4

Оказывается, стоит копнуть в направлении, не имеющем, на первый взгляд, отношения к громкому убийству, — и сразу выходишь в цвет. На языке сыщиков, независимо от ведомства, в котором они трудятся, это называется косвенные улики.

Адвокатов, особенно таких, как Гойда, ушлых, со связями, которые тот выпячивал при первом же удобном случае и ими же обычно прикрывался, в милиции не любили. Следовательно, майору Нечвалю не понадобилось дополнительно инструктировать своих людей: опера сами знали, к кому подойти с нужными вопросами и на какие рычаги нажать для скорейшего получения нужных ответов. Уже после обеда «убойщикам» удалось не только посеять зерна сомнения, полученные с подачи коллеги-смежника[1], но и снять урожай: адвокат Юрий Гойда предпочитал женщинам мужчин и скрывал свои сексуальные пристрастия очень старательно.

Отсутствие подобного чутья у себя начальник убойного отдела списал на то обстоятельство, что лично пообщаться с Гойдой, а значит, самому что-то заподозрить до сих пор не удавалось. Вообще, по особо тяжким насильственным преступлениям этот адвокат не специализировался, потому клиенты «убойщиков» клиентами Гойды не являлись. И майор Нечваль, несмотря на задетое самолюбие, признал: не обрати Неверов его внимание на личность защитника, розыск продвинулся бы по ложному пути еще дальше.

Связь между тайным гомосексуализмом одного из немногих, кто обладал секретной информацией, касающейся явки Каштанова в суд, и его убийством прослеживалась прямая. Адвокат не только оказался в данной ситуации наиболее подходящим объектом для шантажа — именно он и поддержал идею задержанного выступить в суде с последующим перебазированием в более безопасное, чем следственная тюрьма, место. Следовательно, Гойда очень хорошо знал о планах своего клиента. Которые и выдал его недоброжелателям. Тем же оставалось только направить убийцу на позицию. А может быть, киллер сам вышел на Гойду, пообщался с ним, имея на руках убийственную для «голубого» адвоката информацию, и тому ничего не оставалось, как пойти на сотрудничество.

Уже тот факт, что заказчики в поисках компромата имели возможность прошерстить людей такого серьезного уровня, свидетельствовал как о масштабности замыслов этих людей, так и об их возможностях, в том числе финансовых. Ведь даже майор Нечваль, занимая свой не самый высокий в МВД пост, понимал: здесь привлекли не первого попавшегося киллера, тут задействован специалист из высшей лиги. Потому, допустив, что адвокат Гойда — самый подходящий кандидат на подозрение в двойной игре, он вполне логично рассудил: именно с Гойдой наемный убийца общался лично, напрямую. В таком деле количество посредников на завершающем этапе обычно стараются сводить к минимуму. Потому путь от адвоката к киллеру — самый прямой.

Полковнику Жуховичу не нужен был даже письменный рапорт. Поморщившись от того, что в который раз во всем оказались виноваты педерасты, он согласился с доводами Нечваля. После отдал нужные распоряжения, и уже к вечеру жилище адвоката Юрия Гойды на Печерске обложили плотно, по полной программе, задействовав для этого не только человеческие, но и необходимые технические ресурсы, которые при обычных обстоятельствах пришлось бы долго выбивать из-за кучи бюрократических процедур.

Соседи подтвердили: со вчерашнего вечера Юрий Юрьевич никуда из квартиры не выходил. Квартиры, расположенные по обе стороны от адвокатской, тихо заняли милицейские техники. Установленная под удивленными взглядами соседей прослушивающая аппаратура давала возможность фиксировать происходящее внутри, и Нечвалю, по умолчанию взявшему на себя руководство операцией, доложили: движение в квартире есть, двигается один человек, работает телевизор, но громкость средняя — если бы там находился кто-то еще и велся бы разговор, особо чувствительная аппаратура это непременно зафиксировала бы. Следователь по просьбе Нечваля позвонил адвокату на мобильный, тот ответил и тем же болезненным голосом, что несколько раз накануне, сообщил: все еще нездоров. Техники тут же доложили: звонок поступил в квартиру, хозяин на него ответил, разговаривал, находясь в большой комнате, где работал телевизор.

«Не знаю, чем он там заболел, — сделал про себя вывод майор Нечваль, — но то, что перепуган и наложил от страха в штанишки, — к бабке не ходить».

