Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Саркофаг - Саркофаг

ModernLib.Net / Андрей Посняков / Саркофаг - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 2)
Автор: Андрей Посняков
Жанр:
Серия: Саркофаг

 

 


Повернувшись, Рустам одобрительно зацокал языком:

– Вах, вах! Какой дэвушка! Нет, в самом деле, какая же ты красивая, Надька! И как тебе идет этот комбинезон. А ну-ка повернись, подойди к зеркалу… Ну! Королева! Вылитая королева. Джейн Фонда!

Надюха стояла у зеркала и – по всему видно было – сама себе очень нравилась. Вот потянулась, вот – повела плечом.

И как-то незаметно, будто само собой так случилось, комсорг вдруг оказался рядом с девушкой, неслышно подошел сзади, обнял… оп, руки его пролезли под комбинезон…

– Ой, Рустам, перестань… перестань сейчас же!

– Всего двадцать рублей в месяц, – жадно гладя девчонку по животу, шептал Рустам. – Десять… Какая ты красивая, Надя… Ну, не стесняйся же своего тела! А хочешь… я тебе эту джинсу подарю? Вот так, просто?

– Так просто? – Студентка неожиданно покраснела. – За кого ты меня принимаешь?

– За свободную современную девушку! – гулко сказал Рустам. – А не за какую-нибудь там клушу – «синий чулок»! Нет-нет, я тебя не неволю… Просто ты такая красивая, что… что очень хочется целовать все твое тело! А комбинезон этот… пусть он останется у тебя. Бери! Просто так. Бесплатно! Ну, ты только посмотри! Взгляни же… И – всего один поцелуй… нет, несколько…

Надюха все же сломалась. Вначале позволила поцеловать себя в губы… потом с ее правого плеча опустилась бретелька… а вот – и с левого… Вот полетел на пол лифчик, обнажив упругую грудь, которую ушлый комсорг принялся тут же целовать с алчностью и истинно животной страстью…

– Рустам… Рустам… вдруг кто-нибудь придет… вдруг кто-нибудь…

Девушка уже оказалась в койке, и Рустам принялся деловито стаскивать с нее комбинезон вместе с трусиками…

Ай-ай-ай, что делают? Так и до гербария не дойдет. Притворно покручинившись, Тихомиров легонько смахнул рукой стоявший на столе графин… и тот разбился вдребезги!

– Ай! – Надюха тут же натянула комбинезон обратно и испуганно сверкнула глазами: – Кто здесь?

За дверью – весьма кстати – вдруг послышались шаги и чьи-то веселые голоса.

– Ребятапришли, – тихо сказала Надя. – Сашка с Виталькой.

– Поди, за вином ходили, – поправляя галстук, ухмыльнулся комсорг.

Поправил, походил перед зеркалом, потом обернулся, посмотрел на девушку, плотоядно, словно древний ящер на какое-нибудь ходячее мясо. Улыбнулся, подмигнул даже:

– Ты комбинезончик-то носи…

И ушел, оставив дверь открытой.

– Хм, носи… – Надюха снова завертелась у зеркала – и так повернулась, и эдак, видать, сильно нравилась ей эта джинсуха, настолько нравилась, что девчонка, похоже, была готова на все.

Тихомиров даже сплюнул презрительно, но почти сразу, подумав, пожал плечами – в конце концов, почему он кого-то здесь осуждает? Он, захвативший те самые времена лишь краем детства? Восьмидесятые, семидесятые, шестидесятые между собой отличались, по сути, очень мало, а вот девяностые, на которые пришлась юность Максима, – совсем другой разговор, иная эпоха. И никогда ему и его поколению не понять этих людей, готовых за тряпки на… А на что, собственно? Собственно, почему он тут так все решил? И кто она ему, эта Надюха Курдюкова? Красивая обманка, морок, с которым и поговорить-то нельзя.

Да уж, семидесятые… Мать как-то рассказывала, как много тогда значили вещи. Во времена всеобщего дефицита понятие «купить» забывалось, все говорили – «достать». Через хороших знакомых («нужных людей») или, вот, у фарцов. А потом вовсю хвастаться – а вот он я какой! Не хухры-мухры – джинсы на мне! Да не какие-нибудь, а фирменные! Завидуй, серая толпа!

