Роджер ЖЕЛЯЗНЫ
      ДЕВЯТЬ ПРИНЦЕВ ЭМБЕРА
      1
      После целой вечности ожидания кажется, что-то стало проясняться.
      Попытался пошевелить пальцами ног - удалось. Я лежал, распластавшись, в больничной постели, обе ноги были в гипсе, но все-таки это были мои ноги.
      Я изо всех сил зажмурился, потом открыл глаза - и так три раза.
      Комната постепенно перестала вращаться вокруг меня. Но где это, черт побери, я нахожусь?
      Постепенно туман, застилавший мозг, начал рассеиваться, и я кое-что припомнил. Долгие темные ночи, санитарок и уколы. Каждый раз, как только я начинал приходить в сознание, меня тут же кололи какой-то гадостью. Так все и было. Да. Именно так. Но сейчас я чувствовал себя вполне прилично. По крайней мере наполовину. И им придется прекратить это их лечение.
      Придется ли?
      Может быть, и нет - внезапно пришло на ум.
      Естественный скептицизм относительно чистоты человеческих намерений прочно укоренился в моем мозгу. Да меня просто перекололи наркотиками, внезапно сообразил я. По моим ощущениям, никакой особой необходимости в этом не было и не могло быть, но если уж они начали, то с какой стати им останавливаться именно сейчас? Ведь наверняка за это заплачено. Значит действуй хладнокровно и сделай вид, что ты все еще в дурмане, - подсказал мой внутренний голос, мое второе я, самое худшее, но и более мудрое.
      Я последовал его совету.
      Санитарка осторожно заглянула в палату примерно десятью минутами позже и, конечно, я все еще храпел. Дверь тихо закрылась.
      К этому времени в памяти восстановилось кое-что из того, что произошло.
      Я смутно припоминал, что попал в какую-то аварию. Что произошло потом - было как в тумане, ну, а о том, что было до этого, я вообще не имел ни малейшего представления. Но сперва меня привезли в обычный госпиталь, а потом перевели сюда, это я помнил, но не знал, почему.
      Однако я чувствовал, что ноги были в полном порядке. По крайней мере, я вполне мог ходить, хотя и не помнил точно, сколько времени прошло с тех пор, как я их сломал. Ну а то, что у меня было два перелома - это помнил.
      Голова несколько кружилась, но вскоре это прошло, и я поднялся, держась за железный прут изголовья кровати, и сделал свой первый шаг.
      Полный порядок - ноги меня держат.
      Итак, теоретически я вполне способен уйти отсюда восвояси.
      Я вновь добрался до кровати, улегся поудобнее и стал думать. Меня зазнобило, на лбу выступил пот. Во рту отчетливо чувствовался вкус сладкого пудинга...
      В Дании пахло гнилью...
      Да, я попал в автокатастрофу, да еще какую... Затем дверь открылась, впустив в комнату луч яркого света из коридора, и сквозь щелки век я увидел сестру со шприцем в руках.
      Она подошла к постели - широкобедрая бабища, темноволосая и с толстыми руками.
      Как только она приблизилась, я сел.
      - Добрый вечер, - сказал я.
      - Д-добрый... - ответила она.
      - Когда я выписываюсь отсюда?
      - Это надо узнать у доктора.
      - Узнайте!
      - Пожалуйста, закатайте рукав.
      - Нет, благодарю вас.
      - Но мне надо сделать вам укол.
      - Нет, не надо. Мне он не нужен.
      - Боюсь, что доктору виднее.
      - Вот и пригласите его сюда, и пусть он сам это скажет. А до того я не позволю делать себе никаких уколов.
      - И все же боюсь, что тут ничего нельзя сделать. У меня точные указания.
      - Они были и у Эйхмана, а поглядите-ка только, что с ним сделали.
      И я медленно покачал головой.
      - Ах вот как, - сказала она. - Учтите, что мне придется доложить об этом... этом...
      - Обязательно доложите, - съехидничал я, - и кстати, во время своего доклада не забудьте сказать, что я решил выписаться отсюда завтра утром.
