- Теперь расскажи, папа, как вы с Лениным одной артелью работали.
      Очень любил слушать про это. Первые коммунистические субботники ведь с нашей Казанки пошли. Ильич назвал их Великим почином. И сам выходил на субботники, работал со всеми.
      Франц Павлович Гастелло".
      И вот мы провожаем своих питомцев на фронт, в 207-й бомбардировочный. "Будьте достойными защитниками Родины... Пусть вас вдохновляет в боях бессмертный подвиг Николая Гастелло..." - напутствую экипажи и вижу перед собой бесстрашные глаза парней. Курские, смоленские, новгородские, ярославские, они выстроились на аэродроме поэскадрильно. И припомнились мне невольно давние годы, когда вот такие же, двадцатилетние, летели мы на огневых тачанках в лихие чапаевские атаки...
      Что же было дальше с нашими экипажами?
      На следующий день после прибытия в полк звено младшего лейтенанта Лазарева вылетело на боевое задание, и все три экипажа погибли.
      12 июля поступил приказ нанести удар по большому скоплению войск противника в районе населенных пунктов Конысь и Шклов, что на правом берегу Днепра. На задание вылетело 17 экипажей во главе с командиром эскадрильи капитаном М. В. Подзолкиным. По пути к цели группа должна была получить прикрытие с аэродрома Горки. Но истребителей не оказалось, и лететь на задание пришлось одним.
      У цели зенитная артиллерия гитлеровцев открыла ураганный огонь по нашим бомбардировщикам, их атаковали "мессершмитты". Машина ведущего группы была повреждена, и, отбомбившись, на одном моторе комэск пытался дотянуть до аэродрома Горки. Приземлился в поле, не долетев километра три. И тут на глазах экипажа прямым пушечным попаданием самолет был уничтожен. Аэродром оказался занят немцами.
      Только на восьмой день добрался Подзолкин с экипажем до своих. И снова - на боевое задание. Вылет предстоял ночью - бомбометание по аэродрому Борисов - на единственном оставшемся самолете эскадрильи.
      По предложению комэска все последующие полеты бомбардировщики начали совершать ночью: действующих экипажей оставалось очень мало, а от нашего школьного полка - считанные единицы. В конце августа к нам в школу вернулся только один капитан М. В. Подзолкин.
      Потери советской авиации в самый тяжелый период войны объясняются количественным и качественным превосходством боевой техники немцев, недостаточной боеготовностью наших авиационных частей, плохой маскировкой посадочных площадок и аэродромов, их слабой противовоздушной обороной. Усилия авиации не концентрировались на ударах по важнейшим направлениям и участкам фронта, а, наоборот, нередко распылялись на подавление и уничтожение многих второстепенных объектов. Не всегда удачно выбирались способы боевых действий, средства поражения. Так, против гитлеровских танков порой применяли мелкие осколочные бомбы, и эффективность таких ударов была ничтожной. А узкие и малоразмерные цели бомбили с больших высот, что также не давало нужного результата.
      Люфтваффе захватили господство в воздухе на важнейших направлениях. Подчас безнаказанно действовали на поле боя, наносили удары по объектам оперативного тыла, уничтожали мирные города и села. Но в отличие от легких побед в воздухе, которые немцы одержали в небе Польши, Франции и других стран Европы, в России они натолкнулись на упорное сопротивление. С первого дня нападения на СССР по 10 июля гитлеровцы потеряли в боях и на аэродромах более тысячи самолетов. "Несмотря на достигнутую немцами внезапность, русские сумели найти время и силы для оказания решительного противодействия"{22}, - признают потом в своих мемуарах бывшие фашистские генералы и офицеры.
