Канан быстро поднялся по реке к Ренану. Опередив нас, туда уже отправились зашифрованные гелиограммы; дальше в Джарру известие о моем прибытии понесут гонцы, так что в условленном месте меня встретят негареты, майсирская пограничная стража.
      Я взял с собой пять человек. Моим помощником и командиром отряда был назначен капитан Ласта. Я подумывал о том, чтобы взять провидицу Синаит, но Тенедос сказал, что это будет нарушением протокола. Сейчас, оглядываясь назад, я ломаю голову, сказал император правду или же им двигали иные побуждения.
      Из чистого злорадства я произвел Карьяна в проводники, однако меня ждало разочарование. Верный ординарец лишь смерил меня презрительным взглядом и, пробормотав что-то насчет того, что всему придет свой срок, отправился в казарму собирать вещи. Кроме того, со мной отправились в путь сержант Свальбард, угрюмый верзила; лучник Курти, еще один улан, к чьему мастерству я относился с огромным уважением; и рядовой Маных, чье умение обращаться с луком я помнил еще по Каллио. К огромному изумлению Маныха, я произвел его в сержанты. Впрочем, осознав, что он все равно остался «нижним чином», Маных пожаловался на это Карьяну.
      Тот усмехнулся.
      — Поскольку ты среди нас все равно младший по званию, нам не придется долго выбирать, кого отправить за дровами, когда объявят привал. Ну а почему тебе дали очередной чин — скоро ты сам все поймешь. Мой господин хоронит всех тех, кому вешает лычки. И не только их. Ничего, твоя вдова будет получать большую пенсию. Мой господин — человек очень добрый.
      Прежде чем Карьян заметил, что я случайно подслушал его монолог, я бесшумно удалился.
      Нам предстояло взять в Ренане лошадей и отправиться на юг, а затем на запад, пересечь Спорные Земли к западу нагорья Урши и выйти на тайную тропу Йонга.
      Мы с Йонгом провели вместе четыре дня, снова и снова повторяя в мельчайших подробностях этот путь, используя не только довольно приблизительные карты нагорья, но и весьма точные, хотя и своеобразные указания Йонга: «Свернешь с тропы, когда дойдешь до третьей излучины ручья. У этой излучины растет высокое дерево; влево у него торчит ветка, почти такая же толстая, как ствол. Ты без труда узнаешь это дерево, потому что на ветке сохранились остатки веревки. Когда-то я повесил на ней своего давнишнего приятеля за нечистоплотность в делах. Быть может, под деревом еще валяются его кости, если только их не растаскали шакалы».
      Йонг очень неохотно поделился со мной секретами этой тропы. Он собирался сам отправиться с нами, утверждая, что жители равнин ни за что не смогут найти начало тропы, не говоря уж о том, чтобы не потерять ее в горах. Я ответил ему решительным и категоричным отказом; Йонг спорил, убеждал, угрожал, даже умолял. Но я твердо стоял на своем. Уж он-то должен был понимать, что я ни за что не позволю трибуну, тем более предводителю всех разведчиков и диверсантов империи отправиться со мной в неизвестность — каким бы важным ни считал император мое поручение.
      Наконец Йонг, сверкнув глазами, кивнул.
      — Нумантиец, я услышал твой приказ. Хорошо.
      Я решил, что разговор на эту тему окончен. Увы, я плохо знал Йонга.
      После отплытия из Никеи я двое суток не выходил из своей каюты, так как мне предстояло изучить и подписать около трех пудов всевозможных документов. Но всему приходит конец. Когда у меня не осталось ничего, напоминающего о Никее, письменном столе и бумагах, я поднялся на палубу. Моросил мелкий, нудный дождик. Ощутив лицом влагу, я почувствовал, как вода омыла мое тело, мысли, душу.
