3. Схватка

По пышной каменной лестнице граф Гедеон поднялся наверх, прошел анфиладу комнат и вошел в зал, где его встретил герцог Мирпуа.

— Граф, — сказал он, — ваш визит в столь ранний час говорит о его особой важности. Я желал бы иметь удовольствие оказать вам услугу в чем-нибудь.

— Благодарю вас за любезность, герцог, — ответил граф Монтестрюк, — дело идет обо мне, но о вас в ещё большей степени.

— Обо мне?

— Вы сейчас все узнаете. Прошу прощения за то, что вызову у вас тяжелые воспоминания. У вас была дочь, герцог?

Герцог побледнел.

— Ее уже нет, граф, но она не умерла, а посвятила себя Богу. Я её больше не увижу и потому каждый день оплакиваю.

— Я знаю, какое преступление обрушилось на ваш дом, и знаю имя мерзавца, совершившего его. Меня удивляет только одно — он ещё жив.

— У меня нет сына… Я вызвал его на дуэль. Он сломал мне шпагу и оставил жизнь. Но отомстить за меня некому.

Граф Монтестрюк помедлил. Казалось, он что-то обдумывает. На самом деле, он внутренне молил Бога не оставить его в этот решающий для его жизни момент и надоумить герцога пойти ему навстречу.

— У меня для вас необычное предложение, — произнес он наконец, глядя прямо в глаза герцогу. — У вас нет сына, но есть другой путь решения в вашем случае.

— Слушаю вас.

— Что бы вы дали тому, кто вызовется убить барона де Саккаро?

— Все, что я имею. С меня довольно лишь простого угла для жилья.

— Это слишком много. Оставьте себе все ваши богатства. Я же берусь убить Саккаро за ваше покровительство женщине с ребенком.

— Мой дом всегда будет открыт для них, даю вам слово. А кто эта женщина?

— Графиня де Монтестрюк, которая, возможно, сегодня же овдовеет и приведет к вам сына.

Герцог удивленно взглянул на Монтестрюка:

— Стало быть, то, что говорят, правда?

— Да, герцог, правда. Я разорен. Я дурно жил, но хочу умереть достойно. Говорят, грязь смывается кровью.

Герцог сделал предупредительное движение; граф его остановил.

— Я твердо решил. Вы дали мне слово. Остальное касается только одного меня.

— Этот Саккаро — вы знаете, где он?

— По крайней мере, я знаю, как напасть на его след. Надеюсь найти его к вечеру. И если я вернусь, тогда посмотрим.

— Граф, у вас есть ещё время. Подумайте.

— Время? Которое я никогда не ценил? Вы полагаете, что в мои годы можно начать другую жизнь? Но ведь я не один. Сегодня, наконец, я понял, что уже не принадлежу самому себе. Мое будущее — сын, мое настоящее — жена. Мне осталось одно лишь прошлое. А оно невозвратимо. Нет, за мое прошлое надо платить, обеспечив настоящее и будущее. Смерть же в бою за честь и жизни пострадавших — чего же ещё желать дворянину?

— Граф, вы благороднейший человек!

— Смею уверить вас, герцог, что именно подобная мысль в отношении вас и привела меня сюда, — с большим чувством ответил граф Монтестрюк.

Герцог раскрыл объятия Монтестрюку. Тот бросился ему на грудь.

Через минуту граф уже был на улице. Он вскочил на коня, и все трое поехали к городскому собору. Подъехав к нему, граф с Джузеппе отправились на паперть преклонить колени. Каждый помолился о своем. Впрочем, Джузеппе больше молился не за прошлое, а так, на всякий случай. Граф Гедеон готовился к смерти, заботясь о своей душе.

Снова выехав за городские ворота, три всадника направились туда, где накануне виднелось зарево. Ехать пришлось мимо замка Монтестрюк. Проезжая, граф замедлил шаг и долго всматривался в башни замка, холм, окутанный тяжелым поясом его стен, густые леса… Что-то необычное стеснило его грудь. Он скорей пришпорил коня, который уже было поворачивал замку, и пустил его галопом к Ошу.

Но скачка не утешила его. Перед глазами у него по-прежнему стояли стены замка, огромные деревья вокруг дома, отлого спускающиеся к Жеру… Все эти места, где он впервые увидел мир, голубое небо, улыбавшееся ему с детства… Все эти окрестности, окутанные его воспоминаниями, леса, свидетели его первых охот, луга, где он скакал на молодых лошадях… Река, обсаженная по берегам вербами, в которой он удил рыбу, золотистый горизонт, где он так легко мог бы найти свое счастье, если бы его не толкал в бездну дьявол.