      - Это невозможно. Вы не можете даже стоять на ногах, а что касается внутренних повреждений и кровоизлияний...
      - Посмотрим, - сказал я, - спокойной ночи.
      Она исчезла из комнаты, не удостоив меня ответом.
      Я вновь улегся поудобнее и задумался. Похоже было, что я нахожусь в частной клинике, и это означало, что кто-то должен был оплачивать счет, и немалый. Но кто? Кого я знал? Я не мог вспомнить ни одного своего родственника или друга. Что из этого следовало? Что меня упрятали сюда враги?
      Я стал думать дальше.
      Ничего.
      И никого, кто мог бы поместить меня сюда.
      Мой автомобиль упал с небольшого утеса прямо в озеро... И это было все, что я помнил.
      Я...
      Я весь напрягся, и меня вновь прошиб пот.
      Я не знал, кто я такой.
      И чтобы хоть чем-то занять себя, я уселся на постели и принялся разбинтовывать все свои повязки. Под ними все было в порядке, да к тому же меня не оставляло чувство, что я все делаю правильно. Я сломал гипс на правой ноге, используя как рычаг железный прут, выломанный в изголовье кровати. У меня внезапно возникло чувство, что надо убираться отсюда как можно скорее, и что мне обязательно надо сделать что-то очень важное.
      Несколько раз согнул и разогнул правую ногу. Полный порядок.
      Разбив гипс на левой ноге, я поднялся и подошел к стенному шкафу.
      Моей одежды там не было.
      Затем я услышал шаги. Я вернулся на кровать и как можно более тщательно накрылся бинтами и разломанным гипсом.
      Дверь вновь открылась.
      Затем комната ярко осветилась, и у самого входа, у выключателя встал здоровенный детина в белом халате.
      - Мне сказали, что вы тут грубо отказываетесь подчиниться нашей санитарке, - сказал он. Здесь уже было не притвориться спящим. - Как это понять?
      - Не знаю, - ответил я, - а что?
      Это его обеспокоило на секунду-другую, затем, нахмурившись, он продолжал.
      - Сейчас время вашего вечернего укола.
      - Вы врач?
      - Нет, но мне велено сделать вам укол, а для этого у меня хватит медицинской подготовки.
      - А я отказываюсь от укола, - сказал я, - и имею на это полное юридическое право. В конце концов, какое вам дело?
      - Я сделаю вам укол, - проговорил он, приближаясь с левой стороны кровати.
      В руке его появился шприц, тщательно до этого скрываемый.
      Это был очень некрасивый, грязный удар, дюйма на четыре ниже пояса, если я не ошибаюсь. Он упал перед кроватью на колени.
      - .... .... - сказал он спустя некоторое время.
      - Еще раз подойдете ко мне, и пеняйте на себя.
      - Ничего, мы умеем обращаться и с такими пациентами - выдавил он с трудом.
      Тогда я понял, что наступило время действовать.
      - Где моя одежда?
      - ... ... - повторил он.
      - В таком случае мне придется позаимствовать вашу. Дайте-ка ее сюда.
      Его ругань начала уже утомлять меня, так что пришлось накинуть на него простыню и оглушить железным прутом.
      Примерно через две минуты я был одет во все белое - цвет Моби Дика и ванильного мороженого. Какое уродство.
      Я запихал его в стенной шкаф и выглянул сквозь зарешеченное окно. Я увидел старую луну с молодым месяцем на руках, качающую его над верхушками тополей. Трава слабо серебрилась и переливалась тонким светом. Ночь слабо спорила с солнцем. Ничто не подсказывало, где именно я находился. Комната моя тем не менее располагалась на третьем этаже здания, и освещенный квадрат окна слева внизу от меня говорил о том, что на первом этаже кто-то не спал.
      Так что я вышел из комнаты и осмотрел коридор. Слева он заканчивался глухой стеной с зарешеченным окном, и по обе стороны располагались четыре двери. Скорее всего, они вели в такие же палаты, как и моя. Вернувшись к окну, я не обнаружил ничего нового: те же деревья, та же земля, та же ночь. Я повернулся и направился в другую сторону.
