Т. А. Бакунина
      РУССКИЕ ВОЛЬНЫЕ КАМЕНЩИКИ
      С О К РА Щ Е Н И Я
      Барсков - Барсков Я. Л. - Переписка Московских Масонов
      ХVIII века. Петроград 1915.
      18 в. - Осмьнадцатый Век, истор. сборн. изд. П. Бартеневым, т. II.
      Восст. Декабр. - Восстание Декабристов. Матерьялы, т. VIII. дела следственной комиссии о злоумышленных обществах.
      Алфавит Декабристов. Лен. 1925.
      Ж. M. H. Пр. 1902 - Семека А. В. - Русские розенкрейцеры и сочинения имп. Екатерины II против масонства.
      К. Фен. - Соколовская Т. 0. - Капитул Феникса. Петроград. 1916.
      Лонг. - Лонгинов M. H. - Новиков и московские Мартинисты. М. 1867.
      Лонг. Сочин. - Лонгинов М. H. - Сочинения, т. I.
      Лопух. - Лопухин И. В. - Записки. Лондон. 1860.
      Мас., I и II. - Масонство, т.т. I и II, изд. Задруга. М. 1914-15.
      Мин. Годы, 1908 - Семевский В. И. - Декабристы-масоны.
      Пекар. - Пекарский П. - Дополнения к истории масонства в России XVIII стол. СПБ. 1869.
      Пыпин - Пыпин А. Н. - Русское масонство XVIII и пер. черв. XIX в. Петроград. 1916.
      Р. Арх., 1864 Р. - Записка И. П. Елагина.
      Р. Арх., 1875 - Записка о мартинистах, представленная в 1811 году
      графом Ростопчиным вел. кн. Екатерине Павловне.
      Рус. Бес., 1856 - Бартенев П. - М. И. Невзоров.
      Р. Стар., 1877- Уничтожение масонских лож в 1822 г.
      Р. Стар., 1881 - Толки и настроения умов в России по донесениям
      высшей полиции в С.-Петербурге с августа 1818 по
      1 мая 1819 г.
      Р. Стар. 1883 - Записки де-Санглена.
      Р. Стар., 1898 - Боровков А. Д. - Автобиографические записки.
      Р. Стар., 1900 - Из воспоминаний Михайловского-Данилевского. 1822 г.
      Р. Стар., 1907 - Соколовская Т. 0. - Обрядность прежнего русского
      масонства.
      Семевс., I - Семевский В. И. - Крестьянский вопрос в России, т. I.
      Сок. Р. Маc. - Соколовская Т.O. - Русское масонство и его значение в истории общественного движения. СПБ.
      Тихонр. IV и V - Летописи русской литературы и древностей, изд. П. Тихонравовым, т.т. IV и V.
      Чтения, 1908 - Савва В. И. - Из дневника масона. 1775-76.
      Якушкин - Записки И. Д. Якушкина. М. 1926.
      История русского масонства давно привлекает внимание исследователей. Богатые архивные матерьялы позволили изучить почти исчерпывающе внешнюю организацию масонства и его ритуальную сторону. Опубликовано большое число документов, сохранилось не мало воспоминаний современников, и, поскольку речь идет о масонстве XVIII и начала XIX века, можно сказать, что его история если не написана, то в достаточной мере подготовлена работами М. Н. Лонгинова, А. Н. Пыпина, П. Пекарского, Т. Соколовской и др. Мало исследованными остаются до сих пор только матерьялы, которые можно было бы почерпнуть из заграничных масонских архивов, и нет еще справочников, которые облегчили бы работу историков русского масонства.
      Некоторые мысли о русском масонстве, изложенные в этой книжке, явились в ходе работы по составлению одного из таких справочников - "Словаря русских вольных каменщиков". Он был задуман полнее, чем оказалось возможным его осуществить. В мой первоначальный план входило собрать имена по возможности всех русских вольных каменщиков и тех из иностранцев, которые были членами русских лож или были в связи с этими ложами во время своего пребывания в России. Предположено было начать со времени появления масонства в России, то есть с первой четверти XVIII в. и довести Словарь до конца XIX века. В процессе работы, однако, выяснилось, что Словарь должен быть ограничен первым столетием существования масонства в России, то есть завершиться, приблизительно, временем запрещения его в 1822 году.
