Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Государственные тайны (№2) - Король нищих

ModernLib.Net / Исторические любовные романы / Бенцони Жюльетта / Король нищих - Чтение (Ознакомительный отрывок) (стр. 2)
Автор: Бенцони Жюльетта
Жанр: Исторические любовные романы
Серия: Государственные тайны

 

 


Аббата де Гонди и Франсуа объединяло лишь одно — ненависть к Ришелье. Первый

ненавидел кардинала из гордости: он полагал, что у него не такой гибкий позвоночник, чтобы кланяться человеку, которого он считал ниже себя по происхождению. Соглашаясь признать за кардиналом кое-какие заслуги, он вместе с тем утверждал: «У Ришелье нет такого великого достоинства, которое не было бы источником или следствием какого-нибудь великого недостатка». Второй ненавидел кардинала по известным причинам, а также из-за любви и преданности королеве, которая претерпела много страданий от кардинала-герцога.

Гонди, наконец, оставил их, и де Бофор изложил цель своего визита.

— Я пришел, господин Венсан, просить вас соблаговолить выслушать мою исповедь.

Не отрываясь от работы, старый священник с удивлением спросил:

— Но почему исповедовать вас должен я? Разве, дитя мое, в вашем доме нет его преосвященства епископа Лизье, Филиппа де Коспеана, который печется о душах герцогини, вашей матери, и вашей милой сестры? Я знаю, что сейчас он там…

— Разумеется, и он святой человек, хотя очень рассеянный и слишком снисходительный к членам моей семьи. А мне необходимо нечто другое…

— Понимаю!

Господин Венсан прервал свою работу и какое-то время стоял, подняв руки и с отчаянием глядя на них.

Подводя своему господину коня, Гансевиль принюхался и спросил:

— Что за странный запах, ваша светлость? Надеюсь, это не аромат святости?

Несмотря на свою грусть, Франсуа не мог не рассмеяться. Кстати, это было ему необходимо. Наделенный острым чувством юмора, он охотно прибегал к шутке в минуты сильного нервного переутомления. От этого ему становилось легче… Поэтому Франсуа, вскочив в седло, уже почти обрел присущий ему оптимизм.

— Я разминал пестом капустные листья, — проворчал он, — но поскольку был в обществе господина Венсана, то считай, что дышал святостью. Теперь поехали домой!

Так как усадьба и замок Вандомов Отель Ван-дом, подобно Сен-Лазару, находился вне крепостных стен Парижа, оба всадника, чтобы попасть в предместье Сент-Оноре, ехали дорогой, которая шла вдоль рвов. Отель Вандом, соседствующий с монастырем капуцинок, представлял собой огромное поместье. Его сады, простиравшиеся у подножия холма Сен-Рок, где высились мельницы, заняли часть конного рынка. Герцогиня Вандомская, мать Франсуа, жила в Отеле зимой вместе с дочерью Элизабет и старшим сыном Людовиком, герцогом де Меркером; летние дни семья проводила в замке Ане или в замке Шенонсо, постоянной, вынужденной резиденции ее супруга, герцога Сезара Вандомского, внебрачного, но признанного сына Генриха IV и Габриэль д'Эстре; приказ его сводного брата, короля Людовика XIII, об изгнании много лет вынуждал герцога Вандомского постоянно проживать в замке Шенонсо. Шенонсо был тихий и набожный дом, где чаще слышался шепот молитв, нежели звуки скрипок; но Франсуа тем не менее любил его роскошное убранство и красоту парка. Кроме того, младший сын нежно любил мать и сестру…

В тот день кто-то опередил Франсуа, и он, войдя в кабинет герцогини Франсуазы, безо всякой радости снова увидел аббата де Гонди, расположившегося здесь как у себя дома.

— А вот и он! — воскликнул аббат де Гонди, завидев Франсуа. — Я же говорил вам, что он скоро явится! После господина Венсана к любовнице не ездят!

— Сын мой! — в порыве радости воскликнула герцогиня Вандомская. — Мы уже спрашивали друг друга, где вы пропадали в последнее время, и, должна признаться, мы с вашей сестрой очень волновались.