      Двери, двери, двери без единой полоски света под ними, и единственный звук - шлепанье моих ног, да и то только потому, что позаимствованная обувь оказалась слишком велика.
      Часы моего вышибалы показывали пять часов сорок четыре минуты. Металлический прут я заткнул за пояс под белым халатом, и он очень неудобно бил меня во время ходьбы по бедру. На потолке примерно через каждые двадцать футов горела лампа дневного света.
      Добравшись до первого этажа, я свернул направо и пошел по коридору, высматривая дверь с выбивающейся из под нее полоской света.
      Дверь эта оказалась самой последней в коридоре, и я был так невежлив, что вошел в нее без стука.
      За большим полированным столом, наклонившись над одним из ящиков, сидел человек в роскошном халате. На палату эта комната что-то не была похожа.
      Он поднял голову, глаза его загорелись, а губы раздвинулись на секунду, как будто он хотел закричать, но удержался, увидев выражение моего лица. Он быстро встал.
      Я закрыл за собой дверь, подошел ближе и поздоровался:
      - С добрым утром. Боюсь, у вас будут крупные неприятности.
      Люди, по-видимому, никогда не излечатся от любопытства по поводу неприятностей, потому что, подождав те секунды, которые потребовались мне, чтобы пересечь комнату, он спросил:
      - Что вы хотите этим сказать?
      - Я хочу сказать, - ответил я, - что я собираюсь подать на вас в суд за то, что вы держали меня взаперти, а также за издевательство и незаконное употребление наркотиков. В настоящий момент у меня как раз начался тот период, когда мне необходим укол морфия, а потому я за себя не отвечаю и могу начать бросаться на людей, и...
      Он выпрямился.
      - Убирайтесь отсюда!
      Тут я увидел на столе пачку сигарет. Закуривая, я процедил:
      - А теперь сядьте и заткнитесь. Нам надо кое-что обсудить.
      Сесть-то он сел, но не заткнулся.
      - Вы нарушаете сразу несколько наших правил!
      - Вот пусть суд и разберется в том, кто и что нарушает, - ответил я. - А теперь мне нужна моя одежда и личные вещи. Я выписываюсь.
      - Вы не в том состоянии...
      - Вас не спрашивают. Гоните мои вещи, или я действительно обращусь в суд.
      Он потянулся к кнопке звонка на столе, но я отбросил его руку.
      - Мои вещи, - повторил я. - А это вам следовало сделать раньше, как только я вошел. Сейчас уже слишком поздно.
      - Мистер Кори, вы были очень тяжелым па...
      Кори???
      - Сам я сюда не ложился, - перебил его я, - но будьте уверены, выписаться отсюда я выпишусь. И причем сейчас. Так что не задерживайте меня.
      - Совершенно очевидно, что вы сейчас не в том состоянии, чтобы оставить стены клиники, - ответил он. - Я не могу допустить этого. Сейчас я позову санитара, чтобы он помог вам добраться обратно в палату и уложил в постель.
      - Не советую. В противном случае вы на себе испытаете, в каком я сейчас состоянии. А теперь ответьте мне на несколько вопросов. Во-первых, кто поместил меня сюда и платит за всю эту роскошь?
      - Ну хорошо...
      Он вздохнул, и его маленькие усики печально опустились долу.
      Открыв ящик стола, он сунул туда руку, и я насторожился.
      Мне удалось выбить пистолет еще до того, как он спустил предохранитель. Очень изящный кольт-32. Подобрав пистолет с крышки стола, я сам снял его с предохранителя и направил в сторону доктора.
      - Отвечайте. По-видимому, вы считаете, что я опасен, и можете оказаться правы.
      Он слабо улыбнулся и тоже закурил, явный просчет с его стороны, если он желал выглядеть уверенным в себе. Руки у него здорово тряслись.
      - Ну ладно, Кори, - сказал он. - Коли это вас успокоит, то поместила вас сюда ваша сестра.
      - Какая сестра?
