Barbara Cartland

JOURNEY TO PARADISE

© 1974 by Barbara Cartland

© А. Бушуев, перевод на русский язык, 2013

© ООО “Издательская Группа “Азбука-Аттикус”, 2013 Издательство Иностранка®

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

© Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ()

Глава первая

1839 год

– Я вижу, ты получила письмо, Камала, – пророкотал за обеденным столом низкий властный голос.

Девушка невольно вздрогнула.

– Да, дядя Маркус, – тихо ответила она.

Войдя в столовую, она сразу увидела письмо среди прочей корреспонденции, которую лакей ежеутренне приносил к завтраку. Это было одно из множества неукоснительных правил, соблюдения которых требовал ее дядя, строго следя за порядком в доме.

Почти ничто и никогда не ускользало от его зорких глаз – вот и сейчас Маркус Плейтон с довольной улыбкой отметил, что Камала побледнела.

– Кто это тебе пишет?

Конечно же он никогда не упускает возможности вызнать все, что ему нужно. – Я не знаю, дядя Маркус… – Ты ждала этого письма?

– Нет, дядя Маркус…

– В таком случае тебе, естественно, не терпится узнать, кто же мог его написать. Предлагаю открыть его сейчас же и прочитать вслух.

Камала бросила нервный взгляд на противоположный край стола.

Ее дядя, грузный краснолицый мужчина, железной рукой управлял домочадцами и слугами. По сути дела, это был домашний тиран, коего в нем не признали бы лишь самые отчаянные храбрецы.

– Не понимаю, с какой стати Камале вообще кто-то пишет письма, – неожиданно пожаловалась Софи, крупная некрасивая девушка, похожая на отца.

Камала прекрасно знала: Софи ревнует. Тот простой факт, что кузина могла получить какое-либо письмо, будь оно всего лишь из магазина, вызывал у нее жгучую зависть.

Без сомнения, даже если бы дядя и не устроил эту сцену, ее позднее устроила бы Софи.

– Я не знаю, от кого оно может быть, – смутилась девушка, глядя на конверт с таким видом, будто в нем лежала бомба.

– Тогда давай не будем долго гадать о том, кто его написал, – саркастически произнес Маркус Плейтон.

Его строгий взгляд задержался на бледных щеках племянницы. Заметив, как она дрожащими пальцами потянулась к письму, дядя скривил губы в недоброй усмешке.

Было бы трудно найти двух столь непохожих девушек, как Софи и Камала, ведь даже при пристальном взгляде на них невозможно было догадаться, что они родственницы.

Камала была маленькой, хрупкой и очень красивой: огромные выразительные глаза и волосы оттенка первых лучей утренней зари делали ее неотразимой.

Темно-синие глаза цветом напоминали бурное море; длинные черные ресницы, доставшиеся ей от ирландских предков, подчеркивали фарфоровую белизну кожи; гибкую фигуру, которая напоминала покачивающийся на ветру цветок, отличало изящество движений. Вообще, весь облик Камалы дышал изысканным совершенством.

Софи, напротив, была толстой, неуклюжей и малопривлекательной: прямые каштановые волосы, нечистая и угреватая кожа, красоте которой никак не способствовали сладости и шоколад, поглощаемые ею в немалых количествах.

В отличие от отца, которому нельзя было отказать в уме и проницательности, Софи была глупа и нисколько не желала развивать свой интеллект.

А еще она была завистлива и неизменно хотела обладать тем, что имели другие люди, однако, будучи крайне ленивой и эгоистичной, никогда не пыталась приложить даже малейшие усилия для того, чтобы добиться желаемого.

Камала вскрыла конверт. Почерк был ей незнаком, но, когда она увидела подпись, у нее мгновенно перехватило дыхание: автора письма она все же встречала, правда, всего один раз.

– Так ты скажешь нам, кто написал тебе это послание? – потребовал ответа дядя Маркус.

– Оно от мистера Филиппа… Филиппа Редфилда, дядя Маркус, – запинаясь от смущения, призналась Камала.

– С какой это стати он написал тебе?! – взвизгнула Софи. – Он приходил, чтобы увидеться со мной! Он мой друг! Это письмо должна была получить я, а не ты!

– Да-да, оно, по всей видимости, адресовано тебе, – быстро произнесла Камала, протягивая письмо кузине.

– Дай-ка мне посмотреть на него! – потребовал дядя Маркус.

Камала взяла со стола конверт и передала ему. Тот, сведя на переносице густые брови, внимательно всмотрелся в аккуратные строки.

– Адресат не вызывает никаких сомнений, – произнес он. – Мисс Камала Линдси, тебя ведь так зовут?

– Да, дядя Маркус…

– Тогда позволь нам услышать то, что написал тебе этот молодой человек.

Камала дрожащими руками развернула лист бумаги и еле слышно начала читать письмо вслух:

– “Моя дорогая мисс Линдси…” – Я не слышу!

Камала сделала над собой усилие и возобновила чтение:

Камала читала письмо дрожащим голосом, делая короткие паузы между предложениями. Закончив, она замолчала.

Не смея взглянуть на дядю, она сидела, глядя прямо перед собой, как будто надеялась, что ей удастся исчезнуть, раствориться в воздухе.

– Почему он написал это тебе?! – взорвалась от негодования Софи. – Почему он не хочет встретиться со мной? Он был моим другом, моим, слышишь? Моим, пока ты не отобрала его у меня! Я не верю, что он написал это письмо тебе! – Вскочив со своего места, она обежала вокруг стола и вырвала письмо из рук у Камалы. – Ты сделала это нарочно! – закричала она, увидев подпись. – Это ты втянула его в разговор, это ты придумала какой-то секрет, который он теперь якобы хочет обсудить с тобой! Я ненавижу тебя, Камала! Ты слышишь? Не-на-ви-жу!

С этими словами Софи бросила письмо на стол и с размаху ударила Камалу по щеке.

Чувствуя, что ее бледная кожа становится красной от пощечины, Камала испуганно отпрянула, вжавшись в спинку стула.

– Довольно! – скомандовал Маркус Плейтон со своего конца стола. – Сядь на место, Софи!

Я должен кое-что сказать тебе.

– Это несправедливо, папа! Несправедливо! – расплакалась Софи. – Камала переманивает всех мужчин, приходящих в наш дом! Она пользуется колдовством, чтобы очаровать их!

– Сядь, я тебе сказал, Софи! Я хочу поговорить с тобой! – резко произнес ее отец.

Софи обиженно вскинула подбородок и надула губы, однако, бросив полный ненависти взгляд в сторону кузины, подчинилась.

– Ты дашь мне это письмо, Камала, – произнес Маркус Плейтон, – и я отправлю этому нахальному щенку ответ, который его быстро образумит!

Как будто зная, чего от нее ожидают, Камала взяла со стола письмо, вложила его в конверт, встала и положила на стол перед дядей.

– Извините, дядя Маркус, – еле слышно прошептала она.

– Сядь и выслушай то, что я тебе скажу, – приказал Маркус Плейтон.

Вернувшись на свое место, Камала посмотрела на тетушку Эллис, сидевшую на другом конце стола. Даже во время сцены, которую устроила ее дочь, она молча наблюдала за происходящим.

Выражение ее лица оставалось настолько непроницаемым, что Камала не смогла удержаться от мысленного вопроса: какие же чувства испытывает в эти минуты миссис Плейтон?

– Я думал о твоей судьбе, Софи, – сказал Маркус Плейтон, обращаясь к дочери. – У меня есть определенные виды на твое будущее. Думаю, ты с одобрением воспримешь то, что я тебе скажу.

– Мое будущее? – удивилась Софи.

– Именно его я и имел в виду, – ответил ей отец. – Тебе недавно исполнилось двадцать, и пришло время отдать тебя замуж.

– Замуж? – воскликнула Софи. – Но за кого? Ведь никто пока не предлагал мне ничего подобного! Да и какой мужчина предложит мне руку и сердце, когда Камала переманивает всех моих возможных женихов!

Последнюю фразу Софи произнесла с такой неприязнью, что казалось, будто она выплевывает слова. Камала молча склонила голову.

“Это не моя вина”, – с отчаянием подумала она.

Разве можно было убедить дядю в том, что она старательно избегает встреч и разговоров с мужчинами, которые приходят к ним в дом, и никогда не пытается привлечь их внимание?

Она знала, как к этому относится Софи. Кузина жаждала общения с кавалерами, мечтая, чтобы за ней ухаживал хоть кто-то из них, любой, лишь бы она смогла повысить собственную значимость в своих же глазах.

Но кто станет смотреть на ничем не примечательную дочь Маркуса Плейтона, пусть даже богатого и влиятельного человека, когда рядом была ее привлекательная кузина?

Камала отнюдь не страдала высокомерием, ей некогда было думать о себе. Тем не менее она не могла не заметить, что ее внешность привлекает к себе внимание окружающих везде, где бы она ни находилась.

Впрочем, с раннего детства она привыкла к тому, что люди восхищаются ее красотой и вечно говорят ей об этом – так же, как когда-то делала ее мать.

С трудом верилось, что тетя Эллис, жена Маркуса Плейтона, – родная сестра ее матери. Быть может, сказывалась десятилетняя разница в возрасте, но сейчас нельзя было представить, что в юности Эллис отличалась красотой. Преждевременно поседевшая, с худым морщинистым лицом, тетя скорее была похожа на бесплотный призрак, который не имел никакого отношения к тому, что происходило в доме ее мужа.

“Мама была так не похожа на нее”, – подумала Камала.

Она помнила, какой красавицей та была, помнила, что их дом, несмотря на тесноту и непритязательную обстановку, был наполнен радостью и солнечным светом. Как же счастливы они были вместе! Счастливы так, что три года, прожитые в доме дяди Маркуса Плейтона, представлялись ей сущим кошмаром. Воспоминания о прошлом, когда родители не чаяли в ней души, до сих пор были удивительно свежи в ее памяти. – Как я уже сказал, – продолжил Маркус Плейтон неприятным скрипучим голосом, – я имею виды на твой брак, Софи, и сегодня утром узнал о том, что мои планы скоро воплотятся в жизнь.

– Какие планы? Скажи мне, папа! Ах, твои слова звучат, словно сладкая музыка! Их так приятно слышать!

– Верно, приятно, – согласился Маркус Плейтон. – Я все устроил, Софи, и добился договоренности, что ты выйдешь замуж за маркиза Труро.

– Маркиза?!

На мгновение у Софи перехватило дыхание от восторга. Наконец, справившись с волнением, она сказала:

– Папа, как же тебе удалось найти столь знатного жениха? Ты уверен, что он готов сделать мне предложение?

– Он уже его сделал, – ответил ей отец. – Все это устроил его стряпчий, с которым у меня наилучшие дружеские отношения.

– Но он же не видел меня, – удивилась Софи. – А я не видела его!

– Вы скоро встретитесь, – пообещал Маркус Плейтон. – Маркиз приедет к нам и погостит какое-то время. Он сделает тебе предложение, которое я приму от твоего имени, после чего мы объявим о вашей помолвке.

Софи облегченно вздохнула.

– А как он выглядит? Он красив? Сколько ему лет?

– На все эти вопросы ты получишь ответы в должное время, – уклонился Маркус Плейтон. – Я думаю, что ты останешься довольна. Тебе, Софи, и твоей матери нужно приготовиться к встрече с маркизом, вам придется всячески развлекать и ублажать его. Я хочу, чтобы он понял, насколько выгодно ему связать себя брачным союзом с моей единственной дочерью. Софи на мгновение задумалась.

– Мне почему-то кажется, папа, ты намекаешь на то, что маркиз не слишком богат.

Мистер Плейтон улыбнулся:

– Временами, Софи, я замечаю в тебе проблески разума, который ты до известной степени унаследовала от меня. Да, верно, дочь моя, ты права! Маркиз, мягко говоря, не богат, а ты – наследница моих капиталов. Что может быть мудрее замысла соединить вас двоих брачным союзом?

– Неужели я стану маркизой? – воскликнула Софи, обращаясь с этим вопросом скорее к себе самой, чем к отцу.

Впрочем, довольное выражение быстро исчезло с ее лица, и она бросила недобрый взгляд на Камалу.

– Я не потерплю ее присутствия, когда маркиз приедет к нам! – заявила Софи. – Она попытается увести его у меня, как делала это со всеми мужчинами, которые появлялись в нашем доме. Отправь ее куда-нибудь, папа, отправь ее прочь!

– Я подумал также и о ней, – ответил Маркус Плейтон.

В его голосе прозвучало нечто такое, отчего Камале неожиданно стало страшно.

– Куда ты ее отправишь? – нетерпеливо спросила Софи.

– Камала очень скоро покинет наш дом, – ответил Маркус Плейтон. – Она тоже выйдет замуж.

Камала оторвала взгляд от стола и посмотрела на дядю. В ее широко открытых глазах читался ужас.

– Возможно, ты не ожидала такого известия, – обратился к племяннице Маркус Плейтон, – однако я считаю, что твое порочное влияние и упрямый нрав сумеет укротить только муж. Я уже выбрал для тебя будущего супруга.