      «Канан» до сих пор не вышел из дельты Латаны, и порой берега сходились почти вплотную, хотя выкопанный судоходный канал был достаточно глубок. Я разглядывал пеструю водоплавающую птицу, восхищаясь ее ярким оперением, и совершенно не обращал внимания на моряка, стоящего поблизости спиной ко мне.
      — Этой птице повезло, симабуанец. Если бы ты встретил ее на берегу, имея лук и стрелы, ее перья украсили бы одну из твоих шляп.
      Разумеется, это был Йонг.
      Я начал было задавать вопросы, но вовремя опомнился. Это лишь усилит злорадство уроженца Кейта. Вспомнив те дни, когда я муштровал новобранцев на плацу, я придал лицу гневное выражение.
      — Трибун Йонг, как ты посмел нарушить мой приказ!
      — Посмел, — ухмыльнулся Йонг.
      — Я могу приказать взять тебя под арест и доставить обратно в Никею закованным в цепи.
      — Ты можешь попробовать, — зловещим голосом подтвердил Йонг. — А можешь смириться со случившимся и угостить меня выпивкой.
      Наконец-то я смог с ним расквитаться.
      — На борту нет ни капли спиртного, — сказал я. — Поскольку я алкоголь не употребляю и мы выполняем приказ императора, я особо указал каптенармусу не брать с собой выпивку.
      — Ах ты... ах ты подлый змей! — прошипел Йонг. — Ты все знал! Ты обо всем догадался!
      Приложив палец к носу, я сделал умное лицо.
      Мы сошли на берег в небольшом доке, расположенном на самой окраине Ренана. Нам не хотелось привлекать к себе внимание и терять целую неделю, общаясь со льстивыми чиновниками и военачальниками Юрея. Лошади нас уже ждали. Загрузив свои пожитки, мы проехали по живописным пригородам Ренана и вскоре оказались среди бескрайних полей, щедро политых дождями. Чем больше мы отдалялись от цивилизации, приближаясь к неведомому, тем радостнее мне становилось.
      Широкая проторенная дорога манила вперед, и мы, не обмолвившись ни словом, положили руки на рукоятки мечей.
      — Иногда и вы, жители плоских низин, можете чему-то научиться, — заметил Йонг. — Это дорога для дураков. На ней очень удобно устраивать засады. Мудрые же люди используют ее лишь в качестве ориентира, убеждаясь, что не сбились с пути.
      Я не обращал внимания на его оскорбления, полный решимости действовать самостоятельно, основываясь на полученных от него указаниях. Отыскав взглядом скалу конической формы, я встал так, чтобы она оказалась на одной линии с рощицей, смутно виднеющейся на склоне холма, и стал искать ответвление.
      — Вот, — наконец сказал я, направляя своего коня к едва темнеющей среди скал расселине.
      Только когда мы оказались совсем близко, выяснилось, что за расселиной начинается настоящая, довольно широкая тропа. Йонг одобрительно хмыкнул.
      Перед нами простирались холмы, переходящие в безлесые, неприступные горы.
      Храм показался в снежной пелене бурана совершенно внезапно, нависший над узким ущельем, словно усевшийся на скалу орел. Он был построен из потемневшей древесины обстоятельно и качественно. Его окружали каменные изваяния сказочных существ, упоминаний о которых я не встречал ни в одном известном мне мифе. Загнутые вверх свесы крыши венчали фигуры демонов. Мне захотелось узнать, кто и когда построил этот храм, ибо люди, живущие в деревеньке, насчитывающей с десяток хижин, не смогли бы совершить такую работу за целую вечность даже с помощью богов. Посмотрев на пустые, без стекол, прямоугольники окон, я непроизвольно поежился.
      Йонг глядел на огромную постройку, точнее, несколько соединенных вместе строений, с неприкрытой ненавистью. В его наставлениях об этом месте не было никаких упоминаний, кроме того, что здесь мы сможем обменять наших лошадей на более выносливых животных. Подойдя к Йонгу, я спросил, в чем дело.
      Он покачал головой.
