32

Весть о том, что Пятый Правый снова провалил задание, пришла к судьям «Трибунала» практически одновременно с анонимным письмом о Михаиле Сухареве, убившем четырех человек и ушедшем от наказания благодаря связям с сильными мира сего. Дело Сухарева не относилось к числу очень громких. Подумаешь — пьяный мэн угрохал четырех других таких же. Не рэкет, не заказное убийство, не бандитское столкновение — просто пьяная разборка, в которой четверым не повезло, поскольку у них не было пистолета, а у Сухарева был. Правда, один из этих четырех был бывший мент — и опера городского угрозыска, может, поэтому так и взбеленились, когда Сухарева отмазали высокие покровители. В любом случае, до «Трибунала» доходили лишь смутные слухи об этом деле, и специально «трибунальщики» им не занимались. Но вот теперь всю историю им выложили на тарелочке, и судьям предстояло решить, браться за это дело или отложить пока.

— Мы все время призываем честных людей писать нам о таких случаях, — заметил по этому поводу Главный судья. — Как же мы будем выглядеть, если проигнорируем это письмо?

— Но ведь письмо анонимное, — возразил левый судья.

— Ну и что? Разве мы можем надеяться, что все наши корреспонденты будут подписывать свои письма? Да если мы выдвинем такое требование, нам вообще перестанут писать. Судьи согласились, что надеяться на это нельзя и под нажимом Главного судьи постановили заняться этим делом, не принимая, однако, никаких окончательных решений относительно судьбы Сухарева. А поручить это дело решили пятой тройке, временно отстраненной от ликвидации преступников из-за ошибок Пятого Правого. Самого Пятого Правого предполагали исключить из «Трибунала» или лучше перевести в резерв, пригрозив попутно мучительной смертью в случае предательства (хотя это и так было одним из условий вступления в «Трибунал»). Однако в запасе не было людей, прошедших полную проверку и подготовку для того, чтобы его заменить. А отправлять на задание неполную тройку было против правил «Трибунала». И в результате Пятый Правый снова был оставлен в своей тройке. Ему лишь устроили дополнительный инструктаж и внеочередной экзамен, а его коллегам по тройке приказали следить за Пятым Правым особенно тщательно и в процессе выполнения задания не оставлять его одного. Главный судья давно подумывал, не сделать ли дисциплину в организации значительно более жесткой, нежели она есть сейчас. И наказывать смертью не только за измену, но и за ошибки, порождающие опасность для «Трибунала». Но с другой стороны, он знал, что политика «Бей своих, чтобы чужие боялись» редко доводит до добра. К тому же конкретно Пятого Правого очень активно защищал «секретарь Трибунала», формально четвертый человек в организации, а фактически, возможно, даже второй.

Ведь именно он доводил решения судей до координаторов, которые, в свою очередь, давали задания непосредственно тройкам.

— Если мы будем гнать таких, как Пятый Правый — с кем мы останемся? — вопрошал секретарь в разговоре с Главным судьей. — Он чуть ли не единственный из наших людей, кто любит и умеет убивать, и при этом не страдает никакими военными комплексами, маниями и фобиями. Я все время боюсь, что остальные ликвидаторы вот-вот свихнутся и начнут убивать всех подряд — а за Пятого Правого я спокоен. Это он, конечно, преувеличивал. Были в «гвардии Трибунала» и другие надежные ликвидаторы, в том числе более спокойные и собранные, а Пятого Правого и командир его тройки считали недостаточно дисциплинированным и чрезмерно осторожным — но тем не менее, секретарь «Трибунала» был прав: разбрасываться такими кадрами нельзя. И утром следующего дня Пятый Правый снова вышел на задание.

