Все было очень тщательно обдумано Шварцем. Раз он не хотел умирать, необходимо покинуть ферму. Если он останется здесь, то будет Проверка, а вместе с ней смерть. Итак, надо покинуть ферму. Но куда идти?
      Он вспомнил, что это было, – госпиталь? – в Чике. Там о нем заботились. Но почему? Потому, что он был для них объектом научного опыта. Но разве не остался он им и теперь? Он может разговаривать, может описать им симптомы, чего прежде сделать не мог. Он может даже рассказать им о мысленном контакте.
      А что если мысленным контактом обладали все люди? Может ли он знать, так это или нет?.. Ни у Арбина, ни у Ло, ни у Гро его не было. Это он знал. Не слыша и не видя его, они не знали, где он находится. Да и не выигрывал бы он у Гро в шахматы, если бы тот мог…
      Стоп, ведь шахматы – популярная игра. А если бы люди обладали мысленным контактом, играть в эту игру было бы невозможно.
      Эти размышления привели Шварца к мысли, что он обладает особым психологическим складом ума. Возможно, роль подопытного предполагала не особенно приятную жизнь.
      А если предположить, что верна новая пришедшая ему в голову гипотеза? Что, если он не болен амнезией, а прибыл из прошлого? Значит, он представляет ценность для историков, археологов. При очередной Проверке можно все рассказать и, значит, ему не грозит смерть.
      Если ему поверят, конечно.
      Вот доктор должен ему поверить. Он был небрит в то утро, когда Арбин отвез его в Чику. Он прекрасно помнит это. Позже волосы на лице расти перестали, значит, они что-то сделали с ним. Тогда доктор должен помнить, что он – Шварц – имел на лице волосы. Разве этого мало? Гро и Арбин никогда не брились. Как-то Гро сказал ему, что волосы на лице имеют только звери.
      Итак, нужно найти доктора.
      Как его звали? Шект?.. Да, Шект.
      Но он так плохо знал этот ужасный мир! Если он уйдет ночью, ему трудно будет ориентироваться в пути, он может попасть в радиоактивные ловушки, о которых ничего не знает. Поэтому с отчаянием человека, не имеющего выбора, рано утром он вышел на шоссе.
      До ужина его ждать не будут, а за это время он успеет уйти далеко.
      Первые полчаса у него было приподнятое настроение, впервые с того времени, как все это началось. Наконец он что-то делает, пытается бороться с окружающим его миром. И на этот раз перед ним стояла цель! Это был не просто бессмысленный побег, как тот раз в Чике.
      Для старика он – в неплохой форме. Он им еще покажет!
      И тут Шварц замер. Он остановился посередине шоссе потому, что вдруг напомнило о себе что-то, о чем он забыл.
      Это был тот странный сигнал, неизвестный мысленный сигнал, который он почувствовал, когда пытался достичь светящегося горизонта, но был задержан Арбином, сигнал с министерской земли.
      Сейчас он почувствовал, что этот кто-то – сзади и следит за ним.
      Он внимательно прислушался, или, по крайней мере, сделал то, что было эквивалентом этого действия по отношению к мысленному контакту.
      Он не приближался, но усиливался. Он содержал осторожность и враждебность, но не отчаяние.
      Стало ясно и другое. Целью преследователя было не выпускать его из виду, к тому же он был вооружен.
      Осторожно, почти бессознательно, Шварц повернулся, пристально вглядываясь в горизонт. И сигнал, полученный им, мгновенно изменился. Он стал осторожным, неуверенным в собственной безопасности и в успехе своих планов, в чем бы они не состояли. Еще яснее стал факт наличия у преследователя оружия, как будто тот размышлял о возможности его применения в случае необходимости.
      Шварц понимал, что сам он был безоружен и беззащитен. Он знал, что преследователь скорее убьет его, чем позволит скрыться, убьет при первом же подозрительном движении… Этот невидимый преследователь…
      И Шварц продолжал идти, зная, что преследователь где-то достаточно близко и готов при случае убить его. Его спина застыла от ожидания неизвестности. Как выглядит смерть?
