ГЛАВА 5. ДОБРЫЙ ОТШЕЛЬНИК

Эктор ничего не сообщил Кок-Эрону о случившемся, хотя такое не было в его правилах. Он угрюмо молчал и выжидал.

Так прошло недели две. Привычка бывать одному в горах, среди зверей, приучила его к скрытности. А томительное выжидание скрашивалось наслаждением, получаемым от внутренней беседы с самим собой, расцвеченной полетом крылатой фантазии. Но, несмотря на молодость, Эктор уже умел укрощать страсти, как он укрощал молодого коня.

Наконец однажды, часа в три дня, он заметил, как, выйдя из замка, аббат направился к лесу. Эктор вынул из дупла дерева две шпаги, которые спрятал там на другой день после случившегося, прикрыл их плащом и незаметно последовал за аббатом.

Аббат вошел в лес. Эктор преследовал его, пока они не достигли ручья. Тут он преградил аббату дорогу.

— Вы меня не ожидали, сударь, — произнес он, кланяясь, — но нам следует окончить нашу ссору.

Презрительная улыбка была ему ответом. Затем прозвучали слова:

— Я имею дело с вами только тогда, когда вы заслуживаете наказания. Не заставляйте меня напоминать вам это, когда мы будем в замке.

— Так вспомните об этом сейчас же.

И с этими словами Эктор распахнул плащ. Аббат, нахмурясь, взглянул на него и все понял, но решил унизить мальчишку.

— Что же, вы мне предлагаете дуэль?

— Вот именно, дуэль.

Аббат деланно расхохотался.

— Но ведь вы мой ученик, да кроме того, поступать так в отношении к духовному лицу…это неслыханно…

— Слыханно или нет, но так будет, — ответил Эктор.

— А если я не соглашусь? — спросил аббат, скрестив руки.

— Я вас заставлю.

— И как же?

— Да просто отхлестав вас этой шпагой по лицу, плашмя, разумеется.

Аббат огляделся вокруг, похоже, в поисках возможного свидетеля.

— Не кричите, сударь, — ответил угадавший его намерение Эктор, — потому что с первым вашим криком я распорю вам живот.

Аббат понял, что он не шутит, и глухо произнес:

— Это просто убийство.

— Господин аббат, — возбужденно ответил Эктор, — вы заявили мне, что вы дворянин. Я вам верю, но я тоже дворянин и потому предлагаю вам честную дуэль…Соглашайтесь, или мне придется вас отхлестать.

Глаза аббата налились кровью.

— Хорошо же, — произнес он. — Дайте мне шпагу.

Эктор, державший шпаги за эфесы, было перехватил их за клинки, чтобы подать одну противнику. Но тут аббат метнулся к нему, пытаясь выхватить обе. Однако он не рассчитал. Эктор, поднаторевший в ловкости, упражняясь с Кок-Эроном, да к тому же удвоивший силы от ненависти к врагу, успел увернуться от нападения.

— Негодяй, — вскричал он, — если ты не поднимешь эту шпагу, я тебя зарежу, как собаку.

И отшвырнул ногой одну из шпаг аббату, сам вооружился другой и стал в позицию.

Аббат с проклятиями напал на Эктора. Он был бледен, как мертвец; в углах рта выступила белая пена.

Послышалось тяжелой дыхание соперников, прерываемое стуком скрестившихся клинков.

Несмотря на, казалось бы, профессиональное отвращение к схваткам, аббат обнаружил довольно искусное владение шпагой. Однако искусство Эктора, приобретенное на уроках отца и Кок-Эрона, позволило ему все же нанести аббату укол в горло, а затем в корпус.

Аббат выронил шпагу, упал сначала на колени, потом на спину. Кровь обагрила траву. Теперь человек отчаянно боролся со смертью.

Эктор в ужасе прислонился к дереву, чтобы не упасть. На лбу у него выступил холодный пот. Впервые в жизни ему пришлось обагрить руки человеческой кровью. А ведь он был так молод!

Эти ощущения владели им всего несколько секунд, но те показались ему невыносимо долгими. Потом им вдруг овладело необъяснимое чувство тревоги. Он бросил шпагу и пустился наутек по направлению к замку. Ведь он был так молод!

