4

В свете последних тающих лучей солнца вид на море и береговые скалы был удивительно хорош. Пейзаж не портил даже вид неряшливо сползающего к берегу порта. Отсюда, с высоты смотровой башни замка, паруса кораблей казались легкими белыми перышками, а пирсы и пакгаузы – хрупкими игрушками. Позади порта, в глубине бухты, раскинулся город. Его город. Город, которым он владел, – не по праву рождения, а по праву куда более солидному – праву сильного. Он усмехнулся. Весь этот город с грязными улицами, вонючими трактирами и обветшавшими домами был ему противен. Где-то там, далеко внизу, копошились людишки, мелкие, глупые, со своими смехотворными проблемками и заботами. Они рождались, жрали, спали, совокуплялись и плодили такое же тупое потомство, годное лишь на то, чтобы прислуживать сильнейшим. И лишь в часы заката, с высоты птичьего полета он удосуживал город взглядом, предпочитая, впрочем, смотреть на море. На паруса кораблей, казавшиеся отсюда лишь перышками.

Ааритайн взял с парапета изящный хрустальный кубок и поднес к губам. Недурно. Бесценное карносское вино столетней выдержки заиграло во рту терпким ароматом. Он прикрыл глаза, наслаждаясь букетом. Да, весьма недурно. Пожалуй, следует заказать кочевникам еще бочонок, про запас. Везде война. На севере, на востоке. Из степей давно доходили тревожные слухи о том, что творится за Пограничными Землями. И вот теперь чудесное вино Карносса привезли не сами карносские купцы, а кочевники. И хотя вождь племени на вопросы только туманно пожимал плечами и отмалчивался, выводы напрашивались сами собой. Ах, благодатные земли Карносса, тучные стада и роскошные виноградники! Огонь, смерть, запустение и пепел, только пепел до самого горизонта…

Повелитель Берегов покачал головой. Багрянец заката и багрянец вина навевали грустные мысли. Видимо, это стучится приближающаяся старость. Он уже не тот, что раньше…

Позади, в сумраке портика, негромко кашлянули. Ааритайн ре Сайнселл не спеша обернулся. Согнувшись в почтительном поклоне, на балкон шагнул низкорослый старик в бесформенном плаще до пят. Наброшенный капюшон почти полностью скрывал лицо, и только острый подбородок и тонкие старческие губы выступали из тени.

– А, это ты… – Повелитель Берегов поморщился. Он терпеть не мог, когда чернокнижник надвигал капюшон. Это все из-за глаз. С колдунами надо быть осторожным, очень осторожным, смотреть в глаза, чтобы вовремя заметить малейшую тень предательства. То, что проклятый чернокнижник сейчас низко кланяется и раболепствует, ничего не значит. Он и сам сейчас благосклонно кивнет. Что делать, они нужны друг другу… пока.

– Милорд, гости прибыли. Они ожидают в нижней зале.

Повелитель Берегов помедлил, долгим взглядом окинул бухту. Не следует торопиться. Колдун забывается. Следует напомнить ему, кто здесь главный.

– Сними капюшон, уважаемый Маглос. Я не вижу твоего лица… а это нехорошо.

Губы колдуна чуть дрогнули, но капюшон послушно скользнул на плечи, обнажая лысый череп с уродливыми вздутиями на макушке.

– Простите, милорд.

В голосе колдуна прозвучала скорее скрытая издевка, чем покорность. Маглос начинает показывать зубки. Что ж… скоро его миссия будет закончена. Ааритайн ре Сайнселл оперся о парапет, маленькими глотками, смакуя, допил вино. Потом, с удовольствием наблюдая, как вздрогнул колдун, легким движением отправил хрустальный кубок вниз, на камни. До слуха донесся еле слышный стеклянный звон.

– Ветер, шум прибоя и разбивающийся хрусталь… красиво! Романтично, не так ли, мой добрый Маглос?

– Конечно, милорд. – Выражение лица чародея не изменилось, но Ааритайн по голосу понял, что жест произвел должное впечатление.

