- Но мне надо спасать Ромашку.
      - А чем я хуже Ромашки? Меня тоже спасать надо.
      - Ну, она золотой корень.
      - Ясно. Раз золотой корень значит все ей. Извини меня, пожалуйста. А как же я?
      - Хорошо, - сказала Кикирилла. Она умоляюще глянула на Элис, которая все поняла без слов. Да и как было не понять, когда она слышала весь разговор.
      Встав на колени, Элис с Кикириллой стали сгребать снег в кучу. Оказалось, что сделать это не так просто, так как за годы, снег словно зацементировался, превратился в неприступное холодное царство, ледяную крепость. Он, словно шипя и фыркая, из последних сил цеплялся за свое затянувшееся властвование. Удивительнее всего было то, что полчища паразитов, предчувствуя разрушительную кончину своего превосходства, накинулись на девчонок всей своей страшной паразитской мощью. Это было похожу на схватку, воинское сражение.
      Девочки победили. Вспотев от напряжения, устав от борьбы, они перенесли весь прошлогодний снег на поляну, и оставили его во власть теплым лучам солнышка. Проиграв, паразиты, грозно помахивая своими кулачками, посылая угрозы и проклятия в их сторону, расползлись и скрылись под сгнившею листвою.
      Элис не произнесла ни слова, когда помогала подняться Кикирилле. Она стала поправить её распутавшиеся банты, при этом обдумывая, как ей рассказать родителям о происшедшем сегодня, чтобы те ей поверили.
      Ель склонилась над девочками. Она аккуратно завязала на голове Кикириллы бантики. Ей был известен особый секрет, чтобы банты подольше не развязывались. Она даже стряхнула двух букашек, которые в пылу борьбы запутались в красном банту девочки. Взъерошенные Элисны волосы, Ель причесала своими мягкими иглами. Вязкой смолой она залепила царапины, и укусы паразитов на теле девочек. Теперь Элис с Кикириллой распространяли ароматные запахи не хуже елки. Элис даже захотелось спеть новогоднюю песенку, и она может быть, это сделала, но её вежливо перебила Ель.
      - Извините меня, пожалуйста, - сказала она, и на её макушке моментально дали стрелки светло зеленые ростки. По тайге пошел нектар горьковатой свежей смолы. - Когда у меня вырастут шишки, я обязательно вам их подарю.
      - Зачем? - удивилась Элис. Кикирилла предусмотрительно одернула подругу, предлагая ей замолчать. Попрощавшись с Елью, Элис помчалась вслед за Кикириллой. Задыхаясь от быстрой ходьбы, Элис пристала к ней с вопросом:
      - Зачем нам шишки? Они кругом валяются, в несчетном количестве.
      Кикирилла, до этого важно вышагивая впереди, остановилась как вкопанная.
      - А чем прикажешь ей тебя благодарить? Ведь она тебе отдает самое дорогое, что у неё есть.
      В голову Элис закралось чудовищное подозрение, что она совершила непростительную ошибку по отношению к Ели. Об этом она сказала Кикирилле, но та развеяла её сомнения.
      - Она тебе благодарна за спасение. А твой промах с шишкой она не заметила, или сделала вид, что не заметила.
      Элис призадумалась. Даже в волшебном мире есть своя логика и своя мудрость, и Элис это понимала.
      Крапива сидела под чудовищным колпаком и от этого больше походила на несъедобный гриб. Она что-то резко высказывала Чертополоху, который сидел рядом и нервно листал модный журнал. Казалось, он его не просматривает, а срывает злость на его глянцевых страницах. Он решительно осуждал действия Крапивы, его бесило то, что Крапива ради какого там директора, решила изменить прическу, да и вообще жизнь, наконец, бросить его, Чертополоха. А ведь он верой и правдой служил ей уже столько лет! Всю молодость ей отдал. Бестолково околачивался вокруг неё почти всю свою сознательную жизнь.
      Бобр, в этот раз, заметив Кикириллу с Элис, приветливо махнул девочкам головой, щипчами для завивки, полотенцем вытер свои торчащие зубы, и направился к Иве. Предстояла большая работа. Чтобы накрутить ветви ивы придется потратить как минимум пол дня. Бобер вздохнул.