– Вы выбрали для меня мужа? – повторила эхом Камала. Ее голос дрожал.

– Да, Камала, представь себе. Уверяю, я руководствуюсь наилучшими побуждениями, хотя ты так, возможно, и не считаешь. Более того, я считаю, что тебе крупно повезло.

Маркус Плейтон явно ожидал услышать ответ племянницы, однако Камала молчала. Она, словно лишившись дара речи, удивленно смотрела на дядю. На ее бледном лице все еще алел след от пощечины.

– Я с превеликой радостью сообщаю тебе, Камала, – продолжил Маркус Плейтон, – что генерал Уоррингтон попросил твоей руки, рассчитывая на то, что ты согласишься стать его женой.

– Генерал Уоррингтон?! – Эти два слова дались Камале с великим трудом. – Но… но он же стар как мир!

– Он – мужчина зрелого возраста, – лицемерно возразил Маркус Плейтон. – Ему еще нет шестидесяти. Он вдовец, человек с богатым опытом семейной жизни. Думаю, Камала, он сумеет найти к тебе подход.

Дядя явно насмехался на ней.

– Я уверена, дядя Маркус, вы поймете, почему я не могу выйти замуж за генерала Уоррингтона.

Мистер Плейтон удивленно посмотрел на племянницу.

– Неужели ты хочешь сказать, что намерена отказаться от столь лестного предложения?

– Я не могу выйти замуж за того, кто так стар, – ответила Камала. – И еще… Я не люблю его!

– Я, случаем, не ослышался? – гневно взорвался дядя Маркус. – Разве это слыхано, чтобы такое ничтожество, как ты, нищенка, живущая на моем иждивении, смела отказать такому достойному человеку, как генерал? Человеку богатому, имеющему положение в обществе, выйти замуж за которого готова половина женщин страны?

– Так пусть он и выбирает себе жену из их числа! – парировала Камала. – Мне, право, жаль, но у меня нет ни малейшего желания выходить замуж за генерала Уоррингтона!

– Твои желания никого не интересуют! – разъярился Маркус Плейтон. – Я считаю его достойным женихом для тебя и, будучи твоим опекуном, обладаю, как ты знаешь, полной и абсолютной властью над тобой! Ты выйдешь за него замуж в любом случае, нравится он тебе или нет, потому что я так сказал!

– Дядя Маркус, вы не можете меня заставить! – взмолилась Камала. – Он ужасный человек! Ходят слухи, что он забил до смерти свою первую жену!

– Чушь! Глупости! Бесстыдная ложь! – крикнул Маркус Плейтон. – Ты наслушалась отвратительных лживых сплетен безмозглой прислуги! Эта женщина была хилым, немощным существом, неспособным родить ему детей. Он хочет наследника, и ты, Камала, должна родить его генералу!

Камала крепко сжала кулаки, пытаясь сохранить остатки самообладания. Она несколько раз видела генерала Уоррингтона, когда тот приходил к ним в дом на обед или ужин.

Последняя встреча запомнилась ей особенно ярко. За ужином она сидела за столом рядом с ним и сочла его излишне болтливым: он заговаривал с ней всякий раз, когда ей хотелось молчать и не обращать на себя внимания гостей, чтобы, не дай бог, Софи или ее отец не подумали, будто она хочет покрасоваться перед присутствующими.

– У вас необычное имя, мисс Линдси, – заметил генерал.

– Его выбрал мой отец, – пояснила девушка. – Он живо интересовался индийской культурой и обычаями. “Камала” означает “лотос”.

– Прекрасно! Лотос нежен и приятен на ощупь! – вкрадчиво произнес он.

Камала удивленно посмотрела на своего собеседника. От его взгляда ей сделалось страшно.

На тонких губах Уоррингтона играла неприятная улыбка. Камала тогда в очередной раз подумала, что это страшный человек. В нем угадывалась едва ли не звериная жестокость, заставлявшая верить в то, что люди рассказывали о нем.

Камала почувствовала, что дрожит. И, хотя ей было страшно возражать дяде, она все же нашла в себе силы решительно заявить:

– Простите меня, дядя Маркус, если я вызову ваше недовольство, но я не выйду замуж за генерала, даже если бы он остался последним мужчиной на всем свете!

Маркус Плейтон ударил кулаком по столу с такой яростью, что стоявшая на нем посуда задребезжала.

– Не смей перечить мне! – рявкнул он. – Позволь сказать тебе раз и навсегда, Камала: я не потерплю твоей дерзости! Ты поступишь так, как я тебе прикажу! Я сегодня же доведу до сведения генерала, что ваша свадьба состоится в самое ближайшее время!

– Я не выйду за генерала, дядя Маркус! – С этими словами Камала встала со стула. – Я не выйду за него… Вы ведь не потащите меня силой к алтарю? Вы понимаете это?! Мои родители ни за что не стали бы принуждать меня выйти замуж вопреки моей воле! Тем более за того, кого я не люблю!

– Твой жалкий безденежный отец-неудачник мертв, – прорычал Маркус Плейтон. – Он оставил тебя на мое попечение, и я выполню свой долг, потому что действую в твоих интересах. Тебе нужна сильная рука, Камала. Ты своенравна, непокорна и, к несчастью, отличаешься независимым умом, что крайне редко встречается у женщин. Я считаю, что генерал Уоррингтон – наилучшая партия для тебя. Он отлично тебя вышколит, потому что именно в этом ты и нуждаешься в первую очередь!

– Я не выйду за него замуж!

– А вот это мы посмотрим. Подозреваю, что мне придется применить более весомые аргументы, – злорадно произнес дядя. Он встал из-за стола и вытащил из жилетного кармана золотые часы. – Я собираюсь в Лондон, чтобы обговорить там дела, связанные с замужеством Софи, но вернусь вскоре после шести. Ровно в половине седьмого, Камала, ты придешь в мой кабинет и скажешь, что готова выйти замуж за генерала. Если ты этого не сделаешь, то, для того чтобы получить твое согласие, я буду вынужден прибегнуть к чрезвычайно болезненным мерам.

Маркус Плейтон отошел от обеденного стола и, не попрощавшись ни с женой, ни с дочерью, направился к выходу.

– Папа! Папа! – крикнула ему Софи и побежала вслед по коридору.

Камала повернула побледневшее лицо к тете:

– Тетя Эллис, помогите мне! Я не могу выйти замуж за генерала!

– Я бессильна что-либо сделать, Камала, – бесцветным голосом ответила ей миссис Плейтон.

– Прошу вас, тетя Эллис, вы же наверняка можете что-то сказать! Попробуйте повлиять на дядю Маркуса, попытайтесь убедить его, что я не могу выйти замуж за этого человека!

– Твой дядя привык добиваться всего, что задумал, – все так же бесстрастно ответила миссис Плейтон.

– Вы ведь сестра моей матери! Вы знаете, как счастлива она была с моим отцом! Как они любили друг друга… Мама часто рассказывала мне о семейной жизни и браке и, когда пришло соответствующее время, сказала, что очень надеется, что когда-нибудь я встречу того, кого… кого я полюблю и кто… полюбит меня. Она никогда не стала бы принуждать меня выходить замуж за старика с репутацией бессердечного и жестокого негодяя!

– Прости меня, Камала, – произнесла тетя, и впервые за все время в ее голосе прозвучало нечто похожее на сочувствие. – Но у тебя нет своих денег, и, если твой дядя откажется тебя содержать, что ты станешь делать?

– Наверное, в этом случае я поискала бы себе какую-нибудь работу, – ответила девушка. – Например, гувернантки или учительницы.

– Ты слишком молода, тебе всего восемнадцать, – возразила тетя. – Неужели ты думаешь, что тебя кто-то возьмет в услужение без рекомендательных писем?

– Вы хотите сказать, что дядя Маркус никогда не даст мне такого письма? – удивилась Камала.

– Он не любит тех, кто ему перечит, ты сама это прекрасно знаешь. Когда сегодня вечером ты встретишься с ним, соглашайся на брак с генералом! Иначе он выпорет тебя, как не раз уже делал раньше.

– Как он… не раз… делал… – испуганно повторила Камала.

Она отлично знала, как больно дядя Маркус накажет ее. И что еще хуже – что это доставит ему удовольствие.

Дядя не любил ее. Камала это знала, знала с самого первого дня, когда появилась в его доме. И не было никаких сомнений в том, что он, движимый неприязнью к ней, нарочно выбрал ей такого неприятного и жестокого мужа.

– Что же мне делать, тетя Эллис? – взмолилась Камала.

– Боюсь, ничего, Камала, – горестно вздохнула миссис Плейтон. – Много лет назад я поняла, что у меня нет сил противиться его воле: он всегда берет верх, Камала, и всегда побеждает.

Впервые тетя говорила с ней как нормальный человек. Было в ее голосе нечто такое, что говорило о ее страданиях. Лишь теперь до девушки дошло, что вялая бесстрастность тети – это всего лишь результат ее бессловесной покорности мужу.

Наверное, и она когда-то была веселой, беззаботной и счастливой, как и ее сестра, но Маркус Плейтон либо выбил из нее это счастье, либо силой своей железной воли превратил жену в похожее на призрак создание, которое мало кто замечал.

– Тетя Эллис… – порывисто начала Камала, протянув руки к тете.

Увы, было поздно: миссис Плейтон уже шагнула к двери.

– Тебе не остается ничего другого, как подчиниться, – еле слышно произнесла она.

Камала медленно скомкала салфетку, затем поднялась и пошла наверх, в свою комнату, не в состоянии думать ни о чем другом.

Мысль о предстоящем браке наполняла ее ужасом. Она вампирским плащом нависла над ней, грозя подавить, сломить волю и подмять под себя.

Девушка посмотрела на каминные часы. У нее оставалось девять часов, чтобы принять решение: взбунтоваться против дядиной воли или же послушаться и выйти замуж за генерала Уоррингтона.

Камала очень хорошо знала, что будет, если она проявит непокорность.

С самого первого дня, когда она переступила порог замка, дядя поставил своей целью добиться от нее полного повиновения. При этом он не гнушался прибегать к самым жестоким мерам. В родительском доме Камала никогда не подвергалась физическому насилию.

В книгах это называлось “телесными наказаниями”. Дядя Маркус недвусмысленно дал ей понять, что полученное дома воспитание сделало ее дерзкой и развязной.

Отец всегда учил ее открыто выражать свое мнение. Он постоянно обсуждал с дочерью вопросы государственного устройства, читал ей газеты, и Камала была в курсе важнейших политических событий в стране и за рубежом. Также он познакомил ее с произведениями классической английской и французской литературы.

Каково же было ее удивление, когда дядя Маркус как-то заявил, что полученные от отца знания ей, как женщине, ни к чему, ибо они только внушают ей крамольные мысли. Дядя ограничил ее чтение и отказался давать ей газеты.

За каждое высказывание, которое он находил дерзким, за каждое выраженное мнение, которое в его глазах не приличествовало женщине, Камале полагалось наказание. Дядя всякий раз находил повод поднять на нее руку.

Вскоре Камала поняла: дядя получает удовольствие от того, что унижает ее, причем не только в присутствии других людей, но и без свидетелей.

Когда он устраивал ей порку, то заставлял Камалу принести хлыст, опуститься перед ним на колени и умолять, чтобы он преподал ей урок послушания. Когда же экзекуция заканчивалась, он вынуждал девушку целовать орудие порки и благодарить мучителя за то, что он вправил ей мозги.

Поначалу Камала яростно сопротивлялась, совсем как дикое животное, угодившее в западню. Затем, осознав, что бессильна противостоять его власти, сделалась более покорной.

В присутствии дяди Камала была тихой и послушной и даже получала удовольствие, когда лишала его повода для наказания.

Но иногда ей было легче вытерпеть гнев Маркуса Плейтона, чем придирки его дочери Софи. Кузина с каждым днем все громче и громче жаловалась на разительные отличия в их внешнем облике, становясь все более ревнивой и злобной. Она то и дело срывала на Камале обиду на собственную невыразительную внешность.

“Что же мне делать?” – задала себе вопрос Камала.

Нет, это просто невероятно! Просто не верится, что в 1839 году отец или опекун обладает неограниченной властью над женщиной и способен насильно выдать ее замуж.

Увы, Камала знала: власть Маркуса Плейтона поддерживается силой закона, и он, как опекун, имеет право избавиться от нее любым приемлемым для него способом.

– О мои бедные родители!.. – рыдала она, уткнувшись лицом в ладони. – Почему вы оставили меня, почему допустили, чтобы со мной случилось такое?

Увы, конец ее счастью настал в тот черный день, когда пришло известие о гибели корабля, на котором ее родители возвращались после отдыха в Италии, в водах Бискайского залива.

В это путешествие они отправлялись в самом радостном настроении.

– Наш первый медовый месяц за последние шестнадцать лет! – шутил отец. – Ты прости нас, моя любимая дочь, что мы не берем тебя с собой, но я мечтаю побыть наедине с твоей мамой. Нам так хочется воскресить молодость!