      Да, в боях за Родину наши летчики действовали самоотверженно, не щадя жизни. Мир был поражен невиданной стойкостью духа, непоколебимым мужеством. Когда на второй день войны фашистские радиостанции трезвонили о "полной победе над русской авиацией", 28 советских экипажей нанесли удар по портам и военным объектам Данцига, Кенигсберга, Бухареста. После воздушных налетов гитлеровцев на Москву и Ленинград в ночь на 8 августа 1941 года 13 экипажей бомбардировщиков 1-го минно-торпедного полка ВВС Балтийского флота во главе с командиром полка полковником Е. П. Преображенским взяли курс на столицу фашистской Германии.
      Вскоре к морским летчикам на остров Эзель (Саарема), откуда было решено продолжать боевую работу на Берлин, прибыли экипажи дальнебомбардировочной авиации.
      Участники этих налетов - впоследствии мой заместитель по летной подготовке В. И. Щелкунов и главный штурман школы В. И. Малыгин подробно рассказывали мне организацию ответственного задания Ставки.
      В распоряжение командующего ВВС Военно-Морского Флота генерал-лейтенанта авиации С, Ф. Жаворонкова кроме полка Е. Н. Преображенского была выделена группа из шестнадцати экипажей: от двух бомбардировочных авиаполков 40-й дивизии - восемь экипажей - Юспина, Голубенкова, Крюкова, Шапошникова, Богачева, Семенова, Васькова и Щелкунова, который руководил этой группой, еще одна эскадрилья ДБ-3ф - от 51-й авиадивизии во главе с капитаном В. Г. Тихоновым.
      Когда все экипажи собрались на аэродроме острова, генерал Жаворонков организовал встречу с летчиками, уже побывавшими над Берлином. Очередной налет намечался в ночь на 11 августа, и командир полка полковник Е. Н. Преображенский, старший штурман части капитан П. И. Хохлов поделились опытом точного выхода на цель, контроля пути с использованием самолетных и наземных радиосредств. Путь предстоял дальний, трудный, опасный. Общая продолжительность полета - восемь часов, половина из них - с использованием кислорода. А над целью - мощные зенитные средства, истребители, аэростаты заграждения, прожекторы. К тому же по маршруту во многих местах бушевала гроза.
      Но задание надо было выполнять. И вот в сумерки тяжелогруженые боевые машины начали взлетать. Легли на курс. В напряженной тишине эфира слышались переговоры между экипажами: "Где находимся?,.", "До цели сорок минут...", "Половину горючего израсходовали. Хватит ли обратно!..".
      Прошли тогда экипажи наших бомбардировщиков сквозь все преграды. Первыми серии зажигательных и фугасных бомб сбросили летчики из группы Преображенского, затем Щелкунова, Тихонова...
      После этого налета берлинские газеты писали: "Английская авиация бомбардировала Берлин. Имеются убитые и раненые. Сбито шесть английских самолетов..." Англичане опровергли версию: королевская британская авиация над Берлином не летала.
      Удары с 8 августа по 4 сентября 1941 года были нанесены нашими летчиками в ответ на бомбежки Москвы и Ленинграда. А ведь всего месяц назад, 8 июля, Гитлер отдавал приказ: "Москву и Ленинград сровнять с землей, чтобы полностью избавиться от населения этих городов..."
      И с наглой самоуверенностью уточнял: "Что касается Москвы - это название я уничтожу, а там, где находится сегодня Москва, я создам большую свалку".
      Действительно, с 22 июля по 15 августа немцы совершили на Москву 18 ночных налетов. В них участвовали сотни загруженных фугасными и зажигательными бомбами машин. К каждому очередному вылету привлекались все новые эскадры, известные беспощадными бомбардировками республиканской Испании, Польши, Франции, Югославии, Греции, Англии. Так, в первый день массированных налетов, 22 июля, к нашей столице пробивалось 250 отборных гитлеровских экипажей авиаэскадры "Легион Кондор". Но боевые порядки их первого эшелона были расстроены еще на дальних подступах к городу. Летчики 6-го истребительного авиакорпуса ПВО, сдерживая натиск врага, вынудили их сбросить бомбы бесприцельно и уйти обратно.