Ему удалось примчаться в замок прежде, чем отсутствие аббата могло быть замечено. Он написал записку в несколько слов Кок-Эрону и передал её лакею. Затем взял ружье, охотничий нож, пороху, дроби и оставшиеся деньги и покинул замок, чтоб больше не возвращаться.

Причины тому были более чем весомые: дуэль с благочестивой особой и ненависть к тетке. Несмотря на свою молодость, Эктор знал строгость королевских указов о дуэлях. А мадам де Версийяк, конечно, не преминет воспользоваться званием его противника, чтобы усугубить его вину.

Добравшись до знакомого грота в лесу, Эктор завалил его вход камнями от волков, завернулся в плащ и заснул крепким молодым сном.

Ему не пришлось говорить с Кок-Эроном перед уходом из замка, но в оставленной для того записке он назначал ему встречу в Авиньоне, рассчитывая на неприкосновенность границ папской области.

Эктор проснулся на заре, перезарядил ружье и вышел из грота. Он нисколько не сожалел о совершенном накануне: ведь он имел мнение о дуэлях в духе того времени, и был при этом дворянином. Одним ударом шпаги он избавился от врага и начал жизнь скитальца. Но именно об этом он так часто мечтал!

Свежий воздух и прекрасный вид окружающей местности возбудил у него аппетит. Вскоре ему удалось подстрелить зайца. Приготовить жаркое было для него парой пустяков. Он разрезал зайца на четыре части, проткнул мясо острой палочкой, разжег костер с помощью трута, накидал в него ароматических веток и стал ждать, пока заяц не сделался съедобным. Часть его Эктор съел с хлебом, запасенном при побеге, а остаток спрятал в сумку и отправился в путь. Разумеется, при этом он выбирал проселочные тропки, опасаясь встретить на большой дороге каких-то стражников.

В пути ему удалось подстрелить пару жаворонков для пополнения своих запасов, а также купить у пастуха хлеба. В конце дня Эктор сумел найти пещеру, вход в которую он снова завалил камнями и хворостом.

Но поспать удалось лишь два-три часа. Среди ночи его разбудил вой стаи волков, пытавшихся разгрести его заграждение. О мотивах их стараний догадаться было нетрудно: запах зайчатины и жаворонков. Однако Эктор понимал, что, отведав дичи, они не преминут закусить и хозяином. И решил действовать прежде, чем они разрушат преграду.

С этой целью пришлось открыть стрельбу из ружья. Сначала он подстрелил одного из волков, который успел просунуть морду в пещеру сквозь щель в преграде. Его друзья быстро докончили дело, сожрав приятеля. Но не уходили, и чтобы достичь своего, Эктору пришлось ещё дважды выстрелить, после чего уцелевшие волки бросились вслед за пустившимися наутек двумя ранеными приятелями. Только тогда Эктору удалось заснуть.

Встав наутро и позавтракав, Эктор снова отправился в путь. Но пройдя семь-восемь лье, он заметил при входе в лес солдат, принадлежавших, по-видимому, к разъезду стражников, начальник которого верхом на лошади явно кого-то поджидал на дороге.

Эктор заметил солдат, несколько запоздав, и те тоже его заметили. Начальник поманил его к себе. Эктор этого никак не желал, а потому бросился бежать в горы. Его звали назад, он продолжал бежать вперед. По нему выстрелили. Он бросился вниз в овраг и, ползком пробираясь по дну, достиг заросли орешника, молодых дубов и каштанов. Забившись в них, как заяц, он решил переждать, пока солдатам не надоест его искать.

Через час шум поисков затих. Прождав ещё с час или два, Эктор решил, наконец, покинуть овраг. Но когда он выбрался наверх, была уже ночь. Спустился туман, и проплутав в нем некоторое время, Эктор понял, что он не сможет найти дорогу, с которой бежал, завидя солдат. Итак, он заблудился.

Тщетно потратив ещё час или два на поиски дороги, он забрался на дерево и провел там ночь.

На другой день, пройдя изрядную часть пути, Эктор очутился посреди дикого поля, кое-где покрытого островками дубов. Через поле вели две-три тропинки, соединявшие между собой горы и лес. Эктор задумался было, куда же ему идти, как вдруг услышал чьи-то шаги за своей спиной. Он оглянулся и увидел, что его кто-то нагоняет.