Одну из написанных отцом книг издатель принял для печати и выплатил ему аванс в размере ста фунтов. На эти деньги родители и решили совершить путешествие в Италию.

– Это слишком экстравагантно, – неуверенно заметила миссис Линдси, когда муж предложил ей эту поездку.

– Разумеется, экстравагантно, – согласился тот. – Но для чего жизнь, если в ней нет места радостям? Дело не в деньгах, дорогая, а в нашем счастье, в нашем прекрасном настроении и, прежде всего, в нашей любви.

С этими словами отец заключил мать в объятия и поцеловал. В ответ она посмотрела на него полным нежности и восхищения взглядом. – Ты уверен, что нам следует совершить столь безответственный поступок? – спросила она.

– Я давно мечтал показать тебе Италию, – ответил отец. – Никто и ничто не помешает мне отвезти тебя в эту удивительную страну!

– Ах, дорогой, это звучит так заманчиво! – воскликнула мать. Затем, посмотрев на дочь, обняла Камалу и прижала к себе. – Не завидуй мне из-за того, что я на месяц уезжаю вместе с папой! – взмолилась она. – Мы оставляем тебя на попечение гувернантки, так что до нашего возвращения ты будешь в надежных руках.

– Да, конечно, мама, – сказала Камала. – Я знаю, ты заслужила отдых.

– Никто не заслужил его так, как она! – решительно заявил мистер Линдси, и Камала поняла – отец говорит чистую правду.

Предшествующие годы стали нелегким испытанием для их семьи: им отчаянно не хватало денег, не по средствам было даже нанять гувернантку для дочери, и отец был вынужден обучать Камалу сам.

Ей нравилось, когда он учил ее самым разным наукам, что, правда, отнимало у него время, которое он мог бы посвятить литературному творчеству и благотворительности: отец по собственной инициативе лечил больных детей.

“Странно, – подумала Камала, – что отцу нравилось заботиться о детях, особенно получивших увечья и страдавших всякими хворями”.

Местный лекарь, будучи человеком преклонных лет, уже не мог заниматься врачебной деятельностью с прежней энергией, так что неудивительно, что он с радостью доверил Эндрю Линдси часть своих обязанностей. Отец, как заправский лекарь, брал в лубки сломанные конечности, перевязывал раны и даже давал больным отвары целебных трав, которые считал более действенными, нежели патентованные снадобья.

Вспоминая прошлое, Камала приходила к выводу, что жизнь в родительском доме была счастливой и полнокровной.

Они часто колесили по деревенским дорогам в старенькой бричке (на другое средство передвижения у отца просто не было денег), навещая фермы, где ребенок мог получить перелом, упав с крыши сарая, или слег с серьезной простудой и потому нуждался в срочной медицинской помощи.

Камала часто думала, что выздоровлению страждущих способствовали не столько врачебные навыки ее отца, сколько само его присутствие у постели больного.

Наверное, так оно и было, потому что дети, которым он брался помочь, быстро шли на поправку. Многим становилось легче сразу после того, как он осматривал их и прописывал лечение.

Отец много рассказывал Камале о целебных свойствах трав и растений, которые, по его мнению, были гораздо полезнее, чем аптечные лекарства. От него она узнала о старинных рецептах, найденных им в восточных медицинских трактатах и прочих книгах подобного рода, которые он давно собирал.

Впрочем, Камала считала, что его успеху способствуют не столько знания, которые он почерпнул в книгах, сколько редкая интуиция, подсказывавшая ему, как поступить с тем или иным больным.

– У вашего отца волшебные руки, – сказала ей одна старая женщина. – Стоит ему прикоснуться к моей ноге, как боль уходит. Простому смертному никогда этому ни научиться, это даровано свыше!

“Как счастливы мы были тогда”, – подумала Камала. Мама, казалось, всегда излучала радость, как бы трудно ей ни приходилось в жизни и какие бы тяготы ни обременяли ее.

Ее родители погибли вместе. Они как будто предчувствовали, что не следует брать с собой дочь в то роковое путешествие.

Камала помнила, как онемела от горя, когда ей сказали, что она больше никогда не увидит родителей и новым домом для нее станет замок, в котором живут ее тетя и дядя.

Других родственников у нее не было, и, когда к ним приехал муж маминой сестры, Маркус Плейтон, он с презрением разглядывал скромную обстановку комнат, потертые ковры, запущенный сад и сам скромный дом, в котором не было слуг. В этот миг Камала поняла, что ее счастью пришел конец.

Не щадя самолюбия девушки, мистер Плейтон издевался над ее отцом и высокомерно отзывался о матери за то, что та вышла за него замуж. Дядя Маркус всегда смотрел свысока на тех, кто был беден. Человек, склонный к умственному труду, не заинтересованный в деньгах, был в его глазах глупцом и ничтожеством.

Вскоре Камала поняла, что ее отец был тем, кем никогда не был дядя Маркус: джентльменом, прирожденным спортсменом, превосходным рассказчиком и человеком, наделенным тонким вкусом, состраданием и человечностью.

Похоже, именно эти черты Эндрю Линдси и раздражали Маркуса Плейтона больше всего.

По мере того как Камала взрослела, ей в голову иногда закрадывалась мысль о том, что дядя, стараясь навязать ей свою волю, пытается убедить себя в собственном физическом и умственном превосходстве.

– Твой умный отец умер, не оставив тебе ни гроша! И разве можно считать умным человека, который не способен заработать столько, чтобы достойно содержать жену и дочь? Голубой кровью не насытишь пустой желудок!

Подобные оскорбительные фразы ей приходилось выслушивать практически каждый день. На своем горьком опыте девушка научилась не отвечать на них и не вставать всякий раз на защиту отца, понимая, что мистер Плейтон только и ждет повода, чтобы сорвать на ней свою злость.

Сам Маркус Плейтон сделал огромное состояние на торговле, и вскоре Камала поняла: разбогатев, он страстно желал добиться положения в обществе и сопутствующего тому уважения.

В замке он поселился не так давно, купив его у дворянской семьи, которая жила в нем несколько столетий, поколение за поколением, но была вынуждена продать, не имея средств на его содержание.

Мистер Плейтон обставил свое жилище с показной роскошью, но Камала не могла не думать о том, что замок, с его древними стенами и связанными с ними легендами, наверняка раньше выглядел гораздо красивее и благороднее, чем сейчас, когда его переполняли пышные ковры, шелковые занавеси и новая дорогая мебель.

Иногда она забиралась на чердак, куда были свалены картины и мебель, оставшиеся от прежних обитателей замка. Здесь были портреты их предков, такие старые, что их не сочли нужным забрать с собой.

Изображенные на них мужчины отличались благородными аристократичными чертами, нисколько не похожими на круглую физиономию Маркуса Плейтона. Женщины на портретах выглядели хрупкими, безупречно воспитанными и напоминали Камале ее мать.

На чердаке также хранились выцветшие бархатные шторы и порванные вышивки, сработанные умелыми любящими руками. Там можно было найти сломанную мебель, некогда изящную и элегантную, ни капли не похожую на массивные и безвкусные кресла и диваны, купленные Маркусом Плейтоном только потому, что они стоили много и отвечали его представлениям о дорогих вещах.

– Что ты нашла на этом старом пыльном чердаке? Что там интересного? – как-то раз спросила ее Софи.

– История и люди, которые когда-то здесь жили, – ответила Камала.

Увы, кузина ее не поняла. Глядя на свою спальню с сияющей бронзовой кроватью и ковром, украшенным цветочным орнаментом, Камала пришла к печальному выводу: никакое богатство не способно купить ни одну из тех вещей, что когда-то принадлежали ей в доме, где она жила со своими любимыми родителями.

“Я не могу выйти замуж без любви”, – сказала себе Камала.

И тут же она вспомнила жгучие удары хлыста, которым “воспитывал” ее дядя Маркус. Увы, стоит ей ответить отказом на предложение о замужестве, как дядя выпорет ее до потери сознания.

Рано или поздно ей придется уступить ему. Маркус Плейтон никогда не позволит племяннице поступить вопреки его воле, он привык всегда и во всем оставаться победителем, хозяином положения, деспотом.

Камала приняла решение.

“Я должна убежать отсюда, – подумала она. – Я не могу оставаться там, где меня превратят в забитое покорное животное. Я этого не допущу. Я не стану выходить замуж за генерала, что бы там ни говорил дядя Маркус!”

Она уткнулась лицом в ладони, пытаясь думать трезво и логично. Куда ей можно уйти?

Камала отлично понимала, что после побега ей придется где-то скрываться. Когда дядя Маркус узнает о ее поступке, он сделает все, что только в его силах, чтобы вернуть племянницу, после чего расправится с ней, как расправился с мальчишкой, помощником конюха, который сбежал, испугавшись наказания за охромевшую по его недосмотру хозяйскую лошадь.

Дядя тогда приказал поймать виновного и вернуть в поместье, после чего безжалостно выпорол так, что мальчишка потом две недели пролежал без движения в кровати.

“Со мной будет то же самое! – испуганно подумала Камала. – Мне этого не вынести!”

Неожиданно раздался стук в дверь, и она встала.

– Кто там? – с опаской спросила Камала.

Ей стало страшно. Неужели кто-то догадался об ее замысле?

Дверь открылась. На пороге стояла горничная.

– Госпожа просила передать вам, мисс Камала, что она вместе с мисс Софи собралась в город за покупками и не вернется домой к обеду, – сообщила девушка.

– Спасибо, Люси, вы свободны.

Дверь за горничной закрылась, и Камала подошла к окну. “Другой такой возможности больше не будет, – подумала она. – Если бежать, то делать это нужно именно сейчас!”

Но как? И куда? На свете нет такого места, где дядя Маркус не отыскал бы ее! Но все-таки, где же ей скрыться?

– Я могла бы бежать во Францию! – произнесла она вслух. – А еще лучше – уйти в монастырь! По крайней мере, там бы я была свободна от всех моих тревог и назойливого внимания со стороны мужчин.

В ней пробудился бунтарский дух, свойственный молодости.

– Конечно, во Францию! – решила она. – Там непременно найдутся люди, которые захотят учить английский!

Да, но, чтобы добраться до Франции, понадобятся деньги.

Камала вспомнила, что единственными ценными вещами, доставшимися ей от матери, были обручальное кольцо и брошь в виде креста с бриллиантами, принадлежавшая когда-то ее бабушке.

К сожалению, они хранились не у нее: в свое время дядя Маркус забрал их и спрятал в сейф.

– Молодой девушке не подобает носить драгоценности, – назидательно заявил он тогда.

Однако вопреки его словам Софи носила жемчуга и имела несколько брошек, так что решение забрать у Камалы украшения было не более чем предлогом, чтобы лишить ее того, что могло доставить ей удовольствие.

Камала, подумав, пришла к выводу, что бриллианты должны стоить не менее сотни фунтов. Она села за стол и начала писать письмо, а закончив, перечитала:

Она снова перечитала письмо, затем вложила его в конверт, написала на нем дядино имя и оставила на своем столе.

Если спустя какое-то время после возвращения Маркуса Плейтона его и найдут, то это даст ей фору во времени и поможет скрыться.

Камала быстро переоделась. Секунду подумав, она надела под амазонку тонкое шелковое платье с несколькими нижними юбками, после чего сложила в корзинку только самые необходимые вещи, включая ночную рубашку, щетку для волос и расческу, а также любимую блузку.

Накрыв корзинку легкой шерстяной шалью, она надела ее на руку и вышла из комнаты, после чего направилась в гостиную тети Эллис. Месяц как раз подходил к концу, и она знала, что в закрытом ящике письменного стола лежат деньги, которые предназначались для выплаты жалованья прислуге.

Этим обычно занимался дядя Маркус, однако расчеты с горничными производила тетя Эллис.

Камале также было известно, где хранится ключ от стола, потому что она часто видела, как тетушка брала его из тайника. Достав ключ, Камала почувствовала укор совести, ведь она поступает как самая настоящая воровка.

Впрочем, она поспешила мысленно себя успокоить:

“Я беру только то, что причитается мне по праву. Кольцо и брошь стоят сто фунтов, и когда дядя Маркус остынет после вспышки гнева, то будет только рад, что наконец избавился от меня”.

Взяв из стола двадцать пять фунтов, Камала положила их в кошелек, затем закрыла ящик и вернула ключ на место. Снова подхватив корзинку, она спустилась вниз по лестнице и зашла в конюшню.

– Вы не оседлаете мне Ролло? – спросила она у старшего конюха.

– Конечно, мисс, – ответил тот. – Вы собрались на прогулку? Я велю кому-нибудь из конюхов, чтобы он сопровождал вас.

– Нет, спасибо, не надо, – ответила девушка. – Я лучше прокачусь одна. Я далеко не поеду.

Бросив взгляд на корзинку, которую она держала в руках, старший конюх решил, что Камала, скорее всего, собралась проведать какую-нибудь больную женщину из ближайшей деревни.

В этом не было ничего удивительного: она нередко навещала больных и пожилых людей, живших в их округе, в отличие от Софи, которой это было просто неинтересно.