– Есть в этом что-то завораживающее! Мы, простые смертные, сродни этому хрусталю. Вот так живешь, тешишь себя надеждами, строишь планы, а они внезапно разбиваются об острые камни бытия… Ты бывал когда-нибудь в Карноссе, колдун?

– Очень давно, милорд. Красивый край, но таких, как я, там не слишком любят.

– Как же, наслышан! – Повелитель Берегов рассмеялся. – Кажется, тамошний наместник имел привычку без лишних разговоров сажать чародеев на кол? Теперь можешь ехать туда совершенно спокойно. Сдается мне, ныне в Карноссе заправляют меднолицые дети степей. Дикари любят всякие колдовские штучки и чудеса.

– Я не хочу уезжать, милорд. Мне нравится Калунта и свежий морской ветер. И не нравятся степные дикари. Они грубы, невежественны, от них воняет.

– Вот как? Не ожидал от тебя такое услышать. Я полагал, колдуны не брезгливы. Вскрытие трупов, гробокопательство, порошки из лягушачьих лапок и помета летучих мышей… Кажется, тебе доводилось заниматься некромантией?

Колдун не ответил, и Ааритайн понял, что перегнул палку. Натянув на лицо улыбку, он картинно махнул рукой.

– Как бы там ни было, все в прошлом. Теперь у нас с тобой есть дела поважнее, верно?

– Да, милорд. – Колдун снова был само смирение и почтительность.

– Так что ты говорил насчет гостей?

– Они прибыли около часа назад, милорд. Ожидают вас внизу. На всякий случай я распорядился выставить снаружи охрану… если вдруг за ними следили.

– Люди проверенные?

– Не сомневайтесь, милорд. Вооружены и готовы к… различным ситуациям.

– Я надеюсь на тебя. Проводи гостей в каминный зал… впрочем, нет, лучше – в мои покои. Так будет спокойнее. И спрячь за ширмами несколько арбалетчиков, мало ли что. Я спущусь через несколько минут.

Поклонившись, колдун удалился. Повелитель Берегов задумчиво смотрел ему вслед. Чертов чародей! Еще не поздно все изменить. Магия Маглоса сильна, но, возможно, будет достаточно обычной острой стали? Морские братья обещают помощь… Впрочем, не стоит спешить. Посланники морских братьев ждут внизу, это хороший знак. Но и колдун способен на многое. Чародеев такой силы в городе больше нет… кроме Инмесфеи, Царицы Ветров. Рано решать. Пока – рано…

5

Все. Нечего тянуть. Сдернув перчатку, я с умным видом порылся в кошельке, будто выбирая что-нибудь подходящее, потом невзначай выловил одинокий серебряный кружок и аккуратно подвинул его по грубо обструганным доскам на другой край стойки. Моя последняя монета. Святые небеса, кого я хотел обмануть своей дешевой игрой? Трактирщик, грязный жирный детина в засаленном фартуке, тяжело глянул на меня из-под насупленных бровей. В хитрых маленьких глазках откровенно читалось презрительное недоверие к никчемному наемнику, крепко сидящему на мели. Я терпеливо ждал. Пауза затягивалась. Наконец, дыхнув перегаром и луком, трактирщик снизошел до беседы со мной.

– Этого мало, воин. Ты задолжал мне за два дня ночлега и вчерашний ужин.

– Деньги будут. – Я постарался, чтобы мой голос звучал убедительно. – Скоро. Завтра утром.

– Не завтра. Сегодня. Сегодня вечером, или тебе придется ночевать на улице.

Я промолчал. На серебряную монету, что грустно лежала на стойке, я возлагал большие надежды, рассчитывая усыпить бдительность хозяина. Конечно, ни на какие деньги ни сегодня, ни завтра, ни даже через неделю мне рассчитывать не приходилось. Вот только оттянуть расплату означало провести еще одну ночь под крышей и на нормальной кровати.

– И вот еще что, – опершись о прилавок, трактирщик придвинулся ко мне почти вплотную. – Не думай, что если денег не будет, я отпущу тебя просто так. Отдашь мне свой плащ, я постелю его собакам. И еще отработаешь.

