Душе же смерть желаннее порока.

Микеланджело отказался от жалованья главного архитектора. Он первый и единственный, и он не может по-другому, потому что всеми своими силами, увы, уже немногими, он мечтает достроить этот храм (в отличие от нескольких предыдущих архитекторов, занимавшихся, в основном затягиванием строительных работ для сокрытия средств). Микеланджело немного не хватило времени – купол был достроен уже после его смерти.

Великий маэстро архитектуры, скульптуры и живописи прожил долгую жизнь, он умер в возрасте 89 лет.

Последние 30 лет своей жизни Буонарроти провел в Риме, скучая по родной Флоренции. Он тосковал по свободе и по республике, борясь за нее всеми доступными ему средствами. В одном своем письме он просит передать французскому королю Франциску I, что если Его Величество восстановит свободу Флоренции, он, Микеланджело, на собственные средства поставит ему бронзовую статую на площади Синьории. И как же это наивно, но зато насколько искренне и от всего его большого, любящего сердца! А что он мог еще? Он, величайший скульптор мира, признанный художник, как он мог еще бороться за свободу своего самого любимого города?

Ему нельзя было на свою Родину, ему, защитнику восставшей против Медичи Флорентийской республики, было опасно возвращаться. И все-таки Микеланджело вернулся туда. Вернулся торжественно, с почестями, в соответствии с его желанием, но вернулся… мертвым. Он похоронен в Соборе Санта-Кроче во Флоренции.

Марина, раздумывая, входит в собор Святого Петра. «Ах, да, надо загадать желание», – говорит она сама себе и встает в очередь вслед за теми, кто хочет дотронуться до полустертой ступни статуи сидящего Петра. Желание загадано, а дальше путь лежит на площадь и в район Trastevere – там можно недорого и хорошо пообедать.

Ей стало лучше – прошли боль и обида. Надо действовать. Марина снова прокручивает в голове всех знакомых и вспоминает еще несколько человек, телефонов которых у нее нет, но их можно достать.

И, уже сидя в траттории, она опять начинает обзванивать своих приятелей. Не обращая никакого внимания на 43 пропущенных вызова от Лучано, она методично принимается за работу. Ей повезло на пятом звонке, когда она дозвонилась до парня, который тоже был родом из России. С Сашей (именно так звали ее друга) Марина дружила в университете. Хотя он учился на другом направлении, они несколько лет близко общались и передавали друг через друга подарки домой. Саша, так же как и Марина, два года назад окончил обучение, после этого еще год они созванивались и изредка встречались, но потом он совсем пропал.

Трубку Саша взял сразу и тотчас узнал ее:

– А, Маринка, привет, какими судьбами? Как нашла мой номер?

– Номер Джулианно дал. А ты где сейчас, чем занимаешься?

– Я пока в Риме. Давай, не тяни, говори, что надо?

Марине это понравилось. Ей жутко надоел этот заученный вопрос: «Как дела?», на который она никак не могла дать нужный ответ. И поэтому она обрадовано выпалила:

– Ты знаешь, Саш, мне позарез, срочно, нужна работа. В принципе, – любая. Подумай, может, у тебя что-то есть на примете? Может быть, не у тебя, так у твоих знакомых?

И тут произошло чудо, или, скорее всего, Святой Петр так быстро исполнил ее желание.

В трубку телефона Саша радостно ответил:

– О, старушка, тебе дико повезло. Мне как раз нужен человечек.

Марина чуть не выронила трубку от счастья. Похлопав немного ртом и, смахнув неизвестно откуда упавшую слезинку, она быстро заговорила, боясь, что Саша передумает:

– Ой, как здорово. Ты меня просто спас. Слушай, ты где находишься? Давай я к тебе приеду, и мы все обсудим?

– Да Маринка, видно плохи твои дела. А ты – то сейчас где?

– На via della Lungara. В траттории. Знаешь, такая маленькая перед самым мостом.

