ИННОКЕНТИЙ АННЕНСКИЙ
      ЛАОДАМИЯ
      ЛИРИЧЕСКАЯ ТРАГЕДИЯ В 4-Х ДЕЙСТВИЯХ С МУЗЫКАЛЬНЫМИ АНТРАКТАМИ
      Dum careo veris, gandia falsa juivant.
      Ovidius
      [Когда я лишена радостей истинных,
      мне отрадны и ложные. - Овидий.]
      Посв. сыну
      ПРЕДИСЛОВИЕ
      Трагедия Лаодамии взята нами из античной версии мифа о жене, которая не могла пережить свидания с мертвым мужем.
      Один из любимых мотивов римской лирики и трогательное украшение саркофагов, эта сказка о фессалийской Леноре не считалась, однако, в древности богатой сценическими эффектами, и Еврипид с своим "Протесилаем" был едва ли не единственный греческий трагик, которого она пленила. От "Протесилая" уцелели скудные отрывки, и ученым не удалось до сих пор восстановить не только хода действия, но даже содержания этой трагедии.
      Мужа Лаодамии звали Иолай, он был сыном Ификла, царил в Фессалии, над городом Филакой, и был убит на троянском берегу, куда ступил первым.
      Протесилай стало его прозвищем, и этим словом отмечалось его первенство. Дома он оставил, по словам Гомера, "едва заведенное хозяйство" (B. 701, cf. lat. domum inceptam frustra).
      Беглый след мифа о Протесилае в каталоге кораблей стал зерном Еврипидовой трагедии, но поэт со свойственной ему чуткостью к легендам страдания перенес ее центр с погибшего героя на его погибающую жену.
      Пафос и гибель Лаодамии в последующей литературе и у ваятелей стали, под влиянием Еврипида, почти исключительным центром художественного интереса. Только 23-й разговор "из царства мертвых" Лукиана рисует загробное желание Протесилая, обращенное к Плутону и Персефоне (luc. op. ex recogn. Jacobitz, I, 177 sq), и там он - первый и главный.
      У Еврипида Протесилай назавтра после свадьбы или даже прямо с брачного пира уходит в поход под Трою, но об этом, конечно, только передавалось в трагедии. Разгневанная прерванным браком, Афродита не дала Протесилаю и после его геройской смерти разлюбить Лаодамию, и он вымолил себе у подземных богов три часа свидания с своей молодой женой. Действие происходит в Филаке, перед хором местных женщин, мужья которых ушли с Протесилаем, и это теснее сближало орхестру со сценой. Декорацию составлял фасад того дворца, где Лаодамия, дочь царя Акаста из Иолка, была новой и одинокой хозяйкой. Отпущенный из преисподней Протесилай появлялся и говорил на сцене, но, вероятно, не в виде загробной тени, как Клитемнестра "Евменид", а так, что жена могла принять его за живого человека. Когда из его слов, или, может быть, по миновании трех условных часов, Лаодамии становилось ясно, что возвращение Протесилая, а следовательно, и начало ее новой счастливой жизни - только обман, она закалывалась или в порыве отчаяния, или покорная призыву мужа.
      Вот остов содержания пьесы Еврипида, как устанавливается он в современной литературе предмета (см. особенно: Maximilian Meyer, Hermes, 1885, 20. В. Der Protesilaos des Euripides. S. 101-143 и W. H. Roscher, Lexikon s. v. Laodamia).
      Он содержит зерно драмы, но мы еще не различаем в его очертаниях Еврипида.
      В "Протесилае", несомненно, были черты, которые трудно включить в намеченные рамки. В трагедии играл роль Акаст, отец Лаодамии, и очень вероятно, по аналогии со старыми отцами в пьесах Еврипида, что роль эта так или иначе соприкасалась с трагической смертью героини.
