Глава 7

Инфернальный огонь

До появления чаринг-кросского поезда оставалось каких-нибудь полторы минуты, из-за белых дуврских скал уже вроде бы доносился смутный шум электровоза, и пассажиры на станции «Фолкстон-Сентрал» оживились, двинувшись к желтой заградительной линии. Направился туда и Сашок, прихватив с собой пластиковый пакет магазина «Дебенэмз», в котором теперь, за отсутствием портфеля, таскал свои пожитки. И вот в этот момент кто-то тронул Сашка за плечо. Обернувшись, он рассчитывал увидеть соседа Филиппа, милейшего старичка, в прошлом архитектора, у которого как раз по понедельникам бывают иногда дела в Лондоне. Или, может быть, даже домушника Гарри (официально – безработного), который, как считалось в семье у Сашка, уже четыре раза обчищал их дом, с каждым разом делаясь все фамильярнее при личных встречах. Но нет – это был не Филипп и не Гарри, а какой-то джентльмен, одетый, как и большинство пассажиров, в нечто серое, мешковатое и неприметное. Но трудно было не заметить другого – двух портфелей, которыми джентльмен был оснащен. Один из них он сжимал в правой руке, а другой был подвешен на ремешке через левое плечо.

– Здорово, Андреич, ну и погодка сегодня, скажи? – заговорил незнакомец по-русски, и, услышав его голос, Сашок тут же узнал его. Да и оба портфеля тоже узнал.

Без всяких сомнений, это был тот самый шут гороховый, что пару недель назад нарушил мирное течение его, Сашковой, жизни. В тот раз, правда, он был выряжен в немыслимую телогрейку, шапку-ушанку и валенки с галошами. И снова, во второй раз за два последних дня Сашок поражался, как сильно одежда меняет человека. «Прошел бы мимо – никогда бы не узнал», – ошеломленно думал Сашок.

Он теперь уже прекрасно понимал, что угодил в какую-то мафиозную комбинацию. Скорее всего, думал он, в подсунутом портфеле имелось двойное дно, в котором и было спрятано что-то для бандитов ценное. Например, кокаин, или деньги, или компромат на кого-нибудь. Зачем браткам понадобилось использовать его, Сашка, услуги без его ведома (что называется, втемную), это бог его знает, скорее всего, дело случая. Может быть, Сашок просто попался кому-то из них на глаза – соотечественник с таким же, как у банды, портфелем, как же не воспользоваться? Или что-нибудь в этом роде. Потом бандиты захотели получить свое добро назад, но, видимо, раскололись на две группы или еще какая-то у них произошла запутка.

Короче, кто-то, назвавшийся мистером Беником, явился в отсутствие Сашка к нему в дом, заморочил родичам голову и забрал портфель, не отдав ничего взамен. А сам Сашок тем временем вел переговоры с Дынкиным и его подручным Лешей. Если, конечно, это можно назвать переговорами. То есть вся проблема была в том, что ни одной прямой угрозы произнесено не было. Дынкин угрожал расправой скорее своему подручному Леше, а Сашка будто и не замечал даже. Ну, и что после этого мог Сашок сказать полиции? «Вы представляете, этот русский черный обещал своему напарнику глаза выколоть и половые органы отрезать. А на меня сначала не смотрел, а потом стал смотреть – с таким подтекстом, что мороз по коже». Разве бывает такой состав преступления, как «подтекст» или «мороз по коже»?

Нет, с этим в полицию не пойдешь, да и Анне-Марии не объяснишь, не говоря уже о ее родителях. И вот, когда Сашок совсем уже было отчаялся, пожалуйте, новое явление на станции «Фолкстон-Сентрал». Тот же самый шутник, собственной персоной. «Опять игра какая-то, – думал в ужасе Сашок, – но, по крайней мере, портфели снова налицо, нарочно, гад, мне их демонстрирует… на приманку ловит».

А вслух сказал:

– Так это вы приходили к нам в мое отсутствие? Это вы – мистер Беник!

– Я, конечно, кто ж еще?

– И оба портфеля вы забрали!

– Ну не без того, не без того… Ладно, давай, в поезд-то садись, а то места нам не достанется.

И с этим словами Беник фактически запихнул Сашка в вагон. И сам уселся рядом с ним.

