III

Меня продолжала терзать дилемма: уйти в другое место или остаться и попробовать завоевать мужчин? Если, конечно, они придут к нам в салон и будет кого завоевывать. Мамин внутренний локатор засек мои сомнения.

— Что с тобой происходит? — спросила она меня, когда мы пару дней спустя мыли вечером в четыре руки посуду.

— Да все нормально, — я обреченно попыталась уйти от разговора.

— Не ври. Уж я тебя как облупленную знаю. Последние дни сама не своя.

— Тебе кажется.

Мама с минуту помолчала, затем шепотом осведомилась:

— У тебя кто-то появился?

Ясно, по ее мнению, это самое страшное, что может произойти в моей жизни.

— Ровным счетом никого.

— Тогда почему нервничаешь? Пришлось рассказать. Все равно через неделю нас в отпуск выпихивают.

Теперь занервничала мама.

— Очень неудачно! Нет, конечно, то, что мы сможем все праздники провести на даче, замечательно.

— Мама, у Васьки в промежутке школа.

— Справку возьмем. Ребенку полезно побыть на воздухе. Вот только… отпуск-то тебе оплатят?

— Две недели, а остальные две — за свой счет. Мама нахмурилась.

— Вот это плохо. Перед самым летом! Сколько раз тебя уговаривала хоть понемногу откладывать.

— С чего откладывать? Мы все проживаем!

— По кафе надо меньше ходить.

— Мама, кафе мне обошлось бы в сто пятьдесят рублей, да и их платить не пришлось. Я ведь уже говорила: Равиль угощал.

— А прошлый раз ты сама платила. Туда сто пятьдесят, сюда сто пятьдесят. А за год на эти деньги, если суммировать, пальто можно ребенку купить или туфли. А у тебя все деньги сквозь пальцы как вода утекают. Теперь вот нужда пришла — и нет ничего. Хорошо еще мы с отцом живы-здоровы и пенсиями своими не разбрасываемся.

Я молчала. Мое транжирство — любимый конек мамы. Они с отцом уверены, что я прожигаю жизнь. И хотя на самом деле именно я практически содержу все семейство, возражать бесполезно. Ну невозможно ей объяснить, что я-то совсем не пенсионного возраста! Мне надо и выглядеть прилично, и с людьми поддерживать отношения. А все это траты, траты и траты! Хотя, в общем, и трачу-то я на себя самый минимум. Так ведь нет: зачем ты новые брюки купила, могла бы и в старых еще походить, у тебя их целых три пары! А то, что в одних холодно, другие протерлись, а еще хотя бы одни нужны на смену… Подумаешь, заштопала бы, под халатом на работе все равно не видно, а в остальном еще вполне целая вещь. Вот и весь разговор. Мама хочет, чтобы я жила точно так же, как она когда-то с отцом. Но времена изменились. Не могу я круглосуточно носить байковый халат! Даже в воскресенье.

— Ну что ты молчишь?

— А что отвечать. — Сдерживая негодование, я втирала его полотенцем в тарелку.

— Ты должна серьезно задуматься о своей жизни. В твоем возрасте пора научиться нести ответственность за то, что делаешь.

Я пребывала на грани взрыва.

— Слушай! — Мама застыла над раковиной с чашкой в руке. — А ты уверена, что после ремонта у вас салон останется?

— Фомич обещал. Думаю, не врет.

У мамы округлились глаза, и она громким шепотом спросила:

— А не боишься, что он хочет превратить его… ну, в неприличное заведение?

Злость мою как рукой сняло. Теперь меня разбирал смех.

— В бордель, что ли?

— Тише, тише, — шикнула на меня мама. — Васька услышит.

— Да она в школе гораздо хуже слова слышит. А бордель, между прочим, слово вполне приличное и даже литературное.

Мать замахнулась на меня полотенцем.

— Нет, — продолжила я. — Если бы он собирался бордель организовать, нас бы точно всех уволили и набрали молоденьких.

— А вдруг он такой… специализированный. — Она снова понизила голос до шепота. — Для извращенцев.

— Ну спасибо тебе на добром слове! Оказывается, я уже пригодна только для обслуживания извращенцев.