      — Ни слова. Только не сейчас.
      Я больше не стал приставать к нему, но подал знак своим людям, постучав по рукоятке меча, а затем по затянутой в перчатку правой руке. Этот сигнал был передан дальше по цепочке, и маленький отряд приготовился к любым неожиданностям. Когда мы подъехали к ступеням храма, над долиной раскатился звук гонга, и массивные ворота распахнулись. К нам навстречу вышел человек. Он был очень молодой, лет двадцати, не больше, стройный, с бритой головой. Несмотря на снежный буран, одет он был в одну тонкую рясу, переливающуюся всеми красками лета. Юноша величественно шагнул к нам, словно монарх, окруженный невидимыми придворными.
      Он ждал нашего приближения, скрестив руки на груди.
      — Приветствую вас, — произнес он по-нумантийски, но с сильным акцентом.
      Голос у него был мягкий, похожий на женский.
      — Мы приветствуем тебя, Оратор, — сказал Йонг.
      — Вам известно мое звание, — сказал юноша. — Вы уже бывали здесь?
      — Я здесь не впервые, но мои спутники никогда не были в этих краях.
      Юноша по очереди пристально оглядел нас, и его взгляд показался мне более пронизывающим, более леденящим, чем бушующая вокруг вьюга.
      — Для торговцев вы путешествуете налегке, — заметил Оратор. — Или вы везете в сумах золото, чтобы накупить товаров в Майсире?
      — У нас другая цель.
      — А, — сказал Оратор. — Мне следовало бы догадаться. Вы военные. Это видно по вашему платью, по тому, как вы держитесь в седлах. И вам нужно?..
      — Нам нужны вьючные животные, — сказал Йонг. — Место для ночлега. Возможно, еда. Мы готовы заплатить.
      — Вам известен обычай?
      — Да.
      Йонг предупреждал, что каждый из нас должен будет сделать подарок жителям деревни — какой-нибудь предмет теплой одежды. Я нашел это очень разумным.
      — В таком случае, добро пожаловать, — сказал Оратор. — Но вы сможете оставаться у нас только до рассвета. Утром вам придется снова тронуться в путь.
      — Мы подчинимся твоей воле, — ответил Йонг. — Но почему ты наложил на нас такие ограничения? Когда я был здесь в прошлый раз, этого не было.
      — Тогда не я был Оратором; к тому же я тебя не помню, — сказал юноша. — Но я чувствую кровь. Кровь вокруг вас, кровь у вас за спиной, и гораздо больше крови ждет вас впереди. Я не хочу, чтобы вы задерживались, иначе здесь останется ваш след.
      Он указал на деревню, и я увидел две распахнутые двери — одна в хижину, другая на конюшню.
      — Ступайте, — произнес юноша ни грубо, ни учтиво и скрылся в храме.
      Два крестьянина помогли нам почистить лошадей, три женщины приготовили ужин: густую похлебку из чечевицы, приправленную помидорами, луком и другими овощами, а также острыми специями, которые я никогда прежде не пробовал. Поев, мы разложили наши скатки на деревянных скамьях, где только что ужинали. Несмотря на то что дверь в хижину заперли на прочный деревянный засов, я на всякий случай поставил рядом свою скамью и положил под голову меч.
      Спал я плохо; всю ночь меня мучили бессвязные кошмары. Мне снились причудливые чудовища, заснеженные поля сражений, усеянные трупами, реки, красные от крови, алое пламя пожаров и жуткие крики умирающих женщин. Я то и дело просыпался и лежал какое-то время, не в силах понять, где я, а затем постепенно приходил в себя и снова засыпал под звуки завывающей на улице метели.
      Мне показалось, ночь длилась целую вечность. Вдруг раздался настойчивый стук в дверь. Я отодвинул засов. За дверью стояли три женщины. У одной в руках был чан с кипящей водой, другая держала полотенца, у третьей был котел с кашей. Умывшись, мы быстро позавтракали. Не успели мы закончить, как послышались топот копыт и фырканье животных.
