Как говорится, только Богом открыты предначертания судьбы.

На долю Петра Ивановича Ивашутина судьбой выпало быть участником трех «горячих» и одной «холодной» войны:

– советско-финляндской в 1939–1940 годы;

– Великой Отечественной в 1941–1945 годы;

– Афганистан в 1979–1989 годы.

– Участвовал он и во всех баталиях «холодной войны», в том числе и по разрушению мировой колониальной системы.

«Имперский аскетизм, – часто говорил он сам себе и своим близким, – признак величия. И нечего бояться этого слова, – Россия достойна его. С Советским Союзом случилось то, что случилось, а нам сегодня надо отстраивать новую страну. Страшно, если у нас возникнет государство, не ставшее Родиной для многих. Вот это опасно! Державность создается народом и сильными руководителями. Властители судеб народных не должны прогибаться ни перед какими-либо «партнерами». Национальные интересы превыше всего, но они должны быть выстроенными. Без них государство – ноль!

Жизнь показала, что все, что нажито веками между нашими нациями – и плохое и хорошее, – никуда не уходит, а лишь орошает нашу землю. Землю, обильно политую кровью и удобренную прахом отцов и дедов, сражавшихся в разных сшибках: и друг с другом в гражданских войнах, и в войнах с оккупантами, завоевателями, поработителями. Никому не дано отменить историю ни царской России, ни Советского Союза. Это все НАШЕ!»

Русскость, как и советскость – величины не материальные. И аура, как недавно сказал писатель Виктор Слипенчук, – их составляющая, еще долго-долго будет общей несмотря ни на что. И не воспользоваться этим просто грех…

Но для этого необходима в нашем обществе национальная идея. Увы, но ее отсутствие стало питательной средой не только для коррупции, но и коллаборационизма из-за аппетитной суверенизации и поголовного президентства. Куда ни плюнь – одни президенты!

Еще вчера, то есть в начале 90-х, ельцинисты и их пишущие и говорящие адепты нам впаривали, что патриотизм – последнее прибежище для негодяев. Потом власть одумалась, – с кем она останется, кто ее поддержит в трудную минуту, кто защитит в смертный час?!

В мире рынка, где главное – обогащение, национальной идее в России не вырасти. Петр Иванович переживал за всполохи гражданской войны в Чечне и в других регионах, считая причины их вовсе не в национальной политике, а в крахе экономики, навязанной извне огромному государству, где плановость была одним из понтонов, держащих на плаву машину занятости и производительности.

Да, мы оказались побежденными в «холодной войне» не без помощи своих коллаборационистов. Пророческие слова, словно предвидел развал страны, сказал А. А. Фет, – «Твоих сынов паденье и позор и нищету увидя, содрогаюсь…»

Позор унижения из-за откатившейся великой страны на задворки цивилизации в 90-е годы оставляет следы в памяти народной, но время их смоет, если народ поверит, что пришел настоящий Хозяин Отчизны – честный, добрый, умный и хваткий. Не шоумен, не диктатор, не пустомеля, а думающий, как спасти народ от прозябания, и люди в таком случае ему поверят и ответят единением. А такая вера дорогого стоит для главы государства.

Пока же мы – несвязанный веник. Говорят, его легко поломать по прутику. Согласны, в этом есть логика. Но нам также думается, что Россию просто не сломать! Мы критикуем правителей за проблемы, которые они не хотят разрешить вот уже десятилетия, но россияне не позволят, чтобы снова их страну называли чужестранцы «империей зла», вмешивались в их внутренние дела. Со своими коррумпированными чиновниками, нехристями разных пород со временем народ разберется сам. Но в минуты большой беды он станет монолитом, превратится в один партизанский отряд, даже если будет разгромлена до неприличия сокращенная армия.

Одной державе, пусть и самой великой, подчинить себе весь мир так же невозможно, как невозможно остановить землетрясение или извержение вулкана, как нельзя дважды войти в одну и ту же воду реки.

Именно такими категориями мыслил и наш великий патриот земли русской Петр Иванович Ивашутин.

Оперативная обстановка в стране в 1939 году характеризовалась многими интересными событиями. Прошла всесоюзная перепись населения: в СССР – 170,6 млн человек. 18-й съезд ВКП(б); Сталин объявил о завершении строительства социалистического общества в СССР и вступлении в период постепенного перехода к коммунизму. Была поставлена задача догнать и перегнать США и Англию по производству промышленной и сельскохозяйственной продукции на душу населения.

Вооруженный конфликт с Японией (река Халхин-Гол). Пакт о ненападении между СССР и Германией и секретный дополнительный протокол о разделе Польши и сфер интересов в Восточной Европе (пакт Молотова – Риббентропа). Открыта Всесоюзная сельскохозяйственная выставка (ВСХВ). Появился новый текст Военной присяги.

1 сентября на Польшу напала Германия, а 17 сентября – ввел войска СССР. В конце сентября завершился разгром и раздел Польши. Мы получили 50,4 % территории этого враждебного к нам государства. В Бресте, Гродно, Львове, Пинске и других приграничных городах прошли совместные парады советских и немецких войск. Появился Закон о всеобщей воинской обязанности. Выпущен хорошо зарекомендовавший себя в войну танк Т-34; и др. события.

Как уже известно, сотрудником военной контрразведки П. И. Ивашутин стал в 1939 году. Тогда еще совсем молодого офицера назначили начальником особого отдела 23-го стрелкового корпуса, части которого принимали активное участие в так называемой зимней войне – двустороннем локальном конфликте с Финляндией в составе войск Ленинградского фронта.

23-й корпус входил сначала в 7-ю, а затем в 13-ю общевойсковые армии. Он был нацелен на район Муолаа, а на заключительном этапе операции в сторону Антреа. Сегодня это город Каменогорск.

Об истоках и характере советско-финляндской войны 1939–1940 гг. даже по прошествии 70 лет со времени ее окончания существует не меньше версий, чем названий самих этих драматических событий в отношениях между нашими странами – «финская кампания», «война с белофиннами», «вооруженный конфликт», наконец, как калька с финского: «Talvisota» – «Зимняя война».

Истоки этого конфликта уходят корнями к 1809 году, когда в результате последней русско-шведской войны вся территория Финляндии, никогда не имевшая ни государственности, ни даже административной автономии в составе Шведского королевства, отошла к Российской империи. Названная «Великое княжество Финляндское», она получила свои органы государственной власти и денежную систему, почту и таможню. В 1811 году император Александр I передал в состав княжества Выборгскую губернию, принадлежавшую России с 1721 г. Как говорится, с царского плеча, хотя и не шуба, но и не безрукавка. Аналогичный жест сделал В. И. Ленин за творческую работу в шалаше, признав независимость Финляндии в 1917 году.

Отношения между двумя странами не заладились сразу. Все правительственные, общественные организации, в том числе военизированные формирования типа щюцкоров, различные эмигрантские организации, общества дружбы с Германией, Японией, Англией, Францией вели непрекрашающуюся антисоветскую пропаганду и подрывную работу.

В предвоенный период эмиссары вышеназванных государств зачастили в Финляндию. Со всеми этими странами вырабатывались дружественные договоры. Финляндия одной ногой уже стояла на фашистской тропе. Ее щюцкоры были построены по типу «СС»-отрядов.

Поэтому уместно ознакомить читателя с Меморандумом правительства СССР правительству Финляндии от 14 октября 1939 г.

«Главную заботу Советского Союза в переговорах с Финляндским правительством составляют два момента: а) обеспечение безопасности г. Ленинграда, б) уверенность в том, что Финляндия будет стоять прочно на базе дружественных отношений с Советским Союзом. И то, и другое необходимо для того, чтобы сделать берега Советского Союза в Финском заливе, а также берега Эстонии, с которой Советский Союз связан обязательствами защищать ее независимость, неуязвимыми для внешнего врага.

Необходимыми условиями для этого является, во-первых, возможность перекрыть артиллерийским огнем с обоих берегов Финский залив, чтобы корабли и транспорты врага не могли проникнуть в воды Финского залива; во-вторых, возможность не допускать врага к островам в Финском заливе, расположенным на подступах к Ленинграду с запада и с северо-запада; в-третьих, отодвинуть нынешнюю границу с Финляндией на Карельском перешейке, где она проходит на 32-м километре от Ленинграда, т. е. на расстоянии пушечного выстрела из дальнобойных орудий, несколько на север и на северо-запад.

Особо стоит вопрос о полуостровах Рыбачий и Средний, граница по которым проведена нелепо и искусственно и должна быть исправлена согласно приложенной карте.

Исходя из изложенных соображений, необходимо разрешить по взаимному соглашению и в интересах обеих сторон следующие вопросы:

1) Сдать в аренду Советскому правительству сроком на тридцать лет порт Ханко (Ганге) и территорию вокруг порта радиусом пять-шесть миль к югу и к востоку от порта и в три мили к западу и к северу от него устройства морской базы с береговой артиллерийской обороной, могущей вместе с береговой артиллерийской обороной на другом берегу Финского залива у Балтийского порта перекрыть артиллерийским огнем проход в Финский залив. Для охраны морской базы разрешить Советскому правительству держать в районе Ханко один пехотный полк, два дивизиона зенитной артиллерии, два полка авиации, батальон танков – всего не более пяти тысяч человек.

2) Предоставить Советскому морскому флоту право на якорную стоянку в заливе Лаппвик (Лаппохия).

3) Передать Советскому Союзу в обмен на соответствующую советскую территорию острова Гохланд (Сурсаари), Сейскари, Лавенсаари, Тютерсаари (малый и большой), а также часть Карельского перешейка от села Липпола до южной оконечности города Койвисто, равно как западную часть полуострова Рыбачий и Средний, – всего 2761 кв. километр, – все это согласно приложенной карте.

4) В возмещение за уступаемую Советскому Союзу территорию по пункту 3 передать Финляндской республике советскую территорию в районе Ребола и Порос-озеро в размере 5529 кв. километров согласно приложенной карте.

5) Усилить существующий пакт о ненападении между Советским Союзом и Финляндией, включив пункт о взаимных обязательствах не вступать в группировки и коалиции государств, прямо или косвенно враждебных той или другой договаривающейся стороне.

6) Разоружить обоюдно укрепленные районы на Карельском перешейке, вдоль финляндско-советской границы, оставив на этой границе обычную охрану.

7) Не возражать против вооружения Аландских островов национальными силами самой Финляндии с тем, чтобы к делу вооружения Аландов не имело никакого отношения какое бы то ни было иностранное государство, в том числе и Шведское государство».

Соответствующей директивой содержание данного Меморандума было доведено до личного состава армии перед началом военных действий.

В. М. Молотов 29 ноября 1939 года отметил:

«Утверждают, что проводимые нами меры направлены против независимости Финляндии или на вмешательство в ее внутренние и внешние дела. Это – такая же злостная клевета. Мы считаем Финляндию, какой бы там режим ни существовал, независимым и суверенным государством во всей ее внешней и внутренней политике. Мы стоим твердо за то, чтобы свои внутренние и внешние дела решал сам финляндский народ, как это он сам считает нужным».

Советский Союз планировал боевые действия на двух основных направлениях – Карельском перешейке и севернее Ладожского озера. По срокам операция должна была закончиться в период от двух недель до месяца.

Финское командование рассчитывало на оборону своих рубежей до полугода и более. Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить.

Советский Союз недооценил силы Финляндии. А Суоми понадеялась на надежность своих укреплений и на помощь союзников. Накануне боевых действий Финляндия осуществила всеобщую мобилизацию. СССР решил, что для победы достаточно сил и средств Ленинградского военного округа. От округа было задействовано 425 640 человек личного состава, 2876 орудий и минометов, 2289 танков, 2446 самолетов. Противник имел следующий контингент: 265 000 человек, 834 орудия, 64 танка, 270 самолетов.

Войну начали с нашей стороны четыре армии: 7-я – командарм В. Ф. Яковлев, 8-я – командарм Штерн Г. М., 9-я – командарм М. П. Духанов и 14-я – командарм В. А. Фролов. 7-я армия наступала на Карельском перешейке, 8-я – севернее Ладожского озера, 9-я – в Карелии.

14-я армия, взаимодействуя с Северным флотом, заняла полуострова Рыбачий и Средний, город Печенга и закрыла Финляндии выход к Баренцеву морю. 8-я армия успешно продвинулась вперед на десятки километров, но в кровопролитных боях была остановлена. 9-я армия сумела пройти сквозь эшелонированную оборону на 35–45 км и также была остановлена. Наиболее тяжелые и кровопролитные бои вела 7-я армия, наступавшая на Карельском перешейке, штурмуя линию Маннергейма.

Наши войска взять ее с ходу не смогли. Стали готовиться к штурму. В тот год стояла суровая зима с сильными морозами, туманами, обильными снегопадами. Военнослужащие страдали от лютого холода. Особые отделы и командование докладывали в штаб ЛенВО и в Генеральный штаб, который принял решение заменить островерхие шлемы-«буденовки» на сибирские шапки-ушанки. В это же время в рацион питания вводились водка и сало. Разведке ставилась задача изучить весь комплекс вражеских укреплений.