— Не говори чушь! Я совсем о другом. Вот превратят вас…

И, сделав короткую паузу, она беззвучно, одними губами добавила:

— В сексуальных рабынь.

Кажется, я знала, откуда ноги растут: мать с отцом желтой прессы начитались.

— Ма, но я же не в Турцию и не в Эмираты уезжаю. Здесь трудиться остаюсь. Не вернусь домой, заявишь в милицию.

— Тебе бы хиханьки да хаханьки. А влипнешь в историю, нам тебя вызволять. И ребенок на кого останется? И так, считай, почти сирота. При живом-то отце!

Еще одна мучительная для меня тема! Мой бывший муж, отец Василисы, с которым я сочеталась браком, вопреки родительской воле и благословению. Ну и, естественно, они оказались правы. Через год после рождения дочери мы с ним расстались. Мой бывший растворился на необъятных просторах нашей родины. Вполне, впрочем, не исключаю, что он живет и в Москве. Только я с тех пор, как он исчез с моего горизонта, о нем ничего не слышала. И уж, разумеется, он никак не помогал мне растить ребенка. Правда, я и не претендовала: с глаз долой, из сердца вон. Так уж вышло. Против судьбы не попрешь.

Хотя иногда мне кажется, что роль судьбы в данном случае сыграли мои родители. Живи мы с моим бывшим отдельно от них, глядишь, и у нас сложилось бы, и у Васьки был бы отец. Не таким уж он чудовищем был, как я теперь понимаю. Однако, когда на каждый, пусть самый ничтожный его просчет, обращают внимание, поневоле начинаешь реагировать. Особенно когда ты беременная или у тебя маленький ребенок. Без того вся на нервах. Слово за слово, и начинаются бесконечные выяснения отношений, копятся обиды, и любовь куда-то уходит.

Это теперь я понимаю: подумаешь, человек протопал на кухню в грязных ботинках по чистому полу. Тем более что мне продукты из магазина принес. А тогда я до слез обиделась. Из последних сил мыла! Вместо того, чтобы поспать между кормлениями. Лучше бы я тогда выспалась! Из таких взаимонепониманий и обид вырос огромный черный ком ненависти, который раздавил нашу любовь.

А мама, вместо того, чтобы сглаживать шероховатости и меня лишний раз успокоить, подзуживала:

— Вот какая его любовь. Не ценит тебя, в грош не ставит.

И папа поддакивал:

— Вот когда мы с мамой только что поженились…

А я, дура, их слушала!

Вот теперь и одна. Расплачиваюсь. И Васька расплачивается из-за моей глупости. Отца она, конечно, не помнит и из-за его отсутствия не особо страдает. Но когда-то это все равно на ней скажется.

— Мама, эта тема закрыта уже десять лет, — жестко отреагировала я на последний выпад.

— Закрывай не закрывай, а ребенок все равно наполовину сирота.

Вот вечно последнее слово останется за ней!

В пятницу на работе нас ждал сюрприз. То, что Юля как дамский мастер перебиралась в другой салон, никого особенно не удивило. А вот когда наша уборщица Катерина вдруг объявила, что увольняется, мы обалдели. Ей-то какая разница за кем убирать?

Но оказалось, разница есть, и большая. Катин муж как услышал про наши изменения, впал в истерику. И поставил жене ультиматум. Мол, либо я, либо мужской салон. Потому что мужской салон — это гнездо разврата, и он не позволит своей жене там работать. Он настоящий мужик, не вроде некоторых.

— Ну я и выбрана мужа, — гордо объявила наша Катя. — Буду увольняться. Да мне подруга уже новую работу нашла. Квартиры убирать. По деньгам намного выгоднее получается.

— Ох, как же муж ее любит, — не без зависти прошептала мне на ухо Римма.

— С чего ты взяла? — не дошло до меня.

— Только очень любящий мужчина может вообразить, будто на нашу Катю способен кто-то польститься, — усмехнулась она. — Даже в гнезде разврата.

Вообще-то Римка излишней доброжелательностью не страдает, но в данном случае она совершенно права.

В субботу, стоило мне объявить, что вечером собираюсь в гости к Равилю, мама поджала губы:

— Могла бы и дома с ребенком посидеть, с уроками помочь. Я и так с ней целую неделю их учу.