      Сведений о русских вольных каменщиках позднейшего времени в печатной литературе почти не встречается. И о масонстве вообще можно найти только упоминания; даже в записках лиц, заведомо принадлежавших к ложам, встречаются лишь иносказания или отрицательные оценки масонства. Тем не менее оно продолжало существовать, хотя и не как самостоятельная организация, а в лице отдельных членов иностранных лож, главным образом французских; но, по условиям внутренней жизни масонство не могло проявить настоящую жизненность. Утратив регулярность, оно утратило и свое значение деятельного фактора в культурной жизни страны. Внимание общества было завоевано новыми веяниями и интересами.
      В начале XX века, как известно, масонство в России было распространено довольно широко, но приобрело к этому времени, в связи с политическими условиями страны, характер карбонарства. Внутренней связи с прежним русским масонством оно не имело, и рассмотрение его поэтому не было моей задачей. Умолчание о членах лож этого периода было естественным еще и потому, что многие из них живы.
      В виду того, что я могла использовать только печатный матерьял, невозможно претендовать на полноту Словаря. Однако число зарегистрированных имен (около 1900) немногим уступает действительному числу русских вольных каменщиков. Это обстоятельство дает мне смелость поделиться своими наблюдениями, не откладывая до того времени, когда Словарь мог бы быть проверен и дополнен по архивным матерьялам.
      Интерес такого Словаря, на мой взгляд, состоит в том, что он показывает нам живых людей; им имена дают нам больше, чем статистические таблицы. Наблюдения над этими живыми людьми, над характером и составом масонских лож, работавших не только в столицах, но раскинувшихся по всей России, дают достаточный матерьял для того, чтобы мы могли говорить об этом интересном явлении русской культурной жизни без обобщений, и в то же время не столько о его представителях, вожаках и выдающихся личностях, сколько о масонской массе. Попутно мне приходится касаться некоторых ложных представлений о русском масонстве, которые встречаются у его исследователей.
      Масонство, занесенное в Россию, по преданию, Петром Великим, почти одновременно с его возникновением в современной форме на Западе, чрезвычайно быстро привилось и распространилось. Объясняется это тем, что появление масонства в России совпало с пробуждением общества, с первыми исканиями освобождавшейся мысли. Усвоив те этические начала, которые проповедывали вольные каменщики, русское масонство отбросило утопические стремления западно - европейского масонства и превратило орденское учение в популярную нравственную философию, идею которой и стало проводить в жизнь.
      Такое быстрое распространение объяснялось, по-видимому, и тем, что в то время, как на Западе масонство было лишь одной из школ нравственной философии, у нас оно было единственной. Некоторую конкуренцию ему составило только вольтерьянство. Но русская почва для масонских идей была благодатнее. В Западной Европе масонство играло роль элементарной школы, через которую проходили и которая оставляла "теплые впечатления", у нас "масонские идеалы, как ни были они отвлеченны и неясны, дольше могли оставаться единственным нравственным руководством и стремлением. Это была особенно популярная форма нравственного воспитания".1) (Пыпин, 259. Такое утверждение особенно ценно потому, что А. Н. Пыпин ко многим сторонам масонства относится совершенно отрицательно.)
      Этот взгляд можно подкрепить любопытной выдержкой из книги Рейнбека о конце XVIII века: - "Вы можете, наконец, думать о масонстве, как хотите, часто говорил мне один весьма почтенный человек, когда заходила об этом речь, - но я должен вас уверить, что его нынешняя недеятельность в России есть существенный и весьма чувствительный недостаток для взрослого юноши, - я разумею масонство в настоящем смысле слова. И если любящие отцы и почтенные друзья человечества вводят добронравных сыновей в союз в дружеском кругу, то им все-таки недостает живительного созерцания, которое так необходимо истинному масону. Да, я должен вам откровенно признаться, я очень склонен объяснять этим то отсутствие правил при успехах умственного образования, отсутствие правил, которое составляет такую резкую и общую черту в высших и низших классах в России; нет другого средства, которое бы могло больше действовать на внутреннее развитие, и такое учреждение, как масонство, именно в подобном государстве может сделать в особенности много; различные образованные классы общества уже не имеют теперь никакого центра соединения и остаются друг другу чужды. Что государству недостает масонства, это обнаруживается для внимательного наблюдателя везде в тех вещах, где имеются в виду общеполезные и благотворительные цели и где эти цели не достигаются от холодности, корыстолюбия и невнимательности тех, кому должно быть поручено их исполнение".2) ( Пыпин, 538-39. Эта выписка была приготовлена А. Н. Пыпиным для своей книги, но он не успел найти ей определенного места; она помещена редактором в примечаниях.)
