махнул рукой и развернулся, чтобы вернуться в комнату.

– Погодь, Леш, я тут кое-что принес.

Алексей повернулся и только тут обратил внимание на два полиэтиленовых пакета, которые Сан Саныч держал в правой руке. Из одного, что поменьше, привычно торчало горлышко бутылки. А из второго, стоило его только раскрыть, пошел восхитительный запах жаркого. Лешка почувствовал, как во рту начала накапливаться слюна.

– Офигеть! – других слов у него не было. Он, конечно, подозревал присутствие у дяди Сани некоторых талантов, но искусство готовки в них до сегодняшнего дня определенно не входило. И тут такое!

Лешка забрал оба пакета и поспешил с ними на кухню. Сан Саныч же постоял некоторое время на одном месте, словно раздумывая, затем, тяжело припадая на левую ногу, пошел вслед за хозяином.

Стол был сервирован в лучших традициях холостяцкой жизни: тарелка с колбасой, тарелка с крупно порезанным салом, разрезанная на несколько частей селедка, хлеб, два стакана, бутылка водки и посреди стола, как именинный пирог, глубокая чашка, в которой исходило ароматным паром в меру подрумяненное жаркое.

– Присаживайся, дядь Сань! – возясь с посудой, подбодрил Лешка.

Сан Саныч хмыкнул, оглядел стол, выбирая лучшую, как ему казалось, позицию, определился, кряхтя, пододвинул к себе стоявшую в углу белую табуретку и сел. Алексей мельком взглянул на своего соседа: когда тот садился, его искалеченная, вывернутая рука сама по себе, и, возможно, еще и из-за искривленного позвоночника, оказывалась под сиденьем стула или табуретки, где пальцами почти непрерывно выбивала невнятную дробь. Сан Саныч, возможно, потому и не любил кресла, что тогда некуда было деть его руку. Но странное дело, когда надо было что-то делать, он действовал ею на удивление легко и проворно.

– Ну, вздрогнули!

Водку, как всегда, разливал Сан Саныч, Алексею побольше, себе, по обыкновению, на самом донышке. Он же произносил тосты. Собственно, это были скорее даже не тосты, а призывы к действию. Вот и сейчас весь тост ограничился одной фразой.

Выпили. Алексей сразу же потянулся к жаркому; Сан Саныч, возможно из вежливости к гостеприимству хозяина, взял небольшой кусочек сала.

– Хорошо! – выдал Алексей, прожевав первый кусочек.

Сан Саныч только кивнул, но по его лицу было видно, что этой бесхитростной похвалой он остался доволен.

Вечер неспешно тек дальше. Они выпили по второй, молча махнули по третьей. Сан Саныч возгласил тост за спецназ, затем за мир. У Алексея нашлась вторая бутылка. Он уже был прилично навеселе, Сан Саныч же скорее только казался или хотел казаться пьяным. Водка кончилась, разговоры остались.

– Дядь Сань, расскажи о службе в Афгане, а? – пьяно попросил Лешка, но Сан Саныч сердито зыркнул в его сторону и отрицательно покачал головой.

– Не хочешь? – не унимался Юдин, обиженно повесив голову.

– Не хочу! – жестко отрезал Сан Саныч.

Лешка, уткнувшись лицом в руки, долгое время молчал, потом поднял взгляд и снова обратился к соседу:

– Вот вы, дядь Сань, человек много видевший. – Теперь Лешку потянуло на разговор за жизнь. – Скажите, ну почему мы вот так живем?

– Как вот так? – словно бы не поняв, переспросил Сан Саныч.

– Да вот так! – Алексей широко развел руками, словно охватывая окружающее пространство. – Хреново! От меня жена ушла, знаешь? – будучи в подпитии, он зачастую переходил на «ты».

– Знаю! – так же пьяно мотнул головой его собеседник.

– А почему – знаешь? – И, не дожидаясь ответа: – А потому что жить невозможно! Ты был в нашей общаге? Не был? Так я тебе скажу: комната два с половиной на четыре, шкаф, кровать – и все. Понимаешь, дядь Сань, шкаф – и все, ничего больше! Туалет – три толчка на этаж, умывальник общий – три раковины, одна не работает. Душ… душ на первом этаже – три кабинки на всех. Дядь Сань, ты представляешь?

– Представляю. – Казалось, Сан Саныч нимало не удивился.

– И это «офицерское общежитие»! – Алексей мотнул головой. – Да что мы, вот вы сражались за Родину! В чужой стране! Ранены!

– Когда это было, – вяло отмахнулся Сан Саныч.

– А как живете? – Лешка словно бы и не заметил жеста своего собеседника. – Вот скажите, пенсии, чтобы жить, хватит? – Снова Алексей не стал дожидаться ответа, он его знал. – Не хватит! Пока заплатите за квартиру, пока туда-сюда, лекарства и прочее; а на еду? На хлеб, наверное, и то не хватит.

– Не хватит, – согласился успевший вставить слово Сан Саныч.

– А кто виноват? – И вновь данный самому себе ответ: – Власть, те, кто наверху! Сволочи! Поубивал бы всех, – выдохнул Лешка и замолчал. Его красноречие угасло.

– Нет, Леха, не так все, – возразил Рыбкин. – Не власть виновата, а люди здесь, что внизу, рядом.

– Мы, что ли? – Алексей непонимающе вытаращился на своего собеседника.

– Может, и не мы, а такие же, как мы, просто люди.

– Я что-то не догоняю… – Удивление Юдина стало сильнее.

– Каждый народ имеет такое правительство, которое заслуживает, слышал? – спросил Сан Саныч, и Лешка кивнул. – Так вот, разве не этот, – Сан Саныч ткнул пальцем в сторону, – народ голосовал за эту власть? Кто привел тех, кто наверху, к власти? Скажешь, облапошили, одурманили? А у самих ума не было? Был. Только всем вдруг халявы захотелось. Куска лакомого, все возмечтали миллионерами заделаться! Заделались. Вот пусть и получают.

– Не жалко тебе людей, Сан Саныч, – угрюмо пробормотал Лешка.

– А что их жалеть? Разве меня кто пожалел? Разве мне хоть кто… когда мне… – похоже, говорить Сан Санычу стало трудно, он на некоторое время умолк, а когда заговорил снова, его голос прозвучал совсем тихо: – Такой народ, как сейчас, недостоин будущего. Такой народ не то что любить, его ненавидеть надо! Стадо баранов! Стадо баранов, которое ведут на убой, а они этого не понимают, а если и понимают, то не собираются двинуть своей задницей чуть в сторону, чтобы уйти с пути, ведущему к бойне. А то как же – тут хоть и редкая, грязная, но травенка; а уйди вправо или влево? А вдруг там волки? И сгинешь чуть раньше срока. Народ… не народ, а ни на что не способное быдло! Вот если бы его, народ этот, расшевелить, двинуть против предательской власти, чтобы сбросить опутавшие страну оковы…

– Значит, нас может спасти только «бессмысленный и беспощадный»? – осоловело пробормотал Лешка. – Но наш народ и правда уже не тот, он не поднимется…

– Значит, его нужно разбудить, любым способом. – Рыбкин вздохнул и повторил: – Любым способом! – Затем совсем тихо добавил: – Даже самым жестоким и страшным…

Утро для Алексея наступило в полдень. Разбуженный телефонным звонком, парень поднялся на ноги, медленно побрел в направлении кухни. Он шел, а телефон звонил и звонил, звонил и звонил… сволочь…

Наконец Юдин добрался до источника звука и тыркнул кнопку включения.