— Напрасно, матушка, — сказал Франсуа, попавший теперь в объятия сестры Элизабет. — Я ездил в Ане. Помните, я говорил вам о желании уехать из Парижа.

— И на то были причины! — заметил де Гонди с сокрушенным видом, который опровергал его игривый взгляд. — И вы, покинув сельское уединение, отдали себя в святые руки господина де Поля! Но за какие же грехи вы вымаливали у него прощение?

— А вы? — ответил вопросом герцог де Бофор, в голубых глазах которого промелькнули угрожающие стальные отблески.

— О, я просто зашел к нему попрощаться перед долгой поездкой в Венецию и Рим.

— Не знал, что вы поклонник путешествий. Как же вы будете дышать вдали от Королевской площади и Арсенала?

— Наш бедный друг вынужден уехать, — вздохнула Элизабет, питавшая слабость к этому шалуну де Гонди. — После того как он посмел добиваться чести читать проповеди при дворе, кардинал Ришелье хочет удалить его из Парижа. Его преосвященство приберегает сию честь для господина де Ла Мот-Уданкура, одного из своих друзей…

— К числу каковых я не отношусь! — воскликнул де Гонди. — Я всегда говорил, что Ришелье, несмотря на свою внешность знатного сеньора, подлец. Поэтому я сам выбрал, куда мне ехать, пока он не взял на себя труд указать мне, где я должен жить. Вот почему еду в Венецию, где у меня есть друзья, и в Рим, где встречусь с Папой. Но прежде отправлюсь на Бель-Иль проститься с братом, — уже серьезно закончил он…

К изумлению Элизабет, пристально наблюдавшей за братом, Франсуа вдруг покраснел и посмотрел на маленького аббата с испугом.

— Если вы собираетесь отсутствовать недолго, зачем же пугать вашего брата и свояченицу слухами о вашем изгнании?

— У них не столь чувствительные сердца! Просто в нашей семье принято сообщать друг другу о дальних поездках… по-видимому, вы этих принципов не придерживаетесь, так как ваша мать и ваша сестра не знали, где вы находились?

Молодой герцог, недоуменно пожав плечами, спросил:

— Разве надо посылать уведомительные письма, уезжая из Парижа на какие-нибудь двадцать пять лье или отправляясь в родовое владение? В конце концов, поезжайте на Бель-Иль, если вам так хочется!. Когда вы едете?

— Дня через три-четыре… Мне надо проститься с моим дядей, архиепископом Парижским, и… несколькими подругами. Но, кажется, мой визит к брату вызывает ваше неудовольствие?

— Нисколько! Если вам так хочется, можете ехать в Венецию через Бретань!

— Может быть, мы найдем другую тему для разговора? — ангельским голоском предложила Элизабет. — Кстати, брат мой, мы очень тревожимся о нашей Сильви! Вот уже три недели, как она пропала, и никто, даже королева, не знает, что с ней.

— И за это время вы ничего о ней не узнали?

— То, Что известно, беспокоит нас еще больше. Жаннета, ее горничная, которая в замке Рюэль ждала Сильви в карете шевалье де Рагенэля, видела, как она села — я бы даже сказала, что ее усадили силой! — в карету начальника полиции. Корантен, слуга господина де Рагенэля, украл коня у одного гвардейца и погнался за каретой. Но и его никто больше не видел!

— Какая неосторожность — добровольно отдать себя в лапы людоеда! — воскликнул де Гонди. — Никогда не следует вмешиваться в его дела, и я очень боюсь, что вы уже не увидите ни эту девушку, ни слугу!

— Надеюсь, вы не думаете, что ее бросили в Бастилию или в другую тюрьму? — заволновалась графиня. — Мадемуазель де Лиль нет еще шестнадцати, а его преосвященство иногда приглашал ее к себе, чтобы она для него пела. Кроме того, она отправилась к кардиналу просить за своего опекуна, ложно обвиненного в чудовищных преступлениях. Кстати, через несколько дней после исчезновения Сильви он был выпущен. Несчастный сам не свой от волнения…

Неожиданно в мирной гостиной воцарилась какая-то тягостная атмосфера тревоги. Это очень огорчило аббата, чувствительного, как и все нервные натуры, и он учтиво, хотя и несколько поспешно откланялся. Уход де Гонди нисколько не огорчил Франсуа. Однако приветливое выражение на лице графини сменилось беспокойством.