      - Если вам прическу, то предлагаю начать сразу, а то мне потом будет некогда, - намекая на длинные локоны Ивы, протянул Бобер.
      - Спасибо, мы к Крапиве. - Кикирилла заглянула к той под колпак.
      Откуда-то из глубины раздался веселый щебет.
      - Кикирилла, как я рада тебя видеть.
      - Ты не можешь её видить, - уточнил Чертополох.
      - Отстань, надоел, глаза бы мои тебя не видели! - словно из тоннеля раздался капризный окрик.
      - Ну и не увидят, - резко захлопнув журнал, бросил Чертополох, и шумно вскочил. - Вот уйду и оставайся со своим красавцем.
      Крапива неожиданно вынырнула из-под колпака, и презрительно сюсюкая, ядовито выплюнула:
      - Катись.
      Чертополох обиделся и повернулся, собираясь уходить.
      Кикирилла, не участвующая в перепалке, напряглась. Схватив Чертополоха за рукав, она миролюбиво произнесла.
      - Хватит ссориться.
      Крапива, вновь спрятавшись под колпаком, презрительно бросила:
      - А я и не ссорюсь. Что я, не могу сделать себе прическу?
      Вдруг в её голосе послышались дрожащие нотки. В них слышались подступающие слезы.
      Элис заглянула вовнутрь.
      - Можете, - сказала она. - Тем более нам надо сходить к братьям в зверинец.
      Все посетители парикмахерской напряглись. Тишину нарушил Бобр, так как он вместо с прядями Ивы стал накручивать свои пальчики горячими щипцами. Но он почувствовал это только после того, как запахло паленым.
      Береза, сдвинув свои только что накрашенные черные брови, хмуро произнесла.
      - Жить надоело?
      Элис удивилась. Она хотела было возразить Березе, но из под колпака вновь вынырнула Крапива, и затараторила какую-то несусветную чушь:
      - Я что зря тут сижу, под этой балдой? Голову себе варю. Не - мне к Ядигиде. У меня свидание.
      Чертополох застонал. Поняв, что абсурдная идея надолго поселилась в этой накрученной на бигуди головке, он в душевном порыве рванул вон с поляны. Ну и хорошо, уговаривал он себя. Ломая ветви кустов, продирался он сквозь густые заросли. Теперь свобода, дарованная этой капризной сумасбродкой. Тишина, уединение, цветущее долголетие от безоблачного одиночества. Всю душу мне вымотала!
      Крапива, проводив его грустным взглядом, вдруг очнулась, и пренебрежительно махнула рукой. Она глянула на Кикириллу, и недовольно произнесла:
      - А как же личная жизнь? Я через пару недель состарюсь. Мне пора семена разбрасывать, а я тут по зверинцам шастаю, по тайге ношусь. Ладно месяц назад - молодая, цветущая... И не уговаривай! - решив больше не тратить время на пустые разговоры, снова спряталась под колпаком Крапива.
      Кикирилла вздохнула и оглядела парикмахерскую. Береза уткнулась в зеркало, и стала выщипывать на белоснежном лице, прямолинейные стрелки червленых бровей.
      Цветочная поляна, подняв облако розовой пудры, румянила щеки, красила губы. Ива уткнулась в корзину с бигудями, наводя в ней порядок, она перебрасывала, словно обглоданные собачьи косточки, деревяшки болваночек, пытаясь всем своим видом показать всю серьезность её занятия.
      Красавец Стог Сена погладил свою бритую щеку, прилизал тускло рыжие волосы роскошной шевелюры, и презрительно фыркнул в своей обычной манере. Не отрываясь от зеркала, он заявил:
      - Культура, высокое искусство - столичные заграничные артисты. Великая цивилизация, окно в мир, прикосновение к неземному. Уединение от захолустной паутинной жизни. Приехал знаменитый балет со спектаклем "Лебединое озеро". Это ничего, что в нем только два артиста, танцующих в сопровождении магнитофона. Зато можно хвастаться: "Я смотрел "Лебединую речку". Жалко лебедя, я ему целое озеро наплакаю. Пусть скажут мне спасибо, что никакие причины не заставили меня пропустить такое зрелище. Как это мерзко!!! - закончил он и высокомерно глянул на Кикириллу. Презрительно прошагав мимо нее, он натянул на тонкие пальцы шелковые перчатки. По щегольски, демонстративно поиграв пальчиками он язвительно выдавил, - темнота. Что поделаешь тайга, хоть бы у зимней девочки поучилась.
