Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Магия Неведомого

ModernLib.Net / Фэнтези / Басов Николай Владленович / Магия Неведомого - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 3)
Автор: Басов Николай Владленович
Жанр: Фэнтези

 

 


      Именно о древних, а не о Пресветлых, как обычно получалось при использовании Колодца и Ванды. Джарсин автоматически приготовилась обострить свою память, чтобы и через много лет при желании вспомнить едва ли не каждый звук, который сейчас выговаривала Ванда, и разобраться в этом предсказании на незнакомом наречии, но потом решила этого не делать. Прорицание все равно получалось каким-то невнятным и не слишком подробным, как ей хотелось. А спросить еще раз, по любому конкретному поводу – всегда возможно. Так что не стоило, как говорилось в простонародной поговорке, съедать весь пирог за один раз.
      – Что мне следует знать определенно?
      – Две вещи. – Ннеожиданно Ванда сникла, сделалась маленькой, как девочка, почти карлицей. И заговорила едва ли не с детским присюсюкиванием, это было странно, получалось, что уже третий демон высказывался через нее: – Первое. Все, чего ты добьешься, произойдет уже скоро, всего-то через десять недель или около того. Точный срок может наступить и чуть скорее, и чуть позже. На него повлияют блуждающие звезды, положение которых должно соответствовать возможной развилке мира… После прохождения этого срока состояние звезд будет не самым удачным для того, что ты задумала…
      Всего-то десять недель, подумала Джарсин, менее трех месяцев. Хотя конечно, это имело значение лишь для Нижнего мира, здесь, в Безвременье, эти недели можно было растянуть на годы, при желании. Вот только… положения звезд магии не поддаются, командовать ими не умеет никто, кажется, даже боги сложили их по единому закону и отошли в сторону, не вмешиваясь более в их знаки и в силы, которые определяют их положения. Значит, действительно придется торопиться.
      – И второе. Произойдет то, что произойдет, хочешь ты этого или нет. Ты столкнешься с магией Неведомого, что всегда неожиданность и неопределенность, некоторые вещи могут остаться непостигнутыми, непонятыми, неувиденными.
      Да, такую штуку, как какое-либо случайное совпадение в событиях, прорицательницы могли не увидеть, не умели порой даже определить его приблизительного проявления, потому что это было уже нечто запредельное, или, как говорилось в древних трактатах, это были игры Пресветлых богов, и они не поддавались простому или даже магическому знанию и учету заранее.
      Кажется, Ванда или те силы, что стояли сейчас за ней, начинали повторяться. Был, правда, еще один вариант, согласно которому ей, Джарсин Наблюдательнице, придется столкнуться с неожиданностями дважды, но это уже… Этого, скорее всего, не будет, этого просто не могло быть. Хотя второй раз она назвала это неопределенностью, но… Нет, вероятно, этого не будет, не должно быть.
      Наблюдательница еще немного послушала, что говорит Ванда, а пифия определенно пошла по кругу, повторяла высказанное, что уже сложилось в сознании Джарсин в целостный план. Конечно, можно было таким образом, через многократные повторения, выяснить кое-какие любопытные детали, но стоило ли этим заниматься? Детали возникнут сами собой, не в них заключалась суть дела, которое архимагичка решила совершить. И потому в ней медленно зрела уверенность, что Ванда на этот раз не справилась с заданием, но делать нечего, следовало пока согласиться на то, что Пресветлые сочли необходимым ей поведать.
      Несколько минут Джарсин даже раздумывала, не слишком ли она много взвалила на Ванду, возможно, ей следовало бы привести в замок не одну пифию, а несколько и оставить Ванду только для управления всеми хозяйственными нуждами замка, вот только… Если пифия в жизни не соприкасалась постоянно с ней, с Госпожой, это грозило другими осложнениями, слишком туманными предсказаниями и даже ошибками при их толковании. Нет уж, решила Наблюдательница, пусть будет так, как есть. Это все же было надежно, не то что разные нововведения, а уж их-то у нее в ближайшие недели будет достаточно, даже с избытком.