      - Эвелина.
      И это имя мне ни о чем не говорило.
      - Странно. Я не видел Эвелину много лет, сказал я. - она даже не знала, что я живу в этих местах.
      Он пожал плечами.
      - И тем не менее...
      - А где она живет сейчас? Я хотел бы навестить ее.
      - У меня нет при себе ее адреса.
      - В таком случае узнайте его.
      Он поднялся, подошел к полке с картотекой и вытащил оттуда одну из карточек.
      Я внимательно прочел все, что там было написано.
      Мисс Эвелина Флаумель...
      Адрес в Нью-Йорке тоже был мне незнаком, но я его запомнил. Судя по карточке, меня звали Карл. Карл Кори. Прекрасно. Чем больше данных, тем лучше.
      Я засунул пистолет за пояс, рядом с прутом. Естественно, поставив на предохранитель.
      - Ну ладно, - сказал я. - Где моя одежда и сколько вы мне заплатите?
      - Вся ваша одежда пропала при катастрофе, - прошипел он, - и я все же должен сообщить вам, что у вас были сломаны обе ноги, причем на левой переломов было два. Честно говоря, я просто не понимаю, как вы можете стоять. Прошло всего две недели...
      - Я всегда поправляюсь быстро, - ответил я. - А теперь поговорим о деньгах.
      - Каких деньгах?
      - Которые вы заплатите мне, чтобы избежать суда за незаконное содержание в клинике, злоупотребление наркотиками и так далее.
      - Не будьте смешным.
      - Кто из нас смешон? Я согласен на тысячу долларов наличными, только сразу.
      - Я не намерен даже обсуждать этого вопроса.
      - А я все-таки советую вам подумать, ведь что ни говори, посудите сами, что будут болтать о вашей клинике, если я не промолчу. А я вне всякого сомнения обращусь в медицинское общество, в газеты...
      - Шантаж, - сказал он, - но я на него не поддамся.
      - Заплатите вы мне сейчас или потом, после решения суда - мне все равно. Но сейчас это обойдется значительно дешевле.
      Если он согласится, то я буду твердо знать, что все мои догадки были верны и эта история достаточно грязна.
      Он уставился на меня и молчал довольно долго.
      - У меня нет при себе тысячи, - в конце концов выдавил он.
      - В таком случае назовите цифру сами, - предложил я.
      После еще одной паузы он добавил:
      - Это вымогательство.
      - Ну какие между нами могут быть счеты? Валяйте. Сколько?
      - В моем сейфе есть долларов пятьсот.
      - Доставайте.
      Тщательно осмотрев свой маленький стенной сейф он сообщил мне, что там всего лишь четыреста тридцать долларов, а так как мне не хотелось оставлять отпечатков пальцев, пришлось поверить ему на слово. Я забрал купюры и засунул их во внутренний карман.
      - Где тут у вас ближайшая компания такси?
      Он назвал место, и я проверил по телефонному справочнику, заодно уточнив, где я нахожусь.
      Я заставил его набрать номер и вызвать мне такси, во-первых, потому, что не знал названия его клиники, а во-вторых, потому, что не хотел показать ему, в каком состоянии моя память. Одна из повязок, которые я тщательно удалил, была вокруг головы.
      При заказе машины я услышал и название клиники:
      "Частный госпиталь в Гринвуде".
      Я затушил сигарету, вытащил из пачки другую и освободил свои ноги от примерно двухсотфунтовой тяжести, усевшись в удобное кресло коричневой кожи рядом с книжным шкафом.
      - Подождем здесь, и вы проводите меня до выхода.
      От него я больше так и не услышал ни слова.
      2
      Было часов восемь утра, когда шофер такси высадил меня на каком-то углу ближайшего города. Я расплатился и минут двадцать шел пешком. Затем зашел в закусочную, устроился за столиком и заказал себе сок, пару яиц, тост, бекон и три чашки кофе. Бекон был слишком жирный.