      В этом бою отличился командир эскадрильи капитан К. Н. Титенков. Он мастерски провел сквозь строй в два десятка машин свой истребитель и атаковал флагманский Хе-111, ведущий эшелон бомбардировщиков на Москву. Как ни сопротивлялся гитлеровец, уйти от огня комэска Титенкова ему не удалось: объятый пламенем, "хейнкель" упал неподалеку от Рузы. Позже выяснилось, что управлял им опытный стервятник, отмеченный двумя Железными крестами.
      В ночь на 22 июля на подступах к Москве немцы оставили 22 самолета. Лишь одиночным экипажам удалось пробиться сквозь заслон зенитной артиллерии, пулеметов, аэростатов заграждения, но они уже не причинили нашей столице серьезного ущерба.
      Провал коварного замысла гитлеровцев был очевиден. Тогда они стали искать объекты поражения в удалении от плотного кольца московской противовоздушной обороны. Таким объектом оказался и наш основной школьный аэродром около Рязани. Гитлеровцы не раз бомбили его, разрушили склад, самолетный ангар. Появились раненые, несколько человек было убито. Я получил контузию.
      В это вот время, где-то уже в начале октября, к нам в школу и прибыли майоры В. И. Щелкунов и В. И. Малыгин. Указом от 17 сентября 1941 года за мужество и героизм, проявленные при выполнении боевых заданий, им было присвоено звание Героя Советского Союза. Надо сказать, в неимоверно трудной и опасной работе по бомбардировке Берлина особенно отличился Василий Иванович Щелкунов, Всего по столице гитлеровской Германии экипажи наших бомбардировщиков совершили девять групповых вылетов, и в четырех из них участвовал майор В. И. Малыгин.
      В тревожные дни первого военного лета по делам школы мне приходилось бывать в Москве. Навсегда запомнился в своем мужественном спокойствии по-военному подтянутый город.
      В небе, словно киты, повисли аэростаты воздушного заграждения. На бульварах, в скверах, на крышах зданий настороженно притаились стволы зенитных орудий и пулеметов. Окна квартир перечеркнуты бумажными полосами: одни решительно, крест-накрест, другие - каким-нибудь несмелым узором. В Центральном парке культуры и отдыха, где еще недавно звучали веселые голоса, взлетали качели, вращалась карусель, сейчас бойцы всеобуча бросались в штыковые "атаки", ползали по-пластунски, метали деревянные гранаты. По улицам проходили отряды солдат, призывников, народного ополчения - всех их можно было различить по одежде и снаряжению. Солдаты уже в военной форме, с винтовками, призывники тащат домашние мешки и чемоданы, ополченцы вооружены, но одеты еще в гражданское. Звучат песни: поют довоенный "Синий платочек", "Катюшу", "В бой за Родину". И как боевой призыв накатывается и волнует:
      Пусть ярость благородная
      Вскипает, как волна, 
      Идет война народная,
      Священная война!
      Но, как и прежде, работали театры. Многие из них ставят патриотические пьесы, спектакли, скетчи, высмеивающие Гитлера, Геббельса, фашистских солдат. Большой театр был закрыт, но у его филиала по вечерам ежедневно толпились москвичи и командированные, спрашивая лишние билеты. В Московском Художественном шли спектакли "Три сестры", "Анна Каренина", "Школа злословия"...
      К середине июля нехватка продовольствия в столице стала заметной, хотя в магазинах еще продавались кое-какие потребительские товары, а в ресторанах подавали хорошие блюда. Но город был спокоен и суров, как воин, стоящий на боевом посту.
      15 июля я получил директиву Генерального штаба: немедленно сформировать из состава школы 1-й дальне-разведывательный авиационный полк Главного Командования в составе 32 экипажей и начать вылеты на разведку на школьных самолетах.