      Кнет тоже странновато как-то заснул у подножия того возвышения, где стоял диванчик Джарсин. Он устроился в позе обиженного ребенка, и по его лицу можно было прочитать, что ему снится что-то очень неприятное или страшное. Наблюдательница поднялась на ноги, толкнула шута ногой. И лишь тогда сказала Ванде:
      – Довольно, можешь возвращаться. Ты мне опять понадобишься.
      Хотя пифии полагалось бы после транса отдохнуть, но Джарсин не была к этому сейчас расположена. Она вышла из комнаты Колодца, Кнет тащился за ней, припадая на ногу, которую отлежал на твердых камнях в своем неожиданном сне.
      – Госпожа, а что там было? Неужто я все проспал, вот незадача, и не знаю теперь ничего.
      – Ты никогда ничего не знаешь.
      – Но ведь и тебе, Госпожа, случается не знать чего-либо… Иначе бы ты не спрашивала демонов.
      Вот это была уже наглость. Джарсин остановилась, повернулась и влепила шуту крепкую оплеуху, тот отлетел к стене, захныкал, закрывшись, опасаясь новых ударов. Впрочем, ему доставалось и сильнее, и он это помнил, поэтому хныкал фальшиво, просто обозначал таким образом прощение.
      Джарсин дошла до лаборатории, в которой работал ее главный советник. Тот сидел в окружении двух подручных, тоже седых, бородатых старцев, один даже был горбат от возраста. Оба согнулись в поклонах и, не разгибаясь, чтобы не обратить на себя ненароком внимание Госпожи, выскользнули в какую-то боковую дверцу. Торл поднялся, разумеется, и поклонился, в его движениях читалась усталость едва ли не больше, чем у Ванды после прорицания.
      – Отвечай, медальоны способны к поиску своего соответствия?
      – Они найдут смертных, на которых ты захочешь их наложить, Госпожа. Но тех, кто понесет медальоны в Нижний мир, следует проинструктировать.
      – Умный сам поймет, – отозвался неугомонный Кнет из-за спины Джарсин. – Но лучше всего, конечно, с этим справился бы дурак. У дураков особенность такая – делать то, чего от них никто не ждет.
      Джарсин подошла к выложенным на лабораторном столе в ряд медальонам. Теперь искры в них светились уверенно и ясно, они проснулись от своего многовекового сна, они ожили, они были полны магии и каких-то своих, свойственных только магиматам надежд и устремлений.
      Наблюдательница провела все же над медальонами рукой, ощущая их цвета, их различия. Желтый слегка согревал ладонь, красный даже покалывал жаром, синий впивался тонкими уколами, будто комариными жальцами, от фиолетового кожа немела, как от хорошего зелья против боли. Другие тоже были активны в высшей степени.
      – Как их лучше всего перевозить?
      – Для тех, кто понесет их в Нижний мир, Госпожа, следует изготовить замшевые мешочки, чтобы гонцы ненароком не соприкоснулись с медальонами, отчего у них могут возникнуть искушения или искривления в восприятии… задания. А вот для тех, кто будет их носить, я бы порекомендовал изготовить золотые цепочки.
      – Нет, сделаем по-другому.
      И она принялась колдовать, хотя тоже была не в полной силе, просидев не один час с Вандой и с теми мыслями, какие вызвало у нее прорицание пифии.
      Она прочла одно заклинание, потом другое… Кнет из лаборатории убежал, для него за последние дни было слишком много магии. А Наблюдательница колдовала, да так, как давно уже не пробовала. Возможно, так проявлялось беспокойство, которое возникло у нее после прорицания.
      Во-первых, она вложила в медальоны заклятие, которое сделает их невидимыми, когда они войдут в свою активную фазу, и еще настоящую действенность не только в поиске… Для поиска они могли быть и видимыми, с этим согласились почти все из них, хотя и тут, как в ощущениях на ладони, могли быть некие различия.