По-прежнему неодолимое волнение теснило ему душу. Удивленный происходящим с ним, он провел рукой по глазам. Она оказалась влажной.

«Но у меня ведь жена», подумал он, «а от неё ребенок». И граф ещё сильнее пришпорил коня.

— Ты хоть знаешь, куда мы едем? — тихо спросил Франц у Джузеппе.

— Нет, но наверняка в очередную чертовщину.

Встречая по дороге крестьян. Граф Гедеон справлялся у них о Саккаро. Услыхав это имя, те обычно бледнели. Кое-кто из них все же сообщил, что встречал Саккаро в окрестностях Сен-Кристи, где он для забавы сжег с пяток домов.

В этом граф Гедеон убедился, когда достиг Сен-Кристи. У сожженных домов плакали маленькие дети погорельцев. «Черт, я же проиграл шесть тысяч пистолей в ту же ночь, когда их постигло такое несчастье», подумал граф. Он пообещал бедным жертвам Саккаро, что отомстит за них.

— А пока, добавил он, — идите к герцогу де Мирпуа в Лектур. Он поможет вам в память обо мне.

По дороге они узнали, что Саккаро собрался ехать в Сен-Жан-ле-Контань, чтобы провести день в трактире, хозяин которого отменно жарил гусей. Это сообщила ему одна цыганка.

— Я ему ворожила, — добавила она, — и он сам мне это сказал.

— И что же ты ему наворожила?

— Он проживет до ста лет, если переживет эту неделю. «Сегодня Суббота «, подумал граф.

— А сколько с ним было его негодяев? — спросил он.

— Да человек двадцать вооруженных.

Граф снял с шеи золотую цепь и отдал цыганке, поблагодарив её. Та протянула руку поскакавшему было прочь графу и крикнула вслед:

— Пошли, Господи, тебе удачу!

Услыхав это, граф повернулся к ней и подозвал:

— Черт возьми, кто же лучше тебя это знает?

Он протянул ей руку. Цыганка схватила её и стала внимательно рассматривать. Джузеппе глядел на неё со страхом, Франц с усмешкой. На лице цыганки показалось волнение.

— Странная штука, — произнесла она, на руке дворянина те же знаки, что и у утреннего разбойника.

— Какие знаки?

— Что проживешь долго, если доживешь до завтра.

«Вот оно, предчувствие», подумал он. «Похоже, оно сбывается».

Помолчав, он обратился к цыганке:

— Значит, надо пережить один день, всего один?

— Да, но чтобы молния сразила дуб, достаточно одной секунды.

— На то Божья воля!

Цыганка молча смотрела на него.

Граф молча кивнул цыганке и тронул коня.

Подъезжая к Ошскому собору, он остановился и обратился к своим слугам:

— Что же, молодцы, скажите, очень дорожите жизнью?

Франц пожал плечами, потом произнес:

— В мои-то пятьдесят, что стукнули два с лишним года назад? Пять-шесть кружек, и я готов. Три цыпленка, и я отяжелел. Что за жизнь! Надоело!

— А ты, Джузеппе?

— Да так же, как и он, — ответил тот. — Вот перед ночлегом хорошенькая девочка наливала мне стакан. Улыбнулась. Зубки, как у котенка. А я… выпил и заснул, положив локти на стол… Совсем не стало во мне мужчины.

— Так, понятно. Значит согласны идти туда, откуда не возвращаются?

— Куда вы, туда и мы. Правда, Франц?

— Еще бы!

— Тогда оба готовьтесь ко всему. Если граф Монтестрюк указывает место, где умирают, он скачет туда впереди всех.

— И мы едем… — Джузеппе с серьезным видом взглянул на господина. — Схватить барона Саккаро. Он будет в трактире со своими бандитами.

— Их, кажется, двадцать? — спросил Франц.

— Ты боишься?

— Нет, но это знать надо.

— Конечно, либо мы его убьем, либо он нас спровадит на тот свет.

— Что я тебе говорил? — тихо произнес Джузеппе Францу.