На наблюдательных пунктах началась кропотливая работа. Использовались все имевшиеся средства разведки, аэростаты наблюдения и разведывательная авиация. Вскоре установили, что укрепленный район перед фронтом наших войск состоял из системы крупных опорных пунктов, расположенных на господствующих высотах, на важнейших путях движения войск. Между опорными пунктами пролегали хорошо подготовленные оборонительные позиции, подступы к которым простреливались косоприцельным и фланговым огнем. Основой укрепленного района были железобетонные сооружения – пулеметные и орудийные, тщательно приспособленные к местности, с широким обзором и обстрелом. Впереди и по сторонам каждого из таких сооружений возводились три-четыре дерево-земляных полукапонира с покрытиями из гранита, выдерживающие 1–2 прямых попадания снарядов 152-миллиметровой гаубицы. В свою очередь, каждый полукапонир прикрывался рядом огневых точек.

Огневые средства применялись противником строго последовательно. По нашим разведчикам стрельбу открывали секреты, располагавшиеся в районе надолбов, завалов и колючей проволоки, а также огневые точки, прикрывающие полукапониры. В исключительных случаях вступали в действие пулеметы из полукапониров. Доты открывали огонь лишь в том случае, когда через передний край прорывались наши пехота и танки.

Все основные точки местности перед своим передним краем обороны финны заранее пристреляли, чтобы в любой момент обрушить шквал пулеметного и минометного огня.

Именно здесь приобретал военный и оперативный опыт начальник особого отдела НКВД 23-го стрелкового корпуса.

Здесь П. И. Ивашутин познавал искусство оперативной работы по доведению до оперативного состава армейских задач на период выдвижения войск, на марше и в боевых условиях. Ему приходилось заниматься воспитанием и обучением оперсостава искусству проведения агентурных встреч, получению оперативно значимой информации, взаимодействию и взаимовыручке сотрудников, умению подбора и вербовки секретных осведомителей, отработки с ними, другими сотрудниками и руководителями отдела операций по связи. Кроме того, надо было уделять много времени следователям, доводить до них тонкости опросов, допросов, ведения следственных мероприятий.

Надо было четко донести до оперсостава, а через него до осведомителей и доверенных лиц, как выявлять трусов и паникеров, дезертиров, изменников Родины и перебежчиков. Как фиксировать признаки и действия бандформирований, диверсантов, различного рода агитаторов, эмигрантских представителей и многое другое.

Чтобы учить, надо учителю знать предмет обучения, свободно оперировать знаниями, владеть методикой передачи знаний.

В августе приказом по НКВД была введена обязательная оперативно-чекистская учеба, в ней предлагались учебные программы и определенный объем знаний. Петр Иванович любил учиться, и в академии у него были только отличные оценки. Теперь дело было за малым, – надо было глубоко изучить прямого противника как с военной точки зрения, так и с разведывательной.

Первым делом им были досконально изучены антисоветские контрреволюционные «племенные» организации Финляндии, их задачи и роль в подготовке к войне против СССР, затем надо было уяснить связи «племенных» организаций с немецкими, японскими, английскими, французскими и другими спецслужбами.

Необходимо было уяснить связи этих организаций с Финским генштабом и политполицией; разобраться в общей структуре и соподчиненности «племенных» организаций; выяснить задачи, внутреннюю структуру и личный состав каждой организации. Надо было познать материальное обеспечение этих организаций, их периодическую печать, видных членов и деятелей.

Тщательно изучил П. И. Ивашутин материалы подрывной деятельности спецслужб Финляндии и других государств с ее территории. Его заинтересовала деятельность финской фашистской партии «Патриотическое народное движение», которая помимо подрывной деятельности против СССР еще активно пропагандировала идеи немецкого фашизма в Финляндии. Обратил он внимание на разведывательную деятельность немцев по четырем направлениям: политическому, экономическому, военному и культурному.

Среди белоэмигрантских организаций активную работу вели: Братство Русской правды, Национально-освободительная народная партия, Российский общевоинский союз, Трудовая крестьянская партия, но за последнее время особенно выделяются по своей активности группа генерала Добровольского и организация украинских националистов.

Несколько слов о финляндской армии. Как известно, финны при царском правительстве были освобождены от воинской повинности, уплачивая за это воинский налог. Когда разразилась империалистическая война, в Финляндии усилилось движение «активистов» (активное сопротивление царскому режиму). Германия использовала это движение и с первых дней войны повела в Финляндии работу по организации добровольческих отрядов, которые должны были сражаться на стороне Германии против России. Финская буржуазия быстро набрала около 2000 таких добровольцев, которые направились в Германию, где из них был скомплектован так называемый 27-й егерский батальон, и многие из них, хорошо знавшие северо-западную Россию, прошли обучение в разведывательных школах. Почти все в начале войны воевали против СССР на командных должностях и не забыли свою учебу в Германии.

К январю 1940 года перед командованием Красной Армии и руководством НКВД остро встала проблема борьбы с дезертирством. В связи с этим был издан совместный приказ НКО – НКВД СССР 003/0093 от 24 января «О мероприятиях по борьбе с дезертирством». В соответствии с ним были сформированы контрольно-заградительные отряды, каждый отряд возглавлял сотрудник военной контрразведки. Это позволило с 25 января по 13 марта 1940 года органами НКВД СССР задержать 6724 военнослужащих, подозреваемых в дезертирстве. 790 человек из них были переданы суду, в отношении 28 дела были прекращены, 6 человек – оправданы судом. 5934 человека были отправлены в части как отставшие.

Одной из важнейших задач сотрудников особых отделов являлись сбор и передача в центр разносторонней информации военно-политического характера. От нее непосредственно зависели судьбы многих тысяч людей – красноармейцев и военачальников, плененных военнослужащих и интернированных финнов, гражданского населения, – иными словами, всех участников «Зимней войны».

Особое внимание им обращалось на боеготовность войск, исполнительность, дисциплину. Тогда Ивашутин наблюдал сам низкую живучесть войск, оружия, переправ, систем связи, тылового обеспечения и управления войсками. От каждого оперработника Петр Иванович требовал донесений по этим вопросам.

Целеустремленная работа с оперсоставом и осведомителями стала приносить свои плоды. От негласных источников стали поступать материалы на солдат, подбирающих финские агитационные материалы. Выявлялись признаки диверсий на оставленных неприятелем целыми домах, строениях, землянках и т. д. В них финны закладывали фугасы не только мгновенного действия, но и кислотные мины. Наши войска встретились с большим количеством инженерных «сюрпризов», – на дорогах, просеках и в поселках было разбросано много ярких предметов: патефонов, портсигаров, зажигалок и т. д. Достаточно было к ним притронуться, как они взрывались. В феврале 1940 г. были получены сведения о намерении финнами открыть шлюзы на Сайменском канале, чтобы затопить Выборг, такая практика уже применялась ранее на озере Сувантоярви. Данная акция была предотвращена своевременно.

Для подрыва боевого духа воинов Красной Армии финская сторона применяла как радиопропаганду, так и листовки, которые представляли один из наиболее действенных способов воздействия на моральный дух красноармейцев и их командиров.

Однако к ведению пропагандистской войны созданный в ставке финляндской армии отдел пропаганды во главе с подполковником Н. Хонко оказался недостаточно подготовленным и в результате добиться сколько-нибудь ощутимых достижений не смог. Здесь им противодействовали и осведомители Особых отделов НКВД.

От них постоянно поступала информация о недостатках в боеготовности войск. Так, выяснилось, что танковая броня не выдерживает попадания снаряда даже от 37-миллиметровой пушки, солярка для танков поступает с перерывами, авиация может летать только в хорошую погоду. Также от негласных источников из числа командиров поступала информация о том, что карты не закодированы. Все управление войсками шло открытым текстом по телефону. Слабо работали все подразделения связи, военная пропаганда была невысокого уровня, что приводило к дезертирству, самострелам, трусости, паникерству.

Оперсоставу приходилось бороться с мифом о снайперах-«кукушках», да, снайперы были, но не в таких масштабах, потому что в январе – марте были жестокие морозы 40–45 градусов, и никто такие морозы не мог перенести в засаде по несколько часов. Просто финны умело использовали лес для скрытых атак. Они подстерегали красноармейцев, из укрытий убивали командиров и солдат и быстро уходили на лыжах. Но «кукушки», естественно, были, и с ними приходилось бороться и таким путем. Один из оперработников особого отдела 23-го стрелкового корпуса сумел убедить двух своих секретных осведомителей проявить инициативу по уничтожению «кукушки», которая парализовала единственную дорогу, идущую от штаба корпуса на его командный пункт. Они решили ночью подобраться поближе к снайперу. Днем бойцы засекли снайпера и, используя солдатскую смекалку, сумели заставить его расстрелять все патроны по ложным мишеням, которыми были их собственные полушубки, вынудили снайпера спуститься с дерева и привели его в штаб. Оба были награждены.

За три с половиной месяца войны особыми отделами Северо-Западного фронта было выявлено 40 агентов английской и других разведок, а также большое количество диверсантов.

Один из них, некто Нильсон, до 1932 года проживал в Англии как белоэмигрант. Он был завербован британской разведкой и под видом репатрианта направлен для шпионской работы в СССР, во Владивосток, а с началом войны получил приказ перебраться в Ленинград. Здесь он добровольцем поступил в армию, таким путем получив возможность собирать разведывательную информацию. Для передачи сведений шпион должен был перейти линию фронта и решил сделать это, склонив к побегу группу бойцов своего подразделения. На этой стадии Нильсен был разоблачен особистами, чему помогла бдительность красноармейцев 23-го корпуса.

Оперативниками был также задержан и некий Янкевич, который еще в 1919 году дезертировал из Красной Армии и бежал в Финляндию, где принял финское гражданство, долгое время работал помощником резидента английской разведки.

Вышеназванную информацию Петр Иванович обобщал, анализировал и перепроверял, после чего информировал свое руководство, а с его санкции руководство 13-й армии.

Так, он информировал командование НКВД о недостатках в подготовке своего корпуса:

1. Низкая подготовка среднего командного состава в звене рота – взвод и особенно слабая подготовка младшего начальствующего состава.

2. Слабая тактическая подготовка во всех видах боя и разведки, особенно мелких подразделений.

3. Неудовлетворительная практическая полевая выучка войск и неумение выполнять то, что требуется в условиях боевой обстановки.

4. Крайне слабая выучка родов войск по взаимодействию на поле боя: пехота не умеет прижиматься к огневому валу и отрываться от него; артиллерия не умеет поддерживать танки; авиация не умеет взаимодействовать с наземными войсками.

5. Войска не обучены лыжному делу.

6. Применение маскировки отработано слабо.

7. В войсках не отработано управление огнем.

8. Войска не обучены атаке укрепленных районов, устройству и преодолению заграждений и форсированию рек.

Информационные материалы Особого отдела 23-го корпуса отличались своевременностью, жесткостью оценок, краткостью и объективностью.

Советско-финляндская война (30 ноября 1939 г. – 12 марта 1940 г.) выявила огромные недостатки в тактической подготовке Красной Армии. Наши потери за 105 дней составили 333 тысячи человек, в том числе убитыми 65 тысяч.

За время советско-финляндской войны разведорганы противника не смогли провести ни одной значительной шпионско-диверсионной акции, которая бы серьезно повлияла на ход боевых операций частей РККА. Немалая заслуга в этом принадлежит военным контрразведчикам. За мужество и образцовое выполнение боевых заданий 348 из них были награждены орденами и медалями, в том числе и Ивашутин П. И.

Впечатляют первые отзывы руководителей о П. И. Ивашутине: «За время боевых действий с белофиннами хорошо организовал работу особого отдела корпуса и подчиненных ему особых отделений дивизий. Он энергично руководил подчиненными органами, лично оказывал помощь как в аппаратах отделений, так и непосредственно оперуполномоченным в полках. Сам аппарат ОО корпуса являлся одним из ведущих в 13-й армии, за что П. И. Ивашутин был награжден орденом Красного Знамени. Он был чрезвычайно смелым офицером, обладал волевыми качествами, в бою вел себя достойно».

17 апреля 1940 года Сталин на совещании начальствующего состава Красной Армии заявил более определенно:

«Правильно ли поступили правительство и партия, что объявили войну Финляндии? Этот вопрос специально касается Красной Армии. Нельзя ли было обойтись без войны? Мне кажется, что нельзя было. Невозможно было обойтись без войны. Война была необходима, так как мирные переговоры с Финляндией не дали результатов, а безопасность Ленинграда надо было обеспечить, безусловно, ибо его безопасность есть безопасность нашего Отечества. Не только потому, что Ленинград представляет процентов 30–35 оборонной промышленности нашей страны и, стало быть, от целостности и сохранности Ленинграда зависит судьба нашей страны, но и потому, что Ленинград есть вторая столица нашей страны».

Уже тогда Ивашутин оценил важность разведывательной работы, а также точность и своевременность доведения ее до командования.

Начальник особого отдела корпуса сразу же обратил внимание, что финские воины носятся по лесу на лыжах, как черти, а в соединениях у него не было даже ни одной роты, поставленной на деревянные снегоходы. Нашему солдату метровый снег приходилось преодолевать «пешкодралом», вдобавок без белых маскхалатов. На снегу серая армейская шинель резко контрастировала, превращаясь для неприятельских снайперов в лучшую из мишеней. У финнов вся армия была прикрыта белыми маскхалатами, а потому они часто незамеченными подбирались к окопам красноармейцев и открывали огонь из стрелкового оружия и забрасывали гранатами траншеи. А затем при наступлении суматохи тихо и организованно отходили.