      А во-вторых, она сделала медальоны «присущими», это была уже довольно сложная магия, некоторые из древних героев носили так мечи, чтобы их не могли заранее определить враги. У такого человека как бы не было меча, пока он расхаживал по миру, а потом неожиданно вдруг он выхватывал его, как казалось со стороны, прямо из воздуха. Вот и медальонов для смертных как бы не будет… Но они будут, и в этом заключалась их защита от непрошеного или насильственного действия против них – против медальона и против смертного, в котором магимат найдет свое соответствие.
      Все же придется иметь дело со смертными, а они ненадежны и, кроме того, подвержены влияниям чужой воли, например воли их господ… Или хотя бы хищным желаниям разных грабителей… Попутно Джарсин еще раз, возможно и впрямь того не замечая, сделала сами медальоны чуть слабее в воздействии на смертных, у которых будет с ними соответствие. Все же с предсказанием о том, что носителям этих знаков следует оставить свободу воли, следовало считаться, хотя бы ей того и не хотелось.
      Так что прямого порабощения смертных через эти магиматы не будет… Ну почти не будет. Она об этом позаботилась. Торл понял, что она делает, подошел слишком близко, едва не навис над ее плечом, и уже в который раз за свою долгую жизнь замер от восхищения перед ее умением, ее искусством. Она это поняла, почувствовала, но сейчас это лишь вызвало в ней злость – нашел чем восхищаться, всего лишь магическим трюком, который она, бывало, устраивала для пробы сил, для тренировки, если не сказать, что для озорства… Правда, в прежние-то времена она делала его наоборот, подчиняя волю и последующие действия смертных какому-то вложенному в магимат волшебству, заданию, преследованию некоторой цели. Но тот, кто может это сделать для подчинения, тот сумеет и разрядить это слепое подчинение или ослабить его, как проделала она сейчас.
      Поэтому, закончив заклятия, она повернулась к своему главному советнику резко, едва не ударив локтем, чтобы сбить его с ног, причинить боль его старому, немощному телу… Но вопрос прозвучал по-деловому сухо:
      – Я приказывала вызвать ко мне лучших рубак Ордена… Они готовы?
      – Они ждут, Госпожа, – отозвался Торл с поклоном.

5

      Зал назывался Тронным, хотя и Джарсин не имела титула королевы, и трона тут не было. Зато стояло высокое, резное и изукрашенное золотом и драгоценными каменьями кресло, которое ни один король из Нижнего мира не посчитал бы зазорным поставить себе вместо трона. Сидеть на нем было неудобно, но Наблюдательница привыкла к нему, тем более что шелковые подушки в кресле все же имелись.
      Она уселась, по-прежнему хмурая, недовольная тем, как медленно и неясно, с ее точки зрения, продвигается дело. Затем глянула в окно и застыла. За окном творилось что-то необычное. Тьма, клубящаяся внизу, в пропасти, поднялась, а возможно, опустилась серая хмарь сверху, и сейчас она плескалась у самых окон ее замка, почти угрожающе висела за стеклами, вызывая в сознании невнятные переживания. Казалось, из нее может выпрыгнуть кто-то, с кем не сумеет справиться даже она, архимагичка Джарсин Наблюдательница.
      Она все же оторвалась от этого зрелища, оглядела Торла, Хранцу и своего дворцового дурака. Все ожидали знака, она махнула рукой. Торл подошел к высоким дверям и отворил их, повернулся, слегка дребезжащим, старческим голосом объявил:
      – Рыцари Ордена Берты Созидательницы, преданные слуги Джарсин Бело-Черной, прозванной Наблюдательницей, властительницы Верхнего мира и Госпожи мира Нижнего.
      Со своим официальным званием она когда-то нимало помучилась, но решила, что именно эти слова подойдут для сколько-нибудь торжественных церемоний. Вот только сейчас они ее тоже раздражали, она ни за что не согласилась бы на них в нынешнем качестве, вот только над этим, как и над многими другими традициями, она была не властна. Вернее, тоже, конечно, властна, однако для того, чтобы хоть что-то в них изменить, требовалось много времени.