Он снял наушники и распрямил, насколько это возможно, спину: в служебном микроавтобусе, оборудованном под своеобразный командный пункт, сидеть было неудобно, мышцы затекли, ныл позвоночник. Потянувшись до хруста в суставах, Нечваль машинально сунул руку в карман куртки и достал сигареты. Но вытащил только пустую пачку: как часто случалось, он не заметил, что нервно выкурил все, одну за другой. Сидящий рядом опер тут же протянул начальнику свою пачку, едва начатую, и майор, даже не глянув на марку курева, выколотил о дно сигарету, подхватил за кончик, закурил от предложенной зажигалки, а пачку, как водится, положил в свой карман.

На опера, только что лишившегося сигарет, это никак не подействовало: с привычкой Нечваля без злого умысла, чисто автоматически присваивать чужой табачок смирились все, кто успел хорошо его узнать. Чтобы минимизировать потери, следовало просто давать оставшемуся без сигарет начальнику по одной. Увлекшись делом или погрузившись в раздумья, майор выкуривал сигарету за сигаретой примерно с той же скоростью, с которой пулемет выпускает пули. Во всяком случае, так определил страсть Олега Нечваля один из его подчиненных.

Услышав позывной, майор, не выпуская сигареты изо рта, снова нацепил наушники и после короткого «Ну?» получил ответ: похоже, объект собрался уходить. По крайней мере входная дверь хлопнула, а перед этим, судя по характеру доносившихся звуков, адвокат собирал какие-то вещи. Новость Нечвалю не очень понравилась. С одной стороны, раз Гойда собирается куда-то, дождавшись, когда город охватят плотные, сырые мартовские сумерки, то, значит, он, как и следовало ожидать, не так уж и болен. Просто отсиживался. С другой стороны, майор надеялся, что киллер либо позвонит адвокату, либо, что еще лучше, явится к нему, чтобы зачистить. Ведь Гойда все-таки — опасный свидетель, и профессионал, которым, без сомнения, был убийца, обязательно должен допустить, что рано или поздно милиция вычислит источник утечки информации. За то время, что его пасли, Гойде никто, кроме следователя, не звонил. Вернее, звонки фиксировались, но адвокат их сбрасывал. Хотя телефон почему-то не выключал, а это было бы логично, если не желаешь ни с кем разговаривать.

Значит, сделал вывод Нечваль, какого-то звонка Гойда все-таки ждал. А следователю ответил, потому что знал его номер и не хотел обострять ситуацию: лучше сказаться больным, пускай проверяют, если есть на то основания.

Но теперь, когда адвокат куда-то собрался на ночь глядя, майор заподозрил, что объект дожидался определенного времени, чтобы выйти из дома. Возможно, Гойда пойдет на заранее условленную встречу с киллером или встретится еще с кем-то, связанным с этим делом. Вести его все равно нужно, и потому Нечваль тут же отдал необходимые распоряжения, приводя в состояние готовности все группы, задействованные в предстоящей слежке.

Хотя вечер уже окончательно вступил в свои права, во дворе, где расположилась засада, темно не было. Его освещали окна близлежащих домов, а над мощной бронированной дверью подъезда сияла яркая лампа. Пропустить объект сыщики не могли, хотя, как водится в таких случаях, черный ход и выход на крышу тоже контролировались. Нечваль взглянул на часы. С момента, когда техники сообщили о выходе объекта, прошло не больше трех минут. Майор дал адвокату десять минут на то, чтобы запереть квартиру, вызвать лифт, дождаться его, сесть в кабину и спуститься. Через пять минут в подъезд, нажав нужную комбинацию цифр, вошла дама с собакой на поводке — этого спаниеля она вышла прогуливать около часа назад. Прежде чем войти, дама пропустила высокую девушку в смелой, как для сырой погоды, мини-юбке, надетой под легкую распахнутую дубленку. Пока та пересекала двор, направляясь к поджидающему ее джипу, из подъезда вышел еще один человек — моложавый мужчина с сумкой через плечо, одетый в куртку армейского покроя, темные джинсы и туфли на плотной подошве. Руки он сразу сунул в карманы и не спеша двинулся со двора.

Десять минут прошло, отметил Нечваль. Где объект, черт побери?