      Позволю себе выписать по этому поводу несколько строчек из моего предисловия к переводу "Ипполита": "Еще одна чисто еврипидовская черта в исходе "Ипполита": этот поэт любит, разрешая драму, т.е. убивая, исцеляя и примиряя людей, оставлять в ней до конца одно разбитое сердце, на жертву тоске, которая уже не может пройти: таков у него Кадм "Вакханок", таков старый Амфитрион, таков и Фесей. Буря утихла, трупы убраны, но безветренное море все еще тихо качает около берега черный остов разбитой барки" (отд. отт. из Ж.М.Н.Пр. за 1902 г., стр. 85 ел.). Затем не подлежит никакому сомнению, что у Лаодамии (подобно Адмету "Алькесты" VV. 348-356) была портретная статуя ее мужа и что она не только любила своего "бездушного друга" (слова Еврипида), но, по-видимому, и защищала статую от людей, которые восставали против ее болезненно страстного отношения к восковому Протесилаю.
      Кроме того, героиня Еврипида, действительно ли или только напоказ, но соединяла свой страстный культ Протесилая с вакхическими обрядами, может быть, в честь Диониса-Загрея, бога мертвых.
      Наконец, способ и момент самоубийства Лаодамии остаются неразъясненными. Имели ли они какую-нибудь связь, и если имели, то какую именно, с восковым слепком Протесилая, мы не знаем. Один латинский мифограф-компилятор Гигин рассказывает (Hyg. CIV), что Лаодамия бросилась в костер, на котором Акаст приказал сжечь ее воскового мужа. Остроумные соображения критики подорвали нашу веру в то, что компилятор точно передал содержание исхода Еврипидовой драмы. Но загадочными по-прежнему остаются слова Овидия (Rem. av. 723):
      Si potes, et ceras remove. Quid imagine muta
      Carperis? Hoc periit Laodamia modo.
      Т. е.
      Если можешь, удали и восковые портреты.
      Зачем пленяться немым изображением?
      Именно таким способом погибла Лаодамия.
      От них еще далеко, конечно, до рассказа Гигина.
      В новой литературе мне известна на сюжет "Протесилая" лишь трагедия Станислава Выспянского "Protesilas i Laodamia", напечатанная в 1899 г. в Кракове, в журнале "Przeglad polski".
      Автор заставляет свою героиню заколоться после галлюцинации таинственного брака ее с Протесилаем. С большим художественным тактом польский поэт сделал героя безмолвным. Пьеса написана в эсхиловском стиле, вычурным архаизирующим языком; проза причудливо мешается в ней со стихами, а ремарки местами заглушают текст.
      Теперь несколько слов pro domo mea [о себе (лат.)].
      У меня Лаодамия бросается в огонь. Я не хочу этим реабилитировать текст Гигина и вполне допускаю, что Овидий знал трагедию Еврипида лишь по пересказам, и, может быть, искаженным. Но смерть от вольного удара мечом кажется мне столь же мало соответствующей натуре Лаодамии, сколько характеру ее пафоса. Замечу при этом, что и для героинь Еврипида такая смерть не была обычной: Канаке прислали меч, а Поликсену закололи; нож не достиг Ифигении, и Электра не успела воспользоваться мечом Ореста.
      Во всяком случае, Лаодамии более всего подобала огненная смерть, смерть жертвы; трагический жест Эвадны мог один соединить ее с мужем, хотя бы in effigie [в изображении (лат.)]. Костер является у меня по ходу действия, и его вовсе не раскладывают, чтобы растопить восковую куклу. Может быть, так было и у Еврипида. Выходил ли на сцену Еврипида Гермес, как предположил Велькер? (Die gr. Trag. 2. Abt. 497).
      Если допустить, что боги, а за ними и Еврипид, дали Протесилаю трагедии реальное существование, то психопомп с его золотой тростью был бы, конечно, только сценическим балластом, тем более что Еврипида не стесняла никакая мифическая традиция.
      В трагедии, которая следует, скептический и задумчивый Гермес-созерцатель не претендует быть ничем, кроме бледного отражения своего классического собрата.
      Если на богов Олимпа не распространяется закон эволюции, им суждено по крайней мере вырождаться.
      И. А.
      ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
      в порядке их появления на сцену
      Хор - девушки, жены и вдовы.
      Лаодамия - дочь царя Акаста из Полка в Фессалии и жена царя Иолая.
      Кормилица ее - старуха.
      Вестник.
      Гермес.
      Тень Протесилая (раньше Иолая).
      Мальчик-раб.
      Акаст - царь Иолка, отец Лаодамиии.
      ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
      Сцена представляет фасад царского дворца в Филаке (в Фессалии). На сцене никого. Раннее утро. Небо синее, но в облаках густо белых и разорванных. В воздухе осень. Перед домом большой ткацкий стан с закрытой работой. У средних дверей золотая статуя Артемиды.
      Женский хор за сценой.
      СТРОФА 1
      Мех на плечах,
      Пламя в очах,
      Где ты кружишь, менада?
      Факел чадит,
      Бубен гудит,
      Сердцу любви не надо.
      Звуки приближаются, изредка перебиваясь печальными и тяжелыми ударами бубна.
      На орхестру спускается толпа женщин и девушек, старых и молодых. В одеждах мало нарядного и пестрого: преобладают серые и лиловые тона. Часть несет кувшины и после вступительной песни покидает орхестру. Образуются группы. Иные поднимаются на сцену и убирают цветами подножие статуи Артемиды.
      В это время часть хора, одетая в короткие одежды и с кинеями на головах, поет.
      АНТИСТРОФА 1
      Темен покой,
      Дерзкой рукой
      Ложе мое не смято,
      И, холодна,
      В полночь одна,
      Тенью лежу объята.
      СТРОФА 2
      Невесты
      Группа в белом сопровождает пение мимикой.
      Пена волны
      Моет челны,
      Море, клубясь, златится,
      Парус дрожит,
      Птица кружит,
      Сердце мое - та птица.
      ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
      Во время строфы второго мелоса из правых дверей дворца выходит старая кормилица, простоволосая и в коричневом. Она обменивается с женщинами приветом и подходит к краю сцены.
      Хор молодых жен
      АНТИСТРОФА 2
      Простертые руки и лица обращены в сторону моря.
      Спишь или нет,
      Сладок ответ
      Из серебристой дали.
      Нежной игры
      Тира ковры
      Ночью напрасно ждали.
      Кормилица
      (к певшим)
      Росу ланит Владычица морей
      Вам, нежные невесты, пусть осушит,
      Пусть факелы желанные скорей
      Сперва зажжет она, потом потушит.
      Сцена пляски женщин. На орхестру спускается хор вдов со спущенными вуалями, у иных волосы обрезаны, у других косы распущены и иногда, свешиваясь на лицо, заменяют откинутый вуаль.
      СТРОФА 3
      Не политы,
      Вянут цветы.
      Страшны голодные осы.
      И завились,
      И развились
      Даром тяжелые косы.
      ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
      Из средних дверей во время пения этой строфы выходит Лаодамия. Она высокая и тонкая, с пышными белыми косами и в белом. В линиях и движениях что-то стыдливо-девическое. Розовые локти и тонкие белые пальцы без колец. Глаза карие с розоватым отблеском.
      Знаки почтения и участия в хоре. Кормилица обращается к царице лицом. Лаодамия останавливается в дверях и кланяется хору. Во время пения следующей антистрофы она делает несколько шагов по сцене, и, по ее знаку, сопровождающие ее рабыни, открыв работу, начинают налаживать ткацкий стан.
      АНТИСТРОФА 3
      С дальних брегов
      Мне жемчугов
      В нитях не путать змеистых.
      Не целовать,
      Не миловать
      Лады волос златистых.
      Пение, по-видимому, взволновало Лаодамию: она шла работать, но остановилась и обращается то к небу, то к женщинам, простирая руки то вверх, то перед собою.
      Лаодамия
      Как парусов далекой синевы,
      Не разогнать желанья полным словом,
      Мне не дано утешить вас, увы!
      Вы, бледные, и в сером, и в лиловом.
      Пауза
      А как узнать - за ясной синевой,
      Быть может, плач уж носится по стану...