Человек был в одежду из толстой шерстяной ткани, голову его покрывал капюшон, вместо пояса — веревка, на ногах сандалии. Лицо украшала огромная рыжая борода, на шее висело толстое ожерелье из раковин, какое напяливали на себя богомольцы. В одной руке он держал палку, в другой — веревку — поводок для собаки, отличавшейся исключительно лохматой черной шерстью.

Эктор решил, что это какой-то местный отшельник, потому решил его подождать и разузнать про дорогу.

Приблизившись, отшельник остановился, большая черная собака встала перед ним.

— Отец мой, — произнес Эктор, — если вы здешний, можете вы указать мне дорогу в Авиньон?

— Вы идете в графство, сын мой? — спросил пустынник, устремив взгляд на Эктора.

— Да.

— В таком случае можете следовать за мной: ведь я иду туда же.

— Но у меня особые причины избегать больших дорог.

— Это не помешает…К тому же большая дорога удлиняет путь, и мы пойдем окольными тропками. Если мое общество вам не неприятно, идемте.

— Идем!

Через сотню шагов отшельник свернул к лесу. Собака бежала за ним.

По дороге спутники украдкой наблюдали друг за другом. Новый знакомец Эктора был крепким мужчиной лет сорока, выше среднего роста. На румяном лице светились маленькие черные глазки.

— Итак, — начал он некоторое время спустя, — вы говорили, что имеете особые причины не ходить по большим дорогам.

— По правде говоря, — ответил Эктор, так и не обнаруживший на лице отшельника никаких следов строгости, — я готов их вам объяснить с условием, что они не послужат причиной слишком длинной проповеди.

— Ну-у, сын мой! Разве человек имеет право осуждать своих ближних? Разве не все мы большие грешники?

— Так знайте, батюшка, что я дрался на дуэли и нанес два добрых удара шпагой противнику.

— Дуэль в ваши годы?

— Годы здесь не помеха…Впрочем, так как мой противник должен быть уже мертв, упреки здесь запоздали.

— Ваша правда, — философски заметил отшельник.

— Теперь вы понимаете, почему я избегаю больших дорог.

— И не только это понимаю. Ведь у вас есть ружье и нож…

— Конечно. Если я наткнусь на разъезд, то, по крайней мере, смогу защищаться.

— Если разъезд предпримет неблагоразумные действия, мы будем защищаться вдвоем.

— Как! Вы мне поможете?

— А почему нет? Я всегда любил людей храбрых и решительных.

— Благодарю вас, отец мой. Но я думаю, что с вашей палкой вы не представите большой угрозы для людей, вооруженных ружьями и саблями.

— Найдется что-нибудь и кроме палки, — ответил отшельник.

И распахнув одежду, он продемонстрировал своему изумленному спутнику два больших седельных пистолета и длинный нож с роговой ручкой, висевший у его пояса.

— Ух ты, черт возьми! — воскликнул Эктор, глядя на отшельника, который, казалось, теперь вырос на целый локоть.

— Да, сын мой, сторона здесь дурная…Столько людей зарятся на имущество бедных, что приходится принимать меры. — Веселый вид странствующего отшельника, казалось, говорил обратное.

— Ваши почтенные года не терпят возражений.

— Не скажите…Есть такие упрямцы, что не внемлют ничему, пока им не предъявишь убедительных доводов.

— Так не для защиты ли имущества бедняков вы водите за собой этого огромного пса?

— Моего Грантюра? Он мне служит в основном ночью: стережет мою пустынь.

— Стало быть, есть что сторожить в вашей пустыни?

— У меня есть образ Богородицы из массивного серебра, на поклонение которому стекаются богомольцы за десять лье вокруг.

— Безрассудство! Вы ушли, не оставив Грантюра дома!

— Я отдал образ в ремонт одному золотых дел мастеру в Авиньоне. Он должен сделать новый золотой венец к образу.

— Благодаря даяниям бедных?

— Как же…Дары милостыни возвращаются на небо, — ответил отшельник с видом умиления на лице.