Мелькнула и тут же обожгла мысль: а если он уже мертвый? Если они где-то просчитались и киллеру каким-то хитрым образом удалось подкараулить адвоката на лестничной площадке, в кабине лифта, на выходе… Хотя, если бы сейчас там, в доме, лежал труп, дама с собачкой точно не прошла бы мимо, подняла бы крик…

Джип, в который села девушка в мини, медленно и неуклюже развернулся. Водитель погудел, и парень с сумкой замедлил движение, посторонился, отошел к стене, пропуская машину.

Повинуясь только одному ему понятному инстинкту, майор Нечваль выплюнул под ноги недокуренную сигарету, быстро извлек из памяти своего мобильника номер следователя и, ничего не объясняя, попросил его набрать Гойду. Повод для звонка придумать на ходу. Можно вообще без повода — узнать, как здоровье. Главное, чтобы ответил. Если ответит, значит, жив еще и сейчас появится в поле зрения.

Снова открылась дверь подъезда. Теперь вышел мужчина в кожаной куртке, простоволосый, хорошо освещенный и не подходивший под описание объекта. Хотя с того места, где стоял «штабной» автобус, рассмотреть вышедшего как следует невозможно.

Джип по-прежнему неуклюже, однако уверенно выезжал со двора, полностью загородив собой проход. Тип с сумкой топтался на месте. Мужчина у подъезда рылся в карманах, не торопясь спускаться с парадного крыльца.

Тип в армейской куртке, стоявший у стены, вынул из кармана и поднес к уху трубку мобильника.

Позже майор Нечваль так и не сможет объяснить, что толкнуло его дать команду на задержание этого человека.

Выхватив пистолет, он сам первым выскочил из автобуса, рванув громоздкую дверь и уже не слишком шифруясь. Не будь в тот момент во дворе джипа, незнакомцу в куртке удалось бы уйти — к тому, что мобильный телефон адвоката окажется у совсем постороннего мужика, никто готов не был. Но джип все еще загораживал путь к отходу, незнакомец в куртке сразу оценил ситуацию, отбросил в сторону сумку, тоже вытащил откуда-то пистолет и выстрелил сразу, навскидку, ловя движение Нечваля и не дожидаясь, пока тот пальнет в воздух с криком: «Стоять!»

Пуля пролетела рядом с головой сыщика, он даже ощутил ее горячее дыхание. Теперь уже отпала необходимость в предупредительном выстреле — противник начал первым, — и Нечваль открыл ответный огонь на поражение. Однако сыщик стрелял на бегу, в сумраке и не надеялся, что попадет в цель даже в таком достаточно замкнутом пространстве, как старый двор-колодец на Печерске. К тому же стрелка надо было брать живым, о другом исходе майор и думать не хотел. Никуда не денется: выход перекрыт так кстати подвернувшимся джипом, на подмогу уже подтягивались опера, беря стрелка в полукольцо. Единственное, чего нельзя упускать, — это решение стрелка кинуться обратно в подъезд, где ему, вполне вероятно, подвернется случайный прохожий, которого преступник может заполучить в заложники. Но опера свое дело знали хорошо и уже отрезали стрелку путь обратно.

Тому оставалась единственная возможность, и он ее тут же использовал.

Метнувшись к джипу, прижался спиной к корпусу машины, водитель которой, услышав рядом стрельбу, ударил по тормозам и, вероятнее всего, сполз на пол вместе с пассажиркой. Однако гражданские все равно находились в эпицентре схватки, потому Нечваль допускал, что следующим ходом стрелка будет попытка проникнуть в салон джипа через ближайшую к нему правую заднюю дверь, чтобы опять-таки поставить под угрозу жизнь двух случайных пассажиров, оказавшихся не в то время и не в том месте. Если это произойдет, то в считаные секунды: мужчину уже окружали, не форсируя события только потому, что он отвечал выстрелом на каждую попытку приближения.

— Бросай ствол! — рявкнул Нечваль, понимая, что стрелок не собирается подчиняться.

Как и следовало ожидать, в ответ грохнул очередной выстрел. А потом началось то, чего майор так боялся: стрелок, держа правую руку с оружием перед собой, левой рванул дверь машины.

Она открылась. Хотя Нечваль надеялся, что водитель успел заблокироваться изнутри.

Но открылась дверь не только от рывка стрелка. Наоборот, тот, кажется, даже не ожидал, что все получится так легко. Только двери явно позволили открыться, придав затем ускорение изнутри: она толкнула стрелка, не сильно, однако достаточно, чтобы тот потерял равновесие, а вместе с ним и контроль над ситуацией.