— Бабушка, зачем ты говоришь неправду, — немедленно появилась на кухне моя дочь. — Я уроки делаю самостоятельно.

— А стихотворение? — не сдавалась бабушка.

— Ты у меня его только проверила.

— А задачку по геометрии?

— Я там всего одно действие и не поняла.

— Иди, защитница, — недовольно проговорила мама.

Василиса крепко меня обняла.

— Ты сегодня, конечно, иди в гости, а завтра вместе в зоопарк сходим.

— Обязательно, — заверила я.

Но мама и тут осталась недовольна.

— Вы же на прошлой неделе в зоопарк с дедом ходили.

— Но я хочу в террариум, а дедушка туда не любит. А к ним новых жаб завезли.

— Поступайте как знаете. — И мама демонстративно покинула кухню.

Ох, не любят они с отцом, когда я хожу в гости! Словно ревнуют. Но жизнь моя не кончилась. И в девяносто люди в гости ходят. Да и сами мои родители своих друзей навещают. И к себе их зовут. Нет, видимо, я, по их представлениям, делаю это как-то неправильно. А иногда мне кажется, они просто боятся: вот встречу я ненароком где-нибудь хорошего человека, заберет он меня и Василису, а они останутся без нас, и жизнь для них потеряет всякий смысл. А пока я и Васька с ними, и смысл есть.

Слава из Тюмени оказался полной противоположностью Равиля. Роста они, правда, были примерно одинакового. Оба довольно высокие, под метр восемьдесят. Но если Равиль поджар и упруго накачен, то Слава широк и весьма объемен. Коротко стриженные, неопределенного цвета волосы обрамляли красноватое и задубелое, как у бывалого морского волка, лицо. Слава вообще изрядно смахивал на моряка, ступившего в квартиру Равиля прямо с вернувшегося из дальнего плавания корабля.

На твердой почве Слава чувствовал себя неуверенно. Его все еще качало. Хотя в Тюмени, как мне было совершенно точно известно, никакого моря в помине нет. Да и Слава занимался отнюдь не судоходством, а, по выражению Равиля, нефтеводством.

Реакция на женский пол у Славы оказалась тоже совсем как у изголодавшегося в плавании моряка. Увидев меня, он засиял лицом, вскочил с дивана и принялся вокруг меня качаться. В квартире Равиля, довольно тесно заставленной всяческими горочками, кореточками, шкафчиками, этажерочками и столиками, Славе было явно тесно. Он постоянно что-нибудь задевал, сшибал, ловил, беспрестанно при этом извиняясь. Гуля страдала, но терпела. Слава привез ей в подарок шикарную волчью шубу, которую она тут же надела, чтобы продемонстрировать мне.

— Шикарная женщина! — немедленно восхитился Слава и, переведя взгляд на меня, добавил: — Эх, и чего я не сообразил две привезти!

Из этого я сделала вывод, что кандидатура моя вполне одобрена.

— Ребятам завтра звякну — перешлют, — обнадежил он.

— Что вы, Слава, не надо, — поторопилась я пресечь его щедрый порыв.

Еще не хватало! Что скажет мама, если я явлюсь с таким подарком!

— Да мне это раз плюнуть! — Слава хлопнул рукой по серванту; тот угрожающе затрещал.

— Ты лучше сядь, — приобнял его за плечи Равиль.

— Ой, ребята! — проревел тот. — Не хочется мне наших прекрасных дам загружать сегодня хозяйством. Пойдем все в ресторан. Я угощаю! Какой у вас тут теперь самый лучший?

Передо мной выпендривается, подумала я.

— Какой самый лучший? — Равиль пожал плечами. — Это смотря чего хочешь.

Видно, на ходу пытался сообразить, куда уместно привести Славу.

— А я хочу самого лучшего, — заявил тот.

— Можно в итальянский. Очень неплохой, и тут Рядом, — предложил Равиль.

— Ой, макароны! Они мне и так обрыдли, — скорчил брезгливую мину Слава. — Хочу нормальной еды!

— Тогда в китайский пошли, — возник другой вариант у Равиля.

— А русского что, теперь нету? Или хотя бы татарского? — с тоской полюбопытствовал гость из Тюмени.