      Понаслаждавшись завтраком примерно с час, я вышел из закусочной, дошел до магазина одежды и прождал там до девяти тридцати - время открытия. Купил себе пару брюк, три рубашки спортивного покроя, пояс, нижнее белье и ботинки впору. Выбрал носовой платок, бумажник и расческу.
      Затем, отыскав гринвудскую автостанцию, купил себе билет до Нью-Йорка. Никто не попытался меня остановить. Никто, вроде бы, за мной не следил.
      Сидя у окна, глядя на осенний пейзаж с быстро мчавшимися по небу облачками, я попытался собрать воедино все, что знал о себе и о том, что со мной произошло.
      Я был помещен в Гринвуд как Карл Кори моей сестрой Эвелиной Флаумель. Это произошло после автокатастрофы примерно две недели назад. Притом у меня были переломаны ноги, чего я сейчас не чувствовал. И не помнил никакой сестры Эвелины. Персонал Гринвуда, очевидно, получил инструкции держать меня в постели в беспомощном состоянии: по крайней мере доктор был явно испуган, когда я пригрозил судом. Ну что ж. Значит, кто-то по какой-то причине боялся меня. Так и придется держаться.
      Я вновь стал вспоминать о том, как произошла катастрофа, и додумался до того, что у меня разболелась голова. Все же происшествие это не было случайностью. Я был твердо в этом убежден, хотя и не знал, почему. Ну что же, выясним и это, и тогда кому-то не поздоровится. Очень, очень не поздоровится. Ненависть горячей волной обдала мне грудь. Кто бы ни пытался повредить мне, знал, на что он шел, и делал это на свой страх и риск, так что теперь ему не на что будет жаловаться, кто бы это ни был. Я чувствовал сильное желание убить, уничтожить этого человека, и внезапно понял, что эти ощущения не в новинку мне, что в своей прошлой жизни я именно так и поступал. Причем не один раз.
      Я уставился в окно, на мертвые опадающие листья.
      Добравшись до Нью-Йорка, первым делом я отправился в парикмахерскую побриться и подстричься, затем переодел рубашку - терпеть не могу, когда шею щекочут срезанные волосы. Кольт-32, принадлежавший безвестному индивиду в Гринвуде, лежал в правом кармане моей куртки. Правда, если бы Гринвуд или моя сестра обратились в полицию с просьбой разыскать меня, да еще что-нибудь при этом приврали, незаконное ношение оружия вряд ли сослужило бы мне пользу, но все же так спокойнее. Сначала меня все же надо был найти, и я не знал, как будут разворачиваться события. Быстро перекусив в ближайшей столовой, я потом в течение часа ездил на метро и автобусах, соскакивая на самых неожиданных станциях, затем взял такси и назвал адрес Эвелины, якобы моей сестры, которая смогла бы освежить мою память.
      Проезжая по улицам города до Вестчестера, я обдумывал план дальнейших действий и свое поведение при встрече.
      И когда в ответ на мой стук дверь большого старинного дома отворилась практически сразу, я уже знал, что буду говорить. Я все тщательно обдумал, еще когда шел по извилистой аллее - подъезду к дому - мимо дубов-великанов и ярких осин, а ветер холодил мою только что подстриженную шею под воротником куртки. Запах тоника от моих волос смешивался с густым запахом плюща, обвивавшего стены старого кирпичного здания. Ничто не было мне знакомо, и вряд-ли я когда-либо был здесь раньше.
      На мой стук ответило эхо.
      Затем я засунул руки в карманы и стал ждать.
      Когда дверь отворилась, я улыбнулся и кивнул плоскогрудой служанке с россыпью родинок на лице и пуэрториканским акцентом.
      - Да? - спросила она.
      - Я бы хотел повидать мисс Эвелину Флаумель.
      - Как прикажете доложить?
      - Ее брат Карл.
      - О, входите, пожалуйста.
      Я прошел в прихожую, пол которой был выстлан мозаикой из крохотных бежевых и розовых плиток, а стены были целиком из красного дерева. Освещала все это серебряная с эмалью люстра, вся в хрустальных рожках.
      Девчушка удалилась, и я стал осматриваться, пытаясь хоть что-нибудь узнать.