В одно мгновение Нечваль, а следом за ним и опера оказались рядом. Чуть позже, когда задержанного уже уводили, майор сам лично снял с водителя джипа показания о том, как он, велев девушке залезть под приборную доску, перебрался назад, собираясь зайти стрелку сзади. Только тот сам уже тянул дверь на себя, пришлось сгруппироваться и долбануть по ней изнутри двумя ногами.

Всего каких-то десять лет назад он отслужил в ВДВ, и ему даже интересно стало, испугался только за подружку…

5

Когда приехал Неверов, Виктор второй раз за утро свалился с крыши приспособленного под гараж сарая.

За тот неполный месяц, что они с Мариной осваивали новое место жительства, Хижняк окончательно признал: с холодным и огнестрельным оружием ему удается управляться намного проще, чем с молотком и пилой. После учебного центра спецподразделения, в котором Виктор проходил соответствующую подготовку, после семи лет оперативной работы и того периода, когда его списали в утиль и вообще вычеркнули из списка живых, он легко мог совладать с любым транспортным средством. Для Хижняка, по его собственному убеждению, не придумали еще машины, с которой он не смог бы управиться. Во всяком случае, у него была возможность освоить бронетранспортер, он умел поднять в воздух вертолет и самолет, легко водил катера, даже как-то шутя просил поставить его у руля подводной лодки. Оружие, транспорт — с этим его обращаться учили, и такую науку Виктор постигал охотно, она сама давалась ему. Так же, как английский и немецкий, хотя до того, как попасть в учебный центр, Хижняк даже не имел представления о том, насколько у него развиты способности к языкам.

Вот только к мирному, как выразилась Марина, созидательному труду ее мужчина оказался не способен.

Поначалу все вроде бы шло нормально — настолько, насколько нормально могла складываться жизнь в доме, за которым не следили довольно длительное время. Познакомившись с ближайшими соседями, Марина выяснила, что прежний старик хозяин затеял строить новое крыло несколько лет назад, только потом или деньги закончились, или желание, или все вместе. А может, он забросил это дело, потому что не для кого было стараться. Да к тому же он заболел, какая уж тут стройка-перестройка. А потому Бог с ним, с правым крылом, — ремонта требовало все, и явно не косметического. И если уж делать, то на совесть, ибо Марина всерьез настроилась прожить здесь пусть не всю вторую половину жизни, но, по крайней мере, немалую ее часть.

В первые дни она страдала только из-за отсутствия удобств: ни туалета, ни ванной, ни душа не было. Только старый, правда, кирпичный сортир во дворе и самодельный деревянный узенький домик в саду с ржавой железной бочкой наверху, куда надо наливать воду, чтобы ее нагревало солнце, — типичный летний вариант. Хорошо, что воду, как и газ, сюда все-таки подвели, и для мытья Виктор каждый вечер набирал и грел на плите сразу несколько ведер воды, потом черпал ее жестяным ковшом и сливал Марине на волосы. В доме из крана вода текла тонкой струйкой, приходилось всякий раз выходить на улицу, откручивать вентиль на трубе, торчащей из земли, и присобачивать к ней резиновый шланг, чтобы не так брызгало. Удалось найти в округе несколько саун, но здесь была другая проблема: каждый день с полудня их занимали по расписанию постоянные клиенты. Как таковым стать и, соответственно, посещать сауну в удобное время, а не с утра пораньше, Хижняк так и не сумел разобраться. Не разгонять же всех с автоматом наперевес… Они с Мариной несколько раз ездили в Киев париться за сумасшедшие, как им показалось, деньги, но это тоже не выход: тратить по нескольку часов на приведение себя в элементарный порядок и соблюдение правил личной гигиены.

Дело, впрочем, было поправимо. Поселок давно обеспечили всем необходимым, так что найми людей, заплати деньги — и канализацию проведут. Вот только цены здесь, в пригороде Киева, не только кусались — чуть не каждую неделю ползли в гору. У новоселов же после неадекватной сделки и переезда осталось на руках всего ничего, потому решение проблемы с канализацией скрепя сердце отложили до лучших времен. Все, что касалось остального, тоже: уже через неделю пребывания на новом месте выяснилось, что дом трещал по швам, требовалось регулярно устранять какие-то мелкие аварии вроде ремонта ветхой проводки, приведения в порядок пола со вздувшимися от времени ветхими досками, а также бороться с поселившимися в подвале мышами, которые нагло забегали по ночам в дом. И вообще, борьба с бытовым мусором оказалась намного сложнее борьбы с бандитами и коррумпированными ментами.