— Рядом замечательный — узбекский.

— Годится! Плов обожаю! Дамы, вы как?

— Да я вам столько тут всего наготовила, — начала было Гуля.

Ей явно и в ресторан хотелось, и собственных трудов стало жаль. С другой стороны, если мы в ресторан уйдем, квартира от Славы не пострадает. Вон его почти трезвого как качает, что же будет, когда он как следует выпьет!

— Твое, Гуля, завтра доедим, — пообещал Слава, из чего я могла заключить, что у него огромные планы на жизнь в Москве.

Больше всего меня интересовало, фигурирую ли в этой программе я? Хотелось надеяться, что нет. Друг Равиля производил впечатление человека, от которого нелегко отделаться.

Перед уходом Гуля с сожалением посмотрела на волчью шубу. Уверена: будь хоть немного похолоднее, она бы ее обновила. Но как-никак стояла весна.

IV

Едва мы оказались в машине, Слава, плюхнувшийся на переднее сиденье, вручил водителю тысячную купюру.

— С ума сошел! — тронул его за плечо Равиль. — И полтинника хватит.

— Пусть радуется, — возразил Слава. — Мы, тюменцы, такие. Когда гуляем, то уж гуляем.

Гулянье продолжилось в ресторане, где Слава непрестанно произносил тосты, и в основном за меня. Рефреном были две одинокие души, которые всегда встречаются в мире. С каждым последующим тостом я нервничала все сильнее. Казалось, еще немного, и он прямо тут, не отходя, так сказать, от кассы, сделает мне предложение. Кроме того, мы сидели на мягком диване, и Слава с каждым последующим тостом придвигался ко мне. От непосредственного контакта меня пока спасали только многочисленные подушки. Он их пытался убрать, но я снова подкладывала, хотя и отдавала себе отчет, сколь возведенная мною граница временна и эфемерна.

В панике я кидала умоляющие взгляды на Равиля, который сидел напротив, но он лишь игриво подмигивал мне, и Славины тосты, воспевающие наше родство душ, которое, по его убеждению, сразу сделалось ясным, и мою красоту, и прекрасный вечер, который я ему подарила своим присутствием, продолжались.

Еда была обильной и вкусной, однако в горло мне не лезла. Вероятно, Слава был вполне искренен в своем восторге, но как раз это меня сильнее всего и страшило. Я уже подумала, не улизнуть ли под каким-нибудь благовидным предлогом пораньше домой. Иначе увяжется еще меня провожать. И хорошо, если просто до дома. Вон как разошелся. Наверняка возле подъезда расстаться не пожелает, захочет с родственниками познакомиться.

Я живо вообразила, с какими лицами встретят его мои папа и мама, и мне стало холодно и неуютно. Зачем согласилась на предложение Равиля! Теперь от Славы вовсе не отвяжешься.

Я попробовала вести себя с ним похолоднее. Поздно. Слава уже на подобные тонкости не реагировал. Изрядно выпив, он смахивал скорее не на морского волка, а на атомный ледокол, который сквозь ледяные торосы неколебимо следует к намеченной цели. Говорить ему было трудно, но он тем не менее говорил. Тосты его теперь напоминали лирическую песню без слов.

Последнее меня даже обрадовало, потому что я поняла: провожать он меня не сможет. Скорей уж Равилю придется провожать его.

Наконец мы собрались уходить. Слава к этому моменту уже окончательно утратил дар речи, однако тысячными купюрами одаривал всех, кто только соглашался брать. Посетителям он их тоже совал, и отнюдь не каждый отказывался.

По счастью, меня завезли домой первой. Слава мирно похрапывал на заднем сиденье.

— Спасибо, Равиль, никогда тебе не забуду, — бросила я на прощание.

— А я тебе ничего и не обещал, — игриво отозвался он. — Кроме ресторана на халяву. И это как раз состоялось. А ничего плохого Славка тебе не сделал.

— Да он вообще очень милый, когда трезвый, — подхватила Гуля.

И я почти вовремя возвратилась домой. Рано утром меня разбудил папа. Я открыла глаза. Лицо у отца было исполнено тревоги.

— Тебя к телефону.