Джинсы, «стенки», гарнитуры… СССР был продан еще в семидесятые. Продан за тряпки. И до сих пор те же самые тряпочники скулят: «Ах, дерьмократы проклятые, нашу любимую Родину развалили». Так вы же и развалили! Сами. Что, не помните? Позабыли уже?

Вот и Рустам, комсорг, и Надька эта… Это их жизнь, и другой у них нет, как нет и другого менталитета. Чего ж тут осуждать-то? И вообще, нехорошее это дело – судить других.

Мда-а-а… Однако, где ж у этой девчонки гербарий?

А тут уже кто-то пришел – парни, девчонки:

– Ой, Надька, ты чего копаешься? Ребята новый диск принесли – «Шокинг Блю», ух потанцуем! Шиз-га-ра-а-а!

– А Том Джонс? – обиженно хлопнула глазами Надя. – А Хампердинк? Под что же медленные танцы будут?

– Э, не журись, дивчина! Найдутся и Хампердинк, и Том Джонс! Пошли давай. Лай-лай-лай… Дилайла-а-а-а…

– Ну вот, – усмехнулся им вслед Тихомиров. – Нет, чтоб петь: «И Ленин такой молодой, и юный Октябрь впереди!» Так они – Том Джонс, Хампердинк, «Шокинг Блю».

Песню про Ленина Макс знал с детства – ее всегда пел отец с друзьями, после баньки, под водочку…

– Та-ак… – Макс случайно глянул в зеркало и поежился – он, как вампир, в зеркале не отражался. – Ну-ну… значит, говоришь, под матрасом?

Пошарив по койкам, он довольно быстро обнаружил серенькую папку с засушенными растениями, про которую Надька Курдюкова, конечно, и думать забыла. Молодой человек усмехнулся, пролистнул быстренько: ромашка, какой-то чахлый василек, колокольчик… ага! Вот он, цветик-семицветик!

Глава 3

ЛЮДИ МОРКОВНЫХ ПОЛЕЙ

Жить без борьбы и влечений

Разве не хуже мучений?

Поль Верлен.Песня без слов

А цветок-то оказался тот, да не тот! Мертвый, не переливающийся всеми цветами радуги – густофиолетовым, темно-синим, небесно-голубым, красным, желтым и всеми прочими, – о нет, серый, серый, серый – это был сейчас единственный его колер, бесполезный, беспросветно угасший. Ну конечно, засушенный, гербарий – он гербарий и есть.

Никуда Макс не провалился, ни в какой туман, кокон.

Вот черт! До чего ж обидно вытянуть пустышку! Тем более в такой вот поганой ситуации…

А может, и не такой уж поганой?

Цветочек-то, цветик-семицветик, не просто так был к кальке пришпилен, а подписан аккуратным девичьим почерком: неопознанное по каталогам растение, произрастало в овраге на седьмом километре, близ старой весовой.

Вот оно! Старая весовая… ну да, ну да – полуразвалившийся сарай у края морковного поля.

Ну Надюха, ну молодец!


Довольно усмехнувшись, молодой человек вышел на улицу и бодро зашагал к шоссе. Кругом стояла тишина, темень, лишь на шоссе через один тускло горели фонари да наполовину скрывшийся за темными облаками месяц окрашивал дрожащим серебром поля, кусты и деревья. Вдалеке загадочно мерцал разреженным желтовато-оранжевым светом город-герой Ленинград, а вверху, в небе, вспыхивали сигнальные огни взлетающих и идущих на посадку лайнеров. Вот снова раздался самолетный гул… опять – ненадолго – тишина… снова гул… Да уж, местным жителям не позавидуешь, хотя они, наверное, привыкли уже.

А вот шоссе казалось пустынным – редко-редко проезжали грузовики, фургон ГАЗ-52, 130-ый ЗИЛ, какой-то ночной автобус, фура… Что-то больно уж огромная, неужто в середине семидесятых в СССР такие уже были? И перла – прямо на Максима, тот как раз шел по обочине… Да-да, именно на него и перла, ослепляя бешеным светом фар!

Ввухх!!!