– Хорошо, мисс, – покорно произнес конюх. – Но будьте осторожны: от Ролло можно ожидать чего угодно. Жеребец застоялся в стойле, его не выгуливали уже несколько дней.

Коня вывели, и Камала поняла, что сделала правильный выбор.

Ролло был красив: чистокровный жеребец рыжей масти, сильный, выносливый, хотя и своенравный. Садясь в седло, Камала тотчас почувствовала его игривое настроение. Было видно, что после тесного стойла животному не терпится поскорее размяться.

Пока они ехали через парк, Камала выпустила из рук уздечку, давая скакуну волю. Когда же они приблизились к главным воротам, она заставила коня остановиться и спешилась.

Присев перед огромным старым дубом, Камала расстелила на земле шаль, сложила в нее все захваченные с собой вещи и связала их в узел, который затем перехватила лентой.

Привязав свои пожитки к седлу, она забросила корзину в кусты и вновь села на своего скакуна.

Миновав парк и деревню, беглянка двинулась в южном направлении через открытую местность. Камала решила держаться подальше от больших дорог с их встречными экипажами и вечными клубами пыли.

Она провела в пути около трех часов, прежде чем сделала остановку в небольшой придорожной гостинице, чтобы напоить Ролло и дать ему отдохнуть.

Ей и самой неплохо было бы перекусить. Утренняя история с письмом и неприятное известие за завтраком отбили у нее аппетит, и сейчас она почувствовала, что сильно проголодалась.

В гостинице ей предложили лишь хлеб и сыр, которые, впрочем, оказались весьма вкусными. Кроме того, хозяин убедил ее выпить стаканчик сидра домашнего приготовления, который добавил немного румянца ее бледным щекам.

Еда обошлась всего в несколько пенсов. Насытившись, Камала вновь тронулась в путь, все так же предпочитая ехать открытым полем, в стороне от больших дорог.

Примерно через два часа она поняла, что продрогла: хотя стоял прекрасный теплый осенний день, на дворе все-таки был ноябрь, и ближе к вечеру ощутимо похолодало.

Камала тотчас пожалела, что не захватила плащ. Впрочем, его наверняка было бы трудно спрятать в корзинке.

Девушка медленно ехала по вспаханному полю. Впереди простирался лес. Неожиданно до ее слуха донесся звук охотничьего рожка, а в следующий миг она увидела выскочившую из-за деревьев лису – зверек пробежал через поле прямо перед ней. Яркая рыжая шубка четко выделялась на фоне темной земли, движения лисы были столь красивы и грациозны, что Камала несколько секунд как завороженная наблюдала за проворным животным.

Прямо у нее на глазах рыжая хищница пробежала вдоль живой изгороди и, как только из-за леса выскочила свора охотничьих собак, юркнула на соседнее поле.

Псы, высунув языки, тотчас же устремились вслед за лисой, которая теперь была на довольно большом расстоянии от них. Вслед за сворой помчался и одинокий охотник. Он дудел в рожок, но, судя по всему, его никто не слышал.

– Похоже, мы сейчас увидим, как собаки догонят лису, – прозвучал за ее спиной чей-то басовитый голос.

Камала удивленно обернулась. Пока она наблюдала за погоней, к ней на вороном жеребце подъехал какой-то джентльмен и остановился рядом.

Поскольку их кони стояли очень близко, она имела возможность разглядеть красивое лицо и темные глаза, которые, как ей показалось, придирчиво оценивали ее.

– Я не охочусь, сэр, – ответила Камала с чувством собственного достоинства, давая понять незнакомому собеседнику, что тот нарушил правила приличия, заговорив с ней, не будучи представлен.

– Я тоже, – невозмутимо признался незнакомец. – Хотя, как я только что сказал, было бы интересно взглянуть на финал охоты.

Камала посмотрела туда, где только что скрылась лиса и куда бросились собаки.

Неожиданно ее охватило непривычное возбуждение: такая возможность для нее и впрямь подворачивалась крайне редко.

Дядя Маркус почти не позволял ей участвовать в охоте, разве что когда та проводилась в прилегающей к замку местности. По этой причине ей приходилось довольствоваться верховыми прогулками по парку. Но теперь о дяде Маркусе можно забыть и делать все, что пожелаешь! Сердце девушки пело от счастья.

Если она пожелает броситься вдогонку за собаками, преследующими лису, никто не сможет ей в этом помешать!

Неожиданно Камале показалось, будто между ней и резвым Ролло возникла некая безмолвная связь и конь понял ее. Он сам, без понуканий, пустился рысью, а затем перешел на галоп и через минуту уже во весь опор мчался по полю. Бросился вперед и незнакомый собеседник Камалы. Какое-то время они скакали рядом.

“Нужно поторопиться, чтобы не отстать от собак”, – подумала девушка.

Топот лошадиных копыт, ветер в лицо, задорный лай – все это еще больше усиливало ее возбуждение. А еще скакавший рядом с ней незнакомец был высок и широкоплеч, и, даже не глядя на него, Камала знала, что он сейчас улыбается.

Они оказались у самого края поля, где проходила невысокая изгородь, которую Ролло преодолел без всяких усилий. Лежавшее впереди второе поле было намного меньше первого.

Камала заметила, что охотник, которого они догоняли, на скаку перескочил калитку на дальнем краю поля. Собак уже не было видно, но был слышен их заливистый лай. Ролло бросился вслед за охотником.

Оказавшись у калитки, он весь напрягся для прыжка и через мгновение ловко и грациозно перескочил через нее.

Приземлился он удачно, но в следующую секунду что-то заставило Камалу оглянуться назад. Незнакомец на вороном жеребце последовал за ней, но либо недооценил высоту калитки, либо конь под ним слишком устал: копыта его жеребца задели верхнюю перекладину, и при приземлении он полетел вперед и упал на бок, выбросив ездока из седла.

Камала тотчас же осадила Ролло и развернулась. Вороной легко поднялся на ноги, а вот незнакомец продолжал неподвижно лежать на грязной земле.

Глава вторая

– Где… где я?

Он открыл глаза и увидел золотистую дымку, похожую на солнечный свет.

– С вами все в порядке, спите! – тихо ответила Камала.

Она поднесла к его губам чашку с питьем. Незнакомец сделал глоток и снова погрузился в беспамятство.

Проснувшись во второй раз, он понял, что на дворе стоит глубокая ночь. В комнате было темно, лишь слабо мерцали огоньки двух свечей.

Затем какая-то фигура возле очага встала и подошла к его кровати.

– Кто вы? – спросил он.

Смутное воспоминание воскресило в его сознании пару синих глаз.

– Лиса, – пробормотал он. – Собаки догнали ее?

– Нет, она убежала, – ответил тихий нежный голос.

Ему вновь подали какое-то питье. Язык почти не слушался. Сам он настолько обессилел, что был не в состоянии открыть глаза.

Он вновь пришел в себя и услышал голоса.

– Да, этим утром ему уже гораздо лучше, спасибо, миссис Хейворд.

– Я принесу вам что-нибудь поесть, мисс. Есть у вас какие-то пожелания?

– Я бы не отказалась от ветчины, которую вы подавали вчера. Давно не пробовала ничего вкуснее. У вас наверняка имеется какой-то особый секрет копчения.

– Спасибо, мисс, но вы мне льстите. Нет у меня особых секретов.

– Даже если и льщу, то немного, и в этом нет ничего удивительного. Вы так добры к нам, миссис Хейворд.

– Я всегда рада услужить хорошим постояльцам, мисс, только не люблю, когда меня за это хвалят.

– Нам повезло, что мы попали на вашу ферму, миссис Хейворд, хотя ваш дом и стоит на отшибе.

– Это одновременно и достоинство, и недостаток, мисс. Во всяком случае, мы остаемся в стороне от деревенских сплетен.

– О, считайте тогда, что вам крупно повезло!

Обе женщины рассмеялись. Затем миссис Хейворд сказала:

– Я пойду готовить обед, а вам бы стоило вечером немного поспать, мисс. Когда с поля придет Фред, он присмотрит за джентльменом.

– Вы очень добры ко мне, но не стоит беспокоиться: я справлюсь сама. Вчера днем я поспала возле очага, да и наш больной не доставлял особых хлопот, не то что позавчера.

– Думаю, он пошел на поправку, – согласилась с Камалой миссис Хейворд.

Лежавший в постели незнакомец открыл глаза. Возле его кровати стояла синеглазая девушка, обладательница нежного голоса. Ее прекрасные золотистые волосы напоминали солнечные лучи, что лились в комнату через окно.

– Что… что со мной приключилось? – растерянно спросил он.

– Вы сломали ключицу, – ответила Камала, – и сильно ударились головой, у вас сотрясение.

– Простите… простите, что я причинил вам беспокойство. Я был излишне самонадеян, когда попытался перепрыгнуть через изгородь.

До этого я провел в седле много часов, и мой конь изрядно устал.

– С ним все в порядке, – сообщила Камала. – Немного хромает, но я выгуливала его сегодня утром и не заметила других повреждений.

Незнакомец огляделся по сторонам и, попытавшись подняться в постели, сморщился от резкой боли.

– Осторожно! – воскликнула Камала. – Я вам помогу!

Обняв больного за плечи, она помогла ему приподняться на подушках. Теперь у него появилась возможность лучше разглядеть свою спасительницу.

– Где я? – спросил он. – И что вы делаете здесь? Я ничего не помню.

– Вы упали с коня, – объяснила девушка, – и были без памяти целые сутки. Мужчины принесли вас сюда. Нелегкая работа, скажу я вам, ведь вы такой высокий и тяжелый.

Сказав это, Камала улыбнулась.

– Похоже на ферму, – неуверенно произнес раненый.

– Это был самый ближний дом, до других отсюда несколько миль. Страшно подумать, что случилось бы, окажись вы далеко от жилья.

– Вам проще было оставить меня на обочине дороги, – заметил незнакомец. – Вы так и не объяснили, почему взялись ухаживать за мной.

Камала улыбнулась:

– Я могла бы оставить вас на попечение миссис Хейворд, но это было бы нехорошо с моей стороны, ведь она уже не молода. К тому же ей и без того приходится присматривать за пятью мужчинами, кормить их и обстирывать. Кроме того, кто-то же должен был вправить и перевязать вашу сломанную ключицу.

– Вы… вы это сделали сами? – удивился больной.

– Больше некому было, – пояснила Камала. – Лекарь живет в пяти милях отсюда, а хозяйка откровенно призналась мне, что ночью он ни за что не пойдет к вам. Похоже, он, как только стемнеет, предается возлияниям, и тогда от него мало пользы.

– Значит, это вы вправили мне ключицу, – задумчиво проговорил незнакомец. – Но где вы этому научились?

– Меня научил отец.

– Он доктор?

– Не совсем, но ему нравилось лечить детей. Должна вам признаться, что сильно нервничала, потому что никогда не лечила взрослых мужчин.

И это была чистая правда. Ей было очень боязно сделать что-то не так.

Впрочем, как-то раз она – под руководством и наблюдением отца, когда он порезал палец и не мог заниматься пострадавшим, – вправила сломанную ключицу одному мальчику.

Но то был ребенок. На этот раз ей пришлось иметь дело со взрослым, крупным мужчиной. Неудивительно, что у нее поначалу слегка дрожали руки.

Хозяин и два его старших сына отнесли пострадавшего на второй этаж дома, в спальню с низким потолком, по их словам, лучшее помещение в их скромном жилище.

– Там раньше жила моя свекровь, – пояснила миссис Хейворд. – Когда старушка отошла в мир иной, мы стали использовать эту комнату как гостевую, вот только гости у нас бывают не часто.

Уютное помещение с весьма скромной обстановкой радовало пуховой периной на кровати и, к великой радости Камалы, идеальной чистотой.

Мужчины уложили незнакомца на кровать, а Камала поспешила на кухню, где застала миссис Хейворд и попросила у нее кусок холстины, чтобы сделать раненому повязку.

К счастью, нашлась старая простыня, порвав которую на длинные узкие полосы Камала вернулась в спальню. Мужчины успели к этому времени снять с пострадавшего рубашку.

На какой-то миг девушка смутилась.

Ей никогда не доводилось видеть мужчину обнаженным по пояс. У незнакомца оказалось сильное мускулистое тело, которое нисколько не было похоже на щуплые тела мальчишек, которых приходилось лечить ее отцу.

Его кожа была упругой и прохладной на ощупь, и Камала невольно подумала о том, хватит ли ей сил поставить на место сломанную кость.

Затем ей показалось, будто она мысленно слышит голос отца, словно он с небес подсказывал ей, что и как следует делать.

Лежащий без сознания незнакомец был для нее не мужчиной, а пациентом, страждущим, тем, кто нуждался в исцелении и сострадании.

Камала вправила сломанную ключицу и наложила на плечо и руку тугую повязку.

После этого миссис Хейворд принесла старую рубашку мужа, порядком изношенную, но чисто выстиранную, и мужчины помогли облачить в нее незнакомца. А пока Камала занималась другими делами в противоположном конце комнаты, они также сняли с него бриджи и сапоги.