— Нас действительно тревожит судьба Сильви, — обеспокоено проговорила она. — Недавно монсеньер де Коспеан добился аудиенции у отца Жозефа дю Трамбле, который хотя и очень болен, но все-таки соблаговолил обратиться за разъяснениями к своему брату, коменданту Бастилии. Тот уверил нашего друга, что несчастной малышки нет ни в Бастилии, ни в Венсеннском замке.

— В это трудно поверить, — вздохнула Элизабет. — В таком случае где же она? Мы, разумеется, решили, что она в подземельях замка Рюэль, и это похищение во дворе — всего-навсего обман, уловка, по наш старший брат уверен, что Корантен вернется.

— И нас также сильно огорчило, что королеву, которой мы нанесли визит, больше не волнует судьба ее фрейлины. Она поглощена своей беременностью и не желает слышать ни о чем печальном.

Франсуа улыбнулся. Из всего услышанного он почерпнул лишь одно: Серый кардинал, самый скрытный, самый коварный советник Ришелье, не всесилен, а это неплохая новость; герцога де Бофора радовало все то, что ослабляло его врага — кардинала. Поскольку возбужденный вид Франсуа удивил женщин, он поспешно напустил на себя озабоченность и спросил:

— Где Жаннета? Я хотел бы поговорить с ней…

— Ее здесь нет, — ответила герцогиня Франсуаза. — Она ушла, как только Персеваль де Рагенэль вернулся домой. Захотела побыть с ним, чтобы помочь поскорее забыть все, что с ним произошло. На несчастного больно смотреть…

Франсуа не успел отозваться на последние слова: вошел дворецкий, объявивший о приезде королевского курьера, и от этого известия в салоне повеяло легким холодком, как будто перед ними вдруг предстала суровая фигура Людовика XIII. Курьер доставил пакет, скрепленный печатью из красного воска.

— От короля господину герцогу де Бофору, — отвесив почтительный поклон, сказал он. Передав послание, он удалился, оставив женщин сгорать от любопытства. Франсуа сковырнул тонкую восковую печать с гербом Франции и развернул письмо; по мере того, как Бофор читал, лицо его мрачнело.

— Король приказывает мне прибыть во Фландрию в распоряжение маршала, герцога де Шатийона, матушка… Я должен выехать тотчас, как закончу сборы.

— Неужели вы отправитесь на войну, сын мой? Я полагала…

— …что король гнушается в своих войнах кровью Вандомской фамилии? Кардинал, очевидно, думает иначе…

— А ваш брат?

— О Меркере в письме ни слова. Он может оставаться в Париже. Впрочем, тут я ему не завидую. Лучше уж нюхать порох подальше от Парижа, хотя лучше бы это случилось позднее. Не сомневаюсь, что за этим приказом стоит кардинал. Если испанский мушкет избавит его от меня, Ришелье будет счастлив…

— Не говори так! — вскричала Элизабет. — Ты же не станешь подставлять себя под пули?!

— У меня нет ни малейшего желания доставлять подобное удовольствие его преосвященству… Теперь, матушка, я просил бы вас помочь мне в приготовлениях к отъезду. Поговорите обо всем с Брийе! Сейчас я должен уехать и забираю с собой Гансевиля.

— Вы уезжаете так поздно, сын мой?! Но что за дела вынуждают вас так спешить?

— Не волнуйтесь! Мне необходимо немедленно нанести один визит, я скоро вернусь.

Когда он ушел, Элизабет подошла к огорченной матери.

— Куда он поехал? — спросила герцогиня. — Надеюсь, он не сделает никаких глупостей, чреватых новыми осложнениями.

Девушка взяла материнскую руку и приложила к своей щеке.