      В зал стали входить рыцари, из смертных, конечно. Зачем ей вечные рыцари? Солдаты нужны, чтобы умирать за нее или во имя целей, которые она им укажет. Тогда они становятся ценным ресурсом, у них появляется ощущение собственной нужности, даже необходимости, культ своей чести и достоинства, непреходящих ценностей, ради которых следует сражаться с врагами, которые, разумеется, эти ценности пытаются разрушить.
      Впереди шел генерал из гоблинов, седой и близорукий, с водянистыми, злыми глазами, потом еще один, рангом поменьше, человек, кажется, солдаты называли его Колотун, и что это значило, всем было понятно без объяснений. Джарсин не помнила имени или прозвища первого из генералов, но это было неважно, они должны были хорошо знать ее и подчиняться ей, а не она их помнить… Впрочем, Камень когда-то позволял ей следить едва ли не за каждым из ее солдат, вот только жизнь их ей не понравилась, и она быстренько переключилась на наблюдение за остальными смертными, из Нижнего мира, у которых все в жизни происходило интереснее, и насыщеннее, и необычнее, едва ли не богаче. Тогда, помнится, она решила, что солдаты все же обладают слишком простым взглядом на мир, чтобы занимать ее. И ремесло у них не слишком сложное – тренировки, сон и еда, конечно, самая простая, незамысловатая тяга к прелестницам разного сорта и бои, которые, в случае их недостатка, они устраивают между собой, называя это отстаиванием каких-то своих уже представлений и рангов.
      Генералы ввели четыре десятка разных смертных. Тут были и орки, и гоблины, и карлики, и люди, и даже один тролль, вот только не слишком большой и грузный. Почему-то Джарсин вспомнила, что среди ее рыцарей имелся один циклоп, он был отличным солдатом, но потом вдруг нашел себе пещеру где-то в северных горах и ушел из Ордена, хотя обычно такого не случалось, потому что бывших рыцарей Ордена Берты быть не могло, их попросту не бывало. Что с циклопом стало позже, она не знала, следить за ним в пещере стало еще скучнее, чем наблюдать за казарменным житьем-бытьем орденцев.
      Они стали почти как на плацу, в три ряда, хотя равнения и не выдержали, и правильно, не хватало еще, чтобы они тут строевые учения устроили. По знаку седого генерала из гоблинов они все опустились на одно колено и склонили головы, широкие плащи превратили их в белые либо черные изваяния. На одном из этих рубак плащ почему-то был сырой, это Джарсин вдруг увидела очень отчетливо. Другой, на которого она почти с интересом перевела взгляд, оказался вшив, при желании она могла бы избавить его от таких-то мучений, но не стала, разумеется. Третий был слишком юн для рыцаря, но он был быстрым, подвижным и очень выгодно использовал это свое дарование в схватках и турнирах. Четвертый пылал такой жаждой богатства, самых примитивных денег, что ему, наверное, лучше было бы стать торговцем, купцом, а не воином.
      Она разглядывала их и не замечала, как едва ли не каждый, на кого она обращала внимание, ежится под плащом от давления, которое оказывал ее взгляд. Это было странное давление, не физическое, конечно, но психическое, или ментальное, или магическое, которое даже эти жесткие и несгибаемые смертные едва могли выдержать. Она их разглядывала теперь как бы сообща, всех скопом, но и раздельно, она же умела переживать и чувствовать едва ли не сотню смертных разом, оценивая вкус жизни, оттенок бытия каждого, как вкус вина, который можно разложить на оттенки ощущений, если как следует разбираться в вине. А Джарсин в жизни смертных разбираться научилась, иначе она никогда не стала бы архимагичкой даже при всех ее прочих дарованиях.