Макс едва успел отпрыгнуть в канаву, едва не подвернул ногу, испачкался в грязи… и запоздало засмеялся. Ну чего он скачет, как заяц-то? Ведь эта фура, какая бы большая она ни была, да и любая другая машина просто-напросто не причинила бы молодому человеку никакого вреда – проскочила бы насквозь. Ведь он, Максим Андреевич Тихомиров, в этом времени – лишь призрачный фантом, морок. А водитель наверняка и не заметил его, не мог заметить… А вот грязь – облепила, мда… Холодная такая, брр…

Посмеиваясь над собой, молодой человек выбрался из канавы на шоссе, поискал глазами ближайший километровый столб. Жаль, не было с собой ни фонарика, ни зажигалки, ни спичек – бросил когда-то курить, а вот теперь выходит – поторопился. С зажигалкой было бы проще. А так приходилось к самому столбику подходить, всматриваться… Тот, слева, шестой… Значит, справа, впереди… Черт! Фура!

И чего она там стоит, интересно? Как раз на седьмом километре. Впрочем, ну, стоит и стоит – что с того? Водила отлить захотел, или сон сморил, вот и решил чуть-чуть покемарить. Передернув плечами – все-таки зябко, – молодой человек пошел по обочине прямо к стоявшей в полусотне метров фуре. Как раз где-то там, по всем прикидкам, и должен быть седьмой километр, где… где должны произрастать цветики-семицветики. Если, конечно, студентка Надя правильно все в своих записях указала.

По кустам – рядом с фургоном – шарились тусклые лучи фонариков, похоже, водитель с напарником что-то искали. Обронили чего? Или…

Габаритные огни застывшего на обочине автопоезда мерцали, словно глаза вампиров. Внизу, у запаски, белел подсвеченный специальной лампочкой номер: «12–34 78 рус».

Вполне обычный номер… Обычный?!!

Здесь? В середине семи…

Вырвавшийся из темноты луч фонаря вдруг махнул по глазам. Мазнул по самой фуре, на миг выхватив из темноты намалеванную на бортах рекламу фруктовых соков «7Я».

– Вот он! – радостно заорал кто-то. – Стреляй, Геша, стреляй!

Не успев ничего понять, Максим нырнул в спасительную темноту, в кювет… а ночную тишь тотчас же разорвала гулкая автоматная очередь! И пули просвистели прямо над головой беглеца… Да, да, Макс опять стал беглецом, норовя поскорее убраться отсюда куда-нибудь подальше, потому что понял, откуда появился фургон и что это за люди.

Ну конечно же, явились из будущего, из желто-туманной мглы, явились… Черт знает пока зачем, но, безусловно, просто так не стреляли бы. Стреляли…

– Лови его! Догоняй! Слева заходи, слева!

А ведь они меня прекрасно видели! – стараясь не упасть, на бегу рассуждал Максим. Мало того, специально решили сбить, а когда увидели, что не вышло, – взялись за автоматы. Да-а-а… Честно сказать – плоховато дело. Скоро, как ни крути, рассветет… Впрочем, не так уж и скоро – чай, не белые ночи стоят, так что часов пять-шесть в запасе точно имеется. А преследователи, как видно, ехали по какой-то своей надобности, и эта ночная встреча для них случайна…

Ба-бах! Ба-бах! Ба-ба-бах!

Черт! Не отстают, сволочи…

Значит, лучше будет где-то укрыться, только не бежать на открытое поле, там подстрелят, а здесь… вот прямо здесь, в этих кустах, и затаиться. Ага!

Беглец залег в кустах и, переводя дух, напряженно прислушался. Хотя чего там слушать-то? Погоню и так было хорошо видно – вон, метрах в двадцати мелькали фонарики. Интересно, эти парни до утра бегать собрались? Если до утра, то… Однако и в этом случае шансы уйти велики, недаром говорят, что у беглеца сто дорог, а у погони – одна.

– Слышь, Ген, а он ушел, похоже.

– Или – подстрелили.

– Или подстрелили. Так что, до утра тут бегать будем? А не пора ли нам пора?

– А пожалуй… Никому сообщать не будем – черт с ним.

– Вот и я говорю. – Второй явно обрадовался. – Какой-нибудь морковный раб. Случайно здесь оказался…

– И очень скоро сдохнет! – громко высморкавшись, захохотал Геша. – Ни жратвы, ни питья для него здесь нет!

– Слышь, Ген! Представляю его рожу, когда он захочет водички попить… Или встретит кого-нибудь! А его-то и не видят, и не слышат! Все – нет его. Зря только гонялись да патроны извели.

– Ничо! Зато сон прогнали! Все, поехали, нефиг тут…

Голоса удалились. Слышно было, как заурчал двигатель – фура отъехала и, набирая скорость, скрылась в ночи. Шум двигателя оборвался резко, а вокруг вдруг будто бы потемнело… и стало тепло. Ну да, тепло – побегай-ка под автоматами, еще не так жарко станет.