Затем, обратясь к графу, и приняв беззаботный вид, он продолжил:

— Тот свет, говорите? Но там, как я слышал, лучше чем здесь. А тогда, может, я там и не усну при виде хорошенькой девушки, как в прошлый раз.

Граф улыбнулся.

— Говорят, что если чего страстно желать, то наверняка сбудется.

— Надеюсь, что там все так и будет. А здесь мне уже терять нечего. — И Джузеппе влез на коня, насвистывая веселую неаполитанскую песенку.

Все трое, по предложению графа, проверили оружие и пустились по дороге дальше. Приближаясь к деревне Сен-Жан-ле Контань, они услыхали шум. По полям с криком бежали дети и женщины, явно стараясь покинуть деревню.

— Значит, он ещё не убрался отсюда, — произнес граф.

Он остановил шедшую из деревни старуху и спросил, в чем дело.

— Сам дьявол напал на нас, — ответила та.

— То-есть, барон. Понятно. Что же он делает?

— Все, что нельзя делать добрый господин. Сначала они все пришли в трактир и завалились спать. Но когда встали, выпили по несколько бутылок и стали настоящими язычниками.

— Они, значит, опьянели?

— Полностью.

— Тем лучше.

— Да что вы это говорите? Ведь они же начали грабить деревню. Я еле унесла ноги. Вы только послушайте!

Из деревни послышались выстрелы. Перепуганный скот, мыча, разбегался по полям. Граф со слугами поехал к деревне.

Когда они подъехали к трактиру, они увидели в раскрытые ворота, что барон, сидя верхом на лошади, допивал целый жбан вина. Его подручные гонялись за гусями и утками, служанками, стреляли по бочкам, из которых ручьями лило вино, а кое-кто, припав к пол, пил вино прямо с него. Ломали мебель, швыряли в окна посуду, торопливо совали в мешки награбленные вещи.

Тут барон, отшвырнув жбан, приказал протрубить сбор. Бандиты шатаясь повскакивали на лошадей и стали, толкаясь, выстраиваться возле барона.

— Все на ногах и вооружены, — заметил Франц, — и их не двадцать, а все тридцать.

— Ну, чем больше танцующих, тем веселей, — произнес Джузеппе.

Построив своих, барон двинулся на выход. Тут во дворе появился граф впереди Франца и Джузеппе. Барон заметил его.

— А, граф де Монтестрюк! — вскричал он.

— Он самый.

— Какими судьбами?

— Ищу тебя.

— Я здесь, и что же?

— Приехал по твою душу.

Шпага блеснула в правой руке графа, левой же он выстрелил в ближайшего бандита. Тут же раздались ещё два выстрела, а затем следом ещё три. Каждый из троих использовал по два пистолета и шесть бандитов свалились на землю.

С криком «Коли! Руби! «граф Монтестрюк кинулся на барона. Франц и Джузеппе, выхватив шпаги, вступили в бой с бандитами.

Ошеломленные, те не сразу сообразили, в чем дело. Еще двое, пораженные шпагами, свалились на землю. Но, увидев, что нападавших всего трое, бандиты бросились на них. Началась свалка. Посыпался град ударов с обеих сторон, проклятия и вопли. Граф все же успел подскочить к барону. Тот был крепкий рубака, отлично владевший оружием, но вино сделало свое дело. Зато граф, готовый принять смерть немедленно был одержим, словно дьявол. Схватка была упорной. Наконец, барон обессилел окончательно. Он уже едва ворочал шпагой. Улучив момент и сразив одного из бандитов, поспешившего было на помощь барону, он нанес быстрый, как молния, удар. Барон повалился на лошадь. Граф успел нанести ему удар кинжалом в горло. Затем проколол врага ещё раз шпагой и швырнул тело на землю.

— Мертв! — воскликнул он.

Увидев смерть главаря, бандиты кинулись вон со двора, натыкаясь друг на друга.

Шатаясь от усталости, Франц и Джузеппе слезли с лошадей. Некоторые из ударов пьяных разбойников все же достигли цели. Но они все же смогли, не обращая внимания на свои раны поспешить на помощь своему господину. Ибо тот, убедившись, что Саккаро мертв, вдруг побледнел и закрыл глаза. Затем открыл их и произнес, делая усилия, чтобы не упасть:

— Похоже, я свел свои счеты.

Они сняли графа с лошади и положили на солому. Во двор вошли некоторые из оставшихся жителей. Один из них наклонился над графом.