– На связи, – недовольно буркнул он, и тотчас услышал в трубке голос своего ротного.

– Ты что, пил? – Майор Лукьянчиков не спрашивал, он утверждал.

Лешка почувствовал, как головная боль начинает быстро уходить в предчувствии неприятностей.

– Самую малость, вчера, – ротному было лучше не врать.

– Вчера? В смысле ночью? – Алексей представил, как Лукьянчиков недовольно морщится и молчит, решая, как поступить с провинившимся старлеем. В конце концов, видимо, решил помиловать, раз уж сам предоставил ему выходной, и не его, старлея, вина, если он так срочно понадобился, но говорить все это вслух не стал. – Тебя к комбригу. К пятнадцати ноль-ноль, и чтобы был как огурчик! Понял?

– Понял! – поспешно ответил Лешка, радуясь, что на этот раз гроза пронеслась мимо.

– Рано обрадовался! – словно прочитал его мысли майор. – Если командир скажет мне хоть одно слово… – На мгновение в эфире повисла весьма впечатляющая пауза. – В общем, ты меня понял…

– Понял, – почесывая макушку, Алексей положил телефон на стол и лениво побрел в ванную. Времени было более чем достаточно, чтобы все делать неторопливо.

В штаб части Юдин прибыл за десять минут до означенного времени.

– Комбриг у себя? – поинтересовался он у выскочившего навстречу помощника дежурного по части старшего лейтенанта Сивцова.

– У себя, – ответил тот и остановился. – У него совещание.

– А, тогда я подожду, – с надеждой, что «явление Христа народу» отменяется, Алексей начал заворачивать к выходу.

– Стой, ты куда? – придержал его за рукав Сивцов.

– Так ведь совещание, – пояснил Алексей. – Приду позже.

– А вот фиг ты угадал! – как-то даже обрадованно возвестил Сивцов. – Он звонил дежурному, сказал: как только появишься – сразу к нему.

– Гонишь… – не поверил Юдин. Он-то знал, что подколоть друг друга военнослужащие части любят.

– Без брехни! – на полном серьезе ответил помощник дежурного, и Алексей понял, что свидание с комбригом неминуемо.

– Что он от меня хочет? – задав вопрос, Юдин сильно сомневался, что получит на него ответ.

– Он не докладывал, – отмахнулся Сивцов и побежал по своим делам дальше, а горестно вздохнувший Алексей двинулся по коридору в направлении начальственного кабинета. Там действительно шло какое-то совещание, но сидевший в приемной солдатик не выскочил навстречу, преграждая путь не вовремя явившемуся старлею, а лишь зыркнул в его сторону, угадывая, кто это, и, угадав, опять уткнулся носом в светло-коричневую столешницу стоявшего в приемной стола. И Алексей, мысленно решив, что «чему быть – того не миновать», взялся за дверную ручку и без стука открыл дверь. А зачем стучать, если его ждут?

– Товарищ полковник, старший лейтенант Юдин по вашему приказанию прибыл! – В кабинет старлей вошел бодро, вскинул руку к голове, четко отрапортовал. Разве что каблуками не щелкнул.

– Садись! – указывая на пустовавший стул, полковник Шогинов улыбался.

Алексей слегка встревожился – улыбка комбрига могла означать все, что угодно, а он не был уверен, что его бодрое появление смогло обмануть острый глаз командира. Меж тем Шогинов продолжил прерванное появлением старлея повествование.

– Итак, я вчера был на военном совете, – брови комбрига насупились, – вы думаете, там со мной советовались? Меня любили, суровой мужской любовью. И виной вы, господа командиры!

– Товарищ полковник, может, не стоит… – Начальник штаба бригады кивнул в сторону Юдина, намекая на нежелательность его присутствия. Все же, как-никак, командир собирался прорабатывать старших офицеров.

– Пусть сидит, – отмахнулся комбриг, – а то, поди, думает: дорастет до полковника – и все, лафа на триста шестьдесят градусов.

Что командир подразумевает под тремястами шестьюдесятью градусами, Юдин не понял. Шогинов вообще был любителем парадоксальных умопостроений, порой понятных ему одному и никому больше. А полковник продолжал радовать своими высказываниями:

– Вы знаете разницу между мной и волшебником Изумрудного города? Ни хрена вы не знаете! Волшебник Изумрудного города на всех приезжающих мог надеть зеленые очки, а я – нет.

Тут он выдал такую пространную, филигранно построенную матерную фразу, что сидящие с трудом подавили напрашивающиеся на лица улыбки, на мгновение показалось, что суровой мужской любви сегодня не будет. Но рано радовались. Комбриг насупился.

– А вы, товарищи командиры, сами себе нацепили розовые и ни хрена не хотите видеть. Комбат-два!

– Я, товарищ полковник! – нарочито бодро вскочил со своего места высокий худощавый подполковник.

– Я приезжаю, и что мне докладывают… – Пауза, подающая ложную надежду виновному на возможность оправдаться за совершенные ошибки и злодеяния.

– Что, товарищ полковник? – Комбат-два сделал невинное лицо, желая узнать о своей провинности.

– Викулов! – взревел комбриг. – Ты чего дурачка из себя строишь? Бойца чуть не угробил, а выеживаешься!

– Какого бойца? – совершенно искренне удивился Викулов.

– Такого, – видя, что из него уж точно делают дурака, Шогинов начал выходить из себя по-настоящему. – Тебе напомнить? – Комбат-два кивнул. – А того бойца, что ИМом сотым себя чуть на воздух не поднял.

– А, этого, – Викулов развел руками, – я-то думал, что еще. А этот… ничего, собственно, серьезного и не было, пару часов в кровати повалялся – и опять в строй.

– В строй, говоришь? Ну-ну, смотри у меня, если хоть одна собака… – Комбриг махнул рукой. – Садись.

– Есть!

– Теперь ты. – Шогинов повернулся к начальнику связи и начал длинную проработку.

Юдин, которому и без того было тошно, постарался отключиться и погрузился в свои мысли. Вчерашнее затянувшееся за полночь застолье ударило по мозгам сильнее, чем хотелось бы, из вчерашнего разговора он решительно ничего не помнил.

– Товарищи офицеры! – прозвучало для старшего лейтенанта Юдина радостным известием, что с его вызовом к командиру бригады вскоре все прояснится.