      Почти в каждом она видела белую или черную искру, иногда маленькую, иногда слабую, иногда довольно сильную. Не раз она замечала, что белые искры имели какой-то иной отсвет, склонность к иному цвету, но это было, в конце концов, не слишком значительно, главное, что их основной цвет был ее цветом, а иначе и быть не могло. Иначе эти смертные не оказались бы здесь, предателей вычислили бы сами эти рыцари, орденцы, и избавились бы от них, как от ненадежных, разумеется. Она подумала, может, не следует тратить время, а просто отобрать тех, кто владеет самой сильной и ясной искрой, но потом подавила в себе это желание. Рыцарей следовало проверить по полной программе, не давая ни им, ни себе поблажек. Потому что слишком многое зависело от того, кого она сейчас выберет и на что они окажутся способны.
      Вот если бы она увидела кого-нибудь, в ком горели бы обе искры, черная и белая, она бы такого выбрала сразу. Но такого не было, видимо, как-то так получалось по закону искр, что две никогда не попадали в одного смертного.
      – Поднимитесь, – приказала Джарсин. Рыцари поднялись, верными, точными и сильными движениями хорошо тренированных бойцов. Она осмотрела их еще раз, замечая, как некоторые бросают на нее опасливые взгляды. – Я вызвала вас, чтобы выбрать достойных, которые должны сослужить мне особенную службу.
      – Мы все готовы, Госпожа… – начал было седой генерал.
      Джарсин остановила его резким жестом и продолжила:
      – Вы находитесь здесь, у меня в замке. – Она едва заметно усмехнулась бледными губами. – Но должны быть готовы ко всему, что с вами сейчас произойдет. – Она еще раз с силой произнесла: – Соберитесь со всеми силами и будьте готовы.
      Она больше не смотрела на них. Она опустила голову и стала собирать собственную силу, ощущая ее прилив в себе, как скопление молний в грозовой туче, как напряжение пружины в некоторых хитроумных механизмах карликов, готовой потом развернуться и придать этим механизмам способность к движению, как невидимое для взгляда смертных давление ветра, способного обрушиться на все, что ему попадется по пути, со всем своим иногда чрезмерным, смертоносным напором.
      Наконец она была готова и тогда мощным посылом бросила в этих стоящих перед ней воинов невероятной концентрации шар боли и муки… Это было не самое сложное волшебство, но сейчас оно было страшно своей разрушительной силой. Простые смертные, не обученные боли, неспособные проявлять выносливость истинных бойцов, вероятно, погибли бы все сразу, но эти… эти сумели выстоять несколько секунд, прежде чем… прежде чем первые из них стали падать от той муки, которая обрушилась на них.
      Вшивый солдат упал первым, он был не слишком сильным и даже не сумел как следует сложиться при падении на пол зала. Он рухнул как истукан, не согнувшись, не выставив руки, лицом вперед, и вызвал что-то вроде цепной реакции, падать стали и другие. Через минуту-другую на полу корчились уже все, лишь с десяток сумели не упасть, а опустились на колени, впрочем, тоже с выражением такой боли на лицах, что не составляло труда догадаться – они держатся из последних сил.
      Джарсин чуть ослабила свое давление на них, мельком взглянула на своих слуг. Они стояли рядом с ней, шар боли их впрямую не затронул, и, несмотря на это, Торл качался, словно осинка на сильном ветру, он тоже должен был вот-вот потерять сознание. Хранительница, как самая стойкая изо всей троицы, присела, закрыв лицо руками, мучаясь, впрочем, чуть менее остальных, потому что стояла за спинкой трона Наблюдательницы. Но ее опять тошнило, она едва удерживалась, у нее изо рта, открытого в беззвучном крике, прямо на платье, прямо на колени текла какая-то густая, отвратительная, темная слюна. Кнет корчился, сгибаясь от чудовищной боли в животе, в голове, в сознании, в сердце, во всем его естестве… Но он, в отличие от Хранцы, онемел от боли, не пробовал кричать и не замечал, как бьется головой и плечами о ступени, что вели на возвышение, на котором находилась Джарсин.