Великие небеса, как же мне хотелось размазать эту жирную рожу по прилавку! Рука сама собой потянулась к рукояти меча, но я вовремя сдержался. Городская стража не станет церемонится с бродягой, напавшим на честного трактирщика средь бела дня.

– Как скажешь, хозяин. – Пытаясь сохранить остатки достоинства, я двинулся к свободному столу у стены. Несмотря на то что в таверне было людно и почти на всех скамьях сидели люди, там никого не было. Еще бы! Кому охота обедать возле чана с вонючими объедками и нюхать копоть чадящего очага? Но мне выбирать не приходилось. Если я буду торчать посреди зала, трактирщик может и передумать.

Подошедшая служанка тоже не скрывала своего пренебрежения. Ни о чем меня не спрашивая, она грохнула на кривой стол блюдо с пережаренным мясом, несколько засохших кусков хлеба и миску с овощами. Я угрюмо потребовал пива. Служанка поджала губы, явно готовясь сказать что-то нелестное, но передумала и ушла на кухню. Через несколько минут я уже был счастливым обладателем кувшина прогорклого пива и глиняной кружки с отколотым краем. То, что моя кружка была, наверное, самой грязной в таверне, а пиво собирались вылить в помои еще вчера, меня почти не волновало. Я и так получил больше, чем мог ожидать. Сделав несколько больших глотков и придвинув мясо поближе, я задумался.

Дела обстояли из рук вон плохо. Еще полгода назад я и подумать не мог, что вскоре окажусь в грязном портовом городишке, затерянном среди бухт восточного побережья, без денег, крыши над головой и хоть каких-нибудь планов на будущее. Я усмехнулся, припомнив, как еще недавно, сидя в казарме у теплого очага за кружечкой доброго эля среди таких же крепких парней, рассуждал о преимуществах острой наирской стали и достоинствах пышнотелых смешливых служанок герцога. Жизнь казалась прекрасной, власть герцога незыблемой, а мощь его закованных в броню легионов – несокрушимой. Святые боги, какой же я был дурак! Впрочем, мне еще повезло. Все, с кем я коротал те спокойные вечера, сейчас лежали где-то в стылых землях Северных Предгорий. Хваленые легионы и ополчение герцога армия баронов стерла в порошок за одно утро, от неприступного замка остались обгорелые руины, сам герцог с воплями о пощаде и обещаниями целовать сапоги победителей окончил свои дни на дыбе. Прячась по окрестным лесам и только по ночам выходя к жилью, я издалека наблюдал, как веселятся и празднуют победу мятежные бароны. Шум погромов, предсмертные крики и вопли насилуемых женщин разносились далеко по округе. Сначала, стуча зубами от холода среди промозглого леса, подвывая от голода, я хотел умереть. Оказаться среди тех, кто лежал в низине у замка и уже не чувствовал ни боли, ни тоски. А потом во мне родилась ненависть. Я ненавидел подлых баронов, заправлявших теперь в испепеленном герцогстве, и всех тех, из-за кого я, простой никчемный наемник, вынужден был прятаться по лесам как дикий зверь. С ненавистью пришла жажда жизни и осознание того, что в Предгорьях мне больше нет места. Я еще не знал, что буду делать, но путь мой лежал на юг, к морю. В конце концов, думал я, крепкие руки и честный клинок сгодятся везде… Я ошибался.

Война на севере многих подняла с насиженных мест. По широким торговым трактам на юг тянулись толпы уцелевших крестьян, повозки купцов, решивших поискать для торговли более спокойные места, ватаги покидавших родные края ремесленников. Отдельными группами, прячась за придорожными кустами, вдоль дорог передвигались солдаты разбитых армий, озлобленные и почти одичавшие. Их было много, очень много. Отчаявшиеся и озверевшие, они сбивались в банды, и тогда на трактах начиналась кровавая резня. До самых границ южных королевств по обочинам дорог валялись смердящие трупы, а над оврагами и лощинами вились стаи воронья.