— Разве вы его не знаете, матушка? Разве Франсуа может покинуть Париж, не простившись с какой-нибудь прекрасной дамой? В последнее время ходят слухи о его связи с госпожой де Монбазон, но я не думаю, что это правда. Скорее уж он влюблен в госпожу де Жанзэ.

Но сестра Франсуа ошиблась. Он не поехал ни к той, ни к другой. Франсуа любил королеву, и никакую другую женщину он не желал. Сейчас он, сопровождаемый Гансевилем, мчался в сторону Бастилии; таким образом он проехал весь Париж, миновал улицу Сен-Тома дю Лувр, где располагался особняк госпожи де Монбазон. Но, не доезжая старой крепости, он свернул налево в узенькую улочку, спрыгнул на землю у красивого маленького особняка я, не дожидаясь, пока это сделает конюший, сам стал дергать за цепочку звонка у ворот.

— Передайте господину шевалье де Рагенэлю, что с ним желает немедленно говорить герцог де Бофор! То, что я должен ему сказать, не терпит ни малейшего промедления! — объявил он перепуганному привратнику, который поспешил исполнить приказание, дав возможность всадникам беспрепятственно въехать во двор.

— Я не думал, что вы захотите увидеться с ним немедленно, — заметил конюший.

— Я не могу отложить эту встречу. Завтра утром я уезжаю во Фландрию…

— Мы уезжаем во Фландрию, — поправил Гансевиль. — Вот уж в самом деле хорошая новость!

— Уезжаю я, а ты приедешь позже. У меня для тебя есть одно важное поручение…

— И куда же вы посылаете меня? — спросил разочарованный Пьер.

— Туда, откуда мы приехали… Но поедешь ты не один. Будешь сопровождать девушку, которую уже знаешь, и не спускай с нее глаз. Я сам хотел бы ее проводить, но король и его министр распорядились иначе.

— Вы посылаете меня в Бретань? — Верно. А повезешь ты Жаннету. Я полагал, что она находится у моей матушки, но оказалось, что Жаннета поселилась у господина де Рагенэля после того, как он вышел из заточения.

Герцог де Бофор умолк — навстречу ему спешил Персеваль, и Франсуа поразился, как изменился шевалье за столь недолгое время: лицо его утратило беззаботное выражение, глаза потухли, а густые светлые волосы уже в сорок лет посеребрила седина на висках. Горе отметило своей печатью каждую черту его лица, и Франсуа упрекнул себя за то, что не поспешил к бывшему конюшему матери, другу своего детства, сразу же, как приехал в Париж.

— Это вы, ваша светлость?! — с волнением спросил Персеваль. — Неужели вы пришли сообщить мне известие, которого я страшусь больше всего на свете?

Герцог де Бофор взял его руки в свои и почувствовал, как дрожат его руки, всегда такие крепкие.

— Пойдемте в дом! То, что я должен вам сказать, не предназначено для ночного ветра.

2. ГАВАНЬ СПАСЕНИЯ

На следующий день — это было воскресенье — в пять часов утра скромная чета молодых горожан заняла места в почтовой карете, которая через неделю должна была доставить их к месту назначения, в Ренн. В муже — он был в камзоле из плотного серого сукна, который украшал отложной воротник из белого голландского полотна, в тяжелых башмаках с пряжками и черной шляпе с круглой тульей — никто не узнал бы Пьера де Гансевиля, элегантного конюшего герцога де Бофора. Он чувствовал себя весьма неуютно без своей шпаги: ее пришлось спрятать в сундук, привязанный на крыше кареты.