– Эх, удивляюсь я этим поездам английским, – оживленно продолжал Беник. – Ну мыслимо ли дело вот так вот ездить? Это в наше-то время… скажи?

Так как Сашок не нашел совершенно, что сказать в ответ на эту реплику, то Беник продолжал без устали говорить сам. Вдоволь посокрушавшись по поводу состояния британского железнодорожного транспорта, он плавно перешел на сельское хозяйство.

– Гляди, гляди, – говорил он, указывая на пасторальные пейзажи, мелькавшие за окном вагона, – сколько у них все-таки баранов везде пасется. Зачем им столько? Да им в жизни столько не съесть! И не остричь! Баран у них – культовое животное, скажи? Они от этого сами на них похожи делаются. Ну, вот видел, как они в электричке или в метро никогда в середину вагона не догадаются пройти, всегда толпятся у входа? Как бараны!

При этом он делано хохотал и толкал Сашка в бок.

Сашок хотел было объяснить клоуну про «Правило шести дюймов», но не стал в итоге этого делать. Что метать бисер перед известными животными? Толку все равно не будет, да и настроения нет совершенно.

Разве поймет он, что это такое, когда с самого детства прививают отвращение к близкому физическому контакту с другими людьми. Или каково это – считать высшей ценностью достоинство личности, индивидуальность и индивидуализм, а отсюда – и полная неприспособленность к жизни в толпе.

Он не поймет, думал Сашок, я ведь и сам не до конца все это понимаю… Так, угадываю. Например, что для такого человека, для такого англичанина – жуткая, тошнотворная необходимость протискиваться, проталкиваться в середину вагона. Толкаться и – о ужас! – прижиматься к другому существу. Для комфортабельного состояния тела и души необходимо соблюдение дистанции – как минимум тех самых шести дюймов, то есть пятнадцати с небольшим сантиметров.

Вот если спросить Беника, как надо пробираться к своему месту в партере, то он ответить не сможет, поскольку по театрам не ходит. А то бы он знал, что в России хорошим тоном считается продвигаться непременно повернувшись лицом к уже сидящим в вашем ряду. Не то в Англии – здесь, если вы хорошо воспитаны, то должны поступать ровно наоборот. Только спиной! Сначала мне это казалось какой-то дикостью. Но теперь я начал понимать англичан: для них неприлично, дико оказываться в столь интимном положении – лицом к лицу – с совершенно незнакомыми людьми.

Причем правило шести дюймов существует и в буквальном, и переносном смысле. Англичанину отвратительны любые формы фамильярности. И вот в этом, может быть, самое главное, самое глубинное различие между нашими ментальностями и образами жизни.

И отношение к очереди – кардинально разное. Для англичанина она – чудовищное насилие над личностью, но насилие, без которого в наши дни обойтись невозможно, сколь это ни прискорбно. А раз так, надо переносить его стоически. Надо продемонстрировать жесткость своей верхней губы. Значит, поведение в очереди – это очень важный тест на цивилизованность. Тест, который и русские, и другие варвары, типа французов и прочих итальянцев, с английской точки зрения, регулярно проваливают.

Вот что мог бы Сашок рассказать подозрительному господину Бенику, но решил, что толку все равно не будет. Нисколько это не будет этому жлобу интересно. У него другое на уме. Хотя, надо признать, обвел английское семейство вокруг пальца он довольно ловко. Продемонстрировав определенное понимание психологии.

Восемь дней назад, вернувшись со встречи на станции «Нью-Кросс» с Дынкиным и его подручным Лешей, он стал было корить родичей за то, что те за здорово живешь отдали портфель неизвестному Бенику. Родичи огорчились, но упрека не приняли. Тесть говорил: разве не сам Сашок виноват, что согласился играть в какую-то идиотскую игру с этим, как его, Веником? А потом не он ли сам повредил чужую собственность? А кто спутал место встречи?

«Ничего я не спутал», – начал было Сашок, но осекся: рассказывать о бандитах, их смутных, но страшных угрозах, ему не хотелось. («Все равно ведь не поверят, а если поверят, то так перепугаются, что придется «Скорую» вызывать», – с тоской думал он.)