      Те же мысли мы находим в записках Михайловского-Данилевского, не смотря на признание, что ревностным масоном он не был и потому ему не для чего брать на себя защиту этой секты. 3) (Р. Стар. 1900, CIII, 634-35.)
      Идея "духовного строительства", взаимного нравственного совершенствования и поддержки, распространения начал религиозной терпимости и пр., попав на нетронутую почву, получила особую чистоту в понимании русских вольных каменщиков. И вся их масонская работа, с первых шагов до момента запрещения в 1822 году, освещена "исканием истины", даже когда дело шло лишь о ритуалах, степенях или других тайных познаниях.
      Не излагая истории русского масонства, что не может быть задачей краткого очерка, я только намечу путь его развития.
      С той поры, как масонство окрепло, т. е. с начала царствования Екатерины II, начинаются искания "истинной системы". Наибольшее распространение получила трехстепенная система масонства, возглавленная Елагиным. Но, почти одновременно с нею, в Россию было занесено семистепенное масонство, называвшееся Циннендорфским. Оно получило также большое распространение, и в 1776 г. глава его, Рейхель, сделал попытку придти к какому-нибудь соглашению с Елагиным. Соглашение это состоялось, но продержалось недолго: в том же году последовал раскол. После этого поиски истины направляются в сторону Швеции, влияние которой продержалось в течение нескольких лет. Затем, с переходом первенства в делах масонских из Петербурга в Москву - снова берет верх немецкое влияние. Оно и преобладало до закрытия лож и разгрома предприятий Новикова. При восстановлении масонства в первые годы царствования Александра первенство снова оказалось за Шведской системой, и все существовавшие ложи объединились под главенством Великой Директориальной Ложи Владимира к Порядку. Но, по мере роста и распространения лож, накапливалось и недовольство многостепенной системой и высшим управлением, и в 1815 году произошел раскол, после чего численное и моральное преимущество перешло к вновь образованному союзу Великой Ложи Астреи, который вернулся к трехстепенному масонству.
      Такова схема: искание истины, в данном случае - в системе, подчинение то одному иностранному влиянию, то другому, соединение, затем раскол, опять искания и т. д. Эти поиски истинного масонства выражены в одном из ответов Н. И. Новикова Шешковскому, в котором он передал сказанное ему Рейхелем: "...Но ежели увидишь, что чрез самопознание, строгое исправление самого себя, по стезям христианского нравоучения, в строгом смысле не раздельно ведущее; чужду всяких политических видов и союзов, пьянственных пиршеств, развратности нравов членов его; где говорят о вольности такой между масонами, чтобы не быть покорену страстям и порокам, но владеть оными, такое масонство или уже есть истинное или ведет к сысканию и получению истинного, что истинное масонство есть, что оно весьма малочисленно, что они не стараются нахватывать членов, что они по причине великого в сии времена распространения ложных масонов весьма скрытны и пребывают в тишине: ложные масоны всего этого не любят".4) (Лонг., 076)
      Был пройден длинный путь, пока, наконец, сложилось убеждение, что масонский ритуал, говоря словами Феслера, должен быть "только поучительными образами, рассчитанными на благороднейшие чувства людей, образами, через посредство которых познанная разумом сущность масонства делается ближе к сердцу, согревает и одушевляет его".5) (Мас.,I, 109).