      Забот и работы прибавилось. Нужно было продумать очень многое - от расчета сил до техники дешифрирования аэрофотоснимков. В состав полка мы включили наиболее подготовленные школьные экипажи - наш золотой фонд. Тут были и комэски, и командиры отрядов, и рядовые экипажи. Каждый хотел вложить в новое дело все, что он умел и знал. Тщательно, придирчиво готовили самолеты для дальних вылетов. Умелыми заботливыми руками они были вооружены и снабжены всем необходимым для разведки с больших высот, для полета в облаках, ночью, для ведения боя с противником в воздухе. Через пять дней наш 1-й дальнеразведывательный полк приступил к работе.
      Глубина воздушной разведки в большинстве случаев определялась радиусом полета самолетов и практически не превышала 500 - 600 километров, хотя общая длина маршрута достигала порой 1600 километров. Для внезапного выхода к объектам разведки экипажи применяли предельно большие высоты с использованием облачности или, наоборот, малые - в 50 - 100 метрах от земли. Маршруты полета мы выбирали в обход объектов, прикрытых средствами ПВО, и учили разведчиков выходить на аэрофотосъемки со стороны солнца, из глубины расположения противника.
      При длительном наблюдении за важным объектом, при фотографировании больших площадей со средних высот предполагалось сопровождение разведчиков истребителями. Но в первые месяцы войны рассчитывать на такое сопровождение было немыслимо. Поэтому зачастую обходились сами, без поддержки и помощи. Хотя, конечно, завершались эти вылеты не всегда благополучно.
      Однажды старший лейтенант Евдокимов получил задание на разведку аэродрома противника. Обнаружив скопление - почти полк - вражеских самолетов, сделав их снимки, экипаж сбросил бомбы и успел передать по радио разведданные. Но самолет атаковало звено "мессершмиттов".
      В неравном бою убиты стрелок-радист, воздушный стрелок, поврежден стабилизатор - машина стала неуправляемой. Тогда летчик со штурманом оставили ее. Немцы продолжали расстреливать их в воздухе. Подскользив с парашютом к селу, летчик приземлился, и местные жители спрятали его, а штурман попал в плен. Только месяц спустя Евдокимову удалось перейти линию фронта и вернуться в Рязань, в родную школу. Здесь он снова включился в боевую работу.
      Разведка была действительно важной боевой работой. Наши экипажи вскрывали состав и группировки войск противника, его аэродромы, систему противовоздушной обороны, дислокацию командных пунктов, устанавливали систему и характер оборонительных полос, перевозок по железнодорожным и шоссейным путям. Выполняли разведку двумя способами - визуальным наблюдением и фотографированием. Преимущество последнего было очевидным: более высокая достоверность, документальность разведданных, возможность вскрытия малозаметных, замаскированных объектов.
      Обработкой аэрофотоснимков у нас в полку занимался подполковник Соболев. Как-то при дешифрировании очередных разведданных раскрылся замысел гитлеровцев на форсирование реки. Мост через нее был взорван, но рядом обнаружили наведение понтонного моста, а на берегу просматривались четыре ряда автомашин. Подсчитали: ни много ни мало - 840! По гусеничным следам выявили еще и скопление танков в лесу. Данные разведки оперативно передали через штаб ВВС в войска. Как стало известно, они послужили основанием для массированного удара бомбардировщиков. Скрытая группировка противника была разгромлена.
      Надо сказать, получение необходимых данных методом воздушного фотографирования было достаточно высоким: на 100 процентов выявлялись траншеи противника, на 82 - артиллерийские батареи, на 70 процентов отдельные орудия. Этот опыт к разведчикам приходил в напряженном боевом труде. С 20 июля по 1 ноября 1941 года наш 1-й дальнебомбардировочный полк совершил 360 самолето-вылетов на боевые задания, налетав 1676 часов. При выполнении этих заданий мы потеряли 19 самолетов и 43 человека убитыми. Погибли опытные летчики и штурманы капитаны Ломов, Бугаев, старшие лейтенанты Беляков, Пасечник, другие... Школа тяжело переживала эти наши первые потери.