      Да и самой Джарсин стало не по себе, она, пожалуй, немного переборщила с этой магией, тоже почувствовала боль, вот только она-то могла с ней справиться, к тому же ей следовало этот приступ в конце концов снять.
      Она быстро, так быстро, что этого никто и не заметил, пробежала своим подвижным вниманием по всем собравшимся тут смертным. Отобрала чуть менее половины и тогда резко, как бывает только у очень искусных архимагов, отключила свое колдовство. Потом еще разок осмотрела своих солдат.
      Трое были мертвы, тот самый, что был слишком юн, лежал, раскинув руки, невидящими глазами глядя в потолок. Жадный был жив, но у него тряслась голова, руки его ходили ходуном, в сознании что-то сместилось, это Джарсин видела совершенно отчетливо, пожалуй, он был более ни к чему не пригоден, его невозможно было использовать даже как торговца. Он был сломан до конца, до основания, если у этих смертных имелось какое-то основание…
      Но почти половина из них все же пробовали встать, подняться, некоторые даже сумели не потерять внимания ко всему происходящему, а один кто-то из всей компании едва ли не получил от пережитого удовольствие. Он был странный, этот парень, даже извиваясь от боли, он едва ли не ликовал внутренне… Джарсин ему почти позавидовала – таким острым было его переживание, сама она была к такому, конечно, неспособна.
      – Торл, позови кого-нибудь из коридора, пусть уберут тех, кто не выдержал первого испытания.
      Торл на подгибающихся и дрожащих ногах прошел к незакрытым дверям, выглянул, беспомощно оглянулся на Джарсин. Она поняла его еще до того, как он произнес:
      – Тут все тоже… лежат, моя Госпожа.
      – Тогда позови служанок, – рявкнула Наблюдательница.
      Служанок пришлось собирать чуть не со всех покоев, которые находились поблизости от Тронного зала. Некоторые по касательной испытали на себе удар, который обрушила архимагичка на рыцарей, и едва могли собой владеть. Но все же они, хоть и по прошествии какого-то времени, унесли тех, кого теперь, повинуясь неслышимым приказам Наблюдательницы, отбирал Торл. Впрочем, чтобы дело шло быстрее, к нему присоединились и Хранительница с Кнетом.
      Времени на это ушло немало, но почему-то Джарсин не разозлилась, может быть, потому, что ей самой после всего этого требовалось немного восстановиться. Она обнаружила это с удивлением, прежде она бы не радовалась этой передышке. Но до смерти Камня все было по-другому, она не знала наверняка, в каких именно частностях и особенностях, но все равно ощущала – прежде было иначе.
      В зале перед ней осталось почти два десятка смертных. Кстати, старенького генерала тоже увели, зато молодой остался, и он даже пробовал размышлять – это Хранительница видела совершенно отчетливо. Он думал, вот если бы его солдат обучили этому искусству, они все, рыцари Ордена, могли бы применять это умение против настоящих врагов на поле боя. Это Наблюдательнице, конечно, понравилось, она решила, что Колотун должен сменить изжившего свое время и свою службу старичка-гоблина.
      – Теперь ты, – обернулась она к Торлу. И еще посмотрела на Хранительницу. – Ванда может помочь, если у тебя не хватит умения.
      У Торла, как у обученного простым магическим задачам, была одна страсть. Он любил играть в лабиринты, и умел вызывать у смертных очень точные ощущения того, что они в этих лабиринтах находятся. Советник понял, кивнул и, почти как Джарсин незадолго до этого, собрался, произнес несколько заклинаний и бросил в рыцарей впечатление о довольно головоломном лабиринте.
      Эти смертные как стояли в зале перед Джарсин, так и остались стоять, но в своих ощущениях они мигом очутились в лабиринтах, наполненных смертоносными ловушками, которые следовало пройти.
