Глава 12

Прошло почти два месяца. После того как Майра однажды случайно встретилась с Кеннетом, возвращаясь домой из Тамаута, она его почти не видела. Несколько раз они кивнули друг другу, встретившись в церкви. Однажды, когда Майра шла по деревне вместе с Хэрриет, они обменялись обычными в таких случаях любезностями. А как-то раз целую минуту говорили о погоде у Мизонов – Майра собиралась уходить, а Кеннет только что пришел. Прогуливаясь по вершине утеса, они оба сворачивали в разные стороны с тем, чтобы оказаться на почтительном расстоянии друг от друга – тогда достаточно лишь кивнуть головой в качестве приветствия.

Но как-то вечером, в гостях у миссис Тревеллас, к которой так хотелось пойти леди Хейз, Майре не повезло. Прибыв туда, они услышали новости, от которых весь Тамаут целый день пребывал в волнении. В Данбертон к графу Хэверфорду приехали погостить два молодых состоятельных джентльмена. Один из них даже барон, сообщила миссис Тревеллас леди Хейз, а другой джентльмен, хотя и не имеет титула, также обладает хорошими семейными связями и также состоятелен.

Мистер Тревеллас, видевший молодых людей еще днем, не заметил, хороши ли они собой. Но как заявила мисс Питт – а прочие леди утвердительно закивали, как бы одобряя ее здравое суждение, – если эти джентльмены молоды и хорошо воспитаны, если они друзья лорда Хэверфорда, то она почти уверена, что они хороши собой.

– Их пригласили сюда на вечер, – сказала Хэрриет. Она с улыбкой взяла подругу за руку и направилась с ней к двум креслам, стоявшим чуть поодаль от гостей, столпившихся вокруг торжествующего мистера Тревелласа. – И эти джентльмены, – продолжала миссис Линкольн, – приняли приглашение. Так что все мы сегодня сможем повеселиться. Как удачно, что Гримшоу вернулись домой после четырехмесячного отсутствия и привезли с собой своих четырех дочерей. Я уверена, что миссис Гримшоу уже строит планы насчет двух свадеб. Она, конечно, мечтает о трех свадьбах, но ее голос, когда она говорит о нашем графе, выдает некоторый страх. Кажется, она считает, что он для нее недосягаем. – И Хэрриет засмеялась.

– Старшая мисс Гримшоу повзрослела и превратилась в довольно привлекательную девушку, – отозвалась Майра. – И у нее хорошие манеры.

– Я рассчитываю сегодня поразвлечься, – сказала Хэрриет. – Тем более что повзрослевший Эдгар Мизон превратился в чудесного молодого человека… Дело в том, что он явно заприметил старшую мисс Гримшоу. Мы будем сидеть здесь, наблюдать и смеяться над всеми. Остается только надеяться, что эти джентльмены хороши собой. А если они будут держаться дружелюбно и проявят интерес к молодым леди, то завтра утром о них заговорят как о самых красивых мужчинах на свете. Попомни мои слова.

– Наверное, – проговорила Маира. – Граф Хэверфорд тоже будет?

– Ах, разумеется! – подхватила Хэрриет. – Но его мы не станем замечать, разве только тайком будем любоваться его красотой. Ему предстоит завязать семейные отношения в слишком высоких сферах, так что его едва ли можно счесть подходящим объектом для матримониальных устремлений наших девиц. Я полагаю, он в скором времени отправится в Лондон и привезет сюда молодую графиню, увидев которую мы все онемеем от ужаса, как немели при виде его мамочки во время рождественских праздников.

– Возможно, этой графиней станет мисс Уишсрт? – заметила Майра.

– Ах, думаю, что нет! – возразила Хэрриет. – Видишь ли, он не выказал к ней особого интереса. Ведь с тобой он танцевал и на балу в Данбертоне, и у нас в Тамауте столько же, сколько и с ней. А как ты думаешь, сегодня здесь будут танцы? Обязательно кто-нибудь предложит потанцевать. Как же можно не воспользоваться появлением в обществе красивых молодых людей и не потанцевать? Но мы с тобой будем сидеть здесь как чинные матроны, Майра, и наблюдать. Ты ведь не станешь танцевать, да? После Рождества твое здоровье явно ухудшилось. Мистер Линкольн сказал, что в воскресенье едва узнал тебя в церкви.