33

Дела Корня ухудшались с каждым днем. Из-за действий «Трибунала», а еще больше — из-за слухов о «Трибунале» люди Корня начали паниковать. Некоторые вслух заявляли о своем желании отойти от дел — по крайней мере до тех пор, пока «Трибунал» не будет уничтожен или с ним не удастся договориться. Корень пытался пресекать подобные разговоры и тем более действия угрозами безжалостной расправы с отступниками, но это только усиливало разложение в низовых слоях группировки. А тут еще эти иногородние, с которыми Корень сдуру связался, стремясь нарушить монополию Ткача на торговлю синтетическими наркотиками. Хуже всего, что об этой истории узнал сам Ткач, и пошли слухи о том, что он со дня на день призовет Корня к ответу. В этой ситуации Корень метался между крайностями — то ли бежать из города, то ли воевать с Ткачом, то ли искать пропавшие деньги. И, не приняв никакого решения, пытался делать все сразу — готовил пути к отступлению и бегству, искал союзников для борьбы с Ткачом и строил планы силовых акций в отношении родных и близких Аристарха Чудновского Тщательное исследование биографии и личности Чудновского навело Корня на мысль, что он даже с полной сумкой денег не побежит ни в Москву, ни в Америку, а бросится первым делом к маме под крыло. Об этом в один голос говорили и армейские сослуживцы Арика, и его знакомые, которых расспрашивали в эти дни все кому не лень — и милиция, и журналисты, и бандиты. А раз так, то надо просто показать пацану, с кем он имеет дело. Например, похитить его мать и передать остальной родне, что если Арик немедленно не явится с деньгами, то мамочке будет очень плохо. Ну и саму мамочку тоже можно попрессовать на предмет того, где она прячет своего сынка. Хуже, если он все-таки сбежал куда-нибудь далеко. Тогда это «мероприятие» ничего не даст и даже может породить дополнительные проблемы. Например, привлечет излишнее внимание милиции, которое в сложившейся ситуации совсем ни к чему. Однако будь ситуация иной, Корень мог бы спокойно плюнуть на эти деньги. Сто тысяч баксов — подумаешь, сумма. Группировка ворочает многими миллионами. Но в условиях, когда группировка трещит по швам, когда неизвестно кто ведет отстрел низовых бойцов, а крупнейший авторитет города Ткач недоволен действиями самого Корня за его спиной, и неизвестно, что он выберет: то ли штраф, то ли кровь — в этих условиях каждый доллар на счету. В конце концов Корень решил, что ему не стоит «вешать себе на шею» еще и киллеров, которых обещают заслать чужаки, если пропавшие деньги не будут возвращены. Деньги придется вернуть из своих средств, но параллельно надо поработать с родней Чудновского. Если он сам не найдется и не вернет бабки, то необходимо выяснить, каким имуществом располагают его родственники. Квартиры, машины, дачи, бытовая техника, предметы обихода — все это стоит денег, и у Корня есть «средства убеждения», которые заставят родичей Арика все это продать, дабы возместить ущерб, который беглый солдат своими безрассудными действиями нанес одному из подразделений мафии. Мафия такие шутки не прощает никому и никогда. Иначе ее перестанут бояться. Иначе ее перестанут уважать.

34

Между тем, лидер секты, известной под названием «Храм Сверхнового Завета», после некоторого раздумья дал Корню согласие создать из молодых и крепких сектантов секретное боевое подразделение. Но выдвинул два встречных условия. Во-первых, Корень ничего о членах этого подразделения знать не будет. Все задания будут передаваться через «Верховного Понтифика Востока и Запада» и никак иначе, и любые попытки узнать больше, чем следует, чреваты разрывом отношений. А во-вторых, за Шерстобитовым останется последнее слово в решении вопроса: принять задание к исполнению или нет. Если «Верховный понтифик» скажет «нет», то Корню придется искать исполнителей в другом месте. Корень с этими условиями согласился. Во-первых, лишние силы никогда не помешают, особенно если налицо экстремальная ситуация. А кроме того, он надеялся в дальнейшем перехватить у Шерстобитова инициативу и поставить дело так, что уже не лидер сектантов будет ставить условия, а он, Корень, станет командовать сектантами-киллерами, какцарь и бог, не спрашивая ничьего согласия. Поэтому Корень не стал возражать и тогда, когда Шерстобитов попросил его помочь секте в некоторых ее коммерческих и информационных начинаниях.