      (Тихо)
      В печальный хор с обритой головой
      И я войду тогда, и тихо стану.
      Но золотом еще горит игла,
      За ней узор бежит гирляндой пестрой,
      И даль небес передо мной светла,
      Простите мне мою надежду, сестры.
      (Отходит к работе и начинает быстро и ловко водить челноком над основой, мягко отстраняя рабынь.)
      После минуты молчания Кормилица тихо подходит к царице и несколько мгновений смотрит на не поднимающую от работы глаз Лаодамию.
      Кормилица
      Пресветлая царица и дитя
      Любимое, Лаодамия, здравствуй!
      Лаодамия
      (поднимая голову)
      Кормилица... что ж? Новостей все нет?
      Плывут они иль под стенами Трои
      Раскинули шатры?.. А ведь сегодня
      Четвертая луна свой круг заполнит,
      С тех пор как царь уехал... бросив пир,
      Невестою меня покинув думам...
      Кормилица
      О госпожа! Царицу от рабынь
      Порою наш не отличает жребий.
      Терпением повиты мы... Что делать!..
      Но расскажи, что снилося тебе:
      Глаза твои еще слезами полны.
      Скажи: во сне ты плакала, дитя?
      Лаодамия
      Мне снился сон, кормилица, и солнцу
      Я расскажу его... Ты знаешь: он
      Не в первый раз мне грезится. Так странно
      Порвется нить, а сердце, как рабыня,
      Уж новую мотает... и в один
      На полотне узор свивает обе.
      Я видела, что будто босиком
      Я по траве иду... Такой Филака
      Не видела, и в Иолке нет такой.
      Густая и высокая, цветами
      Лиловыми поросшая, она
      Мне резала босые ноги. Свод
      Над головой алел, как от пожара,
      День или ночь, понять, на небесах
      Я не могла... И не было кругом
      Ни дерева, ни птицы и ни тени...
      Лишь человек высокий - кто он был,
      Не знала я, - мне долго шлем свой тяжкий
      На белые надеть старался косы
      И путал их, взбивая... С головой
      Я уходила в каску, было душно
      И страшно мне, и кожей пахла медь.
      Хотела я кричать, сопротивляться,
      Но голоса не издавала грудь
      И мягкие мои не гнулись руки,
      И только слез горячие ручьи,
      Когда проснулась я, со щек катились...
      Кормилица
      (после некоторой паузы)
      Гадателя позвать бы... Только сон
      Хорош, дитя... Ведь слезы - это к счастью...
      Лаодамия
      Нет, сердца дум гадателям нести
      Я не хочу... Ты, бог, ты пламя утра,
      Коль этот сон недоброе сулит,
      Укрой его в немое лоно поля,
      Иль голову утесу опали,
      Или волну ударь в злаченый гребень,
      Но сбереги мне Иолая... Нет
      Защиты у меня и нет веселья
      Без милой головы... и царский род
      Я не могу одна продолжить, солнце,
      Чтоб алтари богам он охранял,
      Сердца жрецов пленяя жиром нежным.
      (Несколько минут молится молча, поднимая руки к солнцу, потом поворачивается, чтобы стать на работу.)
      Гадателя не надо...
      Кормилица
      (несколько мгновений молча следит за работой Лаодамии и, рассматривая работу, покачивает головой)
      Что за вид
      Чудеснейший... И звезды, и луна,
      И челноки какие-то, и птицы
      На парусах... А это что ж? Одна
      Лететь устала, видно... Иль на мачте
      Ей не нашлось местечка?.. Между волн
      Она трепещет крыльями... Какая
      Искусница... Ведь умудрит же бог...
      Вот только птица-то зачем упала?
      Лаодамия
      (оставила работу и бродит глазами в небе, где в это время пролетают осенние птицы)
      Зачем она упала?.. Видно, так
      Ей боги присудили... Иль никто
      Там, думаешь, в лазурной выси, няня,
      Летать и не устанет, и земли
      Далекой Африканской всем достигнуть
      Придется им?.. А бури? Разве бурь,
      Как на море, в эфире не бывает?