– Мы в зимней экипировке явно отставали от финнов, – скажет потом, вспоминая об этой драме, Петр Иванович. – Даже спецобмундирование наших военных разведчиков оставляло желать лучшего.

Об этих изъянах капитан государственной безопасности Ивашутин П. И. докладывал не раз начальнику Особого отдела НКВД Ленинградского военного округа Алексею Матвеевичу Сидневу, но дело никак не двигалось – тыловики кормили командиров частей одними обещаниями.

Вольтер когда-то сказал, что короли знают о делах своих министров не больше, чем рогоносцы о делах своих жен. То же самое порой случалось и на фронте. Некоторые командиры забывали, что у них есть подчиненные, у которых возникают проблемы, в том числе с питанием, боекомплектом и экипировкой.

И вот он лично обратился к одному из членов областного руководства, прибывшему вместе с секретарем ЦК ВКП(б), главой Ленинградского обкома и горкома партии А. А. Ждановым на передовую, с просьбой принять оперативные меры по срочному обеспечению разведчиков штаба корпуса всем необходимым для выполнения боевых заданий в тылу противника.

Просьба военного контрразведчика была, на удивление комкора, в короткий срок выполнена. С тех пор командиры разных степеней «зауважали» напористого голубоглазого широкоплечего крепыша – начальника военной контрразведки 23-го стрелкового корпуса.

Этот поступок характеризует личность, – контрразведчик спешил делать добро не себе, ибо свое счастье ему виделось в счастье других. Думается, тот поступок капитана госбезопасности спас от смерти многих разведчиков его стрелкового корпуса.

Гитлеровское командование по понятным причинам смотрело на войну Сталина против Маннергейма с неподдельным интересом, делая выводы, прокручивая прогнозы, присматриваясь к стратегии операций и тактике боевых действий частей и подразделений Красной Армии.

В то же время реакционные круги Англии, Франции и США рассматривали советско-финляндскую войну как подходящий повод для организации в недалеком будущем объединенного военного похода против СССР, всячески толкая руководство Финляндии на продолжение военных действий, обещая всемерную, активную поддержку.

Петр Иванович понимал, читая секретные разведсводки и открытую информацию из газет того периода, что «свистуны туманного Альбиона» ничем не помогут финнам, как не помогли и полякам год тому назад. Хотя планы у них были грандиозны: под предлогом помощи Финляндии они планировали нанести авиационные удары на севере – по Ленинграду и Мурманску, а на юге – по нефтяным промыслам Кавказа. Кроме того, троица, в лице англичан, французов и американцев, надеялась, что фашистская Германия со своей стороны предпримет «естественно-логичный шаг» и нанесет удар по центральным районам Советского Союза. Одновременно делалась ставка на втягивание в войну милитаристской Японии.

Однако эти прожекты быстро сгорели березовой берестой. Обстановка на фронте для финских войск стала безнадежной, и правительство Финляндии согласилось с предложением СССР завершить боевые действия и начать мирные переговоры.

Война, показавшая слабые стороны РККА, закончилась подписанием 12 марта 1940 года Московского мирного договора. К СССР отошел Карельский перешеек с городами Выборг и Сортавала, ряд островов в Финском заливе, часть финской территории с городом Куолаярви, часть полуостровов Рыбачий и Средний. В результате Ладожское озеро полностью оказалось на территории СССР. В соответствии с договором граница между СССР и Финляндией на Карельском перешейке и на побережье Ладожского озера была отодвинута на северо-запад.

В результате принятых мер Советский Союз упрочил свое стратегическое положение на северо-западе и севере, создал предпосылки для обеспечения безопасности Ленинграда, Мурманского порта и Кировской железной дороги. Значительно улучшилась оперативно-стратегическая обстановка для Балтийского и Северного флотов.

Советский Союз получил в аренду часть полуострова Ханко (Гангут) сроком на 30 лет для создания на нем военно-морской базы.

Кратко об оперативной обстановке в стране. 1941 год. И. В. Сталин – председатель СНК. Пакт о ненападении с Японией, депортация около 150 тыс. человек из Латвии, Литвы и Эстонии на поселение в Сибирь. 14 июня – сообщение ТАСС, опровергающее возможное нападение Германии на СССР: все другие попытки разговоров о предстоящей войне оценивались как «паникерские» и «вредительские». На конец июня население СССР – 191,7 млн человек. Численность РККА – 5 млн 400 тысяч чел. Военные расходы – 43,4 % бюджета страны. Разделение НКВД – на НКВД (Л. П. Берия) и НКГБ (В. Н. Меркулов). Начал выдавать продукцию Краматорский завод тяжелого станкостроения.

22 июня фашистская Германия напала на СССР. Выступление В. М. Молотова. Директива № 2 Наркомата обороны: уничтожить вражеские войска в местах перехода границы, но запретить РККА переходить границу. Директива № 3 разрешила переход границы.

Первое исполнение песни «Священная война». Создание ГКО. Формирование народного ополчения. Массовый героизм армии и народа.

И. В. Сталин – Верховный Главнокомандующий. Налет авиации Балтийского флота на Берлин. Первое применение установок реактивных снарядов «Катюша». Депортация немцев из Поволжья в северные районы страны.

Приказ № 270: все военнопленные объявляются предателями и изменниками, семьи попавших в плен командиров и политработников подлежали репрессиям, а семьи солдат лишались государственного пособия и помощи. НКВД и НКГБ вновь объединены в одну. Восстановлен институт военных комиссаров. 16 октября Москва на осадном положении. Битва за Москву, немцы потерпели первое стратегическое поражение.

7 ноября – парад РККА на Красной площади.

Эвакуация промышленности на восток.

Антигитлеровская коалиция (США, Англия, СССР). Введен военный налог на всех граждан страны.

Данные, поступившие к началу июня 1941 года от органов разведки НКГБ, НКВД, пограничных войск, РУ Генштаба и стражей границы, писал участник войны, коллега авторов Борис Сыромятников в книге «Трагедия СМЕРШа», неоднократно встречавшийся с Петром Ивановичем Ивашутиным, не оставляли сомнения, что до нападения Германии на Советский Союз остаются считаные дни.

Германская армия имела преимущество перед Красной Армией по всем параметрам боевой деятельности: численности вооруженных сил, их подготовке к боевым действиям с учетом всех особенностей театра военных действий в западных областях СССР, включая слаборазвитую дорожную сеть, болотистую местность, наличие многочисленных водных преград и т. д.

Преимущество в военной технике и технике связи, боевом опыте, мобильности, уровне подготовки командного состава. И, прежде всего, преимущество в том, что войска Германии – вермахта и армий ее союзников – отмобилизованы и развернуты, а сами операции четко спланированы по дням и этапам.

Как известно сегодня, на всю кампанию против Советского Союза Гитлером отводилось четыре месяца.

Г. К. Жуков вспоминал, что за три дня до начала войны партийный руководитель Украины Н. С. Хрущев докладывал Сталину о хороших видах на урожай зерновых, свеклы и подсолнечника. Хвастался о непоказном единстве народа, об открытии новых промышленных предприятий, о повышении роли и авторитета партии в трудовом народе, вере простых граждан в своего вождя и прочих идеологических штампах.

Хотя следовало бы доложить, что немецкие части уже на границе с Украиной. Одни выходят на исходные позиции, другие – приведены в полную боевую готовность. Началась массовая заброска диверсантов в западные районы УССР с заданиями, допустимыми только в условиях войны между соседними странами. Наши пограничники их вылавливали десятками в день. Доклады об активизации деятельности агентуры противника получал и руководитель Украины Никита Хрущев.

А дальше была война, как говорится в народе, это несчастье в увеличенном масштабе, война, начатая гитлеровской Германией.

22 июня 1941 года немецко-фашистские полчища устремились в просторы Советского Союза, чтобы через 1418 дней обрести позор поражения и подписать приговор «тысячелетнему» германскому рейху, просуществовавшему всего лишь двенадцать лет.

В условиях войны все государственные структуры, партийные и другие общественные организации, промышленность и сельское хозяйство работали с величайшим напряжением сил для достижения скорейшей победы над врагом. Свой вклад в победу внесли и органы государственной безопасности Советского Союза. Разведка и контрразведка активно участвовали в организации и сплочении антифашистского подполья, оперативно-боевых и разведывательно-диверсионных групп, партизанского движения на временно оккупированной врагом территории, осуществляли охрану тыла действующей армии, другие функции обеспечения внутренней и внешней безопасности Родины.

Тысячи сотрудников НКВД – НКГБ – СМЕРШа погибли на фронте, при выполнении оперативных заданий в тылу врага, участвуя в партизанском движении, сотни замучены в застенках гестапо, убиты фашистскими карателями.

Петр Иванович служит в военной контрразведке на руководящих должностях: заместитель начальника 3-го отдела ОО НКВД ЗакВО с мая по октябрь 1941 г., заместитель начальника Особого отдела НКВД Крымского фронта с 28.01.1942 г. по 19.05.1942 г., заместитель начальника ОО НКВД Черноморской группы войск с 03.09.1942 по декабрь 1942 г., начальник Управления контрразведки СМЕРШа 47-й армии с января 1943 г. по 29.04.1943 г., начальник Управления контрразведки СМЕРШа Юго-Западного фронта с 29.04.1943 г. по 17.11.1943 г. С 17.11.1943 по 27.06.1945 г. – руководит контрразведкой СМЕРШа 3-го Украинского фронта.

28.01.1942 года П. И. Ивашутина назначают заместителем начальника военной контрразведки нового, только что образованного Крымского фронта. В составе 44-й, 47-й и 51-й армий, находившихся на Керченском и Таманском полуостровах и в районе Краснодара. Командованию фронта были также подчинены Севастопольский оборонительный район, Черноморский флот, Азовская военная флотилия, Керченская военно-морская база, Северо-Кавказский ВО.

Представитлем Ставки на фронт прибыл генерал Л. Мехлис.

С 27 февраля по 13 апреля 1942 г. войска Крымского фронта трижды проводили наступательные операции с целью оказать помощь войскам Севастопольского оборонительного района, но были вынуждены перейти к обороне.

С 25 декабря 1941 по 2 января 1942 года на занятый противником Керченский полуостров был высажен с кораблей Черноморского флота и Азовской военной флотилии, а также по льду замерзшего Керченского пролива крупный десант войск Закавказского фронта. В его составе находилось около 42 тысяч человек, 43 танка, свыше 450 орудий и минометов. Цель операции – уничтожение керченской группировки противника и освобождение Крыма.

Войскам Крымского фронта требовалось прорывать прочную оборону противника на узком фронте, в так называемом «коридоре», ограниченном с севера Азовским, а с юга Черным морями, без каких-либо возможностей для охвата или обхода. По замыслу командующего фронтом генерала Д. Т. Козлова ставка делалась на нанесение флангового контрудара по прорвавшемуся противнику силами 51-й армии генерала В. Н. Львова. Но в результате прямого попадания снаряда по КП армии был убит ее командующий и ранен его заместитель К. И. Баранов. Исполняющим обязанности командующего стал начштаба армии полковник Г. П. Котов.

Одной из роковых ошибок командования Крымского фронта, как считал Мехлис, было то, что все три армии, 44-я, 47-я и 51-я, оказались развернуты в один эшелон, что резко сокращало глубину обороны и еще более резко ограничивало возможности по отражению ударов противника в случае прорыва. Да, Козлов виноват в этой стратегической задумке, а куда смотрел представитель Ставки? Правда, он не имел командирского образования, – это его в какой-то мере оправдывало, а потому часть вины падала и на Сталина, направившего свою недавнюю «тень» руководить командным составом по принятию важных войсковых решений, а не надсматривать за командирами. Но к превеликому сожалению, получилось последнее. Надзирательский раж, функции контролера взяли верх над продуманной работой в штабе фронта.

И вот уже командующий фронтом генерал Д. Т. Козлов для него становится «недалеким человеком», «пустышкой», «никудышним командиром». Он потребовал его замены. Командующего 44-й армией генерала С. И. Черняка Мехлис назвал «…безграмотным человеком, неспособным руководить армией. Его начштаба Рождественский – мальчишка, а не организатор войск. Можно диву даваться, чья рука представила Черняка к званию генерал-лейтенанта…» и т. д. и т. п.

Активный участник тех событий, военный контрразведчик, ставший в последующем генерал-майором, Л. Г. Иванов писал:

«…Мехлис не щадил людей, был известен среди командования как человек резкий, решительный, с неуравновешенным характером и почти неограниченными полномочиями, приобретший славу организатора скорых расправ. Отчего некоторые офицеры и генералы его просто боялись… Не имея военного образования и слабо разбираясь в армейском руководстве, Л. Мехлис… не считаясь с мнением специалистов и должностных лиц, зачастую требуя выполнения поставленной задачи через головы прямых начальников, что создавало в работе неразбериху, он сводил на нет инициативу руководителей различных рангов, привносил своим появлением атмосферу подозрительности и нервозности. Он вникал даже в специальные вопросы и давал прямые команды по ремонту танков.