      Шварц держался за мысленный сигнал преследователя, как за спасение. Он должен уловить миг усиления интенсивности, означающий, что оружие направлено на него, спуск нажат и смерть близка. В этот момент он упадет на землю, убежит…
      Но зачем? Раз существовали Шестьдесят, не лучше ли встретить смерть сразу?
      Теория прыжка во времени вновь ускользнула из его сознания, скорее это все-таки амнезия. Возможно, он опасный преступник, за которым нужно следить. Возможно, его подсознание защищается амнезией от признания какой-то огромной вины.
      Так он шел по пустому шоссе навстречу неизвестной судьбе, преследуемый смертью.
      Было темно, и дул пронизывающий ветер. По подсчетам Шварца был декабрь, что подтверждало и время восхода солнца, однако в прохладе ветра не чувствовалось холода зимы.
      Шварц давно решил, что источником постоянного тепла этой планеты (Земли?) было не только Солнце. Радиоактивная почва сама излучала энергию, незаметную на квадратном футе, но гигантскую в масштабе миллионов квадратных миль.
      Мысленный контакт невидимого в темноте преследователя приблизился. По-прежнему пристальный и настороженный. Следить в темноте было трудно. Возможно, он не хотел рисковать?
      – Эй! Эй, послушайте! – раздался тонкий и гнусавый голос. Шварц замер и медленно повернулся.
      Маленькая фигура, с трудом различимая в темноте, не спеша приближалась к нему.
      – Эй! Хорошо, что я вас встретил. Не очень весело идти одному. Не возражаете, если я пойду с вами?
      – Здравствуйте, – вяло ответил Шварц. Это была материализация того самого мысленного контакта преследователя. И лицо мужчины было ему знакомо. Оно относилось к его туманным воспоминаниям о Чике.
      И тут преследователь проявил все признаки распознания.
      – Слушайте, я вас знаю. Точно!.. А вы меня помните?
      Поверил бы он в искренность говорившего в другое время и при других условиях, Шварц не знал. Однако сейчас он не мог не заметить, что этот тонкий слой деланного распознания не мог скрыть мысленного сигнала, который говорил, кричал ему, что этот маленький человек с пронзительными глазами знал его с самого начала. Знал и готов был в случае необходимости использовать против него оружие.
      Шварц покачал головой.
      – Ну как же, – настаивал маленький человек. – Помните магазин? Я забрал вас тогда из толпы. – Он деланно рассмеялся. – Они еще думали, что у вас радиационная горячка. Вы должны помнить.
      Шварц действительно помнил, смутно и неопределенно. Человек, похожий на этого, и толпа, которая сначала закрыла им дорогу, а затем расступилась перед ними.
      – Да, – сказал он. – Рад вас встретить. – Ответ не был особенно остроумным, но Шварц на лучшее способен не был, и маленький человек, по-видимому, не имел ничего против.
      – Меня зовут Наттер, – проговорил он, протягивая маленькую руку. – В тот раз я не имел возможности с вами поговорить, но я рад, что представился еще один случай… Давайте познакомимся.
      – Шварц, – и он обменялся с маленьким человеком кратким рукопожатием.
      – Как вы здесь оказались? – спросил Наттер. – Идете куда-нибудь?
      Шварц пожал плечами.
      – Просто гуляю.
      – Любите ходить пешком? Я тоже. Свежий воздух и так далее. Но всегда приятно иметь спутника. Куда вы идете?
      Второй раз Наттер задал этот вопрос, и мысленный сигнал явно говорил, сколь важно для него это. Шварц засомневался, что ему удастся избежать этой темы. Он чувствовал беспокойство в уме преследователя. Никакая ложь не могла ему помочь. И Шварц не знал этот новый мир настолько, чтобы лгать.
      – Я иду в больницу, – сказал он.
      – Больницу? Какую больницу?
      – Ту, в которой я был в Чике.
      – Вы имеете в виду институт. Не так ли? Тот, в который я отвел вас тогда из магазина.
      Беспокойство и растущая напряженность.