      Вот, может быть, которая-нибудь
      Так радостно пускалась в путь сегодня,
      А завтра... Нет, сегодня даже ей
      Подломит крылья ветер, или коршун
      Из стаи вырвет жадный, и птенцов
      Не выводить уж никогда голубке...
      Пауза. Лаодамия работает.
      Лаодамия
      Не выводить птенцов... А мне зачем
      Ты сладкого залога не оставил,
      Мой Иолай?..
      Качай я колыбель,
      Я повторять теперь могла бы имя
      Любимое... И, слушая меня,
      Уж люди бы вокруг не улыбались,
      Что с куклой я или сама с собой
      Все говорю.
      Кормилица
      Придет, Лаодамия,
      Всему черед... Немало их потом
      По именам ты назовешь... Пожалуй,
      Придумывать наскучит имена...
      Вот только бы Приамовой столицы
      Им удалось разрушить стены... Мне
      Рассказывал один купец фригийский,
      Что боги им слагали их... Легко ль
      Строение богов сравнять с землею?..
      Да, дерзок род царей, и никому
      Таких гребней для шлема непокорных
      Не выбивал кузнец, мехи вздувая,
      Сам золотой в своей пещере черной...
      Лаодамия
      (рассеянно слушая ее)
      Как думаешь... Меня он не забудет?
      Другой жены себе он не возьмет?
      Ведь дочери Приамовы уж, верно,
      Не то, что мы, лесные пташки, им
      И нежные румяна шлет лидиец,
      И золотые ткани, и духи.
      Пожалуй, есть у них и зелье - сердце
      Привязывать мужское.
      Кормилица
      Иль рабынь
      Бояться дочь царя Акаста может?
      Лаодамия
      Нет, няня, нет... Я знаю, что никто
      Его нежней и крепче не полюбит.
      Бывало, мать печальную не раз
      Я ласками смеяться заставляла,
      Улыбку я сумею и царю
      На строгие уста его, как кистью,
      Перевести горячим поцелуем.
      Я арфой в нем желанье разбужу
      На нежные полюбоваться руки,
      И зеркалом мне будет он, - когда
      Душистые свивать начну я волны
      И белые... О, горе! О, зачем
      Вы, факелы, так быстро догорели?
      Ты, хор, умолк так рано? И царю
      Я ласковых имен шепнуть не смела?
      День был как сон...
      Но трепетной руки
      Мне ласково не тронул царь... Вуаля
      Он с розовых ланит моих не поднял
      И яркий шлем надел... Мои цветы
      На мягкие ковры упали грустно...
      О женщины! О цвет подруг моих,
      Вы, белые невесты! Вы, гречанки
      Со всей Эллады дивной - все, кому
      Крылатые ладьи вернут ли счастье,
      Я вас молю, что б ни таила даль,
      Еленами не будем мы...
      И если
      Обнять дано героев нам, один
      Пускай огонь священный Гименея
      Сжигает нас, покуда, догорев,
      Под пеплом мы его не станем, девы,
      Старухами седыми...
      Сколько слез,
      О, сколько слез в твоем безумном браке
      И змей среди цветов твоих, жена
      Неверная, в улыбках сколько яду...
      (Подняв глаза и руки.)
      Вы ж, белые и быстрые, эфир
      Рассекшие крылами... вас молю...
      Желания мои и этих горьких
      Несите в даль эфирную, туда,
      На берега троянские... от меди
      Безжалостной пусть оградят сердца
      Суровые... и нежные... и наши...
      Хор
      ПЕСНЯ БУБНА
      Старухи
      СТРОФА 1
      Скованы тяжкие латы...
      Что ж молот несытый гудит?
      И бурое пламя чадит
      Зачем, озаряя палаты?
      О нет, позабыть не могла ты,
      Эллада, кровавых обид...
      Иль меч на Париса еще не отбит,
      Что, искрами брызжа, железо журчит
      И молот кричит:
      "Расплаты! Расплаты! Расплаты!.."