      Следить за этим было бы даже любопытно, если бы для Наблюдательницы эти ходы, подземелья и ловушки не были… слегка примитивны. Она видела, как кто-то из рыцарей, кажется, тот, что явился в сыром плаще, условно погиб на простой ловушке выдуманного Торлом подземного потока, увлекшего его в совершенно закрытое глубокое озеро, из которого не было выхода. Видимо, он при жизни боялся воды, боялся ощущения глубины под собой, потому что плоховато умел плавать. Другой рыцарь, внешне очень уверенно прошедший почти весь лабиринт, вдруг сломался на обычной решетке, провалившись между железными прутьями, и условно сломал себе обе ноги. Третий погиб от неожиданного удара механического копья сбоку, четвертый… Вот этот погиб интересно, он задохнулся от едкого облака сернистого газа, который на него неожиданно напустила Ванда. Он просто лег на пол зала и перестал дышать, умер по-настоящему, хотя мог бы, кажется, дышать, ведь то, что с ним происходило в его воображении, было не на самом деле и воздуха, чистого и почти свежего, вокруг него имелось достаточно.
      Тот, что провалился в решетку, стонал, пробуя дотянуться до ног, которые дивным образом казались ему вывернутыми под жутким углом. Они на самом деле были вывернуты, хотя и не так страшно, как ему представлялось. До конца лабиринта дошло всего-то десять рыцарей, вот только один из них, Колотун, нужен был ей здесь, в Верхнем мире, чтобы следить за обучением и подготовкой орденцев.
      Всего-то десять, это было почти то, что Джарсин было нужно. Хотя и маловато, она рассчитывала на большее количество бойцов. Она снова приказал увести или унести тех, кто не справился с лабиринтами. Мельком она заметила реакцию на произошедшее у Торла. Тот был раздражен, почти как это бывало с ней самой, хотя и слабее. Он не думал, что эти солдаты так тупы, и лабиринты, которые рыцарям пришлось условно пройти, оказались для этих солдафонов слишком сложными. Он помрачнел, к тому же его задело, что Хранительница оказала ему дурную услугу, усложнив задание.
      Но Наблюдательница была довольна, и Торл, заметив это ее настроение, все же немного приободрился. Ведь если Госпожа не сердится, что же ему-то расстраиваться? Он даже немного обрадовался, и, если бы Джарсин не была так поглощена происходящим, если бы не чувствовала, что все у нее получается как надо, она бы, возможно, как-либо испортила ему это настроение. Напустила бы на него что-то вроде чесотки или беспамятства или вовсе заставила бы отсидеть двое-трое суток в карцере для самых бестолковых, самых неумелых служанок, чтобы унизить его. Но она не стала этого делать, она решила не замечать его неожиданного самодовольства.
      Вместо того чтобы как-то наказать Торла, она осмотрела десятерых оставшихся. Сначала она обратилась к Колотуну:
      – Генерал, тоже можешь идти. Я удовлетворена твоей выдержкой и твоей подготовкой.
      – Госпожа… – Генерал низко склонился. Кажется, он собирался спорить.
      – Я сказала, что довольна тобой. – Она вспомнила, что собиралась повысить его. – Теперь под твоим началом будет весь Орден, все рыцари, послушники, оруженосцы, оружейники, интенданты и остальные, кто там у вас есть. Ты назначаешься гроссмейстером Ордена, и тебе поручается держать его, как всегда, в готовности.
      – Госпожа, – теперь он спорить не хотел, – премного благодарю тебя. Я докажу, что достоин этой милости и твоего великодушия.
      Вояки так просто устроены, мелькнуло в голове Джарсин, что, если их хоть немного отмечаешь, делаешь чуть выше рангом, чем прежде, они на самом деле испытывают благодарность. Колотун, пятясь задом к двери и кланяясь, вышел, не переставая бормотать благодарности. Наблюдательница осмотрела оставшихся, их было девять.
      – Ванда, закрой двери. – Хранца бросилась исполнять приказание едва ли не бегом. – И принимайся за дело, теперь твой черед.