– Я все понял. Я, кстати, сейчас близко от тебя. Сиди и жуй. Я буду там через 10 минут, – сказал он и повесил трубку.

Марина чуть не запрыгала от радости. В этот самый момент Лучано все-таки удалось до нее дозвониться. Марина недоуменно посмотрела на такой близкий номер и отключила телефон. Потом она заказала себе пасту и бокал вина и с удовольствием пообедала. А через 10 минут в траттории появился Саша.

– Ты все хорошеешь, старушка, – поприветствовал он Марину, крепко обняв ее за плечи.

– А ты стал совсем другой, – ответила Марина, разглядывая его.

Сначала она не могла понять, что же в нем так сильно изменилось. То же родное и близкое лицо, и все же, стоящий перед ней молодой человек совершенно не походил на того Сашу, которого она знала по университету… И тут Марина догадалась в чем дело – ее друг был шикарно одет. Пять лет назад, когда они вместе учились, Сашка всегда носил потертые джинсы и единственную клетчатую рубашку, которую, как казалось Марине, не снимал никогда. Он экономил каждый цент, ходил постоянно пешком и ел только самую дешевую еду. Сейчас перед ней стоял элегантно одетый мужчина, в шикарном пальто, ухоженный и источающий очень приятный аромат. У Марины невольно вырвалось:

– Ну ты и франт стал, Сашка.

Тот самодовольно улыбнулся и сел к ней за столик.

– Ну, рассказывай, где ты сейчас, кем работаешь, что за место, – стала расспрашивать Марина.

– Я археолог, сейчас занят на раскопках, – с улыбкой ответил Сашка.

Марина очень удивилась. То, что он был археологом, Марина, конечно, знала, но никогда не подозревала, что им так хорошо платят. Поймав на себе удивленный взгляд Марины, Саша стал объяснять:

– Это я в Риме так одеваюсь. Там, на раскопках, сама понимаешь, хожу черт знает в чем.

Про деньги Марине было спрашивать неудобно, поэтому она стала задавать вопросы о его работе:

– А что за раскопки, где это? И какая работа для меня? Не тяни.

– Раскопки в Италии и, кстати, очень интересные. Ты знаешь, кто такие этруски?

Марина начала вспоминать:

– Мм… Это древний народ Италии, как, скажем, латины и сабины. Да?

– Твое определение очень ограниченно, но в целом правильное. А еще что-то помнишь о них?

– Нет. Я никогда не интересовалась Древней Италией.

– Очень и очень зря. Слушай, Маринка, это действительно интересно.

Марине всегда безумно нравилось Сашино умение рассказывать.

Он говорил так воодушевленно и заразительно, что хотелось, бросив все, бежать за ним куда угодно, хоть на край света. И к тому же, Саша был настоящим эрудитом.

– Этруски…, – продолжал Саша, – если коротко охарактеризовать этих древних жителей Италии, то получится одно слово: загадка. У них непонятно все. Во-первых, непонятно их происхождение. Большинство историков сходятся на том, что они пришли из Ливии, то-есть с Востока. Но сами себя они называли, внимание…. расенны.

Марина не смогла сдержать вздох изумления:

– Так расенны, это же русские.

– Вот именно. И наши, кстати, ухватились за это. И с пеной у рта стали доказывать, что этруски имеют русские корни. Но доказательств у них раз два и обчелся, вернее сказать, все очень надуманно, кроме одного – названия народа, а это, как ты понимаешь, слабый довод. Называли они себя расеннами по имени какого-то своего вождя. Второе – письменность. Не удивляйся, но этруски единственные, чья письменность нам неизвестна. Вернее, мы знаем их алфавит, можем читать, но что означают слова, никто не может понять.

– Саш, подожди, а тексты-то от них остались?

– Тексты остались. Их не так много и среди них, например, «Льняная книга», или еще ее называют книгой «Загребской мумии».

– Почему мумии?