– Так, Юдин, – комбриг снова всем лицом выражал свое расположение, – помнится, ты ко мне как-то подходил по поводу командировки?

Алексей согласно склонил голову; он опасался, что если кивнет чуть сильнее, она у него отвалится вместе с шапкой.

– Знаешь, отправлять на войну тех, кто просится, – плохая примета. Отправил я тут одного… – На секунду Шогинов погрузился в воспоминания. – Короче, Алексей, – Юдин вскинул голову, оказывается, комбриг знал его по имени, – послезавтра едешь в командировку.

– Так ведь вроде вакантов не было? – вытаращил глаза Юдин.

– Вчера не было, сегодня есть, – отмахнулся комбриг, не желая пояснять причину столь стремительно переменившейся судьбы.

– Но боевое слаживание… Я и с группой-то не занимался… – выдавил ошарашенный новостью старлей.

– А что тебе слаживание? Ты что, не офицер? Тебя чему в армии учили? – Шогинов усмехнулся. – Слаживание – это для бойцов, а командир у нас и так универсал. Согласен?

– Да где-то так, – вяло согласился Юдин. Затем, сообразив, что слово «согласен» относилось вовсе не к универсальности офицеров, ответил со всей поспешностью: – Так точно, товарищ полковник! – Разве что не подскочил на радостях. О, теперь он развернется! Уж он-то таких дел наворочает! Но в этих мечтах ему было не суждено витать слишком долго, Шогинов опустил его с небес на землю одной лишь фразой:

– И к тому же, кто тебе сказал, что ты едешь командиром группы?

– Я? А кто… что… а разве… нет?

– Нет, – улыбка Шогинова стала еще шире. – Лейтенант Курочкин из ОРО отряда сломал ногу. Ты едешь вместо него старшим помощником. Ясно?

– А я… товарищ полковник… а если… а…

– Разговор окончен, билеты на тебя уже взяли. Убытие завтра.

– Разрешите идти? – Юдин медленно поднялся, старясь сохранить остатки спокойствия.

– Иди, – по-отечески мягко разрешил комбриг, и Алексей, круто повернувшись, поспешил выйти из ставшего вдруг тесным командирского кабинета.

Шествуя в расположение своей роты, он чувствовал себя окончательно контуженым. Ему теперь был даже не понятен смысл этого вызова. «Билеты на тебя взяли. Выезд завтра». Если все решено, к чему эти игры – согласен не согласен?

Добредя до своей роты, Лешка поднялся на второй этаж и распахнул дверь в казарму. Дневальный вытянулся, вскинул руку в воинском приветствии, на что старший лейтенант лишь лениво махнул рукой и прямиком двинулся в ротную канцелярию.

– У комбрига был? – вместо приветствия спросил ротный.

Алексей устало вздохнул и оперся плечом о стену.

– И что мы имеем в итоге? – Лукьянчиков нетерпеливо побарабанил по крышке своего стола.

– Еду в командировку, – ответил Лешка, после чего устало опустился на стул.

– Куда? – лениво уточнил майор.

– В Чичу, – в тон ему ответил уже наполовину ощущающий себя в отъезде Юдин.

– Куда?! – К такому повороту событий ротный готов не был. – Комбриг совсем вольтанулся. У меня и так два офицера в роте, а теперь один останется… Я что, теперь тут дневать и ночевать буду? – Он посмотрел на Лешку так, будто тот мог дать ему ответ.

Но, испытывая скрытое торжество, Юдин лишь пожал плечами. Ротного он, конечно, уважал за его боевое прошлое, но недолюбливал за излишнюю резкость.

– Когда? – Лукьянчиков понял, что протестовать не имеет смысла, и смирился.

– Завтра, – лаконично оповестил Юдин.

– Понятно. Вместо кого? – Ротный взял ручку и, дожидаясь ответа, начал что-то записывать.

– Курочкин сломал ногу, – нехотя признался Леха.

– Курочкин? – Ротный наморщил лоб, вспоминая. Наконец память услужливо выдала ему картинку тощего субъекта. – Это лейтенант из «пиджаков»?! – обрадованный своей зрительной памятью, начал он и вдруг осекся. – Так он же в ОРО?!

Лешка нехотя кивнул.

– Так ты что, на его место орошником? – понял Лукьянчиков и, увидев убитый взор своего подчиненного, попробовал слегка его приободрить: – Да ты не расстраивайся, кому-то и карты рисовать надо.

– Всю жизнь мечтал! – обиженно пробормотал Леха, встав и двинувшись к двери.

– Отдыхай! – бросил ему вслед ротный, потом, опомнившись, добавил: – Завтра на службу можешь не приходить.

– Угу, – угрюмо бросил Юдин.

Можно было подумать, он собирался это делать! Какая служба, если ему еще предстояло собрать вещи? Впрочем, особых проблем с этим не было. Орошник – это не группник, ему много брать с собой не надо: смену белья, мыльно-рыльное, да и так, по мелочам. Спальник дадут; новый «комок», говорят, там получить тоже не проблема. Вот и все, а эти все фонарики-хренарики, кружки-финтифлюжки, компасы-момпасы, спальники полегче и прочая лабуда ему ни к чему. Хотя компас Алексей решил взять: места много не занимает, а так, мало ли, еще придется ориентировать карту на местности. Но на душе было пакостно, все его мечты о подвигах летели в тартарары. И никакого выхода из сложившейся ситуации он не видел.

Глава 2

Добро и зло

– Нам только что позвонила женщина, – подполковник Аркадий Иванович Трунцев стремительно вошел в кабинет начальника отдела по борьбе с терроризмом, – говорит, у нее есть сведения относительно недавнего террористического акта. Возможно, она видела и сможет описать одного из участников террористической группы.

То, что действовала целая группа, сомнения у следователей не вызывало.

– Она уже какая по счету? – устало вздохнул сидевший за столом полковник Сергей Федорович Колпашников. После объявления о вознаграждении за сведения о возможных участниках теракта информация от очевидцев посыпалась как из рога изобилия.

– С начала официального рабочего дня тринадцатая, – сообщил подполковник.

– Тринадцатая? – полковник покачал головой. – Что ж, будем верить, что вопреки бытующему мнению цифра окажется счастливой.

– Это смотря для кого, – улыбнулся Трунцев. И вновь перейдя на серьезный лад: – Шанс, что она действительно что-то видела, есть; во всяком случае, она не утверждает с яростью маньяка об исключительной ценности своих сведений. И ее «возможно» дает нам надежду.

– Что ж, посмотрим, – осторожно согласился Колпашников с выводами своего заместителя. – Ты уже сказал, куда ей прибыть?

– Нет, – отрицательно покачал головой Трунцев, – она просила приехать к ней на дом.

– Даже так? – Полковник восхитился наглостью случайной свидетельницы, но честь мундира требовала наказать подобное. – А не вызвать ли нам ее повесткой?

– Это будет затруднительно, – подполковник снова позволил себе улыбку. – Ей семьдесят семь лет, инвалид второй группы, колясочница, из квартиры выходит редко, только когда приезжает сын, чаще сидит у окна и, соответственно, наблюдает.