      За дверью я увидел десять зебу, косматых, покрытых инеем, с деревянными крестовинами для вьюков на спинах. У каждой уже была привязана вязанка хвороста. На концах рогов были надеты ярко-красные металлические шарики, которые должны были предохранять нас от случайной травмы. Мы осторожно приблизились к животным, подозрительно косившимся на нас. Но зебу оказались довольно миролюбивыми; вскоре выяснилось, что им очень нравится, когда им чешут шею и трут нос. А капитан Ласта с этими странными животными вообще чувствовал себя совершенно непринужденно. У меня мелькнула мысль, не был ли он в прошлой жизни пастухом, после чего я надолго задумался: перерождение пастуха в солдата является наградой или наказанием?
      Быстро нагрузив зебу нашей поклажей, мы приготовились выступать. Каждому солдату предстояло вести в поводу одно животное, второе было привязано длинной веревкой к седлу первого. Мы предложили мужчинам из деревни серебро, а женщинам золото, но они отказались взять что-либо, помимо теплой одежды.
      Оратор встретил нас на тропе, уходящей из деревни.
      — Вы удовлетворены, — сказал он, и это был не вопрос.
      — Удовлетворены, — подтвердил я. — Благодарю за гостеприимство.
      — Это обязанность, порученная нам богом, которого не следует называть по имени, — сказал Оратор. — Ему не нужны слова благодарности. Но вы вчера вечером вели себя пристойно, не задирались с моими мужчинами, не приставали к моим женщинам. За это вы получите от меня подарок — загадку, и пусть всю дорогу вы будете ломать над ней голову. Этой, ночью я сотворил несколько заклятий. Наш бог разрешает нам любопытство. Теперь же я разбужу любопытство в вас.
      Итак, слушайте. Вы полагаете, что служите богу, но на самом деле вы ему не служите. Богиня, которую вы боитесь, на самом деле вам не враг; враг ваш тот, кто стремится к большему, кто хочет стать богом, однако в конце концов превратится всего лишь в демона, ибо в действительности он уже давно подчиняется демонам. И последняя часть загадки: кому бы вы ни служили, на самом деле вы служите тому, кто ничем вас не вознаградит.
      Оратор склонил голову. Я готов был поклясться, что у него на устах мелькнула улыбка. Затем он быстро ушел в храм.
      — Черт побери, чтоон имел в виду? — проворчал Карьян.
      — Понятия не имею, — подумав, сказал я. — Но приходилось ли вам когда-нибудь встречать жреца, не пытавшегося сбить вас с толку?
      Кто-то неестественно хихикнул и тотчас же умолк. Мы продолжили путь в гнетущей тишине.
      — Кто эти люди? — спросил я Йонга.
      — Не знаю... но по преданию эта деревушка и храм стоят здесь испокон веков. Еще во времена моего деда считалось, что здесь оставила свой след какая-то древняя таинственная магия.
      — Какому богу они поклоняются?
      — Это мне тоже не известно.
      — Почему ты относишься к ним с ненавистью? Они нас накормили, предоставили нам кров, дали вьючных животных.
      — Потому что, — ответил Йонг, тщательно подбирая слова, — я ненавижу всех тех, кто знает больше меня и отказывается поделиться своими знаниями. Я ненавижу тех, кто обладает большим могуществом, не имея на то видимых причин. Я ненавижу тех, кто, зная о готовящемся предательстве, спокойно стоит в стороне и не вмешивается. И я ненавижу тех, кто, услышав нашептывания какого-то оловянного божка, возомнит, что принят в его ублюдочную семью!
      Однажды я пришел сюда вместе с тремя друзьями. Среди нас были раненые, но отец этого лицемерного, заносчивого сопляка закрыл перед нами двери. Я до сих пор не знаю причин, по которым он так поступил, но, надеюсь, они известны Сайонджи, в следующей жизни сделавшей его слизняком. Ну что, нумантиец, с тебя достаточно?