– Наступила весна, и теперь я чувствую себя лучше, – сказала Майра.

– Ах! – воскликнула Хэрриет. – Ну, сейчас начнется. Вот они!

За прошедшие два месяца Майра тысячу раз порывалась выпутаться из беды. Написать сэру Эдвину, поговорить с матерью, послать за Кеннетом – все это ей предстояло сделать, но Майра постоянно откладывала эти дела. И чем дольше откладывала, тем больше сомневалась, что когда-либо займется этим. Как будто все ее проблемы могли разрешиться сами собой…

За целых три месяца не было ни дня, когда бы она чувствовала себя хорошо. Майра знала, что мать тревожится за нее и что мистер Райдер, которого наконец пригласили в Пенвит, был сбит с толку теми симптомами, о которых она ему рассказала. Конечно, он не решился сделать окончательные выводы и прописал ей укрепляющее, Но Майра знала, что ей станет легче, как только она решится, начнет действовать… Дольше откладывать просто глупо. Если она станет откладывать и дальше, все станет ясно и без слов. Но мысль о предстоящем ужасала.

И она по-прежнему ничего не предпринимала.

– Ах, Майра, – прошептала Хэрриет, придвинувшись ближе к подруге, – становится все интереснее и интереснее! Ты когда-нибудь в жизни видела троих более привлекательных джентльменов разом? У нашего графа преимущество в росте и чудесные белокурые волосы, но у одного из его друзей необыкновенно синие глаза – а я никогда не могла устоять перед синими глазами, – а у другого такая улыбка, что могут подогнуться коленки даже у чопорной матроны.

Но Майра не заметила гостей графа. Она видела только Кеннета, красивого и изысканного, в темном вечернем костюме. И понимала, что поговорить с ним нет никакой возможности. Майра чувствовала себя скучной, уродливой, старой – и ненавидела себя за это. Она никогда не сможет прийти к нему, ждать его в салоне в Данбертон-Холле, где она когда-то ждала с сэром Эдвином. Никогда не сможет сказать ему правду. Она не сможет этого сделать. Не сумеет. Майра уже не верила, что та ночь в хижине отшельника была на самом деле, хотя не верить и вовсе глупо – в ее-то положении.

Он беседовал с миссис Тревеллас. А мистер Тревеллас, подхватив его друзей, принялся представлять их собравшимся. Беседуя, Кеннет оглянулся. Майра заметила, что взгляд его на мгновение остановился на ее матери; затем он посмотрел на нее и, прежде чем отвести глаза, едва заметно нахмурился.

Не стоило надевать темно-красное платье, подумала Майра. Это самое скучное из всех ее платьев. Она сразу же это поняла – как только перед ней развернули рулон красной ткани. Майра надевала это платье всего несколько раз, и только дома. Но сегодня вечером оно подходило к ее настроению. Она знала, что выглядит самым ужасным образом. А впрочем, не все ли ей равно?

Мистер Тревеллас остановился перед ней и Хэрриет и представил им лорда Пелема, джентльмена с необыкновенно синими глазами, и мистера Гаскона, джентльмена сочень привлекательной улыбкой. Да, они достойные друзья Кеннета, не без горечи подумала Майра, когда молодые люди, обменявшись любезностями с дамами, отошли.

– Я думаю, мистер Гаскон – прекрасный человек, а лорд Пелем любит поволочиться за дамами, – сказала Хэрриет. – Ты не согласна, Майра?

– Но ведь добрая улыбка может быть не менее соблазнительна, чем синие глаза, – возразила та. «Но нет ничего соблазнительнее белокурых волос и светло-серых глаз!» – добавила мысленно.

Предположения Хэрриет вполне оправдались. До ужина мистер и миссис Тревеллас с радостью усадили гостей за карты и за разговоры, но у молодых людей были иные замыслы. В конце концов одна из младших дочерей Гримшоу набралась смелости и, спросив, нельзя ли сыграть на фортепьяно джигу, схватила за руку юного Мизопа и заставила его подняться.

– Мисс Питт, сыграйте же! – просила она, сияя улыбкой. – Я просто умру, если мы не потанцуем.

Но мисс Питт еще не совсем оправилась от болезни, продержавшей ее в постели почти целый месяц, Тут встала Майра. Ей очень хотелось удалиться на весь вечер в самый дальний конец гостиной и спрятаться там.