– Колясочница? – Колпашников в недоумении развел руками. – Не выходит из дома? И ты считаешь, что она могла что-то разглядеть?

– Я тоже задался таким вопросом, – подполковника было не так легко подловить на промахе, – но у нее дальнозоркость. Так что здесь все сходится.

– Ладно, хорошо, убедил, – качнул рукой руководитель отдела, вынужденно признавая правоту зама. – Действуй. Во всяком случае, ничего лучшего у нас пока нет.

– Тогда я убыл, – сообщил Трунцев и так же стремительно вышел, как несколькими минутами раньше и вошел.

Но уже через несколько часов подполковник снова входил в кабинет начальника с докладом о своей поездке.

– По словам гражданки Храпцовой, – следуя приглашающему жесту хозяина кабинета, Трунцев опустился в кресло, – незнакомец кавказской внешности вышел со стороны парка, подошел к мусорным бакам и что-то выбросил.

– Пока, как я понимаю, ничего нового…

– Мадам… – ляпнул подполковник и тут же пояснил: – Это наши оперативники ее так окрестили за белый парик и уж больно чопорный, важный вид, с которым она нас встретила.

– Продолжай, – полковник дал понять, что его интересуют полученные сведения, а не гражданка Храпцова.

– Наталья Юрьевна, – продолжил Трунцев, – уверяла, что остановившийся у мусорных баков гражданин нервничал.

– Это было так сильно заметно? – со все более возрастающим скепсисом уточнил полковник.

– Нет, – улыбнулся Трунцев, – но она говорит, что уверена в том, что так и было.

– Фоторобот составлен? – полковник сделал какую-то запись в своем блокноте.

– Да, и сейчас мы пробиваем его по нашим базам, – ответил подполковник, и в этот миг в его кармане раздался звонок сотового.

– Аркадий Иванович, – Трунцев узнал голос майора Романова, – есть совпадение. В нашей базе с 2002 года.

– Уверен? – Принять такой подарок судьбы было не просто.

– Обижаете, Аркадий Иванович! – пробухтел якобы уязвленный недоверием Романов.

– Ясно, подробности позже, я подойду… – остановив поток слов подчиненного, пообещал Трунцев.

– Ждем! – ответил майор и отключился.

– Товарищ полковник, – начал официально Трунцев, но Сергей Федорович нетерпеливо махнул рукой.

– Я все слышал, объявляйте розыск, – приказал он и снова потянулся к ручке, лежавшей на раскрытом блокноте.

– Есть!

– Мусорные баки проверили? – меж тем продолжал развивать тему первоочередных мероприятий начальник отдела.

– К сожалению, их уже вывезли, – развел руками подполковник.

– Найти водителя мусоровоза, узнать, куда именно он отвозил и вываливал мусор. Если потребуется – перерыть, перевернуть, перелопатить всю свалку, но найти то, что объект выбросил! – с твердыми начальствен-ными нотками в голосе потребовал Колпашников.

– Есть! – так же официально ответил подполковник. – Разрешите выполнять?

– Действуй – и держи меня все время в курсе. И помни: пока это единственная ниточка, ведущая к организаторам теракта. – И совсем строго: – Не упусти!

– Я понял!

Кресло под поднимающимся Трунцевым жалобно скрипнуло, словно не хотело отпускать его из своих объятий, сам же он выпрямился и стремительно зашагал к двери кабинета. Похоже, они действительно вышли на след; теперь самое главное, чтобы дело не оказалось пустышкой.

Расул Махмедович Нуриев был объявлен во всероссийский розыск по подозрению в причастности к теракту сразу же. И сразу же удалось найти водителя мусоровоза, разгружавшего злополучные баки. А вот на то, чтобы отыскать «нечто», выброшенное Нуриевым в мусорный бак, потребовалось значительное время. Зато когда это нечто было найдено, сомнения в причастности Расула Махмедовича Нуриева к теракту с участием смертницы окончательно отпали.

На доклад к полковнику Колпашникову Аркадий Иванович прибыл в приподнятом настроении.

– Нуриев Расул Махмедович, одна тысяча девятьсот семьдесят пятого года рождения, холост, участник незаконных вооруженных формирований, сдался в плен в мае две тысячи второго года, отпущен по амнистии. Рост метр семьдесят восемь, худощавого телосложения.

– Ты мне лучше фотографию покажи, а словесное описание оставь для розыскников.

Трунцев кивнул, раскрыл принесенную с собой папку и вытащил из нее черно-белую фотографию.

– Это, значит, он… – задумчиво проговорил полковник, разглядывая лицо молодого человека, взглядом затравленного зайца смотрящего в объектив фотокамеры. – Вот как оно получается: посади его тогда лет на пятьдесят за бандитизм, и, возможно, стольким бы людям удалось спасти жизнь! – Колпашников сокрушенно качнул головой и, сжав кулаки так, что хрустнули пальцы, выдавил: – Мрази… – Кого при этом имел в виду полковник, осталось неизвестно, меж тем он продолжил: – Значит, подрыв произвела не сама смертница.

– Может, и сама, – убирая фото обратно в папку, поправил вывод начальника Трунцев, – но в одном, Сергей Федорович, ты прав: ей не доверяли. Не были уверены в ней до конца…

– Значит, за ней должны были все время наблюдать… – Сделав правильный вывод, Колпашников поднялся и, выйдя из-за стола, зашагал по комнате. – Откуда за ней могли вести наблюдение? Со стороны проезжей части?

– Исключено. Уже выяснено: прежде чем произошел взрыв, смертница пересекла всю площадь, с ее ростом метр шестьдесят один сантиметр она быстро бы затерялась в толпе.

– Значит, за ней должны были наблюдать с некоторой высоты… – Мгновенная заминка и решительное: – Выявите все квартиры, выходящие окнами на площадь, в которых проживали или проживают выходцы с южного региона, беженцы, вынужденные переселенцы, гастарбайтеры. Под любыми предлогами получите ордера на обыск, переверните все вверх дном, снимите все отпечатки, что обнаружатся в этих квартирах, пробейте их по нашим базам.

– Сделаем. – Трунцев поскреб переносицу, представив себе объем предстоящей работы, но полковник был прав: наблюдатель должен был находиться где-то рядом. А рядом – это квартиры. Разве что оставались еще крыши, но их-то проверить было несложно.

Вскоре все квартиры, подходившие под определение полковника Колпашникова, были выявлены, ордера на их обыск получены, отпечатки сняты. Но, увы, никаких сторонних отпечатков пальцев, кроме оставленных квартиросъемщиками и жильцами, не нашли. Была проверена и квартира, в которой совсем недавно находились Расул и мистер Икс, но и в ней нужных следов обнаружено не было.

– Расул, – голос в телефонной трубке принадлежал Хачику – так было приказано называть своего человека, служившего в одной из силовых структур, – у тебя заболела тетя.

