Жаркое африканское утро. Небольшой посольский автобус за несколько минут на стоянке нагрелся так, что водитель, веселый чернокожий парень, вынужден включить кондиционер на всю мощность. Радиоприемник что-то невнятно бормочет. Группа подростков суетливо рассаживается в салоне. Автобус наполняется шумом, смехом, какая-то девочка возмущённо верещит, что заняли место. Ей со смехом отвечают, что её место другое. В салон поднимается строгая тётя, важно объявляет, что экскурсия начинается.

Автобус трогается. Дети сразу приникают к окнам. Мимо плывут горячие пыльные дома. От раскалённого асфальта поднимается сожжённый воздух, давит на стёкла, пытаясь попасть внутрь салона. Возле экскурсовода сидит подросток. Высокий, нескладный парень всматривается в незнакомый пейзаж. Ни с кем не разговаривает. Только вчера приехал из Союза к родителям, ему всё интересно. Даже грязные, пузатые от недоедания дети, что ковыряются в придорожной грязи вместе с бездомными собаками. Зовут новенького Вася Барабанщиков.

В этот день в посольстве решили устроить экскурсию для детей в какие-то древние развалины за городом. Экскурсоводом назначили жену посла. Ехать недалеко, решили, что охрана не нужна.

Через несколько томительных минут поездка заканчивается. Дверь с лязгом распахивается. Дети гурьбой выбегают из душного автобуса, окунаются в раскаленный пыльный воздух африканской саванны. Водитель быстро закрывает дверь, чтобы жара не пробралась в салон. Яркое солнце плещет ослепляющим огнём. Все невольно прикрывают глаза. Жена посла торопливо раскрывает белый зонтик.

Никто не заметил, как из полуразрушенного дома вышли вооруженные люди. Только новенький обратил внимание. Спрашивает:

– Наталья Петровна, а здесь все ходят с оружием?

– Нет, Вася, не все, а только те, кому можно.

– Этим можно? – кивает мальчик в сторону вооружённых людей.

Ответить женщина не успевает. Раздается грохот выстрелов, визг пуль. Дети растерянно замирают. Никто не понимает, в чём дело. Десяток пуль, словно пчелиный рой, врезаются в автобус. Стёкла разлетаются мелкими брызгами. Чернокожего водителя выбрасывает из кабины вместе с дверью. Изорванное в клочья тело кровавой кучей тряпья падает в пыль. Следующая очередь, словно великанский кнут, хлещет землю прямо под ногами детей. Фонтаны пыли, песка швыряет высоко вверх. Кто-то пронзительно кричит, бросается бежать. Несколько детей падает.

Новенький молча стоит в клубах жёлтой пыли. Не прячется, только стоит и смотрит. Стрельба стихает также неожиданно, как и началась. Из развалин выходят люди с оружием.

Жена посла выходит вперёд. Торопливо говорит на английском, обращаясь к неизвестным. Договорить не дают. Хлопает одиночный выстрел, женщина без крика падает. Белый зонтик валится упругим боком на землю. Порыв пыльного воздуха хватает, белый круг катится прочь.

Вооруженные мужчины сгоняют подростков в кучку. Новенький оказывается в середине. Вокруг него те, кто жив и не ранен. Лежащих на земле добивают одиночными выстрелами.

Один из бандитов коротко кричит, рука машет в направлении развалин. Самого последнего ребёнка бьют в спину прикладом. Он толкает передних. Испуганные дети торопливо идут к развалинам. Тем самым, смотреть на которые их привезли. Неизвестно откуда появляется старый микроавтобус. Перекошенная дверь со скрипом и лязгом отъезжает в сторону. Детей грубо заталкивают внутрь. За ними забираются бандиты.

Автобус громко ревет пробитым глушителем. Лязгает коробка передач. Машина трудно сдвигается с места, колеса медленно катятся по раздолбаной дороге. В душном салоне сильно пахнет бензином, выхлопными газами. Неимоверно трясет, все хватаются за что попало, лишь бы не упасть. Василий вцепился в поручень, глаза без страха рассматривает похитителей. Все одинаково грязные, потные, вонючие. Тупые, неподвижные лица, словно нелюди зомбированы колдуном Вуду. У каждого на бритой башке намотана грязно-зелёная тряпка. Свободный конец болтается возле правого уха. Василий вспоминает детский фильм о старике Хоттабыче, звучат полузабытые имена – Синдбад, Али-баба, Ходжа Насреддин… Герои детских сказок.

Сейчас перед ним «герои», способные воевать только против женщин и детей, нападать из-за угла, а потом торопливо убегать с захваченной добычей, чтобы обменять на наркотики. Перед глазами возникли падающие под пулями исламских бандитов дети, просто так застреленная жена посла.

Отупелое бесстрашие уходит прочь. Василий чувствует, как наполняется яростью и лютой злобой на нелюдей в зелёных повязках. Тело напрягается, пальцы сгибаются в когти, готовые сдавить горло врага. Из груди рвется наружу звериный рык…

Внезапно автобус сильно тряхнуло на колдобине, Василий непроизвольно дергает поручень. Вырывает «с корнем», стальная труба по инерции бьет в стенку. Ржавое железо хрустит, штырь пробивает кузов насквозь. Лицо негра заливает бледность – острая сталь проходит в сантиметре от головы. Поворачивается. Глаза преступника и жертвы встречаются. «Жертва» смотрит так, что негр едва не орет от ужаса – глазами мальчишки смотрит лютая смерть!

Автобус трясет снова, кто-то роняет оружие. Салон наполняется железным грохотом. Старший раздраженно кричит, автобус останавливается. Василий отводит глаза, голова опускается. Чувствует, что ещё мгновение – бросится на негра, убьёт. Как – непонятно, ещё не умеет, но убьёт точно.

«А потом обрежу уши. На вечную память», – думает он.

Бандиты выталкивают детей из автобуса, окружают. Василий оглядывается: покосившиеся фанерные лачуги, в воздухе стынет стойкий запах кислятины, мертвечины. Из раскрытых дверей опасливо выглядывают зачумленные дети, грязные, покрытые коростой и язвами. Взрослые, такие же омерзительные, торопливо хватают за руки, утаскивают в темноту лачуг. Воздух гудит от сотен и тысяч мух, толстых, зеленых. Маленькие твари сразу пытаются обсесть лицо, руки, забраться за шиворот, в нос и рот.

Василий замедляет шаг, яростно отгоняя насекомых. Чувствительно получает в спину прикладом. Выгибается от боли, торопливо шагает. Оглядывается – тот самый, которого хотел убить! Теперь отыгрывается, гнида, за то, что страх показал, не удержал в себе.