Подобные мелочи ничуть не беспокоили его «жену»; в те времена костюм горожанки не отличался от наряда горничной при дворе. Обычно Жаннета носила серое платье, украшенное кружевным стоячим воротником и кружевными манжетами, и безукоризненно накрахмаленный чепчик, но сейчас ее туалет дополнял свободный черный плащ с капюшоном, укутывающий ее с головы до ног. Жаннета уже не выглядела печальной; погода стояла прекрасная, и эта поездка, хотя девушка и не знала ее цели, развлекла Жаннету тем более, что в этой предназначенной лишь для простолюдинов, а значит, неудобной и зловонной колымаге трястись придется не так долго в Витре они должны были сойти, предполагалось, что почтовые лошади через Шатобриан домчат их в Пириак, где они взойдут на корабль. Главное заключалось в том, чтобы покинуть Париж, сбив с толку слежку, которую, как ожидал герцог де Бофор, установит за ними начальник полиции. К этому времени Лафма уже знал, что произошло в замке Ла-Феррьер, да и Рагенэль заметил, что какие-то сомнительные личности заинтересовались его домом, едва он вернулся из Бастилии. Поэтому накануне своего отъезда Франсуа привез Жаннету в Отель Вандом, где она служила и жила с того дня, как там появилась Сильви.

Думая о своем господине, Гансевиль испытывал грусть: пока он трясется в этой колымаге по булыжным мостовым и ухабистым дорогам, Бофор в сопровождении Брийе и двух слуг несется галопом во Фландрию, и впереди их ждет азарт боев, грохот пушек, треск мушкетных выстрелов, раскаты барабанной дроби, может быть, слава… одним словом, жизнь! Его утешало лишь то, что его путешествие с Жаннетой было секретной миссией, имеющей отношение к тайне, в которую его посвятил любимый господин.

С попутчиками Гансевилю повезло: они не вынуждали его поддерживать разговор: священник весь день молился, вдова беспрестанно лила слезы скорби, пожилые супруги, шептавшиеся друг с другом, так же дружно засыпали, прервав разговор на полуслове. Приехав в Витре, Гансевиль обнаружил, что ноги его совсем затекли. В древнем городе, словно застывшем в своем феодальном великолепии, им достаточно было ненадолго остановиться в особняке Дю-Плесси, хозяева которого были старыми друзьями семейства Вандомов, чтобы Пьер вновь обрел бодрый вид. Теперь пришлось переодеваться Жаннете: став прелестным всадником — юная госпожа требовала, чтобы ее горничную обучили ездить верхом и та смогла бы вместе с ней совершать конные прогулки в окрестных лесах Ане или Шенонсо, — она вскочила в седло с уверенностью, которая порадовала ее спутника, поначалу очень обеспокоенного тем, как он будет добираться до места с женщиной, чье общество ему навязали.

— Скажете вы мне, наконец, куда мы едем? — спросила девушка, когда они сделали первую остановку в Бене. — В дороге вы рта не раскрыли. Хорош муж был у меня в глазах людей, окружавших нас!

— А вы хотите, чтобы я за вами ухаживал? — рассмеялся Гансевиль.

— О нет! Не обижайтесь, но я уже дала слово парню, хотя и не знаю, что с ним, — с грустью ответила она. — Он исчез вместе с нашей юной госпожой, и нам неизвестно, живы ли они…

— Я, в отличие от вас, как святой Фома: ни во что не верю, пока сам не увижу! Итак, мы направляемся в маленький рыбацкий порт по названию Пириак.

— И что мы будем там делать?

— Отплывем оттуда на Бель-Иль. Надеюсь, вы не боитесь морской качки… Терпеть не могу людей, которых рвет.

— А зачем нам на Бель-Иль?

— Мы передадим поклон господину герцогу де Рецу и госпоже герцогине. Теперь хватит вопросов. Вам и без них многое известно.

— Я знаю не больше, чем знала раньше, и очень хотела бы понять, что означают все эти тайны…

— Милое мое дитя, должен сказать вам, что вы совершили большую глупость, поселившись у господина де Рагенэля, вместо того чтобы благоразумно вернуться к нам. Неужели вы не догадывались, что за его домом будут следить? Поэтому мне и поручили увезти вас из Парижа, не возбуждая подозрений у шпионов начальника полиции. Что я и сделал…

— В таком случае почему бы вам не сказать мне больше? Ведь мы очень далеко от Парижа…

— Потому, что губернатором Бретани является кардинал Ришелье, который отнял право владения у герцога Сезара, а там, где обосновался кардинал, всегда надо опасаться того, что за каждым кустом прячется шпион.

— А на острове Бель-Иль шпионов нет?