А ведь каких-нибудь две недели назад жизнь казалась Сашку несколько пресной и однообразной. Через три года, семь месяцев и приблизительно восемнадцать дней они с Анной-Марией должны были бы, наконец, накопить денег на депозит для покупки собственного жилья. Правда, заветный день постоянно отодвигался. В теории они должны были откладывать по 250 фунтов в месяц, но на практике иногда не дотягивали и до 200. Да что там говорить, и по сотне иной раз не наскребали, а три месяца и вовсе пришлось пропустить, пока Сашок сидел без работы. Но уж теперь они твердо договорились с женой: по 175 каждый месяц вынь да положь, хоть кровь из носа. Аня-Маша даже детально расписала всю их жизнь на листе бумаги. Сашку на работе, помимо сандвича с напитком на обед, полагался еще один-единственный стаканчик чая из автомата. Но только один. Ну, и все в таком же духе.

Это была, конечно, довольно занудная жизнь. Даже в кино или театр Сашок с женой попадали только по милости родителей, которые изредка приглашали молодых с собой. Ну, и репертуар это был соответствующий – всякие старомодные мюзиклы, вроде «Мизераблей» (то есть «Отверженных» по роману Виктора Гюго), и благообразные семейные комедии. Тоска! Но ничего, ничего, подбадривал себя Сашок, вот вырвемся на просторы моргейджа, он же ипотека, купим себе собственную квартиру, а то и домик с садиком, заведем свои порядки. Правда, все его знакомые, уже совершившие волшебное превращение в домовладельцев, предупреждали, что ипотечный кредит на двадцать пять лет – это та еще петля на шее, та еще тюрьма для русского духа. Но нет, нет, они не понимают или забыли, что такое жить примаком в английской семье. Скорее бы на свободу!

Но теперь, благодаря вот этому фрукту, вот этому живому привету с родины, что сидит с ним рядом в поезде и несет всякую околесицу, все пошло насмарку. Сашку особенно больно было представить себе, как расстроится Анна-Мария. Он вспоминал, как трогательно она высовывала язычок от старания, расписывая режим накопления, как она тайком экономила на своем обеде, чтобы купить ему русскоязычную газету, или французский афтершейв, или еще что-нибудь. Хотя в то же время и обижалась на Сашка, если он выпивал незапланированную чашку кофе или угощал кого-нибудь из коллег. Обижалась, конечно, не по-русски, а по-английски, поджимая губки и становясь формально-вежливой.

– Слушай, Андреич, – прервал размышления Сашка мистер Беник, – не нравишься ты мне сегодня. Чего это ты раскис? Согласен, несправедливо получается: у меня два портфеля, а у тебя ни одного, только пакет этот позорный. Но если я верну тебе твой портфель, то сам останусь вот с этим, сломанным. Вишь, я его пока подклеил кое-как. Но если чинить по-хорошему, то меньше чем в сто фунтей не уложишься.

– Да как же так, новый он стоил шестьдесят, а за ремонт – сотня? – не сдержался Сашок.

– Согласен, дикость, но у них всегда здесь так, в этой Англии, ты разве не заметил?

– Да мне теперь все равно. Я, может быть, теперь 400 должен.

– Кому это?

– Да одному… Афрорусскому.

Лицо Беника вытянулось.

– Это не Дынкину, случаем?

– А, так вы с ним знакомы! – торжествующе воскликнул Сашок. – Я так и знал!

– Да то, что я с ним знаком, чего уж тут удивительного… А вот что ты с ним познакомился, это, брат, плоховато…

Беник вдруг преобразился. Всякое шутовство куда-то испарилось, и Сашок увидел перед собой очень озабоченного, серьезного, встревоженного человека.

Этот человек был погружен в глубокое размышление. А потом вскочил и, не прощаясь, двинулся в другой вагон, унося с собой оба портфеля. «Вот так да», – растерянно подумал Сашок. Но через несколько минут Беник вернулся и снова уселся рядом с ним на сиденье. Передумал, что ли?

– Александр, – сказал он очень серьезно, – слушай меня внимательно. Этот Дынкин – страшный человек. Не связывайся ты с ним, а то пропадешь. Отдай ему деньги, чтобы он только отстал.

– Да где же мне их взять?

– Возьми ссуду.

– Да не дают мне ссуд никаких. У меня кредитный рейтинг – того-с.