      Тогда весь личный состав добровольно сдал в фонд грядущей победы более одного миллиона рублей своих сбережений.
      В октябре началось крупное наступление немцев на Москву. Гитлеровское командование планировало его одновременно в трех направлениях северо-западном, западном и юго-западном, рассчитывая на победоносное окончание войны до прихода зимы. Главный удар должна была нанести группа армий "Центр", в которую входило 74,5 дивизии, в том числе 14 танковых и 8 моторизованных, 14000 орудий и минометов, 1700 танков, 1390 самолетов поддерживающего 2-го воздушного флота.
      Противник превосходил наши войска по живой силе в 1,4 раза, по артиллерии - в 1,8 раза, по танкам - в 1,7 раза, по самолетам - в 2 раза. Уступали мы немцам и по качеству техники. На Западном фронте у нас из 304 танков только 39 было тяжелых и средних. ВВС фронтов на 80 процентов состояли из самолетов устаревших типов.
      И вот 30 сентября ударом 2-й танковой группы по войскам Брянского фронта из района Шостка, Глухов в направлении Севск, а 2 октября - основными силами группы армий "Центр" по позициям Западного фронта противник прорвал нашу оборону.
      Наступление развивалось стремительно. 3 октября пал Орел. 4 - 5 октября - Спас-Деменск и Юхнов. 6 октября - Карачев и Брянск. 12 октября немцы овладели Калугой. 13 октября - Вязьмой. Обогнув можайский рубеж, 14 октября ворвались в Калинин.
      В 60 километрах к юго-западу от Рязани передовые танковые группы и мотопехота немцев заняли город Михайлов. В это время один из наших экипажей возвращался с разведки и, без горючего, не дотянув до аэродрома, приземлился неподалеку от Михайлова. Немцы взяли экипаж в плен, а утром следующего дня гитлеровская колонна двинулась дальше - на Рязань.
      Неожиданно в воздухе появились два звена штурмовиков с красными звездами на плоскостях, С ходу атаковали они фашистов реактивными снарядами, пушечным и пулеметным огнем. Поднялась невероятная паника. Автомашины и танки сворачивали с дороги, объятые пламенем, опрокидывались в канавы. Наступление гитлеровцев было сорвано, и остатки разгромленной колонны вернулись в Михайлов. Наш летный экипаж, воспользовавшись паникой, вырвался из плена и через двое суток добрался до аэродрома.
      14 октября немцы были уже в районе Волоколамска, примерно в 80 километрах к северо-западу от Москвы. Сплошного фронта не существовало. Советские войска вели тяжелые бои в условиях окружения, оставшиеся в тылу переходили к партизанским действиям.
      А немцы грабили, разбойничали, убивали наших людей в Ясной Поляне, во Льгове, Щиграх - тургеневских местах - самых русских из всех русских мест.
      Под Москвой создалось крайне серьезное положение. Решением Ставки Верховного Главнокомандования, в целях обеспечения надежного управления войсками, личный состав Генерального штаба и штаба ВВС были разделены на два эшелона: первый оставался в Москве, а второй эвакуировался на восток, в район Куйбышева. Туда же и в другие города на востоке эвакуировались государственные учреждения, многие наркоматы, часть партийного аппарата, весь дипломатический корпус. Верховным Главнокомандованием в эти трудные октябрьские дни было принято решение эвакуировать на восток и штурманские школы - Рязанскую и Ивановскую. Место нашего нового базирования определили в небольшом районном городке Карши, в степной части Узбекистана.
      Я опять в Москве, теперь в Управлении военных сообщений - в поисках вагонов на пятнадцать железнодорожных эшелонов для эвакуации школы. С большим трудом получаем восемь - и то хорошо. Вскоре отправляемся в дальний путь. Надолго ли?..