– Я с удовольствием поиграю, – сказала она. – А вы, мисс Питт, посидите у камина и полюбуйтесь на танцующих.

– Ах, дорогая мисс Хейз, как это мило с вашей стороны! – сказала мисс Питт. – Ну и прекрасно! Поскольку дорогой сэр Эдвин Бейли отсутствует, вам, разумеется, не захочется танцевать.

Майра села да инструмент. Заиграв быструю джигу, она заметила, что старшая мисс Гримшоу и мисс Пеналлен подцепили вожделенных партнеров – данбертонских гостей. Сам Кеннет не танцевал, только смотрел. Рядом с ним стоял его преподобие Финли-Ивенс. И вдруг Майра краем глаза заметила, что викарий склонился к мисс Питт, сидевшей в кресле. Майра так резко обернулась, что едва не сбилась с ритма.

Кеннет прошел через всю гостиную и остановился неподалеку от фортепьяно. Граф смотрел на Майру, и на лице его не было улыбки. Майра снова сосредоточилась на игре, Он стоял так близко, что она могла бы с ним заговорить. Рядом с графом никого не было, так что никто не услышал бы их разговор. Если он простоит здесь до конца джиги, она сможет заговорить с ним, прежде чем танцующие найдут себе партнеров и приготовятся к следующему танцу. Ей нужно сказать совсем немного – на это не понадобится много времени. Надо произнести лишь одну фразу. Только и всего.

Так она и поступит. И нечего больше думать об этом! Иначе она струсит. Танец сейчас закончится.

Майру охватил страх.

Кеннет был поражен, увидев ее. За эти два месяца он встречал ее несколько раз и даже обменивался с ней при встрече несколькими фразами. И каждый раз она была бледна и уныла, но сегодня, когда ему удалось как следует ее рассмотреть, он просто изумился произошедшей в ней перемене. Ее трудно было узнать. Когда он, увидев, что ее мать здесь, обвел глазами комнату в поисках Майры, его взгляд сначала скользнул мимо нее.

Строгая прическа Майры ничуть не смягчала черт ее лица, которое было совершенно белым, если не считать синеватых теней под глазами. Щеки у нее ввалились, отчего лицо казалось еще уже, чем обычно. А ужасное красное платье окончательно уродовало ее – от былой привлекательности и следа не осталось. Если бы граф не знал ее раньше, если бы не видел до этого вечера, то решил бы, что она уродина и гораздо старше своих двадцати шести лет.

Майра всегда была стройна. Теперь она просто-напросто тощая, подумал Кеннет, когда она встала и прошла по комнате к фортепьяно. Вид у нее был изможденный. Придя на вечер, граф постоянно с кем-то разговаривал. Побеседовал с хозяином дома и несколькими леди. Занимать Нэта и Идена было совершенно необязательно. Их тут же заставили увеселять молодых леди, чем они и занялись весьма охотно. Среди этих леди оказались четыре сестры, которых Кеннет не встречал до нынешнего вечера. Но хотя Кеннет болтал, улыбался и даже вполуха слушал собеседников, он не мог не думать о Майре Хейз. Он не думал о ней целых три месяца, но теперь, в этот вечер, его охватило отчаяние.

Приблизившись к фортепьяно и повернувшись спиной к гостям, Кеннет заметил, что она очень хорошо играет. Странно, что он ни разу до этого не слышал ее игры, хоти и вспомнил, что, будучи девочкой, Майра говорила о своей любви к музыке. Сейчас она играла без нот.

Он ждал, когда кончится джига. И пока ждал, за спиной его то и дело раздавались смех и возгласы. Майра взглянула на него, вскинув подбородок. Это ее движение, это выражение лица он очень хорошо знал. Она вздохнула… Похоже, хотела что-то сказать.

Нет, он не позволит ей прогнать его.

– И это сотворил с вами я, Майра? – тихо проговорил он.

Сейчас она казалась совершенно неподвижной. И не сказала ему то, что готова была сказать.

– Вы избежали худших последствий, которые возможны после такой ночи, – продолжал граф. – Так вы сказали мне в конце января. Но вы не сумели избавиться от чувства вины, да? И это вас разрушает.

«Как несправедлив мир по отношению к женщинам!» – подумал Кеннет. Вряд ли он мог бы при всем желании вспомнить, со сколькими женщинами переспал за свою жизнь. А женщине, леди, даже одна-единственная внебрачная связь может испортить всю жизнь. И все-таки Майра из упрямства не хочет выйти за него – потому что она его ненавидит.