      Кикирилла хотела обидеться. Так и не поймав ни одного сочувствующего, или приятного взгляда, Кикирилла взяла Элис под руку, и они без слов покинули поляну Бобра.
      Все, кто остался, облегченно вздохнули. Слишком много произошло событий за последнее время. Обитатели тайги, наслышанные о неприятностях, произошедших с Желми, Черзи, сестрами лисами, теперь предпочитали отсиживаться в тишине и одиночестве. Все прекрасно понимали, что это свинство, но ничего не могли с собой поделать.
      Цветочная поляна вытерла салфеткой алые губы, посмотрела на пылающий цвет растертой помады. Она презрительно фыркнула и вышвырнула салфетку в корзину для мусора. В душе творился хаос. Вот надо встать, догнать этих малышек, протянуть руку помощи, но с другой стороны, раз провидение подарило ей Лилию, значит она справится. Значит это в её силах. Цветочная поляна понимала, что это просто отговорка, это повод, чтобы бездействовать. Во всяком случай рассуждала Цветочная поляна, у меня есть оправдание. Кому я оставлю свои цветы, своих деток малых, сейчас самая пора разбрасывать семена. Вздохнув ещё раз, она поправила свою яркую юбку, повертелась перед зеркалом. Не найдя ни одной помятой складочки, она удовлетворенно вздохнула и направилась домой. В парикмахерской к этому времени осталась лишь Крапива. Даже Ива, расстроенная своим отказом Кикирилле, соскочила и умчалась домой с парой десятков бигудей на голове.
      Бобр облегченно вздохнул, и, опершись подбородком на ладони, тяжело вздохнул. Сердце сжималось от тревоги, когда ему вдруг придется хлебнуть опасного зелья опустошения. А именно это грозило всей тайге, в случае если Кикирилле не удастся найти золотой корень.
      Кикирилла с Элис медленно тащились по поляне по пояс заросшей махровой травой. К удивлению девчонок шелест травы её мягкое прикосновение, немного успокоили подружек, сгладили разочарование.
      Элис, сорвав травинку, пососала её основание. На языке остался сладковатый привкус травянистого сока. Очистив травинку от лепесткового одеяния-тюрбана, она с наслаждением прикусила нежную, словно мякоть груши, трубочку. Элис поиграла языком травинкой, и улеглась в мягкую перину травы. Как хорошо! Сияющее солнышко томно и тепло пробивалось сквозь плотную колышущую завесу. Элис перевернулась на живот и, щурясь от солнечных зайчиков, прощебетала:
      - Пойдем вдвоем. Может, справимся. По дороге что-нибудь придумаем.
      Кикирилла подложила под голову кулак, приоткрыла глаз и недоверчиво глянула на подругу.
      - Ты уверена, что у нас получится.
      - Нет, не уверена. В прошлый раз толстяк нас заметил. Как бы мы не прятались. Но он обещал помочь.
      - Вдруг он передумал, ведь получилось, что мы обманули его с подарком. Подсунули ему пенек с поганками.
      - Подарок, - вскочила Элис. Усевшись на колени, она яростно затрясла Кикириллу, за футболку. Мы совсем забыли про подарок. Ну вот ответ на все вопросы.
      Кикирилла приподняла голову и вопросительно уставилась на Элис.
      - Поподробнее, - потребовала она.
      Элис, возбужденная от избытка эмоций, быстро затараторила:
      - Ты же обещала Борису, для Брим-Бома Алмаз?
      - Ну!
      - Так давай возьмем этот обещанный Алмаз, и отнесем ему сами. Для чего он гнал в тайгу? Ему необходим был сувенир. А раз мы сами его принесем, он только порадуется.
      - Ну а причем здесь Ромашка? - пытаясь уловить мысль, спросила Кикирилла.
      - А мы принесем ему два Алмаза, один обещанный, второй за Ромашку.
      Кикирилла вскочила, и запрыгала. Она высоко подпрыгивала, бестолково подкидывала ногами, глаза её светились от счастья.