– Да потому, что в эту книгу была обернута мумия. В 1850 году один офицер приобрел в Египте мумию. Позже эту мумию передали в Загребский музей, а потом ученые обнаружили, что она обмотана льняной тканью, бесспорно египетской, но надписи на ткани сделаны на этрусском языке. Как тебе, а?

– Да, есть над чем подумать.

– А вот еще: на острове Лемнос была обнаружена стела – надгробный памятник с изображением воина и, вроде бы, ничего странного. Но язык, на котором сделана надпись на стеле, не является ни греческим, ни древним европейским языком. Так вот, было доказано, что эта надпись была сделана на языке, родственном этрусскому, и что этот язык был распространен на Лемносе и являлся разговорным.

Конечно, значение некоторых этрусских слов удалось расшифровать, но только немногих.

Следующей загадкой является их градостроительство и искусство. Города этруски строили по строго определенному плану. Улицы у них располагались перпендикулярно, а главные из них были большими даже по сегодняшним меркам – их ширина достигала 15 метров. Этруски считали, что земная жизнь явление временное, а все вечное и значимое начинается только после смерти. Поэтому они строили дома из непрочных материалов, а гробницы вырубали в скале или делали из каменных плит. Их гробницы – это чудо. Какие там росписи на стенах! Краски яркие, сочные. Представь, красных и голубых лошадей, синие и оранжевые листья, алые тоги с золотым орнаментом, коричневые тела борцов, желтых и зеленых птиц. На фресках прекрасно изображены пиры, где рабы прислуживают хозяевам, а столы ломятся от яств; мчащиеся колесницы; танцоры, которые показаны в самый разгар пляски, и, конечно же, битвы. У этрусков очень много изображений на сюжеты из Гомеровской Илиады, но вместе с тем часто встречаются какие-то сказочные существа: что-то наподобие сфинкса, но с телом лошади на длинных ногах.

А как этруски изображали людей, ты бы видела! Это море динамики, переживаний, экспрессии, чувств, – у них нет статики. Все самое лучшее в скульптуре: выразительность лиц, передачу настроения, характеров, римляне взяли от этрусков. Но более всего восхищает мастерство этрусских ювелиров. Представь, на бляхе 17 на 17 сантиметров размещено 130 объемных, подчеркиваю – объемных, и, выполненных с удивительным мастерством фигурок львов, сфинксов, химер. Расенны в совершенстве владели техникой грануляции – мельчайшими шариками золота они выкладывали целые сцены, причем все это на небольшом браслете. А бронзовые статуи! Знаменитую капиталийскую волчицу и химеру сделали этруски.

Но и это еще не все. Самое дивное, не поддающееся пониманию, это загадка их цивилизации.

Цивилизация этрусков возникла раньше Рима, причем, уже тогда, в VII веке до нашей эры, они были непревзойденными мореплавателями, торговцами, у них были самые талантливые скульпторы и художники. Они научили римлян очень многому: строительству мостов и очистных сооружений, гаданию по полету птиц, искусству создания выразительной скульптуры из глины, бронзы и мрамора. Римляне переняли у них обычай окружать город защитной стеной, и при этом эти два народа постоянно воевали.

Этруски просуществовали только восемь веков, именно столько, сколько им предсказала сивилла. Их поглотили римляне. Этрусков не стало. Их цивилизация пронеслась как комета, подарив свой блеск, свое яркое восприятие мира, отдав лучшее Риму. Они неизвестно откуда появились и неизвестно куда исчезли. От них не осталось книг, мы не знаем их царей, практически не знаем их обычаев и обрядов, но нам остались гробницы.

Гробницы – это такой кладезь великолепного, выразительного этрусского искусства. И вот теперь и ты, старушка, сможешь увидеть эту красоту.

Марина сидела пораженная, с широко открытыми от удивления глазами.

– Послушай, так их цивилизация существовала до Римской?