Впервые ей нечего было сказать ему. Она взглянула на него с тревогой и едва заметно нахмурилась.

– Вы не пожелали танцевать сегодня потому, что сэра Эдвина Бейли здесь нет? – спросил Кеннет. – Значит, вы все еше обручены с ним, Майра? Наверное, я не понял, что вы на самом деле хотите выйти за него замуж. Прошу прощения, если сказал о нем такое, что могло задеть ваши чувства. Она еще больше нахмурилась.

– Видите ли, – продолжал он, – мне кажется вполне вероятным, что сэр Эдвин ничего не заметит, женившись на вас. Если вы выйдете за него, ничего ему не сказав, это даже нельзя счесть обманом. Ведь в конце-то концов нельзя сказать, что вы ему изменили, верно? В сердце своем вы были ему верны, А от меня он никогда ничего не услышит. И никто не услышит. Если только вы сами не признались кому-нибудь – а я думаю, что вы этого не сделали, – то никто ничего не узнает.

Она раскрыла рот, собираясь что-то сказать, но передумала, только провела кончиком языка по губам.

– Не нужно так переживать, – говорил граф. – Ведь ничего страшного не произошло. Ничего, что могло бы привести к такому состоянию. Пора уже оставить все это в прошлом, забыть обо всем. Я уже давно забыл.

Майра улыбнулась одними губами.

– Вот как, милорд? – проговорила она. – Но о чем вы говорите? О чем вы забыли? Признаюсь, я не понимаю вас. Зимой я простудилась и до сих пор не оправилась от простуды. Теперь стало теплее, и, надеюсь, я быстро пойду на поправку.

Напрасно он притворился, что все забыл. Он совершил промах: глупо было так говорить! За светскими интонациями ее голоса явственно звучал гнев. Но и Кеннет рассердился. Если бы она знала, как себя вести, то вышла бы за него замуж три месяца назад и ему не пришлось бы жить с чувством вины. В его жизни была бы только Майра, навсегда только Майра.

– Прошу прошения, мисс Хейз, – сказал он, чопорно поклонившись и поворачиваясь лицом к гостям.

И тут же танцующие, которые уже встали в два ряда – леди против джентльменов, – попросили мисс Хейз сыграть контрданс.

– Я и забыл, – сказал мистер Гаскон, – как умеют веселиться в деревне. И какие в деревне хорошенькие и бойкие девушки! Ей-богу.

– Самая красивая здесь девушка – старшая мисс Гримшоу, – заявил лорд Пелем. – А не создалось ли у вас впечатления, Нэт, что рыжеволосому юному джентльмену очень хотелось всадить нам пулю в глаз всякий раз, когда мы приглашали ее танцевать или втягивали в беседу о шляпках?

– Мисс Сара Гримшоу гораздо миловиднее, – ответил мистер Гаскон. – И к тому же она смелая крошка. А вы действительно хотите дать бал в Дапбертоне, Кен?

Тот пожал плечами:

– Я согласился, когда меня попросили об этом. Наверное, придется сдержать слово.

Мистер Гаскон откинулся на спинку сиденья кареты и какое-то время молча смотрел на друга.

– Вы ничего не выдали, Кеннет, – сказал он. – Неужели вы действительно не увлечены ни одной из этих леди? Или вы старались заморочить нам голову и потому не обращали внимания на вашу избранницу?

– Он пытался заморочить нам голову, Нэт, – подхватил лорд Пелем. – Хотя не нужно забывать: Кен живет здесь и должен проявлять осмотрительность, чтобы не выказать слишком большой интерес к одной из леди. Иначе его тут же стреножат.

Мистер Гаскон фыркнул.

– Сегодня Кен был-таки очень осмотрителен, Ид, – сказал он. – Вместо того чтобы танцевать с какой-нибудь молодой леди, он подошел к фортепьяно и принялся слушать, как играет пианистка. Будь она молоденькой и хорошенькой, мы могли бы прийти кое к какому выводу.

– Это бледное чучело? – спросил лорд Пелем. – Но мы все равно можем прийти к такому выводу, Нэт. По моей теории это именно она и есть. Наш Кен воспылал страстью к пожилой особе, к бескровному трупу. Наверное, он решил, что молодость и пышная красота ему надоели – ведь он так долго имел с ними дело.