Телевизор работал плохо — нужна была нормальная антенна. Марина, правда, больше страдала без Интернета. И эту проблему как раз решить удалось, но только частично: беспроводной работал плохо и медленно, а для проводного не хватало хорошего сигнала. Который, в свою очередь, напрямую зависел от старой проводки. Интернет мог пропасть в любой момент, что Марину страшно бесило. Отчасти успокаивала возня в саду: только это занятие доставляло женщине какое-то удовольствие. Виктор даже купил ей несколько книг по садоводству.

Сам же без Интернета не особо страдал, а телевизор вообще не смотрел — старался реже бывать дома, осваиваясь в Киеве и ближайших окрестностях, куда он выезжал в поисках хлеба таксиста. Но если в Крыму, где все было привычно, обустроено и налажено, Марину такой расклад устраивал, теперь же присутствие мужчины в доме, нуждающемся в капитальном ремонте, стало для нее чуть ли не первой необходимостью. Виктор же в качестве «мужчины в доме» себя не видел и не ощущал. Нанять кого-то для решения проблем не позволяли средства. Так они и мучились.

Именно благодаря Марине началась история с деревом, из-за которого Хижняк вынужденно забрался на крышу гаража.

Одна из яблонь в саду оказалась старой и сухой. При других обстоятельствах, если бы ненужное дерево было единственной проблемой, требующей решения, женщина не зациклилась бы на ней так остро. Но сейчас, когда сделать нормально не удавалось ничего, Марина решила, что спилить сухостой — дело нехитрое, быстрое и вполне посильное для ее мужчины-героя. Хижняк тоже так подумал, остался дома, покорно одолжил в поселке бензопилу и даже довольно быстро ее освоил. Позвать кого-то на помощь, более сведущего в подобных делах, Виктору не позволили гордость и шрамы от полученных за все эти годы бандитских пуль и лезвий на теле. Потому, сам себе дивясь, он вполне сносно справился с бензопилой и сухую яблоню успешно спилил.

И она при этом рухнула прямо на сарай, приспособленный под гараж, поскольку торчала всего в нескольких метрах от него.

Шифер, давно давший трещины и требовавший замены, обвалился, обнажив половину крыши и открыв несколько дыр различной величины. Пока Хижняк, матерясь и перекрикивая рев бензопильного мотора, разрезал проклятый сухостой на кусочки, превращая его в дрова и освобождая крышу, ситуация не казалась такой уж катастрофической. Но как назло в конце дня пошел дождь, машину залило через дыры в крыше. Даже если согласиться с тем, что автомобилю под дождем ничего не сделается и что его можно накрыть брезентом, держать машину в таком гараже — все равно что оставить на улице. А этого Виктор допускать не собирался, ибо, признав такое положение вещей временным, придется признавать и то, что нет ничего более постоянного, чем временное.

Стиснув зубы, Хижняк принялся латать крышу сам.

И в первый раз съехал с нее на мокрую грязную землю, когда попытался затащить наверх вторую доску. Первая как раз была поднята успешно, только вот свалилась вниз вместе с Виктором и второй доской. Марина ушла в дом — она не могла смотреть на мужчину без сострадания, смешанного со смехом, понимая: и то, и другое его просто выведет из себя, что ничем хорошим не закончится. Вторично Хижняк скатился с крыши, когда потерял равновесие, пытаясь вколотить молотком огромный гвоздь в край доски.

Поднявшись, он увидел Неверова, смотрящего на него через забор.

То, что он знал их новый адрес, Виктора не удивило. В конце концов, знать такие вещи Максиму Петровичу полагается по долгу службы. Хижняка не столько даже озадачило, сколько насторожило неожиданное появление Неверова. Приехать вот так вдруг, без предупреждения, при этом прекрасно зная, как ему звонить. После кровавой драмы в Донецке, в которую Виктора втянули не без участия Неверова, он из принципа не сменил номер, отлично понимая, что, если человека захотят отыскать, найдут. Ведь ищут не номер, а абонента. Предыдущий опыт общения с этим человеком имел для Хижняка плохие последствия: один раз его чуть не убили, а следующий закончился тем, что Неверов сначала использовал желание Виктора отомстить своим обидчикам за смерть товарищей, а после даже попытался завербовать его, позвать в свою команду. И хотя благодаря комбинациям Неверова Виктору таки удалось уцелеть, неприятный осадок остался.