«Ничего, – прячет глаза Василий, – потом всё равно достану и голову оторву. У живого или мёртвого!»

Детей заталкивают в грязный сарай, звонко лязгает замок. Наступает тишина. Иногда раздаются крики и лай собак. Одна девочка прерывисто вздыхает, слышится тихий плачь. Остальные сидят молча, головы опущены.

Василий встает с грязного пола. Спина сразу напоминает острой болью о недавнем ударе прикладом, это добавляет злости. Подходит к стене, взгляд скользит по обмазанному глиной переплетению прутьев и палок.

– Чего ищешь? – спрашивает кто-то.

– Щель, через которую выберусь и убью всех, у кого зелёные тряпки на головах! – спокойно отвечает Василий, не оборачиваясь.

– Не сможешь, – произносит тот же голос, – лучше сядь. Будем ждать, когда нас найдут и освободят.

Василий оборачивается: на него смотрит мальчик. Старше на пару лет, чистенький, аккуратно подстриженный. Мальчик указывает глазами на землю. Говорит не терпящим возражения голосом:

– Сядь и сиди смирно, не зли террористов.

– Ты кто такой? – спрашивает Василий, пальцы сжимаются в кулак, подбородок прижимается к груди.

– Мой папа – первый секретарь посольства, – отвечает подросток.

– ТЫ КТО ТАКОЙ??? – медленно, с нажимом, повторяет Василий.

– Мой папа… – снова начинает сын первого секретаря, но Василий обрывает.

– Заткнись, с-сынуля! – презрительно цедит сквозь зубы, плевок падает прямо под ноги подростку.

Мальчик теряется. Видя, что никто не поддерживает, умолкает.

Василий продолжает своё дело. Никто из детей не смеет мешать. Но обследования результатов не дает – лачуга только на вид кажется хилой, а на самом деле крепкая, словно нарочно приспособлена для содержания пленников.

Детей пятеро – две девочки и три мальчика. Сёстры десяти и четырнадцати лет, подросток, назвавшийся сыном первого секретаря и двенадцатилетний рыжий мальчишка. Пятый Василий. Все внимательно следят, как он деловито ощупывает стены, простукивает, дёргает двери и пробует открыть. Когда ничего не выходит, отворачиваются. Василий садится на землю, но голова не опускается, как у других. Спина держится прямо, глаза сердито смотрят в противоположную стену.

В маленькое окошко осторожно заглядывает темнота, потом тихо вползает в комнату, по-хозяйски располагается. Бандиты не появляются. Не несут еды, воды, никого не выводят в туалет, да испуганным детям ничего этого и не надо. Девочки сидят в середине, мальчики по краям, все сбились в тесную кучку и молчат. Только Василий в сторонке, недовольно смотрит на дверь, словно ждет кого-то. Медленно текут минуты, копятся в часы. Все засыпают. За стенкой стихает даже лай голодных собак, тишина обнимает грязную землю, всё смолкает.

Василий отводит взгляд от двери. Перед взором плывут воспоминания недельной давности: он в школе, уроки закончились, начало каникул. Последние каникулы в школьной жизни, потому что следующий год – выпускной, одиннадцатый. И надо решать, кем быть. Многие сверстники определились, где и на кого учиться, а вот он ещё никак. Ещё год, целый год можно выбирать, думать…

Снится странный сон: один в огромном черном зале. Какие-то смутные тени прячутся по мрачным углам. Некто, большой, темный надвигается, тяжело бухают ножищи. Страшно, хочется убежать к маме с папой, спрятаться. Уже поворачивается, уже бежит…. Громовой голос спрашивает:

– Струсил, Василий Барабанщиков?

– Нет, – кричит Василий, – я не струсил! Я никого не боюсь!

Оборачивается, бросается на громадного и страшного. Бьёт руками и ногами. Кричит что-то люто и яростно. Наконец, хватает монстра за грудки и со всей силы швыряет. Растерянное чудище падает на пол, кубарем катится и с ужасным грохотом проламывает стену. Рушится свод, нелюдь скрывается под каменным обвалом…. Но грохот не прекращается, стена продолжает осыпаться. Камни падают всё ближе. Запах гари и пороха становится невыносимым. Василий кричит и … просыпается!

Глаза режут сполохи огня – багровые отсветы попадают в комнату через маленькое окошко, по грязному полу мечутся рыжие пятна. За тонкими стенками лачуги непрерывно грохочет, словно сотня сумасшедших лупит в барабаны, состязаясь в скорости и громкости.

Проснувшиеся дети в страхе сжимаются в маленькую кучку в дальнем углу, молчат. Василий сразу всё понимает. Поднимается в полный рост, уголки губ приподнимаются, хищно блестят зубы, как у волка перед дракой. За стенкой жалкой, грязной лачуги гремит музыка яростного боя. Дверь в лачугу вздрагивает, кто-то торопится открыть. Василий становится рядом. Кулаки сжимаются, готов броситься на вошедшего и убить.

Сильнейший удар потрясает сарай. Дверь вырывает вместе с рамой, она с громким треском падает на середину, сверху валится бездыханное тело. Из разбитой вдребезги башки быстро вытекают ручейки крови. Медленно, будто нехотя, ползут бледно-серые мозги. Грязно-зелёная чалма катится, утыкается в ногу сына первого секретаря посольства. Незнакомый, липкий и мерзкий запах крови заполняет помещение, смешивается с дымом.

Дверной проём заслоняет громадный человек в матово-чёрной броне, стальном шлеме с рогами антенн и невиданным двуствольным автоматом. Василий видит, что от обоих стволов поднимаются тонкие струйки дыма.

– Ну, – раздается рев, – все целы?

– Все! – звонко кричит в ответ Василий, – некоторым даже в туалет идти не надо!

– Ну … это, выходи тогда, – озадаченно отвечает человек в броне. Василий весело командует:

– Вставайте, дети дипломатов! За вами пришли … Вон отсюда! – орет он, видя, что те ничего не соображают от страха.

Девочки поднимаются первыми, за ними тянутся мальчики.

– Быстрей! – мстительно пинает Василий под зад сына первого секретаря.

Человек в броне хмыкает, голова в рогатом шлеме поворачивается.

Дети выбегают на улицу, потрясённо замирают – вокруг кипит море огня и дыма. Весь посёлок горит. Пламя торопливо жрет фанерные лачуги, стаи искр весело рассыпаются в чёрном небе. Клубы дыма закрывают звёзды и только луна иногда робко выглядывает из-за черных столбов и снова прячется. Густой запах горелого мяса и пластика забивает легкие, не дает дышать. Мечутся люди, кто-то тащит узлы, какие-то ящики. Непрерывная стрельба глушится только треском сгорающих домов и разрывами гранат.