      Тщетно.
      Тогда я стал просто ждать.
      Наконец, служанка вернулась, улыбнулась и изрекла:
      - Идите за мной, пожалуйста. Она примет вас в библиотеке.
      Я пошел за ней: три лестничных пролета вверх, а затем по коридору мимо двух закрытых дверей. Третья слева была открыта, и служанка остановилась, приглашая войти. Я остановился на пороге.
      Как и в любой другой библиотеке, повсюду здесь были книги. На стенах висели три картины - два пейзажа и одна марина. Пол застлан тяжелым зеленым ковром. Рядом с большим столом стоял столь же большой глобус, с его поверхности на меня смотрела Африка. Позади стола и глобуса во всю стену протянулось окно со стеклом по меньшей мере восьмисантиметровой толщины. Но остановился на пороге я не поэтому.
      На женщине, сидевшей за столом, было платье цвета морской волны с глубоким вырезом спереди, у нее были длинные волосы в локонах, по цвету напоминающие нечто среднее между закатными облаками и пламенем свечи в темной комнате, а ее глаза - я это чувствовал, знал - за большими очками, в которых она, по-моему, не нуждалась, светились такой же голубизной, как озеро Эри в три часа пополудни ясным летним днем. Цвет же ее сжатых коралловых губ удивительно гармонировал с волосами. Но все же и не поэтому я остановился на пороге.
      Я знал ее, эту женщину, знал, но абсолютно не помнил, кто она такая.
      Я вошел в комнату, тоже слегка сжав губы в улыбке.
      - Привет.
      - Садись, - ответила она, указывая рукой на стул с высокой спинкой и подлокотниками, как раз такой, что в нем можно было удобно развалиться. Я сел, и она принялась внимательно изучать меня.
      - Хорошо, что с тобой все в порядке. Я рада тебя видеть.
      - Я тоже. Как поживаешь?
      - Спасибо, хорошо. Должна сознаться, что не ожидала увидеть тебя здесь.
      - Знаю, - чуть иронически ответил я. - но я здесь, чтобы поблагодарить тебя за сестринскую заботу и ласку.
      С иронией я говорил специально, чтобы посмотреть на ее реакцию.
      В эту минуту в комнату вошла собака - ирландский волкодав - который дошел до самого стола и плюхнулся рядом с ним на пол.
      - Вот именно, - ответила она с той же иронией, - это самое малое, что я могла для тебя сделать. В следующий раз будь за рулем осторожнее.
      - Обещаю тебе, что в будущем я буду принимать все меры предосторожности.
      Я понятия не имел, в какие игры мы играем, но так как и она не знала, что я этого не знаю, я решил выудить из нее, что только возможно.
      - Я подумал, что тебе будет небезынтересно, в каком я сейчас состоянии, потому и пришел.
      - Да, - ответила она. - Ты что-нибудь ел?
      - Позавтракал, два часа тому назад.
      Она позвонила служанке и приказала накрыть стол. Затем осторожно обратилась ко мне.
      - Я так и думала, что ты сам выберешься из Гринвуда, когда поправишься. Правда, я не ожидала, что это будет так скоро и что ты явишься сюда.
      - Знаю. Потому-то я и пришел.
      Она предложила мне сигарету, и я вежливо сначала дал прикурить ей, потом закурил сам.
      - Ты всегда вел себя неожиданно, - сказала она после несколько затянувшейся паузы. - Правда, в прошлом тебе это помогало, но не думаю, что ты что-нибудь выгадаешь сейчас.
      - Что ты хочешь этим сказать?
      - Ставка слишком высока для блефа, а мне кажется, что ты именно блефуешь, явившись ко мне вот так запросто. Я всегда восхищалась твоей смелостью, Корвин, но не будь дураком. Ты ведь знаешь, как обстоит дело.
      К_о_р_в_и_н? Запомним это наряду с "Кори".
      - А может и не знаю, - ответил я. Ведь на некоторое время я был выключен из игры, верно?
