Иногда Дамкин писал рассказы в одиночестве, и бывало, Стрекозову эти рассказы не нравились. И наоборот, Стрекозовские опусы частенько не восхищали Дамкина. Такие произведения они относили в туалет и использовали бумагу по назначению.
      Продав Торчкову двенадцать таких рассказов (на все деньги, что были у будущего члена Союза писателей), Дамкин и Стрекозов отправились к знакомому спекулянту Хачику покупать обещанные секретарше Люсе духи и колготки.
      – Секретарша, Дамкин, - заметил Стрекозов, - это самое важное в газетной жизни, важнее, чем сам редактор.
      – Я это всегда говорил! - согласился Дамкин.
      Армянин Хачик Абрамянц жил в том же доме, что и литераторы. Приехав три года назад из Еревана поступать в МГИМО, Хачик, имевший нулевые познания, естественно, не поступил ("Не хватило денег," - горестно говорил он), но возвращаться в родной город не захотел, а провернул хитрую операцию с фиктивной женитьбой и прописался в Москве. Затем Хачик купил комнату и тут же обменял ее на однокомнатную квартиру. Предприимчивый армянин покупал и продавал все, что только можно было купить или продать, а продавалось, естественно, все. В любое время дня и ночи у него можно было купить, в принципе, любую вещь, а про то, чего у Хачика не было, он говорил:
      – Падажди, слущай! Завтра прихады, я достану!
      Через некоторое время Хачик обзавелся новыми "Жигулями", ездил по Москве в шикарной дубленке с шикарными женщинами, сорил деньгами в ресторанах.
      Дамкин позвонил в обитую кожей дверь. Мелодичный звонок проиграл "Турецкий марш" Моцарта, и женский голос из-за двери спросил:
      – Кто?
      – Стрекозов, - сказал Дамкин.
      – И с ним Дамкин, - добавил Стрекозов.
      Дверь открыла красивая дама в китайском халате. Халат, густо расшитый цветами, драконами и иероглифами, распахнулся на груди, и Дамкин с удовольствием отметил вслух, что женщины с большой грудью ему очень нравятся. Улыбнувшись Дамкину, дама запахнула халатик и томным голосом осведомилась:
      – К кому?
      – А что, - спросил Стрекозов, - тут кроме Хачика еще кто-то живет? Хачик! Ты дома?
      – Э! - отозвался голос из ванной. - Я дома!
      Дверь ванной отворилась, и вышел абсолютно голый Хачик.
      – Здорово! - деловито молвил армянин, вытирая голову полотенцем. Прахады в комнату! Дорогая, - обратился он к женщине. - Кофе хачу!
      Литераторы прошли в хорошо обставленную комнату.
      – Женился что ли? - спросил Дамкин. - Классная бабенка!
      – Что я, с дуба рухнул? - возмутился Хачик, надевая такой же, как у женщины халат. - Еще чего! Жениться! Свобода дороже!
      В зависимости от настроения Хачик мог говорить и без кавказского акцента. В основном, акцент появлялся у него в разговоре с женщинами или с важным начальником, от которого Хачику было что-нибудь надо. Подойдя к серванту, спекулянт достал непочатую бутылку армянского коньяка.
      – Садитесь, - он радушным жестом указал на кресла. - Слушай, Дамкин, я тут для вас машину нарыл... Вам машина не нужна?
      – Вообще-то... - протянул Дамкин.
      – Вижу, нужна! - Хачик налил коньяк в рюмочки. - Дорогая! Где кофе?!
      В комнату вошла женщина, соблазнительно покачивая бедрами, с подносом, на котором стояли три чашечки кофе, источающие непередаваемый аромат.
      – Хорошо быть богатым, - молвил Дамкин, следя за движеньями женщины восхищенным взглядом. - Когда разбогатею, познакомлюсь с каким-нибудь гаремом...
      – Бабник, - заклеймил Стрекозов, взяв с подноса чашечку. Когда-нибудь женщины тебя погубят, и ты сопьешься.
