Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Семья разговляется

ModernLib.Net / Тэффи Надежда / Семья разговляется - Чтение (Весь текст)
Автор: Тэффи Надежда
Жанр:

 

 


Надежда Тэффи
 
Семья разговляется

      – Поедемте к нам, – упрашивали знакомые, когда стали расходиться из церкви. – Поедемте, вместе разговеемся.
      Но Хохловы поблагодарили и с достоинством отказывались.
      – Нет уж, мы всегда дома! Уж это такой праздник – сами понимаете… Вся семья должна быть в сборе. Мы всегда дома разговляемся, все вместе, сами понимаете… И детки ждать будут, как же можно?…
      Радостно, торжественно.
      Колокола гудят, на улицах толпа народа.
      Радостно, торжественно.
      Хохлов говорит жене:
      – Швейцару пять, старшему дворнику пять…
      – Посмотри, какой красивый вензель на подъезде, – перебивает жена. – Надо шесть. Прибавь рубль, а то сразу начнет с квартирными приставать.
      – Все равно, рублем не замажешь… Для фрейлейн что купила?
      – Браслетку, – вздохнула жена. – За шесть рублей, дутая, но очень миленькая. И потом, я на коробочку попросила другую цену наклеить. Приказчик очень симпатичный, написал – двенадцать с полтиной. По-моему, это даже еще естественнее, чем, например, просто тринадцать или двенадцать. Не правда ли? Но до чего я устала со всеми этими дрязгами! Обо всех нужно подумать, а ведь я одна. Поручить некому, а у всех претензии. Глаша (вообрази себе нахальство!) подходит ко мне на днях и заявляет: «Будете для меня подарок покупать – купите коричневого бордо на платье». Каково! И ведь прекрасно знает, что я сама коричневое ношу!
      – Распущенность! Сама виновата. Не надо распускать.
      Приехали.
      Швейцар торжественно распахнул двери.
      – Христос Воскресе! С праздником, ваша милость!
      Эту радостную весть первых христиан он произнес так спокойно и почтительно, словно докладывал: «Тут без вас господин приходили».
      А Хохлов молча вытянул из-под отворота шубы бумажник, нахмурившись, вынул пять рублей и отдал их швейцару.
      – Началось! – вздохнула жена. Поднялись по лестнице.
      На звонок отворила горничная и неестественно оживленно поздравила.
      – Подарок после отдам, – сказала барыня и подумала: «И чего эта дура радуется? Воображает, кажется, что я ей коричневого купила».
      В столовой ждали две девочки.
      – Мама! – сказала одна. – Катя от большого кулича изюмину выколупала. Теперь там дырка.
      – А Женя пасху руками трогала.
      – Очень мило! Очень мило! – запела мать. – Вот как вы встречаете родителей. Вместо того чтобы похристосоваться и поздравить с праздником, вы вот как… А где ваша фрейлейн? Куда она девалась?
      – Фрейлейн в гостиной, в зеркало смотрится, – отвечали девочки дуэтом.
      – Час от часу не легче! Жалованье платишь, подарки покупаешь, а уйдешь из дому лоб перекрестить – и детей оставить не на кого. Фрейлейн Эмма! Где же вы?
      Вошла фрейлейн с напряженно-праздничным лицом. В волосах кокетливо извивалась старая, застиранная лента.
      Фрейлейн сделала полупоклон, полуреверанс, то есть склонив голову, слегка лягнула ногой под юбкой, и сказала:
      – Ich gratuliere …
      – Это очень хорошо, моя милая, – перебила ее хозяйка, – но вы также не должны забывать свои обязанности. Дети шалят, портят куличи…
      У немки сразу покраснел носик.
      – Я гавариль Катенько, а Катенько отвешаль, что кулиш не святой. Я не знаю русски обышай, што я могу?
      – Ну, перестаньте! Об этом потом поговорим.
      А где Петя?
      – Петя пошел к заутрени во все церкви сразу, – отвечал дуэт. – Я говорила, что мама рассердится, а он говорит, что он не просил вас, чтобы вы его рождали, и что вы не имеете права вмешиваться.