Без указания Л. Мехлиса на Крымском фронте не могли распределяться даже лошади и вооружение! Он правил любые попадавшие ему на глаза приказы, чаще ограничиваясь только литературным редактированием».

Но вернемся к боевым действиям на Крымском фронте.

Что же касается положения наших войск, то Леонид Георгиевич рассказал на одной из встреч в Совете ветеранов Департамента военной контрразведки ФСБ, что фронтовой быт был очень тяжелым. Шли изнурительные, затяжные дожди. Никаких землянок не было и в помине. Все бойцы, включая командование батальона, находились в окопах по колено в грязи. Спать приходилось стоя, прислонившись к углу окопа. Месяцами люди были лишены возможностей поменять белье или искупаться. Вшей было множество. Бывало, засунешь руку за воротник гимнастерки и на ощупь, не глядя, вытаскиваешь маленький катышек, состоящий из трех, четырех, пяти вшей.

Бои шли с переменными успехами. К сожалению, по целому ряду причин Крымскому фронту не удалось выполнить поставленную Ставкой задачу.

21 апреля 1942 года Крымский фронт вошел в состав Северо-Кавказского направления, которым командовал Маршал Советского Союза С. М. Буденный.

8 мая 1942 года германский авиационный корпус Рихтгоффена рано утром нанес мощный бомбовый удар на узком участке левого фланга Крымского фронта. А затем без промедления 11-я немецкая армия генерал-полковника Эриха фон Манштейна, усиленная 22-й танковой дивизией, перешла в наступление на Керченском полуострове и уже через восемь дней овладела Керчью. Войска Крымского фронта вынуждены были отступить на Таманский полуостров.

Командование не только полков, дивизий и армий, но и фронта в целом потеряло управление войсками. А как известно, нет управления – нет армии.

Части стали стихийно бросать свои позиции. Некоторые дивизии не могли покинуть Крым, заняли Аджимушкайские каменоломни и до конца 1942 года вели борьбу с гитлеровцами. Немцам помогали крымские татары.

Упоминаемый уже Иванов Л. Г. по этому поводу и в другой обстановке поведал: «Бывший начальник политотдела родимцевской дивизии Федоренко во время моего пребывания в Венгрии рассказывал мне, что он партизанил в Крыму, где был свидетелем многих кровавых акций, проводимых татарами, когда без всяких оснований они расстреливали людей только за то, что те были русскими…»

По воспоминаниям Л. Г. Иванова, «17–18 мая противник прижал нас к берегу Керченского пролива. Я оказался за Керчью, в районе Маяка. Велся беспрерывный обстрел кромки берега, на котором находились толпы людей. Отдельные снаряды выкашивали целые отделения. Многие стрелялись, другие открыто выбрасывали партбилеты, кто-то срывал с себя петлицы. Там и тут валялись останки – руки, головы, человеческие ноги…

День и ночь ужасающие вопли и крики стояли над проливом. Картина была жуткая…

С пирса было видно, что в морской воде находится большое число трупов, почему-то они были в вертикальном положении. Кто был в шинели, а кто в ватнике. Это были убитые или утонувшие наши люди. Была небольшая волна, и создавалось впечатление, что они как бы маршируют. Страшная картина. Многих она толкала на безрассудные поступки и отчаянные действия…

Был, например, случай, когда четверо здоровых солдат-грузин несли над головой носилки и кричали:

– Пропустите! Пропустите! Мы несем раненого командира дивизии!

Действительно, на носилках лежал военный с четырьмя шпалами на петлицах и перевязанной головой. По его внимательному, настороженному взгляду у меня возникло сомнение – а действительно ли этот человек ранен?

Я приказал положить носилки на пирс и развязать бинт. Никакого ранения не оказалось. Я был в ярости. Вид у меня, наверное, был страшный: на голове каска, несколько дней не бритый, не спавший и не евший. Силы я поддерживал тогда с помощью фляги, наполненной смесью морской воды, сахара и спирта… Военнослужащие яростными криками требовали от меня расстрела полковника, в противном случае грозили расправиться со мной. При таких обстоятельствах я, как оперработник, имевший право расстрела при определенных экстремальных условиях, поставил полковника пирса, левой рукой взял его за грудь, а правой достал пистолет. И тут я увидел, что полковник мгновенно поседел. У меня что-то дрогнуло в душе. Я сказал ему, что выстрелю, но выстрелю мимо, а он пусть падает в воду, словно убитый, и там выбирается, как может. Дальнейшей его судьбы я не знаю».

Еще 11 мая советское командование питало кое-какие надежды на стабилизацию обстановки на Керченском полуострове путем восстановления целостности фронта на Турецком валу. Но в этот же день 22-я танковая дивизия вермахта вышла к Азовскому морю, отрезав нашим войскам пути отхода на Татарский вал. Потери в некоторых советских частях были огромны. Так, на 9 мая 1942 года 55-я танковая бригада полковника П. П. Лебеденко насчитывала 10 КВ, 1 Т-34, 20 Т-26 и 15 Т-60. После тяжелого встречного боя следующего дня в бригаде остался всего один танк. Мрачная картина была на всех участках боевых действий с противником.

14 мая Мехлис отправил Сталину такую телеграмму:

«Бои идут на окраине Керчи, с севера город обходится противником. Напрягаем последние усилия, чтобы задержать противника. Части стихийно отходят. Эвакуация техники и людей будет незначительной, мы опозорили страну и должны быть прокляты». Поэт, писатель и военный корреспондент К. Симонов, друживший с Л. Мехлисом, писал:

«Мне рассказывали, что после Керченской катастрофы, когда Мехлис явился с докладом к Сталину, тот, не пожелав слушать его, сказал только одну фразу: «Будьте вы прокляты!» – и вышел из кабинета.

Вот уж действительно, как говорил древнеримский поэт Публий Сир, «нет хуже наказания, чем раскаянье».

Так ли это было или сей опус, рожденный после войны, был всего лишь плодом фантазии маститого писателя, сегодняшнему обывателю трудно установить. Правда была только в одном – Сталин крепко обиделся на своего выдвиженца, но не надолго.

15 мая новый начальник Генштаба А. М. Василевский, сменивший вечером 11 мая 1942 года Б. М. Шапошникова, приказывает – «Керчь не сдавать, организовать оборону по типу Севастополя». Но было уже поздно.

Ни выехавший по приказу Ставки в район расположения штаба Крымского фронта в Керчь главком Северо-Кавказского направления С. М. Буденный, ни представитель Ставки ВГК Л. З. Мехлис уже не могли положительно повлиять на развивающиеся по трагическому сценарию события.

В Крымской трагедии было безвозвратно потеряно около 250 тысяч советских солдат и командиров, что составляло 65 % всего личного состава войск фронта. Со слов генерала, военного контрразведчика Н. К. Мозгова, Петр Иванович Ивашутин рассказывал ему о нескольких неприятных встречах с Мехлисом в Крыму.

«Как армейцев, так и военных контрразведчиков возмущало то, – говорил Ивашутин, – что Мехлис во время пребывания на посту представителя Ставки ВГК занимался тем, что искал среди командиров разных степеней шпионов, вредителей и предателей, в отношении которых организовывал бессудные расстрелы.

Была информация, что нередко и сам нажимал на курок. Офицеры роптали, что Мехлис по ночам пишет доносы на командиров и отправляет их в Москву – Сталину.

По его пасквилю был снят с должности начальник штаба фронта Федор Иванович Толбухин – исключительно порядочный человек, с которым мы встретились позже на Украине. Снят был за то, что посчитал, что идея Мехлиса неподготовленного наступления будет чревата тяжкими последствиями. Так оно и вышло, но он уже доложил Сталину. Не обладая военной подготовкой, он постоянно встревал, вмешивался в действия командующего и других военачальников…

После провала операции, чувствуя и свою вину в этом, казалось, он искал смерти, разъезжая на «газике» по передовой…

Я видел его измазанным, пыльным, почерневшим во время провала операции. Вот такой образ оставлен им в моей памяти…»

Но Мехлису не суждено было погибнуть от пули или осколка и тем самым разделить судьбу многих из тех, чьи жизни были ему доверены зимой 1942 года, как бы самому Льву Захаровичу этого ни хотелось. В памяти людской он навсегда останется зловещей, а не героической фигурой и одним из главных виновником катастрофы Крымского фронта в мае 1942 года.

В ночь на 20 мая на корабли под огнем минометов и пулеметов погрузились последние подразделения, прикрывавшие эвакуацию остатков войск Крымского фронта на Таманском полуострове.

Директивой Ставки Крымский фронт и Северо-Западное направление были ликвидированы. Остатки войск направились на формирование нового Северо-Кавказского фронта. Его командующим назначили маршала С. М. Буденного.

После разгрома немцами в мае 1942 года Крымского фронта Мехлис всю вину и ответственность за поражение возложил на командиров и командующего генерал-лейтенанта Козлова Д. Т. По существу он дистанцировался от неудач фронта.

Сталин по этому поводу направил шифротелеграмму Мехлису, в которой подверг его поведение резкой критике. В частности, в этом грозном рескрипте он писал: «Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дело Крымфронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте вы – не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за все успехи и неуспехи фронта и обязанный исправлять на месте ошибки командования.

Вы вместе с командованием отвечаете за то, что левый фланг фронта оказался из рук вон слабым. Если «вся обстановка показывала, что с утра противник будет наступать», а вы не приняли всех мер к организации отпора, ограничившись пассивной критикой, то тем хуже для вас. Значит, вы еще не поняли, что вы посланы на Крымфронт не в качестве Госконтроля, а как ответственный представитель Ставки. Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-то вроде Гинденбурга. Но вы не можете не знать, что у нас нет в резерве Гинденбургов. Дела у вас в Крыму несложные, и вы могли бы сами справиться с ними.

Если бы вы использовали штурмовую авиацию не на побочные дела, против танков и живой силы противника, противник не прорвал бы фронта, и танки не прошли бы. Не нужно быть Гинденбургом, чтобы понять эту простую вещь, сидя два месяца на Крымфронте.

И. Сталин».

После разгрома немцами Крымского фронта Мехлис был снят с постов заместителя Наркома обороны и начальника Главного Политического управления Красной Армии и понижен в звании на две ступени до корпусного комиссара.

Но любимец Сталина скоро снова полез наверх – с 1942 г. и по конец войны он член Военных советов ряда армий и фронтов. 6 декабря 1942 года Мехлис получает звание генерал-лейтенанта, а с 29 июля 1944 года он уже генерал-полковник. Может быть, дослужился бы и до маршала, если бы не отмщение за грехи – преждевременная смерть настигла его 13 февраля 1953 года.

У Достоевского в «Братьях Карамазовых» есть такая притча: злодейка совершила единственный добрый поступок – подала нищенке луковицу, и когда она умерла и попала в ад, там нищенка протянула ей луковицу, за которую она уцепилась. Злодейка хотела с помощью этой луковицы выбраться из ада, стала раскручиваться, подтягиваться, и луковица, не выдержав, оборвалась, и злодейка все-таки упала в ад.

Думаю, в конце концов, сталинская луковица, протянутая грешному от пят до головы Мехлису, не оборвалась, он выкарабкался наверх и еще бездарно покомандовал людьми, но уже без расстрелов, – боялся соответствующей реакции офицеров и генералов. В конце войны это были уже другие люди, способные и сами нажать курок в сторону обидчика.

Умер тихо, но и после смерти ему удалось протиснуться в нишу Кремлевской стены. Похоронили с почестями. Без разрешения Сталина его прах не положили бы в Кремлевскую стену. Там он до сих пор и покоится – в рай его, наверное, Господь не пустил.

После крымской трагедии П. И. Ивашутина назначают заместителем начальника ОО НКВД Северо-Кавказского фронта. С первых же дней войны военная контрразведка была подчинена, соответственно, наркоматам обороны и Военно-морского флота в виде третьих управлений каждого ведомства. В НКВД СССР от бывшего ГУГБ остался лишь 3-й отдел, в задачу которого входило контрразведывательное обеспечение пограничных и внутренних войск НКВД, пожарной охраны и милиции.

Во все подразделения военной контрразведки пошла директива 3-го Управления НКО СССР № 34794, за подписью Михеева А. В., предписывавшая сотрудникам активизировать оперативно-разыскную работу в направлениях:

– выявления агентуры противника, нацеленной на акции шпионажа, террора и диверсий;

– предотвращения утечки секретных сведений из штабов и узлов связи в армии;

– предупреждения случаев перехода на сторону врага и дезертирства;

– активизации в борьбе с распространением антисоветских листовок противника, провокационных и панических слухов.

Армейским чекистам снова, теперь уже в боевой обстановке, приходилось перестраивать свою деятельность – активно подключаться к проведению зафронтовой работы на территориях, занятых противником. Уже к весне 1942 года военная контрразведка осуществила ряд весьма успешных операций, связанных с проникновением зафронтовых разведчиков и специально подготовленных агентов в спецорганы и школы Абвера.