      – За нас, мужчин! - провозгласил Хачик, поднимая рюмку. - Если бы не было нас, разве кто-нибудь смог бы оценить женскую красоту?
      Они выпили. Хачик, прикрыв глаза, почмокал губами.
      – Настоящий армянский коньяк! Знаешь, Сталин очень любил армянский коньяк!
      – Не Сталин, а Черчилль, - поправил Стрекозов. - Это я тебе прошлый раз в ресторане говорил.
      – А, точно! - Хачик стукнул себя по лбу. - Память немножко как у верблюда стала! Так вот. О машине. Собственно, это не машина, а так... "Запорожец". Но в рабочем состоянии! Зверь, а не машина! И недорого! Всего за тысячу!
      – У нас нет тысячи, - честно сознался Дамкин.
      – Ну, вам по знакомству уступлю за девятьсот!
      – У нас и девятисот нет, - не меняя тона, сказал Стрекозов. - Мы к тебе по другому делу. Нам нужны духи французские, по возможности самые хорошие и дешевые. И еще чулки какие-нибудь.
      – И один самый большой презерватив с усиками, - добавил Дамкин.
      – Один на вас двоих? - спросил армянин.
      – Это не для нас, - Стрекозов допил кофе. - Это подарок.
      – Да! - при слове "подарок" Дамкин вспомнил об утюгах. - Хачик, тебе утюги не нужны? Оптовая партия!
      – Ну, штук десять точно есть! - поддакнул Стрекозов.
      – Советские?
      – Ага! У меня, понимаешь, недавно день рождения был, понадарили одних утюгов...
      – Почем?
      – Сколько дашь, столько и возьмем, - Дамкин махнул рукой. - Нам столько утюгов на фиг не нужно.
      – Заноси, посмотрим.
      – Сам бы зашел как-нибудь в гости, - предложил Дамкин. - Живем в одном доме, а видимся раз в год!
      – Э! Некогда! Я сейчас квартиру хочу обменять на двухкомнатную. Беготни много! Но как-нибудь обязательно зайду.
      – Так как насчет духов? - напомнил Стрекозов.
      – А, духи! - Хачик вскочил и достал из шкафа красивую коробку. - Такие подойдут?
      – Дай посмотреть! - Дамкин внимательно повертел упаковку, понюхал и, хотя запаха из запечатанной коробки не уловил, одобрил. - Пахнут хорошо. И ни одной надписи по-советски нету. Подойдут! Отличные духи! Сколько?
      – Сто.
      – Так дорого? - поразился Дамкин. - Ты чего, офонарел?
      – Ни одной советской надписи! - сказал Хачик. - Это разве дорого? Я их сам за девяносто пять купил! Кому чужому за сто пятьдесят продал бы! Но вы же друзья, вам за сто уступаю!
      Тут маршем Моцарта заиграл звонок. Пышногрудая приятельница Хачика открыла дверь, и в коридоре послышались голоса. В комнату вошла девушка невысокого роста с коротко остриженными черными волосами и курносым носиком. На плече у девушки висела объемная сумка.
      – Привет, Хачик, - поздоровалась она. - Ксерокс готов?
      – Здравствуй, дарагая! - воскликнул Хачик с акцентом. - Как жизнь маладая!
      – Спасибо, хорошо! Ксерокс готов?
      – Канэшно! - Хачик достал из-под дивана пачку бумаги. - Как у пионеров, всегда готов! Палучите!
      – Вот деньги, - девушка протянула пачку червонцев, Хачик не считая бросил их на стол.
      – Хачик, угостил бы девушку кофе, - предложил Дамкин.
      – Нет, я не хочу, спасибо, - быстро ответила девушка и взглянула на литераторов. - Скажите, а вы случайно не Дамкин и Стрекозов?
      – Случайно вы угадали, - согласился Дамкин.
      – Дамкин и Стрекозов, почти как настоящие, - сказал Стрекозов.
      – О! - девушка округлила глаза. - Вы-то мне и нужны!
      – Да ну! - удивились литераторы. - Какая неожиданность! А мы уже уходить собирались!