— Я немного лекарь, — произнес он.

— Делай свое дело и побыстрей, — с трудом ответил граф.

4. Цена обещания

Маленький черный человечек опустился на колени, расстегнул одежду графа и осмотрел его раны.

— Прочие раны — пустяки, — сказал он, — но вот рана в боку между третьим и четвертым ребрами проходит сквозь благородные части тела.

— Значит она смертельная? — спросил граф.

— Да, дело плохо. Даже мой учитель, профессор дон Игнацио Каррубио из Саламанкского университета, если бы был тут, сказал бы, что эта кинжальная рана, при нанесении которой кинжал прошел сквозь…

— К черту дона! Здесь ты, а не он, и ты мне ответь, сколько времени я ещё проживу.

— С Божьей помощью и моими заботами о вас… — Человечек задумался.

— Ну? Я ведь солдат. Говори, не бойся. Я проживу до…?

— До вечера, граф.

— Эй, Франц!

Подошел бедный рейтар: у него были слезы в глазах.

— Скачи в монастырь Жимо. Тамошний аббат — мой приятель. Попроси его прислать священника. Да поторопись, смерть ждать не любит.

Франц попросил Джузеппе приложить к нему компрессы смоченные водкой, затем поймал свежую лошадь, бродившую в округе, влез на неё и произнес:

— Мне лишь бы доехать…

Он дал шпоры и поскакал во всю прыть.

Графа Монтестрюка снова толпой окружили воспоминания. «Да», подумал он, когда стал осмысливать свою жизнь, «недаром говорят, что каждый возраст по-своему хорош. Правда, моя молодость слишком затянулась. А ведь только сейчас понимаешь, зачем жил: у меня есть сын и, значит, я умру лишь частично. Ведь в нем уже содержится часть моей души. Жаль только, что я унесу с собой то, что мог бы ему оставить. Но времени не осталось: я его беспутно растратил». Так думал граф Монтестрюк. И так думали и будут думать ещё многие на этой грешной земле, пока весь мир, наконец, не воспримет идею продолжения жизни в потомстве, как это в конце концов понял граф, и не сделают её сознательной целью жизни, а не просто своей биологической функцией.

Тем временем человечек из Испании прикладывал к ранам графа свои снадобья и мази, которых у него было немало. Глядя на него Джузеппе произнес:

— Если у вас останется немножко, мне бы тоже они пригодились.

— Что, мы разве вместе отправляемся в дальний путь?

— Я не из тех, кто сбегает в последний час, — ответил Джузеппе.

По приказанию графа его тоже положили рядом с ним и между ними завязалась беседа с воспоминаниями о прошлых славных делах.

Черный человечек, оказав помощь Джузеппе, продолжал обходить раненых, пытаясь им помочь. Зато местные жители занялись очищением их карманов, не обходя своим вниманием и мертвых. Разумеется не обошлось без споров и скандалов. Во время разговора с Джузеппе граф вдруг прервал его словами:

— Смотри не вздумай умереть раньше меня. Надо же, чтобы меня привезли в Монтестрюк. Я рассчитываю на тебя.

— Вы ведь всегда шли впереди. Я подожду, — ответил честный малый.

— А что, Джузеппе, ты всерьез веришь в свое счастье там, после смерти? — спросил граф. — Ты же итальянец, а все итальянцы так любят жизнь…

— Эх, мой добрый господин, насчет хорошеньких девушек я, конечно, немного преувеличил. Но, по правде говоря, что же мне делать здесь без вас? Семьи, детей у меня нет, вы же знаете…

Граф даже слегка приподнялся. «И он тоже так думает», пронеслось у него в мозгу. «Стало быть, перед Богом все делаются не только равными, но и прозревают».

— Вы правильно заметили, — продолжал Джузеппе, — что мы, итальянцы, очень любим жизнь. А оттого заводим большую семью. И, значит, продолжаем жить, хотя бы частично, и после смерти своего тела. А его-то мне и не жалко. Жалко, что вся моя душа целиком уйдет на небо.

И он горестно замолк. «Однако», подумал граф, «он ведь несчастней меня. У него же нет сына. А я-то ещё так расстраивался». И граф с участием посмотрел на Джузеппе.

Но вот послышался конский топот. Это Франц, одной рукой держась за седло, другой вел за собой лошадь с запыхавшимся священником, считавшим себя уже погибшим. Франц подвел его к графу и, произнеся:

— Вот и священник — упал, встрепенулся и испустил дух.