– Теперь вашему мужу будет удобнее, мэм, – сказала миссис Хейворд, отходя от постели.

– Он мне не муж, – поспешила возразить Камала, дабы избежать возможных неприятных последствий. – Он… он мой брат.

Она сама не знала, почему солгала, просто инстинкт подсказал ей, что лучше избежать ненужных объяснений. Да и зачем говорить, что она впервые увидела этого мужчину лишь недавно и успела обменяться с ним всего парой фраз, после чего пустила коня в галоп вслед за мчавшимися за лисой собаками.

Миссис Хейворд и ее муж вряд ли поняли бы ее и наверняка пришли бы в недоумение, узнай они, что молодая женщина ухаживает за человеком, к которому не имеет никакого отношения.

– Так это ваш брат! – воскликнула миссис Хейворд. – А я-то думала, кто он? Я еще удивилась, не заметив у вас обручальных колец.

“Может, эта женщина и немолода, но глаз у нее зоркий, и она все подмечает”, – подумала Камала.

– Тогда вам понадобится отдельная комната, мисс, – продолжила хозяйка дома.

– Да, пожалуй.

Было уже темно, а Камала совсем не горела желанием так поздно отправляться на поиски жилья.

В ту ночь незнакомец бредил, и, не будь ее рядом, мог свалиться с кровати и ушибиться, и тогда все ее старания пошли бы прахом.

У нее не возникло вопроса, оставаться с ним на следующий день или нет. Камала решила, что никуда не уедет и будет присматривать за больным.

В одном она не сомневалась: дядя Маркус не станет искать ее на этой уединенной ферме. Впрочем, на всякий случай она предприняла кое-какие меры предосторожности.

– Могу я спросить ваше имя, мисс? – полюбопытствовала миссис Хейворд.

– Да, конечно, меня зовут Лин… – Она неожиданно запнулась и после секундной заминки добавила: – Мисс Линдэм.

Что, если дядя Маркус уже разыскивает ее? Было бы великой глупостью называть свое настоящее имя. Понимала Камала и то, что позднее ей придется объяснять незнакомцу, какую роль она ему отвела.

В его темных глазах виделось нечто особенное. Казалось, будто они буравят ее взглядом. Камала не могла избавиться от ощущения, что он не потерпит притворства и лжи.

– Кто-нибудь может принести мне вещи, которые находились в моей седельной сумке? – спросил он, прежде чем она начала свой рассказ. – Или их уже внесли в дом?

– Они здесь, в доме, – ответила Камала.

Незнакомец поднес руку к подбородку:

– Я хотел бы побриться. И еще неплохо было бы помыться.

– Вас уже вымыли.

– Неужели?

Камала покраснела.

– Я вымыла вам лицо и руки, – призналась она. – Ну а поскольку я наложила вам повязку, то больше мыть особенно было нечего.

– Я начинаю думать, что все это мне снится, – сказал незнакомец. – Когда я в первый раз пришел в себя, то на какой-то миг подумал, будто оказался на небесах и на меня смотрит ангел. Теперь я понимаю, что так оно и было. Но оказывается, вы очень даже практичный ангел.

– Я лишь надеюсь, что ваша сломанная ключица срастется правильно, – ответила Камала.

– Честно говоря, я уже ломал ее раньше, – признался незнакомец довольно беззаботным тоном. – Хотелось бы, правда, надеяться, что вы не менее искусны, чем корабельный костоправ, который в последний раз ставил ее на место, причем делал он это довольно грубо.

– Так вы моряк! – воскликнула Камала. – Я так и думала.

– Как же вы догадались? – спросил он.

– Я заметила у вас татуировки, – застенчиво ответила девушка.

Незнакомец улыбнулся:

– Признаться честно, я и забыл о них.

– Отец рассказывал мне, что в Китае и Индии татуировки – великое искусство, – сказала Камала. – Его принесли в Европу моряки. Скажите, вы бывали на Востоке?

– Я бывал и в Индии, и в Китае, – ответил незнакомец. – Но татуировку на руке мне сделали на острове Борнео.

Камала прошла через комнату, чтобы достать из ящика под умывальником кожаный несессер.

– Вот ваша бритва, – сказала она. – Я принесу вам горячей воды. Вы справитесь одной рукой?

– Пожалуй, справлюсь, – ответил незнакомец, – если вы подержите передо мной зеркало. – Подержу.

– Я не смею требовать от вас, чтобы вы ухаживали за мной, – довольно резко произнес он. – Этим должны заниматься другие люди.

– Здесь сейчас одна лишь миссис Хейворд, – ответила Камала, – и в данный момент она готовит еду для своих мужчин, которые скоро вернутся с поля. Мне бы не хотелось ее тревожить. Она и так много для вас сделала. – Камала подошла к постели и подала ему бритву. – Немного позже к вам придет Фред, ее младший сын, – добавила она. – Он хотел бы помочь вам и будет к вашим услугам.

– У меня до сих пор голова плохо соображает, – с ноткой смущения в голосе признался незнакомец. – Мне кажется, должно быть какое-то объяснение тому, почему вы приглядываете за мной и почему, поручив меня попечению хозяев этого дома, не последовали дальше, куда направлялись.

– А мне кажется, вы уже достаточно наговорились, – строго ответила Камала. – Вы устали, я это вижу. Давайте отложим любые объяснения до того времени, когда вы поспите и наберетесь сил, хорошо?

В следующее мгновение его веки сомкнулись. Было понятно, что даже этот короткий разговор немало утомил больного.

Что ж, это была вполне естественная усталость. Камале вспомнились слова отца о том, что люди с переломами должны как можно дольше лежать спокойно и не делать резких движений, чтобы кости хорошенько срослись.

Узнав, что в кухонном шкафу у миссис Хейворд имеется небольшой запас лауданума, Камала обрадовалась.

– Доктор прописал его мистеру Хейворду, – пояснила хозяйка дома, – когда отрезал ему на ноге большой палец, загноившийся после того, как он проколол его ржавым гвоздем. “Дайте ему как можно больше рома, миссис Хейворд, – сказал доктор. – Но прежде влейте в него пару чайных ложек этого снадобья”. Пока ему делали операцию, он спал как младенец, а потом еще двое суток оставался без памяти. Иначе его ни за что бы не вышло утихомирить, так сильно мучила его боль.

– Охотно верю, – ответила Камала, подумав про себя, что ее отец наверняка спас бы палец хозяйкиному мужу.

Впрочем, сейчас лауданум пришелся как нельзя кстати. Лекарство, которое она дала больному накануне, еще будет действовать какое-то время, а поскольку состояние его улучшилось, небольшой дозы будет достаточно.

Видя, что он уснул, Камала отложила бритву и вернулась в кухню.

– Моему брату гораздо лучше, миссис Хейворд, – сообщила она. – Он разговаривает вполне разумно. Можно я приготовлю для него немного бульона?

– Конечно, мисс, поступайте как знаете, – ответила хозяйка. – Из вас кухарка, пожалуй, будет лучше, чем я. Я всегда считала, что больным, когда они начинают идти на поправку, надо давать что-нибудь питательное.

– Вы, безусловно, правы, – сказала Камала.

Она сварила бульон и, когда незнакомец проснулся, накормила его с ложечки.

– Кажется, у меня пробудился аппетит, – признался он. – Извините, что во время разговора с вами я не удержался и заснул.

– Вы просто очень устали, – успокоила его девушка, – и у вас совершенно не оставалось сил. Мне пришлось дать вам лауданум, чтобы вы спали спокойно и не метались во сне. Вы такой большой, что в одиночку мне с вами просто бы не совладать.

– Неужели я вел себя недостойно? – спросил он.

– Нет-нет, вы меня ничем не обидели.

– Я говорил во сне?

– Вы все время что-то бессвязно говорили о деньгах. Похоже, они сильно вас беспокоят.

– Деньги – это всегда предмет адской заботы, – ответил он. – Или вы так не считаете?

– Да-да, я тоже так думаю, – согласилась Камала.

Она вспомнила о том, что ее родители постоянно были вынуждены бороться с бедностью и что она, убегая из дома Маркуса Плейтона, забрала из стола тетушки двадцать пять фунтов. Ей до сих пор было стыдно за свой поступок, хотя она и пыталась убедить себя в том, что это не было кражей. Тем не менее приятно было осознавать, что она в состоянии расплатиться с миссис Хейворд за стол и ночлег.

У незнакомца тоже имелись с собой деньги: Камала случайно заметила, когда вынимала из карманов его сюртука вещи, что среди них есть и кошелек, в котором, судя по его толщине, лежало несколько купюр.

Ее по-прежнему занимали два вопроса: кто он такой и куда направляется?

В его седельной сумке оказалась смена белья, бритва и щетка для волос. Кроме того, к седлу был приторочен свернутый валиком плащ из плотной шерсти.

Его одежда и обувь были хорошего качества, хотя на вид и не слишком дорогие, так же как и его лошадь – крупное и здоровое животное, но явно не чистых кровей.

Камала отправила в рот больному последнюю ложку бульона и встала с края постели.

– Вам нужно что-нибудь съесть попозже, раз вы голодны.

– У меня уже проснулся аппетит, – отозвался незнакомец, – но для начала я бы предпочел побриться. Не хочу, чтобы вы видели меня таким неопрятным.

– Пойду принесу вам горячей воды. – Взявшись за дверную ручку, Камала обернулась: – Кстати, на всякий случай предупреждаю вас: я сказала миссис Хейворд, что мы с вами – брат и сестра. – Заметив, что он удивленно выгнул бровь, она добавила: – Наша фамилия – Линдэм.

Она выскользнула за дверь прежде, чем незнакомец успел что-то сказать, а когда вернулась, то увидела, что он снова лежит, откинувшись на подушки. Он ничего не сказал, и Камала поставила перед ним тазик и кувшин с горячей водой, а также протянула кусок мыла и полотенце.

– Зеркало есть у меня в комнате, я сейчас вернусь.

Камала вернулась и села на стул возле кровати, держа зеркало так, чтобы больному было удобно в него смотреться.

Незнакомец взглянул на свое отражение и усмехнулся:

– Я выгляжу, как настоящий разбойник с большой дороги! Удивляюсь, что вы не побоялись назвать меня своим родственником!

– Простите меня, если вам кажется, что это дерзость с моей стороны, – нервно произнесла Камала. – Но хозяева сначала решили, что мы с вами муж и жена. Я же после того, как решила остаться присматривать за вами, не могла объяснить им, что мы с вами – чужие люди.

– Я уже задавал вам вопрос, как вы решились на такой подвиг? – ответил незнакомец, покрывая мыльной пеной щеки.

– Вы были в таком состоянии, что я никак не могла бросить вас одного.

– Послушайте, вашей вины здесь нет. Это я повел себя глупо и самонадеянно.

– Знаете, мой отец ни за что не оставил бы человека в беде, будь тот болен или ранен. Вот я и решила остаться с вами.

Незнакомец не проронил ни слова, пока не закончил бриться. Затем он вытер лицо полотенцем и сказал:

– Если вы намерены и далее любезно прислуживать мне, то передайте, пожалуйста, щетку для волос.

Камала отнесла на место тазик и кувшин. Вернувшись в комнату, она заметила, что у незнакомца не получается вытереть бритву одной рукой. Тогда она сделала это за него и положила ее в футляр, после чего передала ему щетку, отметив про себя, что это была довольно дешевая вещица. Пока он причесывался, она снова держала ему зеркало.

После того как незнакомец побрился, стало видно, что он довольно хорош собой: загорелое лицо, прямой нос, решительный подбородок, красивый рот, в уголках которого таилась немного циничная усмешка, и глубоко посаженные глаза обращали на себя внимание.

Впрочем, во сне он выглядел моложе. Теперь же Камала подумала, что в его манерах есть что-то властное, как будто он привык командовать людьми.

Незнакомец зачесал назад темные волосы и, когда Камала убрала щетку на туалетный столик, произнес:

– А теперь, мисс Линдэм, я хотел бы услышать ваш рассказ. Кто вы и куда направляетесь?

– Да, конечно, я все объясню, – немного нервничая, ответила Камала. Она принесла сплетенное из тростника кресло, поставила его рядом с кроватью, села, положив руки на колени, совсем как ученица, собравшаяся отвечать урок, и заговорила: – Меня зовут Камала, Камала Линд…

– Камала? – перебил ее незнакомец. – Это слово означает “лотос”.

– Откуда вы знаете?

– Я же говорил вам, что бывал в Индии. Какое, однако, редкое и необычное для Англии имя!

– Мой отец интересовался санскритом, Ведами и восточными религиями. Больше всего на свете он мечтал заработать денег, чтобы совершить путешествие в Индию.

– Это прекрасная, удивительная страна, – ответил незнакомец. – Прекрасная, как и ваше имя.

Какое-то время Камала удивленно смотрела на него, думая, что ослышалась. Затем, заглянув ему в лицо, опустила глаза.