      - Как все просто, как все просто!!! Ты чего там копаешься? Пора идти... Вперед... - Вдруг она остановилась, и озадаченно посмотрела на Элис. Послушай, а я припоминаю, что мы и так уже ему обещали два камня.
      - Вот всегда ты так, раздаешь обещания кому попало.
      - Ну откуда я знала, - озадаченно развела руками Кикирилла. Она огорченно присела на траву, и вновь загрустила. - Опять все пропало.
      - Да, - согласилась Элис, - хотя, если бы у тебя было три камня, может это бы спасло Ромашку.
      Кикирилла подняла удивленные глаза и молча уставилась на Элис.
      - Ну, чего ты молчишь? - решила растормошить подругу Элис.
      - Ты что серьезно, насчет трех камней?
      - Кажется, да. - Не поняла Элис в чем проблема.
      - Так пошли к Лысой горе у неё же есть, правда не знаю сколько, но с десяток точно даст.
      - Нет, десяток не надо, не унесем. Я предполагаю, что трех хватит.
      - Точно?
      Кикирилла выдернула из рта Элис травинку, и стала её торопить.
      - Значит так, сейчас к Лысой горе, потом к братьям. Наверняка найдется три пенька нам в помощники. Лишь бы взяли...лишь бы согласились... - повторяла Кикирилла старательно вышагивая в сторону Лысой горы.
      Как Кикирилла и предполагала, Лысая гора, узнав, зачем девочкам понадобился Алмаз, сразу согласилась, и подробно рассказала, где находятся камни. Хорошо, что летучая мышь оказалась на месте, и быстро показала, так что не пришлось долго плутать по низким длинным лабиринтам подземелья.
      Три камня загрузили на пенек, на другой сели сами. Третьего пенька не нашли. Мухоморыч был прав, основная масса пеньков занялась выращиванием опят. Да и эти два пенька намекнули Кикирилле, что тоже не прочь немного передохнуть от этой сумасшедшей беготни.
      Кикирилла взяла с них честное пеньковое слово, что они не бросят её, по крайней мере, до тех пор, пока она не закончит свои дела с братьями Борисом и Брим-Бомом.
      - Ты счастливый, - тяжело вздохнув, размышляла Муха. Она сидела на подоконнике, и, сложив свои лапки ниточки на животе, чистосердечно завидовала маленькому комарику. Он уже второй вечер пищал ей о прелестях свободной жизни, сладости свежего воздуха, обширности голубого неба, прозрачности прохладной воды.
      Муха в унынии склонив голову, уже в миллионный раз стряхивала образовавшеюся слезу. Ее огромные глаза, словно теннисные шары, заволокло туманом, счастливых грез. Как она ошибалась, предполагая, что грязный вагончик это самое счастливое место в жизни, и ей повезло, что она здесь родилась и прожила практически всю жизнь.
      - Ты счастливый! - в который раз сказала она Комару и вновь вздохнула.
      Комарик пискнул и прожужжал:
      - Так в чем дело? Бросай свое захолустье, полетели.
      - Издеваешься, - грустно сказала Муха. - Для того чтобы летать нужны крылья, а у меня их нет.
      - Это сложнее, - согласился Комарик, и вдруг скрылся, исчез словно фокусник, растворился в воздухе.
      Муха вздохнула, и оглянулась на Ромашку. Та уж была на последнем издыхании. Муха, конечно, поддерживала в ней силы, на сколько у неё самой было возможности. Но что может Муха, сколько может уместиться в её ладошке воды? Муха даже похудела, поливая кулачками Ромашку. Тяжело сползать с подоконника, на лавку, оттуда взбираться в ведро. А потом, пока доберешься обратно, вся вода из ладошки расплещется. Хорошо, что кругом навалом шелухи семечек, в них таскать удобнее, и больше входит и меньше разбрызгивается.
      Муха уже собралась вновь сходить за водой, как неожиданно перед ней возник Комарик. Отдуваясь от быстрого полета, он, задыхаясь, пропищал:
      - Послушай, я поговорил со своими родителями, они сказали, что у мух должны быть крылья.
      - Не может быть! - изумилась муха, - где?