– Какой вы злой, Ид! – проговорил мистер Гаскон. – А вот я так уверен: у этой леди чахотка.

– Ах, наверное, наш Кен возымел страсть… – начал лорд Пелем. – И наверное, – перебил его Кеннет, – вы постараетесь заткнуться, Идеи, если вам нечего сказать.

Лорд Пелем улыбнулся, подмигнул:

– Я чувствую, что на верном пути, Нэт. Я поймал Кена с поличным. Он определенно возымел страсть к этому пугалу. Но она его отвергла. Она метит выйти за герцога.

– Мне кажется, Ид, – сказал Гаскон, – что Кен обижен тем, как вы говорите о его соседке. Я бы оставил одно предположение: у этой леди действительно чахотка. Она не виновата ни в своем возрасте, ни в худобе, ни в том, что некрасива.

– Ей-богу, Кен, – проговорил лорд Пелем, выпрямляясь, уже совершенно серьезным тоном, – я не имел в виду ничего обидного. Прошу прощения.

Кеннет улыбнулся.

– Насколько мне известно, – сказал он, – все мисс Гримшоу пожелали показать вам пляж и пристань. Полагаю, вы обойдетесь без моего общества. Без меня у вас будет по две мисс на одного – по даме с каждой стороны.

– Что до меня, Кен, – сообщил лорд Пелем, – то мне хватило бы одной дамы – в том случае, если на берегу найдутся пещеры или укромные уголки.

– Остается только надеяться, – добавил мистер Гаскон, – что день завтра будет солнечный.

– Завтра, – сказал Кеннет, – я должен написать Рексу. Если ему нужно залечить душевные раны, он вполне может заняться этим здесь.

Надежда заманить виконта Роули в Корнуолл умерла, едва родившись. Спустя всего лишь неделю после прибытия друзей и задолго до того, как можно было ожидать ответа на письмо Кеннета, в Данбертон пришло послание, адресованное всем троим. Не проведя и дня в Стреттоне, Рекс вернулся в Дербишир и через неделю собирался жениться на миссис Уинтерс. Он намерен отправиться с молодой женой в Стреттон и надеется; что его друзья приедут к ним туда.

Его друзья прочли это письмо по очереди. Потом посмотрели друг на друга, потеряв дар речи. Рекс намерен жениться?! То есть теперь он уже скорее всего женат. На женщине, которая до последнего времени пресекала все его посягательства и заставила поспешно сбежать в Стреттон?

– Здесь какая-то тайна, – сказал Кеннет. – Весьма интригующая тайна.

– Дьявольщина! – воскликнул лорд Пелем. – Наверное, он ее обесчестил и ему пришлось возвращаться и поступить, как полагается порядочному человеку. Если я не ошибаюсь, по настоянию Клода. Клод ведет себя гораздо пристойнее своего брата-близнеца.

– Клоду это не очень-то пришлось бы по душе, – заметил мистер Гаскон.

– Равно как и Рексу, – добавил лорд Пелем. – Когда он волочился за этой леди, я не заметил, чтобы у него на уме были какие-то брачные планы.

– Полагаю, что у миссис Уинтерс их тоже не было, – усмехнулся Гаскон. – Конечно, скорее всего она уже не миссис Уинтерс, но виконтесса Роули. Черт возьми! Старина Рекс женился!

– Если вы не ошибаетесь, Иден, – с невозмутимым видом проговорил Кеннет, – и если поступить так его заставили понятия о чести, то он не будет счастлив. Но думаю, это лучше, чем если бы леди не позволила ему совершить достойный поступок. Во всяком случае, он восстановил свою честь.

– Я еще не встречал женщины, которая отказала бы тому, кто ее обесчестил, – сказал лорд Пелем. – Ему никогда не грозила опасность потерять честь, я полагаю. Так мы едем в Стреттон?

– Так быстро? – воскликнул мистер Гаскон. – Мы ведь только что приехали. А Кен дает бал на следующей неделе.

– Бал можно отложить. Существует на свете такая вещь, как любопытство, – сказал Кеннет. – Я даже не видел эту леди.

– И никому из нас не известно, что в действительности скрывается за этим поспешным браком, – заметил лорд Пел ем.

– Кроме того, – добавил мистер Гаскон, скорчив гримасу, – Рексу может понадобиться наша моральная поддержка. Не покинем же мы его в беде?

