4. Общение – это лечение

За пять месяцев до убийства. Начало июля

Главный врач Илья Ильич Дружнов руководил клиникой больше десяти лет. Энергичный и деятельный, он успевал лечить и оперировать, так как был травматологом, администрировать и проводить конференции, отыскивать самую передовую технику и переманивать к себе лучших специалистов. И на все это ему хватало от десяти до шестнадцати часов в сутки. Но самым главным достижением Ильи Ильича было то, что в клинике он собрал по «жемчужинке» команду профессионалов. Он не просто знал в лицо каждого доктора, медсестру и санитарку, но и кто из них чего стоит, чем дышит и от чего испытывает затруднения.

Вот психотерапевт Лученко – специалист экстра-класса, он и сам пользовался ее услугами: от него тоже приходили знакомые и нужные люди и никогда не уходили недовольными. А зарплата у нее не выше, чем у обычного рядового специалиста… Поэтому, когда на горизонте маячил какой-нибудь ВИП-клиент, он за Лученко радовался.

Сегодня после обычного обхода у него были приемные часы. Он успел принять нескольких человек, потом ему позвонили, и оставшиеся в очереди двое ждали целых сорок минут. Затем Дружнов вышел, в задумчивости поглаживая свою лысину, окруженную седыми волосами, перенаправил ожидающих к своей заместительнице и спустился на этаж ниже, в гипнотарий.

– Доброе утро, Вера Алексеевна, – добродушно проворковал он. – Народу у вас сегодня нет, вот, решил заглянуть…

– Здравствуйте, Илья Ильич! – улыбнулась Вера, раздумывая, отчего это ее начальник пребывает в таком благодушии.

Он неторопливо осмотрелся, вновь прикоснулся к лысине, присел на кушетку, вздохнул.

– Представьте себе, прочел данные нашего благословенного Минздрава и нахожусь под сильнейшим впечатлением. Оказывается… Кто бы мог подумать? Согласно официальной статистике, количество психически больных в Украине намного уменьшилось!

– Ну да? – усмехнулась Вера. – Бред.

– Вот видите, дорогая моя, даже для вас бред. А для меня, грешного травматолога? Только за время моего десятилетнего руководства количество ваших пациентов увеличилось примерно в четырнадцать раз. И при этом мы не профильное заведение, у нас лишь кабинет психотерапии и один-единственный доктор.

– Ага! То-то я думаю: и чего это так устаю? Но вы же заглянули ко мне не цифрами ошеломлять, Илья Ильич, так ведь?

Он замялся.

– Нужна помощь кому-то из знакомых? Кого смотреть? Да что вы как неродной, говорите уже. В чем проблема? Посмотрим, полечим.

Он захихикал и потер ручки.

– И да, и нет. Вы, как обычно, чуете все правильно, помощь нужна, но для вас это будет выгодно.

Вера лукаво посмотрела ему в глаза.

– Так ведь и для вас.

– Ну, что сказать! – Дружнов развел руками. – Волшебница и телепат. В общем, просили за одну болящую, и из высоких источников.

– Из Минздрава?

– Подымайте выше.

– Из мэрии?

– Еще выше.

– Да ну вас, там уже дышать нечем. Неужто кто-то из родственников президента?

Дружнов вздрогнул и отрицательно покачал головой.

– Еще выше, – сказал он, хитренько улыбаясь и прикрывая глазки, как большой сытый кот.

– Выше только Господь Бог! Неужели пациентка от него?

– Вот вы смеетесь, уважаемая коллега, а когда я вам расскажу, кто просил за больную, вы сами проникнетесь. Но вначале…

– Знаю, чай. Ваш любимый, крепкий и без сахара.