      – К доктору Шекту, – сказал Шварц. – Вы его знаете?
      – Я о нем слышал. Большой человек. Вы больны?
      – Нет, но я должен время от времени навещать его. Звучит ли это убедительно?
      – Пешком? – проговорил Наттер. – Разве он не присылает за вами машину? – По-видимому, его слова прозвучали неубедительно.
      Шварц промолчал. Наступила натянутая тишина.
      Однако Наттер был общителен.
      – Слушайте, скоро будет стоп-пункт. Я закажу такси из города. Оно встретит нас на дороге.
      – Стоп-пункт?
      – Конечно. Они разбросаны вдоль всего шоссе. Видите, вот и он.
      Он шагнул в сторону от Шварца, и тот вдруг понял, что кричит:
      – Стойте! Ни с места!
      Наттер остановился. Когда он повернулся, на его лице не было прежней любезности.
      – Что с вами?
      Шварц почувствовал, что его знания языка едва хватает для той скорости, с которой у него вырвались слова.
      – Я устал от этого притворства. Я знаю вас и знаю, что вы собираетесь делать. Вы хотите сообщить кому-то, что я иду к доктору Шекту. Они будут ждать меня в городе и пришлют за мной машину. А если я попытаюсь убежать, вы меня убьете.
      На лице Наттера появились морщины.
      – Ты чертовски прав насчет последнего, – пробормотал он. Это не было предназначено для ушей Шварца и не достигло их, но слова мягко появились на самом краю мысленного сигнала.
      Вслух он сказал:
      – Господи, вы меня удивляете. – В то же время его рука двигалась по направлению к бедру.
      И Шварц утратил контроль над собой. В диком бешенстве он замахал руками.
      – Оставьте меня в покое, слышите, вы! Что я вам сделал? Убирайтесь!
      Его голос перешел в хриплый крик, лоб напрягся от ненависти и страха перед существом, стоящим перед ним, ум которого источал такую враждебность. Его собственные эмоции сконцентрировались в давлении на мысленный контакт, пытаясь избежать его навязчивости, освободиться от него…
      И все исчезло. Исчезло неожиданно и сразу. На мгновение он почувствовал невыносимую боль, не в себе, а в противнике, и потом – пустота. Мысленного контакта больше не было.
      Наттер медленно осел на землю и повалился лицом вниз.
      Шварц нагнулся над ним. Наттер был маленьким человеком, и повернуть его не составляло особого труда. На его лице застыло выражение непередаваемого страдания. Шварц приложил руку к его груди. Сердце не билось.
      Он выпрямился, чувствуя наполнявший его ужас перед самим собой.
      Он убил человека!
      Затем пришло изумление.
      Не дотронувшись до него! Он убил этого человека одной ненавистью, ударяя каким-то образом по мысленному контакту.
      Какими силами он обладал еще?
      Шварц быстро принял решение. Обыскав карманы Наттера, он нашел деньги. Отлично! Это ему пригодится. Покончив с этим, он оттащил труп в поле, где его скрыла высокая трава.
      Он шел еще два часа. Другие мысленные контакты не появлялись. Вскоре он достиг границ Чики.
      Чика для Шварца была всего лишь деревней, и по сравнению с Чикаго, каким он его помнил, численность населения была абсолютно ничтожной. И все же в первое время мысленных контактов было невыносимо много. Они изумляли и смущали его.
      Так много! Одни неопределенные и рассеянные, другие ясные и отчетливые. Его миновали люди, ум которых, казалось, обладал взрывной интенсивностью, и другие, мысли которых не содержали ничего, кроме ленивого пережевывания только что съеденного завтрака.
      Сначала Шварц воспринимал каждый контакт как персональное обращение, однако менее чем за час научился не обращать на это внимания.
      Теперь он слышал слова, даже когда их не произносили вслух. Это было нечто новое, и он почувствовал, что прислушивается к ним. Это были тихие, возникающие непонятно откуда словосочетания, как далекий, далекий шорох ветра… А с ними появились живые, трепещущие эмоции, и другие тонкие, неуловимые ощущения, которые невозможно было описать – так, что весь мир был лишь панорамой кипящей жизни внутри него.