      - На спине, также как и у нас. Если конечно никто тебе их не оборвал.
      Муха даже затряслась от волнения.
      - Подожди, подожди, я сейчас повернусь к тебе спиной, и ты посмотришь, есть ли у меня крылья.
      - Поворачивайся, - разрешил Комарик, и внимательно уставился на Муху. Но та не спешила с поворотами. Комарик, недовольный затянувшейся паузой, озадаченно протянул:
      - Ну, чего же ты медлишь?
      - Я боюсь, - искренне призналась Муха. Она не знала, куда деть свои руки-ниточки. Ее страшила мысль, что вдруг её спина чиста, и бескрыла. Такого удара она не выдержит, с другой стороны весть, о том, что у неё там действительно растут крылья, и все годы она ползала, и не пыталась ими воспользоваться, ещё больше терзала её душу. "Как поступить?" - размышляла она. Ведь она даже не умеет ими правильно пользоваться. Все это она с дрожью в голосе рассказала Комарику.
      - Не бойся, - подбодрил он её, и помахав своими прозрачными крылышками пластинами он добавил, - я тебя научу, это очень просто, раз-два, раз-два. Первые пятьдесят раз тяжело, потом привыкнешь. Давай поворачивайся.
      И Муха повернулась. По восторженному возгласу Комарика она поняла, что крылья на месте. Комарик задохнулся от возмущения.
      - Все годы с крыльями и ни разу ни попробовать ими взмахнуть?! - он абсолютно не понимал тупости Мухи. Об этом он чистосердечно ей высказался. Муха вздохнула и поддержала Комарика на счет своей беспросветной тупости. К её безобразной полноте добавилась бестолковое наполненное опустошение. Муха презрительно фыркнула и мысленно оскорбила свое достоинство, унизив его по заслугам.
      Осторожно встав на край подоконника Муха задвинула свои глаза веками и вспомнив родителей спрыгнула с подоконника.
      - Маши, маши крыльями! - падая рядом, верещал Комарик.
      - Как я буду ими махать, если я не чувствую чем махать? - распластавшись на полу, вздохнула Муха. Ей было не впервой шлепаться на обшарпанные доски, но если раньше это случалось по ошибке или недоразумению, то теперь, она, предполагая взлет, осознанно шла на падения. Все повторилось ещё три раза. Шаг в пустоту, короткое падение, смачный щелчок об пол...
      Наконец Мухе это надоело, и она вспомнила, что сегодня мало поила Ромашку. Извиняюще улыбнувшись Комарику, Муха схватила створку семечки и поползла с ней к ведру. Вскоре вспотев от усталости, она рухнула рядом с горшком Ромашки.
      Но на этот раз Ромашке досталось очень много влаги, что она смогла поднять голову. Ромашка, склонившись над Мухой, погладила её по голове, и звонким, волшебным голосом поблагодарила благодетельницу.
      Муха чуть не лишилась чувств от блаженства, которое мгновенно окутало её тело. Оказывается, как это приятно когда тебя хвалят! Она испытала неописуемый восторг. Она почувствовала, как по её телу прошел импульс блаженства и согрев все тело, остановился где-то на спине. Скопившись в единый сгусток, затеплившись огоньком, теплое чувство тихонько затрепетало, сначала незаметно, затем более существенно, и оживило крылышки.
      Муха не знакомая с такими ощущениями вздрогнула, прислушалась к собственному телу. А оно, подчинясь вибрации оживших крыльев, подняло безвольное уставшее тело в воздух. Словно Корова, повиснув на собственных крыльях, Муха бестолково вращала глазами. Она упивалась необычным для себя качеством летуньи. Из глаз закапали слезы счастья. Муха, не замечая их, попробовала управлять крыльями, они отзывчиво откликнулись на её призыв.
      Чувствуя единение с ними, Муха спланировала на скамью, затем приподнялась к потолку. Чудо произошло, и этим чудом был полет. Комарик счастливее не меньше Муха весело жужжал рядом, помогая неопытной Мухе в полете, регулируя её движение. Ромашка, приподняв голову, улыбалась.