Человек в броне подталкивает детей, бежит вместе с ними прочь из посёлка. Старательно огибает освещённые места. Василий сразу вырывается из рук спасителя, бежит рядом. Не пригибается, как остальные, оживленно вертит головой и смотрит на окружающее блестящими от волнения – не страха! – глазами.

Впереди, в огненной полутьме, вырисовывается черная громадина бронированной машины. Сбоку приглашающе темнеет вход внутрь, под броню. Дети неловко карабкаются, кое-как рассаживаются в темноте по сиденьям. Василий забирается последним, неохотно и неторопливо. Военные в салоне бронетранспортёра переглядываются:

– Шок у парня. С перепуга не соображает, что происходит? – предполагает один.

– Наверно так, – соглашается второй.

В раскрытый люк ловко впрыгивает тот, что привёл детей. Понимает, о чём разговор и с ходу поясняет:

– Нет. Он действительно не боится. Всё на мой автомат смотрел, будто хочет стрелять по бандитам.

Военные опять переглядываются, смотрят на подростка с нескрываемым уважением.

– Наш человек! – уверенно говорит первый.

– Точно! – соглашается второй и уточняет, – будет!

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: АФРИКАНСКИЙ РОГ

Лето. Жаркое, отвратительно жаркое лето. В городе нечем дышать, раскалённый воздух пропитан выхлопными газами, нефтяными испарениями асфальта и всего того, что на него набросали люди.

«Мерзкий воздух летнего города и взбесившееся солнце – что может быть хуже?» – раздражённо думает высокий молодой парень. Ему не больше двадцати пяти лет. Короткие светлые волосы, продолговатое румяное лицо и светло-серые глаза, чуть-чуть навыкат. Обычный русский парень, крепкий, широкий в плечах и груди. Пять бесконечных минут стоит на остановке, ожидая маршрутку. Его совершенно не интересуют девушки, по случаю жары надевшие юбочки размером с носовой платок, яркая летняя природа – ничего. Только удушающий зной, струйки гадкого пота, что маленькими змейками ползут по спине и режущий глаза горячий свет – только это видит, чувствует и ощущает.

Ярко-жёлтая маршрутка неслышно возникает на повороте. Через несколько секунд раздается урчание мотора, железная коробка закрывает полмира. Дверь распахивается, парень облегчённо забирается внутрь. О чудо – в маршрутке работает кондиционер!

«Боже, как мало надо человеку для счастья!» – думает он. Ладонь раз за разом вытирает пот с лица. Прохладное дыхание кондиционера приносит несказанное удовольствие. Вздыхает почти счастливо. Сегодня всё-таки хороший день. Он, Вася Барабанщиков, успешно защитился. Темно-красная твердая книжечка лежит в кармане. Теперь он уже не Вася, а Василий Иванович Барабанщиков, дипломированный специалист в области бухгалтерского учета. Такой диплом открывает дорогу в аспирантуру, недалеко защита кандидатской и, совсем не за горами, докторская!

В радужно-розовых мечтах время летит незаметно. Будущий доктор экономических наук пропускает свою остановку. Выбирается из прохладного салона на следующей, плетется обратно. Одуряющая жара хватает гадкими потными лапами за горло и розовое настроение превращается в черное.

«Ну что может быть лучше плохой погоды? – размышляет Василий, быстро накаляясь под солнцем, – только совсем никуда негодная. Живительная прохлада или бодрящий, оздоравливающий холод делают человека добрым, отзывчивым и трезвомыслящим, а жара приводит в состояние раздражительности характера и мокрой липкости тела. Боже, как приятно поваляться в сугробе или прыгнуть в прорубь»!

Философствуя таким образом, потный и злой Василий добирается до дома. С несказанным облегчением ныряет в прохладный полумрак подъезда. Лифт привычно возносит на седьмой этаж.

«Наконец-то пришел»! – вздыхает Василий. Сбрасывает влажную от пота одежду, ныряет под ледяной душ.

Докрасна растирается жёстким вафельным полотенцем, в одних трусах проходит на кухню. Из потного от холода кувшина в большую кружку льется поток ледяного кваса. Едва дверца захлопывается, негромко мурлыкает звонок на входной двери. Василий чертыхается – перебили удовольствие, гады! – ставит кружку на стол. Он не боится квартирных грабителей и потому совершенно безбоязненно открывает дверь.

На лестничной площадке стоит мужчина, одного роста с Василием. Плотный, широкий в кости. В теле ни грамма жира, только тугие мышцы и жилы. Строгое, волевое лицо обрамляет стального цвета короткие волосы. Незнакомец выглядит, как капитан пиратского брига в коротком отпуске на берегу.

– Позвольте войти, Василий Иванович? – спрашивает незнакомец.

– В связи с чем? – холодно интересуется Василий.

– Я должен передать вам письмо отца и … подарок, – с некоторой заминкой отвечает мужчина.

– Меня никто не предупреждал о вашем визите, – с сомнением произносит Василий. От него не укрылась едва заметная пауза, но в квартиру мужчину пропустил.

– Ваш отец не мог предупредить вас по телефону. Вот, прочтите,

– с этими словами незнакомец протягивает небольшой свёрток.

– Присаживайтесь, – предлагает Василий. Разворачивает бумагу. Под ней небольшая шкатулка красного дерева. По воздуху медленно течёт приятный аромат драгоценной древесины. Василий открывает крышку. На дне конверт и больше ничего. В нём несколько бумаг и фотография двух мужчин в незнакомой военной форме без знаков различия. Мужчины улыбаются. Слева отец, а справа – тот незнакомец, что сидит в кресле. Василий коротко взглянул, вскрыл конверт.

Мужчина внимательно наблюдает за сыном старого товарища. Видит, как лицо покрывается бледностью, твердеет.

Василий молча подходит к окну.

– Я не знал, кем был отец, – глухо звучит голос, – я всегда считал его обычным сотрудником МИДа. Не очень удачливым, рядовым работником.

– Это было прикрытие, мы все так работаем. На самом деле ваш отец был одним из лучших специалистов. У него высокое воинское звание и высшие награды нашей страны.

Василий оборачивается. Опережая вопрос, незнакомец отрицательно мотнул головой:

– Не могу назвать. Награды и документы хранятся в секретном архиве. Вы сможете получить их только через много лет, – и сочувствующе разводит руками.

– Здорово, – кривится Василий, пожимает плечами. Несколько бесконечных секунд длится молчание.

– Как он погиб? Или это тоже тайна?