      – Ах, дрянь эдакая! Ох, бессовестный! – закудахтала мать.
      – В чем дело? – спросил, входя, Хохлов. – Вот вам подарок. Фрейлейн, вам браслетка. А вам, дети, – крокет.
      Дети надулись.
      – Какой же подарок! Крокет вовсе не подарок. Крокет еще в прошлом году обещали без всякого праздника.
      – Цыц! Вон пошли! Сидите смирно или убирайтесь вон из комнаты! Не дадут отцу-матери разговеться спокойно. Где Петька?
      – Во все церкви пошел… не имеете права вмешиваться… он не просил, – отвечал дуэт.
      – Что такое? Ничего не понимаю. Вот я ему уши надеру, как вернется. Будет помнить! Не давать ему ни кулича, ни пасхи! Эдакая дрянь!
      Хохлов сел за стол.
      – Это что? Поросенок? Чего ты там в него натыкала? И к чему было фаршировать, когда я ничего фаршированного в рот не беру! Только добро портят. Муж горбом выколачивает гроши, а вы хоть бы подумали, легко ли это ему дается. Вы только сидите да фаршируете! Эдак, матушка, ты хоть миллион профаршируешь, раз в тебе нет никакой самокритики. Так тоже нельзя! Ну, к чему здесь, спрашивается, огурец лежит? Ну, кого ты думала огурцом удивить?
      – Да я думала, что, может быть, Август Иванович разговеться заедет.
      – Август Иваныч! Очень ты его огурцом удивишь! Одна фанаберия. Передай сюда яйца.
      Хохлов треснул яйцом об край тарелки. Жидкий желток брызнул ему на жилетку и пошел по пальцам.
      – Это что? А? Всмятку! Позвать сюда Мавру! Позвать сюда мерзавку, которая на Пасху яйца всмятку варит. А? Каково? Двенадцать рублей жалованья, яиц сварить не умеет!
      Вошла кухарка, встала у дверей.
      – Это что? А? Это крутое яйцо? А?
      – Виновата-с! К нему в нутро тоже не влезешь. Кто его знает, отчего оно не сварилось… Я ведь тоже не Свят Дух!…
      – Скажи лучше, что ты мне с жилеткой сделала! У меня жилет тридцать рублей стоит; я его десять лет ношу, а ты мне его в один миг уничтожила! С меня подарков требуешь, а сама меня по миру норовишь пустить! Вон! Чтоб духу твоего… Кто там звонит? Ara, Петя! Тебя-то мне и нужно! Ты как смел без спросу в церковь уйти? А? Отвечай!
      – Да что ж, когда вы не пускаете! Я ведь тоже человек. У меня религиозная потребность…
      – Ах ты, поросенок! Скажите пожалуйста, какие он отцу слова говорит! Отец на них работает, отец их воспитывает, одевает, обувает, ночей не спит да думает, как бы им хорошо было…
      – А где подарки?
      – Слушаться не хотят, а о подарках не забудут. Тебе мать коньки купила, только я их тебе не дам! Нет, братец! Ты воображаешь…
      – Не надо мне ваших коньков! Кто ж к лету коньки дарит! Все только нарочно!
      – Сам же всю осень ныл, что коньков нет!…
      – Так это осенью было! А теперь я же вам намекал, что мне удочка нужна. Если вы отец, так вы и должны относиться по-родительски.
      – Ах ты, поросенок! Вон отсюда! Ничего не получишь! Не давать ему ничего! Ни кулича, ни пасхи! Ничего!
      – А, так вот же вам!
      Петя шлепнул ладонью по пасхе и удрал в свою комнату.
      – Пойду, отдам прислуге подарки, – сказала Хохлова и встала из-за стола.
      Муж остался один и долго молча жевал.
      – Ну что, рады небось? – спросил он, когда жена вернулась.
      – Разве их чем-нибудь обрадуешь? Даже не поблагодарили… Глаша говорит, что фрейлейн плачет.
      – Чего она?
      – Браслетка не нравится. Не к лицу.
      – Вот дура!
      – Такая миленькая браслетка. И два сердечка подвешены. Им все мало!
      – Ну, вот и разговелись. Теперь можно и на боковую. Слышишь? Что это там за треск? А?
      – Ничего. Это девчонки крокет ломают.
      – Эдакие дряни! Вот я им ужо!!