– Сколько вам лет? – неожиданно спросил незнакомец.

– Восемнадцать.

– Почему вы путешествуете одна?

– Я направлялась в Саутгемптон. Я хочу… попасть во Францию, – ответила Камала и, заметив промелькнувшее в глазах собеседника недоверие, поспешила добавить: – Я еду к своей тете. – И ваши родители позволили вам одной, без сопровождающих, отправиться в столь далекое путешествие?

– Мои родители умерли.

– Под чьим же попечением вы находитесь?

– Со мной все будет в порядке, – уходя от прямого ответа, произнесла Камала. – Насколько мне известно, из Саутгемптона каждый день в Гавр отправляется колесный пароход.

– Верно, – отозвался незнакомец. – Тем не менее я бы посоветовал вам путешествовать в обществе горничной или слуги. До Саутгемптона отсюда путь не близкий.

– Думаю, он не займет много времени, – вновь попыталась уйти от ответа Камала. – Ролло… мой конь… он сильный.

– И все-таки это путешествие, в котором девушку никто не сопровождает… – едва ли не с возмущением произнес ее собеседник. – Особенно девушку с такой внешностью, как у вас!

– А какое значение имеет моя внешность? – невинно спросила Камала.

– О, огромное! – последовал ответ. – А теперь извольте сказать мне правду, мисс!

– Правду? – переспросила Камала.

– Расскажите мне, почему вы путешествуете одна. Я никогда не поверю, что кто-то из взрослых рассудительных людей дал вам на это разрешение. Разумеется, если вы его у них попросили!

Камала смутилась и машинально принялась разглаживать край шерстяного покрывала.

Поскольку она молчала, незнакомец заговорил снова.

– Я жду, – напомнил он.

Она посмотрела на него и тут же отвела взгляд. С какой стати он задает ей эти вопросы? Она сделала ему добро, что, однако, не дает ему права приставать к ней с расспросами, равно как и права смотреть на нее так строго. Внезапно Камала почувствовала, что больше не в силах молчать.

– Я… я сбежала из дома! – едва ли не шепотом призналась она.

– Я так и подумал. И от кого же вы сбежали, если не секрет?

– От моего опекуна.

– А вам не кажется, что это довольно глупо?

– Я должна была… Вы… вы просто ничего не понимаете. Кроме того, это… это вас не касается.

С этими словами она встала и шагнула к двери.

– Касается, и еще как касается, особенно после того, что вы сделали, – произнес ей вслед с кровати незнакомец. – У вас была возможность бросить меня здесь одного, когда я лежал без сознания, но вы ею не воспользовались. Вместо этого вы остались и сообщили хозяевам, что я ваш брат. Это означает, что теперь на мне лежит если не юридическая, то, по крайней мере, моральная ответственность.

– Я хочу всего лишь добраться до Саутгемптона.

– Это сделать несложно, но все будет гораздо легче, если вы расскажете, что вынудило вас бежать из дома, от вашей прежней жизни.

Возникла пауза. Первой ее нарушила Камала:

– Я жила в доме моего дяди. Он сказал мне, что я должна… должна выйти за человека, которого он выбрал мне в мужья.

– Если вы не хотели выходить замуж за того, кто вам не нравится, то что мешало вам попробовать убедить вашего дядю повременить с замужеством? Вот что нужно было сделать, а не убегать из дома!

– Переубедить его было абсолютно невозможно.

– Почему же?

– Он даже не спрашивал моего согласия… Просто приказал мне выйти за этого человека, которого я к тому же ужасно боюсь.

– Почему?

– Во-первых, он стар, ему почти шестьдесят, и… Он очень жесток. Он даже более жесток, чем мой дядя. Говорят, он безжалостно избил свою первую жену, избил до смерти.

– И ваш дядя хотел, чтобы вы вышли замуж за такого зверя?

– Он хотел избавиться от меня. Его дочь… моя кузина… должна выйти замуж за джентльмена, и она боится, что если я буду оставаться в доме, то…

Голос Камалы оборвался.

Она забыла о лежащем в постели незнакомце. В это мгновение ей вспомнился эпизод в столовой, когда Софи бросила ей в лицо “Я ненавижу тебя!” и дала пощечину.

– Судя по всему, – оборвал ее мысли незнакомец, – ваша кузина ревнует. Она боится, что этот самый джентльмен может предпочесть вас ей.

– К чему эти разговоры? – спросила Камала. – Я убежала, я ушла от них, я хочу все забыть!

– А мне кажется, вам нужно вернуться, – сказал он. – Ваш дядя наверняка встревожен вашим исчезновением. Я полагаю, что вы сможете убедить его, и он выслушает ваши доводы. Вряд ли он будет настаивать на том, чтобы вы в восемнадцать лет стали женой шестидесятилетнего мужчины.

– Он не просто хочет, чтобы я вышла замуж, он настаивает на этом браке! – возмутилась Камала. – Останься я дома, дядя заставил бы меня поступить так, как хочется ему! Он бы устроил мне порку… Он бил бы меня до тех пор, пока не вырвал бы у меня согласие!

– Бил бы вас?!!

Слова прозвучали резко, как пистолетный выстрел.

– Вы хотя бы знаете, что это такое, когда тебя избивают хлыстом? Когда тебя секут до тех пор, пока ты не утратишь способность думать, пока боль не станет невыносимой?! – бросила ему девушка. – И тогда ты соглашаешься с тем, чего от тебя требуют, лишь бы побои наконец прекратились! Вот поэтому я и сбежала из дома.

И больше никогда туда не вернусь!..

Ее голос оборвался, перейдя в рыдание. Возникла пауза, которую первым нарушил незнакомец:

– Подойдите ко мне!

Привыкшая повиноваться, Камала повернулась и, не сводя с него взгляда, с испуганным лицом и дрожащими губами подошла к кровати.

Незнакомец протянул к ней руку. Камала ощутила прикосновение его теплой ладони, и ее пальцы дрогнули.

– Посмотрите на меня, – произнес он, – посмотрите на меня, Камала!

Она заглянула в глубину его темных глаз – как ей показалось, прямо в его сердце.

– Это правда?.. Все то, что вы мне рассказали?

– Да… Правда.

– Ваш дядя действительно порол вас? С трудом верю, что кто-либо способен причинять боль созданию столь хрупкому и столь прелестному…

– Он всегда меня бил, – подтвердила Камала. – Я же вам сказала, что он ненавидит меня.

– Тогда побег был правильным поступком, но вы все равно не должны путешествовать одна. Я поеду с вами до Саутгемптона, чтобы оттуда вы отправились к вашей тете.

Их глаза встретились, но Камала поспешила отвести взгляд.

– Вы довезете меня до Саутгемптона… – шепотом сказала она. – Я буду вам очень благодарна… Правда, я боюсь, что дядя поймает меня и вернет обратно.

– Он этого не сделает, – пообещал незнакомец. – Но я до сих пор не могу поверить в то, что вы мне рассказали. Мне кажется, его жестокость сильно преувеличена.

– Клянусь вам, я сказала чистую правду! – взмолилась Камала. – Он презирал моего отца за бедность, а мою мать за то, что она вышла замуж за бедняка. Мне никогда не было так плохо, как эти последние три года!

– А теперь? – спросил незнакомец, держа ее за руку.

– Я счастлива и свободна! Мир кажется мне совсем другим! Даже ухаживать за вами было мне в радость. Я не была счастлива с тех самых пор, как утонули мои родители.

– Утонули?

– Утонули в море, возвращаясь из Италии, – ответила Камала. – Отец получил аванс за книгу, и они смогли позволить себе путешествие. Они так радовались этой возможности, даже называли эту поездку вторым медовым месяцем. Но мои бедные родители так и не вернулись домой…

– И тогда вам пришлось перебраться в дом вашего дяди?

При напоминании о Маркусе Плейтоне Камала снова вздрогнула. Выражение ее лица было красноречивее всяких слов.

– Забудьте о нем! – пылко воскликнул незнакомец, привстав на постели. – Выбросьте из головы все мысли о прошлом и думайте только о будущем! Вам понравится Франция, вот увидите. Это прекрасная страна! Почти такая же замечательная, как Италия.

– Вы бывали там?

– Много раз, – ответил он. – Но сейчас давайте поговорим о другом. Надо определить самое главное: поскольку вы сказали хозяйке, что вас зовут Камала Линдэм, то, видимо, и у меня появилось новое имя?

– Извините. Но вы были не в том состоянии, чтобы отвечать на мои вопросы, – улыбнулась Камала.

– Тогда позвольте представиться. Меня зовут Конрад Вериан, хотя теперь правильнее было бы назваться Конрадом Линдэмом.

– Мне нравится имя Конрад, оно вам идет.

– То же могу сказать и о вас, маленький Лотос!

Камала покраснела. Прежде чем она успела что-то сказать, до ее слуха донесся голос миссис Хейворд, поднимавшейся по лестнице. В следующее мгновение дверь распахнулась, и на пороге появилась хозяйка с подносом в руках.

– Я принесла вам поесть, сэр. Это будет посущественней, чем бульон, – сообщила она. – Я хорошо знаю, какой аппетит бывает у молодых мужчин, мне ведь приходится кормить сразу четверых. Теперь, сэр, когда вы вернулись в царство живых, вы наверняка проголодались.

– Верно, миссис Хейворд, проголодался, – согласился с ней Конрад Вериан. – Я весьма благодарен вам за заботы обо мне. Моя… моя сестра рассказала мне о вашей доброте.

– Не стоит благодарности, сэр. Хотя, признаться, мы за вас переволновались.

– Всему виной моя самонадеянность – я попытался перескочить через изгородь, когда мой скакун почти обессилел.

Миссис Хейворд поставила перед ним поднос и сняла крышку с тарелки, на которой лежала горка жареного картофеля и яичница с ветчиной.

– Это, конечно, не настоящая еда для джентльмена, сэр, – чуть виноватым тоном произнесла хозяйка, – но, осмелюсь сказать, вкусная.

– Обещаю воздать должное вашей стряпне, миссис Хейворд, – улыбнулся Конрад.

– Не желаете ли, сэр, стаканчик сидра или кружку эля? После сбора урожая у мистера Хейворда осталось по бочонку того и другого.

– Думаю, что не отказался бы от кружки эля, – ответил Конрад.

– Давайте я принесу, – предложила Камала. – Не стоит вам бегать вверх-вниз по лестнице, миссис Хейворд, у вас и так болят ноги от долгого стояния на кухне у плиты.

– Верно, мисс, хотя разве это беспокойство для меня?

– Мы и так причинили вам вон сколько хлопот.

Камала последовала за хозяйкой вниз по лестнице, а когда вернулась наверх с кружкой эля, то увидела, что Конрад Вериан съел все, что было на тарелке.

– Теперь я чувствую себя полным сил, – признался он. – Завтра мы можем отправиться в путь.

– Думаю, нам следует подождать еще день-другой, – возразила Камала. – Или даже три.

– Вы носитесь со мной, как наседка.

– Вам будет нелегко ехать верхом в вашем состоянии, – стояла на своем девушка.

В конце концов она его уговорила, и Конрад согласился повременить с отъездом. Уже стемнело, за стенами дома гулял холодный ветер, от которого постукивали ставни на окнах.

Камала задернула занавеску и подбросила в очаг несколько поленьев. Дешевые свечи время от времени гасли, так что освещение было скудным.

Но даже в этом неровном свете Конрад видел ее лицо.

“Как же она красива…” – подумал он.

Так красива, что невозможно было себе представить, что это очаровательное создание будет путешествовать одно по безлюдным сельским дорогам или же останется дома под властью изверга-дяди.

А если она солгала ему? Конрад вновь заглянул ей в глаза и понял, что она говорила правду.

Было в ней нечто открытое, непосредственное и бесхитростное, присущее детям. Впрочем, она и есть ребенок. Разве у взрослых бывают такие невинные, такие нежные лица? Поскольку в эту минуту кроме них в комнате никого не было, он произнес свои мысли вслух.

– Вам все равно рано или поздно придется выйти замуж.

Камала испуганно посмотрела на него:

– Почему вы мне это говорите?

– Потому что женщина, особенно такая привлекательная, как вы, должна иметь мужа, который будет заботиться о ней.

– Я никогда не выйду замуж без любви.

– Вы уверены в этом? Большинство женщин ищут в браке защиту от превратностей судьбы, комфорт, положение в обществе…

– Этого действительно хочется всем, – согласилась Камала, – но в то же время выйти замуж – это… это нечто личное… Интимное… Я не выйду замуж до тех пор, пока не встречу человека, которого полюблю и который будет любить меня.

– Вы действительно так считаете?

– Несомненно. Моя кузина собралась замуж за человека с титулом, человека, которого она ни разу не видела. Можете себе представить, какой насмешкой над здравым смыслом это обернется? – Камала на мгновение замолчала, а затем продолжила: – Это все равно что сделка, заключенная между двумя людьми. Она продает себя за деньги, за положение в обществе… Как это… грубо, безнравственно… и ужасно!