      АНТИСТРОФА 1
      Горы с зеленой дубравой
      Отважный забудет стрелок,
      Там долго он черных берлог
      Тревожить не будет облавой;
      Милее ему златоглавый
      Приама высокий чертог...
      Вот, веслами пеня Эгейский поток,
      Помчались ахейцы, и пыл их жесток.
      Туда, на восток:
      "За славой! За славой! За славой!"
      ПЕСНЯ ФЛЕЙТЫ
      СТРОФА 2
      (один женский голос)
      Розовым утром
      Если бы ланью я стала
      Иды высокой,
      Я бы Париса,
      Я бы Париса красою,
      Легкостью гибких движений
      В чащу сманила и жаждой
      Быстрого б там затомила
      Шлем потерявшего в дебрях
      Я б чародея с глазами,
      Полными синего блеска,
      Нежной зеленой трясиной
      Тихо потом засосала...
      АНТИСТРОФА 2
      (другой женский голос)
      Если бы птицей
      Сладко-певучей я стала,
      В терем Елены,
      Пленницы нежной,
      Плакать бы я прилетала
      В тихие лунные ночи,
      Чтобы, очей не смыкая,
      Слушала песни царица
      И умирала, тоскуя,
      Чтобы хотелось ей страшно
      Дочку увидеть и мужа,
      Гулкую белую залу
      И тростники на Евроте.
      ПЕСНЯ АРФЫ
      СТРОФА 3
      Синевою небес пролетая,
      Бог далекой земли,
      Ты Парису лелеял зачем корабли,
      Бог далекой земли?
      Белый Аргос и Спарта златая
      Нежной дивы таить не могли,
      Унесла ее белая стая
      С ней не волей ли Зевса свитая?
      Лель... лели...
      Розовея, дымятся угли,
      Облака разбегаются, тая,
      Гименея, о дева, моли...
      АНТИСТРОФА 3
      Златокудрое Зевсово чадо
      Цепи роз обвили,
      Пока луч, отдыхая, в пыли
      Цепи роз обвили...
      Убежала, рыдая, менада...
      А когда тени ночи легли,
      Не горела в огнях колоннада,
      О, не надо Париса... не надо...
      Лель-лели!..
      Розовея, дымятся угли,
      Голубая мерцает лампада,
      Гименея, о дева, моли...
      Корифей
      Оставьте петь... Я вижу вдалеке,
      Там облако... но только не на небе...
      Молчание.
      Женщины вглядываются вдаль, по направлению пальца Корифея.
      Первый парастат
      (к Лаодамии)
      Там облако, царица... и в движеньи...
      Лаодамия
      (тоже смотрит)
      Да, облако... я вижу - это пыль...
      Кормилица
      Я видела давно, что стадо гонят.
      Второй парастат
      Твои глаза не зорки... Погляди:
      Уж радужной просвечивает дымкой
      Пыль серая... Где ж видишь ты овец?
      Одна из женщин
      Смотри - вот конь... а вот и всадник...
      Видишь?
      Царица, к нам гонец...
      Другая
      Его коня
      Уж приняли... Идет он, окруженный,
      Не разобрать лица.
      Лаодамия
      Откуда он?
      И что несет? О сердце!.. Колотиться
      Не надо так... Или одна я жду
      Его вестей?.. Как шаг его неровен!
      Он кажется смущенным... О, зачем
      Сомнения? Уж вот он! Он не мрачен,
      Не в трауре.
      ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
      Те же и вестник с моря.
      Он имеет утомленный, обветренный и запыленный вид; на лбу рубец, рука завязана, шлема нет.
      Лаодамия
      (к входящему вестнику)
      Привет тебе, посол,
      А если ты из Трои, и награда.
      Вестник
      Державная царица... Я из Трои.
      Лаодамия
      И наша рать?
      Вестник
      Осада началась.
      Лаодамия
      Сражения дружины Иолая
      Не видели еще?..
      Вестник
      Оно царя
      Филейского венчало вечной славой...