      Больше в этот день я не приставал к Йонгу.
      — Трибун, все указывает на то, что надвигается буран, — сказал капитан Ласта.
      Ветер усиливался, принося с собой холод и сырость.
      — Насколько я помню, тропа спускается вниз к скалам, — сказал Йонг. — Там мы сможем укрыться от непогоды...
      — Всемогущие боги!
      Это восклицание вырвалось у Маныха. Лучник указал на поднимающийся склон. Сперва я ничего не смог рассмотреть, но тут снежный заряд прошел, и я увидел неподвижно застывшего на краю обрыва леопарда, но такой окраски, какой я никогда не встречал в джунглях. Его пятна были темными, почти черными, а шерсть вокруг них была совершенно белой. Леопард был огромный, размером с тигра. Он стоял не шелохнувшись, с любопытством разглядывая нас.
      — Он на нас не бросится? — с тревогой спросил Маных.
      — Я не дам ему такой возможности, — ответил Курти, осторожно пятясь к своему зебу и колчану с луком и стрелами.
      Вдруг он застыл на месте. Появившийся из снежного облака человек подошел к огромной кошке Он был высокого роста, с очень длинными темными волосами и окладистой бородой На нем были надеты меховая безрукавка, меховые штаны и высокие унты; под безрукавкой виднелась шерстяная рубаха. Незнакомец остановился рядом с леопардом, с любопытством изучая нас. Протянув руку, он погладил хищного зверя по загривку, и тот довольно выгнул спину. Новый снежный заряд скрыл скалу из виду, а когда он прошел, на обрыве не было ни человека, ни животного.
      Мы подошли к входу в ущелье. Справа от нас поднималась почти отвесная стена, слева был голый склон, засыпанный снегом.
      Вдруг я услышал отчетливый голос:
      — Остановитесь! Возвращайтесь назад.
      Мне показалось, этот мягкий голос принадлежал женщине. Он доносился из ниоткуда.
      — Что?
      Мое восклицание прозвучало неестественно громко в застывшей морозной тишине.
      — В чем дело, сэр? — всполошился капитан Ласта. Таинственный голос прозвучал снова, и я понял, что должен повиноваться.
      — Разворачивайте животных! — крикнул я. — Ну! Живее!
      Последовало небольшое смятение, но затем мои люди послушно развернули вьючных животных. Я выругался, чувствуя, что нам нужно торопиться. Солдаты посмотрели на меня так, словно я сошел с ума. Внезапно послышался какой-то странный грохот.
      — Смотрите! Туда, наверх!
      Над склоном горы бурлило снежное облако, стремительно увеличивающееся в размерах. Сорвавшаяся лавина летела вниз, словно окутанная туманом. Моих людей не надо было ни подгонять, ни торопить. Даже зебу, казалось, почувствовали приближающуюся смерть и пустились неуклюжим галопом, глубоко увязая в снегу.
      И все же мы двигались медленно, слишком медленно. Рев нарастал, приближался. Я не смел оглянуться, чтобы посмотреть на наш надвигающийся конец. Вдруг меня подхватило, неудержимо понесло вперед, и я потонул в море колючего, холодного снега. Меня кружило и бросало, а снег залеплял рот и нос.
      Затем все разом кончилось. Я открыл глаза, но ничего не увидел. Попробовав пошевелить руками и ногами, я обнаружил, что это мне удается, и бешено забарахтался в снежной массе. Внезапно передо мной открылось небо — серое, унылое, — и я понял, что меня накрывал слой снега лишь около фута толщиной. Я лежал неподвижно, наслаждаясь видом хмурого неба, ничего прекраснее которого я никогда не видел, а по спине текли ледяные струйки.