Расул понял: надо уехать.

– Тяжело заболела.

Расул непроизвольно сел. Фраза означала, что уезжать нужно срочно. Но это было еще не все.

– Собери подарки родственникам, – при этих словах Расул понял, что присел не зря. Фраза означала переход на нелегальное положение. Значит, опять в Чечню, в лес.

Собеседник, не дожидаясь ответа, отключился, а Нуриев попробовал проглотить подступивший к горлу комок, не получилось. Новость была поистине ошеломляющей. А ведь только-только все наладилось, появились деньги, он наконец-то почувствовал вкус настоящей жизни… И вот теперь все рушилось. Расул не строил иллюзий – возможности возвращения не было. Теперь либо лес и война до победного конца, либо тюрьма. В то, что ему когда-нибудь удастся накопить денег для безбедного житья за рубежом, не верилось. Значит, лес… Расул вздохнул, уронил телефон на пол, нагнулся, поднял, вынул «симку», прошел в туалет, смыл ее в унитаз и, вернувшись в комнату, начал собирать вещи. Действовать предстояло быстро. Расул понял, что скоро ориентировка на него появится в каждом отделении полиции.

– Ай, шайтан!

Нуриев кинул в сумку самое необходимое, взял паспорт и направился к двери. Убирать за собой следы не имело смысла: его личность была установлена, а отпечатки пальцев у фээсбэшников были еще с начала Второй чеченской, когда он, попавший вместе со своей бандой в безвыходное положение, «сдался» по так кстати объявленной амнистии.

Расул выскочил из подъезда и, подняв руку, остановил первого попавшегося таксиста.

– На вокзал!

Распахнув дверцу, он плюхнулся на сиденье. Сердце билось в тревоге, и, когда машина тронулась, Нуриев невольно обернулся и посмотрел в заднее стекло. Ни одной подозрительной машины там не было, но это не принесло успокоения, а лишь заставило рисовать новые тревожные картины расставляемых ему сетей.

Как назло, все светофоры на их пути горели красным; казалось, это ушлые фээсбэшники перекрывают ему пути отступления. Нуриев весь издергался, пока они добирались до площади, прилегающей к железнодорожному вокзалу. Зато когда такси остановилось и никто не бросился распахивать дверцы и выкручивать руки, Нуриев понял: его страхи преждевременны. Уже окончательно успокоившись, он расплатился с таксистом, забросил на плечо сумку и нарочито медленно направился к зданию вокзала. Войдя в помещение и идя к кассам, по пути взглянув на мелькающие сообщения информационного табло, определился с направлением и, подойдя к кассе, уверенно потребовал:

– На ближайший до Москвы, один билет в плацкартный вагон, – после чего протянул в кассу паспорт на имя Расулова Искандера Акимовича, уроженца Саратовской области, 1978 года рождения.

– Пожалуйста, – произнесла, подавая билет, кассирша и добавила: – Поторопитесь, поезд уже стоит на первом пути.

– Спасибо! – поблагодарил Расул и, небрежно сунув сдачу в карман джинсов, по-прежнему не спеша двинулся в направлении перрона.

Через три часа он вышел на одной из промежуточных станций и, добравшись городским автобусом до автовокзала, взял билет на автобус, идущий в южном направлении. Сделав еще две пересадки, прибыл в Моздок. Пока удача была на его стороне. Теперь оставалось совсем немного: дозвониться до Равшана, местного автобусного магната, и договориться о перевозке. Равшана знали все. Все знали – и никто не трогал. Он «помогал» и нашим и вашим: на своих автобусах возил русских солдат, чеченских полицейских и чеченских же боевиков. Особо никуда не лез, но некоторым людям был готов оказать любую услугу. И, набирая четко забитый в памяти телефонный номер, Расул искренне надеялся, что его поручитель является именно таким человеком.

– Я от Хачика, – без обычного приветствия начал Расул, стремясь как можно быстрее сообщить о своей нужде, но, видимо, бывший уже в курсе Равшан Умаров опередил его своим вопросом:

– Ты где?

– Где я еще могу быть? На вокзале. – Отвечая, Расул огляделся вокруг, словно ожидая, что его каким-то образом переместило в пространстве.

– Иди по левой стороне улицы до магазина военных товаров. Там я тебя встречу.

Расул вдруг понял, что говорившему очень хочется добавить «уходи быстро», но, видимо чего-то опасаясь, он этого не делает, поэтому, чтобы хоть как-то успокоить собеседника, буркнул:

– Уже иду! – после чего отключился и, закинув сумку за спину, быстрыми шагами направился вдоль тянувшейся по прямой улицы.

Ехавшее почти посередине улицы такси вдруг вильнуло, прижалось к тротуару и остановилось, чуть-чуть не доезжая до быстро идущего Нуриева. Передняя дверца со стороны пассажирского сиденья отворилась, и на тротуар ступил пухлый, невысокого роста мужчина лет пятидесяти с явно восточными, точнее даже азиатскими чертами лица, выдававшими в нем примесь узбекской крови.

– Расул? – негромко спросил он и, когда тот утвердительно кивнул, не стал изображать из себя закадычного друга и заключать прибывшего в объятия. Вместо этого кивнул на заднюю дверцу, приглашая Нуриева сесть в машину, дождался, когда тот окажется в салоне, захлопнул за ним дверцу. После чего сам, забравшись на переднее сиденье и усевшись поудобнее, захлопнул дверцу. – Права есть? – не оборачиваясь, вместо приветствия спросил Умаров.

– Нет, – отрицательно качнул головой Расул.

– Плохо! – вздох разочарования. – Что ж мне сегодня так не везет? – непонятно кому пожаловался Равшан.

После чего они какое-то время ехали молча.

– Машину-то хоть водить умеешь? – Умаров уже не скрывал своего неудовольствия.

– Могу, – хмыкнул Нуриев.

– А автобус? – не отставал от него с расспросами автомобильный магнат.

– Грузовик водил, – неопределенно пожал плечами окончательно сбитый с толку Расул.

– И то хлеб, – несмотря на свою внешность, Равшан разговаривал на типично русский манер. – Так, ладно, права мы тебе сделаем, – заверил он. – Деньги есть?

Расул понимающе кивнул.

– Мамед, – Умаров повернулся лицом к водителю, – к фотоателье Ильяса!

Расул сидел, чувствуя себя дураком и не решаясь задавать вопросы, дабы не утвердиться в этом мнении окончательно. Неужели автомагнат хочет оставить его у себя в качестве водителя? Это было бы слишком опрометчиво. Но эти мысли так и остались невысказанными.

…Заночевал Расул в небольшой, но уютной комнате где-то на северной окраине Моздока. Несмотря на весь уют, гостеприимство хозяина и видимость спокойствия, ночь прошла тревожно. Нуриев то засыпал, то, обуреваемый тоскливым томлением, просыпался и тогда подолгу не мог заснуть. Под самое утро ему приснились русские с автоматами, бегущие в его сторону. «Все, конец!» – подумал Расул, поднимая над головой окровавленные руки. Рядом хлобыстнула очередь, по телу пробежался леденящий холод страха, и он окончательно проснулся. В дверь хоть и не громко, но настойчиво и нетерпеливо стучали.