      В Карши нас встретили хорошо. Фонды для размещения школы были ограниченные, но местные советские и партийные организации освободили нам много различных помещений и квартир. Большую помощь в устройстве, поиске аэродромов для школы оказал заместитель командующего ВВС округа Николай Петрович Каманин, которого я знал еще по академии. Однако основные указания исходили от первого секретаря ЦК Компартии Узбекистана Усмана Юсупова. И аэродромы за нами закрепили - благо в степях приволье. Возле кишлака мы расширили удобную площадку - полтора на полтора километра, довольно ровный степной участок оказался и рядом с совхозом. Так что вскоре мы почувствовали себя как дома и продолжили боевую работу.
      Однако невольно в эти тяжелые для Родины дни каждый из нас мысленно находился у стен древней Москвы, где разыгралось жестокое сражение. Каждый с замиранием сердца слушал сводки Совинформбюро - уже приближалась 24-я годовщина Великого Октября. Никто не спрашивал, будут ли традиционные торжества, парад. Понимали - не до парадов. Но день этот ожидали с каким-то особым, непередаваемым волнением...
      И вот 6 ноября. В 18 часов по всем радиостанциям Советского Союза зазвучали слова: "Говорит Москва! Передаем торжественное заседание Московского Совета с представителями трудящихся города Москвы и доблестной Красной Армии, посвященное 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции..."
      Ликование охватило всех нас. На душе светлый праздник. Вот он убедительный ответ на хвастливое заявление гитлеровской верхушки о том, что падение Москвы - дело ближайших дней. И хотя по-прежнему скупыми оставались газетные сообщения о боевых делах - становилось ясно, что дни смертельной опасности и тревог остались позади.
      28 ноября я прочитал сообщение: "На сталиногорском направлении наши войска перешли в контрнаступление... Отбито 8 деревень, противник отброшен за реку Оку... Совместными действиями авиации Западного фронта и Московской зоны обороны уничтожено 82 танка, 349 автомашин с войсками и боеприпасами, 50 мотоциклов, И рот пехоты, группа кавалерии, 92 повозки..."
      Через много лет, вспоминая контрнаступление под Москвой, Маршал Советского Союза Г. К. Жуков отметит боевые действия авиации: "Авиация наносила мощные удары по артиллерийским позициям, танковым частям, командным пунктам, а когда началось отступление гитлеровских войск, штурмовала и бомбила пехотные, бронетанковые и автотранспортные колонны. В результате рее дороги на запад после отхода войск противника были забиты его боевой техникой и автомашинами". И маршал подчеркнет работу авиации дальнего действия: "Контрнаступательные действия правого крыла Западного фронте шли непрерывно. Их активно поддерживала авиация фронта, авиация ПВО страны и авиация дальнего действия, которой командовал генерал А. Е. Голованов..."
      Говоря о боевых действиях дальнебомбардировочной авиации в этот период, следует заметить, что велись они только на важнейших направлениях и носили форму очаговых сражений. Своеобразие этой борьбы заключалось в том, что основные усилия сосредоточивались на уничтожении войск противника на поле боя, в ближайшей оперативной глубине. Дальние же полеты не оправдывали себя - бомбардировщики без сопровождения истребителей часто не возвращались с боевых заданий.
      Учитывая эти и другие факты, Государственный Комитет Обороны 15 ноября 1941 года постановил:
      "Поручить комиссии в составе т. т. Сталина, Громова, Коккинаки (старший), Белякова, Спирина, Голованова, Горбацевича, Водопьянова, Юмашева, Молокова реорганизовать дело дальних полетов и представить Государственному Комитету Обороны соответствующий проект к 24 ноября 1941 года".
      Такой проект был нами вскоре подготовлен и представлен. Он предусматривал использование дальней авиации прежде всего для поражения объектов в оперативном и стратегическом тылу противника. Дальнебомбардировочная авиация вышла из подчинения командующего ВВС. На базе ее частей и соединений была создана авиация дальнего действия. Она подчинялась непосредственно наркому обороны и Ставке Верховного Главнокомандования.