23 июля 1942 года Гитлер подписал директиву № 45, в которой излагал замысел врага по овладению Кавказом, он состоял в том, чтобы окружить и уничтожить советские войска южнее и юго-восточнее Ростова и овладеть Северным Кавказом. Затем предполагалось обойти Главный Кавказский хребет с запада и востока, одновременно преодолев его с севера через перевалы. С выходом в Закавказье враг надеялся парализовать базы Черноморского флота, установить непосредственную связь с турецкой армией (26 дивизий которой были уже развернуты на границе с СССР), а также создать предпосылки для вторжения на Ближний и Средний Восток.

Для выполнения этих задач предназначалась группа армий «А» (генерал-фельдмаршал В. Лист) в составе 1-й и 4-й ТА, 17-й армии, румынской 3-й армии и часть сил 4-го воздушного флота (всего 167 тыс. человек, 1130 танков, 4540 орудий и минометов, до 1000 самолетов).

Вражеской группировке противостояли войска Южного (генерал-лейтенант Р. Я. Малиновский) и часть сил Северо-Кавказского (Маршал Советского Союза С. М. Буденный) фронта, в составе 51-й, 37-й, 12-й, 18-й, 56-й армий и 4-й воздушной армии (всего 112 тыс. человек, 121 танк, 2160 орудий и минометов, 130 самолетов).

Гитлер присвоил этой операции условное наименование «Эдельвейс», с нашей стороны она носила условное наименование «Битва за Кавказ». С 25 июля по 31 декабря 1942 г. операция была оборонительной, а с 1 января по 9 октября 1943 г. стала называться наступательной.

25 июля противник начал наступление с плацдармов в нижнем течении Дона на сальском, ставропольском и краснодарском направлениях. Войска Южного фронта вынуждены были в беспорядке отступать на юг и юго-восток. Выход танковых и моторизованных войск противника в Задонские и Сальские степи и на степные просторы Краснодарского края создал серьезную угрозу его прорыва в глубь Кавказа.

Ставка ВГК образовала 28 июля из войск Южного и Северо-Кавказского фронтов один Северо-Кавказский фронт (Маршал Советского Союза С. М. Буденный), подчинив ему в оперативном отношении Черноморский флот и Азовскую военную флотилию.

В течение августа-декабря 1942 г. советские войска провели Армавиро-Майкопскую, Новороссийскую, Моздок-Малгобекскую, Туапсинскую, Нальчикско-Орджоникидзевскую оборонительные операции. Противник был остановлен.

Ивашутин назначается заместителем начальника Особого отдела НКВД Северо-Кавказского фронта.

К этому времени Петр Иванович приобрел уже достаточный контрразведывательный опыт начальника, все-таки руководил ОО НКВД 23-го стрелкового корпуса в советско-финляндской войне и послужил в рангах заместителей начальника 3-го отдела ОО НКВД ЗакВО и ОО НКВД Крымского фронта. И если в Финляндии он решал контрразведывательные задачи в наступлении войск, то в Крыму и Закавказье в основном при отступлении или обороне.

Здесь нужно было ориентировать оперсостав и агентуру на выявление в первую очередь трусов, дезертиров, паникеров, членовредителей, изменников Родине, диверсантов, террористов, бандпособников и т. п.

Но никто с особистов не снимал задачу выявления недостатков в боеготовности войск, обращая внимание на их действия в обороне, при отходе на заранее подготовленные позиции, при этом важно взаимодействие войск в масштабе соединений в полосе фронта. Связь, инженерные сооружения, стрелковое вооружение, снабжение горюче-смазочными материалами, боеприпасами, тактика боевых действий – вот далеко не полный перечень контрразведывательных задач, которые решал Петр Иванович вместе со своими подчиненными.

Он знал о приказе Ставки сохранить любыми способами заводы по переработке нефти в Грозном и Махачкале, не пустить противника к нефти в Чечено-Ингушетии. Здесь Ставкой были сосредоточены крупные силы войск ПВО для борьбы с немецкой авиацией. На место выехал командующий войсками ПВО генерал-лейтенант Громадин М. С., чтобы лично проанализаровать сложившуюся воздушную обстановку, оценить силы и средства свои и противника.

Накануне Ивашутину П. И. принесли несколько сообщений секретных осведомителей по действиям войск ПВО. Они сообщали, что боевые действия ПВО протекают в сложных прифронтовых условиях: расстояние от города до переднего края по прямой не превышает 50 км, поэтому подлетное время исчисляется 12–15 минутами. Немецкие самолеты появляются внезапно, и орудийные расчеты не успевают добежать из блиндажей до орудий, враг успевает отбомбиться. Агентура предлагает орудийные расчеты держать при орудиях посменно.

Эту информацию Ивашутин П. И. довел до командующего Северо-Кавказским фронтом маршала Буденного С. М., который потребовал от генерал-лейтенанта Громадина М. С. действовать так, как советуют особые отделы.

Вместе с тем от секретных осведомителей поступала информация о недостатках командования фронтового звена по управлению войсками в оборонительной операции, отсутствии оборонительных районов, слабом использовании инженерного оборудования, глубина полосы обороны армии не превышала 15–25 км, а плотности в среднем составляли: одна дивизия на 15 км фронта, танков – 1,6, орудий и минометов – 7,5, противотанковых орудий 1,5, орудий зенитной артиллерии – 1,3 на 1 км фронта обороны. Такая оборона не обеспечивала достаточной устойчивости, носила очаговый характер, была слабой в противотанковом отношении.

Об этих и других недостатках в боеготовности и боеспособности войск вести оборонительные бои готовил П. И. Ивашутин докладные записки руководству НКВД и командованию.

Посколько такая информация поступала в Ставку от руководства НКВД и с других фронтов, Ставка принимает решение о внесении изменений в боевой устав пехоты. В 1942 г. выходит новый Боевой устав пехоты (БУП-42).

В битве за Кавказ Северо-Кавказскому фронту была поставлена задача восстановить положение по южному берегу Дона. Войскам Закавказского фронта (генерал армии И. В. Тюленев) было приказано завершить подготовку обороны и занять оборонительные рубежы по рекам Терек и Урух и перевалам Главного Кавказского хребта, а также создать оборону на направлении Грозный, Махачкала.

Участвуя в оборонительных боях, особисты получали очень важную информацию по вопросам боеготовности войск в обороне. Так, осведомители сообщали, что огневые сооружения возводятся на вершинах, курганах, заметных издали и зачастую нанесенных на карты. Такие сооружения будут легко разбиты артиллерией противника. А на ровной местности возводятся ДОТы с высокими насыпями, сразу выдающими местонахождение огневой точки, становящейся легкой жертвой артиллерии противника. На некоторых участках огневые сооружения располагаются чрезвычайно кучно, благодаря чему противник имеет возможность расстреливать их, не меняя прицела, в силу естественного рассеивания снарядов. Предлагалось шире использовать вместо ДОТов бронеколпаки в силу их дешевизны изготовления и удобства расположения, доставки, переноса с места на место. Командование фронта с благодарностью относилось к такой информации.

Оперсоставом военной контрразведки фронта от своей зафронтовой агентуры были получены оперативные данные о том, что подразделения немецких егерей пытаются пробиться к Эльбрусу. Цель – засвидетельствовать моральную победу над двумя кавказскими вершинами. По инициативе особых отделов командование фронта приняло меры по сбору сведений о наличии в войсках красноармейцев с альпинистской подготовкой, чтобы дать достойный отпор противнику при восхождении на Эльбрус. К сожалению, вовремя создать такое формирование не удалось.

21 августа 1942 года гауптман вермахта Грот в сопровождении 16 егерей выступили из места дислокации подразделения к Западной вершине Эльбруса. Через некоторое время немцы разбили лагерь для штурма высоты. Грот отобрал себе пять егерей, – им предстояло покорить Восточную вершину. Другая группа направлялась на штурм Западного пика горы. Вскоре обе группы достигли успеха, – знамена со свастикой затрепетали на сумасшедшем ветру обоих вершин Эльбруса.

На следующий день берлинское радио оповестило весь мир о высокогорной победе вермахта. Немецкие газеты и журналы запестрели фотографиями гауптмана Грота и его егерей на фоне заснеженных вершин советского Кавказа. Они на сутки стали национальными героями, так как уже очередные номера газет печатали материалы с фотографиями о «подвигах» других солдат и офицеров вермахта на полях сражений. Средства массовой информации боятся постоянства – страницы журналов и газет любят все новых и новых героев, – так жаждет читатель.

Получив данные о попытке преодоления немцами Кавказских гор, наша авиация среагировала оперативно быстро, она довольно точно отбомбилась. Немцам пришлось скатиться по снежному желобу вниз, не захватив Закавказье. Наши же альпинисты, горновосходители, любители каменистых утесов находились в разных частях Красной Армии. Они писали в Ставку ВГК о необходимости создания подразделений советских егерей – горных стрелков. Их призывы, хотя и с опозданием, но были услышаны. Энтузиасты-альпинисты нашли себе покровителя в лице командующего Закавказским фронтом – генерала армии Ивана Владимировича Тюленева. Вскоре по его указанию на основании директив сверху были созданы специальные горнострелковые подразделения, а потом и части.

Итак, 13 февраля 1943 года в ревущую непогоду на штурм Западной вершины ушли наши доблестные воины: Н. Гусак, А. Сидоренко, Е. Белецкий, Е. Смирнов, Г. и Б. Хергиани. Шли в тулупах, валенках с кошками, ледорубами и автоматами ППШ. Задача была одна – снять позорные фашистские штандарты с наших гор. Базовый лагерь немцы полностью заминировали, а продовольствие облили керосином и измазали дерьмом. Но все-таки, благополучно преодолев все преграды, советские воины-альпинисты добрались до макушки западной части Эльбруса и завладели вражеским штандартом.

Другая группа шла на Восточную вершину. Ее возглавили офицеры-альпинисты А. Гусев и В. Лубенец. Кроме них, в группу входили Б. Грачев, Н. Персиянов, Л. Кельс, Г. Сулаквелидзе, Н. Маринец. А. Багров, А. Грязнов, Г. Однолюбов, А. Немчинов, В. Кухтин и Н. Петросов. Вскоре и они достигли цели, сфотографировав и засняв на кинокамеру снятие фашистских флагов.

20 марта 1943 года командование Закавказским фронтом подписало приказ о награждении участников горной экспедиции. А 21 марта в Тбилиси в штабе фронта офицер А. Гусев доложил командующему фронтом И. В. Тюленеву о выполнении поставленной задачи и передал остатки немецких штандартов – два двухсантиметровых лоскута, намотанных на древко. Это все, что оставил свирепый эльбрусский ветер от гитлеровских, ненавистных и ему, очевидно, флагов. Сама природа, казалось, расправилась с фашистской символикой, отторгнув ее на больших высотах нашей земли.

– Как я знаю, эдельвейс – это же альпийский цветок, в горах Кавказа он не растет, – заметил с улыбкой командующий.

В этих словах офицеры уловили глубокий подтекст – не удастся закрепиться фашистам в горах, где для них «ничего нет хорошего, только ледяное ломкое крошево».

Опыт, полученный в боевых действиях на советско-финляндской войне, подсказывал Ивашутину одну непреложную истину – оперативный состав должен работать в войсках энергично и инициативно.

Подчиненные, работавшие под его руководством, знали, что их начальник придерживается мнения – особист обязан быть вместе со своим подразделением или частью. Если надо, лежать на животе или идти в атаку, не забывая главное – знать процессы, протекающие в армейских коллективах.

Подчиненные знали, Ивашутин отличается и строгостью, и требовательностью, и взыскательностью. Без этого нельзя быть руководителем. Но в строгости своей Петр Иванович неизменно был справедлив. Такая строгость не унижает подчиненных, не отпугивает их от руководителя, наоборот, помогает им становиться лучше. Одновременно Петр Иванович был чуток, доброжелателен к подчиненным, даже в боевых условиях внимателен к нуждам подчиненных.

Строгость и чуткость, требовательность и сердечность, сосредоточение на воспитании у личного состава высоких моральных и профессиональных качеств, умение объединить оперсостав на решение оперативных задач, в доходчивой форме, спокойно, уважительно разъяснить стоящие перед фронтом, армией, дивизией, полком, батальоном задачи, стоили многого. Авторитет у него был высоким.

Подчиненные очень высоко ценили его жизненный, армейский и чекистский опыт. Высокая личная ответственность за порученное дело, умение подбирать и выращивать трудолюбивых, энергичных работников, способных инициативно подходить к выполнению оперативных задач в боевых условиях.

Уважаемый читатель, если вы докладываете рабочие материалы, подготовленные вами или вашими подчиненными своему начальнику, то вы вольно или невольно смотрите в глаза начальнику с невысказанным вопросом – «А ты можешь решить эту проблему? Есть ли у тебя, руководителя, пути решения этой проблемы?», «Как надо поступить, чтобы и овцы были целы, и волки сыты?» И если вам повезло, если перед вами руководитель высокого профессионального уровня, то вы уходите от него окрыленным и вдохновленным. Вот за высокий профессионализм его и любили подчиненные и уважало руководство.