6

      Джарсин обратила внимание, насколько эти жесткие, сильные мужчины были выше ее Хранительницы. Кто-то на голову, кто-то и вовсе нависал над ней, словно скала. Рыцарь из орков был, пожалуй, раза в три тяжелее и мощнее, чем ее пифия и управительница замка, а все же… Многие из них смотрели на нее со страхом, и не составляло труда догадаться, кто бы из них победил, случись им сойтись в единоборстве. Разумеется, не на мечах, не состязаясь в силе и обученности поединку, а вообще… Ванда тоже понимала это, она почти улыбалась, вот только с ее-то нелюбовью к мужчинам, к этим глыбам мяса, костей и похоти, она готова была применить самые изощренные испытания.
      Впрочем, Джарсин уже догадывалась, что сделает Хранца. На этот раз она обойдется без мучительства, она собиралась проверить их иначе.
      – Внимание. – Хранца даже руку подняла, чтобы все девять оставшихся мужиков смотрели на нее. – Мое испытание будет простеньким. – Она даже ухмыльнулась, возможно, чтобы поддержать их, а может быть, чтобы еще сильнее запугать.
      И тогда перед внутренним взором каждого из них возник… пасьянс, обычный карточный пасьянс на две колоды, где все карты были разложены в произвольном порядке в восьми столбиках. Слева имелось шесть свободных клеток, куда можно было укладывать по одной карте, а справа были четко выражены восемь других клеточек, куда следовало уложить все восемь мастей, от туза и до короля. Это было довольно необычно, но Джарсин не спешила упрекнуть Ванду.
      Она разложила пасьянс сама, вычитав его из сознания Хранцы. Все было просто, но вот какая штука – он решался единственным образом, и так легко было совершить ошибку… По сути, нужно было увидеть и понять комбинацию, где карты следовало как бы перемешать, и лишь тогда, как и было замечено Джарсин, он решался до конца. Она даже пожалела на миг этих дуболомов, потому что ни один из них, как она полагала, не был обучен такому образу мышления и, следовательно, не мог справиться с заданием. И лишь тогда она поняла…
      Поняла, что делала Ванда. Она проверяла их на удачливость, на способность даже наобум, не понимая конечного результата, выбирать необходимые действия, совершать поступок, который бы несомненно, пусть и с отклонениями от оптимального варианта, все же приводил к успеху. Это было неглупо, Джарсин стала следить за тем, кто и как справляется с пасьянсом.
      Один из воинов сделал несколько ходов, потом передумал, как-то сумел исправить неудачное решение и все же пошел по правильному пути. Вглядываясь в его сознание, Джарсин не видела его внешним образом, не могла оценить даже цвет его глаз, волос, кожи… Она могла видеть лишь, как ворочались его не очень плотные, какие-то порхающие мысли. Другой, восточник, думал более трудно, и мысли у него были тяжелые, словно глыбы камней, почти валуны. Но он был очень удачлив от природы, а потому медленно и в целом верно шел по правильному пути, хотя не очень-то благополучно решил один из столбиков, который выложил. У него могла быть с ним проблема, Джарсин и сама не понимала, как он теперь поступит, но вдруг у него и это ошибочное решение как-то разрешилось, да, удача была на его стороне.
      Третий тоже решил свое задание, и даже еще точнее, чем прочие. Джарсин подумала, что он как-то сжульничал, но, оказывается, Ванда предусмотрела и это. Она даже оглянулась на свою Госпожу, но та не протестовала, и Ванда успокоилась. Она была по-прежнему настроена против этих смертных, она почти ненавидела их, но достоинства каждого проявились в этом задании с наглядностью, которая Джарсин понравилась. Решение нашли четверо. И к ним следовало приглядеться особо. Джарсин даже порадовалась, что у нее есть теперь четверо проверенных слуг, которые, возможно, и вправду выполнят то, что она была намерена им поручить. Наконец все стало понятно.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4