— Я помогаю одному непросвещенному грешнику создать газету, — сказал Шерстобитов между прочим. — Она будет информировать и развлекать других непросвещенных грешников и неявно распространять слово истины. Но газете нужны рекламодатели, и вы могли бы повлиять на некоторых бизнесменов с тем, чтобы они помещали свои объявления именно в этой газете.

— Если эта газета будет вроде тех листков, которые твои идиоты клеят на стены, то меня не так поймут, — пробурчал Корень. — Мне совсем неинтересно, чтобы в меня тыкали пальцем на улице и говорили: «Вот идет сектантский папа». Вашего брата в наших кругах не любят, и я тебя терплю только из деловых соображений.

— Да, я знаю. И мне тем более не хочется выставлять наши деловые отношения напоказ, — отомстил Шерстобитов. — Не беспокойтесь — это будет обыкновенная бульварная газетка, желтая пресса. В первых номерах мы вообще не будем светиться .

— только поместим рекламу наших фирм и наших девушек. Истина Сверхнового завета вечна — она подождет.

— Вот только не надо парить мне мозги. Знаю я все твои истины. Ты — дешевый фокусник и ничего больше, так что не надо выкобениваться передо мной.

— Вы ошибаетесь, мой уважаемый друг, — произнес «Верховный понтифик» своим неизменно вкрадчивым голосом. — Я дорогой фокусник. Очень дорогой. Однако несмотря на то, что на протяжении всего разговора Корень таким вот образом осаживал Шерстобитова, когда тот, забывшись, начинал разговаривать с криминальным авторитетом как с одним из своих сектантов, а Шерстобитов огрызался на это в своей обычной манере — результат оказался благоприятным для «Верховного Понтифика Востока и Запада». Корень дал согласие предоставить новой газете «крышу» и повлиять на некоторых зависимых от группировки предпринимателей, чтобы они давали рекламу в эту газету. При этом Корень даже не поинтересовался личностью человека, который создает пресловутую газету. В мафии, как и в любом другом бизнесе, у каждого свой уровень компетенции, и не дело Корня разбираться со всякими мелкими сошками. У него есть дела поважнее.

35

А у Арика Чудновского дела шли своим чередом. Во-первых он снял помещение под офис и поставил своему единственному контрагенту .

— сектанту по имени Кирилл — категорическое условие: все деловые встречи — только в этом офисе. И не совсем деловые — тоже. В довершение всего жилую квартиру Арик в скором времени сменил и нового адреса никому не дал, а для связи приобрел радиотелефон. Это подтвердило подозрения Шерстобитова, что бородатый фотограф от кого-то скрывается. Но такой вариант был только на руку секте и ее лидеру. Ведь человек, который чего-то боится и от кого-то прячется, весьма уязвим, и если выяснить, что за опасность ему угрожает, то из него можно вить веревки. Из страха перед преследователями он согласится делать для похитителей все, что они пожелают. Правда, для скрывающихся фотограф тоже ведет себя нелогично. Человек, который прячется от преследования, не затевает такое публичное дело, как создание новых средств массовой информации. Но может быть он собирается отмывать таким способом какие-то левые деньги — точно так же, как «Храм Сверхнового завета» предполагает отмывать свои. Но с сектой все понятно. По новому закону ее можно будет официально зарегистрировать не раньше чем через пятнадцать лет, да и то не без труда. А деньги секта разными путями получает уже сейчас. Для их легализации уже создано несколько фирм, но там все непросто — отчетность, налоги и остальные прелести бизнеса в бюрократическом государстве. Поэтому Шерстобитов предпочитал иметь дело с наличными деньгами и частными банковскими вкладами — но это не всегда было удобно. А у газеты есть масса преимуществ. Во-первых, налоговые льготы, а во-вторых, широкие возможности для легализации левых денег через фиктивную подписку, фиктивную рекламу и махинации с тиражом. Так что Шерстобитов решил поддержать фотографа, назвавшегося Сашей Николаевым, не только и не столько ради пропаганды своего учения, а скорее из-за денежных интересов. Что касается Арика Чудновского, живущего теперь под фамилией Николаев, то он о таких сложных вещах не задумывался, но зато время от времени испытывал смутные сомнения — а не зря ли он ввязался в эту затею в принципе. Когда к нему в офис приходили девушки в белом — фотографироваться и заниматься любовью — сомнения Арика отходили на второй план. Но когда девушки оставляли его, Арик снова начинал думать: а не бросить ли все это к чертовой матери и не умчаться ли из этого опасного города куда-нибудь подальше и ни разу не оглядываясь. Однако «синдром Колобка» неизменно брал верх. Ведь и от дедушки ушел, и от бабушки ушел — на кой же черт бояться лисы? Небось она не страшнее дедушки с бабушкой.