– Но ведь на Востоке браки устраиваются между женихом и невестой, которые незнакомы и впервые видят друг друга лишь на свадьбе, – возразил Конрад Вериан.

– И они бывают счастливы? – не удержалась от вопроса Камала.

– Внешне они кажутся счастливыми, – ответил он. – Женщина благодарна мужчине за то, что он становится ее защитником и дает ей свое имя. Мужчине же нужна та, что будет заботиться о нем и подарит ему детей.

– Но это на Востоке, – возразила Камала. – А я знаю, как такое происходит в Англии. Родители и опекуны выбирают жениха, который им кажется подходящим, и женщина вынуждена против своей воли идти к алтарю. Отец всегда говорил мне, что это просто варварство, и обещал, что они с мамой не станут настаивать на моем замужестве, дав мне возможность дождаться того мужчину, которого я полюблю так, как любили друг друга мои родители.

– Но ведь вы же не хотите остаться старой девой? На вас это не похоже!

– Уж лучше я останусь старой девой, чем превращусь в рабыню шестидесятилетнего старика, которому я нужна лишь для того, чтобы обзавестись наследником!

– Вы действительно полагаете, что нужны ему только для этого?

Не успел Конрад Вериан произнести эти слова, как Камала вспомнила огонек в глазах генерала, когда тот сказал, что лотос приятен на ощупь, вспомнила циничную усмешку на его тонких губах и какую-то неприятную нотку в голосе, от которой ей сделалось страшно.

– Наверное, я плохо понимаю все то, что связано с браком… – медленно проговорила она. – Мама… мама почему-то никогда не рассказывала мне, как именно мужчина и женщина… занимаются любовью. Но я уверена, абсолютно уверена, что если не любить мужа… не любить его по-настоящему, то все, что он делает с женщиной, покажется пугающим и непристойным.

Ее голос оборвался, и она замолчала.

– Вы правы, Камала, – тихо произнес Конрад Вериан. – Нельзя связывать себя узами брака с тем, кого не любишь.

Глава третья

Они отправились в Саутгемптон только через пять дней.

Конрад настаивал на более раннем отъезде, но после небольшой прогулки верхом по соседнему полю вернулся разбитым: он был бледен и весь дрожал и сам, без уговоров, лег в постель.

– Я же говорила вам, что еще рано! – укоряла его Камала.

– Вы говорите точно так же, как моя няня, когда мне было шесть лет, – ответил Конрад. – Она всегда считала, что права, и никогда не упускала случая проворчать: “Я же говорила тебе!”

– Вам надо набраться терпения и дать сломанной кости срастись, чтобы вновь почувствовать себя здоровым, – назидательно произнесла Камала.

От ее внимания не ускользнуло, что ему все еще больно. Она даже настояла на том, чтобы он снял повязку: хотела убедиться, что верховая прогулка не нанесла ему вреда.

Все оказалось в порядке, и она легко, но умело принялась разминать Конраду больное плечо.

– У вас волшебные пальцы, – признался он. – Я не знаю, как это объяснить, но вы превосходно умеете снимать боль и облегчать страдания изнуренного тела.

– Хорошо, если бы это было правдой, потому что то же самое люди говорили и о моем отце, – ответила польщенная Камала. – Как только его пальцы прикасались к больным, те сразу начинали чувствовать себя лучше.

– Вы полагаете, что унаследовали его дар?

– Хотелось бы надеяться, – ответила девушка. – Когда я делаю массаж, вправляю сломанные кости или просто уговариваю больного поспать, я молю Всевышнего, чтобы через меня он даровал несчастному исцеление.

– Вы незаурядная личность, – вырвалось у Конрада.

После массажа он уснул, а когда проснулся, обнаружил, что уже наступил вечер и его спасительница сидит у камина. Он принялся разглядывать ее в отблесках огня.

Камала подняла голову, и их взгляды встретились.

– Вам лучше?

– Намного, – подтвердил Конрад. – Мне кажется, вы действительно обладаете неким магическим даром исцеления, однако я не стану искушать судьбу. Я преклоняю голову перед вами и буду еще три дня смиренно ожидать того момента, когда мы с вами отправимся в Саутгемптон.

– Вы не заскучали здесь? – полюбопытствовала Камала.

– Мне никогда еще в жизни не было так хорошо и так интересно, как в этом тихом крестьянском доме, – признался Конрад. – Более того, я еще никогда не был так… заинтригован.

– Кем? Мной?

– Вы весьма загадочная личность!

– И чем же я загадочна?

– Я ни разу не встречал таких людей, как вы.

– Признаюсь вам, я рада, что не напоминаю девушек, которых вы, возможно, встречали в каждом порту.

– Будь они похожи на вас, я бы не вернулся домой.

Камала неуверенно посмотрела на него. Конрад говорил сухим, довольно циничным тоном, и было непонятно, насмехается он над ней или нет.

У нее сложилось впечатление, что временами он напускает на себя грубоватое безразличие, хотя на самом деле испытывает совершенно иные чувства. Казалось, он намеренно пытается сохранять дистанцию между ними.

– Расскажите мне еще про Францию, – попросила Камала, меняя тему разговора.

– Я не знаю эту страну так хорошо, как Италию, – ответил Конрад. – Но вам непременно понравится Париж, если вы в нем побываете.

– Чем же? – уточнила Камала.

– Этот город отличается особой красотой, и в нем живут замечательные люди: у них прекрасные манеры, они галантны, доброжелательны и умеют так радоваться жизни, как, пожалуй, никакой другой народ на свете.

– А я думала, что все это было утрачено в годы Французской революции, – заметила Камала.

– Революции могут сметать с трона королей, – отозвался Конрад, – но не меняют глубинный характер народа.

– Да, история это доказывала, и не раз, – согласилась его собеседница.

“Удивительно, насколько она умна и как много знает!” – подумал Конрад.

– Откуда вам это известно? – спросил он, когда они заговорили о странах Востока и выяснилось, что Камала неплохо разбирается в основах буддизма.

Девушка улыбнулась:

– Папа всегда говорил, что если ты не можешь путешествовать физически, то для путешествий ума нет никаких преград.

– Вы, должно быть, много читали?

– Да, всякий раз, когда у меня бывала такая возможность, – ответила Камала.

В ее голосе прозвучала легкая горечь: Камала тотчас вспомнила, как дядя Маркус запрещал ей брать в руки книги и постоянно повторял, что каждую свободную минуту она должна проводить за вышиванием.

Как будто прочитав ее мысли, Конрад сказал:

– Теперь, когда вы освободились от власти вашего дяди, можете читать что угодно и когда угодно. Кстати, у вашей тети во Франции большая библиотека?

Камала поспешно отвернулась и принялась разглядывать огонь в очаге.

– Э-э-э… Я… я не знаю.

– По крайней мере, надеюсь, что она не запретит вам читать.

– Я тоже…

– Вы говорите как-то неуверенно. Это потому, что вы не видели вашу тетю вот уже несколько лет, я правильно понимаю?

– Да…

– Но если вас не слишком радует предстоящая встреча с ней, то на что вы надеетесь?

– Думаю, что, как только я попаду во Францию, моя жизнь наладится, – ответила Камала.

Боже, как ей хотелось признаться, что она солгала, что во Франции у нее нет никакой тети!

Но она опасалась, что Конрад немедленно отправит ее к Маркусу Плейтону, узнав, что в Гавре ее никто не ждет, ведь он очень сильно удивился, когда она сказала, что путешествует в одиночку. Камала была уверена, что он именно так и поступит, и решила ни в коем случае не говорить ему правду. Она попрощается с ним в Саутгемптоне, и пусть он думает, что, переправившись через Ла-Манш, она окажется в надежных руках.

И в то же время обман ей претил, ведь Конрад был так добр к ней, проявил такое понимание и вообще показал себя человеком, которому можно доверять.

Однажды он польстил ей, назвав ее красивой, но сделал это очень деликатно, не задев ее. Сказать по правде, ей было даже приятно слышать подобное признание из его уст.

– Я счастлива! Боже, как я счастлива! – говорила себе Камала каждую ночь, ложась в постель.

Она была не настолько наивна и невинна, чтобы не понимать, что, общаясь с незнакомым мужчиной, рискует поставить себя в неловкое, а то и откровенно щекотливое положение.

Впрочем, следовало признать, что еще никто из мужчин не вел себя с ней так галантно и сдержанно, как Конрад Вериан.

С другой стороны, что ей было известно о мужчинах? Если она с кем и общалась, то только с гостями Плейтонов. Причем, как правило, это были или стеснительные тихони, или развязные ловеласы.

Ей снова вспомнился генерал Уоррингтон. Она прекрасно представляла, как он повел бы себя в таких обстоятельствах, как теперешние.

Да, пусть она знает о мужчинах крайне мало, но и этого достаточно, чтобы понять: для многих из них женщина – лишь игрушка, слабое создание, за которым можно охотиться, как за убегающей лисой.

Конрад Вериан же был настоящим мужчиной, сильным и смелым. А также нежным и понимающим, тактичным и добрым…

– Он замечательный… – прошептала Камала.

Когда Конрад наконец заявил, что больше не может ждать и готов немедленно отправиться в Саутгемптон, стоял холодный и ветреный день. Небо затянуло тяжелыми серыми тучами, готовыми вот-вот разразиться дождем. Выйдя во двор, Камала увидела, что ее спутник седлает коней.

Он оглядел ее одежду: голубая амазонка поверх легкой муслиновой блузки. В руках она держала узелок с вещами, который соорудила из шали.

– Разве у вас нет плаща? – спросил он.

Девушка отрицательно покачала головой:

– У меня не было возможности взять его с собой.

– Тогда нужно будет остановиться в ближайшем городе, который нам встретится, и купить его, – решительно заявил Конрад.

– Не беспокойтесь, со мной все будет в порядке.

Камала опасалась, что плащ обойдется недешево, ведь она уже лишилась части денег, расплатившись с миссис Хейворд за постой.

У нее даже вышел по этому поводу спор с Конрадом.

– С хозяйкой расплачусь я, – заявил он вечером накануне отъезда.

– За себя я заплачу сама, – ответила Камала.

– Я не могу этого допустить, ведь, оставшись со мной, вы понесли непредвиденные расходы, – сказал он. – Если бы не я, вы уже давно были бы в Саутгемптоне.

– Все равно, – упорствовала девушка, – я не могу допустить, чтобы вы заплатили за мое пребывание на ферме, за стол и кров.

– Давайте не будем спорить, – усмехнулся Конрад Вериан. – Да и вообще, поздно проявлять принципиальность после того, как хозяева узнали, что мы брат и сестра. Кроме того, миссис Хейворд может посчитать странным, если мы с вами потребуем от нее два отдельных счета.

Камала была вынуждена согласиться, что в его словах есть логика.

– Тогда я отдам вам то, что должна, и вы расплатитесь за нас двоих.

– Неужели вам нравится унижать меня? – спросил Конрад. – Мужчина должен всегда платить за женщину, верно я говорю? Или, если быть точным, – джентльмен за леди?

Немного помолчав, Камала спросила:

– Что вы будете делать, когда мы доберемся до Саутгепмтона?

– Хочу присмотреть себе корабль.

– Потому что вам нужны деньги?

– Если вам угодно знать, мне нужно очень быстро найти работу, – ответил он.

– Я догадывалась, – ответила Камала. – Таким образом, поскольку мы с вами одинаково бедны, смею надеяться, что вы все-таки забудете о гордости и я заплачу свою половину.

– Скажите мне честно, Камала, – отсмеявшись, произнес ее спутник, – откуда у вас деньги на путешествие во Францию?

– У меня есть двадцать пять фунтов, и когда я доберусь до Саутгепмтона, то буду вынуждена продать моего славного Ролло.

– Значит, вы не настолько бедны, – с ноткой облегчения в голосе произнес Конрад и взял два соверена, которые протянула Камала.

– Мне кажется, меньше дать миссис Хейворд никак нельзя, – заметила та. – Вы думаете, этого будет достаточно?

– Думаю, она будет счастлива, если за проживание в ее доме мы дадим ей четыре гинеи, – ответил Конрад и, как выяснилось, оказался прав.

Миссис Хейворд была вне себя от счастья, получив такую щедрую плату. Гости покинули ферму под ее радостные благословения.

– Плащ понадобится вам не только для верховой езды, но и для того, чтобы благополучно пересечь Ла-Манш, – сказал Конрад, глядя, как ветер треплет ей волосы. – На море будет очень холодно и ветрено. Вы хорошо переносите качку?

– Я никогда не бывала в море, – призналась Камала. – Мне остается лишь уповать на то, что я не буду страдать от морской болезни. Вы когда-нибудь испытывали ее?

– Подобно Нельсону, когда корабль начинает слишком сильно качать, в самом начале я иногда чувствую легкое головокружение, – ответил Конрад. – Но когда начинается шторм, обращать внимание на самочувствие не приходится. Нужно спустить паруса и сделать сотню других неотложных дел, так что в эти минуты просто нет времени думать о таких пустяках.

– Лучшее лечение многих болезней – просто не думать о них, – сделала вывод Камала. – Вот почему дети и идут на поправку гораздо быстрее взрослых.