      Внешность, различные системы и влияния не нарушали, однако, внутренней общности русского масонства. Любопытно, например, отметить, что три столпа масонства конца XVIII века - Новиков, Шварц и Н. Трубецкой - принадлежали к трем различным оттенкам ордена. Шварц был масоном германского строгого наблюдения, Трубецкой - масоном шведской системы, Новиков - циннендорфцем. Равнодушные к спорам о значении системы, по которой работали, они за нее не стояли, а держались ее лишь как средства общения с масонским миром.6) (Лонг., 145, 173)
      Названным трем лицам и их ближайшим друзьям и соработникам мы и обязаны тем, что "русское масонство выделилось из западно-европейского, подчинилось условиям русского общества, сузило свои цели, сделалось выражением того общественного движения, которое до тех пор смутно сознавалось в обществе и которое нашло для себя наконец точку опоры в масонстве".7) (Ж. М. Н. Пр., 1802, II, 397)
      В этом смысле отвечали сами московские вольные каменщики герцогу Брауншвейгскому: "В масонстве надо отличать два предмета. Внешность его, то есть степени, обряды и вообще организация - дело чисто условное и должны изменяться, согласуясь с обстоятельствами времени, если желать, чтобы оно приобрело влияние на мнения и истребляло предрассудки. Но сущность масонства не изменяется, и происходит оно от отдаленной древности, особенно в трех первых его степенях".8) (Лонг., 170)
      Принимая все это во внимание, я считала бы правильным рассматривать русское масонство XVIII века, как нечто целое, не разбивая его на системы, которые не оказывали большого влияния на его сущность, и не разделяя на два периода, которые могут быть намечены лишь искусственно. Перерыв широкой деятельности вольных каменщиков, обусловленный запрещением лож Екатериной II и молчаливым подтверждением этого запрета при Павле, - следует рассматривать, как явление порядка внешнего, а не внутреннего. Если подходить к вопросу не с целью изучения систем и послушаний, а особо интересуясь личностью и составом деятелей, которые направляли интересы массы вольных каменщиков, то преемственность масонства XIX в. от масонства конца XVIII в. совершенно ясна. Между московским розенкрейцерством последних десятилетий XVIII в. и мистическим направлением Лабзинского кружка устанавливается некоторая внутренняя связь, если мы обратимся к деятелям того и другого, хотя бы к тому же О. А. Поздееву, розенкрейцеру и видному масону Новиковского времени, который при вторичной вспышке масонской деятельности, остается все тем же руководителем-мистиком. А сыновья его и И. П. Тургенева, так же как и сын И. Г. Шварца, отмечены в летописях масонства XIX века.
      К любому моменту открытого существования масонства может быть отнесен взгляд кн. H. H. Трубецкого, выраженный им в словах: "...А как масонство есть единое средство, чрез которое мы можем человеков возбуждать к воззрению на самих себя, к почувствованию своей ничтожности и к покорению своей воли, то все силы наши к тому стремиться должны, чтоб средство сие распространить и тем собратий наших из когтей сатанинских исторгнуть..."9) (Барсков, 256)
      Но и перешагнув за запрещение 1822 г., сжавшись в тайные кружки, русское масонство сохраняет то же направление: "".Были слова все те же, что и до запрета 1822: о борьбе со злом в мире и в самом себе, о восхождении по таинственной лестнице или о цепи, соединяющей мир земли и тленья с миром духа. На лестнице этой много ступеней, в цепи много звеньев, но главнейшие из них самопознание, покаяние, устройство внутреннего храма, высшее прозрение, у иных ищущий экстаз, у других великое безмолвие созерцания". 10) (К. Фен., 90)
      Несомненно, однако, что на основе этого наивного искания истины путем систем и повиновений, русское масонство, под влиянием времени и других обстоятельств, пережило множество направлений и колебаний: от мистики до карбонарства. Отдавая дань времени, в царствование Екатерины основа его деятельности была - просвещение, а во времена Александра I на первый план были выдвинуты социально-политические вопросы.
      Именно появление на сцену этих социально-политических вопросов и дало почву для обвинения масонства в том, что оно превратилось в организацию характера политического. Некоторая основательность этого обвинения может быть признана только по отношению ко времени образования тайных обществ и участия в ложах будущих декабристов.
      Действительно, часть декабристов, 23 из преданных верховному суду, и 27 из членов тайных обществ и привлеченных к следствию, принимали участие в работах масонских лож. 11) (Мин. Годы, 1908, III, 138-140, 142-153; V-VI, 379-380). Но это ни в какой мере не дает нам права отождествлять, или ставить в зависимость одну от другой, две организации столь различные по духу и стремлениям. Прежде всего, не все члены тайных обществ были расположены в пользу масонской организации. Известно, например, отрицательное отношение к масонским ритуалам и их занесению в тайные общества, декабриста Якушкина. В записках он писал: "Они (то есть вольные каменщики, бывшие одновременно и членами тайного общества) привыкли в ложах разыгрывать бессмыслицу, нисколько этим не смущаясь, и им желалось некоторый порядок масонских лож ввести в Союз Благоденствия."12) (Якушкин, 31).
