Увы! Это был, вероятно, единственный в мире случай, когда комар подточил свой нос! До сих пор, по крайней мере, никому не случилось видеть, чтоб он его подтачивал. Никогда! А тут вот взял да и подточил!
      Мы долго навьючивали на себя тяжести, от которых с негодованием отказался бы самый завалящий верблюд, и тронулись в путь.
      У меня на голове была подушка, на плечах одеяло, в правой руке чемодан, под мышкой зонтик, в зубах картонка, в левой руке сверток, из которого все время что-то сыпалось. Но этим последним обстоятельством я не огорчалась нимало; я делала вид, что ничего не замечаю, и втайне злорадствовала: сверток принадлежал Софье Ивановне и был бесчестно подсунут ею мне сверх комплекта.
      Спутница моя, навьюченная и задыхавшаяся, едва брела за мною.
      – J'?touffe . Милочка, что это, как будто моя зубная щеточка лежит на дороге? – тревожно говорит она.
      – Пустяки, какая там щеточка! Просто камень! Здесь попадаются камни очень странной формы.
      – Ах, милочка, j'?touffe!… A вот как будто моя мыльница!… И даже блестит…
      – Ах, да полно! Говорят вам, что здесь странные камни… – и я зловеще потрясаю ее значительно облегченным свертком…
      – Где же ваши лошади? – подозрительно осматривает нас на станции отворивший двери сторож.
      – J'?touffe, – отвечает Софья Ивановна и горько плачет.
      Я молча махнула рукой.

V