Веселое расположение духа своего собеседника, на все имевшего готовый ответ, понравилось Эктору. Он ведь, как мы знаем, не любил поучительных бесед, а поначалу платье нового знакомого внушало ему некоторые опасения. Теперь же он окончательно поправил настроение, и лишь присутствия Кок-Эрона ему недоставало.

Наконец, пришло время обеда. Из своей котомки пустынник извлек четверть жареного барашка, несколько ломтей ветчины, колбасу и другую провизию. Вместе с манеркой белого вина, освеженного предварительно в холодном ручье, все это подняло настроение Эктора на ещё большую высоту.

Расположившись на травке, они приступили было к трапезе.

— Но сегодня ведь пятница! — вскричал Эктор, видя, что его спутник поднес ко рту кусок ветчины.

— Ничего страшного…У меня есть разрешение святого владыки на этот случай.

Что и было удостоверено отшельником, проглотившим изрядный кусок. А нетерпеливая бутылка так и заходила по рукам собеседников. Видно, она имела хороший слух, что помогло ей услышать объяснения отшельника.

— Раз уж вы шествуете в Авиньон, не зайти ли вам в мою пустынь? — спросил хозяин этого богоугодного жилища.

— А что, это по дороге?

— Конечно…Вы там отдохнете несколько часов. Скажу по-правде, ваш нрав меня просто обворожил. И если вы расположены к духовной жизни, я не поколеблюсь сделать вас наследником моей пустыни.

Разумеется, Эктор поблагодарил отшельника за столь щедрое предложение и тут же признался, что пока такое расположение его не посещало.

— Что же, это нам с вами не помешает, — возразил отшельник. — Пойдемте ко мне.

И они бодро отправились в дорогу.

ГЛАВА 6. БАШНЯ НА ГОРЕ ВАНТУ

На другой день, ближе к его концу, Эктор и отшельник, не передыхая с утра, подошли к подножию горы Ванту.

— Вот мы и возле Бранте, — произнес отшельник. — Через несколько минут будем дома. Видите вон тот огонек наверху? Это моя пустынь.

Эктор почувствовал ещё большее облегчение, понимая, что теперь-то уж ему не грозят никакие разъезды стражников.

— Так с вами кто-то живет? — спросил он отшельника.

— Да, два молодых послушника, которых я готовлю к монашеской жизни. Они знают, что я должен сегодня вернуться, и ждут.

Через четверть часа они подошли к пустыни, показавшейся Эктору несколько великоватой, и постучались в дверь. Разумеется, эту операцию осуществил сам отшельник: два быстрых удара, потом третий и четвертый, но с увеличенными интервалами между ними и парой первых.

— Вы, однако, осторожны, — заметил Эктор.

— Я же говорил, что мы живем в краях с дурным населением.

Открывший дверь мальчик ввел путешественников в комнату на нижнем этаже, где был приготовлен ужин.

— Присаживайтесь, — предложил хозяин Эктору. — Если есть ужин для одного, значит, хватит и на двоих.

Дичь, соленья, фрукты и вина Лангедока двух или трех сортов — от такого ужина грех было отказываться. А приготовленного для одного явно хватало на четверых.

— Страна, так дурно населенная, говоря вашими словами, — заметил Эктор, — производит превосходные продукты.

— Правда, есть ещё благочестивые души, не позволяющие мне терпеть нужду…Но не всегда следует доверять наружности.

— Вот как? — удивился Эктор. — Я пока не нашел у той превосходной наружности, что выставлена на столе, каких-либо внутренних изъянов.

Хорошо отоспавшись в чистенькой келье, Эктор был разбужен утром солнечным лучом. Выглянув в окно, он поразился красотой открывшегося вида. Справа виднелись горы, увенчанные снегами и облаками; внизу зияла пропасть, склоны которой были усеяны кустами можжевельника, герани и розмаринов. Они переходили в равнину, уходившую за горизонт. Слева между оливковыми деревьями рассыпались дома деревни Бранте. Эктор был очень молод, но строгая и непорочная красота земельных участков, грациозно разделенных группами деревьев и терявшихся на необъятном горизонте, поразила даже его.