36

И вот, еще не доведя до конца организационные мероприятия, Арик Чудновский подал в рекламные газеты объявление следующего содержания: «Новое издание оригинальной направленности приглашает к сотрудничеству журналистов, фотографов, фотомоделей, а также специалистов по работе с компьютером, дизайну и верстке». А Лариса Бабушкина после появления в ее квартире Юры Гарина как раз стала активно искать работу, где платили бы больше, чем получает санитарка в областной больнице. Объявление от имени «нового издания оригинальной направленности» не подходило ей ни по каким статьям. Лариса не была ни журналистом, ни фотографом, ни специалистом по работе с компьютером, ни даже фотомоделью. Для последнего рода занятий у нее было не очень подходящее лицо — простое, невыразительное, деревенское, с признаками вырождения, доставшимися по наследству от предков, беспробудно пивших на протяжении многих поколений. Таких девушек вокруг полно, и многие из них вполне благополучно находят мужа, рожают детей и внушают дочкам, что не в красоте счастье. Так полагала и Лариса до тех пор, пока ее Алексей не произнес однажды фразу.

— Ой, Ларка, до чего же ты красивая!

— Да не ври ты, — откликнулась Лариса, посчитав это обыкновенным комплиментом из тех, какие влюбленные мужчины говорят любимым женщинам. Однако Лешка вовсе не врал. Дело было в безлюдном месте на берегу озера, и Лариса как раз выходила из воды обнаженной и с распущенными волосами. А фигура у нее была — дай Бог каждому. Волосы, правда, не впечатляли, но только до тех пор, пока Лариса мыла их хозяйственным мылом и завязывала в узел на затылке. А когда она стала мыть волосы шампунями на травах и держать их распущенными — положительный эффект наступил незамедлительно. Так что Алексей не врал. Он лишь немного преувеличивал. На самом деле Лариса писаной красавицей все-таки не была. помимо тела и волос в общей картине красоты определяющую роль играет лицо, а оно оставалось некрасивым, и Лариса ничего с этим поделать не могла. Единственное, чего смог добиться Алексей — это убедить Ларису, что некрасивое лицо — еще не повод для того, чтобы хоронить себя заживо. А еще он научил Ларису без стеснения заговаривать с незнакомыми людьми, в том числе и по телефону. И Лариса позвонила по объявлению. На роль фотомодели она претендовать не стала, на другие должности — тем более, а спросила лишь.

— Вам не нужна уборщица? Не то чтобы Ларисе очень хотелось наняться уборщицей в какое-то «издание оригинальной направленности» — просто ее привлекло слово «компьютер». В последние дни она очень много думала о том, где бы научиться набивать тексты на компьютере и отсылать их по электронной почте. И Ларисе очень повезло, что попала она на самого Арика Чудновского, а не на девушку, которую он посадил в офисе отвечать на звонки. Потому что Арик про уборщицу не подумал и секретарше не сказал — и та наверняка ответила бы Ларисе, что никакая уборщица им не нужна. А Чудновский, услышав в трубке молодой приятный женский голос, сразу заинтересовался, почему эта девушка просится в уборщицы, когда в объявлении сказано, что требуются фотомодели.

— Я в фотомодели не гожусь, — сказала на это Лариса. — Я некрасивая.

— Это понятие растяжимое, — возразил Арик. — При современном развитии науки и техники можно превратить уродину в красавицу за десять минут. А вы, надеюсь, не уродина.

— Ну, не так чтоб совсем… — произнесла Лариса неуверенно.