Я на мгновение прикрыл глаза, пытаясь стряхнуть страшный груз воспоминаний. Мне доводилось участвовать в трех жестоких междоусобных войнах, и я насмотрелся всякого. Видел смерть, кровь, вываливающиеся из распоротых животов кишки и перекошенные от дикой боли лица. Но картины, встреченные по дороге на юг, до сих пор снились по ночам, заставляя просыпаться в холодном поту. Хватит. Я прошел через это и выжил, хотя и самому тошно вспоминать, что мне приходилось для этого делать. Я выжил. Только… зачем?

Залпом осушив кружку, я снова наполнил ее и уставился в слабо пенящуюся, пахнущую кислятиной бурду, словно пытаясь разглядеть на дне выход из всех своих проблем. Сегодня я должен принять какое-то решение. В городе наняться телохранителем к кому-нибудь из торговцев или вельмож не удастся, улицы и так наводнены оставшимися не у дел наемниками, куда более крепкими и опытными, чем я. Надеяться на счастливый случай глупо. Не с моей рожей. Можно отправиться дальше, на восток, уходить в степи и наниматься к кочевникам, с твердой перспективой сгинуть в одной из не прекращающихся в пограничье стычек. Другой вариант – морем. Денег нет, но можно пытаться проникнуть на купеческий корабль и попытать счастья в чужих краях… Я отбросил эту мысль как совершенно бредовую. Таких умников на причалах небось целая толпа болтается. Купцы – они тоже не дураки. Корабли день и ночь охраняют усиленные патрули городской стражи, и приказ у стражников беспорядки пресекать беспощадно, а трупы смутьянов выставлять на всеобщее обозрение. На корабли не то что без денег – с деньгами не всякий попадет…

– Эй, хозяин! Встречай героев войны! Тащи на стол жратву и самое лучшее вино, да побольше!

Дверь трактира распахнулась, едва не слетев с петель. В зал, бряцая оружием, ввалились трое. Я поднял глаза. Заросшие лица, разодранные кольчуги, грязные плащи, на которых с трудом просматриваются бело-зеленые гербы. На лицах угрюмая ненависть к самим себе и готовность в любой момент схватиться за оружие. Крепкие ребята. Неприкаянные солдаты одной из разбитых баронами армий.

Грохоча подкованными сапогами, они прошли в центр зала. Двое, не церемонясь, вышвырнули из-за стола какого-то ремесленника и, усевшись, смахнули остатки еды на пол. Третий шагнул к стойке и схватил трактирщика за шиворот.

– Поторопись, приятель! Вина, мяса и девок, да побыстрее, а то мы возьмем все сами!

Он отшвырнул трактирщика и хрипло расхохотался собственной шутке.

– Герои вернулись с войны! А вы, кто здесь есть, жрите и пейте побольше! Я обещаю, сегодня все бесплатно, хозяин угощает!

Трактирщик побагровел и сжал кулаки, но тут же замер. Выщербленное, покрытое темными пятнами лезвие секиры солдата со свистом рассекло воздух и вонзилось в дерево столешницы. Солдат нехорошо ощерился беззубым ртом.

– Не суетись, хозяин, и я не буду тебя убивать. Герои устали и хотят отдохнуть. Нам нужна выпивка и бабы. Нет смазливых служанок – тащи свою жену!

Трактирщик не отрываясь смотрел на секиру. Пятна на лезвии подозрительно походили на засохшую кровь.

Я вздохнул и глотнул пива. Весь город был полон такими героями, пьяными и озверевшими. Погромы случались постоянно, и городская стража сбилась с ног, пытаясь навести порядок на улицах. Владельцы трактиров, лавок и других заведений нанимали охрану, пытаясь обезопасить себя, но кровавые стычки продолжались.