      Девушка плюхнулась в кресло и представилась:
      – Меня зовут Лена. Я из редакции неофициального журнала "Уксус". Может быть слышали?
      – Нет. Самиздат, что ли?
      – Да. Это андеграунд, о нас даже на Западе знают. У меня еще псевдоним - Волчок.
      – А у нас есть знакомая проститутка, она работает под псевдонимом Анжелика, - сказал Дамкин.
      – Какие-то у вас странные ассоциации, - обиделась Лена.
      – Какие уж есть. Это я так, к слову...
      – Вы что, пользуетесь ее услугами? - подкольнула она в ответ Дамкина.
      – Нет, что ты! Во-первых, она наша школьная подруга. А во вторых, у нас валюты нет.
      – Дамкин просто терпеть не может разные псевдонимы, - разъяснил Стрекозов.
      – Ладно, это все не важно. Я уже давно мечтаю взять у вас для нашего журнала интервью!
      – У нас? - удивился Стрекозов. - Интервью? Это по поводу чего?
      – Как! Это же вы написали "Билла Штоффа"!
      – Ну и что? Мало ли мы всякой ерунды понаписали.
      – Э! - появился с кухни Хачик. - Вы духи берете или нет?
      – Берем, - сказал Дамкин. - А нам еще чулочки и эту штуку... Ну, ты знаешь!
      – Чулки - двадцатник, эта штука - пятерка! Все вместе - сто двадцать пять!
      – Слушай, Хачик, - Дамкин вытащил из кармана сто рублей. - Давай так, сейчас мы платим тебе стольник, а вместо двадцати пяти вечером занесем утюги.
      Хачик задумчиво пожевал, поковырял в носу и, наконец, согласился.
      – Ну, ладно! По рукам! Чего не сделаешь ради хороших людей!
      Литераторы и стриженная Лена пошли к выходу.
      – А насчет "Запорожца" вы подумайте, - сказал Хачик, пожимая руки. Отличный "Запор". Почти новый! Восемьсот рублей - и он ваш!
      – Конечно подумаем, спрашиваешь!

      Дамкин и Стрекозов вышли из полутемного прокуренного подъезда на свежий воздух. Дамкин тут же закурил. Лена пристроилась сбоку от литераторов и не отставала.
      – Литераторы! А как же интервью!
      – Леночка, зачем вам интервью? - остановился Дамкин. - Пропечатаете его в своей подпольной антисоветской прессе, а нам потом по шее?
      – Ваш знаменитый роман про Билла Штоффа тоже распространяется самиздатом, но вам же никто пока по шее не давал!
      – Ну, как же! - возразил Стрекозов. - Давали, и не раз! Однажды чуть не дали по шее за то, что мы выдавали себя за Дамкина и Стрекозова, авторов знаменитого "Билла Штоффа". На фиг это все нужно?
      – Это весьма познавательно, - сказала девушка. - Нашему читателю будет очень интересно, что думают известные литераторы по тому или иному вопросу!
      – А гонорар за интервью вы заплатите? - поинтересовался скаредный Дамкин.
      – Вы что, так любите деньги?
      – Нет, деньги нам не нужны. Нам нужны продукты, которые можно купить на деньги.
      – Гонораров у нас никому не платят, - Лена грустно усмехнулась. - У нас же самиздат! Все на личном интересе!
      – Жаль, что у нас нет личного интереса, - отозвался Дамкин. - Пошли, Стрекозов, к Однодневному!
      – Не знала, что вы такие эгоисты! - воскликнула Лена, и по ее щекам потекли крупные слезы.
      – Ба! - обернулся Стрекозов. - Девушка плачет! Дамкин, может дадим ей интервью, жалко что ли?
      – Ну, раз ты хочешь...
      – Почему бы и нет? - Стрекозов почесал подбородок. - Эй, девушка! Не плачь! Хочешь, мы тебе два интервью дадим: одно - Дамкин, второе - я?
      Лена, всхлипывая, подошла к литераторам.