— Ну вот, тем более. Благодаря поддержке Шерстобитова Арик не испытывал недостатка в натурщицах.

Правда, «Верховный Понтифик» не хотел терять слишком много денег и предоставлял Арику не больше двух девушек одновременно — но и этого было вполне достаточно. Однако прежние неудачи на любовном фронте породили у Арика характерный комплекс: он хотел иметь в своем распоряжении много женщин, как можно больше, и не для того даже, чтобы с ними спать, а для того, чтобы наслаждаться своей властью над ними. Властью, которую дают деньги.

— Остается решить один маленький, но важный вопрос, — сказал он Ларисе. — Вы согласились бы сниматься без одежды? Год назад Лариса после этих слов бросила бы трубку и долго материла бы перед молчащим телефонным аппаратом извращенца, который осмелился ей такое предложить. Но Алексей повернул ее взгляды по этому вопросу если не на 180 градусов, то уж на 90 по крайней мере, и теперь она только спросила.

— А без этого нельзя?

— Без этого? Можно, но нежелательно. Обнаженная натура выше ценится.

— А знаете что… — произнесла Лариса после небольшой паузы. — Вот у вас в объявлении написано, что вам нужен специалист по компьютерам…

— А вы специалист? — удивился Арик.

— Нет. Я вообще не умею… Но мне очень надо научиться. Очень-очень. Если вы мне поможете, то я согласна на что угодно.

— Ну, с этим никаких проблем. Когда компьютер свободен, работай сколько твоей душе угодно. А за съемки я плачу достаточно, чтобы тебе хватило на любые курсы.

— А электронная почта у вас есть?

— Этого добра навалом. И электронная почта, и Интернет. в общем, заходи, посмотришь. Если на худой конец совсем не подойдешь для фотографий, я тебе другую должность подберу. Человек, который готов драить полы и раздеваться перед камерой ради изучения компьютера, заслуживает всяческого уважения. Кстати, ты девушка хозяйственная?

— Не знаю. Наверное… — смутилась Лариса.

— Тогда я тебя лучше в завхозы возьму, — сказал Арик. — Это солиднее. Черт его знает, почему он сразу проникся симпатией к этой девушке. Может потому, что она сразу согласилась сниматься без одежды, а ее единственное условие не касалось денег. Более того, она вообще ни разу не упомянула о деньгах.

37

Вот уже несколько дней Максим Игрунов не приближался к Ларисе, и желание мстить в ней потихоньку остывало. Оно опять вспыхнуло после истории с карточкой «Трибунала» в кармане благополучно выжившего бандита Барабанова по прозвищу Акула — но опять стало остывать. Однако как раз накануне звонка в офис Чудновского это желание вернулось вновь. Дело в том, что лейтенант Цыганенко еще пару раз попался на глаза Максу Игрунову, и тот решил, что пора принимать меры. Лейтенант действовал по приказу генерала Игрунова, который хотел убедиться, что Лариса больше не копает под его сына. Однако Макс об этом не знал и решил, что все гораздо хуже. Он подумал, что отец собирает сведения, с помощью которых он сможет заставить сына себе подчиняться. Хотя бы примитивным шантажом: не будешь меня слушаться — передам материалы в милицию, и пусть тебя сажают. Но откуда отец узнал? Неужели Ларка добралась и до него? Чтобы выяснить это и заодно нагнать страху, Макс подкараулил Ларису вечером, когда она возвращалась из магазина и заговорил, обильно перемежая речь отборным матом.

— Ты что, сука, сказала моему отцу?! Откуда он знает про Лешку? Ты ему насвистела, ты меня продала? Думаешь, тебе это поможет?! Хрен! Он тебя в порошок сотрет, он тебя, гниду, раздавит, понятно? Если тебя спросят про это, молчи, дура, чтобы хуже не было. Я ведь пошутил, а ты, дурочка, поверила. А если кому-нибудь про это заикнешься, я тебя убью. И мне ничего за это не будет. Кому ты нужна, дура сраная?. На самом деле Макс не был так уж уверен, что ему за убийство ничего не будет.