– Да, да! – отозвался Нуриев, поднимаясь на локте и щуря глаза от бьющего в окно света.

– Вставай, время! – поторопил вошедший, оказавшийся все тем же неугомонным Равшаном. – Через час выезд.

– Куда, зачем? – спросил ничего не соображающий спросонья Расул.

– Домой, брат, домой! – похлопал его по плечу хозяин и, наконец увидев в его глазах осмысленное выражение, протянул ему блестящую карточку новенького водительского удостоверения.

– Зачем? – Нуриев по-прежнему не понимал происходящего.

– Потом, все потом. Сейчас быстро-быстро умываться и кушать, тоже быстро. Поезд уже прибыл.

«Какой поезд? Для чего поезд?» – хотел спросить Расул, но вместо этого поспешно встал и побрел в туалетную комнату. Спал он на всякий случай не раздеваясь, так что надобности одеваться не было.

Все загадки наконец прояснились, когда Равшан усадил его завтракать. Оказывается, сегодня по замене прибывал отряд спецназовцев. Обычно по территории Чечни они перемещались своим транспортом, но что-то в этот раз не заладилось, и комбат, позвонив Равшану, попросил выделить один автобус для доставки личного состава.

– Вот ты у них водителем и поедешь.

При этих словах Расул едва не поперхнулся. Остро засосало под ложечкой. Он – водителем у русских спецов? Расул даже не подумал о том, что как он, ни разу не садившийся за руль автобуса, а лишь несколько раз крутивший баранку старенького «ЗИЛа», этот самый автобус поведет. А может, так и задумано? Нуриев вздрогнул от пришедшей ему в голову мысли. Что, если Хачик решил сделать из него шахида? От этой мысли желудок Расула свело болью.

– Да ты так не переживай! – Похоже, Равшан искренне наслаждался смятением своего гостя. – Автобус поведет Мамед, мой водитель, а ты, друг, поедешь запасным. На обратном пути в нужном месте он тебя высадит.

– Ах, вот оно что! – с облегчением перевел дух Расул. После того как самые ужасные его подозрения рассеялись, даже совместная поездка с самыми ярыми врагами не казалась ему такой уж и страшной.

– Кушай, собирай вещи, через пятнадцать минут выезд. – Равшан вроде как не торопил, но обозначил четкие временные рамки, а тон его дал понять, что лучше не опаздывать.

В провонявшем маслом и дизельным топливом гараже, в который привезли внутренне дрожавшего Расула, стоял один-единственный автобус, видавший виды «Икарус» с недвусмысленной надписью на двери: «Хлопнешь дверью – умрешь от монтировки». Прочитав ее, Расул невольно улыбнулся, но его неважное самочувствие не улучшилось.

– Познакомься с Мамедом. – Равшан не показал, куда и зачем надо идти, чтобы познакомиться с напарником. Похоже, кроме этого самого Мамеда, в гараже никого больше не было, и, судя по всему, это не было случайностью.

«Отослал всех, чтобы меня с ним вместе никто не видел», – просчитал ситуацию Расул. Только теперь он сообразил, что во дворе домика, где он ночевал, тоже не было ни одного человека, кроме него и самого Равшана. А таксист Мамед и водитель автобуса Мамед – одно и то же лицо. Так оно и вышло. Стоило в гараже появиться новому человеку, как Расул тотчас опознал в нем вчерашнего молчуна. Только он оказался гораздо ниже ростом и коренастее, чем показалось сперва Нуриеву. Первое легко объяснялось: при развитом, вытянутом торсе ноги таксиста оказались на удивление короткими и кривыми.

– Расул, – Нуриев протянул руку, здороваясь с пришедшим, на что тот только нахмурился, крепко стиснул протянутую ладонь и, ничего не сказав, отправился к своему автобусу.

Прежде чем посадить Расула в «Икарус», Равшан порылся у него в сумке, забрал оба паспорта – настоящий и поддельный. На недоуменный взгляд Нуриева ответил коротко:

– Эти паспорта тебе больше не потребуются. Повезет – справишь новые. А они для тебя только лишняя головная боль. Впрочем, теперь тебе долго никакой документ не нужен будет!

Умаров усмехнулся, а Расулу стало совсем грустно. От напоминания о предстоящем его грудь скрутило неимоверной тоской. И он, еще секунду назад готовый отстоять хотя бы один из паспортов, бессильно опустил руки. «Прошлое должно доставаться прошлому!» – слышанная где-то мудрость всплыла в его сознании, чтобы тут же смениться другими, более животрепещущими мыслями о ближайшем будущем.

– Удостоверение водителя уничтожишь сразу по прибытии на место, а лучше отдашь Мамеду, – настоятельно рекомендовал Умаров, на что Расул все так же безропотно кивнул и, пожав на прощание руку остающемуся в гараже Равшану, шагнул в автобус. Мотор завелся, водитель дал газ, «Икарус» рванул с места, выскакивая за ворота и быстро набирая скорость.

Как оказалось, на вокзал они приехали вовремя – подразделение русского спецназа еще только-только вылезло из вагонов и теперь, выстроившись по группам, определялось с погрузкой. Автобус скрипнул тормозами и остановился. Тут же к сидевшему за рулем Мамеду подошел офицер в звании майора и что-то сказал. Мамед ответил. У него оказался тонкий, неприятный голос. Видимо, Мамед стеснялся его звучания, потому обычно и помалкивал. Что именно сказал водила, Расул не расслышал, но двигатель вновь завелся, и «Икарус» переехал на другое место, находившееся метрах в тридцати он первоначальной остановки. Там Мамед слегка развернул его и, заглушив мотор, опустил лицо на руль. Все выглядело так, как будто он собирался немного вздремнуть. Но время шло, и, пока спецы не начали погрузку, Нуриев, стараясь лишний раз не мозолить глаза, сидя в автобусе, внимательно разглядывал приехавших.

Русские спецназовцы в большинстве своем были молоды – девятнадцать-двадцать лет, но попадались тридцатилетние. Те, что помоложе, ассоциировались в сознании Расула с образом поджарых быстроногих борзых, а те, что постарше, вызывавшие у него оторопь, представлялись огромными, старыми, опытными волкодавами, не слишком быстрыми, но неотвязными в своей погоне за убегающей дичью. Особенно же его интересовали офицеры. Они были настолько разные по своему виду, что выстроить какую-либо психологическую ассоциацию у Расула не получилось. Поэтому он снова переключился на солдат.