— Нет. Остров далеко от берега и принадлежит Пьеру де Гонди, герцогу де Рецу. А теперь по коням! Больше я не отвечу ни на один ваш вопрос до тех пор, пока мы не прибудем на место. И все!

На сей раз Жаннета этим ограничилась. Кстати, сословное положение, разделяющее простую горничную и дворянина, не допускало вольностей, что она прекрасно понимала. К тому же сам новый ритм поездки не позволял вести разговоров, ибо и речи не могло быть о том, чтобы сделать длительную остановку, не добравшись до берега моря; они задерживались лишь для того, чтобы сменить лошадей и подкрепиться. После Бене, миновав Редон и Лорош — Бернар, они достигли устья реки Вилен, откуда устремились к Пириаку, маленькому рыбацкому порту, в который бедная девушка приехала совсем измученной: одно дело было сопровождать Сильви в приятных верховых прогулках по полям и лесам, а другое — без передышки пересаживаться с лошади на лошадь, скача днем и ночью.

— Кажется, я и шагу ступить не могу! — простонала Жаннета, когда Гансевиль, наконец-то сжалившись, помог ей спешиться. — Да и вряд ли смогу снова сесть в седло.

— Я посоветовал бы вам поставить согревающий компресс из воска, — вздохнул он, — но это займет много времени. Понимаю, что эта скачка для вас тяжела, что вы предпочли бы карету, но дороги в Бретани плохие, а верхом можно быстро проехать везде!

— Значит, нам надо спешить?

— Да, благодаря этой дикой гонке мы выиграли три дня. Нам абсолютно необходимо попасть на Бель-Иль раньше кое-кого! Вперед, смелее! По приезде я вам обещаю сюрприз…

Усадив Жаннету у подножия скалы, Гансевиль отправился на поиски судна; потом в ожидании прилива они подкрепились рыбным супом и гречишными лепешками.

Когда наконец стемнело, они сели в рыбацкую лодку. Жаннета, закутавшись в пропахшее рыбой одеяло, опустилась на дно лодки и тотчас заснула.

К счастью, море было относительно спокойно, а крайняя усталость избавила Жаннету от последствий качки. Поэтому она ничего не видела на протяжении тех четырех лье, что отделяли Бель-Иль от берега.

Когда Жаннета проснулась, то увидела, что лодка движется по каналу, а сам порт в розовом свете зари показался ей самым прекрасным местом на земле. Проложенный в устье одного из впадающих в море протоков, куда проникает прилив, канал был зажат между холмом, поросшим деревьями, и скалистым мысом, где возвышалась цитадель с приземистыми круглыми башнями и торчавшими из бойниц жерлами пушек. Казалось, городок прячется за защищавшими его стенами крепости, однако в глубине порта оба берега связывал акведук, который вел к вытянутому в длину замку, чьи сады карабкались вверх по второму холму, более высокому, чем первый. Это был большой, красивый белый дом, в высоких окнах которого отражались яркие лучи восходящего солнца.

— Мы на острове Бель-Иль, — объяснил Гансевиль, — а главная деревня здесь называется Дворец. Нетрудно понять почему…

— И мы идем туда?

— Именно! Там вы найдете людей, которых любите и о которых волнуетесь…

Конюшему внезапно показалось, что все сияние этого утра вспыхнуло в голубых глазах девушки.

— Сильви? О, я хочу сказать мадемуазель де Лиль…

— Тише! Не называйте никаких имен!

Жаннета хотела броситься немедленно к дому, но Гансевиль удержал ее крепкой рукой:

— Опомнитесь! Вы же не ворветесь вот так нежданно-негаданно в дом как сумасшедшая. Поймите, вас привезли сюда для очень серьезного дела. Тут Сильви прячут с того дня, как она спаслась от страшной участи. Но угроза еще не миновала. Поэтому господин герцог в согласии с господином де Гонди и распространил версию о ее гибели. Пусть так все и считают до той поры, пока не минует любая опасность для ее жизни.

— Боже мой, но что же случилось? — прошептала Жаннета, едва не плача.