Выждав еще немного, Максим выбрался из своего укрытия и вдруг рассмеялся – сам над собой. Как же он собирался цветочки-то искать, в темноте?

Цветики-семицветики, правда, светились, но так, едва-едва, издали да в траве и не заметишь, ежели не присматриваться.

Выйдя на шоссе, молодой человек сразу же уткнулся в километровый столб – ну точно, седьмой километр, вот он! И где тут цветочки?

Подождать, пока рассветет? Уже не так долго осталось. Или все же походить, посмотреть… Черт, тучи, что ли, нашли – ни месяца не видать, ни звезд. И потеплело, явно потеплело – прямо, можно сказать, на глазах.

Немного полазав по кустам, Макс еще пошарил в траве и, осознав всю бесполезность затеи – была бы луна, другое дело! – махнул рукой. Ладно, утро не за горами… И вообще-то в оставшееся время хорошо бы где-нибудь отдохнуть, покемарить. Хоть вот прямо здесь – трава вроде сухая… Нет, все же – холодновато! Вернуться в бараки, заночевать там? А смысл? Покуда туда дойдешь, покуда обратно… А вон уже и светать начинает! Только белесо все, туман – да как бы и не дождь. А впрочем, дождь так дождь – цветочки бы отыскать, вот о чем думать надобно!

Беглец снова выбрался на шоссе, уточняя сектор будущих поисков. Если от знака мысленно провести линию – туда, чуть левее… а затем…

Позади, за спиной, вдруг послышался стук копыт!

Макс машинально оглянулся – прямо посередине дороги, не торопясь, ехали двое всадников – их темные силуэты уже можно было разглядеть, светало, даже придорожные фонари уже не горели – выключились.

Всадники…

Молодой человек пожал плечами – ну, едут себе и едут, кому какое дело? Верно, местные, из какой-нибудь деревенской конюшни…

Максим отвернулся… и в этот момент услышал громкий и злобный лай!

Ага, у всадников еще и собака… Ишь разлаялась! Неужто что-то почуяла? Его, Макса? Ну нет, не может быть, верно, на какого-нибудь зайца разлаялась.

– Эй, парень! А ну повернись!

Беглец не сразу понял, что это кричали ему. А когда понял, что-то предпринимать было поздно: всадники уже маячили совсем рядом… и собака рвалась с ремня, огромная такая овчарища.

– Тихо, Сэм, тихо! – один из всадников, бородач лет сорока в желтовато-коричневом камуфляже, прикрикнул на пса и, поправив висевшее на груди ружье, грозно взглянул на Макса: – А ну-ка, подними руки! Давай-давай, да не вздумай бежать, если я и промахнусь, так собачка живо догонит, и тогда уж, не обессудь, порвет в клочья. Верно, Сэм?

Овчарка утробно и зло зарычала.

А ведь действительно – разорвет, такой только «фасни». Мерзкая псина! Однако…

Макс уже сообразил, откуда взялись эти люди. Достаточно было взглянуть на быстро светлеющее небо, затянутое желтоватой туманной дымкой. Такой омерзительной и зловеще-знакомой. Кокон!!! Тут и думать нечего – кокон! Оказывается, он и здесь, под Питером, да и наверняка в самом городе… по всей стране…

А тогда, спрашивается, каким же образом…

– Руки подними, говорю! Лешик, обыщи!

Собака снова зарычала, рванулась с длинного поводка. Второй – молодой, коротко стриженный парень, тоже в камуфляже, только иной расцветки, серовато-синем, – быстро спрыгнул с седла, привычным движением охлопал, обыскал…

Черт… зря пистолет-то не сохранил… Впрочем, на что он – без патронов?

– Ничего нет, дядя Ваня.

Ишь ты – дядя Ваня! Какой-то прямо чеховский персонаж.

– Что, и документов при нем никаких?

– Не-а.

– Ну и ладно. – Бородатый неожиданно ухмыльнулся. – Я так и подумал, что наш клиент. Небось жрать хочешь, паря?

– Хочу, – покосившись на собачищу, согласно кивнул беглец, на ходу придумывая себе правдоподобную биографию.

– Накормим, – пообещал дядя Ваня. – Лeшик, руки ему свяжи… Уж ты, паря, не обессудь – у нас порядок такой.