– Достойно, не сомневайтесь. Как настоящий офицер. Незнакомец протягивает клочок бумаги с цифрами:

– Мой телефон. Обязательно позвоните мне. Когда сможете, – и направляется к двери.

– Мне вроде как голос ваш знаком, – не оборачиваясь, произносит Василий, – мы никогда не встречались раньше?

– Несколько лет назад. Какие-то хулиганы похитили детей сотрудников нашего посольства в Эфиопии, а я с компаний друзей как раз проезжал мимо. Ну, мы и помогли…

Дверь захлопывается. Василий вспоминает: огромный человек в чёрной броне, стальном шлеме с рогами антенн, в руках – калашников с подствольным гранатомётом. От раскалённых стволов медленно поднимается полупрозрачный голубой дымок…

После ухода незнакомца Василий ещё долго стоит у окна. Мать умерла много лет назад, отец не мог уделять много времени сыну и Василий привык, что родители – это нечто абстрактное, теоретически существующее явление. Иногда появляются, привозят подарки и снова исчезают. Василий не обижался на отца за то, что такой редкий гость. Наверно потому, что рано понял – для него долг превыше всего. И пусть он всего лишь простой служащий посольства в забытой Богом африканской стране – неважно. Он служил своей стране за совесть, совершенно не обращая внимания, кто в Москве забрался на трон. Человек с такими убеждениями карьеры не сделает никогда. Мало того, будет подвергаться насмешкам, а то и откровенному презрению со стороны «удачливых» и тех, кто мечтает об «удаче». Таких бросают жёны, презирают собственные дети, знакомые и родственники стесняются. За что? Только потому, что человек честно исполняет свой долг?

Такие слова, как честь, совесть, долг стали почти непристойными. Их даже вслух произносить не принято в так называемом «приличном обществе».

Далеко внизу заквакала автомобильная сигнализация, будто инопланетная жаба прочищает горло. Василий отходит от окна. Некстати вспоминает студенческие дни, весёлое беззаботное время, когда ты уже не ребёнок и всё можно, но ещё и не взрослый, который отвечает за поступки. Желание учиться дальше, в аспирантуре – это из того самого «детства сверх нормы», в котором существуют студенты. А если повезёт и останешься на кафедре преподавателем, то и вовсе превратишься в аквариумную рыбку. Красивую, сытую, довольную жизнью. И окружающие такой рыбке рады. Но не дай Бог, расколется аквариум – погибнет красивая рыбка. Потому что жить может только в банке, в своём маленьком мирке, где вечный штиль и тишина, а корм регулярно падает сверху из хозяйской руки…

– Ну, всё, хватит философствовать! – громко говорит Василий сам себе, – сегодня помяну батю, а завтра займусь делом.

Аккуратно складывает диплом, оценочный лист. Убирает в ту самую шкатулку, что осталась от отца. Крышка с тихим стуком захлопывается, ключ поворачивается два раза, щелкает замок. Ящик письменного стола задвигается, экзотический запах драгоценного дерева исчезает.

Ровно в восемь утра Василий набирает тот самый номер телефона, что оставил незнакомец. Щелчок соединения раздается сразу после первого звонка.

– Да! – отзывается знакомый голос.

– Это я, Василий.

– Узнал. Через семь минут выходите на улицу, я подъеду, – отвечает невидимый собеседник.

Слегка обескураженный, Василий смотрит на часы. Недоверчиво хмыкает. Документы прячутся в кармане, дверь захлопывается.

Ровно через семь минут у подъезда тормозит потрёпанная «копейка». На заднем сиденье лежат какие-то коробки, тряпьё. К багажнику, на крыше, привязана пара лопат, грабли. Сквозь полуопущенное стекло Василий видит вчерашнего гостя. Не глядя, тот мотнул головой, приглашая сесть. Едва дверь захлопывается, «копейка» срывается с таким ускорением, будто под капотом движок от «Феррари».

– Левченко Ярослав Иванович, полковник, – представляется сидящий за рулём.

– Куда мы едем, Ярослав Иванович? – спрашивает Василий.

– Зависит от тебя, Василий. Смотря что ты решил.

– Я хочу работать у вас.

– Ты всё взвесил? К нам приходят на всю жизнь, думай как следует.

– Подумал. И решил окончательно, – твёрдо говорит Василий, – после того, что узнал об отце, всё остальное мне кажется мелким, незначительным. Я говорю об обычной работе.

– Ну, это не совсем работа, в общепринятом смысле. Это, скорее, дело. И дело почти всей жизни. Ты же понимаешь, что просто так у нас не уходят. Нет такого: захотел – пришёл, расхотел – ушёл.

Полковник аккуратно перестраивается в правый ряд. Машина сворачивает на объездную улицу, немного петляет. Опять выезжает на проспект. Василий невольно обращает внимание, как легко «копеечка» идёт.

– У вас движок от океанской яхты? – спрашивает.

– Что? А-а, да, вроде того, – отвечает Левченко, – тут всё не как у людей – и стёкла, и кузов и вообще…. Ты видел посуду из небьющегося стекла? Роняешь стакан на бетонный пол, а он подпрыгивает, как мячик и ни трещинки! Вот и тут также. С такой машиной лучше не бодаться.

– Здорово… Решил я, Ярослав Иванович, решил. Я хочу служить.

– Хорошо, – улыбается полковник, – раз решил – едем!

– Куда?

– На дачу!

Через полчаса неторопливой езды за спиной исчезают окраинные многоэтажки. Ещё немного по кольцевой, поворот на указатель «Дачный посёлок „Отдых“» и вот машина останавливается возле въезда на территорию дачного кооператива. Старенькая будка сторожа, кривая палка шлагбаума. Недалеко расположилась трансформаторная подстанция, от которой тянется в сторону Москвы высоковольтная ЛЭП. Василий невозмутимо смотрит прямо перед собой. Старательно делает вид, что ему совершенно всё равно, куда приехали, но в душе растет разочарование. Понимает, что загородные дворцы с длинноногими девицами бывают только в кино, в жизни проще, но всё же такого – дачный посёлок! – не ожидал.

Неопределённого возраста тётка подозрительно уставилась на Левченко. Лицо полковника расплывается в улыбке:

– Добрый день, Василиса Петровна.

Тётка бурчит что-то в ответ, неохотно тянет за веревку, обшарпанный шлагбаум поднимается. Машина медленно катит по грунтовой дороге, переваливаясь с боку на бок, как утка. Мимо неторопливо плывут невзрачные домишки самого обычного дачного посёлка, каких тысячи в России.