— Первый, произнес Джузеппе и перекрестился.

Священник подошел к графу.

— Слушаю вас, сын мой, сказал он, склонившись над графом.

Граф все же собрал все силы и сел.

— Святой отец! Я делал мало добра, много зла и часто, но никогда не шел против чести. Я умираю, надеюсь, добрым католиком: ведь я избавил мир от гнуснейшего мерзавца.

— Знаю, — ответил священник.

— Вы думаете, это зачтется мне на небесах?

Священник пожал плечами и спросил:

— Но раскаиваетесь ли вы в своих грехах?

— Горько раскаиваюсь.

И граф поцеловал поднесенное ему распятие. Священник перекрестил его лоб, уже покрывшийся испариной, затем произнес:

— Мир вам.

— Аминь, — закончил Джузеппе.

Затем черный человечек по просьбе графа дал ему перо, чернильницу и бумагу, которые были у него с собой в кожаном футляре, сказав при этом:

— Не пишите слишком долго, сударь

— Благодарю, — ответил граф, — мне понятно.

Джузеппе приподнял графа. Тот написал три строчки, подписался, сложил бумагу вчетверо. Черный человечек приложил горячий воск к ней, а граф прижал к нему свой большой золотой перстень с гербом Монтестрюков.

Затем он взял ещё лист бумаги и написал на нем:

«Графиня, я умираю христианином, хотя и жил недостойно. Простите мне все, что я сделал плохого. Вверяю Вам сына.»

Затем он обратился к Джузеппе:

— Оба письма отдай моей жене, а перстень — сыну.

Затем он закрыл глаза и сложил руки. Джузеппе положил рядом с ним обнаженную шпагу. Все молча стояли рядом.

Вдруг граф открыл глаза, взглянул на Джузеппе и уверенно произнес:

— До встречи.

По его телу пробежала дрожь, и он застыл в неподвижности.

— Прими, Господи, душу его, — произнес священник.

Джузеппе, произнеся: «второй», обернул тело графа в плащ.

Его уложили на носилки и к замку Монтестрюк направилась печальная процессия во главе с ехавшим верхом Джузеппе. Временами его охватывала слабость, но он упрямо бормотал:

Все равно доеду.

К вечеру процессия достигла ворот замка. Но если бы Джузеппе свернул в объезд замка, он заметил бы в окне башни две обнявшиеся тени. Это графиня держала в объятиях Колиньи, не в силах с ним расстаться.

— Я вернусь, Луиза, — шептал он.

Она качала головой, и по щекам у неё катились слезы.

— Я чувствую, — говорила она, — что никогда больше не увижу вас. Ведь Арманьяк так далеко от Парижа…

Обняв его в последний раз, она прошептала:

— Прощай.

И указала на окно, из которого свисала вниз веревка. Граф Колиньи подошел и взялся за нее.

Вдруг донесся грохот опустившегося подъемного моста.

— Нет, нет, — прошептала она, — не сейчас, только не сейчас!

Наконец, переправа по мосту закончилась. Вновь завизжали цепи теперь уже поднимаемого моста.

— Боже! — прошептала графиня, — это может быть граф де Монтестрюк! Ступайте!

Граф быстро спустился вниз и скрылся в лесу. Графиня подняла веревку и спрятала её в сундук. Но едва она это сделала, как раздался стук в дверь.

Кровь бросилась ей в лицо. — Кто там? — спросила она.

— Это я, Джузеппе. У меня к вам поручение от моего господина.

Графиня открыла дверь. За ней стоял изможденный Джузеппе. Он вручил ей оба письма и перстень для сына.

Графиня с ужасом смотрела на него. — Но где же сам граф? — со страхом предчувствия спросила она.

— Он со мной. Извольте взглянуть.

Джузеппе отодвинул портьеру в глубине комнаты, примыкавшей к комнате графини. Там стояли носилки с телом графа. Четыре свечи освещали его.

— Умер?! — вскрикнула Луиза.

— Со шпагой в руке, как солдат. Последние его мысли были о вас, госпожа.

И Джузеппе вкратце сообщил ей все, что случилось с графом после его отъезда в последний раз из замка.