— Кто? Сколько вообще сейчас времени?

— Половина девятого, — ответствовал мой родитель. — А к телефону тебя какой-то… Он, правда, назвался, но я не запомнил. Я с ним не знаком.

— Зачем я ему понадобилась в такую рань, не сказал? — Мне было ужасно лень разговаривать. Язык спросонья еле ворочался.

— Он сказал, ему непременно нужно с тобой поговорить.

— Ладно, — сдалась я. — Принеси трубку.

Папа хлопнул себя по лбу:

— Ах да. Вечно я забываю!

Никак не может привыкнуть, что у нас радиотелефон. Поговорит, и обязательно положит там, где стоит зарядное устройство. И с мобильником на даче они с матерью обращаются своеобразно: поговорят, и тут же выключают, а я потом дозвониться до них не могу. Периодически до скандала доходит. Папа вечно оправдывается: мы же целый день на улице, и твоего звонка не слышим.

— А ты положи мобильник в карман и носи с собой, — убеждаю я. — Хоть на связи будете.

— Ну вот еще, — возражает отец. — Там, говорят, излучение, для здоровья вредно, а оно у меня и так не очень.

И все! Хоть кол на голове теши! Мне, значит, нервничать не вредно, а им вредно! Я свой мобильник никогда не выключаю, потому что, если они мне дозвониться не могут, с ума начинают сходить.

Отец принес мне трубку. На мое «алло» в ней зарокотал голос Славы:

— Не разбудил, надеюсь? — бодро принялся вещать он. — Хочу, Любаша, уточнить наши планы на сегодня. Ты извини, я вчера немножко устал. Денек трудный выдался.

Я бы это назвала не «устал», а несколько иным словом, однако из дурацкой вежливости, ответила:

— Ничего страшного. С кем не бывает.

— Ну и что мы сегодня делаем?

— Да мы с вами, собственно, ничего.

— Мы разве еще на «вы»? — он удивился. — А мне казалось, мы вроде на «ты» давно перешли.

Вообще-то он был прав. Вернее, Слава в одностороннем порядке со мной на «ты» перешел. Я его никак не называла. Впрочем, какая разница: на «ты» так на «ты», идти с ним я больше никуда не собиралась.

— Ну так куда же мы наметили?

— Я собиралась с дочкой в зоопарк.

Ответ мой прозвучал сухо и жестко, как и было задумано, но я недооценила Славу.

— Зоопарк? Отличная идея! — возликовал он. — Тысячу лет не был! И дочка у тебя есть! Детей обожаю! Сколько ей лет?

— Двенадцать.

— О-о, почти взрослая! Еще лучше. Давайте все вместе позавтракаем. Там, в зоопарке, какое-нибудь подходящее заведение есть?

— Не знаю. Я никогда в зоопарке не завтракала…

— Тогда поехали. На месте и выясним.

— Да я только проснулась. И Василиса еще спит.

— Тогда буди ее по-быстрому, и собирайтесь. А я к вам выезжаю. Только адрес скажи, а то вчера не запомнил.

Мудрено ему было запомнить: он так крепко спал, что даже не проснулся, когда я вышла из машины.

Я мгновение помолчала. Продолжать знакомство мне не хотелось, но и обижать Славу было не за что и незачем. А как деликатно его отшить, мне спросонья не придумывалось. С другой стороны, я его возьму с собой, а он в ресторане при Василисе продолжит гулянку…

— Да ты не волнуйся. Я при ребенке буду строго себя держать, — словно почувствовал мои опасения Слава. — Устроим детский утренник.

— Хорошо. Приезжай, — сдалась я.

Он приехал, и не один, а с дарами! Большим букетом роз. «Для женщин», — как выразился он, и вручил цветы маме. Папе он торжественно сунул в руки подарочную корзину из супермаркета — с бутылкой вина и какой-то закуской.

— М-м-м, для знакомства.

Мама испуганно покосилась на корзинку и робко предложила:

— Так, может, мы сейчас чайку попьем?

— Спасибо, но нет, — решительно отверг ее предложение Слава. — У нас сейчас по плану знакомство с дикой природой. Следуем в зоопарк!

Машина ждала у входа. Слава нанял ее на целый день.