      – Пошли в кафе, - предложил Дамкин, беря ее под ручку. - У нас есть еще двадцать Торчковских рублей!
      Ближайшее от их дома кафе было простой столовой с грязными столиками. Стрекозов сбегал к раздаче, где, к счастью, не оказалось очереди, и вернулся с подносом, на котором стояли три граненых стакана с мутным напитком, именуемым в столовых кофе, и лежали три симпатичных булочки с изюмом.
      – Угощайтесь! - предложил литератор.
      – Я не люблю кофе. У меня потом от него голова болит...
      – Да разве это кофе? Так, бурда какая-то из сгущенного молока! Зато булочка вкусная! Берите!
      – Спасибо, - девушка взяла булочку и стакан, потом вытащила из сумки большой блокнот и ручку. - Можно задавать вопросы?
      – Можно, - разрешил Дамкин, откусив добрую половину булки.
      – Как вы познакомились друг с другом?
      – Это очень интересный вопрос! - Стрекозов щелкнул пальцами. - Еду я как-то в трамвае. Народу не очень много, но все места заняты. А я так устал... Смотрю, сидит какой-то козел, молодой, здоровый... На нем пахать можно, а он сидит! Ну, я и начал так вполголоса сам с собой разговаривать, что, мол, еду с ночной смены, весь замученный, больной, а тут такие здоровые парни расселись и место не могут уступить... Этому козлу стало стыдно, и он встал.
      – Козел - это был я, - пояснил Дамкин. - Смотрю, стоит надо мной какой-то кретин и ноет, что весь больной... Чего, думаю, с больным связываться? Встал и уступил ему место. Он уселся и сидит такой довольный, радостный... Я думаю, ух ты гад! И начал этак негромко, что у меня нога с детства искривленная, а второй ноги вообще нет, протез вместо второй ноги... А некоторые сидят и в ус не дуют... Кретину стало неудобно, и он уступил место.
      – Только Дамкин собрался сесть, как влезла в трамвай толстая потная женщина, растолкала нас в разные стороны и плюхнулась на сидение! Я повернулся к Дамкину и пожал плечами. Он понимающе кивнул в ответ, и мы познакомились...
      – А как у вас появилась идея написать роман о Билле Штоффе?
      – О, это тоже целая история! - Дамкин расположился поудобнее. - Мы жили тогда у Карамелькина, ну, и решили написать о Билле Штоффе роман.
      – Вот читаешь вашу книжку, - Лена облокотилась на стол, - и сразу ясно, что под этими дикими прериями понимается наш город, грубые, грязные и неграмотные ковбои - это наши советские люди... Шериф и его подручные менты, и так далее... Ведь правда?
      – Ну, - смутился Дамкин, который и не предполагал в своем романе такой глубины, - допустим...
      – А Билл Штофф среди этой дикости, - воодушевленно продолжала девушка, - это как некий диссидент среди советской действительности... Этакий Солженицын...
      Стрекозов поморщился.
      – Послушайте, милая девушка, - сказал он. - Почему вы все сводите на политику?
      – Наше общество насквозь политизировано! Любой советский человек должен быть либо за советскую власть, либо против!
      – Вы против? - поинтересовался Дамкин.
      – Против, - решительно кивнула Лена. - А вы что, за?
      – Нет, - молвил Стрекозов. - Есть еще и третья альтернатива!
      – Какая?
      – Нам на советскую власть наплевать! Есть она, или ее нет, нам это абсолютно по-фигу!
      – Но это же... Просто нечестно!
      – Лена, - предложил Дамкин, - давайте не будем о политике! Поинтересуйтесь лучше, какое у Стрекозова любимое кушанье, какой сорт коньяка предпочитает Дамкин... Говорить о советской власти - это все равно что критиковать погодные условия!
      – Я думаю, что написать веселую и добрую книжку - это лучше, чем сделать кровавую революцию, - сказал Стрекозов. - Даже если эта революция против коммунистов. Ибо революция унижает человека и ухудшает. А веселая книга его улучшает и даже в некотором смысле возвеличивает.