      Проходя мимо зданий, он почувствовал, что может проникнуть внутрь их, просто направляя туда свое сознание, как вещь, которую он держит на привязи и которая способна проникать сквозь невидимые для глаза отверстия.
      Он остановился перед большим зданием с белокаменным фасадом и задумался. Они (кем бы они ни были) искали его. Он убил преследователя, но должны были быть другие, те, с которыми он хотел связаться. Лучшим выходом для него было бы скрыться на несколько дней, но как это сделать?.. Может быть, работа?..
      Он мысленно проник в стоящий перед ним дом. Где-то в его глубине он почувствовал мысленный контакт, который мог означать работу для него. Здесь нужны были текстильные рабочие, а он когда-то был портным.
      Шварц вошел внутрь, однако никто не обращал на него внимания. Он тронул чье-то плечо.
      – Извините, где я могу узнать насчет работы?
      – В эту дверь! – Донесшийся до него мысленный контакт был полон раздражения и подозрительности.
      За узкой дверью худой мужчина с острым подбородком быстро задал ему несколько вопросов и указал на классификационную машину, на которой нужно было набрать ответы.
      С одинаковой неуверенностью Шварц отвечал правду и неправду.
      Наконец мужчина с явной незаинтересованностью обратился к нему. Вопросы следовали один за другим: Возраст?.. Пятьдесят два? Хм. Состояние здоровья?.. Квалификация?.. Работали с текстилем? С каким сортом… Термопластик?.. Эластомерик?.. У кого работали последний раз?.. Его имя… Вы не из Чики?.. Где ваши документы?.. Вы должны были взять их с собой, раз собирались устраиваться на работу… Ваш регистрационный номер?..
      Такого поворота дел Шварц не предвидел. И мысленный контакт сидящего перед ним человека начал меняться, становясь подозрительным и осторожным.
      – Мне кажется, – нервно проговорил Шварц, – что я не подойду для этой работы.
      – Нет, нет, подождите, – мужчина кивнул ему. – У нас есть кое-что для вас. Минутку. – Он улыбнулся, но мысленный контакт стал отчетливее и еще враждебнее.
      Он нажал кнопку вызова на столе…
      Охваченный неожиданным страхом Шварц бросился к двери.
      – Держите его! – тут же закричал мужчина, выскакивая из-за стола.
      Шварц ударил по мысленному контакту, яростно атакуя его своей волей, и услышал стон позади. Он быстро оглянулся. Мужчина сидел на полу, сжав лицо руками. Какой-то человек нагнулся над ним, а затем направился к Шварцу. Шварц не ждал ни минуты.
      Он выбежал на улицу, полностью сознавая, что теперь его начнут искать, имея его полное описание, и что, по крайней мере, этот мужчина его узнает.
      Он наугад бежал по улицам, привлекая к себе внимание все большего числа людей. Подозрение, подозрение отовсюду, подозрение потому, что он не мог понять, где настоящие враги, те, которые излучали не только подозрение, но и уверенность, и поэтому неожиданный удар нейрохлыста он предугадать не смог.
      Шварц почувствовал неожиданно возникшую невыносимую боль, как от удара плети, боль, сжавшую его в стальных объятиях. Затем он провалился в темноту.

      Отличительной чертой парка при здании Собрания Старейших в Вашене было царящее здесь спокойствие. Суровый аскетизм, так можно было бы определить ту неподдельную степенность, с которой группы новичков совершали свою прогулку среди деревьев Квадрата, где не имел права появляться никто, кроме Старейших. Время от времени мимо проходил кто-нибудь из высокопоставленных Старейших, одетый в зеленую мантию, величественно принимая приветствия.
      Изредка здесь появлялся премьер-министр.
      И вот сегодня премьер-министр почти бежал, не обращая внимания на почтительные жесты рук, чувствуя за спиной осторожные взгляды, непонимающие переглядывания и слегка поднятые в удивлении брови.