– Существовала?! Да ты, Марин, скажешь! Она не просто существовала, у них были богатейшие города, они торговали с Грецией, они делали великолепные скульптуры, контролировали Тирренское море, а Рим в это время представлял собой поросший лесом холм. Кстати, именно этруски очистили болото, которое занимало значительную часть города, и тем самым не только избавили жителей от множества болезней, но и высвободили земли для выпаса скота.

– Сашка, ты подожди, так что ты сейчас раскапываешь?

– Об этом ты узнаешь завтра, – как-то уклончиво ответил он и тут же спросил:

– Тебе есть где ночевать-то?

Марина беспомощно пожала плечами, а потом, немного замявшись, ответила:

– Если честно, то негде.

– Так я и думал. Ладно, не расстраивайся, все уладится. Пока будешь жить в хостеле, там недорого, адресок я тебе дам. Заплати максимум за неделю, а завтра, примерно к 10 утра, ты должна быть готова. Поясняю, готова – значит, не набор косметики и платьев, а джинсы, рюкзак, несколько свитеров, удобная практичная обувь для того, чтобы лазить по холмам – как минимум две пары. Короче, собирайся, как для похода. Деньги-то у тебя есть, чтобы купить все необходимое?

– Деньги есть. Спасибо, Сашка, ты мне так помог, – начала благодарить Марина.

– Не за что. Мне надо бежать. Короче, завтра в 10–00 встречаемся на вокзале Термини. Одевайся неброско, как студентка.

Сашка несколько минут придирчиво разглядывал ее, а потом сказал:

– И волосы лучше остричь. Знаешь, там условия не очень, поэтому мало ли что, хотя, жаль, они у тебя очень красивые.

Но Марина ради работы была согласна на все:

– Хорошо, хорошо, я остригу. Спасибо тебе, Саша.

Но Саша на этот раз ничего не ответил, посмотрел на нее, как Марине показалось, участливо, быстро попрощался и вышел из траттории.

Марина расплатилась и тоже покинула заведение. На улице уже начинало темнеть, а ей предстояло сделать множество дел. Надо купить все: обувь, джинсы, свитера и рюкзак, да еще и постричься. Марина посмотрела остаток на карточке, оказалось 800 евро.

«Неплохо. Я думала, осталось меньше. Но надо экономить, значит, придется покупать все в сэконд-хэнде. Да, давно я там не была, ну что же, настала пора вспомнить студенческие годы. Кстати, здесь недалеко был хороший магазин старых вещей, и не забыть купить новую сим-карту для телефона, нельзя держать его вечно отключенным… Да, старушка, – как сказал бы Сашка, – теперь у тебя началась новая жизнь».

На следующее утро они встретились на вокзале Термини. Вместо прежней миловидной красавицы Марины, на вокзале стояла девушка-подросток в старых джинсах, больших ботинках с высокой шнуровкой, джинсовой куртке и с рюкзаком за плечами. Короткую мальчиковую стрижку Марины закрывала бейсболка какого-то непонятного цвета. Марина ждала уже десять минут, когда мимо нее, скользнув по ней взглядом и не узнав, промчался Сашка. Засмеявшись, Марина бросилась догонять его.

Она добежала до Саши, дернула его за рукав, а он обернулся и с удивлением уставился на нее. Марина, давясь от смеха и прилагая все усилия, чтобы казаться серьезной, видела, как Саша хотел было уже открыть рот, чтобы спросить: «Что Вам надо?», но все-таки сдержался. Спустя несколько секунд на Сашу, наконец, снизошло озарение:

– Маринка, это ты? Ну ты даешь, тебя вообще не узнать!

Саша теперь обходил Марину кругом, с интересом разглядывая ее, потом поднял кепку и внимательно изучил короткую стрижку:

– Старушка, так ты настоящий парень! Ну что же, экзамен на перевоплощение ты сдала на пятерку. Нет, это правда ты?

– Это я, Саша, я, – засмеялась Марина. – Признайся, а ты ведь почти спросил: «Что тебе надо, мальчик?»

– Это точно, – расхохотался Саша. – Да, выглядишь ты просто классно, но нам нужно бежать.