      Лена возмущенно вскочила.
      – Эх вы! А еще литераторы! Я-то думала, что вы... А вы!
      Девушка, окончательно разочарованная в Дамкине и Стрекозове, схватила свою сумку и убежала из кафе.
      – Такая молоденькая девушка, - задумчиво сказал Стрекозов. - Ей бы о любви думать...
      – Да ну ее на фиг! - отмахнулся Дамкин. - Привязалась со своим интервью! Нам уже давно пора статью про Сахалин относить, Однодневный, небось, заждался... Пошли!
      И аполитичные литераторы двинули на выход.

      Как всегда, вахтер на проходной в здание редакции "Путь к социализму" громко храпел и не обратил на вошедших литераторов никакого внимания. Дамкин и Стрекозов поднялись на четвертый этаж, Дамкин, взявшись за ручку двери в редакцию, пожаловался Стрекозову, что в этом дореволюционном доме нет лифта.
      – Это точно, - подтвердил Стрекозов. - Капиталисты - такие сволочи! Совсем строить не умеют!
      Настроившись таким образом на общение с главным редактором, друзья вошли в дверь.
      – Здравствуй, Люся! - громко поздоровался Дамкин и, не теряя времени, выложил подарки. - Вот духи, теперь от тебя будет хорошо пахнуть! Вот чулочки, в них твои ножки будут выглядеть гораздо стройнее! А это, литератор интригующе понизил голос, - такая штучка... Тебе наверняка понравится...
      – Дамкин! - воскликнула секретарша Люся. - Ах! "Клема"! Это же такие дорогие духи! У спекулянтов рублей сто стоят! Ах! Какие чулочки! Дамкин, ты просто прелесть!
      – А Стрекозов?
      – И Стрекозов - прелесть!
      Люся чмокнула в щечку сначала Дамкина, потом Стрекозова, который попытался отстраниться, но не успел.
      – Нет, круто, а?! - не унимался Дамкин. - А презерватив как тебе нравится? С усиками! Французский! Ты точно будешь в восторге! Хочешь, попробуем?
      – Да ну тебя! - покраснела Люся.
      – Она замуж выходит, - напомнил Стрекозов.
      – Ну, ничего! Тогда с будущим мужем попробуешь! - Дамкин достал рукопись статьи о поездке Сахалине. - Однодневный у себя?
      – Уехал в горком на совещание.
      – Ну и пусть совещается! Слушай, ты нам не перепечатаешь статейку? А то как-то неудобно отдавать в таком виде... У Стрекозова такой корявый почерк...
      – Поэтому ее Дамкин написал, - вставил Стрекозов.
      – Конечно, перепечатаю! - Люся с восторгом отвинтила крышечку душистого флакона и понюхала. - Какой запах! Франция! А в скольких экземплярах?
      – В трех, если можно, - сказал Стрекозов. - Два редактору отдадим, один себе оставим на память.
      – Чулки не хочешь померить? - поинтересовался Дамкин. - Могу помочь надеть. Я услужливый...
      – Обойдешься! А как там на Сахалине?
      – О! - Дамкин изобразил полный восторг. - Почти коммунизм. В магазинах - красная рыба, икра, крабы, коньяк французский... Почти у каждого жителя острова - машина, а у некоторых и две! Телки такие крутые рассекают...
      – У вас все одно на уме! А по музеям вы ходили?
      – А как же! И по музеям. Стрекозов пристал, пришлось посетить дом-музей Марка Твена. Слышала о таком? Это был очень прогрессивный писатель.
      – Ты прям меня совсем за дурочку держишь! Ну и как там?
      – О, круто! На самом видном месте висит его фуражка ...
      – Вообще на Сахалине весело, - подхватил Стрекозов. - Моряков много, они из Японии приплывают, машины привозят, видаки... Иностранцев до фига! Если девушка хоть немного симпатичная - обязательно выскочит замуж за иностранца!
      – Да ты статью почитай, - посоветовал Стрекозов. - Там все описано!