Василий вспоминает, сколько раз ему пришлось за время службы в армии копать огород на подсобном участке. Расстраивается – неужели и тут служба начинается также?

Левченко сразу заметил, как упало настроение у Василия. Быстро взглянув в лицо, спрашивает:

– Что загрустил?

– Да я как-то по-другому представлял…

– А-а, хотел сразу в секретную лабораторию, где нибудь на заброшенной ветке метро и там чокнутый профессор сразу начнёт предлагать тебе всякие хитрые шпионские штучки?

– Ну, не мотыгу же с граблями!

– Ничего, не грусти, – отвечает Левченко, – всё ещё будет. Хлеще, чем в кино. Ты обратил внимание, каких размеров электроподстанция возле дачного посёлка?

Как позже узнал Василий, учебный центр находится под дачным посёлком. Наверху домики-огородики, действительно дачи и дачники настоящие. Только все – бывшие сотрудники. Они знали, что под их участками что-то есть, но что – не интересовались и никогда не обсуждали. Догадывались и этого достаточно.

Левченко сворачивает к обычному деревянному домику. Мотор глохнет, машина замирает. Садовый инвентарь с багажника перемещается в дом, дверь захлопывается за полковником. Василий топчется, чувствуя себя полным болваном. Уже собрался пнуть, как створка распахивается и Левченко буднично приглашает войти. Внутри, в комнате без окон, оказался лифт, самый обычный, как в любой многоэтажке. Только кнопок в кабинке всего четыре. Рядом с каждой – щель для электронного пропуска. Входят в кабинку. Литовченко вставляет пропуск в первую, палец нажимает кнопку. Раздается тихое завывание электромоторов, в животе появляется неприятный холодок от чрезмерно быстрого спуска. Спустя несколько секунд лифт останавливается. Двери разъезжаются и полковник жестом предлагает выходить.

«Интересно, на какой мы глубине?» – думает Василий, безуспешно пытаясь прикинуть расстояние от поверхности – лифт опускался очень мягко, скорость не определить, так что кратковременность обманчива.

Идут по коридору. Обычному, как в любом учреждении, только двери без ручек, а вместо табличек с номерами или фамилиями – буквенно-цифровой код.

– Пришли, – коротко сообщает Левченко. Прикладывает пропуск к металлической пластинке на двери. Коротко воет электромотор, дверь плавно уходит в стену. Василий перешагивает порог вслед за полковником и чуть не ойкнул – за офисным столом с компьютером сидит необыкновенно красивая женщина. Жгучая брюнетка, похожа одновременно и на цыганку и на грузинку. Выразительные лиловые глаза, яркий румянец, пухлые красные губы – и при этом ни малейшего намёка на косметику. Глаза вопросительно смотрят на вошедших.

– Здравствуйте, Тамара Александровна, очень приятно вас видеть, – здоровается полковник, – Барабанщиков Василий Иванович, а это Береговая Тамара Александровна.

– Здравствуйте, – слегка склоняется голова красавицы.

«Царица Тамара! – грустно произносит Василий мысленно, – а рядом давно уже витязь в тигровой шкуре. Ну, не может такая быть одинокой»!

– Тамара Александровна, – врывается в сознание голос Левченко, – расскажет, чему и как будешь учиться, познакомит с преподавателями и расписанием занятий. Засим позвольте откланяться.

Тамара Береговая оказалась психологом по образованию. В её обязанности входило не только обучение тонкостям общения с различными категориями людей, но и составление психологического портрета собеседника с обязательным показом слабых сторон. Вообще, обучение в этом своеобразном центре сильно отличалось от того, что ожидал Василий. Основной упор делался не на стрельбу и рукопашный бой. Тамара Береговая на первом же занятии сразу объяснила, что готовить из него убийцу никто не собирается.

– Разумеется, – говорила грудным голосом, глядя чуть искоса, – вы должны уметь постоять за себя… один против пяти, но это стандарт для любого спецназа. Об экстремальном вождении и снайперской стрельбе я вообще не говорю – это азбука. Главное – умение влиять на людей, быстрое определение слабых сторон, подсознательных страхов, комплексов и, умело играя на этом, заставить противника сделать то, что вам в данный момент необходимо. Учитесь загребать жар чужими руками, ибо ваша профессия такова, что самому всё не сделать, а надо. И при этом остаться невредимым и необнаруженным.

– Поэтому, – выдержав небольшую паузу, продолжила она, – начнём с главного. Тренировки по рукопашному бою начинаются не с того, как правильно ударить, а с того, как правильно упасть. Кто опаснее всего для агента?

– Ну, умный противник… предатель! – бормочет Василий.

– Нет!

– Ну тогда … гм … а кто?

– Женщина! – очень серьёзно отвечает Тамара, – да, да, не удивляйтесь.

Василий на мгновение задумывается: действительно, если вспомнить историю, внимательно взглянуть на биографии героев… Далила, Елена Прекрасная, Клеопатра и другие – именно по вине женщин гибли великие герои. Но так ли в действительности? Может, это глупые мужчины, влюбившись, становились такими, каковыми и были на самом деле?

– Ну, … гм … вы правы, – растерянно отвечает Василий, – ну и как вам… э-э … им противостоять?

– Не скажу, что просто, но можно, – серьёзно произносит Тамара, – прежде всего запомните: самые опасные женщины те, которые на вид совсем не опасны. Например, невысокие, хрупкие, – в голосе чувствуется презрение, – блондинки с высокой грудью, голубыми глазами и выражением на лице, как у обиженного ребёнка.

«Так это ж самое то!» – чуть не вырвалось у Василия, но вовремя прикусил язык, продолжает внимательно слушать.

– Такие – смертельно опасны! Их внешность почти всегда ненастоящая: грудь – силикон, глаза – цветные линзы, волосы – краска, а детская печаль на лице – результат упорных тренировок перед зеркалом. Они знают, что нравятся всем, потому что нынешние мужчины воспитаны на голливудских фильмах, а в них блондинки – хорошие, брюнетки – злодейки, а шатенка – общая для обеих подруга. Голубоглазые «мальвины» либо дуры (мужчины и так всё отдают, зачем ум-то?), либо хитрые и коварные авантюристки!

Лицо Тамары порозовело, глаза блестят и вся она похожа на молоденькую абитуриентку ВГИКа, что увлечённо рассказывает приёмной комиссии отрывок из поэмы Пушкина.

«Во даёт! – подумал Василий, – видать, здорово досадили блондинки».

– Но согласитесь, Тамара Александровна, что очень трудно устоять перед красивой. А уж сказать «нет», глядя, как прекрасные глаза наполняются слезами, почти невозможно, – говорит Василий, вспоминая своих немногочисленных подруг, – как же этому можно научиться?