Сашка взял ее за руку и потащил к выходу.

– Подожди, а мы разве не на поезде поедем? – удивилась Марина.

– Нет, у меня тут рядом машина стоит, вот на ней мы и поедем.

Саша вышел из вокзала, свернул за угол и очень быстро пошел по направлению к центру города. Марина еле поспевала за ним, боясь потерять его из вида. Саша прошел, вернее, почти пробежал один квартал и остановился возле старенького фиата, припаркованного у дороги. Открыв дверь, он уселся за руль, так и не взяв у Марины рюкзака и не предложив ей сесть. Марина в нерешительности стояла возле машины до тех пор, пока Саша не крикнул ей:

– Ты что стоишь? Быстро садись. Мы и так слишком много времени потеряли.

Марина села в машину, и фиат поехал по улицам Рима, держа путь на север.

– На машине удобнее, – объяснял ей Саша по дороге. – Можно, конечно, и на поезде добираться, но потом надо ехать до места раскопок, да еще и рюкзаки с собой тащить и оборудование, поэтому пришлось мне купить автомобиль. Правда, денег на него шеф дал.

– Саша, знаешь, мне раньше казалось, что раскопки только летом ведутся, – сказала Марина.

– Летом происходит основная масса археологических раскопок, привлекается много людей и студентов, а потом у студентов начинается учеба, у археологов своя работа, а у меня, так сказать, контракт – сколько открыл гробниц, столько и получил денег.

– Саша, я не понимаю, так у тебя контракт с университетом Рима или ты на кого-то другого работаешь?

Саша усмехнулся:

– На другую контору. Ты что-то много вопросов задаешь, старушка, лучше смотри по сторонам.

Из города они выбирались около 30 минут и потом примерно столько же ехали на север. За окном было действительно красиво: умиротворяющая природа, спокойная деревенская жизнь. Затем Саша свернул с основной трассы и запетлял по узким дорогам.

– Ну вот, приехали, – сказал он и остановил машину, как показалось Марине, в чистом поле.

– Саша, а ты ничего не перепутал? А где лагерь археологов? Где палатки?

– Маринка, объясняю: мы с тобой первооткрыватели, наше дело найти нетронутые гробницы, а лагеря всякие будут уже после. Ты поняла?

– Ну, да, – ответила обиженно Марина.

Но Саша, не обращая никакого внимания на ее интонацию, продолжал:

– Марина, смотри и запоминай. Это Вейи – великий этрусский город. Город, который в начале своей истории соперничал с Римом. А холм, на котором мы стоим, напичкан гробницами, и наша с тобой задача – отыскать здесь что-то ценное. Ты пока стой здесь, а я скоро вернусь, только отгоню машину.

И Саша, быстро сев за руль, поехал по направлению к лесу. Через несколько минут машина исчезла из вида, Марина заволновалась, но вскоре увидела вдали крохотного человечка, который направлялся в ее сторону. Успокоившись, она стала разглядывать холм.

Марина внимательно всматривалась в очертания горизонта, и в какой-то момент ей показалось, что она здесь была. Была когда-то очень давно. Она с удивлением прислушивалась к внутреннему ощущению, пытаясь переубедить себя, доказывая самой себе, что она здесь точно впервые, но подсознание помнило это место, помнило очертания холмов, помнило лес вдали. Марина с удовольствием скользила взглядом по темной полосе, сливающейся с небом, и чувствовала радость, как от встречи с чем-то родным и знакомым…

– Ну что, любуешься? – спросил, подбежав, Саша.

– Да, – протянула Марина.