— Сударыня, — произнес он в конце своего сообщения, — умирая, граф совершил благороднейший поступок — спас народ от изверга и отомстил за поругание. Несомненно, он заслужил прощение от Господа, и ему уготовано царствие небесное. Но он успел написать письма, которые я передаю вам, и получить отпущение грехов от нашей святой церкви. Каков бы он ни был в прежней жизни, вы и ваш сын могут только гордиться им, своим мужем и отцом. А я не имел в жизни большего счастья, чем служить такому господину, да упокой, Господи, душу его.

И Джузеппе торжественно перекрестился перед распятием.

Луиза упала на колени перед телом мужа, закрыв лицо руками.

— Я выполнил поручение, — шатаясь, произнес Джузеппе, — и могу уходить.

И он тяжело опустился на пол рядом с господином, закрыл глаза и отдал душу Богу.

Луиза с трудом поднялась, подошла к окну с которого спустила Колиньи, и задумалась. Затем закрыла окно.

— Вдова, и одна! — произнесла она вслух.

«Я могу написать», подумала графиня, «послать за ним верхового, вернуть его».

Она было взялась за перо, но затем положила его обратно.

«Как!», подумала она, «я предложу ему руку и вместе с ней заботу о разоренной семье? Если граф Монтестрюк искал смерти, то я, зная его дела, могу догадаться, что у него ничего не осталось. И я стану бременем для него, будучи до этого его счастьем! Ни за что! Да и кто знает? Он, может быть, ещё и откажется от меня. Нет! Я сохраню имя, которое ношу, и добьюсь, чтобы сын того, кого уже больше нет в живых, носил это имя с честью.»

Она снова взглянула в окно. Там вдалеке исчезало легкое облако пыли на дороге.

Графиня долго смотрела вслед, пока оно полностью не исчезло, затем произнесла вслух:

— Теперь придется думать только о будущем.

Она позвонила. Вошел слуга.

— Пригласите графа Югэ де Монтестрюка, — сказала она.

Через минуту вошел мальчик семи-восьми лет. Мать взяла его за руку и подвела к телу отца.

— Отец твой умер, сын мой. Мы остались одни… Помолитесь за вашего отца, граф.

Вскоре звон церковных колоколов возвестил вассалам, что их господин граф де Шарполь умер.

Последовала процедура отпевания. До её начала графиня была молодой изящной женщиной, по окончании она показалась серьезнее, решительнее и величественнее. У неё как бы начался новый этап жизни.

На другой день после похорон она велела отворить ворота и двери замка настежь и позвать всех кредиторов и ростовщиков.

— Из всего, что здесь есть, мне ничего больше не принадлежит, — сказала она. — Вы можете войти и остаться здесь, а мы с сыном уходим.

В сопровождении трех слуг, отказавшихся покинуть её, вся в черном, ведя за руку сына она спокойно и уверенно прошла по подъемному мосту и, не оглядываясь на старинные стены замка, за которыми она оставляла столько воспоминаний, пошла дорогой изгнания.

Ребенок шел рядом с матерью, поглядывая на неё украдкой и с беспокойством. Он смутно чувствовал, что произошло что-то необыкновенное. Впервые он почувствовал близость смерти, вспоминая бледное неподвижное лицо отца на смертном ложе. Когда же исчезли башни замка, он тихонько заплакал.

Старый слуга, конюх Агриппа, старался утешить графиню, уверяя, что никогда не оставит её.

На повороте дороги их ожидала телега, запряженная сильной рабочей лошадью, которую по приказанию графини приготовил Агриппа. Графиня подошла к телеге и села в неё с сыном.

— Как, графиня, на этой телеге? Вы? — воскликнул Агриппа. — Позвольте, я сбегаю в замок и приведу…

— Не надо, — ответила та, я же сказала, что все, что там осталось, уже не наше.

Подавив вздох, Агриппа взял лошадь за узду и спросил:

— Куда же прикажете везти вас, графиня?

— В Лектур, к герцогу де Мирпуа.

5. Детство героя

Под вечер телега с изгнанниками остановилась у дома герцога де Мирпуа.

Взяв с собой письмо, запечатанное графом де Монтестрюком, на котором было написано имя герцога, Луиза вошла к герцогу.

Хозяин, увидев женщину в черном и с ребенком, встал и ласково пригласил её сесть.

— Нет это рано, — ответила Луиза, — прочтите сначала письмо.