      В оборонительных операциях под Москвой наши летчики совершили свыше 51000 самолето-вылетов, немцы в этой борьбе потеряли около 1400 самолетов. Так, к началу декабря сорок первого года впервые в ходе войны мы завоевали оперативное господство в воздухе. Оно было пока только на московском направлении, но позволяло осуществлять нашему командованию перегруппировки войск, сосредоточивать и вводить в сражение резервы - и все это уже без существенного противодействия со стороны гитлеровской авиации.
      Приятно было сознавать, что в этом успехе и твоя доля участия. Что бы еще ни ожидало впереди, думал я, какие бы испытания ни пришлось пройти, начат победный путь, с которого нас уже не свернут никакие вражеские силы.
      В зиму 1941/42 года значительные изменения произошли и в положении нашей школы. Она была передана в состав авиации дальнего действия и переименована в 1-ю высшую школу штурманов и летчиков АДД.
      В марте я представился своему новому командующему. Высокого роста, светловолосый, Александр Евгеньевич Голованов, в прошлом начальник Восточно-Сибирского управления Гражданского воздушного флота, был большим мастером полетов в облаках и ночью. В то время когда еще многие наши летчики не особенно-то доверяли пилотированию по приборам, радионавигации, он уже в совершенстве владел самолетовождением в любую погоду. К концу 1940 года Голованов налетал свыше 4300 часов и в феврале сорок первого был назначен командиром отдельного дальнебомбардировочного авиаполка. Полк этот предназначался для действий в сложных метеорологических условиях и ночью, по объектам глубокого тыла и входил в авиакорпус, которым командовал Н. С. Скрипко. Успешная боевая работа определила назначение Голованова в августе 1941 года на должность командира отдельной 81-й дальнебомбардировочной авиационной дивизии специального назначения, подчиненной непосредственно Ставке Верховного Главнокомандования, а в марте сорок второго - командующим авиации дальнего действия.
      Александр Евгеньевич принял меня радушно. Для развития АДД нужны были хорошо подготовленные экипажи, и потому он подробно изложил свои требования к их подготовке. Учитывая опыт первых месяцев войны, когда дальние бомбардировщики несли большие потери из-за действий истребителей и зенитной артиллерии противника, Голованов предлагал на выполнение боевых заданий летать только ночью. По его мнению, каждый экипаж должен был научиться выходить на цель в сложных метеорологических условиях, поражать ее и возвращаться на аэродром самостоятельно - без сопровождения истребителей. Требования были вполне разумные. Я уже готовился отправиться в школу, но командующий поручил мне еще проверить подготовку 81-й авиадивизии, работавшей на самолетах Пе-8, и это заняло почти месяц.
      Но вот я снова в Карши. Дела в школе шли успешно. Я много летал. Проверяя своих учеников по маршрутам, вскоре облетел всю Среднюю Азию. Морозов здесь почти не было, снега выпадало мало, но стоило ему растаять аэродромы тотчас раскисали, да так, что не только взлетать, а и рулить было невозможно. Невольно приходилось ждать, когда грунт подсохнет.
      Однако основные трудности в полетах наступили летом. Температура раскаленного воздуха в здешних краях доходила порой до 40 градусов. Не удивительно, что температура масла в двигателях очень быстро поднималась выше допустимой, и нам приходилось использовать для полетов приходящую откуда-то с Дальнего Востока касторку - она не пригорала даже при НО градусах. Поэтому выработалась и своеобразная методика полетов: на земле работать как можно меньше, в набор высоты переходить после разгона скорости в горизонтальном полете. Если таким образом удавалось "подскочить" метров на 600 -800, не перегрев двигатели, то дальнейший полет не представлял затруднений, ибо там, на высоте, воздух уже был холоднее.