      Были, правда, и такие, как например А. Н. Муравьев, которые прямо признавали на следствии, что они желали скрыть тайное общество под масонским покровом; или такие, как М. Н. Новиков, племянник знаменитого масона, которые считали масонскую ложу местом вербовки для членов Союза Благоденствия.13) (Мин. Годы, 1908, V-VI, 411). Но масса русских вольных каменщиков не была склонна к проведению в ложах линии политического либерализма и радикализма, и стала относиться враждебно к попыткам внесения политики в работы Братства. 14) (Мин. Годы, 1908, V-VI, 389).
      Здесь опять будет уместным сослаться на свидетельство Михайловского Данилевского. В его записках есть такие слова: "... мы еще так несведущи в предметах, касающихся до политики, что правительству нельзя опасаться, чтобы беседы и разговоры о них могли сделаться целию масонских лож... скажу откровенно, что в русских масонских ложах я не слыхал никаких других разговоров, кроме о вспоможении бедным, словесности и об искусствах... Не опровергаю однако же чтобы между масонскими ложами не происходило злоупотреблений, но никакое человеческое учреждение не существовало без недостатков".15) (Р. Стар., 1900 СIII, 634-35)
      Нет сомнения, что люди занятые политическими вопросами и радикально настроенные, шли в масонские ложи, привлеченные идеями свободы и равенства. Это стремление найти разрешение волнующих их вопросов в стенах масонских лож вполне объяснимо. Масонству, по самому существу его, прогрессивные политические идеи не могли быть чужды. Уважение к человеческому достоинству, устранение перегородок, которые воздвигались между людьми религиозными, государственными и сословными различиями, борьба с религиозной нетерпимостью, - все это естественно согласовалось; мечтами тех, кто стремился к пересозданию государственного строя, к реформе управления. И то, что в ложах сглаживались соблюдаемые во внешней жизни иерархические, служебные и сословные различия давало почву для распространения идеи политического и общественного равенства.
      Впрочем тут же приходило и разочарование. Истинное масонство не занималось злобой дня и политическими действиями. Мало того: в его работах был даже элемент консервативности. А духовные искания не всегда могли удовлетворить таких людей, которые жаждали непосредственной деятельности и стремились к немедленному переустройству общества, не дожидаясь его духовного пересоздания. Именно в связи с этим, невидимому, Сергей и Матвей Муравьевы-Апостол и Никита Муравьев прекратили посещение масонских лож и в 1819-20 г. были исключены. Также и Пестель оставил масонство в 1817 г. и в 1819 был исключен. Другие декабристы, напротив, оставались в ложах вплоть до запрещения масонства, а С. Г. Волконский был даже деятельным и ревностным членом ложи.
      Что касается русского масонства конца XVIII в., то в его политической лояльности нельзя сомневаться. Хотя последователи мистицизма и масонства и были заподозрены в политических замыслах, но подозрения эта основаны на чистейшем недоразумении и интриге. Были, возможно, отдельные члены лож, которые пытались втянуть масонство в политическую игру. Но это не может быть отнесено к руководителям масонства и в особенности к наиболее пострадавшим во время разгрома кружка московских масонов. Ни стремление привлечь на свою сторону симпатии наследника Павла Петровича, ни переписка с герцогом Брауншвейгским, ни другие их действия, не имели оттенка политического заговора. Цель была одна - заботы об ордене и распространение между людьми, вместе с полезными знаниями, "братской любви, которой учит истинная религия, заключающаяся в слове Божием..."16) (Лонг., Сочин., I, 236). В "Общих Законах", принятых в ложах, запрещалось даже "говорить о касающихся до религии, законных и государственных делах и распрях под штрафом 5 руб. для бедных".17) (Пекар., 67; из бумаг Микулина).
      А Кутузов в письме к Трубецкому писал:
      "...вам известно, что истинный свободный каменщик, что истинный христианин, должен быть непримиримым врагом всякого возмущения противу законныя власти и общественного блага. Пусть наши клеветники, окрещая нас различными именами, приписывают собственные их намерения; мы, презирая их, будем стараться пребывать верными и послушными гражданами".18) (Барсков, 200). Письмо это, впрочем, приходится принять с оговоркой: оно могло быть писано в расчете на то, что содержание его, путем перлюстрации, сделается известным императрице. Но, и помимо всякого расчета, письмо соответствовало действительности, И не напрасно И. В. Лопухин во время допроса сказал Прозоровскому: "в обязанностях верного подданного и сына отечества не уступлю я ни вам, ни кому".19) (Лопух., 54).