— Вы это узнаете позже, а сейчас пошли! Не можем же мы и дальше торчать посреди этой дороги! Кстати, обратите внимание, к нам приближаются двое.

Слуги в красных ливреях подошли к приезжим. Гансевиль достал из-за пазухи камзола письмо и, не дожидаясь вопросов, сказал:

— От его светлости герцога де Бофора с нижайшим поклоном господину герцогу де Рецу!

Слуги поклонились; один из них взял письмо, а другой забрал у Жаннеты ее дорожную сумку.

— Прошу вас следовать за мной, — обратился к ним первый слуга. Затем путешественников передали в руки дворецкого, который сообщил им, что герцогская чета слушает мессу в дворцовой часовне и беспокоить ее невозможно.

Поэтому Гансевиль и Жаннета терпеливо ждали, погрузившись в почтительное молчание. Жаннету тем временем обуревало жгучее любопытство: ну где может быть малышка Сильви в этом громадном доме? Гансевиль, привыкший видеть, как перед его господином распахиваются все двери, ждал, как обыкновенный проситель. Наконец дверь открылась, и в сопровождении дворецкого появился герцог.

— Проводите девушку к госпоже герцогине. Она ждет ее у себя! — сказал герцог де Рец дворецкому. Потом, повернувшись к Гансевилю, воскликнул:

— Как я рад снова тебя видеть, мой мальчик! Надеюсь, вы добрались без приключений? Полагаю, у вас есть для меня новости? Следуйте за мной — мы поговорим в моем кабинете.

В свои тридцать шесть Пьер де Гонди, второй герцог де Рец, выглядел на десять лет старше: на его вытянутом, посмуглевшем от здешнего климата лице лежала печать скуки, которая была вызвана тем, что три года назад герцога отправили в отставку. Назначенный генералом галерного флота вместо своего отца, постригшегося в монахи после смерти жены в 1627 году, герцог де Рец был смещен с этого поста, которым очень дорожил, кардиналом Ришелье, посадившим на его место своего племянника, маркиза де Понкурле. После отставки герцог уединился в своем замке на острове Бель-Иль, с горечью переживая обиду. Нет нужды говорить о том, что он не питал теплых чувств к кардиналу-министру.

Когда Гансевиль рассказывал герцогу последние столичные новости, молодая камеристка-бретонка привела Жаннету в комнату герцогини.

Екатерина де Гонди была моложе мужа на десять лет и могла бы претендовать на красоту, если бы строгость ее нравов и чрезмерная скупость не придали некоторую холодность чертам ее лица, впрочем, тонким и нежным. Она приняла Жаннету как служанку, то есть не предложила сесть; сама она продолжала свою трапезу — макала хлеб в молоко, одновременно внимательно разглядывая гостью. Не ожидая другого приема, девушка не смутилась, но все-таки не могла не подумать о чашечке горячего молока, которое было бы весьма кстати после путешествия. Наконец герцогиня, тщательно вытерев рот кружевной салфеткой, спросила:

— Значит, вы и есть горничная малышки, которую поручил нашим заботам господин де Бофор? Откуда вы, дочь моя?

— Из Ане, госпожа герцогиня. Я там родилась, и меня девочкой взяли в прислуги к мадемуазель де Лиль. Потом я приехала с мадемуазель де Лиль ко двору, где она стала фрейлиной ее величества королевы…

— Оно и видно! В вас нет ничего от крестьянки. Хорошо, дочь моя, знайте же, что ваша госпожа находится в весьма жалком состоянии. Она была похищена, как говорят, подручным Ришелье, который когда-то преследовал ее мать своей грязной любовью; он насильно выдал ее замуж за другого подручного Ришелье, а тот сразу уступил супружеские права похитителю, злоупотребившему ими самым скверным образом…

Этот изложенный невозмутимым тоном рассказ привел Жаннету в ужас.

— О Боже! Я ничего не знала об этом! — в волнении воскликнула она. — Бедная… несчастная девочка! Но почему же господин Франсуа… Я хочу сказать, его светлость герцог де Бофор, привез ее сюда?