      Он ворвался в Зал Собраний через служебный вход и побежал по пустому коридору, затем забарабанил в дверь, открывшуюся при нажатии ноги сидящего в комнате, и вошел.
      Секретарь искоса взглянул на него из-за своего маленького стола, на котором был установлен миниатюрный телевизор с экранируемым приемом, и продолжал внимательно слушать сообщения.
      Премьер-министр резко стукнул по столу.
      – Что это такое? Что происходит?
      Секретарь холодно посмотрел на него и отодвинул телевизор в сторону.
      – Мое почтение, ваша светлость.
      – Не нужно церемоний! – нетерпеливо прокричал премьер-министр. – Я хочу знать, что происходит.
      – Если в двух словах, то наш подопечный сбежал.
      – Вы хотите сказать, что человек, которого Шект подверг обработке Синапсайфером – чужак-шпион – тот, который был на ферме…
      Неизвестно, как много определений произнес бы еще обеспокоенный премьер-министр, если бы секретарь не прервал его безразлично:
      – Именно.
      – И почему мне не сообщили? Почему мне ничего не сообщили?
      – Необходимо было действовать немедленно, а вы были заняты. Поэтому я надеялся на свои силы.
      – Да, вас очень беспокоит моя занятость, когда вы хотите обойтись без меня. Но я не позволю обходить меня стороной. Я не…
      – Мы зря теряем время, – невозмутимо произнес секретарь, и премьер-министр запнулся посреди начатой фразы. Он закашлялся, не зная, что сказать, и мягко проговорил:
      – Расскажите подробности, Балкис.
      – Подробностей почти нет. После двух месяцев терпеливого ожидания этот Шварц покидает ферму, за ним следят, но он уходит от слежки.
      – Как уходит?
      – Точно мы не знаем, но факты следующие. Наш агент, Наттер, прошлой ночью пропустил три сеанса связи. По шоссе, по направлению к Чике был послан его напарник, который и нашел его у обочины шоссе мертвого.
      Премьер-министр побледнел.
      – Его убил чужак?
      – Вероятно, хотя мы не можем утверждать наверняка. Не было обнаружено никаких признаков насилия, кроме выражения боли на его лице. Конечно, будет произведено вскрытие. Он мог умереть и от инфаркта в самый неподходящий момент.
      – Это было бы невероятным совпадением.
      – Я тоже так думаю, – холодно ответил секретарь. – Однако, если его убил Шварц, то события становятся еще более загадочными. Видите ли, из того, о чем мы говорили раньше, вполне определенно следует, что Шварц должен был отправиться в Чику, чтобы встретиться с Шектом, да и Наттер был найден на дороге между фермой Марена и Чикой. Поэтому три часа назад мы объявили в городе розыск, и человек был схвачен.
      – Шварц? – недоверчиво спросил премьер-министр.
      – Именно он.
      – Почему вы этого не сказали сразу?
      Балкис пожал плечами.
      – Ваша светлость, у нас есть более важные дела. Я сказал, что Шварц в наших руках. Но он был схвачен легко и быстро, и мне трудно соотнести это со смертью Наттера. Как может быть он одновременно столь умным, чтобы обнаружить и убить Наттера, одного из наших людей, и столь глупым, чтобы открыто искать работу?
      – Он искал работу?
      – Да… Это дает возможность выдвинуть две версии. Или он уже передал имеющиеся у него сведения Шекту или Авардану, или же он позволил себя схватить с целью отвлечь внимание; не исключено, что действуют и другие агенты, которых мы не обнаружили и которых он прикрывает. В любом случае мы не должны быть чересчур спокойными.
      – Не знаю, – беспомощно сказал премьер-министр, красивое лицо которого выражало беспокойство. – Все это слишком сложно для меня.
      Балкис усмехнулся с почти нескрываемым презрением и объявил:
      – Через четыре часа у вас назначена встреча с профессором Белом Аварданом.
      – У меня? Зачем? Что мне ему говорить? Я не хочу его видеть.