И они уехали. Кеннета снедало любопытство и искреннее желание видеть своего только что женившегося друга – хотелось пожелать ему счастья, если только счастье возможно в браке, начавшемся, судя по всему, так неудачно. Он уехал потому, что все его заботы, вес светские развлечения, которые он почтил своим участием, даже неделя, которую он провел со своими друзьями, не смогли поднять ему настроение и приглушить чувство вины.

И злость. Он был очень на нее зол. Если она так страдает из-за своей вины, почему бы ей не выйти за него замуж? Если же она не намерена сделать это, если решила выйти за Бейли, для чего тогда не отбросить неприятные воспоминания? Сдаваться – это совсем не похоже на Майру. Из-за него она потеряла здоровье, но от этой вины он отмахнулся, Кеннет действительно хотел поступить по чести, достойно, а она воспротивилась этому. Он почти завидовал Рексу.

Он уехал, потому что в его отсутствие она вздохнет с облегчением. Пока не кончился траур, за Бсйли она не выйдет скорее всего, но, во всяком случае, она сможет подумать о своем будущем, отогнать воспоминания и избавиться от мрачных мыслей. Но как можно быть счастливой, выходя за такого глупца, как Бейли? Впрочем, это его не касается. Он, Кеннет, надолго уедет и стряхнет с себя это проклятое чувство вины.

Кеннет и не предполагал, что человек может вызывать такое негодование и такую ненависть, какую вызывает у него Майра Хейз. И эти два чувства висели тяжким грузом на его совести.

Глава 13

В Пепвит пришло письмо от сэра Эдвина, в котором тот заботливо выражал желание, чтобы леди Хейз и мисс Хейз оказали честь ему и его дорогим сестрам и провели с ними недели две в Истере. Еще недавно он питал надежду, что нынешнюю весну украсит куда более радостное событие, но теперь об этом, конечно, нечего и мечтать. Но даже и в таком случае… Довольно длинное письмо заканчивалось заверениями, что сэр Эдвин вышлет свой экипаж и нескольких надежных слуг, чтобы доставить обеих леди в его скромную обитель, где он и сестры будут ждать их прибытия с таким страстным нетерпением, какое только позволит печаль, в которой все они пребывают.

– Очень любезно с его стороны развлечь нас в такое время, – сказала леди Хейз дочери. – Впрочем, это и понятно. Я уверена, что сэр Эдвин искренне любит тебя, Майра. А его сестрам, конечно же, любопытно познакомиться с тобой, ведь как-никак ты их дальняя родственница.

– Это очень мило с их стороны, – согласилась Майра. Мать взглянула на нее с опаской.

– Итак, ты хотела бы поехать… Только вот боюсь, что это путешествие будет тебе не по силам. К сожалению, укрепляющее, которое тебе прописал доктор Райдер, пока не подействовало.

Майра уже готова была уверить мать, что перемена обстановки и общество новых приятельниц – это то, что облегчит ее выздоровление, но заколебалась. Время для лжи и отговорок истекало. А дом сэра Эдвина – это, пожалуй, последнее пристанище, куда она могла бы поехать. У нее мелькнула мысль о том, что нужно, пожалуй, отправиться туда и поговорить с ним с глазу на глаз, но она поняла, что эту идею не стоит даже обдумывать всерьез. Улыбнувшись, она взяла письмо у матери.

– С вашего разрешения, мама, я сама отвечу сэру Эдвину. Потом вы прочтете мой ответ и, может быть, одобрите его… перед тем как отослать. – При мысли об этом все внутри у нее сжалось. Но время действительно настало.

Причем настало оно, конечно же, не только для письма. Очевидно, сказать что-нибудь с глазу на глаз она не способна. Значит, придется писать. Она села за письменный столик в утренней гостиной и написала обоим. Кончив, она взглянула на часы и не поверила своим глазам. Неужели на два коротких письма у нее ушло два часа? И еще двадцать минут потребовалось на то, чтобы собраться с духом, встать и отправиться на поиски матери.

Леди Хейз только что вошла в парадную дверь с охапкой цветов. Она улыбнулась дочери.

– Красота весны искупает унылую зиму, – сказала она. – Ты собираешься дойти до Тамаута, чтобы отправить письмо? Наверное, тебе полезно пройтись.

– Мама, – сказала Майра, – сядьте.