Пока закипал чайник, пока Вера расставляла на тумбочке чашки и наливала, главврач упрямо молчал, но при этом продолжал хитро улыбаться. Затем взял в большие ладони белую чашку, заговорщически подмигнул и рассказал. Этот звонок показался ему странным, причем застал его во время других занятий, и поэтому он долго не мог понять, чего от него хотят. Но слушал, так как звонивший сослался на коллегу Дружнова и его близкого друга, одного пожилого врача, преподавателя в медицинской академии. Оказывается, человек звонил из Америки! У него здесь племянница, он регулярно с ней общается по телефону. Она давно казалась ему психически нездоровой, но вы же понимаете, такое сразу не осознаешь, однако она все больше заговаривалась, и проблема обеспокоила его по-настоящему. Сам он сейчас в Киев прилететь не может, поэтому начал искать специалиста по цепочке связей – ну там, бывшие однокурсники, кто остался тут, знакомые, коллеги и прочие. Ему требовался наилучший психиатр…

– Назвали вас, Вера Алексеевна, и мою клинику.

– Но…

– Знаю, вы как единственный дипломированный психиатр на всю клинику, хотя и работаете психотерапевтом, завалены работой. Но это все равно сделать необходимо, уверяю.

Вера пожала плечами.

– Он кто? Миллионер, голливудский артист, рок-звезда? Ясно, что непростой человек. Чему вы так радуетесь?

– Это Осокоров, Марк Игоревич.

Молчание. Вера смотрела спокойно, эффекта не последовало.

– Вы не знаете, кто такой Осокоров?

– Нет, не знаю. А надо знать? – спросила Лученко. – Владелец заводов, газет, пароходов?

– Вы шутите? Это же один из самых богатых людей мира! И, что важнее, известных своим меценатством. А его предки – выходцы из Украины. Вы же культурная женщина, как же вы можете не знать такого человека?

– Подождите, Осокоров… Был такой психиатр до революции. Написал много трудов по психиатрии, преподавал в нашем университете Святого Владимира. А работал в университетской клинике.

– Вы не безнадежны.

– Спасибо! – Лученко со смехом поклонилась.

– Тот психиатр был дедушкой этого Осокорова. А папа его – знаменитый создатель самолетов и вертолетов, тех самых, на которых летает авиация почти всех стран.

– Не читайте мне лекций, я вас прошу. Особенно про вертолеты. Мой муж пару раз пытался объяснить мне, почему у вертолета не один, а два винта, – бесполезно.

Дружнов запнулся и заморгал.

– Как это… То есть вы не понимаете, почему у вертолета два… Но это же элементарно, свет Лексевна! Я сейчас вам все объясню.

– Ой, нет! Боже упаси! – Она отодвинулась. – Кроме мужа, еще несколько человек со мной на вертолетную тему бились, бились, да только сами разбились. Давайте лучше поближе к медицине.

Илья Ильич выглядел как будто даже обиженным.

– Вы непостижимая женщина. Иметь такую светлую голову и при этом быть совершенно технически…

– Невеждой, признаю. Да, у меня техническая слепота, и что? Мне это почти не мешает жить. Почему вас, Илья Ильич, это так возбуждает? – Женщина иронически взглянула на своего начальника.

– Да черт с ней, с техникой. Давайте о главном.

– Я внимательно слушаю.

Дружнов был уверен, что такой специалист, как Лученко, непременно поставит на ноги вообще кого угодно. А за это клинике будет предоставлено все, чего он захочет, – скажем, американская или немецкая медицинская аппаратура, больше ему, главврачу, ничего не нужно. Вера же Алексеевна получит солидный гонорар совершенно приватным образом, а впрочем, можно его провести по бухгалтерии как консультацию, но придется заплатить налоги.

– Провести и заплатить, – сказала Вера, думая о чем-то своем. – Я люблю чистые деньги и чистую совесть. Но… Я не люблю ходить на дом к ВИП-персонам со всеми их капризами.

– Нет-нет, ничего подобного. Она сама придет, вот, я записал ее данные.

– И потом, вы слишком на меня полагаетесь. Есть очень много таких психических заболеваний, которые не поддаются…

– Вы справитесь! – Он решил сменить скользкую тему. – А забавно знаете что? Пока я шел к вам, мне два раза звонили, причем, что странно, из Министерства культуры. Мой друг неосторожно поделился информацией с кем-то, и Осокоров страшно заинтересовал высокие чины Минкульта. Он что-то такое фестивальное устраивает…

Вера вздохнула.

– Меня интересует пациентка… – Она взглянула на листок. – Милена Леонидовна. А все остальное к делу не относится.