      С трудом поднявшись на ноги, я увидел, что, поскольку бежал последним, оказался единственным, кого настигла лавина. Меня обступили мои люди. Взглянув на склон горы, я увидел, что там, где только что были глубокие снежные наносы, теперь виднелись лишь голые скалы. Высоко вверху, где зародилась лавина, суетились черные точки. До нас донеслись отголоски криков, наполненных разочарованием и злобой. Голоса явно не принадлежали людям, хоть и нельзя было понять чувств, охвативших их.
      — Что это?
      — Не знаю, — ответил Карьян. — Передвигаются они на двух ногах... но не так, как люди.
      Собравшись вместе, точки поднялись вверх по склону и скрылись за гребнем.
      — Сэр, почему вы нас остановили?
      — Не знаю, — сказал я. — Быть может, что-то увидел краем глаза. Черт побери, а может быть, мне просто повезло.
      Солдаты согласно закивали: Дамастес а'Симабу славился своим везением. Любое другое объяснение только породило бы ненужное беспокойство.
      Успокоив животных, мы продолжали путь и вскоре достигли перевала. Дальше начинался долгий спуск вниз, в Майсир. Я ни на минуту не переставал гадать, кто была та женщина, чей голос я слышал. И вообще была ли это женщина. У мужчины, назвавшегося Оратором, тоже высокий, мягкий голос. Возможно, это был он? Если так, почему он предупредил меня... нас?
      У меня не было ответов на эти вопросы.
      Мы вошли в узкое ущелье и увидели отходящую вбок расселину.
      — Ты не остановишься на минутку? — сказал Йонг.
      — Конечно, — согласился я, отдавая приказ своим людям.
      — Если хочешь, пойдем со мной, — предложил он. — А вы оставайтесь здесь, — добавил трибун, обращаясь к остальным.
      Я пошел следом за Йонгом в расселину до того места, где она была перегорожена каменной стеной высотой по грудь. Йонг остановился у этой стены, поджидая меня. Я заглянул за стену. Расселина уходила дальше еще ярдов на пятьдесят и оканчивалась отвесным склоном. Скалы защищали ее от снега, и камни были лишь присыпаны белой пудрой. Вся земля была усеяна костями, человеческими костями. Среди них валялись ржавые доспехи, сломанные луки, погнутые мечи, кости животных.
      — Пятьдесят человек, — сказал Йонг. — Пятьдесят добрых, честных контрабандистов. В тот раз с ними в путь отправились пятеро новичков. Они их и предали.
      Йонг указал на череп, на котором до сих пор держался треснувший шлем.
      — Это был их предводитель, Джуин. Отличный парень. Он успел прикончить четверых предателей, а потом отвел своих людей сюда, где они стояли насмерть. Перед смертью контрабандисты сожгли или испортили весь свой товар, так что бандитам ничего не досталось. Джуин погиб последним. Его меч пропел предсмертную песнь многим.
      Йонг умолк. Тишину нарушал лишь шепот ветра.
      — Откуда ты узнал о том, что произошло? — спросил я. — Ты тоже был здесь?
      — Нет.
      — Тогда как...
      — Узнал случайно, — сказал Йонг. —Мне рассказал обо всем пятый предатель. Перед тем как и он тоже умер. — Он снова посмотрел на череп в шлеме. — Отличный был парень, — снова произнес он. — Мой брат.
      Я вздрогнул.
      — Почему... почему ты его не похоронил? Или не предал огню?
      Холодные глаза Йонга сверлили меня насквозь.
      — Нумантиец, вы скорбите об умерших по-своему, а я — по-своему.
      Он направился было к выходу из расселины, но, остановившись, обернулся.
      — Теперь больше нет в живых ни одного из тех, кто тогда ждал в засаде Джуина, — сказал уроженец Кейта. — Ни одного.
      Он зловеще усмехнулся, и его рука непроизвольно потянулась к рукоятке меча.
      Вскоре подавленное настроение Йонга прошло и к нему вернулось его обычное беззаботное веселье. Мы спустились с гор и вышли на равнину. Это уже действительно был Майсир.