В зоопарке мы без труда отыскали вполне уютное кафе, где очень мило позавтракали блинчиками с вареньем, свежевыжатым соком и ягодным муссом. (Меню составляла Василиса. Мы со Славой добавили к нему от себя две чашки кофе.) Я опасалась, как бы Слава не захотел размяться чем-нибудь более горячительным, но он, к моему облегчению и изумлению, действительно воздержался и держал себя очень прилично, почти как истинный джентльмен.

Не совал излишних чаевых, не размахивал руками, а тихим голосом развлекал Василису вполне детскими анекдотами. Дочь моя, не привыкшая к такому количеству мужского внимания (дедушка, разумеется, не в счет), млела от удовольствия и откровенно со Славой кокетничала.

Глянуть со стороны — идиллическая картинка. Дружная семья на воскресной прогулке. «А он действительно неплохой человек, — подумала я. — И детей явно любит. Вон как быстро с Василисой общий язык нашел. Видимо, в этой своей Тюмени немного одичал от одиночества».

Я украдкой к нему приглядывалась. И внешне не сказать, чтобы урод. То есть, конечно, не красавец, но вполне приятный. Если его еще как следует постричь… Глядишь, возвратится в Москву и немного цивилизуется. Пообтешется здесь и станет вполне себе. Вдруг у нас что-нибудь и получится. Ведь то, что он моложе меня, совсем незаметно. Наоборот, Слава смотрится даже старше. А детей своих захочет… А почему нет? Я еще могу. Некоторые в моем возрасте вообще первый раз рожают.

— Что это у нас мама взгрустнула? — ворвался в мои размышления его голос. — И то верно, Любочка. Заправились, теперь надо подвигаться. Жирок растрясти. — Он погладил себя по животу. — Кого первым пойдем смотреть? — посмотрел он на Василису. — Белого медведя?

— Нет. Жаб в террариуме, — тоном, не допускающим возражений, ответила дочь.

— Тьфу, гадость какая, — вырвалось у Славы.

— Что вы, они такие красивые! — возмутилась Вася.

— А мама как к ним относится?

— Нормально мама относится, — ответила я.

— Тогда вперед. Интересные у меня сегодня девушки. В моем детстве девчонки жаб боялись.

— Это же когда было, в доисторические времена, — заявила Василиса. — А современные девочки очень даже земноводными интересуются.

— Оригиналка она у тебя, — подхватил меня под руку Слава. — Я-то сам, если честно, этих земноводных как-то не очень.

— А там еще змеи есть, — хитренько покосилась на него Василиса. — Я их тоже не боюсь.

— Ничего, потерплю, — стоически отреагировал Слава. — Вдруг тоже привыкну.

До террариума мы шли довольно долго. Слава останавливался возле каждого лотка.

— Ой, сахарная вата! Васька, давай, а?

— Я ее не люблю, — сморщила переносицу Василиса. — Лучше мороженое.

— Нет проблем!

Мы нашли точку, где продавалось мороженое.

— А ты не лопнешь? — спросила я у дочери.

— Не-а. Мне сейчас много энергии потребуется. Жаб разглядывать.

Потом мы остановились возле мягких игрушек, и Слава купил Ваське длинноногую лягуху, за неимением жабы. Затем приобрел ей книжку про жаб и тритонов. И только после этого мы наконец дошли до террариума и долго-долго разглядывали обитателей. Васька у них, по-моему, все пупырышки пересчитала.

Слава сперва заскучал, а потом нашел себе развлечение. Начал меня так легонечко обнимать, как бы привлекая мое внимание к наиболее интересным экземплярам. Сперва его рука была у меня на плече, потом плавно и незаметно спустилась на бедро. Пришлось мне его одернуть:

— Слушай, мы здесь все-таки с ребенком.

Он не смутился:

— Я всего лишь хотел тебе удава показать. Смотри, какой у него бугор. Небось только что кролика слопал. — И он, снова обняв меня, увлек к следующей клетке.

Не могу сказать, что мне это было совсем неприятно. За последнее время не слишком много мужского внимания доставалось. И льстило, что я Славе сразу понравилась, и разницу в возрасте он не заметил. Выходит, я еще неплохо выгляжу.