Разговаривать на скаку было трудно, а они спешили поскорее добраться до ближайшего города.

Поселение оказалось не очень большим, но в нем нашлась лавка с товарами для дам. Конрад настоял, чтобы его спутница купила плащ из плотной шерсти с капюшоном.

Камала была разочарована скудным выбором товаров: в лавке нашелся всего один-единственный плащ, да и тот темного, почти черного цвета. Зато он был плотным и теплым, и Конрад его одобрил. Нет, конечно, Камала предпочла бы синий или даже красный цвет, но, к сожалению, плотных плащей веселых расцветок в крохотной лавке не оказалось, лишь легкие и тонкие.

Увы, Конрад нашел их слишком непрактичными, и Камала была вынуждена прислушаться к его совету и закутаться в черную одежду.

– Теперь я похожа на испанского инквизитора, – пошутила она, снова усевшись в седло.

Ей было невдомек, что этот плащ великолепно подчеркивал ее красоту: очарование светлой кожи и синих глаз.

– Боюсь, что пытки, на которые вы будете обрекать своих жертв, могут оказаться даже хуже инквизиторских, – многозначительно произнес Конрад, но Камала не поняла его намека.

После обеда они проехали еще несколько часов, пока Камала не заметила по лицу Конрада, что он устал и нуждается в отдыхе, и предложила остановиться на ночлег.

Они спешились возле небольшой придорожной гостиницы.

– Вы слишком тяжелы, и, если свалитесь на землю, боюсь, я не смогу поднять вас, – сказала она. – Кроме того, я слишком устала. На прошлой неделе я почти не ездила верхом, и мне тяжело провести почти весь день в седле.

– Хорошо, няня, – с наигранной покорностью проговорил Конрад. – Лучше жесткая постель, чем ваш острый язычок!

Камала рассмеялась.

– Вы умеете оставить последнее слово за собой! – произнесла она с легким укором. – Я же привыкла думать, что это прерогатива женщин.

Гостиница оказалась менее уютной, чем ферма миссис Хейворд, хотя в ней было относительно чисто. Здесь имелось три спальни и конюшня для лошадей.

– Теперь давайте воспользуемся моим именем, – сказал Конрад, прежде чем они шагнули через порог.

– Как вам будет угодно, – согласилась Камала.

– Мне так будет удобнее. Знаете, нелегко постоянно держать в памяти имя “мистер Линдэм”, – признался Конрад.

Интересно, а что бы он сказал, узнай он, что она нарочно исказила свою фамилию?

“На какие только ухищрения не приходится идти! – мысленно вздохнула Камала. – Боже, как надоело хитрить!”

Конрад разнуздал лошадей, чтобы их накормить. Когда он вошел в маленькую гостиную, где хозяин предложил им перекусить, Камала снова заметила на его лице печать усталости.

– Вам надо отдохнуть, – заметила она.

Конрад сел в кресло, и Камала поспешила подставить маленькую скамеечку, чтобы он мог положить на нее ноги.

– Мне стыдно, что я так ослаб, – смущенно пробормотал он.

– При падении вы сильно ударились головой, – объяснила Камала. – Да и плечо у вас наверняка болит. Когда мы поднимемся в спальню, я вам его помассирую.

Им подали простую, но вкусную еду. Отужинав, они сразу же поднялись наверх. Конрад распорядился, чтобы спальни протопили, и настоял на том, чтобы Камала заняла большую из двух комнат.

– Хватит мне изображать из себя немощного, – сказал он. – Я и так слишком долго позволял вам нянчиться со мной.

– Мне казалось, что вам это нравится, – улыбнулась Камала. – Снимайте сюртук и садитесь в кресло.

На какое-то мгновение она подумала, что он воспротивится, но Конрад, видимо, слишком устал и сразу же подчинился.

Она расстегнула его рубашку и, стянув ее с левого плеча, принялась растирать ему спину.

– О, так намного лучше. Просто замечательно, – признался он.

Камала тем временем обратилась с мольбой к небесам, чтобы Конрад поскорее выздоровел и обрел прежнюю силу.

Она настолько погрузилась в свои мысли, что не сразу заметила, как он положил на ее руку свою ладонь, а когда осознала это, то вздрогнула от неожиданности.

– Я уже поблагодарил вас за то, что вы сделали для меня? – спросил он.

– Много раз, – ответила Камала. – Как ваше плечо, лучше?

– Больше не болит.

– Тогда вам пора в постель. Завтра мы снова отправимся в путь.

Неожиданно он взял ее руку, лежащую у него на плече, и, поднеся к лицу, прикоснулся к ее ладони губами.

На какой-то миг Камале стало страшно. Его губы были теплыми, упругими и даже слегка требовательными, и она невольно покраснела.

Она попыталась высвободиться, и, как только Конрад это почувствовал, он тотчас выпустил ее руку и встал.

– Ступайте спать, Камала, – сказал он. – Спокойной ночи.

– Хорошо… – ответила девушка. – Я тоже устала. Спокойной ночи, Конрад.

– Спокойной ночи, Камала, – вновь повторил Конрад, глядя ей в глаза.

Стесняясь того, что он только что поцеловал ее руку, она отвела взгляд. Подойдя к двери, Камала услышала, как он сказал:

– Мне очень хочется отблагодарить вас так, как вы того заслуживаете, но я не нахожу слов, ибо далек от поэзии.

Камала легла в постель, но вскоре поняла, что не может уснуть. Что он имел в виду, сказав, что далек от поэзии? Неужели он действительно считает, что к ней применимо это чудное слово – “поэзия”?

Ей было бы приятно, если бы он думал о ней как о прекрасном эфирном создании, нимфе, восстающей из вод озера в пелене утреннего тумана или танцующей при свете полной луны.

Камала вздохнула. Боже, как неромантична, как банальна и как прагматична повседневная жизнь! Ей приходилось договариваться о стирке его рубашек, затем самой гладить их утюгом, а заодно чистить щеткой сюртук, который он выпачкал при падении…

На ее взгляд, его сапоги выглядели не слишком опрятно. И он постоянно посылал ее проверить, накормлены ли должным образом их лошади.

Интересно, что он подумает о ней, когда увидит ее в элегантном вечернем платье и с цветами в волосах?

Она пожалела, что не надела под амазонку свой самый красивый наряд.

“Далек от поэзии!”

Прежде чем уснуть, Камала несколько раз вспомнила его голос, звучавший совершенно по-особому в тот момент, когда он произносил эту фразу. Завтрашний день они проведут вместе, и она осмелится спросить, что он имел в виду.

Следующее утро принесло пасмурную и холодную погоду. Они съехали с постоялого двора до полудня, и, когда преодолели расстояние примерно в десять миль, начался дождь, который вскоре перешел в ливень.

Конрад завернулся в плащ. Камала последовала его примеру, мысленно поблагодарив своего спутника за то, что он настоял на нужной покупке.

Она натянула на голову капюшон – тот закрывал ей глаза и почти касался кончика носа. Увы, хотя плащ и был плотным и практически не пропускал влагу, Камала все равно продрогла.

Спустя какое-то время они остановились в придорожной таверне, чтобы перекусить и согреться. Конрад попросил жену трактирщика приготовить для них яичницу с беконом. Надо сказать, она оказалась гораздо вкуснее пикулей и сыра, которые обычно подавали посетителям постоялых дворов.

Также он уговорил Камалу выпить стаканчик домашнего сидра, который приятно согрел тело изнутри. Когда после непродолжительного отдыха они снова тронулись в путь, она почувствовала, что от выпитого сидра у нее слегка кружится голова.

Увы, холодный дождь, сопровождаемый ледяным ветром, хлестал им в лицо, прогоняя тепло и мешая ехать с нужной скоростью.

Более того, с каждой минутой становилось все холоднее, и спустя два часа оба почувствовали, что продрогли до костей.

Вскоре двигаться вперед стало невозможно из-за плотной пелены дождя. Стоя посреди безлюдной местности, они озирались в поисках хоть каких-нибудь признаков жилья.

Но, куда ни глянь, нигде не было видно ни домов, ни ферм. Впрочем, неудивительно, ведь они старались держаться в стороне от больших дорог. – Черт побери! – раздраженно воскликнул Конрад. – Так больше продолжаться не может! Нужно найти хоть какое-то пристанище!

– Конечно… Г-где-то ведь должен быть… п-постоялый двор, – стуча зубами от холода, пробормотала Камала.

– Последние пять миль нам не попалось ни одной деревушки, – ответил Конрад. – Лишь отдельно стоящие дома.

В следующий миг дождь, сопровождавшийся все нарастающими завываниями ветра, превратился в настоящую стену воды.

Камала замерзла так, что уже еле держалась в седле и была не в силах не только говорить о чем-то, но даже просто попросить об отдыхе.

Конрад подался вперед и, взяв Ролло под уздцы, резко повернул вправо.

– Кажется, там вдали что-то виднеется, – сообщил он. – Надо выяснить, что это такое.

Постройка оказалась старым полуразрушенным сараем. Конрад открыл висевшую на одной петле дверь, чтобы завести внутрь лошадей, и путники увидели, что сарай наполовину завален сеном.

– Это намного лучше, чем ничего, – произнес Конрад.

У дальней стены виднелось какое-то отверстие, к которому он и направился. В следующее мгновение Конрад пропал из вида. Затем Камала услышала его голос:

– Идите сюда! Посмотрите, что здесь! Нам повезло!

Чувствуя, что ноги не слушаются ее, Камала тем не менее шагнула вперед.

Темная дверь вела из сарая в крошечный фермерский домик, состоявший всего из одной комнаты. Два окна были заколочены досками, наружная дверь заперта.

Внутри оказался полуразвалившийся каменный очаг с холодной, давно остывшей золой. Рядом валялась охапка сухих дров. Похоже, этим местом время от времени пользовались путники и местные бродяги.

– Я разожгу огонь, – предложил Конрад. – Вы сильно замерзли?

– Оч-ч-чень, – проговорила Камала сквозь стиснутые зубы.

Она так окоченела, что у нее не было сил сбросить с себя промокший плащ. Руки не слушались и казались чужими.

Камала вернулась в сарай, где села на охапку соломы.

Она понимала, что должна чем-то помочь своему спутнику, но в данный момент настолько онемела от холода, что не смогла придумать, чем ей заняться.

А вот лошади тотчас почувствовали себя как дома и принялись лакомиться сеном в дальнем углу сарая.

Камала закрыла глаза. А когда открыла их снова, то почувствовала, что Конрад тянет ее за руку, пытаясь поднять на ноги.

– Пойдемте, – сказал он. – Я разжег огонь.

Ее тело настолько одеревенело, что ему пришлось едва ли не нести ее к огню.

Камала бессильно опустилась на огромную охапку сена, которую Конрад принес в комнату.

– Нам нужно быть острожными, чтобы сено не загорелось, иначе не миновать беды, – предупредил он ее. – Мне, признаться, будет не столько жаль бывшего владельца дома, сколько того, что в случае пожара мы с вами окажемся без крыши над головой.

– Я… я больше не смогу… ехать… дальше, – пробормотала Камала.

– А я вас и не прошу об этом, – ответил Конрад. – По-хорошему, привал нужно было сделать еще час назад. Простите меня, я рассчитывал лишь на свои силы и переоценил ваши.

– Со мной все будет… в порядке, – заверила его Камала.

Видя, что она не в состоянии сделать что-либо сама, Конрад стащил с ее рук мокрые перчатки. Затем пощупал край намокшего плаща и рукав жакета.

– Вам нужно снять плащ, – сказал Конрад. – Он промок насквозь.

С этими словами он потрогал ее подол.

– Юбка тоже промокла. Снимайте, я повешу ее сушиться перед огнем.

С этими словами он снял с ее плеч плащ, однако тотчас поймал на себе ее удивленный взгляд.

– Но я… я не могу снять юбку! – прошептала она. – Во всяком случае, в вашем присутствии.

– Под ней у вас нижняя юбка, – ответил он. – Не забывайте, Камала, ведь теперь я ваш брат.

Она ничего не ответила, и тогда Конрад продолжил:

– Вы видели меня обнаженным по пояс, умывали меня, массировали мне плечо. Так что нет ничего неприличного в том, что я прошу вас снять мокрую юбку, которая мешает вам согреться. Ее непременно нужно высушить, а вам – вытереться насухо.

– Но ведь это совсем другое дело… – пролепетала Камала.

Конрад улыбнулся ей так, будто разговаривал с маленьким ребенком.

– Я не буду смотреть на вас. Пойду принесу еще сена. Когда вы снимете мокрую юбку, вы сядете и накроетесь им.

В его голосе прозвучала озорная нотка, и Камала поспешила сказать:

– Неужели вы считаете меня… ханжой?

– Я знаю одно: если человек замерз, он с трудом соображает, только и всего, – ответил он. – Я не могу допустить, чтобы вы заболели. Не забывайте, что я не умею ухаживать за больными столь же ловко, как вы. Более того, я испытываю отвращение к болезням!