Вернее, он предполагал, что от официального преследования отец его защитит хотя бы ради собственного благополучия — но боялся, что отец применит к нему санкции в порядке внутрисемейных разборок. И санкции эти могли быть весьма неприятными. Не такими, конечно, как десять лет на зоне — но вот суворовское, а затем военное училище папа-генерал вполне мог своему непутевому сыну обеспечить. И никуда бы Макс не делся — пошел бы в казарму как миленький, стоит только папе пригрозить передачей компрометирующих материалов в прокуратуру с перспективой скорого и справедливого суда. Конечно, и на это генерал Игрунов, возможно, не пошел бы. Ведь даже если сын его станет офицером — это будет еще тот офицер, и ЧП с его участием пойдут одно за другим, как пить дать. А каждое такое ЧП будет бросать тень на отца-генерала. Но ведь генерал Игрунов может укатать сына не только в суворовское училище. Он вполне способен пресечь в корне все попытки Макса закосить армию и вдобавок устроить ему два года в такой части, где тюрьма ему раем покажется. А Макс так хотел обойти армию стороной, показав тем самым любимому папе большой и красивый кукиш. И зародилась в недоразвитой или, скорее, развитой не в ту сторону башке генеральского сына мысль столь же извращенная, сколь и логичная. Надо просто убить и Ларку, и летеху-адъютанта. Тогда в лучшем случае папочкина затея завянет на корню, а в худшем папочке просто нечем станет шантажировать сына. Потому что если папа сдаст Макса ментам, ему будет грозить смертная казнь с заменой ввиду всеобщей гуманизации на пожизненное заключение. А на это генерал Игрунов никогда не пойдет. Но делать такие дела в одиночку Макс не умел и боялся. А потому вызвонил друга своего Пашку Качуркина, который тоже участвовал в избиении Алексея Черкизова, после которого тот, не приходя в сознание, скончался. Вообще-то никто не собирался его убивать. Просто Макс, Пашка и другие ребята из «путяги» были пьяны, а проходивший мимо Леша повел себя с ними неучтиво. Вот его и решили поучить. А он ни с того ни с сего стукнулся обо что-то твердое головой и откинул копыта. Или его все-таки кто-то стукнул по голове? Пашка утверждал, что это сделал Макс, а Макс не помнил, но не видел ничего плохого, если так и было на самом деле. Он забеспокоился, только когда возникла реальная опасность, что все откроется. И клял теперь себя за то, что распустил язык перед Лариской. Но ведь тогда он был пьян, а что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. И вот теперь приходилось рассказывать о возникших проблемах Пашке. А тот на правах старшего товарища сразу стал орать.

— Ты мудак! Ты какого хрена трезвонишь об этом кому попало?! Тебе сказано — наплевать и забыть. Не было ничего. Мы его не били, он ушел живой, а меня там вообще не было. Я вообще с бабой спал в это время, если хочешь знать. И баба подтвердит. Так что ты меня в свои проблемы не впутывай.

— Ага! Ты думаешь, я за вас всех один буду срок тянуть? А вот хрен вам! Если меня возьмут, всех заложу… И так далее и тому подобное, мата больше, чем осмысленных слов, а в финале — компромиссное решение.

— Ларку убивать нельзя, — сказал Качуркин. — Тогда сразу на нас выйдут. Из-за тебя, козла!.. — в сердцах добавил он. — Надо грохнуть одного летеху. Говоришь, он адъютант твоего бати?

— Ага.

— Ну вот. Значит, батя твой не хочет дело раздувать. Если летеху грохнуть, он ничего ментам не скажет. Батя, я имею в виду. Так что никто на нас не подумает.

— Отец подумает.

— И что? Он тебя ментам сдаст?

— Нет. Не должен.