Но вот прозвучали какие-то команды, и спецы, подхватив лежавшие на земле рюкзаки и баулы, начали погрузку. Грузились споро, рюкзаки только успевали мелькать над бортами бронированных «Уралов». А вот в автобус они заходили не в пример аккуратнее, даже, можно сказать, с легкой настороженностью, но, разместив свои вещи и усевшись, сразу начинали шутить, подначивать друг друга – одним словом, вели себя так, будто ехали и не на войну вовсе, а в увлекательное путешествие. И, глядя на этих беззаботно веселящихся парней, Расул в очередной раз испытал страх.

Через несколько часов колонна с разведчиками-спецназовцами прибыла в пункт временной дислокации отряда специального назначения. С Мамедом расплатились, и «Икарус» взял курс в обратную сторону. Расул, по-прежнему не знавший подробностей, касающихся своего дальнейшего пути, отдал Мамеду водительские права, забрался в глубину салона и опустился на сиденье в попытке окунуться в спасительные глубины сна. Почему-то ему казалось, что у него есть на это достаточно времени, и, когда на выезде из райцентра автобус резко остановился, не придал этому никакого значения. Подумаешь, мало ли зачем Мамед решил сделать остановку, как-никак, несколько часов пути…

И для Нуриева стало полной неожиданностью, что когда дверь резко раскрылась, какой-то незнакомец вскочил на подножку и громко скомандовал:

– На выход, быстрее!

Расула подбросило, словно от удара током. «Все, конечная», – пронеслось в мозгу, он схватил сумку и бросился к выходу.

Двое с виду совершенно мирных чеченцев поджидали его у стоявшей на обочине белой «шестерки», но по тому, как один беспрестанно крутил головой, а второй все время порывался сесть за руль, было видно, что они прилично нервничали. Расул хотел повернуться, пожать руки и поблагодарить водителя автобуса, но тот из чеченцев, что непрестанно озирался по сторонам, нетерпеливо махнул рукой.

– Быстрее! – скомандовал он, и Нуриев повиновался. Решительно шагнув к «Жигулям», он уселся на заднее сиденье, бросил под ноги сумку и только тут заметил сидевшего в салоне третьего чеченца в цивильном костюме и туфлях.

– С приездом, брат! – пробасил тот.

Расул всмотрелся и действительно узнал в сидящем своего троюродного брата Омара, хотя узнать его сейчас, спустя годы, без бороды, без привычной камуфлированной одежды, было трудно. А «Жигули» тем временем резко взяли с места и, набирая скорость, рванули в том же направлении, куда мгновением раньше покатил автобус, но, к удивлению Расула, обгонять «Икарус» они не стали, а, проехав буквально несколько сот метров, свернули вправо, на проселочную дорогу, ведущую к…те. Но и тут их путь не был долгим: промчавшись по колдобинам не более полутора километров, водитель резко сбросил газ и, прижавшись к обочине, остановился.

– Счастливо, брат! – Доброе омаровское напутствие прозвучало для напуганного неизвестностью Нуриева как «тебе пора выметаться, ты и так засиделся в этом автомобиле».

– И тебе того же! – Расулу хотелось ответить какой-то грубостью, но он сдержался и, пожав руку брату, вышел на свежий воздух.

Оказывается, здесь его тоже ждали. Из ближайших кустов выскочили два бородача и призывно замахали руками. Нуриев подхватил сумку и побежал в их сторону, а «жигуль», взвыв мотором, развернулся и рванул в обратную сторону.

Расул на мгновение остановился, с тоской поглядел вслед уезжающим и с видом обреченного шагнул под зеленый полог леса. Для него начинался очередной круг жизни, счастливо вырваться из которого можно было лишь одним способом – накопить достаточно денег, чтобы уехать за пределы Российской Федерации. Но чтобы их накопить, следовало много сделать. Большие деньги требовали большой крови. Просто сидя в чеченских лесах, разбогатеть было сложно, Расул знал это. Чтобы схватить куш, требовался шумный успех, а что может быть лучше грандиозного теракта, когда погибнут сотни? Расул уже все продумал. В лесу он задержится лишь настолько, сколько потребуется на то, чтобы шум вокруг его персоны стих, поглощенный новыми, еще более шумными разыскными мероприятиями.

«Я вернусь!» – подумал Расул и, перепрыгивая с камня на камень небольшого, бегущего посреди каменных грядок ручейка, невольно опустил руку в карман и потрогал лежащий в его глубине металлический ключ. «Ключ от будущего», – решил он и, представив себе это самое будущее, невольно улыбнулся.

Вскоре их путь пошел вверх, и отвыкшему от таких восхождений Расулу стало не до лирических мечтаний. А вскоре жизнь втянула его в такой водоворот, что о своих прежних желаниях пришлось забыть.

Глава 3

Убытие

– Дядя Саня! – Поднявшись на площадку своего этажа, Лешка спешил поделиться неожиданной новостью. – Дядь Сань! – затарабанил он в давно не крашенную дверь Сан-Санычевой квартиры.

– Лешка, перестань стучать! – донеслось привычно недовольное ворчание. – Иду я уже, иду! И к чему такая паника? – Сан Саныч, вопреки своему обыкновению, улыбался.

– Дядь Сань, я уезжаю, – короткая пауза, – в Чечню.

– О господи! – развел руками и как-то моментально скуксился Сан Саныч. – Я знал, что это когда-то случится… Лешка, и надо тебе это, а? – После этих слов пенсионер отцепил предохранительные цепочки и вышел на лестничную клетку.

– Дядь Сань, я где служу-то?! – с наигранной веселостью заметил Лешка.

– Ну да, ну да, – закивал головой Сан Саныч.

– Да вы так не переживайте! – испугавшись бледного вида своего соседа, Лешка поспешил его успокоить. – Я на должность помощника начальника оперативно-разведывательного отдела еду. Буду там карты рисовать, только и всего. Может, ни разу за пределы ПВД и не выйду.

– Ну да, ну да, – снова согласился Сан Саныч, – но ты все ж поаккуратнее там. И гляди, чтоб целым вернулся!

– А как иначе? – бодро заверил Алексей.

– И не рвись никуда!

– Не буду, – сказал Лешка, а сам подумал: «Ну уж нет! Поехать в Чечню и ни разу не сходить на боевое задание… – И тут же тоскливо: – Вот только кто на него пустит орошника?

– Когда уезжаешь?

– Завтра вечером.

– А во сколько у тебя поезд? – продолжал допытываться Сан Саныч.

– В три часа утра послезавтра, – ответил Лешка, не совсем понимая, для чего ему это знание понадобилось. Уж не провожать ли он его собирается?

– Вот что, Леша, когда будешь уезжать – загляни, – потребовал Сан Саныч. – Я тебе кое-чего в дорогу соберу. А ребятам своим скажи: пусть лучше этих гадов бьют. А то проходу в городе от них не стало. Куда ни глянешь – кругом черные. Мы к ним как к людям, а они едва ли не каждую неделю теракты устраивают! И власть ничего не делает! – Сан Саныч безнадежно махнул рукой.

– Дядь Сань, я пошел вещи собирать, а к вам завтра обязательно забегу, – пообещал Алексей и решительно направился к своей квартире. Ему в последний миг показалось или на самом деле в глазах соседа-инвалида мелькнули слезы?