      - Ты хочешь сказать, что ни с кем не связался?
      - Просто еще не успел.
      Она наклонила голову в сторону, и ее удивительные глаза сузились.
      - Странно. Но возможно. Не верится, но возможно. Может быть, ты и не врешь. Может быть. И я попробую тебе поверить сейчас. И если ты действительно не врешь, то ты поступил очень умно и к тому же обезопасил себя. Дай мне подумать.
      Я затянулся сигаретой, надеясь, что она скажет еще что-нибудь. Но она молчала, думая о своем участии в этой игре, о которой я ничего не знал, с игроками, которые были мне неизвестны, и о ставках в которой я не имел никакого понятия.
      - Одно то, что я пришел сюда, уже говорит кое о чем.
      - Да. Знаю. Но ты слишком умен, поэтому говорить это может слишком о многом. Подождем. Тогда увидим.
      Подождем ч_е_г_о? Увидим ч_т_о? Галлюцинацию?
      К этому времени нам принесли бифштексы и кувшин пива, так что на некоторое время я был избавлен от необходимости делать загадочные замечания и тонко намекать на то, о чем не имел ни малейшего представления. Бифштекс был прекрасный - розовый внутри, сочный, и я смачно захрустел свежим поджаренным хлебом, запивая всю эту роскошь большим количеством пива. Она засмеялась, нарезая свое мясо маленькими ломтиками и глядя, с какой жадностью я поглощаю пищу.
      - Что мне в тебе нравится, так это жажда жизни, Корвин, - сказала она. - И это одна из причин, по которой мне так не хотелось бы, чтобы ты с ней расстался.
      - Мне тоже, - пробормотал я.
      И пока я ел, я представил себе ее. Я увидел ее в платье с большим вырезом на груди, зеленом, как может зеленеть только море, с пышной юбкой. Звучала музыка, все танцевали, позади нас слышались голоса. Моя одежда была двухцветная - черная и серебряная, и...
      Видение исчезло. Но то, что я сейчас вспомнил, было правдой, моим прошлым, в этом я не сомневался, и про себя я выругался, что помню только часть этой правды. Что она говорила мне там - тогда, когда звучала музыка, все танцевали и слышались странные голоса?
      Я налил из кувшина еще пива и решил испробовать на ней свое видение.
      - Я вспоминаю одну ночь, - сказал я, - когда ты была вся в зеленом, а я носил свои цвета. Как все тогда казалось прекрасно, и музыка...
      На лице ее появилось слегка мечтательное выражение, щеки порозовели.
      - Да, - ответила она, - Какие прекрасные были тогда времена... Скажи, ты действительно ни с кем еще не связался?
      - Честное слово, - сказал я.
      Что бы это ни значило.
      - Все стало значительно хуже, - сказала она. - И в Тени сейчас больше ужасов, чем даже можно себе представить...
      - И?
      - Он все в тех же заботах, - закончила она.
      - О.
      - Да, - продолжала она, - и ему хотелось бы знать, что ты намереваешься делать.
      - Ничего.
      - Ты хочешь сказать?
      - По крайней мере сейчас, - поспешно добавил я, потому что глаза ее слишком уж широко открылись от изумления, - до тех пор, пока точно не буду знать, в каком положении находятся сейчас дела.
      - А-а.
      Мы доели наши бифштексы и допили пиво, а кости отдали собакам. Второй ирландский волкодав зашел в комнату незадолго до этого и тоже улегся у стола
      Потом мы пили кофе, маленькими глоточками, и я почувствовал по отношению к ней самые настоящие братские чувства, которые, однако, быстро подавил.
      - А как дела у других? - наконец спросил я.
      Ведь такой вопрос ни к чему меня обязывал, а звучал он достаточно безопасно.
      На минуту я испугался, что она спросит меня, кого я имею в виду. Но она просто откинулась на спинку стула, подняла глаза к потолку и сказала:
      - Как всегда, пока ничего нового не слышно. Возможно, ты поступил мудрее всех. Но как можно забыть... все величие?..
      Я опустил глаза долу, потому что не был уверен в их выражении.