– Можно, – отвечает Тамара железным голосом комбата ВДВ, – советую для начала прочитать Лопе де Вега. У него в «Собаке на сене» один персонаж, слуга, прохиндей и пьяница, даёт очень ценные советы юному страдальцу Теодоро!

Следующие десять недель слились в одни нескончаемые сутки: силовые тренировки сменяет рукопашный бой с инструктором, стрельба из всех видов стрелкового оружия днём и ночью переходит в экстремальное вождение различных автомобилей и мотоциклов. Кормили так, как Василий никогда не ел. Разнообразию и качеству пищи позавидовал бы шеф-повар самого дорогого ресторана. Врач, ежедневно контролирующий состояние, по три раза на день давал десяток разноцветных цилиндриков. Он пояснил, что это придаёт дополнительную энергию организму. При сверхвысоких нагрузках необходимо поддерживать ускоренный обмен веществ, стимулировать быстрый рост мышечной массы. И действительно, Василий чувствовал постоянную бодрость и избыток сил. Он выкладывался на занятиях, как говорят, до потери пульса. После отбоя засыпал мгновенно, а утром, открыв глаза, чувствовал себя, как только родился.

Учили многому и в целом тому, что Василий и ожидал. Но были и открытия. Например, каждый видел в кино, как быстро герой открывает наручники – шпилькой, скрепкой, наконец спичкой. Но такие наручники остались только у деревенских участковых в бедных странах Латинской Америки. Весь мир, да и мы, давно уже перешли на пластиковые, одноразовые. У них зажимной замок, его нельзя открыть, можно только срезать.

Вообще, обучение построено так, чтобы обучаемый вырабатывал смекалку, был внимателен к мелочам и мыслил нестандартно. Но и накачке мышц тоже придавалось первостепенное значение, памятуя о том, что некоторые узлы проще разрубить, чем распутать. Например, те же пластиковые наручники. А ещё научили читать по губам, освоил язык жестов. А когда Василий, умничая, заявил, что есть чревовещатели, которые разговаривают, не шлёпая губами, то заставили изучить и это.

Летели дни, недели. В самом начале «учебки» Василий решил не считать, сколько осталось до «дембеля».

«Я пришёл сюда сам, добровольно, – рассуждал сам с собой, – значит, нечего и подсчитывать, сколько осталось до конца. Чем тяжелее в учёбе, тем легче в жизни. А раз учёба такова, что с ног валишься, то житуха будет весёлой».

С первого дня Василий заметил одну странность – ему запретили стричься коротко и вообще настоятельно посоветовали забыть о воинской субординации и военных привычках. До университета два года отслужил в гвардейском полку, привык к армейским порядкам и автоматически переносил их сюда. Он не понимал нарочитое игнорирование козыряния, вытягивания в струнку и поедания глазами начальства. Лишь позже, на занятиях по психологии Тамара Береговая объяснила, как легко понять человека по манере одеваться, походке, речи, привычкам и незаметным, на первый взгляд, деталям. Особенно просто вычислить военного.

– Разрешите? – спрашивает Василий Барабанщиков на пороге кабинета.

– Да, заходи, Василий, – бодро отвечает Левченко, указывая рукой на свободный стул. За столом двое. Один черноволос, румян – просто кровь с молоком. Василий невольно вспоминает гоголевского Андрия. Второй, напротив, светлый, коротко стриженый и круглолицый. Под просторной рубашкой угадываются мощные мускулы.

«Такой любого об колено сломает», – решает Василий.

– Знакомьтесь, – произносит полковник, усаживаясь на место, – Удальцов Андрей Александрович, капитан.

Черноволосый встает, сжимает пальцы Василию.

– А это Велетнев, Михаил Михайлович, старший лейтенант.

Круглолицый здоровяк протягивает ладонь.

Оба офицера внимательно смотрят на Барабанщикова, словно оценивают.

– Итак, господа, я должен сообщить вам … э-э … известие, – начинает полковник почти точной цитатой из классика. В дальнейшем выясняется, что ревизор к ним не едет, а ехать предстоит Василию и его новым знакомым.

История, в которой предстояло разобраться, следующая: в 90-е годы один из тогда еще советских НИИ работал над проблемой получения энергии путем холодного синтеза. В числе ученых, ломавших голову над проблемой, был молодой кандидат наук Алексей Симонов. Очень скоро перестроечное ускорение стало ломать все, что долгие годы создавалось ценой нечеловеческих усилий в СССР. Из-за недостатка финансирования одна за другой закрывались лаборатории. Ученые уходили – кто в челноки, кто в автосервис, а то и просто спивались. Симонов, две недели просидев без работы, хотел устроиться сторожем в детском садике для деток «богатеньких буратин», но не прошел по конкурсу. Тогда, по предложению соседа, устроился на базар, торговать косметикой. Торговля больших барышей не принесла. Жена стала бурчать все громче и громче, пока не ушла совсем к школьному знакомому, который успешно торговал паленой водкой и не ограничивал новую жену в деньгах.

Как-то, скучая за прилавком, Алексей увидел хорошо одетого господина и тотчас узнал в нем своего товарища, вместе в армии служили. Разговорились. Симонов узнал, что знакомый хорошо устроился на Западе. Похвастался связями. Он хорошо знал способности Алексея, поэтому тут же предложил помочь с работой. В американском институте по изучению проблем энергетики, в его европейском филиале. Недолго раздумывая, Симонов согласился и, успешно пройдя тестирование по Интернету, был принят лаборантом. Быстро включился в работу, сделал несколько дельных предложений по повышению энерговооруженности гиперзвукового самолета, над которым работал институт. Стал заведующим лабораторий.

– Эту историю узнали со слов его старшей сестры, – произнес полковник, – он несколько раз писал ей. Последнее письмо из Брюсселя пришло полгода назад. Сестра обратилась с просьбой разыскать его.

Офицеры удивленно смотрят на Левченко.

– Есть такая передача на телевидении, – осторожно говорит Андрей Удальцов, – «ищи меня» называется, ей бы туда…

– Не торопитесь, – отвечает полковник, – в этой истории есть одна изюминка, слушайте….

«Изюминка» состояла в следующем: перестройка окончилась, ушли куда-то все «перестроители» и жизнь постепенно восстановилась.