      – Сейчас почитаю, - очарованно прошептала Люся.
      – А когда Однодневный вернется из своего горкома?
      – Часа через два.
      – Ох, и любят коммунисты заседать на собраниях! Хлебом их не корми дай на собрании посидеть! - заметил Дамкин.
      – Нужен им твой хлеб! - ухмыльнулся Стрекозов. - Они масло мажут прямо на колбасу, а сверху икорки кладут...
      – Ладно, - сказал Дамкин. - Мы со Стрекозовым сходим кофейку вмажем, а часа через два-три снова зайдем. Успеешь перепечатать?
      – Господи! Тут работы на пять минут!
      – Ну, и слава Богу!
      И литераторы покинули счастливую секретаршу главного редактора.
      – Куда пойдем? - спросил Дамкин.
      – Пошли в кино, - предложил Стрекозов. - Давно уже никуда не ходили, надо хоть немножко культурно развиваться.
      – Пойдем, - согласился Дамкин. - Разовьемся.
      – Я тут недалеко видел афишу, крутой фильм про индейцев. Называется то ли "Винету - сын Инчучуна", то ли "Инчучу - сын Винетуна".
      – Про индейцев я люблю! - сказал Дамкин, и друзья отправились в кино.
      Через три часа, отсидев две серии в душном кинозале, литераторы снова шли в редакцию. Дамкин размахивал руками и, с чавканьем кушая фруктовое мороженое за семь копеек, вспоминал:
      – Нет, круто, а?! Этот на коне, а эти - козлы! Ну, круто!
      – Да, - соглашался Стрекозов. - Весьма, весьма!
      – Надо вставить племя индейцев в роман о Билле Штоффе, а то у нас только ковбои разные, да шерифы! Представляешь, вождь такой, весь в перьях, с трубкой мира и с томагавком войны...
      – Ага. Решили они выйти на тропу войны и тут выясняется, что вождь Лысый Боров забыл, где он зарыл свой томагавк!
      – Круто! Они там копаются, томагавк ищут, а эти-то, козлы, как понесли огородами! - подхватил его мысль Дамкин. - Будет очень грамотно!
      Литераторы вошли в здание. На этот раз бдительный вахтер не спал. Выскочив из своей застекленной комнатки, он загородил дорогу и, обдав друзей запахом чеснока, завопил:
      – Молодые люди, вы куда?!
      – Ну, ты даешь, дед! - удивился Дамкин. - Мы уже год, как тут работаем...
      – Пропуск!
      – Да мы в газете работаем, - молвил Стрекозов. - "Путь к социализму" называется.
      – Да хоть к коммунизму! - отозвался дед. - Пропуск!
      Дамкин похлопал себя по карманам и заявил:
      – Дома забыл.
      – А кроме того, - сказал Стрекозов, - нам пропусков никаких не выдавали и ни разу за год не требовали.
      – Пропуска нет? Валите отсюда!
      – Ну, настырный! - Дамкин покачал головой. - В НКВД, небось, служил? Где тут местный телефон? Ага, - литератор набрал четыре цифры. - Алле! Люся! Ах, извини! Однодневный, - шепнул он, повернувшись к Стрекозову. Что? Прочитал статью? И как? Да-а?! Конечно, конечно! Немедленно бежим! Только вот тут вахтер суровый попался, нас не пускает!
      Вахтер прислушался.
      – На! - Дамкин протянул трубку.
      Старик прижал трубку к уху, покивал и показал рукой в сторону лестницы.
      – Идите!
      – Ну, спасибо! - поклонился Дамкин. - Разрешил!
      – Чего Однодневный сказал? - спросил Стрекозов, поднимаясь по лестнице.
      – "Что за дерьмо вы мне понаписали?", - передразнил Дамкин, подражая голосу главного редактора.
      – Понятно, - сказал Стрекозов. - Придется вторую статью отдавать. Надо с ним все же осторожнее, а то не пустит на воскресную страничку с рассказами.