      - Нельзя, - ответил я. - Просто невозможно.
      Засим последовало долгое и неуютное для меня молчание, разрушенное вопросом.
      - За что ты ненавидишь меня? - спросила она.
      - Что за ерунда, - ответил я. - Ведь что там ни говори, как я могу тебя ненавидеть?
      Это, казалось, пришлось ей по душе, и она обрадованно обнажила в улыбке белые зубы.
      - Хорошо. И спасибо тебе большое, - сказала она. - Кем бы ты ни был, но ты настоящий джентльмен.
      Я поклонился и расшаркался.
      - Ты вскружишь мне голову.
      - Ну, что там ни говори, а это навряд ли.
      И я почувствовал себя неуютно.
      Ненависть и ярость вновь пробудились во мне, и я подумал, знает ли она, против кого они могут быть направлены. Я чувствовал, что знает, и с трудом удерживался от желания спросить ее об этом в лоб.
      - Что ты думаешь делать? - спросила она в конце концов, и мне ничего не оставалось, как туманно ответить:
      - Ну конечно, ты ведь мне не веришь...
      - Как мы можем тебе верить?
      Я решил запомнить это "мы".
      - Вот видишь. Так что в настоящее время я просто воспользуюсь твоим покровительством, и буду только рад жить здесь, где тебе не составит труда не выпускать меня из виду.
      - А дальше?
      - Дальше? Там видно будет.
      - Умно, очень умно, - сказала она. - И ты ставишь меня в неловкое положение.
      (Честно говоря, мне просто некуда было больше идти, а на деньги, которые я выудил у доктора, долго было не прожить).
      - Да, ты конечно, можешь остаться, но я хочу предупредить тебя, - тут она поиграла каким-то брелоком, висевшим на шее, - волкодавы. В Ирландии и волков не осталось после того, как там завели эту породу.
      - Знаю, - механически ответил я и тут же понял, что действительно это знаю.
      - Да, - продолжала она. - Эрик будет доволен, что ты - мой гость. Это вынудит его оставить тебя в покое, а ведь именно этого ты хочешь, "не-се-па?".
      "Уи, мадам".
      Э_р_и_к! Это что-то значило! Я _з_н_а_л Эрика, и почему-то было очень важно, что я его знал. Правда, это было давно. Но Эрик, которого я знал, все еще был для меня очень важен.
      Почему?
      Я ненавидел его, и это была одна из причин. Ненавидел его настолько, что даже мысль об его убийстве была не в диковинку. Возможно, что я когда-то даже пытался это сделать.
      И между нами существовала какая-то связь, это я тоже знал.
      Родственная? Да, да именно это.
      Причем ни мне, ни ему не нравилось, что мы... братья... Я помнил... помнил...
      Большой, сильный Эрик - с его важной кудрявой бородой и глазами такими же, как у Эвелины!
      На меня нахлынула новая волна воспоминаний, в висках отчаянно запульсировало, лоб покрылся испариной.
      Но на лице ничто не отразилось, я медленно затянулся сигаретой и прихлебнул пива, одновременно сообразив, что Эвелина действительно была моей сестрой! Только вот звали ее иначе. Я никак не мог вспомнить ее настоящее имя, но только не Эвелина - это уж точно. Что ж, придется вести себя еще осторожнее, - решил я. - В конце концов не так уж трудно вообще не называть ее по имени до тех пор, пока не вспомню.
      А кто же я сам? И что, наконец, все это значило?
      Эрик, внезапно ощутил я, был как-то связан с той моей автокатастрофой. Она должна была закончиться моей смертью, но только я выжил. Не он ли и организовал ее? Да, подсказывали мои ощущения. Это не мог быть никто другой, только Эрик. А Эвелина помогала ему, платя Гринвуду, чтобы меня держали в бессознательном состоянии. Лучше, чем быть мертвым, но...
      Внезапно я понял, что, придя к Эвелине, я попался Эрику прямо в руки, стал его пленником, на которого можно напасть в любую минуту, если, конечно, я здесь останусь.