С 03.09.1942 г. по декабрь 1942 г. П. И. Ивашутин проходит службу в должности заместителя начальника ОО НКВД Черноморской группы войск Закавказского фронта. Группа была образована 1 сентября 1942 г. с целью обороны приморского направления. В состав группы вошли войска 12-й, 18-й, 47-й, 56-й армий и 4-й гвардейский кавалерийский корпус. С воздуха ее поддерживали 5-я воздушная армия и авиация Черноморского флота. Группа участвовала в Битве за Кавказ 1942–1943 гг. В сентябре – декабре 1942 г. завершила Новороссийскую операцию и провела Туапсинскую операцию 1942 г. С января 1943 г. наступала в направлении на Краснодар. Упразднена 5 февраля 1943 г. в связи с передачей ее войск во вновь образованный Северо-Кавказский фронт. Командующие: генерал-полковник Я. Т. Черевиченко (сентябрь 1942 г.), генерал-лейтенант И. Е. Петров (октябрь 1942 – февраль 1943 г.).

Обе операции носили оборонительный характер, обе использовали заранее созданные оборонительные районы и являлись частью Битвы за Кавказ. В обоих случаях шли ожесточенные бои, но немцы понесли большие потери в людях и технике, однако преодолеть советскую оборону не смогли. Противник через Новороссийск и Туапсе не смог прорваться в Закавказье.

С января 1943 г. по 29 апреля этого же года П. И. Ивашутин назначается начальником ОО НКВД 47-й армии, которая активно участвует в Битве за Кавказ в составе Северо-Кавказского фронта до октября 1943 года. Это в какой-то мере понижение, зато самостоятельная работа.

Как видит читатель, все перемещения Ивашутина связаны с переименованиями фронтов, можно сказать, что служба его прошла в одном регионе.

Петр Иванович Ивашутин руководил коллективом военных контрразведчиков 47-й армии, сражавшейся на Северном Кавказе. Прорыв советского фронта под Харьковом и последующее взятие Ростова-на-Дону открыли перед Гитлером не только реальную перспективу выхода в Закавказье к бакинской нефти, но и возможность захватить Сталинград – важнейший транспортный узел и крупный центр военной промышленности.

Баку и Северный Кавказ были основными источниками нефти для всей экономики СССР. После потери Украины резко возросло значение Кавказа и Кубани как источников зерна. 47-я армия была сформирована 1 августа 1941 года на основании приказа командующего Закавказским военным округом (ЗакВО) от 26 июля 1941 года в составе ЗакВО на базе 28-го механизированного корпуса для прикрытия государственной границы СССР с Ираном. Первоначально в ее состав входили: 236-я стрелковая дивизия, 63-я и 76-я горнострелковые, 6-я и 54-я танковые дивизии, 116-й и 456-й артиллерийские полки и другие части.

В конце января 1942 года армия начала перегруппировку и сосредоточение на Керченском полуострове, где 28 января вошла в состав Крымского фронта. Участвовала в наступательных и оборонительных боях советских войск на Керченском полуостраве. В мае 1942 г. эвакуировалась на Таманский полуостров. С 20 мая входила в Северо-Кавказский фронт, с 17 августа участвовала в Новороссийской оборонительной операции, с 1 сентября 1942 г. входила в Черноморскую группу войск Закавказского фронта.

В конце апреля 1943 г. Управление ОО НКВД СССР вызвало в центр генерала Ивашутина П. И. Москва 1943 года все еще походила на прифронтовой город, да по существу и являлась им. Соблюдалась весьма строго светомаскировка, но налеты врага уже становились все реже и реже. Жители привыкли к ним, и очереди у убежищ при воздушных тревогах почти исчезли. Чувствовалась внутренняя собранность всех москвичей – от ребенка до глубокого старика.

Во всем были видны уважение к армии, ее воинам и действительно всенародная забота о них. Нередко можно было видеть, как солдатам и командирам уступают места в метро, трамвае, автобусе, без очереди обслуживают в магазинах, предоставляют лучшие места на концертах, в кино, театрах, и все это без какого-либо указания свыше, от чистого сердца.

Такое уважение к своим воинам бывает только у славянских народов.

А еще генерал П. И. Ивашутин всегда и во всем пользовался принципом: «Жизнь – это честная игра. И надо играть в ней по правилам».

На следующий день после приезда в Москву Ивашутина принял начальник Управления особых отделов НКВД генерал-лейтенант Виктор Семенович Абакумов – симпатичный кареглазый высокий мужчина с прямоугольным лицом, высоким лбом и аккуратно зачесанными назад темно-русыми волосами. Кабинет начальника представлял собой не очень большую комнату. Письменный стол и рядом стоящий приставной были покрыты зеленым сукном.

Ивашутина удивило то, что Абакумов сидел на деревянном стуле, а у приставного столика для гостей были поставлены мягкие кресла, обитые черным хромом. На столе стояли небольшие настольные часы, фарфоровая фигурка в виде сидящего олененка, коричневого цвета.

В левом углу горела зеленая шапка настольной лампы на бронзовой ножке и круглой мраморной подставке.

В правом углу находился чайный столик с заварным чайником. Два окна были завешены полуприкрытыми портьерами из плотной ткани. Массивные чугунные батареи, как показалось Ивашутину, излучали то тепло, которое создает дополнительный уют и способствует работоспособности кабинетного работника.

Абакумов поинтересовался положением на фронте, успехами контрразведывательной работы, коснулся он и зафронтовых негласных возможностей отдела, их конкретной отдачи за последнее время.

Потом Виктор Семенович неожиданно стал осыпать подчиненного коротенькими, казалось, далекими от служебных, вопросами, – бытовыми.

– Где обитает ваша семья? Что вы о ней знаете?..

– Если честно, то, к своему стыду, не знаю о ней, товарищ генерал-лейтенант, ничего… Связь с семьей сразу же оборвалась с началом войны, – во время эвакуации это случилось… Семейство небольшое – жена, двое детей да мои родители.

Абакумов сочувственно посмотрел на Ивашутина.

– Ах, война, сколько судеб человеческих переломала… Ничего, Петр Иванович, не беспокойтесь. Я обещаю навести справки, надежда умирает последней, – участливо пообещал шеф. – Хотя, как говорят, нельзя жить надеждой, но и без надежды нельзя жить.

На следующий день начальник опять вызвал к себе Ивашутина. Хозяин кабинета, было видно, что находится в хорошем настроении.

– Нашлось, Петр Иванович, ваше семейство… Все ваши родственники живут в далеком и теплом Узбекистане, а точнее в Ташкенте. Завтра садитесь в мой самолет и мигом на встречу с семьей.

– ???

– Чего вы смутились? Готовьтесь, готовьтесь к полету. Далековато лететь, но это вам не в диковинку, выдержите, вы же летун-профессионал. Вспомните небо. Сегодня ведь больше приходится по земле ходить.

– Да, Виктор Семенович, земля – наша колыбель. На ней рождаемся, по ней ходим и в нее уходим…

– Что верно, то верно.

В Ташкенте Ивашутин, не без помощи своих коллег-контрразведчиков, быстро разыскал жену, детей и родителей. Встреча была необыкновенно трогательной и теплой со слезами радости на глазах. Семья проживала в глинобитной халупе без окон, с земляным полом, вместо дверей был матерчатый полог. Пищу готовили на печке. Топили хворостом, жухлой травой и сухими кизяками. Особисты из Среднеазиатского военного округа в дальнейшем помогли семье – нашли небольшую комнату в коммунальной квартире…

Родители и жена засыпали вопросами, как воюется, долго ли еще стране находиться в таком положении, когда Красная Армия разобьет гитлеровскую Германию?

– Думаю, что скоро. Тяжело, но скажу, отец, по-твоему, по-паровозному – поршень медленно, но уже пошел вперед, а это значит, задан вектор движения на Запад. Никто наш «красный бронепоезд» уже не остановит.

– Рад, рад такое слышать от тебя, – обрадовался отец.

Возвратился Ивашутин в Москву окрыленным и радостным. Естественно, успокоился – семейство найдено. Захотелось с новой силой под влиянием искренней заботы начальства и положительных эмоций взяться за работу. Окунуться в анализ оставшихся материалов, побывать в особых отделах дивизий, пообщаться с оперсоставом.

Он жил в стихии военной контрразведки, как стрижи живут в стихии воздушного пространства, и то, что казалось некоторым наблюдателям со стороны терзанием себя на службе и нарушением некоторых корпоративных правил, на самом деле было виртуозным владением всей окружающей его оперативной обстановкой. Она была для него основой, из которой рождались планы операций и их реализация в виде конкретных результатов по борьбе со шпионажем, диверсиями и терроризмом.

На следующий день утром из кабинета направленца на Лубянке Ивашутин доложил Абакумову по телефону о благополучном прилете и поблагодарил его за помощь и внимание.

– Зайдите, – властно ответила трубка и после короткого щелчка сразу же замолчала.

Через минут пять-семь Петр Иванович был уже в кабинете у Абакумова. Всякие мысли, в том числе и дурные, лезли в голову начальнику особого отдела армии.

«Может, что случилось в отделе после моего отъезда? – подумал Ивашутин. – Но об этом мне бы сказал направленец. Он бы узнал в первую очередь о вероятном ЧП, если, конечно, информация не прошла через голову».

Представился, как положено, по-военному…

Абакумов как-то нехотя встал из-за стола, сапогом отодвинул легкий стул в сторону, поправил широкий ремень на гимнастерке и, крепко пожав руку своему подчиненному, торжественно произнес:

– Товарищ Ивашутин, вы назначаетесь начальником особого отдела Юго-Западного фронта…

– ???

– Фронт особенный, находится на острие нашей битвы с фашистами. Думаю, не подведете?!

– Приложу все усилия, чтобы оправдать ваше высокое доверие, – стандартно ответил Ивашутин, а у самого в груди сердце забухало так, что, казалось, стук его ударов услышит сам хозяин кабинета.

– Я верю вам, – проговорил Абакумов, словно торопился куда-то. – Поезжайте в войска. – Удачи вам.

– Спасибо.

Начальник военной контрразведки страны был скуп на слова, но зачем было их плодить; все стало ясно для Ивашутина – ему доверили Управление Особого отдела фронта. Надо будет оправдать это доверие конкретными оперативными результатами.

Судьба же начальника Управления особых отделов, руководителя СМЕРШа и министра госбезопасности СССР сложилась трагично…

Подковерная борьба с завистью, клеветой, обидами, амбициями и местью Берии, Хрущева и Маленкова, а также некоторых сослуживцев, сделали свое черное дело – 12 июля 1951 года В. С. Абакумов был арестован по обвинению в измене Родине и совершении других государственных преступлений. Его пытали, заставляли дать показания на других коллег. В том числе на своих заместителей, генералов Н. Н. Селивановского и Е. П. Питовранова, но он оказался на редкость смелым и порядочным человеком и никого не оклеветал.

После смерти Сталина Хрущев, понимая, что Абакумов является свидетелем прямого участия многих партийных чиновников в проведении репрессий, в том числе и самого Никиты Сергеевича, приказал срочно осудить и казнить Виктора Семеновича.

19 декабря 1954 года, как раз в очередную годовщину создания военной контрразведки, Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила бывшего министра госбезопасности Абакумова по статье «За измену Родине» к исключительной мере наказания – расстрелу.

В тот же день на свой профессиональный праздник руководитель легендарного СМЕРШа, переигравшего в незримых баталиях гитлеровский Абвер вместе с другими спецслужбами Третьего рейха, был расстрелян. Случайностей в таких делах не бывает. Это еще одна грань «таланта» политического волюнтариста Никиты Хрущева. Он боялся разоблачений – впереди его ждали архивы, которые он глубоко «прополол», реабилитируя сам себя.

Кто-то из великих сказал, что в принципе политик должен быть злодеем, иначе он будет плохо управлять обществом. Порядочный человек в роли политика – это все равно что чувствующая паровая машина или кормчий, который объясняется в любви, держа рулевое колесо: корабль идет ко дну. Бездарные политики всегда норовят смыть свой позор чужой кровью.

Интересно и глубоко оценил П. И. Ивашутин деятельность В. С. Абакумова в своих воспоминаниях:

«Принижать заслуги Абакумова в успешной работе ГУКР СМЕРШ несерьезно…

Практические результаты деятельности СМЕРШа оказались выше, чем у НКГБ, что и стало причиной выдвижения Абакумова».

При всем том, в чем обвиняется Сталин, у вождя было чутье на молодые и талантливые кадры, которых он двигал и при малейшем недоверии к ним ниспровергал, порою быстро и жестоко.

29 апреля 1943 года генерал-майор П. И. Ивашутин принял дела начальника Управления КР СМЕРШ Юго-Западного фронта у генерал-майора П. В. Зеленина, переведенного на другую работу. Новый начальник военной контрразведки понимал, что фронтовой коллектив армейских чекистов обладает огромнейшим опытом. Его оперативный состав принял на себя не только коварные удары Абвера и РСХА – службы безопасности Третьего рейха, – но наравне с войсками участвовал в горячих боях и сражениях на Украине сразу же после вероломного нападения гитлеровской Германии на Советский Союз.

Авторитетно так же было это подразделение фронта, занимающееся заброской в различные немецко-фашистские разведывательные школы и центры своей агентуры.

В середине 1943 года на счету начальника Управления контрразведки СМЕРШ Юго-Западного фронта Петра Ивановича Ивашутина уже было несколько десятков острых оперативных операций и комбинаций. Военная контрразведка так же, как и армия, перехватывала стратегическую инициативу у противника и работала более активно, чем это было в первые месяцы войны.