      Здесь все было по-другому, даже воздух пах иначе. Кейт, хоть и чужое государство, своими ущельями и холмами напоминал нагорье Урши и южную часть Юрея.
      Нас окружали деревья, но только это были не джунгли Нумантии. Здесь росли высокие ели, сосны, кедры, нашептывающие своими ветвями тайны незнакомой страны. Нам встретились медведи, значительно более крупные, чем те, на которых я охотился у себя на родине, и следы огромных хищных кошек. Воздух здесь был чистый и прозрачный, и Никея и мои личные проблемы остались где-то далеко, в другом мире.
      Йонг, обычно тащившийся в самом конце, догнал меня.
      — Согласись, нумантиец, это прекрасная страна, — сказал он.
      — Не буду спорить.
      — А ты знаешь почему? — Йонг не стал дожидаться ответа. — Потому что здесь нет людей.
      Мы понимающе переглянулись.
      — Я частенько мечтал о том, чтобы построить где-нибудь здесь маленький домик, — продолжал Йонг. — Заготовить необходимые припасы — крупы, соль, наконечники для стрел, кое-какую муку на зиму — и жить охотой и рыбалкой.
      — Красивая мечта, — заметил я.
      — В ней есть только один недостаток, — сказал Йонг.
      — Какой же?
      — Это Майсир.
      — Ну и?.. Сомневаюсь, что кто-то обидится на тебя за старую медвежью шкуру или пару форелей.
      — Возможно, и обидится, — загадочно промолвил Йонг, похлопав меня по спине. — В любом случае, трибун Дамастес а'Симабу, под моим руководством у тебя неплохо получилось. Хочу тебе сказать, что, может быть, — особенно учитывая нехватку действительно способных людей — ты, может быть, повторяю, может быть, когда-нибудь сумеешь самостоятельно возглавить отряд разведчиков. Если хочешь, отныне можешь называть себя разведчиком.
      Он шутил, но я был тронут этим признанием.
      — Спасибо, трибун.
      Йонг тоже стал серьезным.
      — Так что, если меня внезапно позовут дела, я буду спокоен, что всё в надежных — ну, по крайней мере не в слишком беспомощных — руках.
      — И что это значит?
      — Слушай, тебе не надоело задавать мне этот вопрос? — спросил он, быстро возвращаясь на свое место в хвост отряда.
      Туман был такой густой, что мы двигались очень медленно, опасаясь сбиться с пути. Шли мы бесшумно; наши сапоги и копыта животных утопали в густом ковре сосновых иголок. Тропа резко повернула — там нас и встретили.
      Пятнадцать человек сидели на одинаковых вороных конях. Все были в темных боевых доспехах. По бокам от них рассыпались цепочкой лучники, направившие на нас стрелы. Я узнал этих солдат по гравюрам из книг, которые читал в Ирригоне. Это были негареты, пограничная стража Майсира.
      — Если шевельнетесь, умрете! — властно произнес мужчина с окладистой бородой. — И не вздумайте хвататься за оружие.
      Он тронул своего коня вперед. Мои люди, как и я, стояли неподвижно — но Йонга и след простыл! Поводья его зебу валялись на земле.
      — Выкладывайте все начистоту — или молитесь своим богам! — приказал бородатый.
      Острие его копья уперлось мне в грудь.

      Я трибун Дамастес а'Симабу, смело произнес я, — назначенный императором Тенедосом полномочным послом ко двору короля Байрана — именем богини Сайонджи.
      Последние слова я добавил потому, что не знал, дошли ли до стражников известия о том, кто я такой. Я решил дополнительно обезопасить себя и своих людей от каких-либо случайностей, воззвав к знаменитой набожности майсирцев. И действительно, двое всадников вздрогнули при упоминании жуткого имени богини-разрушительницы. Бородатый разочарованно опустил копье.