      – Успокойтесь. Вы должны видеть его, ваше сиятельство. Это кажется мне необходимым, потому что близится время начала этой фиктивной экспедиции, и он должен сыграть свою роль, спрашивая вашего разрешения на исследование запретных зон. Об этом предупредил нас Энус, а уж он должен знать подробности этой комедии. Вы должны воздать ему тем же и сделать вид, что принимаете все всерьез.
      – Хорошо, я попробую, – кивнул премьер-министр.
      Бел Авардан прибыл вовремя и имел возможность оглядеться вокруг. Для человека, хорошо знакомого с лучшими произведениями архитектуры Галактики, здание Собрания Старейших выглядело не более чем примитивная коробочка из гранита и стали, выполненная в архаическом стиле. Для того, кто был к тому же археологом, оно своим мрачным, почти диким аскетизмом, могло олицетворять жилище, соответствующее мрачному, почти дикому образу жизни. Эта примитивность у него ассоциировалась с далеким прошлым.
      Мысленно Авардан вновь вернулся назад. Его двухмесячное путешествие по западному континенту оказалось не совсем приятным. Все испортил тот первый день. Воспоминание о событиях того дня мгновенно его разозлило. Эта девушка была груба, неблагодарна, настоящая землянка. Почему он должен чувствовать себя виноватым? И все же…
      Учитывал ли он, каким потрясением для нее было узнать, что он чужак? Он вспомнил и оскорбившего ее офицера, которому он отплатил сломанной рукой за высокомерие и жестокость? Да и мог ли он знать, сколько ей уже довелось претерпеть от чужаков. Неужели он оказался для нее одним из них?
      Если бы он был более терпеливым… Он даже не помнил точно ее имени. Пола, а дальше? Странно. Обычно он не жаловался на память. Была ли это подсознательная попытка все забыть?
      Что же, это совсем неглупо. Забыть! Собственно говоря, о чем ему помнить? Землянка. Обыкновенная землянка.
      К радости Авардана, появился премьер-министр. Это означало конец воспоминаниям о том дне в Чике. Однако он чувствовал, что они еще вернутся. И эти мысли возвращались к нему все время.
      Что касается премьер-министра, то он был облачен в новую блестящую мантию. Его лицо было спокойно и невозмутимо.
      Разговор между ними прошел по-дружески. Авардану пришлось передать добрые пожелания людям Земли от некоторых высокопоставленных политиков Империи. Затем речь зашла о важности археологии для граждан Империи, о вкладе, который она вносит в великое положение о том, что люди всех планет – братья. Премьер-министр заметил, что земляне с этим согласны и надеются, что вскоре наступит время, когда остальная часть Галактики перейдет в этом отношении от теории к практике.
      – Именно с этой целью, – слегка усмехнувшись, сказал Авардан, – я пришел к вам, ваше превосходительство. Различия между Землей и некоторыми находящимися по соседству провинциями Империи, возможно, в большей степени обусловлены несходством образа мыслей проживающих людей. И все же множество разногласий можно было бы устранить, доказав, что земляне не отличаются в расовом отношении от других граждан Галактики.
      – И как вы намереваетесь это сделать?
      – Трудно объяснить это словами. Возможно, вам известны два основных направления в археологии, называемые теорией Мергера и теорией расселения.
      – Я знаком с ними в общих чертах.
      – Великолепно. Так вот, теория Мергера утверждает, что различные части человечества, развивающиеся независимо друг от друга, на определенном этапе смешались в результате межвидовых браков. Подобная концепция основывается на сегодняшней схожести людей.
      – Да, – сухо ответил премьер-министр, – и кроме того, из этой концепции следует, что существует несколько сотен или тысяч самостоятельно развившихся существ человеческого типа, обладающих столь близким химическим и биологическим родством, что возможны взаимные браки между ними.
      – Действительно, – с удивлением проговорил Авардан. – Вы коснулись самого слабого ее места. И все же большинство археологов не обращает на это внимания, упорно придерживаясь теории, что в изолированных частях Галактики могут существовать подвиды человечества, не смешавшиеся с остальными и сохранившие свои отличия.