      Вдруг раздался резкий звук и в вагончик влетел Брим-Бом. Увидев его озверевшее лицо, Муха предпочла скрыться на подоконнике, за Ромашкой. Комарик, полагаясь на жизненный опыт Мухи, последовал за ней. Такого ужаса представшего его глазам он ни разу в жизни не испытывал.
      Глава 25
      Освобождение золотого корня
      Настроение Брим-Бома было на высоте. Он был рад, что отделался от Шиповника. Уверенно поднимаясь в гору, в сторону Нового города, Брим-Бом чувствовал себя бодрым и счастливым. Жаль, конечно, что не удалось схватить Желми, но зато у него есть сестры-лисоньки. Красавицы, умницы, мохнатенькие.
      Просека кончилась, взору долговязого предстало его детище, дом родной, зверинец с его богатством. Брим-Бом прислушался, принюхался...Воздух был удивительно свеж. Чувство тревоги, пока беспричинное и невидимое, родилось где-то в глубине души...
      Брим-Бом напрягся, затем порывисто вздохнул. Решив списать все на расшалившиеся нервы, он попытался себя успокоить. Но чем ближе он подходил к зверинцу, тем ощутимее становилась тревога.
      К клеткам Брим-Бом уже бежал сломя голову. Поскальзываясь и спотыкаясь, он остановился в центре поляны с пустыми вольерами. Запах нечистот уже выветрился, мухи остались без пищи и разлетелись. Только тихое уныние встретило Брим-Бома...
      Брим-Бом ошалело опустился у клетки Оленя, обнял сброшенные рога, и тихо застонал от горя. Долговязый качался из стороны в сторону и тихо выл, словно голодный волк, в самый последний момент потерявший добычу. Даже контейнер с лисами исчез. Он словно испарился, или провалился. Злобно выругавшись, Брим-Бом вскочил и рванул в свой вагончик.
      Вагончик был пуст. Бориса не было нигде. Опасаясь, что брат сбежал, бросив его, долговязый юркнул под скамейку и вытащил рюкзак. Он лихорадочно его ощупал, затем открыл, деньги были на месте. Значит Борис где-то рядом. Что же все-таки случилось, пока его не было? Словно загнанный зверь Брим-Бом, поскуливая, метался по вагончику. Все дело жизни насмарку, в один миг, в один час. Как жить дальше?
      Неизвестно сколько прошло времени, может час, а может пол дня, но Брим-Бом неожиданно услышал тяжелые шаги на крыльце вагончика. Кто-то по-хозяйски давил на подгнившие доски, от чего они только жалобно постанывали, и поскрипывали. Брим-Бом напрягся, он был готов к любой неожиданности. Отскочив к дальней стене, он вскинул винтовку на плечо.
      Борис, до сих пор плутавший по тайге наконец-то добрался до дома. Как он ненавидел этих паршивых девчонок, которые обвели его вокруг пальца, посадили на этот гнилой пенек с поганками. Если бы Борис именно в эту минуту наткнулся на этих бантикоголовых созданий, уж он бы нашел методы чтобы проучить негодниц! Постарался бы на славу.
      Наткнувшись на дуло, Борис замер, осторожно скользнул взглядом по стволу, затем по прикладу, а затем увидел хозяина винтовки. И облегченно вздохнул, узнав в нем родного брата.
      Выставив руку вперед, он осторожно отвел дуло в сторону и устало присев на скамью, вытер физиономию скомканной замусоленной кепкой.
      - Пуганый уже.
      Брим-Бом тяжело опустил винтовку к ноге, глаза его налились кровью и он, словно бык, грозно уставился на брата, Наступила тишина. Оба молчали, словно готовясь к предстоящей схватке. Наконец Брим-Бом не выдержал и грозно прорычал.
      - Где мои звери?
      Борис, вздрогнув, резко бросил.
      - Тю-тю, твои зверушки. Увели.
      - Кто?
      - Так звери и увели. Всей тайгой приходили. Чего ты на меня так смотришь? - возопил Борис, - а что я мог сделать, их сотни, а я один. Я не нанимался в сторожа. Сам кое-как ноги унес. Два дня по тайге шастал.
      - А где контейнер с лисами?
      - Унесли, на пеньках.
      Брим-Бом пятерней схватившись за жилистую шею, тихо застонал. Осознавая горечь утраты, он неуклюже сполз по дощатой стене.