Петр Иванович с первых дней войны верил в благоприятный исход войны с немцами. Он не раз говорил своим подчиненным:

«Вера в победу – это половина сделанного дела. А что касается Третьего рейха, скажу, – одной державе, даже самой мощной, самой великой, подчинить себе весь мир так же невозможно, как невозможно остановить воду, внезапно прорвавшую плотину». Эту уверенность он пронес через всю войну и последующую службу в органах госбезопасности и военной разведки.

А завязка этой истории, полной героизма и драматизма, лежала в начале войны. Осенью 1941 года броневым клиньям немецких групп армий «Центр» и «Юг» удалось сомкнуть кольцо окружения советских войск на Киевском направлении и охватить 21-ю, 5-ю и 37-ю армии Юго-Западного фронта так называемого первого формирования.

Больше недели советские войска вели кровопролитные бои в окружении, а затем, разбившись на многочисленные отряды и группы, стали выходить из окружения. Среди солдат и офицеров, запертых во вражеском котле, оказался и начальник склада горюче-смазочных материалов (ГСМ) 5-й армии двадцативосьмилетний техник-интендант 1-го ранга Петр Иванович Прядко.

Два с половиной месяца он с боями выходил из окружения. Наконец 27 ноября 1941 года ему удалось перейти линию фронта в полосе боевых действий нашей 6-й армии.

Как положено, «окруженец» Прядко сразу же попал к «особистам» – в Особый отдел НКВД, где армейские контрразведчики проверили подлинность его документов, выяснили обстоятельства, при которых он попал в окружение.

В ходе беседы оперативный работник Особого отдела лейтенант госбезопасности Макеев обратил внимание на высокое интеллектуальное развитие интенданта, хорошую память, крепкое здоровье и к тому же незаконченное высшее образование.

Макеев доложил все материалы своему начальнику отдела – капитану госбезопасности П. А. Рязанцеву. Офицеры решили предложить Прядко вновь отправиться через линию фронта, теперь уже в качестве зафронтового агента. Петр Иванович, немного поразмыслив, дал принципиальное согласие продолжить негласную борьбу с немцами. В целях конспирации Прядко был присвоен псевдоним Гальченко, которым он должен был подписывать все свои сообщения, посылаемые из стана врага.

По заданию армейских чекистов он должен был внедриться в Абвергруппу-102 при штабе 17-й пехотной армии вермахта, которая противостояла 6-й армии Юго-Западного фронта, с целью получения сведений об этом разведоргане и дезорганизации его работы.

Абвергруппа-102 занималась вербовкой своей агентуры в лагерях советских военноенных, расположенных в Донецкой, Ростовской, Харьковской областях и Краснодарском крае. При группе существовали специальные курсы по подготовке разведчиков, диверсантов и радистов для последующей заброски в тыл Красной Армии.

Наряду с обучением обычной агентуры специалисты из Абвера готовили также резидентов, главным образом из числа местных жителей, предназначавшихся для длительной работы на советской территории.

С Петром Ивановичем Прядко была быстро проведена инструктивная работа, и в ночь с 14 на 15 января 1942 года его переправили через линию фронта с легендой дезертира-перебежчика.

После его задержания немцами он был направлен на сборно-пересылочный пункт при одном из лагерей советских военнопленных в городе Славянске. Там его и «сосватали» гитлеровские вербовщики, предложив поработать на величие Третьего рейха. Прядко, согласно инструкции, несколько поколебавшись, наконец-то дал согласие в оказании негласной помощи абверовцам, в том числе и относительно его заброски в тыл Красной Армии.

Немцы спешили. Им понадобилось две недели на обучение нового агента. И уже в ночь с 25 на 26 января Петр Прядко под псевдонимом Петр Петренко оказался на советской территории. В Особом отделе 6-й армии он сообщил ценные сведения, которые ему стали известны относительно Абвергруппы-102, а также о двенадцати агентах, готовящихся к заброске в тыл Юго-Западного фронта.

Через два с половиной месяца Прядко с «торбой» дезинформации в ночь с 14 на 15 апреля 1942 года был вновь переброшен на немецкую сторону. Но опять его пребывание в немецком разведоргане оказалось кратковременным. Накануне крупномасштабного наступления под Харьковом вермахт нуждался срочно в свежей информации. Агента Абвера Петра Петренко вновь перебрасывают на советскую территорию. На этот раз Прядко помог военным контрразведчикам 6-й армии задержать четырех немецких шпионов и сообщил установочные данные еще на четырнадцать агентов, готовящихся к переброске через линию фронта.

Удивительный это был человек, – его одинаково высоко ценили немецкие абверовцы и советские чекисты.

В личном деле агента Гальченко есть характеристика, которую подготовил оперработник, который курировал его работу. Вот выдержка из характеристики:

«По своим качествам исключительно толковый работник, грамотный, сообразительный, быстро и хорошо ориентирующийся в боевой обстановке.

К заданиям относится серьезно и выполняет их точно, в соответствии с нашими указаниями».

К весне 1942 года фашисты, нарастив силы, решили контратаковать войска Юго-Западного фронта. В качестве наших планов Б. М. Шапошников предложил:

«Учитывая численное превосходство противника и отсутствие второго фронта в Европе, на ближайшее время ограничиться активной обороной».

Это было единственно правильное решение. Тем не менее, С. К. Тимошенко, выступив в поддержку предложенного им плана, заявил:

«Войска направления сейчас в состоянии и, безусловно, должны нанести немцам на Юго-Западном направлении упреждающий удар и расстроить их наступательные планы, в противном случае повторится то, что было в начале войны».

И повторилось, но теперь сценаристами были Тимошенко и Хрущев. Во второй половине мая 1942 года, после мощных ударов вермахта в районе Белгорода и Харькова, значительные силы Юго-Западного фронта оказались во вражеском котле. Гитлеровская военная машина перемалывала тысячами ежедневно наши войска. В ожесточенных боях с фашистами погиб почти весь коллектив Особого отдела 6-й армии во главе с капитаном госбезопасности Павлом Андреевичем Рязанцевым, который, как уже упоминалось выше, был инициатором заброски в Абвергруппу-102 зафронтового агента Гальченко – Петра Ивановича Прядко.

Это была настоящая катастрофа, которая по своим масштабам намного превзошла катастрофу германской армии под Сталинградом. В Сталинграде было пленено чуть более 90 тысяч немцев, в Харьковской операции – 230 тысяч советских солдат и офицеров. Окруженные немецкие войска под Сталинградом, в зимних условиях, продержались 70 дней, наши под Харьковом, в летний период – 7 дней.

«Что делать? – размышлял Петр. – Пробиваться к своим? Но это дело ненадежное и довольно-таки опасное. В создавшейся обстановке остался только один вариант – надо идти снова к немцам».

Он так и поступил, «сдался» в плен. Немцам он назвал пароль и тут же был доставлен в «родную» Абвергруппу-102. На допросе у начальника группы подполковника Пауля фон Гопф-Гойера Прядко поведал фашисту самостоятельно разработанную легенду о своих «злоключениях» в тылу. Немец был доволен «собранной» информацией агента. «Вы настоящий маладец, – восхитился искренне абверовец, обратившись к нему на ломаном русском языке, – вы так карашо всех обманули и принесли еще кучу ошень важных – тайных сведений. О вашей работе надо рассказать всем, всем слушателям школы, и это для них будет учительно. Если бы все были такими, как вы, это было бы ошень карашо. Пока отдыхайте, мой друг. Я распоряжусь, чтобы вам дали многа-многа денег, папирос и водка».

Его после трех ходок в советский тыл и возвращений абверовец посчитал хорошо проверенным негласным сотрудником и поручил ему крайне ответственную работу – изготовление так называемых документов «прикрытия» для забрасываемой агентуры.

Для работы ему определили отдельное помещение. Приступив к работе, Прядко обнаружил за собой постоянное плотное негласное наблюдение со стороны начальника канцелярии Валерия Шевченко, непосредственно занимающегося переброской агентуры. Надо было каким-то способом нейтрализовать предателя. Наш разведчик под впечатлением слежки так ожесточился, что готов был вскрикнуть – добей его! Так кричали когда-то римляне – «pollice verso!» – в Колизее с условным знаком повернутого вниз большого пальца. Добей его, или он добьет тебя – стучало в висках.

Повод нашелся – Шевченко злоупотреблял спиртным. Однажды набравшись, как говорится, до чертиков, он уснул и оставил без присмотра портфель с секретными документами. Прядко похитил его, документы выпотрошил возле туалета и штаба группы. В результате – Шевченко арестовали, провели быстро расследование и на второй день расстреляли.

«Работу в абверовской канцелярии, – как отмечалось в альманахе «СМЕРШ – 60», – Прядко использовал для пользы дела. При изготовлении фиктивных документов он умышленно допускал мелкие неточности, которые впоследствии дали бы возможность советской контрразведке быстро выявить и обезвредить вражеского агента.

Эта хитрость чуть было не стоила ему жизни. Проверяя документы у подготовленных к заброске агентов, заместитель начальника Абвергруппы, бывший петлюровский офицер Петр Самутин, обратил внимание на допущенные в них ошибки. Прядко тут же арестовало гестапо. Он находился на шаг от расстрела. Однако, сыграв на следствии «под дурачка», Прядко заявил, что неточности были сделаны им случайно из-за спешки в работе и неразборчиво написанных образцов.

Приняв во внимание прошлые «заслуги» удачливого агента Петра Петренко, ему поверили, освободили из-под стражи и оставили в группе.

К октябрю 1942 года Прядко собрал значительное количество сведений о дислокации немецких войск и абверовской агентуре, подготовленной к засылке в тыл Юго-Западного фронта. Учитывая недавний арест и возможные подозрения к нему со стороны немцев, Прядко решает возвратиться к своим. На случай задержания в прифронтовой полосе находчивый разведчик придумал очередную хитрость. Он изъял из портфеля сотрудника Абвергруппы Романа Лысого деньги, которые он должен был везти на передовую для вручения группе агентов.

Когда при попытке перейти линию фронта в районе станицы Кабардинская Прядко был задержан германскими солдатами, то причину своего пребывания на передовой он объяснил необходимостью доставки денег, забытых его сослуживцем. Лысый же, обнаружив отсутствие в портфеле денег, подтвердил правильность объяснений Прядко и даже поблагодарил его за добросовестную службу. В результате этого позиции разведчика Гальченко в Абвергруппе еще более упрочились. Оставив на время мысль о возвращении к своим, Петр Иванович решил осуществить акцию по компрометации другого пособника оккупантов Романа Лысого как ярого украинского националиста. Прядко подложил в его папку со служебными документами несколько листовок ОУН, в которых содержались нападки как на «москалей», так и на немцев. Когда папка понадобилась тогдашнему начальнику Абвергруппы-102 капитану Мартину Руделю, то среди прочих бумаг он обнаружил и националистические листовки.

Вскоре Роман Лысый был изгнан из разведоргана, а его работа оказалась временно парализована.

В конце 1942 года Абвергруппу возглавил новый начальник капитан Карл Гесс, зарекомендовавший себя как отпетый пьяница и распутник. Ослабление бдительности и дисциплины в группе Гальченко ловко использовал в своих интересах, причем довольно простым способом. В одну из темных ноябрьских ночей Прядко и привлеченный им для подпольной работы шофер группы Василий Матвиенко крупными буквами написали на стене здания, в котором размещалась Абвергруппа, следующую фразу:

«Здесь живут шпионы во главе с Гессом и прочими бандитами. Вам не уйти от заслуженной кары!»

Утром надпись была обнаружена. Немцы решили, что это дело рук местных партизан. Командованию пришлось принимать срочные меры по локализации последствий расконспирации местонахождения армейского разведоргана.

В результате все агенты, проходившие в то время подготовку в Абвергруппе, были возвращены в лагеря военнопленных. Многим официальным сотрудникам пришлось срочно менять псевдонимы, а Карл Гесс был отстранен от должности начальника.

Войдя во вкус, Прядко вскоре удалось «подставить» еще одного опытного сотрудника абверкоманды фельдфебеля Аппельта, выполнявшего функции казначея и писаря. Воспользовавшись тем, что Аппельт ушел из дома, не закрыв квартиру, Прядко похитил из его портфеля секретные документы со списками агентуры и две тысячи рейхсмарок.

За утрату важных документов немца тотчас же отправили для расследования инцидента в Варшаву, в штаб «Вали», а обучавшихся агентов вновь вернули в лагерь военнопленных.

Лишенный связи с советской военной контрразведкой, Прядко периодически предпринимал попытки сообщить своим о том, что он жив, здоров и продолжает выполнять поставленные перед ним задачи.

Для этой цели он подбирал надежных людей из числа местных жителей, которым оставлял записки для последующей их передачи в Особый отдел НКВД с наступающей Красной Армией.

Так, в конце 1942-го и в начале 1943 годов подобные записки были оставлены им у патриотически настроенных жителей Ростова-на-Дону и Краснодара.

«Добрый день, дорогие! – писал Прядко в одной из них. – Очень жалею, что не имею возможности быть сейчас с вами – обстоятельства не позволяют. Но скоро обязательно буду. О ваших беспокойствах мне хорошо известно. Думаю, вы понимаете, что не от меня все зависит. Передать необходимое сейчас не могу».