      Лаодамия
      Хвала богам и родине! А мне
      Какое счастие!.. О, мой избранник!
      Но воины?..
      Вестник
      (с некоторым усилием)
      Мы счастливы: пока
      Детей Филаки гибель не коснулась...
      Радостные восклицания в хоре.
      Лаодамия
      Но начал ты про славу... Расскажи
      Подробнее...
      Вестник
      Ахейские триэры
      Задержаны стояли под Авлидой.
      Безветрие сковало...
      Лаодамия
      Это мы
      Уж слышали... Про смерть Ифигении
      И брак ее обманный вести к нам
      Давно пришли. Рассказывай о Трое...
      И о вожде дружин.
      Вестник
      У берегов
      Уж корабли ахейские толпились,
      А нас еще кружило море... Путь
      Последний труден был - волна нас била,
      И парусам оранжевым царя
      Тяжелая борьба досталась. Якорь
      Был брошен наконец. Но меж вождей
      Ахейских спор застали мы... С Авлиды
      Раздоры шли... А тут еще беда,
      Гадателем прочтенная на жертвах,
      Прибавилась, - и злобились цари,
      И печени от желчи черной пухли:
      Им объявил гадатель, что тому
      Убитым быть, кто первый землю вражью
      Бесстрашною стопою оскорбит...
      И не хотел никто быть больше первым,
      Сопернику соперник уступал
      О дочь царей... О нежная подруга
      Славнейшего из греков... Ты дрожишь?
      Лаодамия
      Ты говорил о славе Иолая?
      Вестник
      О госпожа!..
      Лаодамия
      Он был там? Говори...
      Вестник
      Дозволишь ли?
      Лаодамия
      Он вынул страшный жребий?
      Вестник
      Нет, жребия наш царь не вынимал,
      Но он не снес глумления троянцев
      И дал нам знак... Он первый победил.
      Лаодамия
      Я слов твоих не понимаю, вестник...
      О, не спеши... Еще надежда есть...
      Я слушаю... Он жив еще?
      Вестник
      Царица!
      Обуза зол твоих так тяжела...
      Царь умер, и его похоронили.
      Вопли в хоре. Лаодамия стоит вся белая. Вопли, не поддержанные ею, как-то неловко обрываются. Воцаряется продолжительное и полное молчание.
      Лаодамия
      Не может быть... Опомнись - наш ли ты?
      Он здешний ли, скажите мне.
      Смущенное молчанке.
      Ошибся
      Ты, вестник, я с тобой и незнакома.
      Ты не был там с царем?..
      О, отвечай.
      Вестник
      Протесилай, мой повелитель, умер...
      Лаодамия
      Как ты сказал? Как назвал ты вождя?
      Вестник
      Нет, бедная царица, то ахейцы,
      Не мы, его дружина, в похвалу
      Царево имя заменили новым:
      Протесилай.
      Лаодамия
      Протесилай... А кто ж
      Жене отдаст... отчизне... Иолая?
      Вестник
      Протесилай - за то, что первый он
      На вражеский вступил бесстрашно берег.
      Лаодамия
      Мне все равно, как назвали его,
      Как вы его убийцам отдавали?
      Вестник
      Противиться не смели мы...
      Лаодамия
      Его
      Зачем не умолили? Или старых,
      Иль опытных меж вами не нашлось?
      А что ж Атрид? А жребий? А другие?
      Нет, нет... и ты не в трауре... Зачем
      Ты шутишь так жестоко... Или ты
      Сюда привез его для погребенья?
      Что говорю? Живого? Может быть,
      Лишь ранен он? Ведь если, вслед за мужем,
      Ты говоришь - другие вышли все,
      Так как же вы его не отстояли?
      И кто ж его ударом поразил?
      Чей меч доспех разбил ему? Дай имя!
      Смущен ты? Ты молчишь?
      Вестник
      Что я скажу?
      Лаодамия
      Что ты шутил... Но может быть, ты бредишь.