      - Как они могли? Как они могли? Как ты мог? Осиротел.
      - Ну и целуйся со своим зверинцем. Все что мог - я сделал. Пока ты где-то шлялся, я стеной стоял на защите твоих мохнатеньких-волосатеньких. Я больше не могу. У нас с тобой дороги разные, если хочешь пошли со мной.
      Брим-Бом злобно затряс головой.
      - Поганые дорожки все равно в одной точке сходятся, - облокотившись на руку, он приподнялся, и переместился на скамью.
      - Если ты про зверинец, то я пас, придумай что-нибудь другое, может я и соглашусь, - без сомнения в голосе произнес Борис.
      - Я придумаю, - ткнув в Бориса грязным пальцем, Брим-Бом злорадно выдавил, - я придумаю, но тебе это, ой как не понравится. Советую тебе бежать, пока не поздно, что бы я никогда не смог тебя найти, даже со злыми собаками.
      Борис пожал плечами. Он был равнодушен к угрозам такого слабака как старший брат. Что он может сделать?
      - С тобой стало опасно иметь дело, лучше я с тобой соглашусь. Давно пора смываться, - сказал Борис, встал на колени и вытащил свой рюкзак. Хлопнув дверью, он как бы поставил точку на последней странице, а затем бодро и энергично двинулся в сторону вокзала. Прощай нищее зверье, здравствуй богатая свобода!
      Скоро тропа стала спускаться вниз к железнодорожному полотну, Борис в последний раз оглянулся назад, чтобы попрощаться с прошлым, но тут, его взгляд наткнулся на то, от чего все тело покрылось испариной.
      На пороге вагончика стояли две девчонки. Те самые, которые так бессовестно его провели. Борис не раздумывая, развернулся и вприпрыжку поскакал к дому. Он был уверен, что на этот раз драгоценные камешки не уйдут из его цепких рук. Пока он мчался к вагончику, дверь открылась из неё потянулись длинные руки. Схватив девчонок в охапку, они сгребли их вовнутрь.
      Когда запыхавшийся Борис, отдуваясь и сопя словно паровоз, просунул свою раскрасневшуюся физиономию в дверной проем, Брим-Бом уже успел связать девчонок.
      Кикирилла, первой справившись с шоком, начала извиваться и, захлебываясь голосить.
      - Отпусти нас, отпусти нас, не имеешь право!
      Брим-Бом опустившись на скамейку довольно улыбаясь, ехидно созерцал.
      - Вот миленькие попались. Вы что ж глупенькие ожидали, что я вас хлебом с солью встречать буду?
      Борис, облокотившись на дверной косяк, удовлетворенно крякнул. Он тоже считал, что так лучше. По крайне мере на первое время, не убегут. Благодарно улыбнувшись брату, он прикрыл глаза от удовольствия. Теперь уж точно он не уйдет без алмаза.
      - Это вы разрушили мой зверинец? - прорычал Брим-Бом. Хотя он и так знал что это они. Больше некому, не зря они здесь крутились.
      Элис всхлипнула и тихо произнесла.
      - Мы выкупили их.
      - Не понял, - от изумления глаза Брим-Бома поползли на лоб, - у кого вы их выкупили?
      - У него, - показала кивком Элис в сторону Бориса.
      - Не получится девоньки-красавицы, - злорадно усмехнувшись, возразил Борис. - Вы мне что обещали? Алмаз! Даже два? А где они? - и Борис стал заглядывать под скамейки и под стол. - Ау, алмазики...
      - Они на улице, на пеньке, - сказала Кикирилла, и скрестила ноги, так чтобы веревки не очень врезались.
      Борис от неожиданности дернул головой и ударился затылком об подоконник, доска жалобно скрипнула, и от неё отвалился кусок гнилой древесины. Борис, ошалевший от боли, размашисто ударил по остатку подоконника. Из-под него посыпалась труха вперемешку с пылью. Ромашка вздрогнула, а Муха с Комаром поспешили перелететь на потолок.
      Выскочив на улицу, Борис сразу отыскал одинокий пенек. Словно чудные, волшебные звезды, переливаясь всеми цветами радуги, горели на нем прозрачные камешки.