НИИ, в котором работал Симонов, вновь получил финансирование, многие сотрудники вернулись и работы над проблемами энергетики возобновились. Так как институт был «ящиком», в нем существовал и секретный отдел. Его работники следили за тем, чтобы секреты не уходили из института, тем более «за бугор». Один из «секретчиков», физик по образованию, проверял старые документы перед их уничтожением. Он обратил внимание на работу бывшего сотрудника института, Алексея Симонова. Работа показалась интересной и секретчик попросил одного доктора наук дать заключение о научной ценности труда Симонова. Однако доктор раскритиковал и посоветовал сжечь, но как-то слишком эмоционально посоветовал. Сотруднику секретного отдела это показалось странным и он, зная, как ревнивы ученые друг к другу, обратился к руководству с просьбой провести повторный анализ документов.

Это было сделано и в результате выяснилось, что работа очень перспективна, Алексей Симонов талантливый ученый, еще чуть-чуть и решил бы проблему получения энергии из простой воды, но завистливые бездарности загубили все дело.

– Короче говоря, – подытоживает полковник, – надо пойти туда, не знаю куда и найти то, что надо. Вот так.

– И все? – удивляется Удальцов, – а доставить домой это чудо чудное?

– Целиком или … гм … по частям? – с самым невинным видом добавляет Велетнев.

– Не шути так тонко, Миша, – упрекает Левченко, – парня надо найти. Это не так просто, как кажется. Он мог несколько раз сменить работу, место жительства…

– Сменить пол … – робко вякает Василий. Все трое внимательно смотрят на него.

– Никогда не говори вслух о своих тайных желаниях, Василий, – мягко советует Левченко. Думает секунду, добавляет:

– И не умничай.

– И вообще, – продолжает разговор полковник, – последнее замечание относится ко всем. Ваше задание – только найти. Вытаскивать будут другие. Он нужен.

– Все ясно, Ярослав Иванович, – отвечает Удальцов как старший в группе.

– Тогда вперед, в оперативный отдел за подробностями и готовьтесь в дорогу …

Поиск альтернативных источников энергии начался давно, еще в начале прошлого века. Это привело к созданию атомной бомбы и атомных электростанций. Переворота в энергетике не произошло, потому что принципиальной разницы между атомными и обычными тепловыми электростанциями нет. Активное вещество, используемое на АЭС, так и называется – топливо, так как используется самым примитивным образом. АЭС оказались выгодными там, где нет крупных рек, а ТЭЦ попросту нерентабельны. Например, на Крайнем Севере, в Антарктиде или в пустынях.

Поиск продолжался и толчком послужило развитие космонавтики. Остро встал вопрос об источнике энергии для спутников. Источник должен быть легким, компактным, мощным и долговечным. Выход нашли в солнечных батареях, но работа в других направлениях тоже дала результат. Одному французскому ученому в семидесятые годы почти удалось решить проблему получения энергии из водорода, входящего в состав обычной воды. Почти. Потому что потом начали происходить странные события. Сам ученый, его жена, дети погибли в автокатастрофе, когда поехали в выходной день отдыхать к морю. Погибли так же шофер, горничная и садовник. Все сразу. Затем стали умирать или погибать при странных обстоятельствах все, кто хоть как-то соприкасался с работой ученого: родственники, коллеги, знакомые родственников и знакомые коллег. Люди тонули, попадали под поезд, под автомобили, кончали жизнь самоубийством или скоропостижно умирали от удивительных неизлечимых болезней. Словно чума в одночасье убила десятки людей. Полиция пыталась провести расследование – бесполезно: пропадали документы, свидетели отказывались от данных ранее показаний, но самое удивительное – высшее полицейское начальство проявило полнейшее равнодушие к служебному рвению подчиненных. Дела буквально исчезали в недрах инстанций.

Когда Барабанщиков спросил, отчего так произошло, ему сразу же запретили дальнейшие расспросы.

– А кому нужно такое изобретение? – равнодушно пояснил пожилой сотрудник оперативного отдела, – вся мировая экономика основана на нефти и газе. Да и политика тоже. У кого нефть, у того все. Продажа энергоносителей приносит сотни миллиардов прибыли. А тут вдруг такое. Да весь мир рухнет, безработных будет сотни миллионов… Наступит планетарный кризис. Миру, сидящему на ядерной бомбе, это совсем не нужно. Слишком рано, так вот. Но иметь в запасе такую хреновину надо! – неожиданно закончил он.

Через несколько дней все трое летят рейсом «Москва-Брюссель», имея при себе паспорта, туристические визы и другие необходимые документы для путешествия по Евросоюзу. Брюссель встретил утренним холодком, свежестью. Поселились в гостинице, хорошо позавтракали и каждый отправился по своим делам. Михаил Велетнев отправился в институт, где когда-то работал Алексей Симонов. Войдя в холл, Михаил сразу обратился к охране с просьбой разыскать земляка из России, который работает здесь большим ученым. Охранники смерили подозрительным взглядом внушительную фигуру «земляка», вежливо указали на справочное бюро. Улыбающаяся девушка внимательно слушает вопрос об ученом Симонове, заданный на корявом английском. Так же коряво отвечает Михаилу, что такой человек у них не работает.

– Как стоять дом его? – спрашивает Михаил, играя роль плохо говорящего на английском.

Так же мило улыбаясь, девушка называет адрес, предварительно посмотрев на монитор.

– Стоять как надо и не шататься, – неожиданно заканчивает фразу на чистом русском. С вежливой улыбкой поворачивается к следующему клиенту.

Осторожно бормоча под нос что-то вроде «bitten, dritten, danke shon», Михаил идет к выходу, чувствуя насмешливый взгляд девушки и подозрительный – охранника.

Такси быстро доставило по указанному адресу. Михаил поднимается на третий этаж, по привычке осматривая подъезд. Не обнаружив объективов телекамер слежения и других подозрительных предметов, бодро подходит к двери. Еще раз уточняет по бумажке номер, палец жмет кнопку звонка. За дверью гаснет быстрое движение. Понимая, что его рассматривают через глазок, Михаил старается придать не очень-то доброй физиономии постное выражение грустящего монаха. Дверь не открывается. «А вдруг целятся?» – мелькает мысль. Уже собрался отпрыгнуть, как дверь бесшумно и быстро распахивается на ширину цепочки. Из темноты появляется бугристый красный нос, выцветший глаз поворачивается туда-сюда, как у хамелеона.

– Что надо, зема? – хрипло каркает нос с глазом по-русски.

– Леху! – жизнерадостно отвечает Михаил.

– А для чого?

– Приветы передать, спросить, как дела, – бодро докладывает Михаил, – а может и пузырь раздавить.

– Ступай. Уехал твой Леха. Куда, не знаю, – глаз уменьшается в размере, а нос, наоборот, растет.

– Так может, с хозяевами можно выпить? – интересуется Михаил. Он до сих пор не понимает, с мужчиной разговаривает или женщиной.