– Порядок так порядок. – Молодой человек послушно подставил руки – а попробуй тут дернись. Этакая здоровенная псина! Да еще ружье…

– Теперь за нами иди, да не боись, бежать не придется – поедем медленно.

Надо сказать, бородач не обманул – ехали они с напарником медленно, даже расслабленно. Похоже, торопиться им сейчас было некуда или даже, наоборот, требовалось немножко потянуть время. До конца смены? Очень может быть, если они тут охранники… а кто же еще-то?

– Люди добрые… вы куда меня ведете-то?

– Сам увидишь. – Охранники переглянулись и расхохотались. – А вообще-то – тебе понравится. Уж куда лучше, чем в городе с голоду подыхать. Ты ведь за жратвой сюда явился, как все? Морковочки натырить, картошки, свеклы, капусты… Мешок-то твой где? Поди, потерял?

– Так у меня не мешок – тележка, – быстро соображал пленник. – Оставил на обочине, сейчас гляжу – нету! Верно, украли.

– Хэ – украли! – снова захохотал «дядя Ваня». – Прощелкал – так и скажи. Как любит говорить наш председатель, вор у вора дубинку украл – это поговорка такая… или пословица.

Председатель? Хм… интересно…

– Тебя как звать-то?

– Максим.

– Вот, Максим, считай, повезло тебе. Парень ты, я смотрю, крепкий, выносливый… будешь хорошо работать – всегда будешь и сыт. Тут у нас не как в городе, где уж, поди, всех крыс переели. Тут у нас колхоз, понимать надо! Да, колхоз, – чуть помолчав, снова повторил бородатый. – Ты, поди, и не слыхал такого слова. Кем до тумана-то был?

– Да в фирме одной, в офисе…

– Понятно, я так и понял, что из конторских. – Дядя Ваня гулко расхохотался и придержал рванувшегося было к кустам пса. – Цыть, Сэм. Фу! Кому говорю… А жил где?

– Комнату снимал в Рыбацком.

– А-а-а… так сам что, не питерский?

– Остался после института. А родители на Урале.

– Хм, на Урале… там сейчас, верно, получше. Однако не факт – заводы стоят, народишко дичает.

Как везде… Ну, вот и приехали! – Бородач кивнул вперед, на показавшийся за деревьями ангар с блестящей полукруглой крышей – наверняка бывшая овощебаза или что-то вроде.

Из распахнутых настежь ворот ангара под присмотром дюжих хлопцев выходили какие-то оборванцы, послушно строясь в колонны, точнее сказать, в небольшие отрядики человек по двадцать. Таких отрядиков Максим насчитал три… и еще один – четвертый – как раз формировался чуть в стороне от прочих.

– Плотники, – спешиваясь, зачем-то пояснил дядя Ваня. – Попадешь туда – заживешь… Ну что, Максим, идем…

Пленник пожал плечами, насколько это возможно было сделать со связанными за спиной руками, и следом за своими сопровождающими вошел в ангар.

Внутри через все строение тянулся длинный коридор, по обеим сторонам которого располагались отгороженные клетушки и дощатые стеллажи с уже собранными и приготовленными для хранения овощами. У самого входа стоял обычный конторский стол, за которым в окружении каких-то бумажных папок и скоросшивателей сидел обычного вида мужичок лет пятидесяти в очках, сером добротном костюме, при голубой рубашке без галстука, лысеющий, с вислым носом и круглым, немного обрюзгшим лицом. Выражение лица, наверное, можно было бы назвать и вполне добродушным, если бы не холодно-серые, глубоко посаженные глаза – колючие, недобрые, прямо-таки пронизывающие подозрением и недоверием.

– Вот, Николай Николаевич, еще одного привели, – подойдя ближе, бодро отрапортовал дядя Ваня.

Оторвавшись от бумаги, на которой что-то записывал гелевой ручкой, Николай Николаевич поправил очки и, посмотрев на Макса, спросил этаким насмешливо-жалостливым тоном:

– Ну, кто таков будешь, мил человек?

Максим коротко повторил все то, что уже сообщил о себе пленившим его охранникам.

– А вы ступайте, ребята. – Махнув последним рукой, Николай Николаевич недоверчиво усмехнулся: – Значит, говоришь, до тумана в конторе штаны просиживал?

– Я работал!

– Работа – это у нас, мил человек. А что за работа – увидишь. Ты ведь воровать к нам пришел?

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

  • Страницы:
    1, 2