Он немного отдышался и стал рассказывать:

– На самом деле, сам город Вейи был когда-то очень большим. Он простирался по правому берегу Тибра вплоть до самого моря. А мы с тобой сейчас находимся за стенами Вейи, потому что захоронения в черте города этруски никогда не производили. У этрусков всегда существовало два города: город живых, окруженный массивными стенами, и город мертвых, который находился за ними. Причем между стеной и городом мертвых обязательно существовала граница шириной около трех метров. Кстати, у этрусков даже была книга о границах, в которой было четко расписано, как закладываются города, какие границы должны были быть проложены, и ни в коем случае нельзя было их нарушать. Ты, наверное, помнишь, по одной версии Ром убил своего брата близнеца Рема за то, что тот нарушил границу. А сейчас пойдем, я покажу тебе что-то очень интересное, и давай, на всякий случай, одень камуфляжную куртку, зачем нам привлекать чье-то внимание?

Марина, удивившись про себя, молча одела протянутую ей тонкую куртку и пошла вслед за Сашей, на котором уже была точно такая же.

Она так и не поняла направления, куда они шли. Саша сначала повернул направо, потом они долго шли вперед, затем налево, назад и опять направо… но Марина об этом не думала. Ее не покидало чувство чего-то знакомого, уже виденного ею раньше, и она никак не могла понять, откуда у нее это. Наконец Саша остановился:

– Вот здесь, Маринка, мы пришли.

Он зачем-то долго оглядывался по сторонам, потом, убедившись, что вокруг никого не видно, достал из своего рюкзака небольшой лом. С помощью инструмента Саша довольно легко отодвинул в сторону несколько камней и поднял с земли большой окрашенный лист железа, который Марина не заметила – он почти сливался с пожелтевшей травой. Под листом оказался крутой спуск, ведущий куда-то вниз.

Боязливо, медленно, касаясь руками холодных сырых стен, Марина пошла вслед за Сашей по узкому туннелю. «А стены все же каменные, и лишь прикрыты землей», – подумала она, спускаясь все ниже и ниже, изо всех сил заставляя себя не бояться. Лишь метров через пять спуск уперся в низкий проем, который закрывал большой камень.

– Как мы туда попадем? – вырвалось у Марины, которая втайне надеялась поскорее вернуться обратно, на холм.

– Не бойся, это так, для видимости. Это просто щит, который я окрасил под камень, – сказал Саша и с трудом отодвинул не такой уж и легкий щит внутрь камеры.

Он вошел в гробницу, и Марине пришлось шагнуть следом за ним в темное помещение. Оказавшись внутри, Саша сразу же включил фонарик, а Марина с интересом стала оглядываться по сторонам. Они находились в узком коридоре, высеченном из туфа. Его потолок сужался кверху, образуя сводчатое перекрытие на высоте человеческого роста.

Идя за Сашей дальше по тесному помещению, Марина вскоре заметила, что коридор начал расширяться. Пройдя еще около трех метров, она перешагнула порог и оказалась в большой камере. И когда Саша осветил стены этой подземной залы, Марина невольно вскрикнула:

– Сашка, это же… Это же…

Больше Марина не смогла произнести ни слова, потому что о том, что она видела, нельзя было сказать: «красиво», «прекрасно», «восхитительно». Это походило на яркий всполох кометы древнего мира, на взрыв красок и чувств, обрушившийся на нее с четырех сторон. Она ощущала, как ее собственное сердце хотело выпрыгнуть из груди и коснуться, впитать в себя волшебное великолепие фресок.

Напротив нее красовались большие, величественные, ярко-красные львы, оскалившие в грозном рычании свои страшные пасти, и огромные пятнистые леопарды, высунувшие длинные языки. Изображены они были с таким мастерством, что Марина невольно отпрянула в испуге. Но уже через несколько секунд с улыбкой умиления на губах она рассматривала тонкие ветки растений, выписанные по-детски наивно и просто: одинаково-ровные желтые, синие и голубые листочки симметрично располагались по бокам красных стеблей.