Прошло несколько дней, Вера почти забыла этот разговор, когда однажды вместе с очередной пациенткой к ней в кабинет заглянула Тамара, секретарь главврача.

– Верочка, на секунду…

Пациентка, высокая худая женщина лет шестидесяти, медленно опустилась на стул и замерла. Лученко отошла в сторону.

– Ну, в чем дело? Твоя, что ли?

– Боже упаси! – испуганным шепотом ответила Тамара. – Это Илья велел доставить ее к тебе. Будто у меня других дел нет! Ужас! Она не хотела ехать, упрямая, как осел, сидит и тупо смотрит перед собой. Зачем Дружнову позарез надо было, чтобы я ее притащила, – не знаю, сама выясняй. Пришлось хитрить, такси вызывать.

Вера уже все поняла. Она кивнула Тамаре на дверь и занялась пациенткой.

– Милена Леонидовна Осокорова? – спросила Лученко, открывая журнал.

Та кивнула. Лицо застывшее, но в глазах тревога пополам с тоской.

– Я вам помогу, – как можно мягче произнесла Вера, уже видя, в чем дело. – Не сомневайтесь, вам скоро станет легче. А пока расскажите мне о своем самочувствии.

– Мне не хочется кушать, – сказала Осокорова еле слышно. – Совсем нет аппетита. По-моему, я не ем уже несколько недель. Даже перестала готовить… А еще у меня нет стула. Никогда. Я совсем не хожу в туалет…

Она выглядела изможденной древней старухой. Каждая морщина на ее лице выражала тоску о неправильно прожитой жизни. В этот теплый летний день она куталась в темную кофту с видавшим виды желтоватым от времени воротником и кружевным галстучком, похожим на индюшачий зоб. На ногах закрытые осенние туфли, грязно-серые седые волосы подстрижены неаккуратно. К тому же этот удушливый запах нафталина… Голодает? Вера могла поспорить на свою месячную докторскую зарплату, со всеми дежурствами и переработками, что холодильник Милены Леонидовны ломится от запасов еды, причем половина уже сгнила. Страдающие маниакально-депрессивным психозом неадекватно воспринимают реальность.

– Так, понятно. А как спите?

Женщина чуть оживилась.

– Знаете, совсем не сплю. Лежу, перед глазами что-то мелькает… Потом вскакиваю. Так и ночь проходит. Ужасно устала. Просто жить не хочется.

– Что-нибудь болит? Грудь, ноги, руки? Неприятные ощущения в теле?

Она долго думала.

– Нет… Только устала. Ничего не хочется и тревожно, даже страшно. Вы дадите мне снотворное? Только сильное, чтобы сразу уснуть. Я очень измучилась… – По ее щеке скатилась крохотная слезинка.

«Еще не все так плохо, – подумала Вера. – Но дело серьезное».

Маниакально-депрессивный психоз, хрестоматийные симптомы, видно с первого взгляда. Правда, нынче так говорить неполиткорректно, а рекомендовано – «биполярное аффективное расстройство». Даже великие люди им страдали, что уж говорить о простых смертных. У Милены Леонидовны классическая депрессивная фаза: настроение, пониженное до безысходности и без всякой причины, тоска, замедленные движения и мысли, чувство вины перед всеми, желание уснуть, а лучше умереть. Такое состояние довольно опасно и чревато суицидом, и лишь вот эта глобальная заторможенность иногда удерживает пациентов от решительного причинения себе вреда. Ну и соматика, конечно, та самая: запоры, потеря сна и аппетита, резкое снижение веса… Хорошо, что у нее не вегетативная депрессия, когда человек мучается хроническими и не поддающимися лекарствам болями.

– С вами живет кто-нибудь? – спросила Лученко. – Ухаживает за вами?

– Нет… Я одна… А, еще раз в неделю домработница приходит. – Она хотела приподняться. – Я пойду, наверное?..

– Сидите, сидите. Я даю вам направление в наш стационар. Там неплохо, трехразовое питание, очень заботливые сестры…

Взгляд Милены сделался чуть осмысленнее.