      Твое лицо так красно, и глаза
      Твои как у больного... Или можешь
      Ты дать мне знак какой-нибудь? Тебе
      Иначе как поверю?
      Вестник
      Я б подробней
      Пересказал весь бой... Но все равно
      Ты скажешь, что я выдумал...
      Лаодамия
      Еще бы!
      И кто ж послал тебя? Команду кто
      После царя над нашим войском принял?
      И где ж твоя табличка, если сам
      Тебя в послы начальник выбрал новый?
      Вестник молчит, потупившись.
      Лаодамия
      Ты, может быть, беглец? Ты изменил?
      Ты волновать народ сюда явился?..
      Вестник
      (тихо и мрачно)
      Обратный путь был труден... Буря нас
      Трепала, и едва я спасся... Было
      Письмо... оно в волнах... Но я не лжец.
      Увы! Когда бы точно лгал я...
      Пауза.
      Лаодамия
      Вестник!
      Прости меня! Да, может быть, ты прав...
      Несчастье мне рассудок ослепило,
      Как яркий свет сову слепит... Солгать
      Не мог посол и храбрый сын Филаки...
      Шутить? О нет! он не жесток - своей
      Царицы он бы пожалел. Не болен
      Ты также - речь твоя разумна, вестник.
      О, я молю тебя... О чем?.. сама
      Не знаю я... Скажи, что сон, который
      Я видела недавно, длится... Нет...
      Что это правда... Нет... Что брежу я...
      Что бредишь ты... Постой...
      Я все стерплю!
      Не перебью тебя, всему поверю...
      Скажи мне: там, когда кончался он,
      Он что-нибудь сказать велел... домашним,
      Жене... и как? Как умер он?.. Страдал?
      Метался он? или спокойно умер?
      А та рука, которая ему
      Разрезала на нежной шее жилу,
      Она еще и носит меч и жертвы
      Приносит и вздымается к богам?
      Или ее вы обрубили тут же?
      Все говори... Я слушаю, посол...
      В какой хитон одет он был?
      Вестник
      Да,
      В лиловый...
      кажется...
      Кормилица
      (тихо)
      Лиловые поля.
      Лаодамия
      Молчи...
      Вестник
      Когда толпой на берег вражий
      Мы хлынули, Калхановы слова
      Нам баснею казались... белогривый
      И яркий шлем царя, как бастион,
      Над нашею толпой вздымался гордо,
      И робкие троянские стрелки
      От поножей, не знаю, светлых, что ли,
      Иль тяжкого отхлынули меча...
      На кораблях меж тем пэан победный
      Уже звучал... и, славой опьянен,
      Соперника искал наш царь... Все дальше
      Он уходил, и не могли за ним
      Дружинники поспеть... Вот на минуту
      Из глаз его я выпустил - ряды
      Троянские уж снова пополнялись
      Вдруг слышу гул - и прямо на царя
      Несется колесница. Было трудно
      Пробиться нам... Когда же наконец
      Глазам моим открылся он... возница
      Едва держал взбешенных кобылиц,
      А около... огромный, вождь, конечно,
      Из сыновей Приама кто-нибудь,
      Боролся с Иолаем - копья были
      Уж сломаны, и царское копье
      Попало в пристяжную... Кобылицы
      Метались в пене дико... А мечи
      Разбитые валялись бесполезно...
      И долго шла безмолвная борьба,
      Но берег был далеко... И не видно
      Его ахейцам было. С чем бы мы
      Пошли к царю?.. А крики лишь троянцев
      Собрали бы... От ужаса и горя
      Мы молча умирали... Наконец
      Послышалось проклятье... и со стоном
      Царь падает на землю, за собой
      Троянского героя увлекая...
      И долго там они в траве густой,
      Как нежные щенки порой играя,
      Катались... хрип, и треск, и стон стоял...
      Но бой решил троянский витязь... вожжи
      Он бросил наконец, и четверня
      Взбешенная умчалась. Безоружен,
      К товарищу он поспешил... И шлем
      Тяжелый и косматый опустился
      На голову царя... И брызнул мозг,