– Нечего, – скрежетнуло в ответ. Мутный глаз тонет в темноте.

Лицо Велетнева изображает огорчение. Делать нечего, надо возвращаться. Полутемный подъезд медленно плывет мимо, гулко звучат шаги по лестнице. Тихо щелкает дверь подъезда.

В условленное время входит в номер Андрея Удальцова. Василий уже там, с любопытством смотрит на Михаила.

– Докладывай, – приказывает Андрей.

– Докладываю, – вздыхает Велетнев, – адрес получил сразу, в компании много наших, Симонова помнят. По названному адресу дверь открыло… э-э… оно, не поймешь что.

– Как это?

– Дверь отворилась только на длину цепочки, видно было глаз и нос. Темно, – поясняет Михаил, – голос тоже странный, вроде как у евнуха в старости.

– А ты знаешь, какой голос у … – удивляется Василий.

– Цыц! – сердится Велетнев, – не знаю, а предполагаю, остряк!

– Тихо, Василий, – морщится Удальцов, – продолжай.

– Это «оно» ответило, что никого не знает. Тоже на русском. Ничего подозрительного не заметил, но такое чувство, что меня насквозь просветили рентгеном, просканировали и сфотографировали во всех ракурсах, – заканчивает доклад Михаил.

– Что у тебя, Василий?

– Двое вели Михаила от института до квартиры. Рожи зафиксировал, – отвечает Барабанщиков.

– А от дома тебя вела супружеская пара до гостиницы. Итак, клюнуло, господа, – подытоживает Андрей, – а вот что клюнуло, узнаем сегодня вечером.

– Вечером на рыбалку? – спрашивает Барабанщиков.

– Да, – отвечает Андрей, – Михаил – наживка, мы с тобой – рыбаки.

После обсуждения и согласования всех возможных действий офицеры расходятся. Велетнев сразу ложится спать. Он всегда спит перед тем, как сыграть в русскую рулетку. В том, что вечером будет рулетка, никто не сомневался. Удальцов бьет орков в компьютере, нарядив их в форму «друзей» из НАТО, а Барабанщиков сидит на кровати. В сотый раз прогоняет различные варианты возможных событий. Прислушался к себе, обнаружил только легкое волнение, ледышки страха не чувствуются. Вечером надел под одежду тонкий, гибкий бронежилет, колени и локти прикрыл бронепластинами. Выходит на улицу. В левой руке держит пару крепких байкерских перчаток.

Велетнева видит в уличном кафе. Михаил сидит злой, лицо красное. На столе блестят зелеными боками пивные бутылки. По сценарию Велетнев изображает уже налакавшегося туриста из России, которому необходимо теперь пивом отлакировать выпитое. «Как играет!» – восхитился Василий. Он не знал, что Михаил натер лицо луковицей, прежде чем сесть за стол. Лицо сразу покраснело, кожу начало щипать, а вонь по-настоящему разозлила. Василий оглядывается, но Андрея не видит. Так и должно быть, выйдет на арену только в крайнем случае. Посидев еще немного и окончательно взбесившись от луковой вонищи, Велетнев раздраженно бросает деньги на столик. Пошатываясь, выходит на улицу. В кафе за ним никто не поднимается. Василий беспокойно оглядывается. Видит, как на другой стороне улицы из припаркованной машины выходят трое. Молча идут параллельно Михаилу. Тот бредет, ничего не замечая. Несколько раз задевает плечом встречных. Один, смуглый и небритый, что-то возмущенно каркает, размахивая ручками. Михаил раздраженно рявкает, отмахивается, как медведь лапой и небритая копченость молча врезается в автомат по продаже Кока-колы. Кое-как отлепилось, на полусогнутых конечностях тащится дальше, встряхивая разбитой головой, вытирая нос.

Михаилу надоедает ждать. Сворачивает в первый же темный проулок. Делает вид, что ищет место для легкого туалета. Трое тоже решают не тянуть кота за хвост. Уже не скрываясь, решительно направляются за ним. Михаил радостно оборачивается.

Встает так, что свет фонаря падает на спину. Когда два дурака заходят с боков, намереваясь взять под руки и оттащить в темноту, быстро выпрямляется. Сдвоенный удар бросает обоих на камни. Приготовился встретить третьего, но тот уже падает прямо ему под ноги, выпучив глаза от боли – Барабанщиков врезал ногой. Василий сразу разворачивается лицом к улице, закрывая обзор любопытным прохожим. Михаил взглянул на лица лежащих, определяет самого умного, остальных быстро добивает.

– Кто послал, что надо? – спрашивает «умного». Тот молча смотрит на Михаила. Не дожидаясь, пока лежащий начнет изображать героя партизана, сильно тычет сложенными в щепоть пальцами в солнечное сплетение. Левой рукой сжимает гениталии и медленно тянет вверх. У «умного» глаза лезут на лоб, тело каменеет от сильнейшей судороги. Заорать не может – легкие свело судорогой. Через секунду Михаил разжимает пальцы. Снова спрашивает:

– Кто послал, что надо? После короткой паузы обнадеживает:

– Говори, тогда умрешь быстро.

– Да вколи ему «эликсир правды», – обернувшись, шипит Василий, – сразу заговорит.

– Нет, укольчик побережем, – отвечает хозяйственный Михаил, – оно уже почти говорит. Вот только зубы мешают.

Нога в ботинке сорок восьмого размера поднимается, черная тень падает на лицо несчастного. В глазах появляется ужас – такая ножища не только выбьет все зубы, но и расплющит череп.

– Нет, нет, господин, я говорю… все говорю, уберите пожалуйста вашу ногу! – быстро произносит, давясь слюнями от ужаса, лежащий.

– Ну! – рычит Михаил.

– Послал Фарид Валиев, убить вас, господин.

– За что?

– Не знаю, господин, сказал, убейте и все, больше ничего не сказал, господин, – лязгая зубами от страха, бормочет человек.

– Кто он такой, этот Валиев?

– Большой человек, большой, – торопливо отвечает лежащий. Выставляет руки, будто прикрываясь от страшного русского.

Михаил сразу разгадал примитивную хитрость. Поворачивается боком, вроде осматриваясь. Чутье подсказывает момент нападения. Не глядя, бьет ногой, хруст переломанной руки глушит пронзительный визг. Лежащий еще пытается достать целой рукой, но Михаил легко уклоняется, точный удар в висок убивает наемника. Трупы падают в мусорный бак, туда же летят мобильные телефоны. Офицеры выходят на освещенный участок улицы. Какая-то парочка внимательно смотрит, девушка громко хихикает, что-то шепчет.