На другой стене было что-то фантастическое – лошадь на высоких ногах, вместо головы у которой, разинутая львиная пасть. Окрас у лошади необыкновенный: одна нога иссиня-черная, а другая – пятнистая, как у пантеры; круп этого странного животного так же разделен на две части: пятнистую и черную. А напротив лошади-льва была изображена лошадь-сфинкс. То же тело с длинными ногами, но вместо львиной пасти мужское строгое бородатое лицо, а по бокам туловища грациозные, ярко-полосатые крылья. И завершающим аккордом, охватывающим по низу полностью всю камеру, протянулась широкая алая лента, по которой величаво переступали изумрудные, бирюзовые, охристые… утки.

– Посмотри, что здесь, – сказал Саша, войдя в небольшой проем и осветив фонариком еще одно, уже гораздо меньшее по размерам помещение.

Марина увидела высеченное из камня ложе, а над ним, на фреске, древнего мужа, восседавшего на троне. Седая борода, огромные миндалевидные глаза, волевые черты лица, гордая осанка – все это говорило о его высоком положении и как в подтверждение этому – золотой скипетр, который он держал в правой руке. Одет он был в красный, расшитый золотом, короткий плащ, а ноги его украшали туфли с загнутыми вверх носами.

Три другие стены камеры занимали изображения воинов. Лица мужественны, суровы, красивы; волнистые темные волосы длинны, а маслянисто-черные выразительные очи… ох, как же они притягивали!

Сашка перевел свет фонарика на потолок, и Марина уже в который раз за сегодняшний день ахнула. Красные, зеленые, желтые, белые квадраты рассыпались наверху в шахматном порядке, увлекая в другой мир – мир яркий, красочный, позитивный.

Марина не могла оторваться. Она переходила из меньшей камеры в большую, и все смотрела, смотрела, смотрела. Саша понимал ее и, ничего не говоря, терпеливо ждал, освещая то один участок стены, то другой, в третий, пятый, десятый раз столько, сколько хотелось Марине. А Марина, занимавшаяся профессионально дизайном, увлекавшаяся мастерами Возрождения, изучившая немало прекрасных произведений искусства, вдруг поняла, что все, что она видела до этого, было абсолютно другим.

Нет, картины Леонардо, Рафаэля, Боттичелли, Микеланджело, Тициана прекрасны, но теперь Марине они казалось немного показными, искусственными. Превосходная техника рисунка, прекрасное владение цветом, точность передачи характеров изображенных персонажей – все так, но душа мастера… ее не видно, она скрыта, завуалирована, припрятана. Живописцы той эпохи всегда оставляли место чему-то недосказанному, какой-то загадке, или более того, с помощью символов и знаков зашифровывали на полотне некие теории и тайные смыслы.

И фрески этрусков – абсолютно правдивые, искренние, по-детски непосредственные и чистые, с которых на зрителей обрушиваются яркие чувства их открытых нараспашку сердец.

Они, жившие более 2600 лет тому назад, видели мир именно таким. Они боялись страшного льва и леопарда, искренне восхищались и любили природу, видели фантастических сфинксов, были сильными и смелыми воинами. Они жили, любили, рождались и умирали в другом мире. В другом, потому что ощущали природу не как ее хозяева. Они любили ее, как любят самое-самое дорогое.

Этруски видели в природе друга, который учит их понимать, думать, мыслить. В основном природа была для них благодетелем, одаривавшим всем необходимым, а иногда, и справедливым карателем. Они жили миром трав, лесов, миром неба, солнца, птиц, животных, читая по нему, как теперь читают по книгам, ища в нем для себя добрые и злые знаки, предзнаменования, боясь ему навредить, любя его постоянно, каждое мгновение, во всех его проявлениях. Этруски были мужественными и сильными, искренними и любящими, и они всегда были вместе с окружающей их природой.

Марина еще и еще раз смотрела на фантастически-удивительные, яркие, живые росписи и думала, что мы, живущие сейчас, в XXI веке, полностью заслонившись техническим прогрессом, совсем не знаем того, что было на этой земле тысячи лет назад. И только благодаря вот такой гробнице мы можем увидеть… пусть чуть-чуть, самый краешек, но все же заглянуть в их мир, мир, который так отличается от нашего.