Герцог распечатал письмо и прочел вслух:

«Герцог! Я убил барона де Саккоро и сдержал клятву. Не стану напоминать обещание человеку вашего рода. Умираю, оставляя вашему покровительству графиню де Монтестрюк, мою жену, и моего сына Югэ.»

Графиня подняла вуаль и произнесла:

— Я та, о ком пишет граф, а это его сын Югэ.

— Не угодно ли вам сесть, графиня? — повторил Мирпуа и добавил:

— Мой дом к вашим услугам.

Графиня погладила сына по голове и сказала:

— Иди, сын мой, погуляй. Мы поговорим с герцогом о делах, о которых ты узнаешь со временем.

Югэ поцеловал руку матери и вышел. Это был крепкий и ловкий мальчик с решительным и откровенным выражением лица.

Графиня Монтестрюк села в гостевое кресло. Герцог се напротив.

— Говорите, графиня. Что бы вы ни пожелали, все будет исполнено. Даже если бы ваш муж остался жив, а я не давал бы ему никаких обещаний, все равно — я в вашем распоряжении. У меня несколько замков: выбирайте любой. У меня теперь нет дочери, и я одинок в своих владениях. Что касается лошадей для молодого графа, не сомневайтесь, я об этом позабочусь.

— Все это совершенно лишнее, герцог. Мне нужно лишь пристанище, где я бы жила уединенно с двумя — тремя слугами, и и скромные средства для содержания меня с сыном.

Герцог удивленно взглянул на нее.

— Я объясню, — продолжала графиня. — Меня уже в молодости готовили в монастырь, чего я не желала. И когда граф де Монтестрюк сделал мне предложение, я согласилась. Граф промотал состояние, вы знаете. Мне оно не нужно. Но я боюсь, что богатство может совратить сына, как оно испортило его отца. Вот почему я хочу воспитать Югэ в скромной обстановке. Ведь у него в крови отцовская страстность. Для неё требуется руководство и строгий образ жизни, иначе он погибнет, как отец.

Она замолчала. Герцог выжидающе смотрел на нее.

— Вы наверняка кое-что знаете, но я все же поясню дополнительно. Я готова была посвятить себя человеку, имя которого носила, но не смогла сладить с его неукротимым нравом. Богатство, полученное им в колыбели, свело его с ума. Вечно в разъездах, на праздниках, на охоте, он переезжал из Бордо в Тулузу, из замка Монтестрюк ко двору, с наслаждением воевал, когда была война, а в перерывах с таким же жаром играл. За все десять лет я видела его едва ли сотню раз.

Луиза отерла платком дрожащие губы.

— Ах, сколько бы несчастий не произошло, если бы он только захотел, — прибавила она. — Теперь вы, надеюсь, понимаете, что я не желаю для моего сына роскоши.

Лицо графа посерьезнело.

— Возможно, вы правы, графиня.

— Сердце мне говорит, что это так. У меня есть старая женщина, которая меня выкормила, и старый солдат, сопровождавший графа в походах, который любит Югэ, как собственного ребенка. К этому надо добавить беднягу, которого я приютила и который только и может, что выполнять черную работу. Больше мне никто не нужен.

— Хорошо, графиня, а что же буду делать я?

— Если вы укажете мне дом, где я могла бы жить в одиночестве, я была бы вам вечно благодарна.

— Что вы говорите о благодарности? Граф де Монтестрюк отомстил мерзавцу за нанесенную мне обиду. Да я ваш вечный должник. Все ли вы сказали?

— Мне нужен дом для пяти человек и средства для жизни без нужды, но, главное, без роскоши.

— У меня есть такой дом. Вы здесь переночуете, а завтра можете туда ехать

Графиня поклонилась.

— Это имение называется Тестера. В нем все для ведения небольшого хозяйства. Да не возражайте вы, я же говорю: хозяйство маленькое, никакой роскоши нет и в помине. Разумеется, как только вы войдете в дом, он становится вашей собственностью. Надеюсь, что, если я как-нибудь заеду к вам справиться о здоровье, вы меня приютите.

— О чем это вы, герцог? Вы же хозяин…

— Ничего подобного! Только вы! Это же просто маленькая раковинка, которую граф де Монтестрюк разломал бы одними локтями… Еще раз повторяю, — добавил герцог, заметив движение Луизы, — не надо возражать. При доме есть клочок земли и лес, что дает полторы тысячи ливров годового дохода. Кроме того, кое-какие доходы вином, хлебом, сеном и овощами.