– А, это хорошо…

«Особенно хорошо потому, что сейчас помочь может только медикаментозное лечение, – подумала Вера. – А дальше посмотрим».

Лученко понимала, что в одиночку женщина с болезнью никогда не справится. А приходящая домработница не поможет решить проблему с таким заболеванием. Тут требовался круглосуточный уход и контроль. Контролировать же пожилую даму следовало очень тщательно, потому что мало ли – заторможенность заторможенностью, но направленность в сторону суицида надо отслеживать.

В клинике не было отделения для больных психоневрологического профиля, но для редких больных, требовавших лечения в стационаре, имелась вполне комфортабельная двухместная палата в неврологическом отделении. И хотя для ВИП-пациентов существовала одноместная палата люкс, Вера настояла, чтобы Осокорову положили в обычную двухместную.

– Что вы делаете, Вера Алексеевна?! Это же племянница богача! Сам министр держит этот случай на контроле, мэрия звонит каждый день! А вы? Только в люкс! Нас не поймут! – Главврач нервно побарабанил пальцами по столу.

– Если вы хотите эффективного лечения, то я буду решать, где ей лежать и что принимать! – Лученко неожиданно сорвалась.

Нервы из-за этой чертовой стройки дома в Пуще-Водице уже сдавали. Самой бы попить успокоительное…

Однако такая решительность возымела нужное действие.

– Ладно. Кладите ее куда хотите, только не в коридоре, главное – результат. – Дружнов пожал плечами и ушел к себе.

Вначале Вера ежедневно навещала свою подопечную. В палате было хорошо: свой санузел и душевая кабина, холодильник, телевизор и, кроме кроватей и тумбочек, еще стол и стулья. Окна украшали веселенькие жалюзи салатового цвета. Милена Леонидовна на приходы врача реагировала скупо, она большую часть времени спала.

В той же палате лежала еще одна пациентка, женщина примерно за сорок с нарушениями психики, связанными с ранним климаксом. Она вскоре должна была выписываться. Эта женщина любила поговорить, и для Осокоровой такое соседство оказалось целебным. Уже через неделю, после капельниц, таблеток и регулярного питания, плюс постоянные разговоры с соседкой, Осокорова пошла на поправку. С ней стало можно говорить уже не только о проблемах ее пищеварительного тракта.

– Вот вы смотрите на меня и думаете: развалина! – хнычущим голосом пожаловалась она.

– Не вижу перед собой развалины, – ответила Лученко. – Я смотрю на вас и думаю: у этой женщины еще все впереди.

Милена Леонидовна мечтательно посмотрела в потолок.

– А ведь обо мне всю жизнь говорили «золотые руки», – с гордостью сообщила она.

– Вы шьете? Вяжете, вышиваете? Это прекрасно.

– Не шью, не вяжу и не вышиваю. А руки у меня в полном смысле слова золотые! – загадочно усмехнулась Осокорова.

– Интригуете? Я вся внимание и умираю от любопытства. – Вера говорила то, чего от нее ждали. – Рассказывайте скорее, Милена Леонидовна, а то я лопну!

С детства Милена слышала от бабушки рассказы о своем знаменитом на весь мир дедушке, авиаконструкторе Осокорове. Рассматривала собранные бабушкой вырезки из газет и журналов, высказывания о нем, фотографии. Все это ее вдохновляло, видимо, так сильно, что в школе она вместо уроков нудного домоводства решила ходить вместе с мальчишками на уроки труда. Кто знает, может, девочке мерещились самолеты, собранные своими руками? Она с наслаждением мастерила фигурные досочки, табуретки, вешалки, ножки для кресел и много чего еще. Все признавали: ее поделки не уступают поделкам мальчишек, а иногда и превосходят их мастерством. Ясное дело, девочки ее дразнили или игнорировали, мальчишки уважали.

С авиацией не сложилось, надо было зарабатывать. Милена закончила техникум по специальности «маляр». Наверное, строительно-монтажным управлениям города повезло. Ее золотыми руками восхищались, народ собирался посмотреть, как она ловко работает. «Дал же Бог талант!..» Да, у нас любят смотреть, как работают другие…