      Получив пополнение самолетов, мы приступили к работе в три смены. Летать начинали рано утром, к 10 часам уже заканчивали - объявлялся перерыв на обед и отдых. Вторая смена работала с 16 часов до темноты и ночная - с 22 часов до утра. В таких вот условиях мы набирали темпы в подготовке боевых экипажей. По распоряжению Голованова школа теперь выпускала и летчиков, и штурманов, и стрелков-радистов, и воздушных стрелков. Наибольшую трудность мы испытывали в укомплектовании экипажей летчиками с достаточно большим опытом. Обучение на ДБ-3ф после только что оконченной первоначальной программы на Р-5 требовало много усилий, времени, И в целях исключения нелетного периода весной 1943 года нас перевели в город Троицк Челябинской области.
      Уже отгремела Московская битва, Сталинградское сражение... Я не историк, в мою задачу не входит описание событий тех огненных лет - труд мой значительно скромнее. Вспоминая Великую Отечественную, не могу не назвать имени одного из рядовых войны. Наш сын Георгий... Юра, как его звали в семье и в школе. Окончив десятилетку, он был призван в армию и погиб в бою под Сталинградом.
      А в самом начале года, 4 января, погибла Марина Раскова.
      В трудные для Родины дни, когда враг подходил к Москве, ей было поручено формирование трех женских авиационных полков - истребительного, бомбардировочного и ночного бомбардировочного. Желающих сражаться с врагом с оружием в руках набралось куда больше, чём на три полка. Летчицы, летавшие на рейсовых линиях Гражданского воздушного флота, бывшие инструкторы осоавиахимовских школ, аэроклубов надели солдатские шинели и громили врага на боевых машинах, ни в чем не уступая мужчинам.
      Уже весной 1942 года М. М. Раскова передала командованию два полка истребительный и ночных бомбардировщиков. И третий полк, оснащенный новейшими для тех лет машинами Пе-2, она подготовила и повела на фронт сама. При перелете в сложных погодных условиях самолет, на котором летела Раскова, потерпел катастрофу. Марины не стало...
      Тяжелые утраты военного лихолетья, мы знаем, коснулись каждой четвертой семьи. И гнев, ненависть к немецким фашистам, боль за поруганную захватчиками родную землю поднимали тогда народ на самоотверженные подвиги. На фронте ли, в тылу ли люди отдавали во имя победы решительно все.
      В период боев на Кубани, где Красная Армия прижала к морю крупную группировку врага, по указанию заместителя командующего АДД генерала Н. С. Скрипко, я доставил в одну из авиационных частей очередной выпуск нашей школы. Экипажи тут же получили приказ на вылет и нанесли по объектам противника массированный ночной удар. Надо было видеть взволнованные лица вернувшихся после задания ребят. Они с честью выдержали первое боевое крещение. И я гордился своими учениками - каждый из них, как сын, был для меня дорог...
      Надо сказать, что к лету 1943 года создались благоприятные условия для развертывания крупных воздушных операций на широком фронте. Тогда-то Ставка Верховного Главнокомандования и приняла решение провести воздушные операции по разгрому основных авиационных группировок противника. Первый массированный одновременный удар по семнадцати аэродромам, разбросанным на широком, 1200-километровом фронте - от Смоленска до побережья Азовского моря, был нанесен утром 6 мая. Внезапный налет шести воздушных армий - 1, 15, 16, 2, 17 и 8-й, - в котором участвовало 434 самолета, был успешным. Гитлеровцы потеряли 194 боевых машины на аэродромах и 21 - в воздушных боях. Повторные удары наша авиация нанесла в этот же день, а также 7 и 8 мая.
      За всю операцию налетам подвергались 20 аэродромов, на которых противник потерял 429 самолетов. 77 было сбито в воздушных боях{23}.
      Решением Ставки 8 - 10 июня 1943 года была развернута еще одна воздушная операция - теперь по двадцати восьми вражеским аэродромам.