Визит к Кристодемусу состоялся утром, и Сергей, вернувшись в Летний дворец, оставшееся до обеда время посвятил обдумыванию связанных с нефтью вопросов. Пока их было только два, причем родственных – зажигательные снаряды и огнеметы. Надо же, Петр Первый, оказывается, их почти сделал, ему не хватило совсем немного! Ну а сейчас времени будет достаточно. Но зря тратить его все равно не следует, ибо первые пять копий «Спрея» уже заложены на Адмиралтейской верфи. Поначалу они будут плавать по Маркизовой луже, где им ничего не угрожает. Но уже в Балтийском море могут найтись желающие напасть на совершенно беззащитные с виду суденышки, а уж в океане – тем более. И, значит, надо сделать так, чтобы их беззащитность была только кажущейся.

Трудность тут в том, что никакую пушку, способную нанести вред даже не очень большому кораблю, туда не поставишь – при первом же выстреле разломает корпус отдачей. Новицкий уже начал было размышлять о безоткатных орудиях, но сейчас сообразил, что можно обойтись и более простыми устройствами. В конце концов, огнемет – это не очень сложно, а его струя хлестанет метров как минимум на сто. Да, разумеется, корабельная артиллерия бьет дальше. Но какой смысл топить встреченную в океане яхточку? Ведь порох – он стоит немалых денег. Нет, ее попытаются захватить. А когда подойдут поближе, она и плюнет огненной струей. Корабли-то сейчас деревянные и даже ничем для уменьшения горючести не пропитанные, так что одного выстрела хватит любому, вплоть до фрегата первого класса.

То, что пытались сделать Петр Первый и Корчмин, должно было работать от ручного насоса, однако Новицкий знал, что пиропатрон куда удобнее и мощнее. А сделать его можно на обычном черном порохе, только с измененными пропорциями, чтобы горел помедленнее. Если удастся добиться дальности струи в сто метров, что вроде вполне реально, то получится вполне приличное оружие ближнего боя. Ну а для стрельбы вдаль придется изобрести что-то вроде противотанкового ружья. Или, точнее, крепостного, сейчас они даже состоят на вооружении русской армии. Но, разумеется, сделать его нарезным и казнозарядным, а пули – зажигательными. Правда, они получатся мелковаты…

Однако Новицкий знал, что недостаток качества в большинстве случаев можно компенсировать увеличением количества. В данном случае – выстрелить много раз подряд, тогда хоть одна пуля, да устроит пожар. То есть это ружье должно быть еще и многозарядным.

Император был в курсе, что нечто подобное, только с гладким стволом, тринадцать лет назад изобрел и запатентовал англичанин Джеймс Пакл. В общем-то его детище даже стреляло, но на вооружение принято не было сразу по двум причинам.

Первая состояла в его недостаточном техническом совершенстве, из-за чего осечки происходили примерно через каждые десять выстрелов, а при повышенной влажности воздуха – и чаще. «Все правильно, – прикинул Новицкий, – ведь у этой дуры был обычный кремневый замок, на полку которого перед каждым выстрелом приходилось подсыпать порох. Но в России скоро появятся капсюли своего производства, так что это узкое место исчезает. И вообще, ее император видел уж всяко побольше конструкций револьверов, чем тот Пакл, да и Нартов тоже не лыком шит, так что с техническим совершенством у нас наверняка получится лучше, чем у англичан.

Правда, со второй причиной сделать скорее всего ничего не удастся, а ведь ходу тому ружью не дали в основном из-за нее. Называлась она очень просто – цена. В условиях начала восемнадцатого века барабанное ружье стоило примерно как сто обычных, и вряд ли даже Нартову удастся заметно изменить это соотношение. Так ведь ничего страшного, их нужно-то будет всего десятка два!»

Переливчато дзинькнул звонок, что означало – обед готов. Сергей перекинул пару тумблеров на стене, дернул за шнурок, и дежурный камердинер услышал сигнал «через десять минут можно». Император же взял большую тетрадь и записал туда краткие итоги своих размышлений. Запись гласила, что до возвращения в Москву ему надо как минимум нарисовать эскизы огнемета и револьверного крепостного ружья. А над зажигательными пулями пусть пока думает Ломоносов, авось у него что-нибудь да получится.

Однако все эти пули, огнеметы, яхты и ревизии деятельности Сената, коими царь занимался в процессе второго путешествия в северную столицу, по большому счету были всего лишь текучкой. Да, иногда довольно важной, в отдельных случаях совершенно необходимой, но все же…

В общем-то Сергей с самого начала подозревал, что у императора, если он, конечно, действительно император, а не хрен собачий, должна быть какая-то высокая стратегическая цель. Да, должна-то она должна, но где же ее взять? Пока Новицкий не мог придумать ничего, кроме весьма расплывчатого понятия о народном благоденствии. Как там было в одной книге, читанной в будущем? Кажется, так: «Счастья всем, даром, и пусть никто не уйдет…»

Каким именно «не уйдет», Новицкий точно вспомнить не смог, но ему казалось, что здесь наиболее подходящим словом будет «не посланным». Это ж какое может быть счастье на халяву, да еще и всем без разбора? Нет уж, желающим подобного надо сразу, коротко и энергично указать маршрут их дальнейшего следования. Вот только к разгадке смысла понятия «всеобщее счастье» это, к сожалению, не приблизит.

Поэтому молодой царь решил для начала сузить исследуемую проблему и свести ее к двум вопросам:

Правда ли, что чем сильнее государство, тем быстрее оно развивается?

Есть ли связь между благосостоянием основной массы народа и силой государства, а если есть, то какая именно?

Так вот, во время путешествия из Москвы и пребывания в Петербурге Сергей решил для начала попытаться набрать материалов для ответа на второй вопрос. Кое-что уже появилось, но оно было каким-то странным. То есть связь однозначно прослеживалась – любое изменение силы государства обязательно приводило к изменениям в материальном положении крестьян. Но, что удивительно, в любую сторону! Этого Новицкий пока не понимал, в силу чего, уезжая в Питер, озадачил бабку сбором сведений по обозначенной теме, а сейчас собирался нагрузить тем же самым коменданта Летнего дворца.

Что интересно, у Нулина оказалось свое мнение по данному вопросу, причем достаточно логичное.

– По разумению мужиков, – объяснил он, – власть должна быть не сильной и не слабой, а средней. Ибо если она слабая, то мужика тиранят все подряд, от своих старост до проезжих бар с купцами. А коли сильная, она этим волю не дает, но зато сама дерет с крестьянина три шкуры.

– А у меня какая, как думаешь? – поинтересовался император.

Сноски

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.