Наблюдая, как развеселая троица, вышвырнув хозяина на кухню, принимается за бочонок с вином, я занялся ужином. Нельзя сказать, чтобы происходящее мне нравилось, но следующего ужина не предвидится, я немало задолжал трактирщику… война научила меня быть циничным. Да и кто обратит внимание на нищего наемника, поедающего в самом дрянном углу зала несъедобную пакость? Те, кто был в зале, о себе думали по-другому. Один за другим посетители пробирались к двери и старались выскользнуть за дверь как можно незаметнее. Вскоре в зале остались только молчаливые парни за дальним столом, с виду достаточно крепкие и угрюмые, чтобы желание затевать спор отпало у кого угодно, я и старик в длинном черном плаще. Он сидел в тени, за угловым столом, не снимая широкого тяжелого капюшона, и не спеша пил вино. Наши взгляды на мгновение встретились, и я вздрогнул, с трудом преодолев желание отпрянуть. Чернокнижник или алхимик. Или даже колдун. Я уже встречал такой взгляд – холодный, пристальный и пугающий, как взгляд змеи. Так смотрел загадочный старик, обитавший в подвалах герцогского замка. Обитатели замка опасались его и старались обходить стороной. Считалось, что герцог дает ему кров из милости и покровительствуя высоким наукам, а тот с помощью науки пытается получить золото из свинца для пополнения герцогской казны, но мне всегда казалось, что загадочного старика боится не только дворня, но и сам герцог. По слухам, там, в тайной лаборатории, он занимался зловещими экспериментами, пытаясь воскрешать мертвых. Правда ли это, я так и не узнал. Старик остался в горящем замке, и больше его я никогда не видел.

– Эй, ты! Хозяин! Принеси хорошего вина, а не эти помои! – Один из солдат с размаху ударил по бочонку пустой кружкой. Бочонок треснул, вино, булькая, растеклось по грязному полу. – Еще раз посмеешь притащить такую кислятину – будешь до утра слизывать ее с пола!

Трактирщик попятился, но солдат, уже слегка покачиваясь, поднялся и поймал его за рукав.

– Куда собрался? Что-то ты заспешил!

– Вино… оно внизу… В погреб надо сходить, – язык у еле живого от страха трактирщика заплетался. – Я быстренько сбегаю…

– Постой-ка! – ухмыляясь, солдат обернулся к приятелю. – Марлин, помнится, он обещал нам девок!

Марлин рыгнул и тоже встал.

– Точно, друг! Сладких пухленьких девчонок с круглыми попками! Гляну-ка, не прячутся ли они на кухне!

Отшвырнув взвизгнувшего трактирщика к стене, он под громкий гогот приятелей двинулся на кухню. Вскоре раздался женский визг и его довольный рев. Марлин появился, таща за руку упирающуюся молоденькую служанку.

– Смотрите, ребята! Сладенькая, хоть и скромница. Хотела за бочками спрятаться, да я поймал! Там еще толстая была, страшная такая, так я ей пинка дал. – Марли плюхнул девчонку себе на колени и сунул в лицо кружку с вином. – Пей, красавица! Сейчас пойдем наверх, и трое отличных парней отучат тебя от глупой скромности!

Все трое заржали и, отпуская грубые шутки, продолжили веселье. Я особо не вслушивался. Воспользовавшись суматохой, мне удалось стянуть с соседнего опустевшего стола еще один кувшин и блюдо с куропатками. Теперь у меня было свое маленькое веселье… слегка подпорченное грустными размышлениями о завтрашнем дне. Выбор представлялся небогатым: к кочевникам или на корабль. Еще можно разбойничать на трактах – до первого путника, который окажется проворнее меня. Грустная история.

– Эй, ты, недоумок! Ты слишком громко чавкаешь! Тебя что, поучить хорошим манерам?

Задумавшись, я даже не сразу понял, что обращаются ко мне. Потом, не поднимая головы и не переставая жевать, осторожно глянул исподлобья. Предвкушая новое развлечение, вся троица смотрела на меня. Я тихонько вздохнул. Этого следовало ожидать. Крепкие парни в дальнем конце зала им не по зубам, с колдуном тем более никто связываться не станет, забаву с трактирщиком и девчонкой они оставили на потом. Оставался только я.

– А я-то думаю, что же здесь так воняет дерьмом? Дерьмо надо убрать!