Безмятежно продолжая вкушать удовольствие от открывшегося вида и приступив к одеванию, Эктор вдруг заметил, что его ружье и нож за ночь исчезли. Он решил, что их взяли на сохранение, и открытие это заставило его поторопиться. Но когда он хотел выйти наружу, оказалось, что дверь заперта.

»— Довольно странные и совершенно излишние предосторожности,» — подумал он, кликнув кого-нибудь и не получив ответа.

Попытка выбить крепкую дверь стулом не увенчалась успехом. После десятого удара стул рассыпался, а дверь не показала никакого желания открываться.

Эктор, разумеется, взялся за другой стул. Но тут вдруг открылось окошко в двери.

— Наконец-то! — воскликнул он, увидев в нем лицо молодого послушника, встретившего их накануне.

Между тем послушник, не говоря ни слова, положил подбородок на окошко, уставился на Эктора и, казалось, приготовился ждать. Такое поведение вывело Эктора из себя.

— Это что же, я заключенный? — вскричал он. — Где мое ружье и нож? Отопри и дай мне выйти.

Послушник молча выслушал его и стал делать знаки головой, руками и пальцами, нисколько этим не прибавив Эктору понимания.

— Что за глупости? — снова вскричал Эктор. — Ты что, глухой, что ли?

Послушник отрицательно покачал головой.

— Немой?

Мальчик кивнул.

— Черт возьми! Так пойди скажи пустыннику, что мне нужно с ним переговорить.

Окошко закрылось.

Пока Эктор ожидал хозяина, сидя на уцелевшем стуле, невеселые мысли теснились в его голове. Что же это за пустынь, где людей запирают, отбирают у них оружие и имеют дело с немыми слугами, как в серале у турецкого султана? Но тут шум отпирающегося замка прервал его размышления. Перед ним предстал сам хозяин пустыни.

— Мне кажется, мой молодой друг, — произнес пустынник, заботливо заперев за собой дверь, — что вы начинаете терять терпение. К чему такие страсти?

— Ну, знаете…Хотел бы я видеть вас на моем месте…Вместо одного стула вы бы изломали четыре.

— Довольно трудная задача, если их всего два.

— Два или четыре, какая разница, — Эктор не мог сдержать улыбки.

— И то правда. Теперь, когда мы договорились о числе, обсудим все спокойно.

— И поскорее.

— Хорошо. Что вам надо и чего вы желаете?

— Во-первых, мне нужно мое оружие. Во-вторых, я хочу выйти наружу.

— И все?

— Все.

— Что же, милый друг, поговорим обо всем по порядку. Дайте мне стул и сядьте на кровать.

Эти хладнокровные слова успокоили Эктора, и он сел, не говоря ни слова.

— Эта обитель, — начал отшельник, — не похожа на другие пустыни.

— Мои сомнения в этом давно рассеялись, — ответил Эктор.

— Ваше сомнение делает честь вашей прозорливости. В ней может быть или хорошо, или плохо, если принимать вещи, как они есть, или проявлять глупое упрямство.

Отшельник помолчал немного, задумавшись. Видимо, рассказ предстоял непростой.

— Я являюсь главой компании честных людей, живущих доходами от своей торговли. Эта торговля, возможно, не одобряется законами, но очень выгодна. Как видите, я говорю прямо: мы собираем пошлину с путешественников на больших дорогах, позволяя им потом ехать на все четыре стороны. Мы ещё поставляем торговцам запрещенный товар по дешевым ценам. Наконец, мы чеканим монету — но уверяю вас, только зимой, когда другой промысел невозможен — и тем самым помогаем денежному обращению.

— Стало быть, я наскочил на шайку вымогателей, контрабандистов и фальшивомонетчиков? — нахмурясь, спросил Эктор.

— Сказано грубовато, но не будем придираться к словам. Пусть так, но мы ведем дела честно. Доходы делятся на равные доли между товарищами.

— И даже между предводителями шайки и её членами?

— Боже мой, конечно!.. Да здесь все, как при республике, только предводителю дают три части.

— Прекрасно.

— Когда работа кончена, каждый делает, что хочет. Кто спит, кто охотится, кто играет в карты…Есть даже такие, кто занимается искусством.

— Вот как?

— У нас есть два живописца, скрипач, флейтист и два певца. Они выступают с концертами. Вы их услышите.

