Когда наступает так называемый «летний сезон», жены, матери, сестры, дети, няньки, кухарки и гувернантки, – словом, вся проза жизни, выезжают из города.
      Как ни странно, но, кроме признанных законов природы и гражданина, существуют еще такие, о которых никто не знает, но которым все слепо подчиняются.
      Скажите, есть ли такой закон, что человек летом непременно должен съезжать с того места, где он живет зимой?
      Я знаю, что вы скажете.
      Вы скажете, что закона такого нет, но что человеку вполне естественно менять душный город на деревенскую прохладу.
      Вот тут-то вы и попадете впросак: о прохладе никто и не заботится.
      Докажу примером.
      Сотни петербуржцев едут на лето в Лугу. А жители Луги выезжают в окрестности города. Провинциалы сплошь и рядом приезжают на лето в Петербург (вы скажете – за прохладой?). Многие ездят летом в Севастополь, откуда местные жители разбегаются. Или в Одессу, которая летом тоже невыносима.
      Не ясно ли, что дело здесь не в прохладе?
      Признаемся откровенно:
      – Каждое лето находит на нас странная блажь. И гоняет нас с места на место.
      Если же сами мы не можем почему-либо сдвинуться, то выгоняем, по крайней мере, жену с гувернантками.
      Остается в городе только «труженик-муж бледнолицый», которому, как известно, «не до сна».
      И весь город принимает особый, «бледнолицый», вид.
      Женщин и детей становится меньше.
      Шляпы на женщинах становятся больше.
      Открываются загородные сады и театры.
      В театрах особый, «бледнолицый», репертуар; танцуют «матчиш», лягают «поло-поло» и лают басом «паргвай-гвай-гвай». Последнее считается пикантным.
      Все пьесы стараются ставить с музыкой. О постановке не особенно заботятся, потому что все равно ничего не видно.
      Если сидишь во втором ряду, то иногда можно ухитриться увидеть кусочек сцены в щелочку между ухом и шляпой той дамы, которая сидит в первом ряду.
      Остальные ничего не видят.
      Один провинциал приехал специально в Петербург посмотреть «Веселую вдову».
      Очень разочаровался.
      – Вот так веселая вдова! Нечего сказать! Просто черная будка с зеленым бантом. Музыка еще туда-сюда, а уж посмотреть совсем не на что.
      Ну, на то он и провинциал. Опытных людей не проведешь!
      Они живо разберут, что шляпа, а что сцена.
      Опытному человеку если станет любопытно, что на сцене происходит, он поманит к себе капельдинера, сунет ему двугривенный и шепнет на ушко:
      – Пойди-ка ты, братец, да разнюхай хорошенько, что у них там делается. Потом приди, расскажи. Толково расскажешь – еще гривенник получишь.
      Капельдинеру, конечно, приятно тоже заработать. Ну, он и старается. Если усердный человек попадется, так он так распишет, что и смотреть не надо. Лучше автора.
      В Зоологическом саду тоже начинается «бледнолицый» сезон.
      Администрация деятельно к нему готовится.
      Всюду прибиты дощечки с самыми странными надписями, предугадывающими и запрещающими самые неожиданные ваши желания.
      «Медведя покорнейше просят зонтиком не дразнить».
      Какие тонкие психологи додумались до этих слов! Как могли они знать, что при виде медведя у человека должно явиться непреодолимое желание дразнить его зонтиком? И почему именно зонтиком? Как жутко, что самые сокровенные и темные движения нашей души предугаданы администрацией Зоологического сада!
      «Не совать окурков верблюду в нос» тоже «покорнейше просят господ посетителей».
      Заметьте, какая спецификация. Администрация прекрасно знает, что никому не придет в голову дразнить верблюда зонтиком или совать окурки медведю в нос. Поэтому это и не запрещается. Вероятно, даже и случая такого не было.
      Действительно, где же найдется такой идиот, который стал бы дразнить верблюда зонтиком? Вот медведя – это вполне естественно. Хотя и нехорошо.
      Какое, должно быть, странное представление о людях сложилось у зверей Зоологического сада!
      Двуногие, красноносые, с трудом удерживающие равновесие.
      У их самок болтаются меховые хвосты совсем не на том месте, где это указано природой для всех животных… А на голове у них птичьи трупы…
      Ходят красноносые, смотрят тусклыми глазами в благородные горящие звериные очи.
      Высовывает тюлень голову из своей грязной лужи. С недоумением оглядывается кругом.
      – Эт-та что за рыба? – тычет зонтиком двуногий. – Че-а-ек! Свари мне из нее уху! На пять персон!