С другой стороны, мне было смешно и немного неловко наблюдать, как Слава пытается ускоренно установить близкие отношения. Логика, конечно, просматривалась. Он пока приехал в Москву только на несколько дней. На длительное ухаживание у него времени не было. Вот он и спешил.

Сегодня он мне нравился гораздо больше, чем вчера. Однако у него был уж больно деловой подход. Всем по подарку в зубы, бабу в охапку, чтобы ни минутки попусту не растратить.

К концу нашего пребывания в зоопарке меня стал мучить вопрос: что у Славы намечено в дальнейшей программе? Обед у меня дома? Зря он подарочную корзину привез? Или он моих родителей тоже решил в ресторан повести? Надо бы выяснить, но я не решалась. Вдруг он тогда возомнит, что я сама этого хочу? А я уже так устала, что жаждала лишь одного: добраться до дома и вытянуться на кровати. Как бы у нас там ни сложилось в дальнейшем, но со Славой за последние два дня я наобщалась достаточно.

Вскоре судьба решила за нас. У Славы в кармане зазвонил мобильник. Отойдя в сторонку, он с кем-то сердито поговорил, а вернувшись, хмуро изрек:

— Дела, блин, даже в воскресенье достают. Никакой личной жизни! Сейчас завезу вас домой и на сегодня вынужден проститься.

— А я думала, вы сейчас к нам, — расстроилась Василиса.

— Действительно, как жалко, — изобразила сожаление я, правда, не слишком сильное, а то еще вдруг передумает.

— Ничего, у нас еще до третьего время есть, — обнадежил нас он.

— А что третьего? — поинтересовалась моя дочь.

— Третьего отбываю в свои тюменские джунгли. Но не расстраивайся. Скоро я насовсем вернусь.

Вечером Василиса меня спросила:

— Мама, а у вас с ним серьезно?

Я опешила:

— Что ты имеешь в виду? Мы только вчера познакомились.

— Да я к тому, что, если у тебя с ним роман будет, я не против! Он ничего. Прикольный. И деньги, по-моему, есть.

— Васька, откуда ты такого набралась? — Вот уж не ожидала от нее подобного практицизма!

— Жизнь заставила, — лукаво улыбнулась она.

Я, конечно, в ответ прочитала ей целую лекцию о том, что деньги не главное, а роман следует заводить с человеком, которого любишь, даже если у него с деньгами и не очень хорошо.

Василиса сосредоточенно выслушала меня и сказала:

— Я, конечно, все понимаю. Любовь — это очень важно. Но почему-то без денег ни у кого жить не получается.

Вот это да! Я только рот разинула. А что возразишь?

Дочь моя тут же привела наглядный пример:

— Вот у нас в классе Сережка Степанов. У его родителей денег совсем нет, потому что они не работают. Из-за этого они пьют, дерутся и Сережку колотят. Он теперь почти и не учится. А раньше, ну когда мы еще в первый класс ходили, они работали, у них деньги были, и Сережку они любили, и все ему покупали, и он отличником был. А теперь его, наверное, из школы выгонят.

— С чего ты взяла?

— Сама слышала, как завуч классной говорила: в нашей школе таким не место. У него среда дурная, и от него пойдет плохое влияние. Они его собираются сплавить в другую школу. Все равно и английский, и французский совсем запустил.

Я потом до поздней ночи думала: а может, устами младенца глаголет истина? Попался мне неплохой человек. С таким восторгом на меня смотрит! Чего привередничать? Чай, не девушка. Принца на белом коне ждать поздновато. А жизнь устроить так, чтобы появилось плечо, на которое опереться можно, совсем не лишнее. Василиса растет. Оглянуться не успею, в институт надо определять. Девочка она у меня способная. И родители не молодеют. Не дай бог, слягут. Уход потребуется. Справлюсь ли одна? А Слава, кажется, человек щедрый. И, по словам Равиля, надежный. Главное, тоже один намыкался и хочет теперь в семейной жизни осесть. И Ваське понравился. Раньше она такая была ревнивая. А с ним сразу возник контакт. Да и человек не то чтобы неизвестно откуда. С Равилем они много лет знакомы. А Равиль мне плохого не пожелает.