— Вы весьма любезны со мной!

— Да у нас есть и другие развлечения.

— Неужели?

— Ну конечно! Неужели вы принимаете нас за монахов?

— Упаси Господь!

— Многие из нас испытывают достаточно пылкие страсти. Когда им нравится хорошенькая девушка из окрестных сел, её похищают.

— Кажется, это довольно дерзко.

— Да, но и довольно быстро. Поверьте, молодой друг, многие женщины любят, чтобы с ними поступали, как с сабинянками. Когда же по законам непостоянства, присущего человеческой природе, их победители возжелают перейти к новым подвигам…

— Они просто прогоняют своих побежденных.

— Ну зачем же так грубо. Они провожают их к родственникам с каким-либо подарком, чтобы утешить горесть разлуки. С прекрасным полом нужно по-хорошему. Я даю вам этот совет, который при случае может пригодиться.

— Постараюсь не забыть.

— Вообще-то у нас хороший стол для любителей поесть и выпить, мы устраиваем даже танцы. У нас есть гончие и легавые для охоты…Мы, мой друг, веселимся, как можем.

— Все это, конечно, хорошо, — заметил Эктор, — но как быть с правосудием?

Отшельник громко рассмеялся.

— Правосудие в этом графстве! — вскричал он. — Да в Европе, я думаю, не найдется государства с более сговорчивым правосудием, чем здесь. Оно нас любит, уважает и нам покровительствует.

— Даже так?

— Конечно! Правосудие знает, что мы добрые люди. Мы покушаемся на добро ближнего, но не на жизнь его. Если нас зацепят, мы уедем, и кто знает, с кем ему, правосудию, придется в дальнейшем возиться. Не вышло бы тогда «из огня, да в полымя». А ведь мы платим подать наместнику папы.

— Все это, разумеется, прекрасно, но зачем вы отняли у меня оружие и держите под замком?

— Сейчас все объясню. — Отшельник явно не спешил.

— Говорите же и постарайтесь покороче.

— Нет, вы нетерпеливый человек! Это, знаете, недостаток, от него вам следует избавиться.

— В моем-то положении пленника? Пожалуй, для этого потребовалось бы время, а его у меня нет.

— Оно у вас ещё будет, мой друг. Но так и быть, я постараюсь в двух словах…

— Покорнейше вас благодарю, — ответил Эктор, кланяясь.

Пустынник, разумеется, ответил тем же и продолжал:

— Когда я вас встретил, вы мне понравились, и вы это знаете. А то, что вы о себе сообщили, меня заинтересовало. Я, видите ли, питаю слабость к умным людям. И потому решил предложить вам вступить в нашу компанию.

Эктор едва удержался от жеста удивления.

— Ну-с, вы храбры, — продолжал пустынник, — ваша дуэль говорит сама за себя. Видеть, как вы застрелили жаворонка в ста шагах…Уверен, у нас вас ждет успех.

Все время Эктор едва сдерживался. Но тут не выдержал:

— За кого вы меня принимаете? — вскричал он. — Я что, по-вашему, бандит? Да будь у меня оружие в руках, я размозжил бы вам голову!

— Тихо, тихо, успокойтесь!

— Мерзавец!

— Да тише вы! Разве нельзя обойтись без оскорблений? Успокойтесь и выслушайте меня.

— Что еще? — Эктор уже дрожал от гнева.

— Я сделал вам предложение. Вы вправе от него отказаться. Не станем из-за этого ссориться. Мне же ещё нужно сделать вам два других предложения.

— Только поскорей.

— Ох, как вы нетерпеливы! Ну, раз вы не хотите стать одним из наших…Точно не хотите?

— Опять?

— Ладно…Тогда скажите, что для вас менее дорого, голова или язык?

Эктор так и подскочил с кровати.

— Что за шутки?!

— Никаких шуток нет…Да сядьте вы, наконец, и послушайте хоть раз меня спокойно!

Эктор окончательно растерялся и сел на кровать.