      Историческая действительность, таким образом, не дает никаких оснований для сопоставления моментов развития политической мысли и подъема общества с расцветом масонской деятельности. Первые годы царствования Александра I были временем ослабления стеснительных мер, чем масонство воспользовалось наравне с другими обществами просветительных и политических целей. В этом случае не следует упускать из вида то, что масонство не организация действия (кроме взаимопомощи и благотворительности), а учение. И поскольку оно уходит исключительно в политическую мысль - постольку изменяет своей действительной идеологии.
      Русские вольные каменщики были непогрешимы и по отношению к религии и церкви. Отказавшись от догмата, который, по словам масонов-риторов, сковывал и подчинял, и заменив его символом, дававшим простор и свободу мысли, 20) (Мас.,II, 54) они строили свое ученье на основе глубокой религиозности и чистой нравственности. 21) (Лонг., Сочин., I, 249). По обряду Капитула Феникса, рыцарь востока (6-ая степень) обязывался распространять и защищать христианскую веру. При этом Т. Соколовская, автор статьи, которой я в данном случае пользуюсь, обращает внимание на то, что рыцарь востока должен был распространять именно православную веру, тогда как в подлинных актах, заимствованных из Швеции и Германии, не могло быть о ней и речи. 22) (Р. Стар., 1907, т. 132, дек., 716).
      И. П. Тургенев, переводчик книг мистически-религиозного характера, всегда оставался истинно-православным человеком, и масонство не отдаляло его от церкви. 23) (Мас., II, 13-14). И. В. Лопухин, известный защитник духоборцев в начале XIX в., неодобрительно высказался по поводу отметания ими "всякой наружности". Он считал, что "все уставы и обряды церковные спасительны и полезны, ибо в них устроены способы внешними обращениями упражнять самые внешние чувства на вспоможение духу, возбуждать сердце трогательностью совершения служебных обрядов... сообщать о них разительное понятие разуму".24) (Лопух., 139). A митрополит Платон, испытав в вере Н. И. Новикова писал Екатерине: "...молю всещедрого Бога, чтобы не только в словесной пастве, Богом и тобою, Всемилостивейшая Государыня, мне вверенной, но и во всем мире были христиане таковые, каков Новиков".25) (Лонг., 262). Редким исключением был, в этом отношении, Невзоров, который к духовенству относился вполне отрицательно. Это, впрочем, не мешало ему, наблюдая за многими молодыми людьми, навещая их, осведомляться, ходят ли они в церковь, говеют ли, постятся ли и т. д.26) (Мин. Годы, 1908, V-VI, 403; Рус. Бес., 1856, III, 121).
      Масонство в России было близко к христианству, при чем христианство воспринималось вольными каменщиками как нравственная система, своего рода внутренняя церковь. Таким образом, глубокого разлада с церковью у русских каменщиков не получалось, чему свидетельствует факт участия священнослужителей в масонских ложах. Известен случай, когда священник исполнял обязанности витии (Феофил, в ложе Умирающего Сфинкса). Здесь кстати будет указать, что мною отмечен только один случай принятия в ложу лица не христианского исповедания. Это - еврей Фогель. По другому дело обстояло на Западе, где масонство было прежде всего антиклерикально и находилось в постоянной оппозиции к церкви.