      – Подумать только, и этот человек сделал мне первую в жизни рогатку! У меня ее потом сосед отобрал, которому я лобовое стекло в машине кокнул. Все допытывался, откуда у меня рогатка, а я Однодневного не заложил, нет.
      – Теперь редактор Однодневный стал птицей большого полета, такую из рогатки не подобьешь, - сказал Стрекозов.
      – Знаешь, что забавно! Редактор тоже очень похож на вахтера. Сидит на одном месте, чешет лысину - пускать или не пускать наш новый рассказ в следующем номере.
      – Ага, только вахтеры обычно бывшие чекисты, а редакторы - бывшие хулиганы.
      Литераторы поднялись на четвертый этаж и вошли к главному редактору. Секретарши Люси не было на месте, а за ее столом сидел задумчивый Однодневный, помахивая свеженапечатанными листами со статьей о Сахалине.
      – Ну, что, - спросил главный редактор, - повеселились? Нет, я не спорю, очень смешно получилось! Разыграли старика-редактора! Вы хоть нормальную-то статью написали?
      – Написали, - кивнул Стрекозов и выложил вторую статью. - Только первая статья гораздо круче получилась! Как и было заказано: кто прочитает, тому самому захочется уехать на Сахалин!
      Редактор взял статью в руки и по-быстрому пробежал глазами. Удовлетворенно хмыкнув, сказал:
      – Ну, вот, ведь можете, если хотите! А то понастроили мне тут Вавилонскую башню, понимаешь ли! Ладно, Люся придет, перепечатает, и в номер! Куда это только она запропастилась?
      – Может, вышла замуж? - предположил Дамкин, располагаясь на стуле. Кстати, когда у нас зарплата?
      Тут зазвонил телефон. Звонок был длинный, видимо, междугородный. Однодневный поднял трубку.
      – Да! Здравствуйте. Да, Однодневный на проводе. Что?
      Главный редактор некоторое время слушал то, что ему говорил неприятный голос по телефону, затем медленно положил трубку и, грозно засопев, взглянул на литераторов.
      – Скажите, друзья мои, а как вы доехали до Сахалина?
      – Нормально, - беспечно сказал Стрекозов. - Сели на большой красивый самолет, тот загудел, набрал скорость на взлетной полосе, потом поднялся в небо и полетел...
      – Молчать! - вскочил рассерженный Однодневный. - Мне только что позвонили из Южно-Сахалинска и спросили, почему не было обещанного корреспондента от нашей газеты!
      – Ну... - смущенно потупился Стрекозов и, не найдя объяснений, взглянул на Дамкина.
      Однодневный бегал по приемной и гневно выкрикивал:
      – Нет, это переходит все границы! Я долго терпел! Но больше терпеть не намерен! Вон! Вы уволены!
      Дамкин и Стрекозов, как ошпаренные, выскочили из кабинета и скатились вниз по лестнице. Редактор еще долго возмущенно кричал, его голос разносился по всему зданию, и даже на улице, куда выскочили изгнанные литераторы, они услышали приглушенный вопль:
      – Два жалких, ленивых, бездарных кретина!!!
      Дамкин перевел дух.
      – Ну, насчет бездарности он погорячился, - попытался улыбнуться он.
      – Да, - согласился Стрекозов. - Где только теперь работу найдем? На это одной одаренности не хватит. Еще и блат нужен.
      – Ничего, - Дамкин с оптимизмом достал последнюю папиросу, скомкал пачку и кинул ее в кучу мусора, возвышающуюся около входа в здание. - Вот напишем что-нибудь про сельское хозяйство, отнесем в журнал "Колхозное раздолье", смотришь, редактор Равнодушный нас и на работу возьмет. Такие специалисты, как мы, на дороге не валяются!
      – Ага! Таких специалистов подбирает милиция и отвозит в специальное учреждение под названием "Вытрезвитель"! - пошутил Стрекозов.
      – Ты сгущаешь краски! - отозвался Дамкин. - Все не так плохо, как выглядит! Пошли домой.
      – Все еще хуже, - согласился Стрекозов. - Пошли.