— После того небольшого сообщения, которое я вам сделал, согласитесь, было бы неразумно отпускать вас так просто, как вы пришли. Только не клянитесь, что вы никому о нас не расскажете: я этому не верю. Вино и женщины, да будет вам известно, до добра не доводят. Да и за свою дуэль вы, возможно, захотите получить прощение…И не хмурьтесь, пожалуйста; люди — это всегда люди, и тот, кто делает ставку на их порядочность, строит замок на песке.

Эктор едва сдерживался от нетерпения.

— Наш наместник, как я сказал, на нашей стороне, но вот Людовик XIV, возможно, пожелает вмешаться в наши маленькие дела. Мы ведь иногда переходим через Дюрансу. А вы, с другой стороны, попали в нашу пустынь. Я ведь не предполагал, что вы откажетесь от моего предложения. Но вы отказались, и я не отвечаю за последствия. Скажу честно, вы меня очень огорчили…Ведь вы мне нравитесь, я уже говорил…Ну ладно, больше не будем об этом. Теперь главное. Если вы откажетесь остаться с нами, вам отрубят голову; если согласитесь занять место среди немых, вам отрежут язык…тихо, тихо! Вам отрежут язык, и мы сделаем вашу жизнь молчаливой, но спокойной. Подумайте, мой друг.

— Вы думаете, я поколеблюсь хоть на минуту? — вскричал Эктор, едва сдерживаясь от желания схватить пустынника за горло.

— Стало быть, вы сделали выбор?

— Рубите голову и живо.

— Как хотите.

Отшельник выбросил ключ в окно и хлопнул в ладоши. Отворилась дверь и вошли два разбойника. Один держал в руке тяжелую и блестящую турецкую саблю, другой нес веревки.

Заперев за собой дверь, они остановились, ожидая приказаний.

— Вам завяжут глаза и руки, — произнес отшельник, — дело будет сделано за минуту.

— Это лишнее. Я дворянин и приму смерть, не робея.

— Как угодно.

— Но мне нужно пять минут, чтобы вручить себя Господу.

— Да хоть десять.

Эктор стал в углу и принялся за молитву. Через некоторое время он повернулся к отшельнику:

— Я готов.

— Прекрасно. — Отшельник сделал знак разбойнику с саблей. — Теперь прошу вас повернуться лицом к стене.

Но Эктор лишь стал на одно колено.

— Наклонитесь, прошу вас.

— Вот как! Еще и склонить голову! — Эктор продолжал смотреть прямо в глаза врагу.

Вооруженный турецкой саблей разбойник, стоявший возле него, молча засучивал рукава.

— Тем не менее, — произнес отшельник, — надо же, чтобы шея была обнажена и доступна.

Эктор на секунду воздел глаза к небу, затем решительно опустил голову. Разбойник медленно поднял саблю. На стене сверкнул её отблеск. Эктор машинально закрыл глаза.

Вдруг позади него раздался громкий смех. Он оглянулся.

Хохотал пустынник, а палач стоял, опустив саблю.

— Мой юный друг, — произнес пустынник, отдышавшись, — вставайте и идемте завтракать. Разговор продолжим за десертом.

ГЛАВА 7. ПРОСЕЛКИ

Как во сне, Эктор проследовал за хозяином и принял участие в застолье. Отшельник же вел себя за столом, как обычно, словно ничего не произошло, по крайней мере, такого, что бы могло испортить его славный аппетит.

По окончании завтрака подали кофе и ликеры (!). Начался разговор.

— Мой юный друг, — произнес отшельник, развалясь в кресле с чашечкой кофе в руках, — вы, безусловно, человек храбрый. Последний эпизод рассеял все мои сомнения. Но признайтесь, я недурно разыграл роль людоеда. А Биско с саблей — каков негодяй, а?

— Не пойму, к чему вся эта комедия? — спросил Эктор, ещё не избавившийся от желания пощупать, цела ли его голова.

— Да просто чтобы испытать вас.

— А если бы я предложил свой язык?

— Конечно, было бы то же самое. Ну скажите, зачем он нам?

— Затем, что вы получили, лишив языка утреннего немого.

— Это же просто новый рекрут. У него легкие ноги, верный глаз и, заметьте, добрый язык. Что же касается вас, вам бы пришлось жить в другой пустыне, размышляя о ничтожности сокровищ сего мира, временами выбивая пыль из одежды нашей братии. На что годится человек, который робеет?