Беник снова глубоко задумался. Сидел, смотрел в окно некоторое время, шевелил губами. Наконец повернулся к Сашку, фамильярно хлопнул его по плечу. Сказал:

– Слушай, если уж пошла такая пьянка… давай я тебе, что ли, одолжу… сколько, говоришь, четыреста стерлиговых? Это меньше шестисот зеленых… да это вообще не деньги – ты скоро это сам поймешь…

– Спасибо, но, наверное, Дынкин еще и портфель потребует… Не знаю, какой из двух… Лучше бы отдать ему оба…

Это сообщение настолько поразило Беника, что он снова надолго замолчал, потом даже закрыл лицо руками.

– Зачем же оба? – наконец шепотом спросил он.

– Ну, он же не знает точно, в котором из них…

Беник удивился.

– В котором из них что?

– Ну, то, что вы там прячете…

– Кто прячет? Я?! – Беник вдруг расхохотался. – Ах, вот что ты удумал… Что там дурь какая-нибудь зашита, да?

– Ну, или деньги. Или еще что…

– Понял. Как в анекдоте про Вовочку, неправильно, но мне нравится направление ваших мыслей… Нет, Андреич, но дело для тебя, может быть, еще более стремное… Знаешь что? Давай я тебя из этой параши попробую вытащить… Я тебе сегодня сгожусь, а завтра ты – мне… По рукам?

– Ну, наверно, но я не знаю…

– Только давай договоримся железно: ты от этого Дынкина попробуй оторваться. Не соглашайся ни на что, чем бы он тебя ни манил. Обещаешь?

– Ну, наверно, да, обещаю, в общем…

– Побожись!

Сашок уже больше не удивлялся. Видно, было так принято в этой среде – чуть что, сразу призывать Всевышнего в свидетели.

– Ну, пожалуйста… Богом клянусь…

Беник отвернулся, засунул правую руку во внутренний карман, долго там шуровал и, наконец, извлек оттуда пачку пятидесятифунтовок.

– На, держи, здесь четыреста пятьдесят. На всякий случай, вдруг этот гад ползучий еще полста тебе насчитает.… И портфель забирай, вот этот, порванный. Отдай ему, гаду, пусть подавится.… За портфель с тебя еще пятьдесят. Будешь должен мне пять сотен. Под восемнадцать процентов годовых. Да ты не очкуй… Если что, найду тебе подработку. Вот тут перевод требуется.… У тебя с военной терминологией как?

«Военная терминология почему-то! Как странно. Зря я на военке халтурил», – подумал Сашок, но вслух пробормотал:

– Да я не специалист, но если подготовиться…

– Ну и ладушки… Да… И что-то меня еще просили такое… из области туризма… Ты же экскурсии водить можешь? По историческим пабам Кента, например, а? Не бэ, отработаешь…

– А что, если Дынкин второй портфель будет требовать? – спросил ошеломленный Сашок, нерешительно протягивая руку к деньгам.

– Пусть только попробует! – Беник решительно вложил банкноты в Сашкову ладонь и больно сжал его пальцы. – Пусть попробует, козел!

И в глазах Беника загорелся какой-то особый, прямо скажем, жутковатый огонь. «Наверное, это называется – инфернальный», – пронеслось в голове у Сашка в тот момент, когда он покорно прятал деньги в карман.

Глава 8

Снятый со счетчика

Черный «Лендровер» с затемненными стеклами, у выхода со станции «Хизер Грин», в среду, 13.15. Такое место и время встречи назначил Сашку Лещ. Надо думать, по поручению своего босса – чернокожего Дынкина. Сашок пришел поначалу в уныние: как же выбраться туда в рабочий день? Но потом – как головой в омут – пошел к своему суровому начальнику, мистеру Сингху, по кличке Синюха, нагло врать, что поражен острой зубной болью и нуждается в срочном визите к дантисту. Сашок, как известно, врать не умел (считая это свое свойство огромным недостатком), вот и на этот раз покраснел как рак, но так как он долго до этого прижимал к лицу платок и изо всех сил тер щеку, то вышло вроде бы незаметно. В смысле же преодоления моральных мук Сашок успокоил себя тем рассуждением, что встреча с Дынкиным и Ко может вполне приравниваться к походу к дантисту или даже к двум таким походам. Причем с удалением нерва, а также пары зубов мудрости каждый. И, может быть, во второй раз еще и с разрезанием десны в придачу. Кроме того, Сашок припомнил, что как-то прошлой весной он действительно мучился зубами, но отпроситься постеснялся. «Пойдет в зачет за тот раз», – подумал он.