      Трясущимися руками Борис схватил их и прижал к груди. Ему казалось, что они согрели его рыхлое тело, заледеневшую душу. На негнущихся ногах прошагал Борис в дом. Глаза подергивались в нервном тике. Борис, рассеяно огляделся, встретившись с морозящим душу взглядом Брим-Бома, он стал заталкивать камешки под рубашку.
      Видя, что инцидент исчерпан, Кикирилла снова задергалась. Борис, загадочно и блаженно улыбаясь, потянул за веревки и стал их распутывать.
      Брим-Бом, до сих пор остававшийся в оцепенении, вдруг подскочил. Бешено сверкая глазами, он схватил брата за горло.
      - Это ты им помог! Ты давно хотел, чтобы я потерял зверинец. Это ты со своими деньгами подстроил мне ловушку!
      Борис, хрипя, пытался разжать скрюченные узловатые пальцы своего брата. В его глазах поплыли фиолетовые круги, и с каждой секундой их становилось все больше и больше. Поняв, что ему не справиться со зверской силой, Борис схватил ведро и из последних сил опустил его на голову Брим-Бома. Долговязый, тихо ойкнув, закатил глаза и мешком рухнул на пол. Борис отцепил ослабевшие пальцы, часто задышал, пытаясь за один миг наполнить легкие воздухом. Его бескровное, бледное лицо постепенно стало розоветь, и оживать.
      - С ума сошел! - прохрипел он и потер ладонью гортань. Приподнявшись с пола, он схватил рюкзак, вскинул его на спину, и презрительно бросил. Советую отпустить девчонок, иначе вся тайга встанет против тебя.
      - Я тоже советую развязать нас, если через пять минут мы не выйдем из вагончика, сюда придет Желми, Кедр, Попугаиха, Черзи... Перечислять дальше? спокойно спросила Элис.
      Брим-Бом тихо застонал, но не от боли, а от бессилия. Угроза подействовала. Схватка была проиграна. Он подполз к девчонкам и, рассыпая проклятия, судорожно задергал веревки.
      Элис потерла затекшие руки, и помогла подняться Кикирилле.
      - Ну, кажется, мы сделали все, что хотели, - предупреждая подругу, Элис больно наступила Кикирилле на ногу, потому, что та удивленно открыла рот, пытаясь, что-то сказать. Элис продолжила. - Мы пойдем.
      - Идите, идите, пока он не передумал, - быстро сказал Борис, и сам приоткрыл дверь.
      - А... - протянула Кикирилла.
      - Чего еще? - напрягся долговязый.
      - А можно попить? В горле, что-то пересохло. - Опередила её Элис.
      - Вон ведро, - кивнул Борис на скамью.
      Элис заглянуло в него и вся, светясь от счастья, сообщила, что оно пусто. Быстро оглядевшись по сторонам, она ткнула пальцем в сторону горшка со стоящей в нем Ромашкой.
      - Можно я попью оттуда?
      - Тьфу, какая гадость! - сплюнул Брим-Бом.
      - Пей, - позволил Борис, гадливо улыбаясь.
      Элис заглянула в банку с Ромашкой и незаметно поморщилась. Она догадывалась, что там нет воды. Но не знала, , как подобраться к Ромашке. Наученная горьким опытом она старалась не проявлять интерес к увядающему цветку. О мирных переговорах не могло быть и речи. Радовало лишь то, что Ромашка ещё жива, хотя уже на последнем издыхании.
      - Здесь тоже нет воды, - Элис взяла горшок с Ромашкой в руки и вкрадчиво спросила, - можно взять банку?
      Борис равнодушно махнул рукой, показывая, что не возражает.
      Элис брезгливо выхватила цветок , оглянулась по сторонам, всем своим видом показывая готовность выкинуть мусор, и пренебрежительно бросила:
      - На улице выкину, не пачкать же дома. - И снова сунула Ромашку на место.
      Брим-Бом, молча уставившись на девчонок, бесился и трясся от негодования. В бессилии наблюдая за девочками, Брим-Бом вдруг с заметил, что девчонка в бантах с непонятной любовью и преданностью смотрит на полусгнившее растение, словно перед ней не дурацкая Ромашка, а необыкновенное чудо. Без сомнения здесь крылась какая-то загадка. Но какая?