С другой стороны, именно Максим Неверов принес Хижняку благую весть о том, что уже можно не изображать из себя покойника. Собственно, благодаря ему Виктор и съезжает сейчас с дырявой крыши, которую сам же проломил.

На крыльцо, услышав шум подъехавшей машины, вышла Марина, увидела и узнала неожиданного гостя, обменялась с Виктором встревоженным взглядом: она тоже понимала, что появление Неверова вряд ли можно считать случайным. Наверняка он приехал не просто попить чайку с печеньем и вспомнить горячие донбасские денечки.

— Трудимся? — чуть повысив голос, спросил гость через ограду. — Бог в помощь!

— Сам не хочешь? — Во время последней, не самой приятной встречи в Донецке Виктор перешел с Неверовым на «ты», и тот, похоже, не особо возражал против фамильярности. — А то давай!

— В другой раз, — как-то уж слишком серьезно ответил Неверов.

— Трудно быть Богом, скажи, Петрович? Не стой, заходи.

Толкнув покосившуюся калитку, Неверов прошел во двор. Хижняк стоял на месте, вытирая руки о штаны, и, когда гость приблизился, протянул руку. Рукопожатие вышло протокольным, коротким и совершенно лишенным чего-то, делающего такие пожатия мужских рук дружескими.

— Здравствуйте, Марина.

— Добрый день, — сухо произнесла она и тут же, не дожидаясь, пока это сделает Хижняк, перешла в наступление: — Что у вас снова случилось?

— Почему снова? И почему случилось?

— А вы просто так не появляетесь.

— Я часто приезжал к вам по делу?

— Вы у хозяина спросите. — Марина кивнула на Хижняка.

— Женщина, Петрович, сердцем видит, — согласился Виктор. — Или — чует, если так больше нравится.

— Ладно, раз у вас такое настроение, давайте сразу, без политесов поговорим о деле.

— Ага. — Виктор озорно подмигнул, даже не сдержался, слегка хлопнул Неверова по плечу. — Дело все-таки есть, а, Петрович? Без дела ты о себе не напомнишь. Ты ж у нас не бездельник, правильно?

— В действительности я и сам не знаю, есть ли у меня к тебе дело. — Неверов по-прежнему вел себя сдержанно. — Ты сам мне об этом скажешь. Пока же, если есть время, просто поговорим. Убийство Каштанова… Слышал про такую историю?

— Не-а… — Виктор говорил искренне.

— Ладно, по-другому спрошу. Человека во дворе суда застрелили, в Святошине. Недели три назад, в начале месяца.

— А-а, это… Болтали что-то таксисты, я не помню точно. — Хижняк и теперь не врал: больше того, о чем сказал, до его ушей и впрямь не доходило.

— Ну как же! В новостях показывали…

— Новостей не смотрим, — отрезала Марина. — Интернет глючит. И вообще, — она бросила красноречивый взгляд на Виктора, — криминальная хроника нас давно не интересует.

— Да, да, не интересует, — с серьезным видом подтвердил Хижняк.

— Тогда есть о чем поговорить. История сама по себе занимательная. Наши сыскари расстарались… сначала…

— Нам неинтересно, — снова заявила Марина, ища поддержки у Виктора.

Тот покосился на сарай с проваленной крышей. После, не глядя на женщину, проговорил:

— Пошли в дом, Петрович. Расскажешь… Если это все, с чем пожаловал.

И он, и Марина сейчас отдавали себе отчет: а ведь приехал-то Неверов на самом деле вряд ли только для того, чтобы занимательную историю поведать…

6

— Ну, личность стрелка хоть установили?

В тот момент, когда Хижняк задал этот вопрос, Марина поставила перед гостем кофе. Визит Неверова ей лично был неприятен даже где-то больше, чем Виктору. Она ведь одно время работала напрямую с конторой, и все последующие мерзости ее жизни, включая добровольно-принудительное заточение в психиатрическую больницу, исходили от ведомства, которое сейчас представлял Неверов. И этого человека ее мужчина запросто именовал Петровичем. И все-таки, когда Неверов без особых предисловий начал свой рассказ, она невольно втянулась и даже решила изобразить если не радушную, то хотя бы вежливую хозяйку.