      И вот, идя путем самопознания и нравственного исправления, с глубокой убежденностью и готовностью служить общественному благу, русские вольные каменщики должны были возвыситься над "шаткой и бесцельной толпой образованных русских".27) (Пыпин, 193-194, 196; Лопух., пред. Искандера, VIII). Эти последние не понимали их стремления к соборному труду в деле распространения просвещения; оно казалось им: подозрительным и еретическим. И. В. Лопухин, защищаясь от такого рода обвинений, писал: "Мы, говорят они, разоряемся на наши заведения типографические и прочие, которые по их же словам, хороши, да для чего-то-де делается? Ну, на это последнее можно им, наконец, коротко отвечать с одним, не помню каким, автором: "tes pourquoi ne finiront jamais!". В рассуждении же первого, то я не знаю, для чего они не жалеют и не заботятся больше о тех, которые разоряются, проигрывают, желая обыгрывать, пропивают, проедают и на разные проказы издерживаются. И вдобавок, говорят это такие, которые сами в долгах и разорились. А на каких материях разорились! Я бы не хотел променяться с ними".28) (Барсков, 24-25)
      При сравнении русского масонства с западно-европейским останавливает внимание почти полное отсутствие у нас шарлатанства и интриг, тогда как на Западе, особенно в Германии, они прочно переплетались с идейным масонством. Исследователям немецкого масонства нельзя не поставить в упрек подробнейшее изложение похождений Джонсона, барона Гунда, Штарка и др., между тем как они не имеют по существу никакого отношения к истинному масонству и действовали лишь под его прикрытием.29) (См., напр., статью В. Н. Перцева - Немецкое масонство в XVIII в., Мас., I)
      Русскому масонству такого рода интриги совершенно не свойственны. Искать причину, по-видимому, бесполезно, и правильнее будет отнестись к этому, как факту. Русское масонство за все время своего существования не знает случая злоупотребления братским доверием, похищения кассы ложи и тому подобных действий. Интрига с Запада заносилась, но не пускала глубоких корней. Увлечение заезжей знаменитостью - Калиостро - прошло быстро и бесследно. Любопытно так же, что только заезжие вольные каменщики и иностранцы, находившиеся на русской службе, оказывались непорядочными, как например известный розенкрейцер барон Шредер и братья Розенберги, исключенные из ложи в 1781 году. Тайная интрига, стремление к наживе посредством использования братского союза, не нашли подходящей почвы в той среде, которая образовывала русские ложи. И даже немецкое розенкрейцерство, занесенное на русскую почву, проявилось лишь одной своей чистой стороной. Не выманиванием денег у простодушных богачей и алхимическим кудесничеством занимались наши розенкрейцеры: они посвящали себя "познанию тайн природы", не извлекая из этого никаких выгод.
      В истории русского масонства есть печальный случай другого рода, который был, несомненно, одним из самых темных пятен на всем протяжении его существования. Это - верноподданническое донесение видного масона Кушелева, в котором он указывал, что только его ложа работает по истинной, древней и опробованной правительством масонской системе, предлагал сделать ее Директориальной, с тем, чтобы она "яко матерь всех российских лож или яко верховное начальство и судилище их, управляла оными, по духу древних, истинных масонов"... и начертывал правила, без которых масонские ложи лучше было бы закрыть, так как при нынешнем их положении нельзя ожидать ничего кроме гибельных последствий. Правительство избрало путь более простой: не входя в рассмотрение правильности работы различных лож, оно запретило их все. Честолюбивые планы одного из членов, стремившегося стать во главе русского масонства, послужили, таким образом, на фоне сгустившегося влияния Фотия, последним толчком к совершенному закрытию лож в 1822 году.30) (Р. Стар., 1877, XVIII, 645, 650, 661.).
      По другому дело обстояло с карьеризмом. Он, конечно, должен был проникать в русские ложи, но по сравнению с западно - европейским масонством выражен был чрезвычайно слабо. Не было главного условия для его развития - покровительства двора. У нас масонство всегда только терпелось, но никогда не поощрялось. Посвящение не способствовало карьере, а иногда даже мешало. Можно отметить случай, когда именно масонство помешало назначению Фон Визина (1821 г.) на пост губернатора. Александр, при этом отозвался, что "полагает его весьма способным к сей должности, но вместе с тем объявил, что он известен за весьма большого масона, о чем и сожалеет".31) (Сок. Р. Mac, 17.).
      Лучший пример того, что карьеризм уходил на второй план даже у человека стремившегося в ложу ради знакомства с сильными мира сего - рассказ И. П. Елагина: "Я с самых юных лет моих вступил в так называемое масонство или свободных каменщиков общество, - любопытство и тщеславие, да узнаю таинство, находящееся, как сказывали, между ими, тщеславие, да буду хотя на минуту в равенстве с такими людьми, кои в общежитии знамениты, и чинами и достоинствами и знаками от меня удалены суть, ибо нескромность братьев предварительно все сие мне благовестила.