— Потому что герцог убил ее мужа… Теперь он намерен уничтожить главного злодея, а это совсем не просто сделать. Эта несчастная нуждается в удаленном от Парижа тайном убежище, но главное, она должна быть вне досягаемости людей кардинала. Островом Бель-Иль владеем мы, это неприкосновенная земля, и даже посланцы короля не могут ступить на нее без нашего дозволения!

Если бы Жаннета была от природы более проницательной, она бы нисколько не обрадовалась тому, что несчастная Сильви вверена попечению этой женщины, которая, несомненно, была примерной христианкой, но не отличалась склонностью к милосердию.

— Она должна считаться умершей… По крайней мере до тех пор, пока жив кардинал, — продолжала госпожа де Гонди, — и этот остров на краю света, наверное, показался идеальным местом господину де Бофору.

— Могу ли я попросить у госпожи герцогини разрешение отправиться к мадемуазель де Лиль? Мне не терпится позаботиться о ней и своими глазами увидеть, в каком она состоянии.

— Далеко не в блестящем. Вас проводят к ней. Что бы там ни думал господин де Бофор, у нас здесь часто бывают гости. По-моему, даже слишком часто, и может случиться так, что кто-то из них ее узнает — ведь она жила при дворе. По этой причине мы поместили ее в маленьком домике в глубине сада. Она живет там под охраной старухи Маривон, которая была служанкой у покойной госпожи де Гонди, моей мачехи. Корантен, что был слугой у ее дяди, тоже не спускает с нее глаз.

Сердце Жаннеты гулко забилось? Корантен тоже здесь! Ее любимый Корантен, ее суженый. И эта радостная новость заставила Жаннету забыть и о негостеприимном приеме герцогини, и о ее равнодушии к бедной Сильви.

Минуту спустя Жаннета уже спешила следом за молодой бретонкой сквозь рощу смоковниц, пальм и лавров. Внезапно деревья расступились, и на опушке показались домик и колодец, но Жаннета смотрела только на своего Корантена, который в эту минуту доставал из колодца ведра с водой. Не в силах больше сдерживаться, она опустила на землю дорожную сумку и бросилась к нему со словами:

— Корантен, милый! Я так боялась, что больше никогда тебя не увижу!

Он смотрел на Жаннету, не веря своим глазам, потом раскинул руки в радостном объятии:

— Жаннета? Как ты здесь оказалась?

— Меня привез господин де Гансевиль по приказу господина де Бофора.

— Господи Иисусе! — с волнением произнес он. — Ты внял моим молитвам! Я никогда не сумею отблагодарить тебя!

— Но расскажи мне, что же случилось? — спросила Жаннета, снова охваченная тревогой. — Как мадемуазель Сильви?

— Сама увидишь!

Когда Жаннета наконец встретила свою госпожу, ее сердце сжалось. Бледная и похудевшая, — казалось, Сильви способна только дышать, одетая в строгое черное платье, из-под подола которого выглядывал край нижней юбки, она молча полулежала в кресле, стоявшем у камина, где едва тлел огонь. Пышные каштановые волосы были спутаны и в беспорядке рассыпались по плечам, глаза девушки были прикрыты. В руках Сильви держала чашку с молоком, но не пила его, что ничуть не беспокоило старую крестьянку, сидевшую у очага с вязаньем в руках. Обстановка была весьма скромной: стол, четыре стула и маленький стенной шкаф. Не было ни гобеленов, ни коврика, чтобы немного согреть стены и пол; только распятие и поставленная под ним молитвенная скамеечка напоминали о том, что хозяева были набожными людьми. Глаза Жаннеты наполнились слезами. В порыве сострадания она припала к ногам своей юной госпожи, которая даже не заметила, что Жаннета вошла в комнату. Жаннета взяла у нее чашку с не выпитым молоком и сжала в руках хрупкие ладошки Сильви.

— Мадемуазель Сильви! Взгляните на меня! Это я — Жаннета!

Припухшие веки дрогнули, и красивые, орехового цвета глаза, покрасневшие от долгих слез, взглянули на девушку, и Сильви едва слышно прошептала:


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5