Весной 1943 года, когда Абвергруппа-102 располагалась в здании школы села Вороновицы Винницкой области, у Гальченко созрел дерзкий план ее уничтожения путем поджога. Через Матвиенко он привлек другого шофера группы Ивана и механика электростанции Николая.

Однако Николай выдал немцам Матвиенко и Ивана. О Прядко как об организаторе акции он, к счастью, не знал. Арестованные шоферы не выдали Прядко и тут же были расстреляны.

К осени 1943 года прошло уже почти полтора года, как Гальченко находился в Абвергруппе-102. Практически все это время он не имел связи с Особым отделом, а информации для советской военной контрразведки у него накопилось достаточно. Прядко твердо решил – любой ценой пробраться к своим, навстречу наступающей Красной Армии.

В сентябре он попросил у начальства отпуск якобы для эвакуации семьи, проживающей на Полтавщине. «Ветерану» группы немцы пошли навстречу, его просьба была удовлетворена.

И вот 25 сентября 1943 года он покинул расположение школы в Винницкой области. Пересидев некоторое время в кукурузном поле и дождавшись прихода наших войск, явился в один из отделов контрразведки СМЕРШ. После непродолжительной беседы с армейскими чекистами агента Гальченко направили в Управление ВКР СМЕРШ Центрального фронта. Там его встретили с удивлением и радостью.

– Здравствуй, дорогой, – протянул Прядко крепкую в рукопожатии руку крупного телосложения генерал-майор.

– Здравствуйте, – переминаясь с ноги на ногу, смущенно ответил зафронтовой разведчик, ставший героем.

– Петр Иванович, моя фамилия Вадис, Александр Анатольевич. Я начальник военной контрразведки фронта. Наслышался о ваших подвигах. Теперь надо отдохнуть?

– Какой отдых, товарищ генерал, надо добивать зверя, – осмелевшим голосом ответил Прядко.

– Что ж, приятно слышать такой ответ, но мы вас уже не выпустим в Абверкоманду, опасно, – утверждающе заметил Вадис.

Итоги самоотверженной работы Гальченко за линией фронта впечатляющие. Военная контрразведка получила подробные установочные данные на 24 официальных сотрудника Абвергруппы-102, на 101 вражеского агента, причем на 33 ему удалось добыть фотографии.

Об этих данных, полученных от Прядко, Вадис А. А. информировал начальника УКР СМЕРШ Юго-Западного фронта генерал-майора Петра Ивановича Ивашутина, потому что военная контрразведка 6-й армии фронта первого формирования, переправившая его через линию фронта для внедрения в подразделение Абвера, подчинялась ему. Он гордился подвигом человека-легенды, которого воспитали в коллективе управления его фронта второго формирования после Сталинграда.

Ивашутин руководил военной контрразведкой Юго-Западного, а потом 3-го Украинского фронта с 1943 года и до конца войны. 6-я общевойсковая армия входила в состав 3-го Украинского фронта.

В Москву полетела срочная шифровка:

Об успешном выполнении зафронтовым агентом Гальченко задания военной контрразведки начальник ГУКР СМЕРШ НКО СССР комиссар государственной безопасности 2-го ранга В. С. Абакумов докладывал лично Верховному Главнокомандующему И. В. Сталину.

За проявленное мужество и героизм в тылу противника Указом Президиума Верховного Совета СССР от 24 июня 1944 года Петр Иванович Прядко был награжден орденом Красного Знамени.

Использовать в дальнейшем его за линией фронта было опасно, поэтому он вернулся в войска на знакомую должность начальника склада ГСМ. День Победы встретил со своей частью в польском городе Щецине.

До 1960 года Прядко служил в частях Советской Армии, а после увольнения в запас и отставку работал на различных предприятиях города Ростова-на-Дону.

В июне 1996 года Директором ФСБ России 82-летнему ветерану Петру Ивановичу Прядко было присвоено звание «Почетный сотрудник контрразведки» и вручен соответствующий нагрудный знак, обладателями которого становятся лишь самые достойные из профессионалов отечественной службы.

В апреле 1944 года в Одессе активно действовала группа наших агентов-нелегалов, внедрившихся в одну из школ «Абверштелле» по линии армейской контрразведки еще в начале войны. Во время боев за город с разведчиками, естественно, была потеряна связь, ее нужно было как можно скорее восстановить, потому что, несмотря на то что война заканчивалась, противник был еще силен, и во избежании дополнительных потерь нужно было знать о планах гитлеровцев по передислокации их частей и подразделений на новые рубежи. Обладание такой информацией позволяло нашему командованию целенаправленно наносить удары по противнику нашей артиллерией и авиацией. Для летчиков-бомбардировщиков знание позиций противника – полдела в успехе при бомбометании.

Того требовала оперативная обстановка. По замыслу руководства советской военной разведки фронта эти нелегалы из разведывательно-диверсионной группы (РДГ) должны были отступать вместе с немцами для того, чтобы продолжить свою работу на территории Румынии, Венгрии и Германии. Они нуждались в новых условиях связи с Центром, деньгах и новых шифрах. Нужно было срочно направить связника.

П. И. Ивашутин по договоренности с начальником разведывательного отдела фронта генералом Роговым А. С. отобрали четырех лучших военных разведчиков во главе со старшим лейтенантом Иваном Трегубенко.

Петр Иванович их тщательно проинструктировал и поставил конкретное задание – пробраться в Одессу еще до того, как город будет освобожден советскими войсками. А в том, что Одесса будет скоро очищена от немецких войск, никто не сомневался. Прекрасно понимали это и фашисты, которые с удвоенной энергией и утроенной осторожностью проводили свои последние фронтовые операции.

– Ваша задача, товарищи, из тех данных, которые вам вручены, необходимо конспиративно выйти на указанных наших граждан, не привлекая внимания посторонних лиц. Немцы сейчас напуганы, поэтому максимально осторожны, так сказать, блюдут бдительность, – инструктировал Петр Иванович военных разведчиков. – В случае задержания примите решение на месте, так сказать, по обстановке. Но ни в коем случае нельзя, чтобы в руки Абвера попали наши шифры и коды. Освобождаться от компрометирующих вас документов и других секретных материалов надо будет вплоть до подрыва их гранатой. Специалисты вам расскажут, как это лучше сделать.

– Товарищ генерал, мы не допустим такого, чтоб с гостинцами для друзей нас сцапали оккупанты, – южнорусским говорком с типичным «гаканьем» попробовал отшутиться Иван Трегубенко. – Такой радости мы им не предоставим. Живыми фашистам не дадимся, и секретов они не получат. Мы их вместе с собой на тот свет заберем, а там еще раз придушим.

– Не надо, товарищ Трегубенко, упрощать задачу, как также и не надо ее бояться, – ответил Ивашутин. – Все вы хорошо подготовлены и прекрасно вооружены. Метко стреляете, владеете в совершенстве ходовыми иностранными языками – немецким и румынским. Опыта и смелости вам тоже не занимать. А предупредить – это почти то же самое, что и вооружить. В жизни, как в шахматах, побеждает предусмотрительность, а скромная предусмотрительность лучше безрассудного риска. Предосторожность проста, а раскаяние многосложно. Так что только с этими мыслями и в дорогу…

Петр Иванович поднялся из-за стола, похлопал старшего лейтенанта Ивана Трегубенко по плечу и каждому из разведчиков пожал руку.

– Удачи вам, невидимая гвардия! – улыбнулся Ивашутин.

Легенду прикрытия им он откорректировал сам. Трегубенко должен был играть роль пленного советского офицера, двое других разведчиков – эсэсовцев, а четвертый – румынского жандарма. Соответствующие форма, удостоверения личности и знания необходимых языков у них имелись.

В ночь с 8 на 9 апреля разведгруппа благополучно перешла линию фронта через приготовленное «окно» и оказалась в оккупированном городе. В условиях хаоса и неразберихи, созданных в ходе эвакуации Одессы, а подчас и панического бегства администрации города и командования гарнизона с подразделениями вражеских спецслужб, советские разведчики все-таки вышли на нелегалов. На явочной квартире Трегубенко передал нашему резиденту дальнейшие условия по связи, деньги, а также шифры для засекречивания собранной информации.

После этого военные разведчики так же грамотно организовали свое возвращение в штаб фронта. Да к тому же еще «прихватили» с собой и говорливого «языка» – пехотного германского гауптмана (капитана). Сначала подумали – пьяного обнаружили на окраине Одессы, а он оказался элементарным наркоманом, наглотавшимся первитина сверх нормы.

Как пояснил доставленный в разведывательный отдел Ганс Штрюбе – так он значился по документам, – солдатам и офицерам вермахта начали давать «бодрящие таблетки» еще в ходе польской кампании. Так, с его слов, танкисты во время многокилометровых маршей, пилоты бомбардировщиков, экипажи подводных лодок, медперсонал, офицеры в штаб-квартире фюрера – все получали этот наркотический препарат.

А еще он заметил, что многие его друзья долдонят под кайфом одну и ту же бодрящую фразу: «Наслаждайся войной, потому что мир будет ужасен».

Употребление первитина было по существу альтернативой нашим «фронтовым ста граммам». Но наркотик есть наркотик, к нему человеческий организм быстро привыкает. Врачи уже тогда предупреждали руководство вермахта, что при его регулярном употреблении период восстановления организма становится все длиннее, а действие наркотика все слабее. Это непроизвольно приводило к увеличению дозы и развалу психического состояния личности вплоть до потери сознания и летальных исходов.

Уже к середине войны среди гитлеровского воинства участились случаи суицида. Но для фюрера проблема «износа человеческого материала» не представляла особого интереса, особенно на заключительной фазе войны. Ему нужны были «полешки» для германо-советского костра.

Советское военное командование к тому периоду располагало данными об этом препарате, Ганс только подтвердил факт поголовного использования этой бодрящей заразы.

В директиве верховного командования вермахта от 1944 года говорилось:

«Возможные осложнения от применения препаратов и даже потери не должны беспокоить совесть медиков. Ситуация на фронте требует от нас полной отдачи…

Большое впечатление препарат производит из-за значительного уменьшения потребности в сне… Первитин помогает солдатам долго выдерживать напряжение в особых условиях и поднимает настроение в любой ситуации…»

В Германии вся гитлеровская верхушка в буквальном смысле слова «жрала» так называемые «стимуляторы». Геббельс сидел на уколах морфия, Геринг – на кокаине, Гитлер – на первитине, стрихнине, белладонне, Скорцени и его боевики – на наркококтейле. Всем этим хозяйством занимались лечащий врач, доктор-профессор Морель и профессор фармакологии Герхард Орчеховски.

Военнопленный Ганс Штрюбе рассказал, что проблема «таблеток для бодрости» в немецкой армии уходит корнями в историю еще Франко-прусской войны 1870–1871 годов. Эта победа принесла Германии настоящую эпидемию. Так, многие вернувшиеся с войны солдаты и офицеры оказались больны… морфинизмом. Расследование показало, что инъекции морфия во время войны должны были не только утолять боль раненым, но и «помочь переносить тяготы походов» солдат и офицеров, находящихся в строю.

После боевых действий и длительных маршей на ночных стоянках и привалах, чтобы выспаться, германское воинство активно кололо себя новомодным тогда средством от всех болезней – морфием. Вообще история войн и история наркотиков переплетались самым тесным образом. Причина становилась следствием, а следствие – причиной.

Несмотря на создаваемый геббельсовской пропагандистской машиной образ арийского солдата, здорового и сильного духом, наркотики стали одним из ключевых факторов фашистской храбрости.

Синтезированный немецкими химиками первитин поначалу казался волшебным средством. Однако со временем принимающие его солдаты становились нервными, психически неустойчивыми, постоянно впадали в депрессии и на этом фоне совершали разного рода правонарушения.

После тщательного допроса военнопленного генералами П. И. Ивашутиным и А. С. Роговым были получены интересные материалы о силах и средствах противостоящей военной группировки вермахта, планах, вооружении и концентрации танковых соединений, арсеналах, запасных позициях. О результатах допроса фашистского офицера информировали командующего фронтом Толбухина Ф. И.

Ушла шифровка и в Москву в адрес начальника ГУКР СМЕРШ НКО СССР генерал-лейтенанта Виктора Семеновича Абакумова.

С отважными разведчиками сразу же встретился П. И. Ивашутин и от имени командования поблагодарил за смелость и находчивость в ходе проведенной острой и важной операции.

Начальник фронтовой разведки генерал Рогов А. С. представил этих разведчиков к правительственным наградам.

20 октября 1943 года Юго-Западный фронт был переименован в 3-й Украинский, начальником Управления контрразведки СМЕРШ 3-го Украинского фронта становился генерал-майор Петр Иванович Ивашутин. В начале 1944 года ему доложили, что на одном из участков фронта немецкий самолет выбросил листовки. Сначала подумали, что это своеобразные «пропуска» для предателей – будущих «хиви», но в них оказалось другое содержание. А именно приказ, подписанный Л. П. Берией и Г. К. Жуковым о якобы готовящемся «переселении украинцев, находившихся при оккупации немцев, в Сибирь».