Все же, несмотря на то что ехать приходилось на штабную должность, собирался Алексей тщательно. Перво-наперво выцыганил рюкзак у успевшего съездить в Чечню бывшего сокурсника капитана Павлова. Затем разжился на всякий случай металлической кружкой, напихал в рюкзак «Роллтонов» и прочих пакетиков «быстрого приготовления», взял свитер, вытащил из полевой сумки и сунул в боковой кармашек рюкзака компас, сходил в спортивно-охотничий магазин и купил нож с толстым лезвием, с рукоятью, удобно ложащейся в руку. Пожалев денег, все же не стал покупать увиденный в витрине и приглянувшийся небольшой, легкий с виду бинокль, рассудив, что если уж и придется пойти в «лес», то как-нибудь донесет и тяжелый армейский. Берцы решил не брать – выданные армейские «крокодилы» его вполне устраивали. «Если что, – подумал он, – получу облегченки». То, что в Чечне иногда выдавали, хотя далеко не каждому, берцы-облегченки – ботинки с высокими берцами облегченные, – он знал от того же Павлова. Теперь же нужно было подумать о предметах гигиены и прочих мелочах типа ниток и подшивочного материала. Одним словом, к обеду следующего дня, когда он, наконец, закончил сборы, его рюкзак оказался набит под завязку.

– Вот и нормально! – вслух высказался Алексей, со стороны разглядывая раздувшийся от переполнявшего имущества рюкзак. – И руки свободны.

Довольный окончанием сборов, Юдин вытащил рюкзак в прихожую и, вознамерившись оставшееся до отправки время «похрючить», двинулся к дивану. Но поспать ему не дали – пронзительно заверещал дверной звонок.

– Кто там еще приперся? – нарочито недовольно буркнул Лешка и, на ходу напяливая на себя только что скинутую майку, направился к двери.

Каково же было его удивление, когда, открыв ее, он увидел стоявшего на пороге Сан Саныча. Необычным было уже то, что тот, вопреки своей привычке, не постучался, а позвонил, к тому же одет он был как никогда торжественно – старый, но чистый костюм, такие же ношеные, начищенные до блеска туфли. В руках он держал аккуратно свернутый пакет – правда, с оборванными ручками.

– Это тебе! – Сан Саныч протянул пакет и как-то неловко сунул его в руки Алексея. Нечто, лежавшее в нем, оказалось довольно увесистым, но понять, что именно там лежит, было невозможно – нечто оказалось тщательно завернуто в несколько слоев бумаги, уложено еще в один пакет и перемотано скотчем.

– Дядь Сань, да зачем вы… – пробормотал обескураженный Лешка, но отказаться было неудобно.

– Бери, и пока в Чечню не приедешь, не разворачивай, понял? – строго-настрого приказал Сан Саныч.

– Есть! – четко отрапортовал Лешка и улыбнулся: – Войдете?

– Не-ет, – слегка протянул слово Рыбкин и, шагнув вперед, неловко обнял оторопевшего от такого внимания Алексея. – Ну, ты вот что… – с трудом выдавил пенсионер, – путем чтобы все. Понял?

– Понял, дядь Сань, понял! – ответил Лешка, а когда сосед отстранился, увидел отчетливо блестевшие на его лице слезы.

– Ну, я пошел! – в волнении прохрипел Сан Саныч и резко, так что едва не потерял равновесие, развернулся, но все же устоял, затем провел ладонью по лицу, как бы украдкой смахивая набежавшие слезинки, и, махнув, словно в отчаянии, здоровой рукой, прошаркал через площадку. А Алексей все стоял у открытой двери, глядя ему вслед и размышляя над тем, какой же Сан Саныч приготовил ему подарок.

«Настоящий человек! – Лешка испытывал какое-то необъяснимое воодушевление. – Пенсия мизерная, сам концы с концами едва сводит, и надо же, подарок! – Старший лейтенант пощупал предмет, что держал в руках, пытаясь определить, что же это есть, но под толстым слоем вощеной бумаги сделать это оказалось сложно. Единственное, что он смог выяснить, – нечто было брусковатым и довольно тяжелым. – Так это же сало! – осенила внезапная догадка. – Конечно же, сало! Ну, Сан Саныч! Может, еще и копченое? – Алексей поднес пакет к лицу и принюхался. Увы, сквозь плотную бумагу и замотанный скотчем пакет никаких запахов не пробивалось, разве что запах свежеразмотанного скотча. – Ладно, – в конце концов решил Алексей, – приеду в Чичу – узнаю».

С этой мыслью он вернулся в прихожую и нагнулся к рюкзаку. Увы, сколько бы старший лейтенант ни пытался запихать в него полученный подарок, сделать это не получалось. В итоге Лешка решил дело кардинальным образом: он взял пустой полиэтиленовый пакет и, положив в него подарок Сан Саныча, приставил его к рюкзаку.

«Понесу в руке», – решил он, направляясь в комнату досыпать оставшиеся до отправления часы.

– Юдин! – подполковник Викулов, комбат-два, он же командир сводного убывающего в Чечню отряда, окликнул Юдина, не спеша бредущего к стоявшему на плацу строю. – Живее!

Дважды повторять нужды не было. Алексей поправил на плече рюкзак, перехватил поудобнее пакет с Сан-Санычевым подарком и припустил бегом.

– Почему опаздываешь, а? – грозно прошипел комбат, поворачиваясь корпусом и руками имитируя нанесение ударов в печень и голову опоздавшего.

– Да я как по часам! – Алексей помнил, что пришел точь-в-точь к означенному времени.

– А ефрейторский зазор? – ехидно напомнил комбат, имитируя новые удары. – Ладно, становись в строй! – При появлении на трибуне комбрига подполковник быстро сменил гнев на милость. – И не болтать! – это он перешептывающимся офицерам управления.

Дальше все шло по накатанной, много раз отработанной схеме: выступавшие говорили какие-то слова, священник окропил всех водой, бригада торжественным маршем прошлась мимо убывающих в Чечню разведчиков.

Погрузка в транспорт прошла быстро и без лишней суеты. Оркестр заиграл марш «Прощание славянки», и под его звуки колонна плавно двинулась к выезду из воинской части. Миновав второй КПП, она, сопровождаемая автомобилем ВАИ, покатила по улицам ночного города. Почти два часа неспешного марша – и колонна прибыла на станцию отправления. Ехавший в головном автобусе Алексей вышел из дверей и, сразу ощутив на себе освежающую прохладу ночного воздуха, зябко поежился. Но это действительно была лишь весенняя прохлада, а не холодящий мороз последнего зимнего натиска. Весна в этом году оказалась ранняя. Снег стаял еще в марте, и теперь, в первых числах апреля, стояла удивительно теплая погода: днем столбик термометра поднимался до пятнадцати градусов, а ночью едва ли падал ниже плюс пяти.