А почему мы решили, что никогда не было ни сфинксов, ни коней, с удивительно длинными ногами и яркими крыльями? А, может быть, они все-таки были? Конечно же, с научной точки зрения это невозможно – никто пока не обнаружил скелет сфинкса или крылатого коня, но…, ведь в существование Трои тоже долго никто не верил.

Мы верим, что никогда не было ни Зевса, ни Афродиты, ни Аполлона, ни множества других богов, описанных абсолютно у всех древних народов, только под разными именами. Мы верим, что не было ни страшных циклопов, ни медузы-горгоны, не было кентавров, сирен, а еще, мы верим в то…. что человек произошел от обезьяны. Наверное, долго бы смеялись древние этруски, если бы им кто-нибудь сказал такое.

Наш мир и мир этрусков – это как два полюса. Это разрушающий прогресс и мудрость, материализм и искренность, пренебрежение законами природы и безоговорочная вера в них.

Марина все смотрела и смотрела и опять почувствовала, что ей уже знакомы эти образы, краски, что она уже где-то видела этих смелых воинов и разноцветных уток, идущих по широкой полосе вдоль всей камеры. Но она точно знала, что не могла раньше этого видеть.

«Не могла в этой жизни, а, может быть, в прошлой?» – вдруг невольно промелькнуло в голове Марины.

Саша все-таки не выдержал. Даже его бескрайнему терпению пришел конец:

– Ну все, Маринка, пошли, а то скоро стемнеет, а мы тут уже больше часа торчим.

– Саша, а мы еще придем сюда? Здесь так красиво… А ты можешь подождать еще минут десять? – взмолилась Марина.

– Так, Марина, даю тебе еще пять минут, и все, к выходу.

Марина жадно всматривалась, стараясь запомнить, а ее подсознание говорило ей:

«Ты все это уже знаешь, это живет в тебе».

Пять минут пролетели как одно мгновение, и когда Сашка за руку потащил ее из гробницы, она чуть не заплакала. Марина не хотела отсюда уходить, она обрела здесь что-то очень значимое для себя, и боялась, что, выйдя наружу, она потеряет это незримое, но очень важное.

Сначала ее глаза не могли привыкнуть к дневному свету, Марина их закрывала, и перед ней опять проходили ярко-синие, красные, леопардовые видения. Потом глаза привыкли, и она с удивлением стала смотреть на коричневую землю, на поблекшую траву, на нежно голубое небо и не могла понять, почему мир, нарисованный в гробнице, такой яркий, необычный, сильный. Ведь тысячи лет назад этруски видели то же небо, ту же землю, те же леса, или нет? Или, они видели еще что-то другое, а, может быть, это другое – яркое, великолепное, жило в них самих?

– Ну как тебе, а? – спросил Саша.

Марина долго молчала перед тем, как ответить:

– Саш, я и не знала, что бывает такая красота! Это какое-то волшебное зрелище. Мне даже сложно подобрать слова, чтобы выразить…. восхищение, удивление от фресок этрусков. Они переворачивают все мое представление о мире, о древнем искусстве, о живущих тогда людях.

– Да, Марина. Я же тебе говорил, что их произведения – это чудо, – довольно улыбнулся Саша.

Марина встрепенулась:

– Я никогда не видела такого раньше. Саша, но почему в эту гробницу не открыт доступ для всех? Почему люди не могут любоваться такими восхитительными росписями, такими красками?

– Ну, Маринка, ты даешь. Только представь, что бы здесь тогда началось. Куча туристов, любопытствующих и все такое. Вообще говоря, гробница, которую ты сейчас видела – огромная редкость. Ты сама должна понимать, что пока камера не раскрыта, краски не портятся из-за атмосферных осадков, да просто из-за воздействий воздуха. Потом, когда захоронение открывают, фрески постепенно начинают тускнеть, и через несколько десятков лет мы видим только какой-то блеклый рисунок.