— Ну и все. А летеха может сдать. Запросто. Ты ему не друг и не родственник. На самом деле, вникнув в ситуацию, Пашка сообразил, что неприятности грозят в первую очередь ему, а не Максу. Если адъютант генерала Игрунова продолжает что-то вынюхивать — значит, он скорее всего ищет кандидата на роль козла отпущения. Чтобы Макса отмазать, а на другого пальцем показать: вот убийца! Недаром он выспрашивал у девчонок в «путяге», с кем дружит Макс. Так что Пашка быстро изменил свою точку зрения на положение дел и под конец разговора проявил даже бОльшую заинтересованность в убийстве, чем сам Макс. И в итоге уже не Макс Пашку, а Пашка Макса убеждал в том, что убить лейтенанта Цыганенко надо обязательно и как можно скорее, иначе всем им полный звездец и дальняя дорога в казенный дом. На том и порешили. Макс вспомнил, то домашний телефон адъютанта записан от руки в телефонном справочнике, который лежит дома — записан прямо на форзаце. А по номеру можно легко выяснить адрес. И тогда можно запросто подкараулить лейтенанта у его дома или даже ворваться в квартиру и под видом ограбления перебить всех, кто там окажется. Какая разница, сколько будет трупов. Если больше одного — то это вторая часть «убойной» статьи, наказание на полную катушку. А два трупа или дюжина — определяющей роли не играет. Да и вообще об этом лучше не думать. Каждый преступник, идя на дело, верит, что ему удастся избежать наказания. Иначе на свете не было бы преступлений.

38

Пятой тройке «гвардии Трибунала» было поручено прежде всего выяснить привычки Михаила Сухарева, определить круг его знакомств, подготовить план его ликвидации и просчитать ее последствия. Что до рассмотрения дела об убийстве Сухаревым четырех человек, то этим занялись другие. В задачу этих других, а равно и пятой тройки, входило также следующее: выяснить, кто написал анонимное письмо в «Трибунал». Пятой тройке предстояло узнать, кто из знакомых Сухарева имеет доступ к компьютеру и часто подключается к Интернету, а также кто из них мог видеть визитку «Трибунала». А агенты «Трибунала» в юридической и милицейской среде должны были раздобыть сведения не только о самом уголовном деле, где обвиняемым значился Сухарев, но и о тех, кто вел это дело, кто был недоволен его прекращением и кто интересовался этим делом впоследствии. Именно интерес к этому уголовному делу привлек внимание Ростовцева и Сажина к некоему Владимиру Баландину из РУОП. В самом деле — с чего бы это руоповцу интересоваться давно закрытым делом по бытовому убийству? И Ростовцев с Сажиным, узнав об этом, тотчас же встали в охотничью стойку и занялись Баландиным вплотную. А вскоре поступили и новые сведения. Наружное наблюдение за Сухаревым показало, что за ним следит кто-то еще. Стали выяснять, кто — и в ходе одной прогулки милицейских топтунов вслед за чужим наблюдателем, обнаружили, что он умеет профессионально отрываться от «хвоста». Настолько профессионально, что в конце концов он-таки оторвался и ни увидеть его без грима, ни тем более установить его личность не удалось. Сразу же после этого Баландин из РУОП резко перестал интересоваться этим делом, а чужаки, наблюдавшие за Сухаревым, исчезли из поля зрения. Ростовцев и Сажин, конечно же, не знали, что после сообщения Пятого Главного: «Это ловушка! Нас ведут», — Главный судья «Трибунала» отдал категорический приказ прекратить разработку Сухарева. Однако опера догадывались, что нечто подобное должно было произойти, раз чужой наблюдатель засек «хвост». Стало ясно, что попытка выйти на «трибунальщиков» путем ловли на живца провалилась. Ростовцев предложил свернуть операцию, однако начальник ГУВД был против.

— А что, если они просто решили усыпить нашу бдительность? — предположил он. — Мы снимем наблюдение, а они через некоторое время возобновят слежку, убедятся, что мы отступили, и убьют Сухарева. «Туда ему и дорога», — подумал Ростовцев, но ничего не сказал. Сухарева оставили под контролем. Более того, Ростовцеву и Сажину приходилось лично участвовать в наблюдении, и они уже проклинали себя за то, что сами все это придумали. Гораздо более перспективным объектом казался Баландин, но против него не было никаких улик. Мало ли почему он заинтересовался делом Сухарева. Может, проверял связи какого-нибудь мафиози — а Сухарев наверняка с ними связан, если не напрямую, то через насквозь коррумпированную Администрацию области.